Текст книги "Когда пируют львы. И грянул гром"

В тот же день они купили палатку у одного разочарованного старателя: в свое время он бросил работу в компании «Натальские железные дороги», проделал долгий путь в Витватерсранд, а теперь позарез нуждался в деньгах на обратную дорогу. Палатку они поставили неподалеку от гостиницы и отправились к речушке Наталь-Спрейт, чтобы совершить давно необходимое и тщательное омовение. Вечером скромно отметили первый успех полубутылкой бренди, которую Дафф извлек из седельной сумки.

На следующее утро Кэнди повела их на свои участки. Их у нее оказалось двадцать, они располагались как раз вдоль Банкетной жилы. Она привела их к участку, где жила выходила на поверхность:

– Ну вот, осмотритесь, подумайте. Если заинтересует, приходите в гостиницу, обсудим. А мне сейчас надо ехать обратно, кормить ораву голодных ртов.

Дафф предложил ей руку, по каменистой земле провел Кэнди до лошади, подсадил ее в седло тем же манером, который он, видно, усвоил от своего родителя. Постоял, провожая ее взглядом, и, когда она скрылась из виду, вернулся к Шону с приподнятым настроением:

– Ступайте осторожно, мистер Кортни, вы должны сейчас преисполниться благоговейным трепетом, ибо у вас под ногами лежит наше состояние.

Они прошли по участку, причем Шон шнырял туда и сюда, как беззаботная ищейка, а Дафф возбужденно нарезал круги, как тигровая акула. Они внимательно прочитали, что написано на столбиках, шагами вымерили границы, наполнили карманы скальными обломками и только тогда двинулись обратно к палатке. Там Дафф достал свою ступку, пестик и миску. С этим нехитрым оборудованием они отправились к речке Наталь-Спрейт и весь день крошили камень и промывали крошки.

– Ну что ж, золотишко есть, и для промышленной разработки, я бы сказал, вполне достаточно. Не так много, конечно, в Данди мы намывали больше, но это, скорей всего, нам попался такой кусок Ведущей жилы!

Дафф помолчал и посмотрел на Шона серьезно:

– Думаю, стоит попробовать. Если Ведущая здесь есть, мы ее найдем, а на Средней жиле тем временем отработаем затраченные денежки.

Шон подобрал гальку на берегу и швырнул в ручей. В первый раз в жизни он познавал, что такое чередование упоительного трепета и депрессии золотой лихорадки, когда сначала внутри у тебя все поет, а через минуту вдруг низвергаешься в глубины разочарования. Желтые хвостики золота в миске казались ему жалостно тоненькими, едва заметными.

– Предположим, ты прав. Предположим, мы уговорим Кэнди продать нам эти участки. Но что мы будем с ними делать? Эта дробилка с четырьмя установками – дьявольски сложная штука, такую в любом магазине не купишь.

Дафф двинул его кулаком в плечо и криво улыбнулся:

– А дядюшка Дафф тебе на что? Участки Кэнди продаст, будь спокоен: когда я трогаю эту женщину, она вся трепещет; еще пара дней, и она будет есть из моих рук. А что касается дробилки… Когда я приехал в эту страну, то случайно связался с одним богатым фермером из Кейпа, который мечтал стать владельцем собственных золотых приисков. Для этого он выбрал горный хребет, который, с его богатым опытом виноградаря, посчитал для прииска идеальным местом. Управляющим прииска он нанял меня, купил камнедробилку самой последней и дорогой модели и приготовился завалить рынок своим золотом. Прошло полгода, мы переработали горы кремнеземов разного рода, а также сланцев и глины, а золота с этого получили – кот наплакал. Энтузиазм моего хозяина испарился, он отказался от моих поистине бесценных услуг, и на этом весь цирк закончился. Я поехал на алмазные копи, и, насколько мне известно, агрегат и все остальное оборудование так там и остались, лежат и ждут первого покупателя, который выложит за них пару сотен фунтов и увезет с собой.

Дафф встал, и они двинулись обратно к своей палатке.

– Однако нам надо решить самое главное. Ты не против, если я продолжу переговоры с миссис Раутенбах?

– Думаю, да, – ответил Шон, заметно повеселев. – А ты уверен, что твой интерес к миссис Раутенбах имеет чисто деловой характер?

Дафф сделал вид, что вопрос шокировал его:

– Как только могло прийти тебе в голову, что мои намерения выходят за рамки интересов нашего партнерства? Уж не думаешь ли ты, что в том, что я делаю и буду делать, какую-то роль играют мои чисто животные потребности?

