Текст книги "Удивительные создания"

Потом мне в голову пришла скверная, очень скверная мысль, и мне стыдно признаться, что я ей последовала. Никогда никому не рассказывала, какой мерзкой была я в тот день. Я пробежала обратно вдоль берега, потом поднялась по тропе на Церковные утесы и подползла к тому месту так, что оказалась как раз над крокодиловой дырой.

– Будь ты проклят, Адмирал Антик! – прошептала я и столкнула с краю обломок скалы размером со свой кулак. Я слышала, как он вскрикнул, и улыбалась, лежа на земле, чтобы он меня наверняка не заметил. Хотя я не собиралась его увечить, просто хотела отпугнуть.

Теперь он стоял, отойдя от утеса, и смотрел, не упадет ли что-нибудь еще. Я выбрала камень побольше и столкнула его вместе с пригоршней земли и гальки, чтобы это показалось настоящим обвалом. На этот раз я ничего не услышала, но по-прежнему не высовывалась. Узнай он, что я делаю, уверена, он бы мне этого не простил.

Потом мне пришло в голову, что он может подняться на утес и посмотреть, что там происходит. Хотя скальные осколки падают с утесов сплошь и рядом, Адмирал Антик всегда был подозрителен. Я поползла обратно с утеса и спешно спустилась по тропе. Едва я успела скрыться за зарослями высокой травы, как он прошел мимо с искаженным от ярости лицом. Каким-то образом он пришел к выводу, что те камни падали не сами по себе, а вполне противоестественным образом. Я пряталась, пока он не исчез из виду, потом прошмыгнула по тропе на взморье и помчалась вдоль утеса к крокодиловой дыре. В случае удачи я могла быстро осмотреть ее, пока он не вернулся, чтобы хотя бы знать, потребуются ли нам еще услуги братьев-каменщиков.

При ясном дневном свете было куда легче заглянуть в дыру, проделанную Билли и Дэви. Череп был вытащен под углом, и скелет, в зависимости от его длины, мог уходить далеко в камень. При голове четыре фута длиной он запросто мог вдаваться в утес на десять-пятнадцать футов. Я заползла в выемку и стала ощупывать то место, где, как я помнила, заканчивались позвонки черепа. Прикоснувшись к длинному гребню узловатого камня, принялась соскребать с него землю и глину.

Потом на меня набросился сзади разгневанный Адмирал Антик.

– Вот ты где! Так и знал, что найду тебя здесь, грязная сучка!

Я завизжала и выпрыгнула из дыры, потом вжалась в утес, приведенная в ужас тем, что он застукал меня одну.

– Убирайтесь отсюда! Это мой крок! – крикнула я.

Адмирал Антик схватил меня за руку и завернул ее за спину. Для старикашки он был силен.

– Пыталась убить меня, да, гадкая девчонка? Сейчас я тебя проучу! – Он потянулся за лопатой, стоявшей позади него.

Мне не пришлось узнать, как бы он меня проучил, потому что в это мгновение утес пришел ко мне на помощь. В последующие годы я много раз чувствовала в нем своего врага. Однако в тот день этот самый утес просыпал неподалеку от нас целый ливень скальных обломков, и некоторые из них были такими же большими, как тот, что скатила я, и все это сопровождалось осыпью гальки. Адмирал Антик, только что готовый меня изувечить, неожиданно стал моим спасителем, оттащив меня от утеса как раз в тот миг, когда туда, где я только что стояла, ударил обломок скалы.

– Быстрее! – крикнул он.

И мы, цепляясь друг за друга, побежали, отступая, к воде, на безопасное расстояние. Оглянувшись, мы увидели, что целый отрезок утеса, на котором я стояла незадолго до этого, превратился в хлынувшую вниз реку камней. Рев ее был подобен грому, который я слышала младенцем, но длился дольше и пронизывал меня скорее как тьма, чем как яркое жужжание молнии. Потребовалась по крайней мере минута, чтобы скальные обломки и щебень завершили свой путь к подножию утеса. Мы с Адмиралом Антиком оставались неподвижными, наблюдая за происходящим.

