Текст книги "Обезьянья лапа"

Провожатый мисс Банкер

Трудовой день закончился, и Матильда вышла на порог дома.

Видно было по всему, что она кого-то поджидает. В доме, кроме неё и старой служанки, никого больше не было.

Вот хлопнула калитка. Послышался характерный шорох приближающихся шагов, и вскоре показался маленький человек в фуфайке, синем пальто и низко надвинутой, круглой, жёсткой шляпе.

– Добрый вечер, мисс Банкер! – сказал он, медленно подходя ближе.

– Добрый вечер, капитан! – ответила леди, которую все ошибочно принимали за даму.

– Свежий ветер! – произнёс человек в круглой шляпе. – Если так пойдёт дальше, мы вовремя прибудем в Ипсвич.

Мисс Банкер выразила солидарность.

– А на реке-то как хорошо теперь! – нерешительно начал шкипер. – Всё кажется таким, знаете, красивым… очень красивым… Вот бы, мисс, вы решились и поехали вместе с нами… Отведём мы вам большую каюту, и к вашим услугам услугам будут… будем мы все… Уверяю вас, мисс Банкер, что спать на шхуне вы будете, как колода…

– Как колода? – несколько недовольно переспросила леди.

– Извините, мадам, я хотел сказать, как дерево… Но не в этом дело. – Он продолжал с усиливающимся жаром. – Ну, право, что вам стоит приехать!.. Мы будем ждать вас. Раньше девяти часов мы не отчалим.

– Не знаю, как быть! – сказала мисс Банкер. – Я спрошу тётушку… Если она позволит, я соберу вещи и в девять часов буду на корабле.

– Хорошо! – с сияющей улыбкой произнёс шкипер. – Мы с Билли до того времени здорово выспимся. Так долго ждать!

– Долго? – не без кокетства спросила Матильда.

– Долго! – повторил влюблённый шкипер и ушёл. Пройдя несколько шагов, он оглянулся, бросил обжигающий взгляд на пышную блондинку и сплюнул в сторону.

Часы на ближайшей колокольне отбивали девять, когда Матильда в сопровождении ночного сторожа, ковыляющего под тяжестью багажа, подходила к пристани. Шхуна была совершенно готова к отплытию.

– Возьмите багаж! – сказал Билл, обращаясь к штурману. – Да осторожнее. Там приданое!

Ему так понравилась собственная шутка, что он сам втащил сундук и, усевшись на него, стал бросать на капитана и леди самые недвусмысленные взгляды. Те притворялись, будто ничего ровно не понимают.

Пакеты были слишком велики и многочисленны, чтобы поместиться в одной каюте, – и это обстоятельство дало повод к целому залпу новых насмешливых взглядов.

– Добро пожаловать, мисс Банкер, на «Сэр Эдмунд Лонг»! – торжественно произнёс шкипер, помогая Матильде перейти на шхуну. – Будьте желанной гостьей… Эй, Билл! – обратился он к штурману. – Прогони собаку!

– Что вы сказали?! – воскликнула Матильда. – Не следует трогать собаку… Это мой провожатый!

– Ваш?.. Как вы сказали? Я не расслышал.

– Мой провожатый!

– Позвольте… У нас, на «Сэр Эдмунд Лонг», собаки не допускаются…

– Билл! – воскликнула Матильда. – Снесите мои вещи на берег… Без собаки я не еду.

– Позвольте! – заторопился капитан. – Но почему такая любовь?

– Это лучший друг мой, который сопровождает меня повсюду…

– Ах, так!

– Да, так… Согласитесь, что крайне неудобно совершать довольно далёкое путешествие с тремя мужчинами… и без провожатого…

– Верно, Сэм! – сентенциозно заметил вахтенный. – В ваши годы не мешало бы знать такую простую вещь.

– Ну, так и быть! – уступил капитан. – Уж мы с Билли присмотрим за ней… Да только молчок! Никому об этом ни слова!