– Нет, конечно нет, – заверил его Шон. – Не сомневаюсь, ты сумеешь себя перебороть и довести дело до конца.

Дафф рассмеялся:

– К слову, мне кажется, тебе самое время заболеть расстройством желудка и полежать в постели. С этой минуты и до момента, когда договор будет подписан, твое юношеское обаяние для дела будет только помехой. Я скажу Кэнди, что ты наделил меня полномочиями действовать от твоего имени.

Пригладив щеткой кудри, Дафф облачился в выстиранный Мбежане костюм и исчез в направлении гостиницы Кэнди.

Время для Шона потянулось медленно. Он посидел, поболтал с Мбежане, выпил кофе, а когда солнце окончательно село, вернулся в палатку. При свете керосиновой лампы почитал какую-то книжку из тех, что были у Даффа, но ничего не понял, поскольку мысли занимало совсем другое: смотрел в книгу, а перед внутренним взором маячил образ прекрасной блондинки.

Вдруг в брезентовую дверь кто-то заскребся. Шон сразу вскочил, в голове мелькнула смутная надежда: а что, если это Кэнди, что, если она решила вести переговоры лично с ним? Но нет: пришла цветная девушка из гостиницы, чьи курчавые черные волосы не имели ничего общего с образом в грезах Шона.

– Мадам просила передать, что ей очень жаль узнать о вашей болезни. Она сказала, чтобы вы приняли две ложки вот этого лекарства, – отчеканила девица и протянула Шону бутылочку касторового масла.

– Передай хозяйке, что я очень благодарен ей за заботу.

Шон взял бутылочку и начал было снова застегивать клапан двери.

– Мадам приказала мне, чтобы я не уходила и сама убедилась, что вы приняли две полные ложки. И бутылочку я должна принести обратно и показать ей, сколько вы приняли.

Сердце Шона сжалось. Черная девица с решительным видом стояла в дверях, и он не сомневался, что она твердо намерена выполнить данные ей инструкции. Он подумал о бедном Даффе, который мужественно, как настоящий мужчина, исполняет свой долг… да, он тоже должен выполнить свой. С закрытыми глазами он проглотил густое, липкое масло, потом снова уткнулся в книгу.

Спал Шон беспокойно, временами вскакивал и смотрел на пустую кровать у противоположной стенки палатки. В половине третьего ночи лекарство подействовало, и ему пришлось выскочить из палатки на холодный воздух. Мбежане спал, свернувшись калачиком возле костра, и, глядя на него, Шон разозлился. Его размеренный, самодовольный храп казался насмешкой – нарочно он так храпит, что ли? Где-то в горах жалобно, с подвыванием, затявкал шакал, в точности выражая состояние Шона, и холодный ночной ветер овевал его голые ягодицы.

Дафф вернулся домой на рассвете. Шон не спал.

– Ну, что скажешь? – потребовал отчета он.

Дафф широко зевнул.

– На первом этапе я стал сомневаться в том, насколько я мужчина. Однако все получилось к взаимному удовлетворению обеих сторон. Вот это женщина!

Он стащил с себя рубаху. На спине красовались свежие царапины.

– Она дала тебе касторки? – язвительно спросил Шон.

– Прости, мне жаль, что так получилось. – Дафф сочувственно улыбнулся другу. – Я пытался ее отговорить… честное слово, пытался! Она очень… просто по-матерински заботливая женщина. Как она беспокоилась о твоем желудке!

– Ты не ответил на мой вопрос. Что с участками? У тебя хоть что-нибудь получилось?

– Ах это… – Дафф натянул одеяло до подбородка. – К соглашению мы пришли в самом начале всей процедуры. За каждый участок она берет по десять фунтов предоплаты наличными и предоставляет нам возможность за десять тысяч выкупить все сразу в течение двух лет. Об этом мы договорились за ужином. Остальное время посвятили, фигурально выражаясь, рукопожатиям по поводу заключения сделки. Завтра днем… впрочем, уже сегодня днем мы с тобой скачем в Преторию, ищем нотариуса и сочиняем договор, который она и подпишет. Но сейчас, извини, мне нужно поспать. Разбуди к обеду. Доброй ночи, дружок.

Договор Дафф с Шоном привезли из Претории на следующий вечер. Это был внушительный документ из четырех страниц, полный таких заковыристых слов, как «буде» и «вправе», а также изысканных оборотов типа «первая договаривающаяся сторона обязуется».

Кэнди провела их к себе в спальню. Мужчины расселись и с волнением стали ждать, пока она дважды, от начала и до конца, прочтет документ.

Наконец Кэнди оторвалась от бумаги:

– Кажется, все в порядке… но тут есть кое-что еще.