Когда наконец утес прекратил осыпаться и стало тихо, я расплакалась. Дело было не в том, что я едва не погибла. Оползень теперь полностью преградил путь к дыре, где находился крокодиловый скелет. Чтобы добраться туда, потребовалось бы копать годы и годы. Адмирал Антик достал из кармана оловянную фляжку, скрутил с нее крышку, основательно приложился и протянул ее мне. Я вытерла рукавом нос и глаза, потом выпила. До этого я никогда не пробовала крепких напитков. В горле у меня все загорелось, я закашлялась, но плакать все-таки перестала.

– Спасибо, Адмирал Антик, – сказала я, возвращая ему фляжку.

– Должно быть, мы вчера ослабили утес и заставили его обвалиться. Немного сыпалось и до этого, но я подумал… – Адмирал Антик не закончил фразы. – Тебе предстоит проклятущая работа, чтобы все это расчистить. – Он кивнул, указывая на оползень. – Моя лопата тоже там осталась. Похоже, мне придется раздобыть себе другую.

Это было едва ли не комично – то, как быстро обстоятельства заставили его забыть о моем крокодиле. Теперь это снова был мой личный крокодил – погребенный под грудой камня и песка.

4
Не задавайте лишних вопросов!

На протяжении жизни я сталкивалась с несколькими людьми, которые вызывали у меня иногда легкое, иногда сильное презрение, но никто не возмущал меня больше, чем сэр Генри Хост Хенли.

Лорд Хенли явился повидаться со мной на следующий день после того, как братья Дей извлекли из утеса череп. Он не почистил ботинки о скобу у входа и пронес уличную грязь в нашу гостиную. Когда Бесси объявила о его приходе, Луизы не было дома, Маргарет вышивала, а я писала письмо нашему брату, чтобы поведать ему о том, что произошло на взморье накануне. Маргарет слегка вскрикнула, сделала лорду Хенли книксен и, извинившись, прошмыгнула в свою комнату наверху. Хотя ей часто приходилось видеть семью Хенли на службе в храме Святого Михаила, она никак не ожидала, что он когда-либо заявится к нам в гости и увидит ее в домашней обстановке.

Лорд Хенли был очень удивлен поспешным уходом Маргарет, из чего явствовало, что он ничего не знал о размолвке между ней и его другом Джеймсом Футом. Допустим, с тех пор минуло несколько лет и он мог предполагать, что Маргарет это давно пережила. Или, может, он обо всем забыл: он был не из тех мужчин, которые помнят о том, что обычно подолгу заботит женщин.

Маргарет, однако, все помнила. Старые девы ничего не забывают. Я понимала ее чувства.

Так же, представлялось мне, не заметил лорд Хенли и наших чрезвычайно редких визитов в поместье Колуэй-Мэнор, иначе не явился бы в коттедж Морли. Он был человеком скудного воображения, не способным взглянуть на мир глазами кого-то другого. Из-за этого его интерес к окаменелостям представал совершенно абсурдным: для того чтобы поистине оценить, что собой являют окаменелости, требуется скачок воображения, на который он был неспособен.

– Вы должны извинить мою сестру, сэр, – поспешно сказала я. – Как раз перед вашим приходом она жаловалась на кашель. Ей не хотелось бы, чтобы ее болезнь передалась нашему гостю.

Лорд Хенли кивнул, пытаясь быть терпеливым. Здоровье Маргарет явно не было причиной его визита. По моему настоянию он сел в кресло у огня, но на самый краешек, словно бы для того, чтобы в любое мгновение вскочить.

– Мисс Филпот, – начал он, – я слышал, вчера вы обнаружили на взморье нечто экстраординарное. Крокодила, так ведь? Мне очень хотелось бы на него посмотреть. – Он озирался вокруг себя, как будто ожидал, что тот уже выставлен на обозрение в нашей гостиной.

Я не удивилась тому, что он знает о находке Эннингов. Хотя лорд Хенли был слишком важной персоной, чтобы принадлежать к кругу болтливых языков Лайма, он все же часто нанимал каменотесов, поскольку его земли граничили с морскими утесами, откуда он добывал камень для строительства. По сути, лучшие свои экземпляры он получал от них – те откладывали для него находки, попадавшиеся в камне, который они дробили, зная, что это обеспечит им дополнительную плату. Должно быть, братья Дей рассказали ему, что они выкопали для Эннингов.