Через несколько минут шхуна плавно спускалась по течению. Шкипер был на руле и укреплял паруса.

Матильда, редко бывавшая на реке, чувствовала себя очень напряжённо, но старалась не показать этого.

– Вот повремените, – сказал шкипер. – Мы скоро попадём в бриз, и вы тогда увидите, что такое «Сэр Эдмунд Лонг»! Пёрышко, а не шхуна! Алло!

«Попали в бриз», и шхуна с быстротой ветра понеслась по реке.

Ужинали на палубе.

Сытный ужин и свежий ветер так подействовали на Матильду, что она открыто выразила сожаление о том, что до сих пор редко пользовалась таким замечательным удовольствием.

Прошли Гринвич.

Ветер ещё посвежел, и стал рвать паруса. Шхуна накренилась, и Матильда, глядя на тёмную воду, несколько раз осведомилась, нет ли опасности.

Шкипер, весело смеясь над боязнью Матильды, спустился вниз, взял шаль, поднялся и заботливо закутал плечи дорогой гостьи. Затем правую руку положил на руль, а левой нежно обнял талию Матильды.

– Действительно, красивый вечер! – сентиментально произнесла мисс Банкер. – Очень красивый!..

– Я очень рад, что вам здесь нравится! – сказал шкипер, который, собственно говоря, жаждал совсем других слов. – Очень приятно плыть теперь по реке и чувствовать, что…

– Алло! – послышался зычный окрик штурмана, стоявшего на носу. – Не зевай!.. Право руля!

Шкиперу поневоле пришлось прервать свои излияния. Он встал и перешёл на другую сторону руля. Через несколько минут он вернулся, сел на прежнее место и снова обнял талию Матильды, но вдруг, в самую патетическую минуту, почувствовал за спиной дыхание живого существа.

Он быстро обернулся и увидел собаку, которая решительно и настойчиво просовывала морду между ним и мисс Банкер. Успев в своём желании, она спокойно улеглась и устремила влажный взгляд на капитана, который делал напрасные усилия выразить веселье и удовольствие.

В таком почти что приятном обществе прошло так много времени, что даже мисс Банкер стало невмоготу.

Она встала и, позёвывая, сказала:

– Хороший вечер…

– Хороший…

– А всё же и спать пора… Поздно… А вы обещайте мне, только что-нибудь случится – крушение или что другое – разбудить меня… Не бойтесь – я не испугаюсь. Так обещаете?

Шкипер обещал, и гостья спустилась в каюту.

Оставшись один на руле, шкипер закурил трубку и погрузился в любовные мечты.

Ветер сразу упал, и шхуна еле-еле подвигалась вперёд.

– Билл! – крикнул шкипер. – Бросим якорь!

– Ладно, бросим! – сонно отозвался штурман.

Они бросили якорь, спустили паруса, и «Сэр Эдмунд Лонг» мирно отошёл ко сну.

– Я устал, как собака! – сказал Билл.

– Я тоже! – отозвался капитан.

Билл осмотрел внимательно палубу и спустился вниз по верёвочной лестнице. Через несколько секунд он с диким воплем выскочил на палубу и, срывая с себя штаны, стал растирать ногу.

– Да что такое случилось? – спросил шкипер.

– Да ничего такого не случилось! – ответил взбешённый штурман. – Собака взяла у меня кусок мяса на память… Провалиться бы ей!.. Приняла меня за врага… Впрочем, она и не очень-то ошиблась.

– Надо её вызвать наверх! – подойдя к лестнице, сказал шкипер. – Пёсик, пёсик!.. Подь сюда… подь сюда… На! На! На!.. – Он засвистел и попробовал спуститься, но собака злобно заворчала на него, и он испуганно отскочил.

– На! На! На!.. – повторил он.

Собака выглянула на палубу, осмотрелась вокруг себя и снова спокойно спустилась вниз.

– Вызовите её опять! – сказал Билл, скручивая верёвку.