Сердце у Шона екнуло, губы улыбающегося Даффа неестественно застыли. До сих пор с ней все шло гладко.

Кэнди нерешительно помолчала, словно не зная, с чего начать, и Шон с легким удивлением заметил, что она краснеет. Приятно было смотреть, как персиковые щечки на глазах превращаются в розовые наливные яблочки. Этот феномен пробудил в компаньонах глубокий интерес, и возникшее было напряжение ощутимо спало.

– Я хочу, чтобы шахта носила мое имя.

Обоим хотелось кричать от облегчения.

– Превосходная идея! Как мы ее назовем? Может быть, «Золотая шахта Раутенбах»?

Кэнди покачала головой:

– Я бы не хотела, чтобы название напоминало мне о муже. Оставим его в покое.

– Ну хорошо… давайте назовем ее «Глубинные горизонты Кэнди», – предложил Дафф. – Немножко преждевременно, конечно, поскольку в глубины мы еще не заглядывали, но, как говорят горняки, быть пессимистом экономически нецелесообразно.

– Да-да, мне очень нравится, – с восторгом отозвалась Кэнди и снова покраснела, на этот раз от удовольствия.

Она нацарапала под документом свое имя, и Шон поджег пробку от шампанского, бутылку которого Дафф предусмотрительно купил еще в Претории. Дафф произнес тост: «За Кэнди и за шахту „Глубинные горизонты Кэнди“ – да будет первая с каждым днем все красивее, а вторая – все глубже!», и договаривающиеся стороны со звоном сдвинули бокалы.

На следующее утро компаньоны сидели на свежем воздухе перед палаткой и завтракали.

– Нам понадобятся рабочие, для начала как минимум с десяток местных. Займись этим, – сказал Дафф.

Шон кивнул, но не стал отвечать, пока не проглотил кусок ветчины.

– Поручу это дело Мбежане, – сказал он. – Он доставит нам столько зулусов, сколько понадобится, даже если придется копьем подгонять.

– Отлично. А мы тем временем снова съездим в Преторию, закупим инструмент и все, что нужно для работы. Кирки, лопаты, динамит и все такое.

Дафф вытер губы и налил себе кофе.

– Я покажу тебе, как вскрывать горизонт и складывать породу в отвал. Выберем место для дробильни, потом я оставлю тебя здесь, а сам отправлюсь на юг, в Кейп, повидать своего дружка-фермера. Если даст Бог, а также погода, наша дробильня на этом месторождении будет второй.

Из Претории они вернулись на запряженном буйволами фургоне, куда нагрузили покупки. Мбежане свою работу проделал на отлично. Перед палаткой в одну шеренгу выстроилась дюжина зулусов – они ждали, что скажет Шон, а Мбежане, как бодрая, жизнерадостная овчарка, их охранял. Шон прошелся вдоль шеренги, останавливаясь перед каждым: спрашивал, как зовут, шутил на зулусском языке. Подошел к последнему:

– Как тебя зовут?

– Мое имя Хлуби, нкози.

Шон ткнул его в свисающий над набедренной повязкой круглый животик:

– Ну что, будешь у меня работать? Смотри, а то скоро придется принимать у тебя ребенка.

Все остальные так и заржали, а Шон смотрел на них и ласково улыбался: простой и гордый народ, все высокого роста, мускулистые и беззащитные, как дети, против удачно сказанной шутки. Он вспомнил вдруг холмы Зулуленда, поле боя у их подножия и мух, роящихся в яме распоротого живота. Шон поскорей отогнал эту картину и, покрывая голосом смех, прокричал:

– Итак, договорились: шесть пенсов в день и еда до отвала! Согласны?

Дружный хор голосов выразил согласие, и зулусы полезли в фургон. Шон и Дафф повезли их на прииск «Глубинные горизонты Кэнди»; они болтали и смеялись, как детишки, которые едут на пикник.

Еще одну неделю Дафф обучал Шона, как обращаться с динамитом, растолковывал, где копать первые шурфы; вместе они размечали место для дробильни и отвала. Палатку переместили, поставив рядом с шахтой, и теперь работали по двенадцать часов в сутки. Уже ближе к ночи отправлялись в гостиницу Кэнди, там ужинали как следует, а потом Шон один возвращался домой. К вечеру он так выматывался, что завидовать Даффу, который пользовался гостеприимством Кэнди и ее спальни, у него не оставалось никаких сил. Напротив, он даже восхищался выносливостью своего друга и компаньона. Каждое утро Шон искал в нем следы утомления, но глаза на худом и костлявым лице его, как всегда, сохраняли ясность, а кривая улыбочка оставалась такой же жизнерадостной.

