Текст книги "Господа Игры, том 2"

– Понятия не имею, – безразлично ответил Морис. – Ты у нас ишанкарский Трейсер, вот и разбирайся.

– Если бы ты мог месяц посидеть на месте, я бы уже давно разобрался!

– Проще всего свалить вину за свои неудачи и непрофессионализм на другого, – заметил Морис. – Но если хочешь знать мое мнение насчет аль′Кхассы, то, думаю, ей с ее магией все эти аномалии вообще незаметны.

– Ты не прав. Она более чувствительна к любым изменениям, чем я, Бергер или хет Хоофт. Она чувствует это, когда еще ничего не началось, а я засекаю сбой только в момент начала.

– То есть если бы за моими порталами следила Кхасса…

– Она смогла бы скорректировать их до того, как ты снова зависнешь в межреальности.

– Может, тебе пора нас покинуть, если ты сам признаешь, что не справляешься?

– Не дождешься.

Гиварш понял, что в очередной раз ему удалось его обидеть, но Трейсер опять не подал виду. Спорить, видимо, и правда было не с чем: порталы ишанкарского Дома обрывались в никуда раз за разом, и ни Змей, ни Бергер не могли определить отчего.

– Извини, – ради справедливости извинился Морис. – Просто не могу удержаться, чтобы не указать тебе на твои промахи.

– А то без тебя я бы их не заметил, – огрызнулся Змей.

– Знаешь, что меня смущает больше всего? – спросил Морис. – То, что вся эта неразбериха происходит не где-нибудь на нейтральной территории, а возле Ишанкара, и это при том, что ты не держишь Ишанкар на одном месте. Значит, кто-то может отслеживать вектор направления и потом уже правит наши порталы так, как ему того хочется.

– Это я и так знаю, – Змей не стал отпираться.

– И знаешь, что это значит? Что кто-то думает приблизительно так же, как и ты. Тебя уже просчитали на много ходов вперед и, что бы ты ни предпринимал, будут обгонять как минимум на шаг, хотя я сказал бы, что шагов на десять.

– Это я тоже знаю, истины ты мне не открыл. Если ты такой умный, скажи мне, зачем это все надо?

– Понятия не имею.

– Все началось с вас и на вас сбоит до сих пор.

– Ишанкарский Дом не имеет конфликта с какими-либо трейсерами, – с уверенностью заявил Морис. – А свои конфликты мы решаем своими способами. Нас тоже используют, только я не могу понять как и зачем.

– Вот тут я согласен. Вас тоже используют, – задумчиво сказал Змей.

Трейсер сделал еще несколько движений руками, будто закрыл и открыл двери шкафа-купе, и тьма стала совсем непроглядной, зато где-то на горизонте засветился красно-белым огоньком ближайший репер.

– Куда тебя отправить? – спросил он.

– В Берлин. Прямо на Курфюрстендамм.

– Надумаешь возвращаться – позови. Я тебя заберу.

Морис кивнул и в следующий миг оказался среди вечерних огней и неторопливого потока туристов.

Время здесь точно остановилось. Или полдень тут никогда не прекращался и раскаленное солнце прибили к бело-голубому небу, или оно каталось по кругу, не пересекая линии горизонта. Мелкий колючий песок больно колол кожу, набрасывался внезапно и так же внезапно отступал обратно в пустыню. Кроме песка и солнца вокруг не было абсолютно ничего. Приоткрытые створки ворот окружной стены были на метр занесены песком, но внутрь пустыня заходить не решалась, только периодически с порывами ветра закидывала мириады огненных песчинок и держала осаду. Тайра недолго постояла снаружи, прислушиваясь к тишине и заброшенности, и по песчаной насыпи сквозь створки проскользнула вовнутрь.

Она дошла до фонтана, присела на горячий бортик, наклонилась и зачерпнула изнутри почти раскрошившиеся мелкие мозаичные кусочки. Кое-где на них угадывался изначальный цвет: голубой, золотой, розовый, белый… Лучше всего сохранились позолоченные слюдяные квадратики, сложный орнамент из которых все еще явно читался по внутренним стенкам и дну фонтана. Тайра медленно развела пальцы, высыпая их обратно, и вытерла руку о джинсы.