– Ваши сведения, как всегда, точны, лорд Хенли, – ответила я. – Но нашла его юная Мэри Эннинг. А я лишь позаботилась о его извлечении из грунта. Теперь этот череп в ее доме на Кокмойл-сквер.

Уже тогда я даже не вспомнила о том, что на самом деле крокодила нашел Джозеф. Вероятно, так и должно было быть, если учесть его застенчивую натуру, которая не позволяла ему поправлять людей, когда они говорили о той твари как о находке, принадлежащей исключительно Мэри.

Лорд Хенли знал об Эннингах, потому что Ричард Эннинг продал ему несколько экземпляров окаменелостей. Однако он не принадлежал к тем, кто мог бы пойти к ним в мастерскую, и был явно разочарован, что череп находился не в коттедже Морли, который представлялся ему более приемлемым местом для нанесения визита.

– Пусть они доставят его мне, чтобы я мог его осмотреть, – сказал он, вскакивая на ноги, словно внезапно осознав, что теряет со мной свое время.

Я тоже встала:

– Он довольно тяжел, сэр. Разве Деи не сказали вам, что этот череп четыре фута длиной? Они достаточно потрудились, доставляя его от Церковных утесов на Кокмойл-сквер. Эннинги, конечно же, не одолеют подъема к поместью Колуэй-Мэнор.

– Четыре фута? Великолепно! Завтра утром я пришлю за ним свой экипаж.

– Я не уверена… – Здесь я себя прервала.

Мне было неизвестно, что собираются делать с черепом Мэри и Джозеф, и я решила, что будет лучше не говорить за них, пока я не узнаю их планов.

Лорд Хенли, казалось, полагал, что может заявить свои права на этот экземпляр. Возможно, так и было. Утесы, где он был найден, находились на землях Хенли. Однако ему следовало заплатить охотникам за их работу и за их умение находить окаменелости. Мне не нравилась позиция коллекционера, который платит другим, чтобы они находили экземпляры, которые он бы выставлял как свои. Заметив жадный блеск в глазах лорда Хенли, я дала себе слово обеспечить Мэри и Джозефу хорошую цену за их крокодила, ибо знала, что он предпочтет иметь дело со мной, а не с Эннингами.

– Я поговорю с Эннингами и выясню, что можно будет сделать, лорд Хенли. В этом можете быть уверены.

Когда он ушел, а Бесси стала подметать ту грязь, что он после себя оставил, Маргарет спустилась в гостиную, и глаза у нее были красные. Она уселась за фортепиано и стала играть меланхоличную пьесу. Я потрепала ее по плечу, пытаясь хоть как-то взбодрить:

– Не печалься, сестрица.

Маргарет перестала играть и повела плечом, сбрасывая мою руку.

– Ты не знаешь, что я чувствовала. Если тебе не хочется выходить замуж, то это еще не повод считать, будто твоя сестра тоже мечтает остаться старой девой!

– Я никогда не говорила, что не хочу замуж. Просто мне никто не удосужился сделать предложение. Теперь я смирилась с этим, живу сама по себе. Думала, что и ты тоже перестала его вспоминать.

Маргарет снова заплакала. Я не могла этого вынести, потому что она заставила бы заплакать и меня, а я никогда не плачу. Оставив ее, я укрылась в столовой наедине со своими образцами. Пусть ее утешает Луиза, когда вернется.

Позже в тот день я воспользовалась визитом лорда Хенли как предлогом пойти на Кокмойл-сквер. Мне хотелось обсудить с Эннингами его визит к нам, неподдельный интерес к находке, а также выяснить, что именно нашла Мэри на взморье, потому что она говорила мне о своем намерении поискать крокодилов скелет. Придя туда, я первым делом направилась в кухню, чтобы поговорить с матерью Мэри. Молли Эннинг стояла у кухонной плиты, помешивая какое-то варево, запахом походившее на бульон из бычьих хвостов. Младенец тихо хныкал, лежа в ящике в углу кухни.