– Ну, нет! – ответил шкипер. – Этого не будет… Я знаю, что у вас на уме… Смертоубийства на своём пароходе я не допущу. А здесь я хозяин!

– Ну, что ж, воля ваша! – язвительно произнёс штурман. – Но тогда нам с вами придётся спать на палубе… Да смотрите, осторожнее спите и не храпите, может быть, собака этого не любит… Разные бывают вкусы у собак.

Капитан предпочёл смолчать и вскоре растянулся на палубе.

Штурман последовал его примеру.

Оба проснулись чуть свет. Было холодно и сыро.

– Надо поднять якорь, – сказал шкипер.

– Поднимем!

Как только заскрипела старая, ржавая цепь якоря, тотчас же снизу раздалось яростное рычание.

На палубу, с воинственным видом, с поднятым хвостом, выскочила собака и сразу, задумавшись, стала смотреть на штурмана. Затем она зевнула и, убедившись в том, что все очень заняты, спустилась вниз.

Становилось всё светлее. Животворящие лучи солнца рассеивали туман. С лёгким звонким шумом волны разбивались о борт шхуны.

Маленький дымок поднялся с баков. Ветер принёс восхитительный запах жарящегося мяса.

– Мисс Банкер встала? – спросил штурман, выходя на палубу.

– Да, кажется, – ответил шкипер. – Она уже давно суетится внизу.

– Завтрак готов, – заявил штурман.

– Хорошо, – сказал шкипер, – я сейчас скажу ей. – Он закричал: – Мисс Банкер!

– Алло! – раздалось снизу. – Сейчас иду!

Штурман уселся на канатах и закурил трубку. Шкипер вернулся к рулю. Собака, которая уже несколько минут держалась на палубе, вдруг исчезла. Снова появившись через довольно продолжительное время, она подошла к капитану и стала ласково лизать его руку, – точно благодарила его за что-то.

– Она уж привыкла ко мне, – сказал восхищённый капитан. – Милая собака, славная собака!

– Милая собака, славная собака, – мальчишеским тоном повторил Билл, уходя с палубы.

Шкипер окончательно сдружился с провожатым мисс Банкер, когда на палубу с отчаянным криком выскочил штурман.

– Где эта чёртова собака? – завопил он.

– Послушайте, вы! Да как вы смеете так отзываться о моих… Как вы смеете так выражаться на моём корабле?! – прикрикнул шкипер. – Что за манеры!

– Манеры! – со слезами на глазах, ответил штурман. – Вам нужны манеры, а мне нужен завтрак.

– Завтрак?! Причём тут завтрак?

– А при том, что эта подлая собака пожрала весь завтрак.

Капитан не успел опомниться, как у люка показалась сияющая физиономия мисс Банкер.

– С добрым утром! – сказала она. – Как славно пахнет!

– Я думаю, что будет пахнуть, если рядом стоит собака, – угрюмо сказал Билл.

Матильда, в ожидании объяснений, посмотрела на капитана.

– Ваша собака съела весь завтрак, – коротко и выразительно сказал шкипер.

– Весь завтрак! – радостно воскликнула мисс Банкер. – Ну, это не беда. Я могу подождать, пока вы приготовите другой завтрак.

– Кроме селёдок, у нас ничего не осталось, – так же угрюмо произнёс штурман.

– А чем же плохи селёдки? – беззаботно произнесла Матильда. – Очаровательное утро, очень свежий воздух, – вероятно, это и подействовало на Ровера. Вообще же, он совсем не жадный.

– Возможно! – сказал шкипер, глядя на собаку, которая вдруг поднялась, понюхала воздух и, вертя хвостом, направилась к баку. – Это он куда пошёл?

Матильда рассмеялась.

– Почуял селёдки! Удивительно умная собака!

– Билл! – предостерегающе крикнул капитан. – Смотри, собака!

– Позови его, позови! – трусливо ответил штурман.