Было жарко, и хотелось поскорее войти внутрь, во влажную прохладу и тень старинных залов, но Тайра дала себе слово, что дождется снаружи. Игра в догонялки и постоянные драки ей уже надоели, победителей в них все равно не было.

Она выждала минут десять и, когда открытые плечи и руки начали поджариваться, подняла глаза вверх, к балкону, безошибочно определяя местонахождение скрывающейся за стеной прилегающей к балкону комнаты хозяйки.

– Давай, Зулейха, выходи. Хватит бегать.

И, не дождавшись какого-либо ответа или действия, добавила:

– Иначе я уйду, и больше ты меня никогда не увидишь.

Еще минуты три утекли вместе с песком в пустыню. Тайра продолжала рассматривать орнамент фонтана, следя взглядом, как переплетаются золотые линии, обрываясь и восстанавливаясь снова через пару десятков сантиметров.

– Я не могу выйти во двор, ты же знаешь.

Голос прозвучал сверху, и Тайра поняла, что Зулейха вышла на балкон, но глаз на нее так и не подняла: навряд ли в облике Зулейхи появилось что-нибудь новое. Тайра и так помнила ее до мелочей.

– Я тебя выпущу. Спускайся.

Зулейха злорадно рассмеялась.

– Двери пропускают только вовнутрь! Глупая девчонка!

– Двери пропускают туда, куда я захочу, – абсолютно спокойно произнесла Тайра и сама поразилась неожиданно откуда-то взявшимся ледяным нотам, заимствованным у Сэла. – Спускайся.

Тайра даже сквозь стены видела, как Зулейха шагает по ступеням, проходит через залы и минует коридоры. Когда ей осталось пять шагов до двери, Тайра приподняла ладонь чуть вверх, и старые резные створки со скрипом раздвинулись, открывая панораму двора. Зулейха перекинула косы за спину и сделала не слишком уверенный шаг из дворца под палящее солнце. Когда Зулейха оказалась прямо перед ней, Тайра указала ей взглядом на бортик фонтана рядом с собой.

– Сядь.

– Не смей мне приказывать.

– Сядь, – еще раз жестко повторила Тайра.

Зулейха помедлила, но подчинилась. Ее спина оставалась абсолютно ровной. Тайра в очередной раз поразилась тому, насколько она красива.

– Как ты это сделала? – спросила Зулейха, так, как если бы это ее вовсе не интересовало. – Как ты выпустила меня наружу?

Ее турецкий был певучим и плавным, хотя у нее был специфический выговор и некоторые слова звучали с искажением то ли потому, что прошло слишком много времени, то ли потому, что Зулейха произносила их на свой манер.

– Двери открываются только снаружи, чтобы можно было войти. Но я могу и не входить, просто изъявить намерение войти, но не входить сразу. Двери будут открытыми. Это элементарно. Это портал с односторонним контуром. Он схлопывается, когда срабатывает или когда пропускает сквозь себя какой-либо объект. С той стороны такой портал не открыть.

– Тебя начали учить трейсерским техникам… А если я сейчас сбегу? Выйду за ворота и сбегу, – Зулейха посмотрела в сторону засыпанной песком арки.

– Валяй, – согласилась Тайра. – Только далеко ты не уйдешь. Выйдешь за ворота и окажешься в точке входа. Тоже портал, только другого типа. А если я тебе помогу выйти за ворота, куда ты пойдешь?

– Я пойду за горизонт.

– Тут нет горизонта. Это иллюзия. Все закольцовано. Даже твое солнце двигается в одной плоскости. И ты будешь двигаться так же. Куда бы ты ни пошла, вернешься к воротам. Я проверяла.

– Проверяла?

– Когда ты звала меня в предыдущий раз, мы так и не встретились. Знаешь, почему? Потому что я не вошла внутрь, я пошла гулять по твоим пескам. Ради интереса. И снова и снова возвращалась сюда, – Тайра кивнула на стены. – Тебе не сбежать.

– Да, мне сотни раз это говорили, – Зулейха скривила улыбку, и Тайра, не сдержавшись, улыбнулась вслед за ней. – Твой Наставник знает, что ты здесь?

– Не думаю.