Я положила на стол сверток:

– Бесси замесила слишком много крутого теста для печенья, испекла его и полагает, что вы, возможно, не откажетесь от некоторой части, миссис Эннинг. Здесь еще круг сыра и кусок пирога со свининой.

В кухне было холодно, огонь в плите едва горел. Мне следовало бы прихватить с собой и уголь. Я, конечно, не стала говорить ей о том, что Бесси испекла это печенье только по моему настоянию. Какие бы трудности Эннинги ни испытывали, Бесси им не сочувствовала, считая, как, полагаю, считалось и в других добропорядочных домах Лайма, что мы, общаясь с ними, роняем свое достоинство.

Молли Эннинг пробормотала слова благодарности, но взгляда не подняла. Я знала, что она обо мне невысокого мнения, поскольку я для нее была воплощением того, чего она никак не желала для своей дочери: незамужней девицей, помешанной на окаменелостях. Я понимала ее страхи. Моя мать тоже не пожелала бы мне такой жизни, равно как и я сама несколько лет тому назад. Однако теперь она представлялась мне не столь уж скверной. В некоторых отношениях я была гораздо свободнее тех дам, что вышли замуж.

У матери Мэри, высокой худосочной женщины, чепец был неряшлив, а некогда белый фартук давно приобрел серый оттенок. Из десяти детей, которых она родила, выжили только трое, и один из них – младенец в углу – не производил впечатления пышущего здоровьем крепыша-карапуза. Казалось, что долго он не протянет. Я огляделась, ища няню или служанку, но там, разумеется, никого не было. Заставив себя подойти к ребенку, я слегка потрепала его, из-за чего малыш только сильнее расплакался. Никогда не знала, как обращаться с младенцами.

– Оставьте его, мэм, – сказала мне Молли Эннинг. – Если ему уделять внимание, будет только хуже. Скоро он и так успокоится.

Я отошла от ящика и огляделась, стараясь не обнаруживать своего смятения из-за убожества помещения. Кухня обычно являет собой самую гостеприимную часть дома, но у Эннингов ей недоставало уютного тепла и ощущения обеспеченности, которые поощряли бы желание там задержаться. Колченогий обшарпанный стол, три стула возле него, буфет с несколькими щербатыми тарелками – вот все, что у них было. На столе не было ни хлеба, ни пирожков, ни кувшина с молоком, как в нашей кухне, и я ощутила внезапный прилив чувства благодарности по отношению к Бесси. Сколько бы она ни ворчала, но кухня у нее всегда была полна съестного, и это изобилие порождало уют, пронизывающий весь коттедж Морли. Атмосфера уверенности, которую она создавала, была тем, что мы, сестры Филпот, видели изо дня в день у себя в доме. Если же ее у вас нет, то, наверное, под ложечкой сосет так же, как от настоящего голода.

«Бедная Мэри, – подумала я. – Целый день провести на холодном взморье и вернуться вот в такую обстановку».

– Я пришла, чтобы повидаться с Мэри и Джозефом, миссис Эннинг, – произнесла я. – Они где-то поблизости?

– Джо сегодня получил работу на мельнице. А Мэри внизу.

– Вы видели тот череп, что они принесли вчера со взморья? – не удержалась я от вопроса. – Крайне необычная вещь.

– Не было времени.

Молли достала из корзины кочан капусты и принялась с яростью его шинковать. Главной ее чертой были руки, хотя совсем не такие, как у Маргарет с ее легкомысленными жестами. Руки Молли были заняты работой: что-то помешивали, вытирали, отчищали.

– Но он же здесь, внизу, – настаивала я, – и очень даже стоит того, чтобы на него взглянуть. Вы можете это сделать прямо сейчас, а я присмотрю за супом и за ребенком, пока вы ходите.

– Это вы-то присмотрите за ребенком? Хотелось бы мне такое увидеть, – фыркнула Молли Эннинг. Ее смешок заставил меня покраснеть.

– За этого крокодила они, как только его отчистят, получат очень хорошую плату. – Я заговорила о черепе в том единственном ключе, который, я знала, мог ее заинтересовать.