Мисс Банкер побежала за своим провожатым и, схватив его за загривок, поволокла на место.

– Нет, знаете, это только морской воздух, – серьёзно произнесла она. – До сих пор Ровер был на диете. Поэтому, он такой жадный стал. Ведь, собаки всё равно, что люди. Тихо, Ровер.

– Тихо, Ровер! – повторил капитан.

– Тихо, Ровер! – издали крикнул штурман.

Под тройным контролем собака улеглась, но не спускала глаз с бака. Появление штурмана с блюдом дымящейся рыбы сильно взволновало её. Ей удалось владеть своими чувствами не больше пяти минут; после того она ринулась к тарелке шкипера, который в это мгновение был занят разговором с мисс Банкер.

Шкипер, не заметив ничего, хотел передать свою тарелку штурману, но тот злобно заявил ему, что не станет есть из одной тарелки с собакой.

Мисс Банкер прогнала собаку, которая отошла и легла у люка.

Барка быстро неслась по течению. Солнце поднялось высоко и ласково пригревало. Все за столом чувствовали себя легко и приятно, как вдруг собака пробилась сквозь заколдованный круг и схватила с блюда рыбу. При этом она опрокинула сосуд с кипятком и сильно укусила шкипера.

– Гадкая собака, – нежно сказала мисс Банкер. – Она, кажется, укусила вас? Позвольте, я вам сделаю перевязку.

– Кажется, – сказал капитан, глядя на выступившую на руке кровь. – Если вы уж так любезны, сойдите вниз и возьмите в каюту полотно… Вы найдёте в моём комоде… направо.

Мисс Банкер сошла вниз, а оставшиеся переглянулись между собой, а затем перевели взгляды на собаку, которая вызывающе лаяла на проходившую мимо шхуну.

– Пора бы уже ей вернуться! – неопределённо сказал штурман, бросив взгляд на парус, затем на шкипера, затем на собаку.

– Да, – сквозь зубы произнёс шкипер. – Не мешало бы!

Он быстро повернул румпель, и собака закончила свой лай в воде. Набежавший ветер надул паруса, и шхуна сразу очутилась на расстоянии двадцати ярдов от собаки. Собака жалобно посмотрела на шхуну и поплыла к берегу.

– Убийцы! – раздался вопль появившейся Матильды. – Убийцы! Вы утопили мою собаку!

– Собаку! Какую собаку? – слабо оправдывался шкипер. – Я не видел собаки.

– Врёте! – загремела леди. – Всё врёте! Я следила за вами, и всё видела.

– Мы повернули, чтобы дать дорогу шхуне, – сказал капитан.

– Какой шхуне? Где шхуна?

Шкипер взглянул на штурмана.

– Где шхуна? – спросил он.

– Я думаю, что мы обогнули её, – глубокомысленно сказал тот, оглядываясь во все стороны. – Я больше не вижу её.

Мисс Банкер топнула ногой и, бросив на своих спутников презрительно-уничтожающий взгляд, сошла вниз. Она отказалась от полдника и не выходила из каюты до самого Ипсвича. У Ипсвича она вышла на палубу, сама вынесла свои вещи и, не обращая внимания на убитого горем капитана, сошла на берег, заказала кэб и уехала.

Через час команда разошлась, и капитан остался один на корабле. Он долго ходил взад и вперёд по палубе и старался уяснить себе тот печальный факт, что в последний раз видел мисс Банкер, и что все мечты его о счастливой семейной жизни с ней погибли.

В павлиньих перьях

Мистер Джобсон проснулся в воскресном, хорошем настроении. В полусне он слышал, как вставала миссис Джобсон и в полусознательном состоянии занял порядочную часть освободившейся территории. Он потянулся и зевнул, а затем стал искать брюки.