– Интересно, – она усмехнулась. – А Трейсер?

– Возможно, знает. Но пока что он сюда не явился.

– Возможно… Что ж, я рада. Хотя бы тебя он не может контролировать. Его давно надо было поставить на место.

– Знакома со Змеем? – Тайра, непонятно почему, ощутила укол ревности.

– А как ты думаешь? – зло спросила Зулейха, обведя руками свою ловушку, и внезапно как-то сникла. – Трейсеры не лучшие представители человечества. Исключений нет, но наш нынешний превзошел всех.

– Держать тебя взаперти – это его служба.

– Разве я о службе? – Зулейха настороженно замерла, смерила ее оценивающим взглядом и расхохоталась. – Что ты знаешь о Трейсерах, девочка? – с поддельной лаской произнесла она. – Тебя начали учить их техникам, но что ты знаешь о них самих? Что ты знаешь о Змее? Глупая маленькая девчонка… Тебя и правда надо было убить еще в детстве.

– Ты этого хочешь? Чтобы меня не стало?

– Да, – абсолютно серьезно сказала Зулейха. – Я хочу, чтобы ты ушла. Я мечтала об этом, когда тебя еще не было на свете. – Зулейха подалась вперед и придвинулась ближе. – Ты должна уйти, госпожа аль′Кхасса, и чем раньше ты отправишься на тот свет, тем больше у Ишанкара шансов остаться в веках.

– С чего бы пятьсот лет спустя ты озаботилась благополучием Ишанкара?

– Меня заботит только твоя смерть. И, Аллах свидетель, я сделаю все, чтобы ты сдохла!

– В очередь, – порекомендовала Тайра. – В очередь, сукины дети.

Зулейха нахмурилась, не понимая русских слов, и на какое-то время снова стало слышно, как вокруг шуршит по вытертым плитам двора горячий песок.

– Насколько твой Наставник старше тебя? – Зулейха чуть склонила голову.

– На тридцать три года, – Тайра не знала, зачем ответила.

– Моему было пятьдесят шесть, когда он согласился меня учить, – сообщила Зулейха. – Он прожил очень долгую жизнь. Думаю, он и не рассчитывал, что столько проживет.

– Скучаешь по нему?

– Нет, не скучаю.

– Тогда почему спросила про Наставника?

– Оцениваю, хватит ли твоему сил на еще одного Ученика. Ты же не думаешь, что Башня когда-нибудь будет твоей?

– Зачем мне думать о том, о чем я знаю наверняка? Башня будет моей. И Ишанкар будет моим.

– Ты действительно в это веришь или просто дура? Хотя в твоем случае это одно и то же.

Тайра тихонько рассмеялась.

– Что тебе надо? – спросила Зулейха.

– Первое, – Тайра посмотрела ей в глаза, и в ней снова проснулся Сэл. – Теперь я контролирую ситуацию. Мы будем видеться тогда, когда я этого пожелаю. Ты больше не сможешь выдергивать меня из моей реальности в этот пустынный бред всякий раз, как тебе станет скучно. Думать, что ты можешь убить меня здесь – вот это настоящая глупость. Это понятно?

Зулейха не ответила.

– Второе. Больше ты не получишь ни капли моей силы.

– Девочка, – шепотом произнесла Зулейха. – Твоя сила настолько велика, что она просто разлита в пространстве. Она как воздух. Ее невозможно спрятать.

– Но и схватить воздух тоже невозможно.

Зулейха замерла, прислушиваясь к окружающему пространству. Тайра с мстительным удовлетворением наблюдала за тем, как сменяются эмоции на ее лице.

– Я начала учиться еще кое-чему, кроме основ трейсерского дела, – снизошла до объяснений Тайра. – Совершенствуюсь в блокировках, и теперь я могу блокировать не только себя. Был тут недавно один инцидент, пришлось срочно осваивать новые умения… В общем, к моей силе ты больше не прикоснешься. С этого момента все как и раньше. Довольствуйся окружающими видами.

– Я вас всех ненавижу, – прошептала Зулейха.

– Я тоже к тебе нежных чувств не испытываю, – призналась Тайра. – Хотя твоему положению искренне сочувствую. Так быть не должно. Мы должны были тебя отпустить. Зачем мы тебя тут держим?