И в самом деле, Молли Эннинг подняла наконец взгляд, но ответить не успела – по лестнице, топоча башмаками, поднялась Мэри.

– Вы пришли, чтобы увидеть крока, мисс Филпот?

– И тебя тоже, Мэри.

– Тогда пойдемте вниз, мэм.

На протяжении тех лет, что мы прожили в Лайме, я много раз бывала в мастерской Эннингов: чтобы заказать Ричарду Эннингу очередной шкафчик или чтобы отдать Мэри какие-то экземпляры на чистку или забрать их, хотя чаще она сама приходила ко мне. Пока Ричард Эннинг изготовлял шкафы, это помещение являло собой поле битвы между стихиями, представлявшими две стороны его жизни, – деревом, которым он зарабатывал на пропитание, и камнем, в котором удовлетворял свой интерес к природному миру. В одной стороне комнаты у стены все еще громоздились штабеля древесины, тщательно обработанные рубанком, а также фанерных полос меньшего размера. На полу, засыпанном древесной стружкой, там и сям стояли банки со старым лаком и лежали разные инструменты. За месяцы, прошедшие после смерти Ричарда Эннинга, в этой части мастерской мало что изменилось, хотя я подозревала, что Эннинги продали часть досок, чтобы купить еду, и вскоре продадут все остальное, включая инструменты.

В другой стороне комнаты находились длинные полки, заваленные скальными обломками, которые заточали в себе экземпляры, еще не высвобожденные молотком Мэри. Кроме того, на полках и на полу, вне какого-либо порядка, который я могла бы различить в тусклом освещении, стояли разномастные клети с обломками белемнитов и аммонитов, камней со следами от рыбьей чешуи и многих других образчиков недоделанных или низкокачественных окаменелостей, которые никогда не будут проданы.

По всему помещению лежал покров тончайшей пыли. Раскрошенный известняк и сланец образуют липкую глинистую взвесь, а та, высыхая, становится вездесущей пылью, почти такой же мягкой и мелкой, как тальк, скрипящей под ногами и сушащей кожу. Эту пыль я прекрасно знала, равно как и Бесси, которая горько жаловалась на то, что ей приходится прибирать за мной, когда я приношу домой экземпляры, найденные в утесах.

Я содрогалась отчасти от холода подвала, в котором не горело огня, отчасти из-за того, что меня расстраивал царивший в комнате беспорядок. Отправляясь на взморье для пополнения своей коллекции, я приучила себя к дисциплине и не подбирала каждый найденный мной окаменевший обломок, но искала целые экземпляры. И Бесси, и мои сестры восстали бы против меня, если бы мне пришло в голову тащить в дом все, что ни попадя. Коттедж Морли был нашим убежищем от грубого внешнего мира. Чтобы окаменелостям вообще дозволялось в него попасть, их необходимо было приручить – отчистить, каталогизировать, снабдить этикеткой и поместить в застекленный шкаф, в котором их можно было бы рассматривать безопасно, без какой-либо угрозы нашей повседневной жизни. Хаос в мастерской Эннингов был для меня указанием на нечто худшее, чем дурное ведение домашнего хозяйства. Здесь присутствовали неразбериха и неумение отличать важный образчик от ненужной и бесполезной находки. Я знала, что Ричард Эннинг был бунтовщиком, что даже годы спустя все еще ходили поразительные слухи о возглавленном им бунте против завышенных цен на хлеб. В их семье все были нонконформистами, что, пожалуй, довольно обычно для Лайма, который благодаря своей изолированности представлялся неким пристанищем для независимых христиан. Какой-либо неприязни к нонконформистам я не испытывала. Но все же задумывалась, не сможет ли Мэри теперь, когда ее отца не стало, некоторым образом выгадать, привнеся в свою жизнь определенный порядок – если не духовный, то хотя бы материальный.

Однако мне приходилось мириться и с обилием грязи, и с кавардаком, чтобы увидеть то, что было водружено на стол посреди комнаты и окружено свечами, словно языческая жертва. Но свечей было слишком мало, чтобы осветить это надлежащим образом. Я дала себе слово обязать Бесси занести сюда несколько штук, когда она в следующий раз спустится с нашего холма за покупками.