Он был аккуратным человеком, и каждую ночь в течение более двадцати лет вешал их на медный шарик кровати со своей стороны. Туда же он повесил их и вчера, но сегодня их не было на обычном месте. Они исчезли вместе с красными подтяжками, которым исполнилось не более и не менее как десять лет. Вместо этого на стуле, стоявшем в ногах кровати, лежал комплект одежды, который заставил его содрогнуться. Дрожащими руками перевернул он черный фрак, белый жилет и светлые клетчатые брюки. Белая рубашка, воротничок и галстук дополняли этот наряд, и в довершение отчаяния он увидел на своей картонке около стула высокий блестящий цилиндр.

Мистер Джобсон стоял перед этим великолепием, слабо улыбаясь и рассеянно поглаживая свой щетинистый подбородок.

– Они решили пошутить надо мной, – пробормотал он. – Хотели сделать из меня чучело. Но куда же делось моё платье?

Обойдя следующую комнату, он почувствовал беспокойство и, украдкой спустившись вниз, пробрался в лавку.

– О, боже, Альф! – послышался голос. – Что ты тут делаешь?

Мистер Джобсон обернулся и увидел стоявшую в дверях жену.

– Я ищу свою одежду, мать, – отрывисто проговорил он.

– Одежду? – сказала миссис Джобсон, стараясь придать своим словам равнодушный тон. – Да ведь она же на стуле.

– Я подразумеваю одежду, достойную христианина, т. е. зеленщика, – ответил мистер Джобсон, повышая голос.

– Это маленький сюрприз тебе, дорогой, – сказала жена. – Я, Берт, Глэдис и Доротея долго копили на это деньги.

– Это очень мило с вашей стороны, но… – Мистер Джобсон кашлянул. – Дело, во-первых, в воротничке, мать. Я не надевал его более двадцати лет.

– Как тебе не стыдно! – воскликнула жена. – Я уверена, что не найти другого порядочного купца, обматывающего свою шею платком.

– Может быть, у них не такая нежная кожа, как моя, – настаивал мистер Джобсон, – а, во-вторых, вообрази меня в цилиндре. Да я буду посмешищем всего местечка.

– Ерунда! – сказала миссис Джобсон. – Это только простонародье будет смеяться, а на них не очень-то обращают внимание.

Мистер Джобсон вздохнул.

С тех пор как Глэдис и Доротея достигли того возраста, когда становятся предметом интереса молодых людей, неприятности на почве его костюма становились всё более и более частыми. Он приоткрыл штору и загляделся на залитую солнцем улицу, затем повернулся к мятой постели. Гул голосов, доносившийся снизу, ясно говорил, что заговорщики ожидают его дальнейших поступков.

Наконец, он оделся и стоял, как ягнёнок, пока миссис Джобсон прилаживала ему воротник.

– Берт хотел взять повыше, – заметила она, – но я решила, что для первого раза достаточно будет и такого.

– Хотел, чтобы он закрывал мне рот, – сказал несчастный мистер Джобсон. – Ну, да ладно, как хотите, не обращайте на меня внимания.

Мистер Джобсон с растопыренными руками и неудобно закинув голову следовал за женой, и внезапное молчание, воцарившееся в кухне при его появлении, ясно подчёркивало эффект, произведенный его наружностью. Затем последовал взрыв восхищения, что заставило его покраснеть от смущения.

– Почему он раньше не подумал об этом? – заметила Глэдис. – Ведь по всей нашей улице на найдешь более элегантного человека!

– Воротник, – отрывисто произнес мистер Джобсон, – можно мне его снять, пока я буду есть копчёную селедку?

– Не глупи, Альф, – сказала жена, – Глэдис, налей отцу чашку крепкого горячего чая, и не забудь, что поезд отходит в половине одиннадцатого.

– Он убежит, лишь только меня увидит! – заметил мистер Джобсон, косясь на свои брюки.

Мать и дети, довольные успехом своего плана, одобрительно засмеялись, и мистер Джобсон, несколько удовлетворённый своим удачным ответом, принялся за завтрак. Короткая глиняная трубка, выкуривавшаяся для пищеварения, на этот раз была изъята из употребления бдительной миссис Джобсон.