– Убирайся, – упавшим голосом сказала Зулейха. – Убирайся обратно в Ишанкар.

– Рано. Мы только начали. У меня есть к тебе вопросы.

– И ты думаешь, я тебе отвечу?

– Помнишь кого-нибудь по имени бин Салах? – Тайра решила, что ее вопрос риторический, и во внимание его не приняла.

– Нет.

– А они тебя помнят. Говорят, ты прокляла их род.

– Возможно, хотя маловероятно, – Зулейха задумалась.

– Маловероятно?

– В чем смысл проклятья, девочка? – Зулейха смотрела Тайре в лицо. – Зачем откладывать воздаяние на потом, если можно совершить его здесь и сейчас? Убей обидчика, предателя, убийцу, чтобы они не сделали подобного еще раз, убей их прямо сейчас и покончи с этим. Правосудие в твоих руках. Когда ты проклинаешь кого-то, ты отдаешь свой меч в руки Аллаху, а он не спешит им пользоваться, он милосерден даже к убийцам и предателям. Поэтому мир так несправедлив.

– Ты же говорила, что Бога нет.

– Его и нет. Ты видела его? Я не видела. Даже Сэл не видел, а он жил в те времена, когда Аллах еще не брезговал людьми. Хотя, возможно, это все старые сказки, но лично я уверена, что Сэл и в них наврал.

Тайра задумалась, и Зулейха рассмеялась. Зубы у нее были идеально белые и ровные, словно ненастоящие.

Солнце нагревало спину, стараясь прожечь Тайре левое плечо, но Зулейха, сидящая напротив, даже не щурилась, не прикрывала глаза ладонью, не пыталась отклониться в сторону так, чтобы Тайрина голова заслонила светило.

– Какого цвета мои глаза? – спросила Тайра, когда Зулейха отсмеялась.

– Твои глаза? – Зулейха не ожидала такого вопроса.

– Да, мои глаза. Какого они цвета?

– Ты пришла сюда, чтобы спросить об этом?

– И об этом тоже.

– Ты что, не в своем уме? Больше не у кого спросить? Или в твоем мире разбились все зеркала?

– Какого цвета мои глаза, Зулейха?

– Цвета кофе.

– Кофе? – уточнила Тайра.

– А какого ответа ты ожидала? Твои глаза такие же темные, как и твоя душа. Ты сгоришь в аду, госпожа аль′Кхасса!

– Ты за пятьсот лет даже не начала дымиться, – усмехнулась Тайра. – И я переживу.

Зулейха рассмеялась, на этот раз по-настоящему, без злобы, будто и правда поняла шутку.

Тайра засунула руку в карман и двумя пальцами вытянула из него горячее кольцо. Алмазы и изумруд блестели и переливались под солнечными лучами.

– Перстень Хатидже-султан, – протянула Зулейха. – Он теперь у тебя?

– А у кого он должен быть?

– Не знаю, – пожала плечами Зулейха. – Может, у тебя и должен? Но ты этого не понимаешь, да? Вы ведь передаете его друг другу как оплату, как деньги.

– А чем он является на самом деле?

– А что сказал твой Наставник?

– Что перстень ему не слишком нравится.

– Ни одному ишанкарскому Некроманту он не нравится. Ни один из них не станет его носить. Этот перстень им просто не по силам.

– Так что это такое? – снова повторила Тайра.

– Что это такое? – Зулейха осторожно погладила указательным пальцем изумруд. – Это величайший подарок. Благодарность. Награда. И проклятье тоже.

Тайра держала перстень у ее лица, и на какой-то момент ей показалось, что радужки ее глаз снова стали зелеными.

– Столько стоит твоя жизнь? Твоя и твоего ребенка?

Зулейха оторвала взгляд от кольца и пронзила Тайру насквозь.

– Что ты знаешь об этом, девочка?

– Ничего не знаю, – честно призналась Тайра, – потому пришла к тебе.

– Аль-Малик так и не пустил тебя в Архив, да? А ты ведь просила, не правда ли? И не раз, да? Глупая маленькая девчонка! Никогда ни о чем не проси! Бери все сама! Но ты не можешь. Ты слаба. Ты лишь подобие некромантессы. Убирайся вон!