На взморье, где было так много других зевак, у меня не было особой возможности обследовать этот череп. Теперь, видимый полностью, он представлялся чем-то вроде модели горного ландшафта, неровного и узловатого, с двумя буграми, выпяченными наподобие могильных курганов бронзового века. Крокодилья ухмылка казалась теперь, когда я видела ее целиком, совершенно потусторонней, особенно в мерцании свечей. Из-за этого у меня возникло такое чувство, будто я заглядываю через окно в глубокое прошлое, туда, где прятались такие чужеродные твари.

Долгое время я смотрела на череп молча, обходя вокруг стола, чтобы обследовать его со всех сторон и под всеми углами. Он все еще был заточен в камне, и ему требовалось много внимания со стороны лезвий, иголок и кисточек Мэри – да и молотку тоже предстояло немало работы.

– Постарайся ничего не разбить, когда будешь его чистить, Мэри, – сказала я, чтобы напомнить себе, что это предмет для обработки, а не сцена из готического романа, которыми Маргарет обожала себя пугать.

У Мэри возмущенно искривилось лицо.

– Да уж не разобью, мэм. – Однако ее уверенность была только показной, потому что она колебалась, ошеломленная важностью своей задачи. – Хотя работа будет долгой и я не знаю, как с ней лучше управиться. Жаль, что папы нет рядом. Он подсказал бы мне, что делать.

– Я принесла тебе книгу Кювье в качестве руководства, только вот не уверена, насколько она сможет помочь.

И я раскрыла книгу на странице с рисунком крокодила. Этот рисунок я изучала и раньше, но теперь, стоя рядом с черепом и с рисунком в руке, ясно осознавала, что это был не крокодил или же не такая разновидность крокодила, которая нам известна. Рыло у крокодила притуплено, челюстная кость идет неровно, зубы подразделяются на множество групп разных размеров, а глаза являют собой простые бусинки. У этого же черепа была длинная гладкая челюсть и однородные зубы. Глазница напомнила дольку ананаса, что подали мне за тем обедом у лорда Хенли, когда я обнаружила, как мало он знает об окаменелостях. Хенли выращивали ананасы в своей оранжерее, и для меня это стало редкостным угощением, испортить которое не смогло даже невежество хозяина дома.

Но что же это такое, если не крокодил? Однако я не стала делиться с Мэри своими сомнениями насчет этого животного, как начала было на взморье, прежде чем не успела все как следует обдумать. Для таких нелегких вопросов она была слишком юна. Из тех разговоров об окаменелостях, что случались у меня с жителями Лайма, я уяснила себе, что мало кто хотел углубляться в неведомые знания, предпочитая держаться своих предрассудков и скорее оставлять неразрешимые вопросы Господней воле, нежели находить разумное объяснение, которое могло бы оспорить уже устоявшиеся, но, возможно, невежественные взгляды. Следовательно, все они предпочли бы называть это животное крокодилом, а не останками той твари, которая жила здесь много лет тому назад и больше не встречается в наших краях.

Эта мысль была слишком радикальной для большинства жителей, чтобы ее всерьез обдумывать. Даже я, считавшая себя непредубежденной, была немного ею шокирована, ибо она подразумевала, что Бог не предусмотрел, что Он будет делать со всеми созданными Им животными. Если Он предпочел не вмешиваться, предоставляя Своим тварям вымирать, то какую судьбу Он уготовил для нас? Мы тоже со временем вымрем? Глядя на этот череп с его огромной глазницей, я чувствовала себя так, словно стояла на краю утеса. Увлекать с собой в эту пропасть сомнений и Мэри было несправедливо.

Я положила книгу на стол рядом с черепом:

– Ты искала утром его скелет? Нашла что-нибудь?

Мэри помотала головой:

– Там копался Адмирал Антик. Только недолго. Случился оползень! – Она содрогнулась, и я заметила, что у нее трясутся руки. Она взяла молоток, словно бы для того, чтобы чем-то их занять.