– Мы с девицами идем наверх одеваться, – сказала она, – присмотри за ним, Берт.

Отец и сын перемигнулись и, чтобы скоротать время, взяли по сигаре. Не успели они их докурить, как на лестнице послышался шум юбок, и миссис Джобсон с дочерьми, нарядно одетые, вошли в кухню, застегивая перчатки.

– Вы окружите меня со всех сторон, чтобы я мог немножко спрятаться, пока мы идём по улице, – молил мистер Джобсон, когда они выходили из дому.

Миссис Джобсон подняла его на смех.

– Ну, так переходи на другую сторону, – заторопил мистер Джобсон, – вон Билли Фоли стоит у своего дома.

Миссис Джобсон презрительно фыркнула:

– Пусть его стоит!

Но мистер Фоли не воспользовался ее разрешением. Он смотрел на мистера Джобсона с минуту, вытаращив глаза от удивления, но когда нарядная компания поравнялась с ним, ноги его подкосились, и он очутился сидящим на своём собственном пороге. Дверь была лишь прикрыта и от толчка подалась назад. Билли комически растянулся, сверкнув парой огромных, подбитых гвоздями, подошв.

– Я тебе говорил, что это так и будет, – сказал покрасневший мистер Джобсон. – Ты отлично знаешь Билли, точно так же, как и я.

Все они прибавили шаг.

Голос простодушного мистера Фоли, звавшего свою мать, доносился им вслед.

Выйдя из своего квартала, нравственно мистер Джобсон несколько успокоился, зато начались физические страдания. Больше всего ему досаждали шляпа и воротничок, хотя и остальные принадлежности туалета давали себя чувствовать.

Его беспокойство было настолько очевидным, что миссис Джобсон после выраженного сочувствия предложила, кроме воскресений, одеваться так по вечерам, чтобы скорей привыкнуть.

– Да неужели же мне придётся одеваться так каждое воскресенье?

Миссис Джобсон приказала ему не дурить.

Был жаркий день, и м-р Джобсон обливался потом. Крахмальный воротничок, к его громадному облегчению, размяк, а галстук очутился под левым ухом. К моменту возвращения домой, он перешёл к открытому восстанию.

– Никогда больше! – говорил он, с ожесточением срывая воротничок и бросая фрак.

Дети стали хором оплакивать свои покупки; но он был твёрд. Доротея угрожающе фыркала, а Глэдис с завистью вспоминала отцов, которых имели другие девушки. И лишь только за ужином, видя сидевшую за столом и не притрагивавшуюся к кушаньям миссис Джобсон, он стал сдаваться. Он соглашался постепенно и принимал вещь за вещью, и когда вопрос коснулся цилиндра и благополучно был разрешён, миссис Джобсон принялась за еду.

На следующее утро его рабочее платье снова появилось в спальне, но другое ещё оставалось в руках тети Эммы. Однако, рабочий костюм был порядочно поношен, и, закрыв лавочку, мистер Джобсон, после некоторого колебания, нарядился в своё новое платье и, покорно взглянув на жену, вышел из дома. Миссис Джобсон с восторгом сообщила дочерям:

– Он привыкает. Он был доволен, что контролер в поезде назвал его вчера «господином».

Следующие дни показали, что она как будто бы и права.

– Ты делаешься совсем элегантным, – смеясь заметила миссис Джобсон.

– Нет, мать, нет! – ответил он. – Всё дело в том, что я понял, что ты права, как и всегда была права. Человек моего положения не имеет права одеваться, как какой-нибудь уличный торговец. Это не хорошо по отношению девушек и даже молодого Берта. Я не хочу, чтобы они стыдились своего отца.

– Теперь им не придётся стыдиться, – возразила миссис Джобсон.

– Я стараюсь исправиться, – сказал её муж. – Но не имеет смысла хорошо одеваться, если не умеешь себя вести, и вот вчера я купил книгу «хорошего тона».