– Я должна знать. Потом я уйду.

– Узнавай в другом месте! – Зулейха вскочила и быстрым шагом направилась к дверям дворца. – Я тебе ничего не расскажу!

– Тогда я тебе расскажу, – Тайра надела кольцо на указательный палец. – Когда ты поняла, что беременна, ты пришла к Хатидже в поисках убежища, потому что тебе больше некуда было идти. Хатидже была единственной, кому ты еще доверяла. Она сделала вид, что спрятала тебя, может и правда на какое-то время спрятала, но потом она предала тебя. Она выдала тебя, когда ты ничего не могла сделать, когда ты была бессильна защитить себя и своего ребенка. А потом Хатидже отдала свой перстень, который стоил всех кораблей, стоящих в Золотой Бухте, тому, кто рискнул приблизиться к тебе и отрубить тебе голову. Полагаю, он был смелым человеком и делал это не ради того, чтобы завладеть этим перстнем. Он просто освобождал мир от тебя, от твоего безумия и жажды убивать, и Хатидже поступила так потому, что у нее просто не было иного выбора.

Зулейха стояла спиной, опустив голову и не отвечая ни слова.

– Тогда понятно, почему ни один наш некрос не хочет связываться с этим перстнем. Что бы ты ни совершила при жизни – ты наша, и не в наших правилах носить украшение, служащее наградой за убийство. Мне этот перстень так же противен, как и многим другим, потому и шейха Майсан не желает видеть его в своем доме, и поэтому же была придумана прекрасная легенда о том, что это награда за добро. Этот перстень передают из рук в руки, желая поскорее от него избавиться, уже пятьсот лет.

Тайра сняла кольцо и спрятала его в карман. Зулейха словно превратилась в статую. Тайру раздражало ее молчание.

– Я вот только одного не могу понять, – Тайра подошла и встала перед ней. – Почему ты не избавилась от ребенка? Тебе ведь было не в первый раз? Скольких детей ты убила до этого? Почему, Зулейха? Неужто влюбилась? Решила пожертвовать магией ради того, чтобы родить ребенка любимому мужчине?

Зулейха медленно подняла на нее глаза, и Тайра подумала, что еще секунда – и она бросится на нее и разорвет в клочья. Тайра наслаждалась ее гневом.

– Что ты знаешь о любви?! – Зулейха кинулась на нее, намереваясь вцепиться ей в волосы, но Тайра ловко отскочила в сторону. – Что ты знаешь о любви?! Что ты вообще знаешь, кроме своей Башни? Ради чего ты живешь? Чтобы Башня стала твоей? Чтобы получить посох? Чтобы Наставник гладил тебя по головке? Разве это любовь?

Тайра двигалась вокруг фонтана, Зулейха была напротив, по ту сторону бортика, и никак не могла подойти ближе.

– Что ты знаешь о жизни? О жизни за пределами Ишанкара? О предательстве, о лжи? Ты чудовище похуже меня! Твоя голова забита понятиями о Долге, и ты не думаешь, что в мире есть что-то другое, что у тебя есть выбор! Что у тебя до сих пор есть выбор!

Зулейха задохнулась от гнева, резким движением перебросила косы за спину и внезапно успокоилась.

– Любовь, дети… Ты рассуждаешь о том, о чем не имеешь понятия. По глазам вижу, что ни один мужчина еще не касался твоего тела. Впрочем, что там тела… Ни один мужчина не касался твоей души… А это единственное, ради чего стоит жить, госпожа аль′Кхасса. Вместо того, чтобы разбираться в моей судьбе, разобралась бы со своей. Сколько тебе еще осталось? Год? День? Не я, так кто-нибудь другой придет за твоей головой, и что ты будешь вспоминать свою клятую вечность, сидя в разрушающемся дворце посреди пустыни? Башню? Мудрого Наставника? Волшебного Змея? – Зулейха снова недобро рассмеялась. – Иди прочь, госпожа аль′Кхасса. Иди и отдайся тому, кому хочешь. Не бойся и не думай, что будет потом. Не трать свою жизнь на то, что не достойно остаться в воспоминаниях. И когда ты узнаешь, как это – принадлежать тому, кого желаешь больше жизни, – приходи ко мне. Клянусь Аллахом, я расскажу тебе про перстень Хатидже-султан! А пока мне не о чем с тобой говорить. Больше я не скажу тебе ни одного слова!