– Он не пострадал?

Хотя мне не было дела до Уильяма Локка, я не хотела бы, чтобы он погиб, особенно такой ужасной смертью, под обломками скал, внушавшими ужас и мне, и другим охотникам.

– С ним ничего страшного не произошло, – хмыкнула Мэри, – но вот скелет крока погребен теперь под грудой щебня. Мы не скоро его сумеем откопать.

– Какая жалость.

Под этой сдержанной фразой я укрыла свое разочарование. Я очень хотела увидеть кости такой твари. Это могло пролить свет на кое-какие вопросы.

Мэри постукивала молотком по краю камня, отбивая с челюсти полоски слюды. Казалось, она в меньшей мере расстроена этой задержкой. Возможно, потому, что была более привычна к терпеливому ожиданию еды, тепла, света.

– Мэри, лорд Хенли нанес мне сегодня визит и расспрашивал об этом черепе, – сказала я. – Он хочет его увидеть, и есть перспектива, что он тебе за него заплатит.

Она подняла на меня разгоревшийся взгляд:

– Правда? И сколько же он заплатит?

– Я думаю, он мог бы дать тебе за него пять фунтов. Я могу договориться с ним об условиях. Думаю, он этого от меня и ждет. Но…

– Что, мисс Элизабет?

– Я понимаю, что деньги тебе нужны. Но если ты подождешь, пока не отыщешь скелет, то, думаю, сможешь продать весь экземпляр дороже, чем если бы он был поделен на части. Этот череп и сам по себе необычен, но вместе с костяком он смотрелся бы еще лучше. – Даже произнося это, я понимала, насколько это для Мэри трудное решение. Мне следовало бы подробно обсудить этот вопрос с ее матерью.

– Мэри, мистер Блэкмур хочет посмотреть на крока! – крикнула сверху Молли Эннинг.

– Скажи, чтобы зашел через полчаса! – крикнула в ответ Мэри. – Мисс Филпот еще не закончила. – И, повернувшись ко мне, с гордостью добавила: – Люди целый день заходят к нам, чтобы на него посмотреть.

На лестнице появилась Молли.

– Его преподобие Глид тоже ожидает своей очереди. Скажи своей мисс Как-там-ее, что посмотреть желают и другие. Можно подумать, что у нас тут открылся магазин модного платья, – проворчала она.

Это натолкнуло меня на мысль, каким образом этот крокодил мог бы приносить Эннингам немного денег, если бы они были готовы подождать, пока найдется скелет. И тогда им не пришлось бы везти череп в Колуэй-Мэнор, чтобы его увидел лорд Хенли.

На следующее утро Мэри, Джозеф и двое его друзей посильнее перенесли череп в Курзал на главной площади, сразу за углом от дома Эннингов. Зимой помещения там почти не использовались, к неизбывному отчаянию Маргарет. В главном зале имелось большое эркерное окно, обращенное на юг, в сторону моря, и впускавшее достаточно света, чтобы выставленный там экземпляр был хорошо виден. Посетители, поток которых не иссякал, платили по пенни, чтобы на него посмотреть. Когда прибыл лорд Хенли – я посылала мальчика с запиской, чтобы его пригласить, – Мэри хотела было взять пенни и с него, но я нахмурилась, и тогда она угрюмо насупилась в ответ.

Мне не стоило беспокоиться. Лорду Хенли не было никакого дела до настроения Мэри. По сути, ее он почти и не заметил, но вместо этого устроил представление, рассматривая череп через увеличительное стекло, которое принес с собой. Мэри так хотелось воспользоваться этим стеклом самой, что она оставила свою угрюмость и завертелась у плеча лорда Хенли. Она не осмелилась попросить у него это стекло, но я, когда он передал его мне, чтобы я тоже осмотрела через него череп, предоставила такую возможность и ей. Сходным образом он адресовал вопросы насчет того, где был найден череп и как он был извлечен, мне, и я отвечала за Мэри.

Лишь когда он спросил о местопребывании скелета, ей удалось-таки ответить прежде меня:

– Мы не знаем, сэр. В том месте случился оползень, и если он находится там, то теперь погребен. Я за ним пригляжу. Просто нужен хороший шторм, чтобы его вымыло наружу.