– Великолепно! – воскликнула в восторге миссис Джобсон.

Мистер Джобсон был доволен, что его покупка получила одобрение всех остальных членов семьи. Ободренный этим, за чаем он решился высказать своё мнение о пользе книги.

– Во-первых, – медленно начал мистер Джобсон, – до сих пор я не знал, что неприлично дуть на чай, если он горяч, а также пить его с блюдца, – это делают лишь низшие слои общества.

– А если ты торопишься? – спросил Берт, готовившийся поднести ко рту полное блюдечко.

– Ни в коем случае! Джентльмен скорее откажется от чая совсем, но не будет пить его с блюдечка.

– Ковырять в зубах пальцем тоже очень неприлично, – продолжал мистер Джобсон. – Пища должна удаляться незаметно кончиком языка.

– Я этого не делала, – сказала Глэдис.

– Ни в коем случае не полагается есть с ножа, – продолжал отец.

– Из-за тебя мама обрезалась! – резко прервала его Глэдис. – Вот что ты наделал!

– Со временем мы все будем вести себя иначе, – сказал мистер Джобсон. – Но меня интересует ещё вопрос о мясной подливке: вы не можете её есть вилкой, а о ложке здесь ничего не говорится! Да, а также относительно холодных ванн, мать.

– Холодных ванн? – удивлённо спросила жена. – Каких холодных ванн?

– Холодные ванны, которые мы с Бертом должны принимать. В книге говорится, что настоящий джентльмен лишит себя скорее завтрака, чем холодной ванны, а ты знаешь, как я люблю свой завтрак.

– А как же я с девочками? – удивлённо спросила миссис Джобсон.

– В книге об этом ничего не говорится, в книге упомянуты джентльмены, – ответил мистер Джобсон.

– Но у нас нет ванной комнаты, – заметил сын.

– Это ничего не значит, достаточно будет лоханок. Мы с Бертом будем приносить их наверх каждый вечер, а девицам будет хороший моцион наполнять их по утрам водой.

– Не знаю, как это будет, – заметила опешившая миссис Джобсон. – Во всяком случае, тебе с Бертом придётся таскать лоханки наверх и спускать их вниз. Я сказала бы, что это хлопотно.

– Но это необходимо, мать! Ведь только низшие классы обходятся без ежедневной холодной ванны. Так говорит книга.

В тот же день вечером мистер Джобсон втащил наверх свою лоханку и на утро, после ухода жены из спальни, открыл дверь и, взяв стоявшие за ней ведро и лейку, вылил содержимое их в лохань. Подумав с минуту, он поболтал в воде правой ногой и после многократного погружения вытер её полотенцем и, одевшись, спустился вниз.

– Я весь горю, – сказал он, садясь за стол. – Мне кажется, что я готов съесть целого слона, и чувствую себя свежим, как маргаритка… Не так ли Берт?

Мистер Джобсон-младший, только что вернувшийся из лавки, заметил, что он чувствует себя скорее подснежником.

– А кто это расплескал воду по лестнице? – недовольно сказала миссис Джобсон. – Не верю, чтобы все принимали холодные ванны по утрам. Мне кажется это вредным.

Мистер Джобсон взял книгу и, открыв на соответствующей странице, протянул её жене.

– Если я за что принялся, то должен делать это как следует, – торжественно произнес он.

Покончив с завтраком и вытерев рот носовым платком, он вышел в лавку.

– Конечно, всё это прекрасно, – сказала жена, – но он принимает это слишком всерьёз.

– Вчера в течение утра он мыл руки раз пять, – сказала входившая из лавки Доротея, – и заставил ждать покупателей.