Зулейха почти бегом добралась до резных створок, которые все еще были распахнуты наружу, и скрылась в спасительной полумгле дворца. Створки с глухим стуком захлопнулись за ее спиной.

– Ни одного слова… Ты сказала достаточно.

Тайра отряхнула ноги от песка и направилась к воротам. Трейсерская этика требовала уходить через дверь.

Когда она вошла в тени и ее объяла спасительная темнота, в голове строго, но сдержанно, прозвучал голос сэра хет Хоофта: «А вот сейчас кое-кто получит ремня! Немедленно в Башню!»

Змей почувствовал колебание, будто невидимая рука толкнула его в грудь, не касаясь, на большом расстоянии, но толчок этот был ощутимым, и спутать направление, откуда он пришел, было невозможно. Ему не нравилось это ощущение. Ему за всю свою жизнь впервые перестало нравиться находиться в тенях, словно кто-то неуловимый проник в его дом и потихоньку отвоевывал его законную территорию, заставляя его отступать, сдавая сначала прихожую, потом холл, потом гостиную и кухню, и Змей понимал, что с каждым разом рубеж его обороны все ближе придвигается к его заветной комнате, в которой он с детства хранил самые ценные вещи, а это было уже сверх того, что он мог допустить.

Он расслабился и выдохнул и через секунду уже не чувствовал своего человеческого тела. Вместо него был сверкающий бело-голубой жгут с переливающимися и бьющимися внутри потоками силы. Змей пару раз моргнул, восстанавливая внутренний баланс, и, разрывая пространство межреальности, бросился на вызов.

Его оглушило сразу, как он достиг цели, но он уже привык: такое было не в первый раз, и он научился закрываться, принимая удар только внешней оболочкой, не пропуская его вовнутрь. Он даже не почувствовал боли: ударная волна плавно обтекла его, уйдя в очередное измерение где-то за его хвостом. Змей научился использовать эти драгоценные секунды в свою пользу. Он незаметно закольцевал пространство, отсекая все возможные выходы и входы из других теней, и теперь он и его противники оказались замкнуты в нескольких ближайших тенях.

Змей их не видел. Ни единого раза они не показались ему на глаза. Он даже начал думать, что они управляют своими действиями откуда-нибудь из другого места, но это было технически нереально: Змей десятки раз просчитывал возможные варианты, и каждый раз получалось, что он отсекал им путь обратно, ставил такие барьеры, через которые сам возвращался с определенными усилиями. Он потихоньку проскользнул в соседнее подпространство, оставляя несколько своих призрачных копий на разных уровнях, и затаился, наблюдая.

Через несколько долгих секунд тени пришли в движение. Змей наблюдал, как кто-то уверенно тасует их, будто колоду карт, стирая исходные координаты и подменяя их обманками. Змей ждал, едва заметно суживая свой ограничивающий контур, убирая лишние тени, оставляя на их месте иллюзию пространства. Все-таки Бергер подкинул неплохую идею с иллюзией… Рано или поздно противник разгадает хитрость, но и это время можно будет считать выигранным.

Он считывал информацию. Информация была самым ценным, что можно было вынести из этих схваток. Змей не верил в то, что кто-то намеренно портил жизнь Дому Ишанкара. Гиварш был прав: чтобы вынести всех ишанкарских вампиров, проще было бы заплатить наемникам из Лиги или многочисленных гильдий. Привлекать для этого трейсеров было бессмысленно: бессмертные и в тенях прекрасно справлялись со своими врагами, но порталы каждый раз давали сбой именно на Гиварше и его семье. Змею все настойчивей приходили на ум фильмы про ограбления банков, словно и в его случае кто-то снова и снова проверял, хорошо ли настроена система защиты и сработает ли сигнализация в очередной раз, но попадаться на эту удочку он был не намерен.