– Смотрю на тебя и ломаю голову: как тебе это удается? – поделился с ним Шон, когда они закончили разметку площадки для дробильни.

Дафф подмигнул ему:

– Долгие годы тренировок, друг мой… Но между нами, поездка в Кейп будет приятным и желанным отдыхом.

– Когда едешь?

– Откровенно говоря, мне не дают покоя мысли о том, что найдется еще один такой умный, как мы, и умыкнет у нас агрегат. Поэтому каждый день, проведенный здесь, только увеличивает риск. Оборудование для шахт теперь в большом спросе, а скоро спрос будет еще больше. Ты теперь в курсе дела, все в твоих руках. Что скажешь?

– Да я и сам думал о том же, – согласился Шон.

Вернувшись к палатке, они уселись на складные стульчики; отсюда открывался прекрасный вид на долину. Всего неделю назад вокруг «Кэндис-отеля» лагерем стояло около двух дюжин фургонов, а теперь уже не менее двухсот; со своего места они могли насчитать еще восемь или девять лагерных стоянок, порой даже больше размерами, чем лагерь возле гостиницы. Кое-где палатки уже сменялись деревянными, облицованными железом постройками. Всю равнину вдоль и поперек изрезали ухабистые дороги, по которым на первый взгляд совершенно бесцельно разъезжали фургоны и всадники.

Беспокойное движение, облака пыли, поднимаемые людьми и животными, время от времени глухие взрывы в выработках вдоль Банкетной жилы – все это создавало повисшую над золотым прииском возбужденную атмосферу напряженного ожидания.

– Завтра на рассвете еду, – сказал Дафф. – Десять дней верхом до железной дороги в Колсберге, еще четыре дня на поезде – и я на месте. Если повезет, вернусь меньше чем через два месяца.

Он повернулся на стуле и посмотрел прямо на Шона:

– Кэнди я заплатил двести фунтов, в Претории тоже потратил прилично; в общем, у меня осталось где-то полторы сотни. Доберусь до Парла – придется заплатить триста, а может, четыреста за камнедробильную машину. Потом надо будет нанять двадцать, а может, даже тридцать фургонов, чтобы доставить ее сюда… всего понадобится сотен восемь, не меньше, на всякий случай.

Шон смотрел на него и думал, что знает этого человека всего каких-то несколько недель. Восемь сотен – средний заработок обычного человека за три года. Африка большая, затеряться здесь легко. Шон снял пояс и расстегнул сумку с деньгами.

– Помоги отсчитать, – сказал он.

– Спасибо, – сказал Дафф.

Имел в виду он, конечно, не деньги. Когда о доверии просят так просто и демонстрируют его так легко и непринужденно, лишние слова ни к чему. Последние сомнения друг в друге, если и были, скукожились и исчезли.

Когда Дафф уехал, Шон принялся за дело и тут уж не жалел ни себя, ни своих рабочих. Они вскрыли горизонт, добрались до жилы и обнажили ее во всю длину участков Кэнди. Потом разбили на части и начали выбирать породу, таская ее к тому месту, где должна будет стоять камнедробилка. Работа шла по двенадцать часов в сутки, и куча росла как на дрожжах. Ведущая жила все еще никак себя не обнаруживала, но беспокоиться об этом Шону было некогда. По вечерам он едва добирался до кровати, и только крепкий сон помогал ему снять страшную усталость. Утром его снова звала работа.

По воскресеньям он садился на лошадь и ехал к Франсуа; они беседовали о горном деле и о лекарствах. У Франсуа был огромный сундук, набитый патентованными лекарствами, а также книга под названием «Домашний лекарь». Франсуа имел один пунктик – собственное здоровье – и постоянно лечил себя от трех недугов сразу. С особенной, нежной любовью относился он к сахарному диабету, несмотря на то что этот недуг время от времени изменял ему. Страница в «Домашнем лекаре», где говорилось о нем, была замусолена и измята – так часто пальцы Франсуа ласкали ее. Симптомы болезни он знал наизусть, и в его организме все они имели место. Еще одним его любимчиком являлся туберкулез кости. Симптомы этой болезни перемещались по его телу с поразительной и вызывающей серьезное беспокойство скоростью: всего за неделю она могла перейти, скажем, от костей бедра к костям запястья. Однако, несмотря на слабеющее здоровье, специалистом горного дела он был прекрасным, и Шон без зазрения совести обращался к нему за советами. Сахарный диабет нисколько не мешал Франсуа в воскресный вечер раздавить с Шоном бутылочку бренди.