Но этот ропот не доходил до мистера Джобсона, так как было решено не выказывать ни малейшего неудовольствия, чтобы не испортить его влечения к новому костюму и хорошему тону. Даже когда удовлетворённый своею преображённою внешностью он принялся за внешность жены, то и тогда не было проявлено неудовольствия. До сих пор ширина её платьев и размеры ботинок объяснялись желанием скрыть недостатки фигуры, но на этот раз мистер Джобсон, увлечённый новой идеей, отказался выслушивать эти философствования. Взяв с собой Доротею, он отправился за покупками. В ближайшее воскресенье миссис Джобсон, выйдя на прогулку с мужем, щеголяла в ботинках на высоких каблуках и с узкими острыми носками. Её талия, сильно расплывшаяся за последние годы, была заключена в строгие рамки, а шляпа, предназначенная для модной прически, дополняла эффект.

– Ты великолепна, мама! – сказала Глэдис.

– Но я чувствую себя далеко не великолепно. Эти ботинки жмут мне ноги, точно раскаленное железо.

– Они совсем тебе по ноге, – возразил мистер Джобсон.

– А платье как будто чуть-чуть узко, – продолжала она.

Мистер Джобсон окинул её критическим взглядом.

– Быть может, его следовало бы распустить на четверть дюйма, – глубокомысленно сказал он, – но оно тебе совсем по фигуре.

Жена сделала над собой усилие и улыбнулась, но затем шла молча и лишь пылающее лицо говорило об её страданиях.

– Я чувствую себя ужасно! – сказала она, наконец, прижимая руку к сердцу.

– Ты скоро привыкнешь. Посмотри на меня: я также чувствовал себя вначале не важно, но теперь ни за что не вернулся бы к прежнему платью. Ты полюбишь эти ботинки.

– Если бы я могла их сбросить, они мне были бы более любы. Я не могу дышать!

– Но ты очаровательна, мать! – старался ободрить её муж.

Она попробовала было улыбнуться, но тщетно. Сжав губы, она с трудом переступала с ноги на ногу. Не доходя двух верст до дому, она остановилась и решительно заявила:

– Если я не сниму сейчас этих ботинок, то останусь калекой до конца жизни, – у меня уже три раза подвёртывалась нога.

– Но ты не можешь снять их на улице, – поспешил остановить её мистер Джобсон.

– Надо нанять извозчика, или что-нибудь! – истерически воскликнула она. – Иначе я стану кричать.

Она оперлась о железный забор, окружавший какой-то домик, пока мистер Джобсон, стоя на мостовой, искал глазами извозчика, который появился как раз вовремя и спас мистера Джобсона от скандала, готовившегося разыграться на улице.

– Слава Богу! – вздохнула она, усаживаясь. – И не думай расшнуровывать их, Альф, а разрежь поскорей шнурки и стащи их с ног.

Они ехали домой с ботинками, торжественно красовавшимися на свободном переднем сидении. Мистер Джобсон первым вышел из экипажа, и лишь только дверь, в которую он постучал, открылась, миссис Джобсон вылезла из пролётки и прошлёпала всё пространство от неё до двери дома в одних чулках, держа ботинки в руках. Она была уже у своей двери, как мистер Фоли, появлявшийся всегда Бог знает откуда, когда его совсем не надо было, выглянул из-за пролётки.

– Катались в лодке? – спросил он.

Миссис Джобсон, обернувшись, надменно подняла голову и, спрятав ботинки за спину, подарила его молчаливым презрением хорошо воспитанной женщины.

– Я видел, как вы шли в этих ботиночках, – продолжал бессовестный мистер Фоли, – и подумал: форс, конечно, можно задавать, но если она думает подражать нынешним барышням…

Дверь захлопнулась и мистер Фоли остался наедине с улыбавшимся мистером Джобсоном.

– Ну, как? – спросил первый.

Мистер Джобсон лукаво подмигнул:

– Держу пари на фунт, что я не надену эту штуку в следующее воскресенье, – шёпотом ответил он, указывая на цилиндр.

– Не подойдёт! – отрицательно покачал головой мистер Фоли. – Я не раз держал пари с тобой, но ещё никогда не случалось мне выигрывать. До свидания…