Змей не верил и в то, что кто-то может серьезно рассчитывать таким образом достигнуть Ишанкара: ни один чужак еще не проходил туда без ведома ишанкарского Трейсера. К тому же нападение на Ишанкар было не слишком логичным с точки зрения стратегии. Нападать следовало бы на Шайорэ: вынести всех взрослых боевых магов, а потом уже спокойно убирать недоученных студентов, послушников, целителей, Библиотекарей и Хат-Хас. Как ни смотри, Ишанкар был научным и культурным центром. Он, конечно, дал бы отпор, но сам Змей начал бы с Шайорэ, однако к Шайорэ никто не приближался.

Информации катастрофически не хватало, и противник ей делиться не собирался. Раз за разом Змею доставались лишь обрывки, из которых можно было сложить то, что и так было известно. Змей уже проиграл Первый Рубеж обороны и даже пару раз намеренно подставлял под удар Второй, но дальше Первого противник не заходил. Это было странно. Подобраться к Ишанкару отсюда не было никакой возможности, но Гиварш и его вампирье зависали именно здесь. Змей не мог понять почему. Он вообще не понимал, почему сюда оказался впутан Гиварш.

Бергер предположил, что Гиварша подставляют, зная о его непростых отношениях со Змеем, но с остальным домом у Змея отношения были в порядке, порталы же не срабатывали без исключения на всех. Змей старался не злиться, в очередной раз засекая Гиварша там, где ему быть не следовало, но с каждым разом ему все сильнее хотелось воткнуть ему в сердце кол. ′Т Хоофт считал, что взаимоотношения Змея и Гиварша никакой роли не играют, просто бессмертные являются наиболее фактурным материалом, на котором проще всего ставить эксперимент: нежить всегда служила трейсерам своеобразным маркером, на ней было удобно отрабатывать сложные схемы, которые на живых людях отработать было нельзя. Змей признавал, что хет Хоофт частично был прав, но суть этого эксперимента ускользала и от него, и от ′т Хоофта, и от Бергера.

Змей пытался считать хоть что-нибудь кроме того, что было доступно, но противники словно не имели прошлого и будущего, словно для них существовало только здесь и сейчас, и единственной целью в этом настоящем была его, Змея, смерть. Относительно всего остального сказать было нечего: Змею не доставались ни начальные координаты, откуда противник явился, ни даже вектор направления, где можно было бы поискать. Памяти не существовало даже у теней, через которые противник проходил к Первому Рубежу, будто он начинал существовать только в определенный момент, и Змей пока не придумал, как с этим бороться.

Кольцо сжималось все теснее, и Змей приготовился к атаке. Раз уж снова не удалось ничего узнать, выпускать он никого не собирался.

Он насчитал пятерых, хотя два трека то терялись, то появлялись снова. Учитывая, что они все вместе успели натворить с тенями за последние пятнадцать минут, это было неудивительно. Змей сам видел себя сразу в нескольких измерениях, и от этого в голове начинала завариваться каша.

Он ударил первым, не смертельно, но ощутимо, вырывая противников с их позиций и забрасывая подальше от Ишанкара во тьму, на Нижние Галереи, так далеко, как мог заходить сам. Змей уже привык к тому, что сил мгновенно становится меньше, чешуя начинает тускнеть и магические потоки внутри тела вьются уже не с той интенсивностью, что обычно, но отступать на более легкий для противника уровень не собирался.

На некоторое время противник был дезориентирован, и, пока приходил в себя, Змей безжалостно сканировал его вдоль и поперек, надеясь найти хоть что-нибудь ценное, что помогло бы прекратить эту непонятную игру.

К удару Змей оказался не готов. Мозг взорвался, будто внутри его головы сработала бомба. Он удержался в сознании и на Мосту, не дал выкинуть себя еще ниже и послал это же заклинание обратно, усиленное во много раз. Ничего лучшего за эту долю секунды он придумать не смог. Два трека погасли, не выдержав удара, и Змей переключился на остальных троих.

Драться с трейсерами ему было не привыкать. Наставник всегда говорил ему, что трейсеров слишком мало, чтобы они дрались до смерти. Он признавал поединки только как способ улучшить мастерство и не признавал убийства, считая это непозволительной роскошью, но тот, кто раз за разом приходил к рубежам Ишанкара, был совсем другого мнения. Змей уже перестал считать, скольких трейсеров он лишил жизни, и (что удивляло его больше того, с каким размахом противник посылает своих трейсеров умирать) нисколько об этом не жалел.