Лорд Хенли уставился на Мэри. Он, я думаю, недоумевал, с какой стати она вдруг заговорила; он уже забыл, что она имеет ко всему этому самое прямое отношение. К тому же и выглядела она не очень презентабельно для джентльмена: темные ее волосы были спутаны из-за постоянного пребывания под открытым небом и отсутствия расчески, ногти зазубрены и обрамлены глиной, а туфли заляпаны грязью. За последний год она сильно прибавила в росте, не имея нового платья, и кромка юбки теперь слишком уж поднялась, а кисти рук и запястья высовывались из рукавов. По крайней мере, лицо у нее было выразительным, несмотря на обветренные щеки и неухоженность кожи. Сама я к ее внешности привыкла, но сейчас, взглянув на нее глазами лорда Хенли, покраснела от стыда за нее. Если это она ответственна за экземпляр, который он уже почитал своим собственным, то лорд Хенли может быть все же ей благодарен.

– А экземпляр великолепный, не правда ли, лорд Хенли? – вмешалась я. – Только необходимо его отчистить и обработать, за чем я, разумеется, присмотрю. Но подумайте, как потрясающе будет он выглядеть, если его когда-нибудь воссоединят с костяком!

– Сколько времени потребует очистка?

Я взглянула на Мэри.

– По меньшей мере месяц, – сказала я наугад. – Возможно, что и дольше. Никто раньше не имел дела с такой огромной тварью.

Лорд Хенли хмыкнул. Он пожирал череп глазами, словно это была оленья отбивная под соусом. Ему явно хотелось забрать его в Колуэй-Мэнор немедленно. Он был из тех, кто, раз приняв решение, не любит ожидать результатов. Однако даже он понимал, что этот экземпляр требует работы не только для того, чтобы он предстал в своем лучшем виде, но и для его сохранности. Череп долгое время был зажат в утесе между слоями скальных пород, защищавших его от воздействия воздуха и обеспечивавших его влагой. Теперь, будучи освобожденным, он вскоре иссохнет и начнет крошиться, если только Мэри не покроет его лаком, который ее отец использовал для своих шкафов.

– Что ж, договорились, – сказал он. – Месяц на очистку, а потом доставьте его ко мне.

– Мы не отдадим череп, пока не найдется скелет, – заявила Мэри.

Я нахмурилась, глядя на нее, и помотала головой. Я пыталась мягко подвести лорда Хенли к мысли об уплате сразу и за череп, и за кости, а Мэри грубо вмешивалась в мои деликатные переговоры. Но, не обратив на меня внимания, она добавила:

– Голову будем держать на Кокмойл-сквер.

Лорд Хенли уставился на меня:

– Мисс Филпот, с какой стати эта девочка берется судить о том, что произойдет с этим экземпляром?

Я кашлянула в свой носовой платок:

– Видите ли, сэр, это она его нашла вместе со своим братом, так что, полагаю, ее семья имеет на него кое-какие права.

– В таком случае где же отец? Мне пристало говорить с ним, а не… – Здесь лорд Хенли умолк, как будто произнести «женщина» или «девочка» представлялось ему чересчур недостойным.

– Он умер несколько месяцев назад.

– Ну, тогда с матерью. Приведите сюда мать, – произнес лорд Хенли так, словно приказывал груму привести его лошадь.

Трудно было вообразить Молли Эннинг, ведущей торг с лордом Хенли. Днем раньше мы договорились с ней, что я попытаюсь убедить лорда Хенли подождать полного экземпляра. Ее личное участие в деловых переговорах мы даже не обсуждали. Я вздохнула:

– Сбегай за своей матерью, Мэри.

Мы ждали их появления в неловком молчании, находя прибежище в рассматривании черепа.

– Глаза у него слишком уж большие для крокодила, вы не находите, лорд Хенли? – спросила я наудачу.

Лорд Хенли пошаркал туфлями по полу:

– Это просто, мисс Филпот. Это одно из ранних произведений Создателя, а потом Он решил дать чудищу глаза поменьше.