От «Кэндис-отеля» Шон держался подальше – слишком велико было искушение: волосы и персиковые щечки этой блестящей блондинки. Самому себе он не доверял и страшно боялся предать дружбу с Даффом еще одним необязательным романом, поэтому излишки энергии тратил на то, что вкалывал до изнеможения в траншеях «Глубинных горизонтов».

Каждое утро он ставил перед своими зулусами задачу на рабочий день, причем всегда чуточку больше, чем в предыдущий. Работали они с песнями, поэтому редко когда не справлялись с заданием до темноты.

Однообразные дни шли один за другим, складывались в недели, недели учетверялись и сливались в месяцы. В голове у Шона уже начали мелькать красочные картинки, как на его восемь сотен фунтов Дафф веселится напропалую в Кейптауне с местными девчонками.

Однажды вечером он не выдержал, сел на лошадь и отправился по дороге прямо на юг, в Кейптаун. Шон проехал не одну милю, останавливая каждого, кто попадется навстречу, и задавая дурацкие вопросы, потом плюнул, вернулся на прииск и устремился прямо в один из баров поискать, с кем бы подраться. Нашел здоровенного рыжеволосого немца-шахтера и привязался к нему. Они вышли на свежий воздух и под ясным трансваальским ночным небом в течение часа молотили друг друга в кольце восхищенных зрителей. Потом они с немцем пожали друг другу окровавленные руки, вернулись в бар, выпили мировую и поклялись в вечной дружбе. Шон вернулся на «Глубинные горизонты» – дьявол искушения на какое-то время был побежден и с позором изгнан.

На следующий день Шон работал неподалеку от северной границы участка. В этом месте, следуя за жилой, они углубились уже футов на пятнадцать. Шон закончил маркировку шурфов для закладывания динамита; вокруг стояли зулусы, нюхая табачок и поплевывая на ладони перед тем, как снова броситься в атаку на твердый камень.

– Эй, вы, лопоухие негодяи! Что это у вас тут, профсоюзное собрание? – вдруг прогремел над их головами знакомый голос.

Все подняли голову и увидели Даффа. Шон быстро выкарабкался из ямы и стиснул друга в медвежьих объятиях. Дафф похудел, на щеках проступала бледная щетина, а вьющиеся волосы побелели от дорожной пыли. Когда первый приступ буйной радости миновал, Шон потребовал отчета:

– И где же подарочек для меня, за которым ты ездил?

– Скоро будет, все двадцать пять полных фургончиков, – рассмеялся Дафф.

– Так ты, значит, все-таки добыл ее?! – заорал Шон.

– Добыл, черт тебя подери, добыл, ты прав. Поехали, покажу.

Караван Даффа растянулся по равнине на четыре мили, большинство фургонов запряжены четверней – уж очень тяжелым оказался груз железяк. Дафф показал Шону огромный, кое-где тронутый ржавчиной цилиндр, занимающий полностью один из фургонов в начале каравана:

– Вот, полюбуйся на этого семитонного красавца – измучил меня вконец. Паровой котел, упрямый и злобный, ну никак не хотел ехать. Если бы разок сломал ось – ладно, с кем не бывает, так ведь по дороге из Колсберга этот мерзавец ломал ее раз двенадцать! Я уже не говорю о том, что он два раза переворачивал фургон, один раз прямо посредине реки.

Они медленно ехали вдоль каравана.

– Черт подери! Я и представить не мог, что это так много! – Шон покачал головой, с сомнением оглядывая фургоны. – А ты хоть сможешь собрать его?

– Положись на дядюшку Даффа. Не спорю, потрудиться придется, особенно после того, как это добро пару лет провалялось на открытом воздухе. Многие детали поржавели, но мы почистим где надо, смажем как следует, покрасим, Даффорд Чарливуд покумекает, и через месяц увидим, как эта краса и гордость «Глубинных горизонтов Кэнди» начнет жевать камень и плеваться золотом.

Дафф прервался и помахал рукой направившему к ним фургон вознице.

– Перед тобой транспортный подрядчик, – сообщил он Шону. – Познакомьтесь: Фрикки Малан – мистер Кортни, мой компаньон.

Подрядчик, остановивший фургон рядом с ними, поприветствовал нового знакомого и рукавом рубахи вытер с лица пыль.

– Gott, черт побери, мистер Чарливуд, честно признаюсь, никогда в жизни мне еще не приходилось с таким трудом зарабатывать деньги! Ничего личного, но я буду vragtig[25]25
  Чертовски, дьявольски (африкаанс).


[Закрыть] счастлив, когда все это кончится.