Он разрешил им показать, что они умеют, почти лениво отбивая их атаки, и, не почерпнув для себя ничего нового, одним точным ударом одновременно ликвидировал всех троих.

Его атаковали тут же, со всех сторон, сразу человек десять некромантов. Змей едва успел пересечь Границу и вернуться в обычные тени: воевать с таким количеством некромантов на Мосту было безумием. Они не останавливались, доставая его с той стороны Границы, Змей уворачивался, по одному вытаскивая некросов с Нижних Галерей и разрывая их на части вместе с тенями, в которые их забрасывал. Пространство агонизировало, с лихвой возвращая боль виновнику своей гибели, но Змей продолжал охоту, методично отсекая каждого от остальных и уничтожая одного за другим.

Краем глаза он видел, что его тело сплошь покрыто рваными ранами, словно его вспарывали изнутри, и каждый порез сочился бело-голубой влагой, оставляя в окружающей темноте голубые с серебряными искрами разводы, похожие на рукава раскручивающихся галактик, которые постепенно начинали поблескивать фиолетовым и черным. Змей знал, что те же самые искры некромантского волшебства уже внутри него, и ему нужно как можно быстрее закончить эту бойню и вернуться к себе, поближе к Ишанкару, и тогда боль пройдет. Сразу, как только Кхасси коснется его спины своей рукой… А может, еще раньше, как только он увидит ее глаза и улыбку… Ему определенно было что защищать.

Змей зафиксировал местонахождение последних двух некромантов, выдернул их с Галерей и сжал пространство, оборачивая его вокруг них, как удавку. Межреальность треснула по невидимым швам, с лихвой возвращая ему откат, и немедленно заполнила пустоту новыми тенями. Змей отпустил магию, пережидая, пока возмущение пространства не придет к более-менее стабильному итогу, и, ощущая, как тело перестает повиноваться, а боль от некромантских ударов накрывает его с головой, собрался с силами и одним прыжком оказался на своей территории. Кроме следа от несработавшего портала Гиварша никаких аномалий не было. Змей свернулся кольцами, осторожно просканировал Ишанкар и послал вызов.

′Т Хоофт закрыл крышку ноутбука, откинулся на спинку кресла и строго взглянул на Ученицу. Тайра поклонилась, еще когда он продолжал бегать пальцами по клавиатуре, – он наверняка заметил, но не подал вида, выжидая, – и теперь стояла, заложив руки за спину и предвкушая заслуженную взбучку. ′Т Хоофт внимательно осмотрел ее с головы до ног, проведя какую-то свою еле заметную Тайре проверку, и наконец произнес:

– И еще голову опустить было бы не лишним, если я правильно помню Церемониал.

Конечно, так и надо было сделать, но Тайре хотелось посмотреть ему в лицо. Она с самого начала своей безумной затеи знала, что сэр ′т Хоофт всыплет ей по первое число, и поэтому сейчас очень хотела видеть его эмоции, но Наставник, несмотря на ее вопиющее нарушение границ дозволенного, был более спокоен, чем она ожидала. Она опустила голову и уставилась на узор ковра.

– Ты вообще помнишь, какой месяц на улице? – с ехидством Сэла поинтересовался маг.

– Ноябрь, сэр.

– Середина, напоминаю. Майка, джинсы и босоножки, – перечислил ′т Хоофт. – Самое то для мокрого снега.

Тайра едва заметно улыбнулась. Улыбаться во время взбучки по Церемониалу не полагалось.

– Что молчишь?

– Там же жарко, сэр ′т Хоофт. Я и так чуть не сгорела.

– Я знаю, что там жарко. Я не об этом. Если бы тебя в таком виде посреди Ишанкара поймал Саид, ты отправилась бы прямо в Зиндан за нарушение Церемониала и формы одежды.

– Об этом я не думала, сэр.

– Конечно, ты о другом думала. Долго готовилась?

– Нет. Решалась долго. У меня предчувствие, что ли, что времени осталось мало. Не могу объяснить, сэр.

′Т Хоофт не ответил, потом вздохнул и спросил: