Текст книги "Смерть и золото"
Автор книги: Уилбур Смит
Жанр: Зарубежные приключения, Приключения
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Оправившись от удара, лев поднялся на ноги и пустился в стремительное бегство, низко пригибаясь и укрываясь за зарослями кустарника. И хотя землю вокруг него с мягким тупым звуком взрывали одна за другой не менее дюжины пуль, поднимавших фонтанчики пыли, ни одна из них уже не попала.
В этом прайде было семь львов. Еще один самец, более старый и грузный, с более темной гривой, две молодые изящные взрослые самки, у одной из которых гибкое тело отяжелело от носимого во чреве потомства, и трое подростков, еще в пятнах щенячьего окраса на шкурах, игривые как котята.
Более молодой лев был единственным, кто уцелел в этом грохоте оглушительных винтовочных выстрелов, но при каждом шаге он ощущал тяжесть сгустка свернувшейся крови, который как густое желе болтался у него в брюшной полости. Наваливающаяся летаргическая слабость сковывала все его движения, но жажда гнала вперед. Эта жажда как обжигающая боль завладела всем его телом.
На рассвете выяснилось, что «Свинья Присцилла» глубоко, по самое днище, увязла в соленой трясине и все четыре колеса не в состоянии ее вытащить из этого кашеобразного соленого месива, плещущегося под твердой наружной коркой солончака.
Джейк разделся по пояс и принялся безостановочно рубить кустарник тяжелым топором на длинной рукояти, пока остальные собирали охапки шипастых веток, которые он нарубил, и тащили их на снежно-белую поверхность солончака, ругаясь и проклиная полученные уколы и царапины.
Джейк трудился с яростью, походившей на самоистязание, словно он наказывал самого себя за недостаточное внимание, в результате которого машина так здорово застряла, что это грозило обернуться задержкой по крайней мере на целый день. Утомление и жара, туманившие сознание, не могли служить ему извинениями; да, он не понял, насколько предательски ненадежна эта гладкая белая территория, а ведь Грегориус предупреждал именно об этой опасности. Он работал топором, начав за час до подъема солнца, до того времени, пока вместе с солнцем установилась и нестерпимая жара и пока возле застрявшей машины не набралась целая гора срубленных веток.
После этого Гарет помог ему сложить под моторным отсеком машины мощную опору из плоских камней и более толстых веток. Им пришлось, лежа на боку в пыли, подлезть под днище, чтобы установить на эту опору здоровенный винтовой домкрат, после чего они медленно приподняли переднюю часть машины, по очереди поворачивая ручку этого приспособления.
По мере того как передние колеса поднимались на дюйм при каждом таком повороте, Вики и Грегориус подкладывали под них спутанные ветки. Работа была медленная и трудоемкая, а потом пришлось повторить то же самое, поднимая и задние колеса.
Было уже за полдень, когда «Свинья Присцилла» поднялась, покачиваясь, жалкая и одинокая, на четырех кучах сплющенных веток, но ее брюхо теперь наконец возвышалось над поверхностью солончака.
– Ну, что теперь? – спросил Гарет. – Попробуем сдать назад?
– Единственный оборот колес выбросит эти кучи мусора наружу, и она снова затонет. – Джейк крякнул и вытер с груди пот скомканной рубашкой. Он посмотрел на Гарета и почувствовал раздражение, потому что даже после пяти часов тяжких трудов на солнцепеке, после ползания в жуткой пыли под днищем машины и работы с рукояткой домкрата тот едва вспотел, его одежда оставалась безупречной и – еще один вызывающий злость фактор – волосы майора по-прежнему были аккуратно причесаны.
Работая под руководством Джейка, они нарубили еще веток и сложили их в виде гати, ведущей с солончака обратно, на более твердый грунт. Это должно было помочь более равномерно распределить вес машины и предотвратить ее новое проваливание сквозь соляную корку.
Потом Вики осторожно подвела «Мисс Вихлягу» к краю солончака, сдала назад и поставила ее прямо напротив сложенной гати. Мужчины сплели воедино три толстых манильских каната и закрепили один конец на застрявшей машине, а другой за машину Вики, и два броневика оказались соединены этой не слишком надежной связью.
Гарет забрался в кузов «Присциллы» и сел за руль, а Джейк и Грегориус, вооружившись двумя самыми толстыми ветками, уже стояли возле колес, готовясь их приподнять.
– Какие-нибудь молитвы помнишь, Гари? – выкрикнул Джейк.
– Нет, в этом я не силен, старина.
– Ну, тогда надуйся и выпяти верхнюю губу, – передразнил его Джейк и издал жуткий вопль, подавая сигнал Вики, и та подтвердила полученную команду, махнув рукой перед тем, как ее голова скрылась в люке водительского отделения «Мисс Вихляги». Рокот мотора усилился, канат натянулся, и «Мисс Вихляга» тронулась вверх по небольшому склону перед солончаком.
– Держите руль прямо, – прокричал Джейк, и они с Грегориусом всем своим весом навалились на импровизированные рычаги, добавляя ту самую лишнюю унцию усилия, необходимую, чтобы перенести часть веса застрявшей машины на сложенную из веток гать.
Медленно, с огромным трудом громоздкая и неуклюжая машина покатилась по солончаку назад, пока не достигла твердой земли, и все четверо с облегчением и радостью перевели наконец дух.
Джейк достал из своего тайного запаса две бутылки «Таскера», дабы отпраздновать столь радостное событие, но их содержимое оказалось таким теплым, что половина его выплеснулась наружу мощными фонтанами, как только они были открыты, так что каждому досталось всего по глотку.
– Мы сможем к ночи добраться до нижнего течения Аваша? – спросил Джейк, и Грегориус посмотрел на небо, прикидывая высоту солнца, прежде чем ответить.
– Если не будем зря терять время, – сказал он.
Двигаясь по-прежнему по компасу, они достигли песчаной пустыни с ее возвышающимися, похожими на спины китов дюнами, отбрасывающими заманчивые тени в углубления между ними. Цвет песка варьировал от темно-красного до нежнейшего розового и белого как тальк, он был настолько мелкий и мягкий, что ветер поднимал над вершинами всех дюн длинные, похожие на дым султаны.
По команде Грегориуса они свернули на север и через полчаса выехали к узкому длинному каменистому отрогу, этакому языку из бурого железняка, разрезавшему песчаную пустыню и образовывавшему узенькую дорожку между перемещающимися под ветром барханами. И медленно двинулись по этому каменистому мостику, следуя его изменчивому курсу; так они прошли двенадцать миль среди нависающих с обеих сторон барханов.
Вики решила, что их поход очень напоминает бегство евреев из Египта и переход через Красное море. И барханы казались ей застывшими морскими волнами, которые могут в любой момент обрушиться вниз и раздавить их. Она с огорчением подумала, что вряд ли когда-нибудь сумеет должным образом описать дикую, первобытную красоту этого многоцветного песчаного моря.
Совершенно неожиданно они выбрались, так что сами изумились, на поросшую травами равнину эфиопского предгорья. Сама пустыня осталась позади, и хотя теперь перед ними расстилалась сильно пересеченная и высохшая саванна, по пути по крайней мере время от времени встречались покрытые колючими шипами деревья, а землю покрывал почти не тронутый ковер высохшей травы и низкого колючего кустарника. Хотя трава была такая хилая и иссохшая, что солнце вытравило из нее все цвета, она поблескивала серебром и казалась страшно жесткой, словно схваченная изморозью.
Но больше всего энтузиазма вызвал вид далеких, но уже вполне различимых очертаний гор. Они теперь возвышались над дальним краем видимого им пространства как далекий ориентир, зовущий вперед.
По этому покрытому низкой травой грунту машины с ревом радостно рванули вперед, изредка проваливаясь в попадавшие под колеса норы трубкозубов и сминая колючие кусты, возникавшие на их пути по мере продвижения.
В последних отсветах дня, когда Джейк уже решил было объявить привал, плоская равнина впереди вдруг чудесным образом раскрылась и расступилась, и перед ними, в пятидесяти футах ниже, открылись круто спускающиеся вниз склоны усеянного камнями ущелья, пробитого рекой Аваш. Все остановили машины и выбрались наружу, сбившись в кучку на краю провала.
– Вот и Эфиопия, всего в двухстах ярдах от нас. Два года назад я в последний раз касался почвы родной страны, – произнес Грегориус, и его огромные темные глаза блеснули в последних лучах заходящего солнца. Тут он оставил высокопарный тон и принялся объяснять:
– Река сходит с высоких гор недалеко от Аддис-Абебы, а потом течет по ущелью вниз, на равнину. Недалеко отсюда вниз по течению она переходит в неглубокие болота, где ее воды уходят в песок и пропадают. Тут, где мы стоим, еще французская территория, впереди – Эфиопия, а дальше к северу – итальянская Эритрея.
– А далеко отсюда до Колодцев Чалди? – прервал его Гарет. Для него это означало конец пути и мешок золота.
Грегориус пожал плечами:
– Наверное, миль сорок.
– И как мы будем переправляться через вот это? – пробормотал Джейк, смотря вниз, в смутно различимые глубины ущелья, где стоячая вода в мелких заводях отсвечивала тусклым серебром.
– Вверх по течению есть старый караванный путь на Джибути, – ответил ему Грегориус. – Возможно, придется немного покопать, чтобы устроить нормальный спуск с берега, но, думаю, нам удастся там переправиться.
– Надеюсь, ты прав, – сказал Гарет. – Слишком далеко нам придется возвращаться отсюда тем же путем, каким мы сюда добрались.
Вид воды, которую Вики Камберуэлл мельком разглядела в глубине ущелья, преследовал ее всю ночь. Ей снились пенящиеся горные потоки и рассыпающиеся струями водопады, поросшие мхами огромные валуны, колышущиеся зеленые водоросли в глубине ледяных вод, и она проснулась невыспавшаяся и усталая, с мокрыми от пота волосами, прилипшими ко лбу и шее. В небе виднелись лишь первые проблески зари.
Она решила, что не спится сейчас только ей. Забравшись в машину, она достала полотенце и сумку с туалетными принадлежностями, но когда спрыгнула на землю, услышала звон гаечного ключа о металл и увидела Джейка, склонившегося над моторным отсеком своей машины.
Девушка попыталась незаметно выскользнуть из лагеря, но тут он внезапно выпрямился.
– Куда это вы собрались? – требовательно осведомился он. – Так я и знал! Послушайте, Вики, мне совершенно не нравится, что вы шляетесь где-то вне лагеря в полном одиночестве.
– Джейк Бартон, я такая грязная, что сама чувствую, как от меня воняет. И никто и ничто не остановит меня на пути к воде! Я иду вниз!
Джейк, поколебавшись, предложил:
– Может, мне лучше пойти с вами?
В ответ она только рассмеялась, а он уже достаточно хорошо был знаком с этой леди, чтобы больше не спорить. Он смотрел ей вслед, наблюдая, как она поспешно спускается с края ущелья и исчезает за крутым склоном, и испытывал какие-то непонятные дурные предчувствия, которым и сам не мог найти оснований.
Из-под ног Вики сыпалась вниз рыхлая земля и камешки, и она, уняв собственное нетерпение, стала продвигаться к воде более осторожно, пока не вышла на узкую звериную тропу, которая спускалась вниз под более удобным углом. Облегченно вздохнув, она пошла дальше по этой тропинке. Ее ступни, неслышно ступая по мягкой земле, точно следовали цепочке округлых пятипалых следов покрупнее, чем чайное блюдце, глубоко вдавленных в почву под значительным весом животного, которое их оставило. Вики не смотрела вниз, а если бы глянула, то вряд ли распознала бы то, что видит. Слабые отблески от заводей манили ее к себе как маяк.
Когда она достигла дна ущелья, то обнаружила, что река настолько обмелела, что вода в ней еле движется. Заводи были очень мелководные, со стоячей водой, еще теплой от вчерашней жары. В половодье воды реки Аваш пробили верхние, более мягкие слои почвы, добравшись до твердого каменного основания из бурого железняка, образовывавшего дно ущелья.
Вики стащила с себя насквозь пропотевшую одежду и вошла в одну из мелководных луж, радостно охая при прохладном прикосновении воды к коже. Она села, погрузившись до пояса, и стала зачерпывать воду горстями и плескать себе в лицо и на грудь, смывая пыль и потеки засохшего соленого пота.
Потом вброд добралась обратно до берега и достала из сумки бутылку шампуня. Вода была такая мягкая, что она быстренько взбила у себя на голове целую шапку мыльной пены, которая стекала по шее на обнаженные плечи.
Потом, смыв пену, она обвязала голову полотенцем, соорудив нечто вроде тюрбана, а затем опустилась на колени и принялась скрести все тело, радуясь ощущению скользкой пены и ее тонкому аромату. Когда она с этим покончила, солнце уже взошло, и она знала, что остальные тоже встали и с нетерпением ждут продолжения похода.
Девушка вышла из воды и остановилась на минутку, чтобы ощутить голой мокрой кожей первые дуновения утреннего ветерка, и тут вдруг почувствовала, что на нее кто-то смотрит. Она быстро обернулась, чуть присев и инстинктивно прикрыв руками грудь и низ живота.
Золотистые глаза, что наблюдали за нею, были свирепые, а зрачки являли собой блестящие черные щелочки. Они смотрели пристально, не мигая.
Огромный красновато-золотистый зверь лежал, сжавшись, на ровном каменном выступе, чуть выдававшемся из противоположного склона ущелья. Он лежал, подобрав передние лапы под нижнюю челюсть, и в его угрожающей неподвижности явно таилась смертельная опасность, от которой мороз пробирал по коже, хотя Вики не сразу поняла, кого она перед собой видит.
Затем, очень медленно, черная грива вздыбилась, распустившись вокруг головы и еще больше увеличивая и без того впечатляющую массивную фигуру зверя. Потом он взмахнул хвостом и начал им ритмично бить себя по бокам, как метроном.
И только тут Вики поняла, кто перед ней. В памяти тут же всплыли отзвуки того жуткого рева, который она слышала ночью, и она заорала.
Джейк как раз закончил регулировать установку зажигания в своей машине и закрыл капот. Он поднял с земли узкогорлую бутыль с раствором каустической соды, собираясь отмыть ею грязь с рук, но в этот момент услышал крик и, не раздумывая, бросился на выручку.
Вопль был пронзительный и отчаянный, само выражение смертельного ужаса, так что сердце Джейка запрыгало и застучало, а когда крик раздался снова, еще более пронзительный, он прыгнул вниз и съехал по крутому склону в ущелье.
Прошло всего несколько секунд с момента, когда он услышал первый вопль, а он уже скатился, съехал на каменистое дно ущелья возле заводи.
И увидел скрючившуюся на краю у воды голую девушку, прижавшую обе руки ко рту. Тело было белое и стройное, с маленькими твердыми округлыми ягодицами и длинными ногами.
– Вики! – крикнул он. – Что случилось?
Она быстро обернулась к нему, и при ее движении груди тяжело мотнулись, круглые и белые, с большими розовыми сосками, от страха и холода вставшими торчком. Даже в столь экстремальной ситуации он не мог не скользнуть взглядом по гладкой, бархатистой на вид плоскости живота и темному пушистому треугольнику. А девушка уже неслась к нему на своих длинных, как у жеребенка, ногах, и лицо у нее было смертельно-белого оттенка, а зеленые глаза с золотистыми искорками в ужасе широко распахнуты.
– Джейк! – кричала она. – О Боже, Джейк!
И тут он заметил какое-то движение позади нее, на противоположном берегу реки.
Рана за ночь запеклась и затвердела и почти парализовала задние конечности льва, а из брюшной полости сочился гной. Движения льва настолько замедлились, что естественный рефлекс, вызывающий злобу при виде человека, даже проснувшись, не был достаточно силен, чтобы побудить зверя к нападению.
Однако звук человеческого голоса немедленно разбудил в нем память об охотниках, которые причинили ему эту ужасную боль, и злоба вспыхнула сильнее.
А потом рядом с первой возникла еще одна, столь же ненавистная двуногая фигура, отчего шум усилился, и всего этого было достаточно, чтобы зверь преодолел свое нежелание двигаться и парализующую тело летаргическую сонливость. Лев чуть приподнялся и издал рев.
Джейк проскочил еще четыре шага, поймал Вики, и она попыталась обвить его шею руками, ища спасения, но он уклонился от этих объятий, схватил ее левой рукой за плечо – при этом его пальцы так глубоко впечатались ей в кожу, что боль привела ее в чувство. Используя уже набранную ею на бегу инерцию, он придал ей дополнительное ускорение, швырнув дальше по тропинке, ведущей вверх по склону.
– Беги! – крикнул он. – Прочь отсюда!
А сам обернулся к раненому животному, которое как раз бросилось со своего уступа в воду.
И только сейчас Джейк понял, что по-прежнему сжимает в руке бутыль с каустической содой. Лев быстрыми прыжками преодолевал мелкую заводь со стоячей водой, направляясь прямо к нему. Несмотря на рану, он двигался гибко и грациозно, являя собой прямую и явную угрозу. Он был уже так близко, что Джейк различал каждый прямой и жесткий волосок на его изогнутой верхней губе и слышал клокотание воздуха у него в глотке. Он оставался на месте, давая льву приблизиться, потому что повернуться и бежать было бы сущим самоубийством. И только в самый последний момент он отвел руку назад, как нападающий в баскетболе, и метнул бутыль.
Бутыль угодила льву прямо в голову, попав в самую середину широкого лба, как раз когда он мягко прыгнул вперед и вверх, собираясь взобраться на выступ, на котором остановился Джейк.
Бутылка разбилась, разбросав вокруг фонтан сверкающих стеклянных осколков и брызг жгучей жидкости. Она залила льву глаза, тут же его ослепив, а едкий запах концентрированного аммиака заполнил ему пасть и обжег ноздри, лишив его нос чувствительности к запахам, а самого его совершенно лишил равновесия, и он оступился и упал, ревя от боли в сожженных глазах и пылающей от ожога глотке, и свалился в мелкую заводь, где беспомощно заворочался и задергался, лежа на спине.
Джейк бросился вперед, стремясь полностью использовать те несколько секунд, которые ему удалось выиграть. На бегу он нагнулся и поднял с земли обкатанный водой обломок бурого железняка, формой и размерами напоминающий футбольный мяч, и высоко поднял его над головой, держа обеими руками.
Едва он успел приготовиться, прочно встав над заводью, как лев, выбравшийся наконец из воды, вслепую бросился на него снова. И Джейк обрушил на него камень, и тот, словно пушечное ядро, раздробил зверю шейные позвонки как раз в том месте, где мокрая грива прикрывала их соединение с черепом. Удар расколол и основание черепа, так что смертельно искалеченный зверь рухнул и скатился вниз, упав на бок и наполовину погрузившись в воду.
Джейк несколько очень долгих секунд стоял над ним, тяжело дыша от напряжения, потом наклонился вперед и прикоснулся кончиками пальцев к длинным светлым ресницам, росшим вокруг открытого и неподвижного золотистого глаза. Глазное яблоко уже помутнело под воздействием жгучей жидкости. Прикосновение Джейка не вызвало никакой ответной реакции, лев уже не моргал; было ясно, что он мертв. Джейк повернулся и обнаружил, что Вики ослушалась его приказа и никуда не убежала. Она стояла, застыв на месте, там, где он ее оставил. У него екнуло сердце, и он быстро подошел к ней. Она с рыданиями бросилась ему в объятия и прижалась к груди. Джейк понимал, что это объятие вызвано пережитым ужасом, а вовсе не какими-то нежными чувствами, но по мере того как замедлялся ритм его собственного сердца, а из крови уходил адреналин, он осознавал, что заработал очень приличные очки. Когда спасаешь девушку от смерти, она просто обязана начать относиться к тебе очень серьезно. К такому выводу он пришел и улыбнулся сам себе, еще не совсем уверенно. Все его чувства резко обострились от пережитой огромной опасности. Он почувствовал аромат хорошего мыла и острый запах каустика и с мучительной ясностью ощутил прижавшееся к нему тонкое стройное женское тело и тепло ее кожи у себя под ладонями.
– Ох, Джейк! – прошептала она хрипло, и в этот самый момент он с понял, что она готова, чтобы он взял ее, взял прямо здесь, на этом черном каменном уступе на берегу Аваша, рядом с еще теплым трупом льва.
Уверенность была полной, и его руки, скользнув по телу девушки, немедленно получив полное подтверждение – оно мгновенно отреагировало, она подняла лицо и подставила губы. Они немного дрожали, и он чувствовал у себя на лице ее дыхание.
– Какого черта вы тут делаете? – раздался сзади голос Гарета. Он эхом разлетелся надо всем мрачным глубоким ущельем. Майор стоял на вершине обрыва, высоко над ними. Под мышкой у него была зажата винтовка «лиэнфилд», и он, кажется, намеревался спуститься к ним.
Джейк развернул Вики, прикрывая ее собственным большим телом, и, сбросив с себя молескиновую куртку, прикрыл ее наготу. Куртка доходила ей до середины бедер и сбивалась в пышные складки под мышками. Она все еще дрожала, как котенок в снежную бурю, дыхание было прерывистым и тяжелым.
– Не стоит беспокоиться, – крикнул Джейк Гарету. – Тебя тут не оказалось, когда нужна была помощь, а теперь ты тем более не нужен. – Он порылся в кармане и достал большой носовой платок из довольно грубой ткани. Вики приняла его со слабой, дрожащей улыбкой.
– Высморкайся, – сказал Джейк. – Потом надевай штанишки, пока вся банда не примчалась сюда тебе помогать.
На Грегориуса происшедшее произвело столь сильное впечатление, что на несколько минут он потерял дар речи. Нет в Эфиопии другого подвига, достойного столь высокой оценки, как охота на льва в одиночку и победа над взрослым, матерым хищником. Воин, совершивший такой подвиг, носит после этого шкуру убитого льва как знак высшей доблести и пользуется всеобщим уважением. Человека, застрелившего льва, уважают; человека, поразившего льва копьем, глубоко почитают, ему поклоняются. Но Грегориусу никогда не приходилось слышать о таком, кто убил льва камнем и бутылкой каустической соды.
Он собственноручно снял со льва шкуру. Еще до того, как Грег покончил с этим делом, над зверем уже кружились черные крылатые стервятники, описывая широкие круги над головой. Он оставил освежеванную розовую тушу в реке, а еще влажную шкуру притащил в лагерь, где Джейк уже обдумывал дальнейший маршрут к Колодцам Чалди. Ему было совершенно наплевать на этот трофей, как Грег ни пытался объяснить ему значимость подобного достижения.
– У моего народа вы будете пользоваться огромным уважением, Джейк. Куда бы вы ни пошли, люди будут указывать на вас.
– Отлично, Грег. Просто великолепно. А теперь давай, двигай задницей.
– Я прикажу изготовить для вас боевую шапку из его шкуры, – настаивал на своем Грег, прикручивая свернутую в рулон шкуру к крылу машины Джейка. – Когда гриву как следует расчешут, она будет выглядеть просто великолепно.
– Это лишь ненамного улучшит его нынешнюю прическу, – сухо заметил Гарет. – Должен согласиться, это был отличный медовый месяц, и Джейк – потрясный парень, однако, как он сам уже говорил, давайте двигаться дальше, пока меня не начало тошнить.
Когда все отправились по своим машинам, Грегориус задержался возле Джейка и тихонько показал ему сплющенную грибом пулю в медной рубашке, которую извлек из дыры возле тазового пояса льва.
Джейк остановился и как следует рассмотрел ее, поворачивая на ладони.
– Девять и три десятых миллиметра, – заключил он. – Это спортивное оружие, не боевое.
– Сомневаюсь, что в Эфиопии найдется хоть одна винтовка, которая выпустила бы эту пулю, – серьезно заметил Грег. – Это винтовка иностранца.
– Пока что не стоит трубить тревогу, – сказал Джейк и вернул ему пулю. – Но будем об этом помнить.
Грегориус уже повернулся, чтобы идти, но потом остановился и застенчиво сказал:
– Джейк, даже если этот лев был уже ранен, все равно это самый доблестный поступок, о каком я когда-либо слышал. Я часто на них охотился, но ни одного пока что не застрелил.
Джейк был тронут восхищением юноши. Он хрипло засмеялся и хлопнул Грега по плечу:
– Следующего я предоставлю тебе.
Они продвигались дальше, следуя извилистому руслу реки Аваш, через заросшую травами саванну, понемногу приближаясь к горам, и с каждым часом их пики становились все выше и четче выделялись на фоне неба. В жарком мареве впереди уже показались каменистые отроги и заросшие деревьями ущелья, стеной возвышавшиеся на горизонте.
Совершенно внезапно перед компанией открылась поперечная старая караванная дорога, пересекавшая их путь в том месте, где крутые берега Аваша немного понижались. Брод через реку за столетия был изрядно утоптан проходившими здесь многочисленными тяжело нагруженными вьючными животными и людьми, которые их вели, поэтому следы на обоих берегах превратились в глубокие траншеи в красноватой земле, обходящие все крупные валуны или каменистые выступы.
Трое мужчин трудились под слепящим солнцем, работая лопатами и кирками в облаке тончайшей красноватой пыли, уже запорошившей им волосы и тела. Они ровняли ухабистый путь, заполняя землей глубокие колеи, извлекая булыжники и пуская их катиться вниз, в русло реки. Ночь они проспали сном смертельно вымотанных людей, не обращая внимания на боль стертых рук и истерзанных мышц.
На следующее утро Джейк поднял всех с первыми лучами солнца и снова заставил работать – очищать и разравнивать спуск и подъем, копать и дробить кирками твердую как камень, иссохшую землю, пока на каждом берегу не образовалось по грубо укатанной, но проходимой дороге.
Гарет должен был вести через реку первую машину. Он встал во весь рост, каким-то образом ухитряясь выглядеть при этом веселым и безукоризненно одетым, хоть и был весь покрыт тонким слоем красной пыли, улыбнулся Джейку и театрально возопил:
– Noli illegitimi carborundum! – И исчез в стальном чреве броневика.
Мотор взревел, и машина, раскачиваясь и скользя, стала спускаться по крутому пандусу из только что насыпанного грунта, переваливаясь и подскакивая, пересекла по черному каменистому дну реку и выбралась на противоположный берег.
Когда ее колеса, взвизгивая и буксуя, начинали вхолостую крутиться на мягком красном грунте, выбрасывая назад шлейфы песка и пыли, Джейк и Грегориус уже стояли рядом наготове и тут же всем весом наваливались на задний борт, чего оказалось вполне достаточно, чтобы машина пошла дальше. Так она потихоньку взобралась по почти вертикальному подъему, виляя задком и уходя в занос от тяжких усилий крутящихся колес, пока наконец не выскочила наверх, и тогда Гарет вырубил мотор и, улыбаясь, выпрыгнул наружу.
– Отлично, теперь остальные машины можно будет вытянуть канатом на самый верх. – И он достал сигарку.
– Что это был за образчик кухонной латыни, который ты там процитировал? – спросил Джейк, беря у него сигарку.
– Старый фамильный боевой клич, – пояснил Гарет. – Его выкрикивали мои воинственные предки Суэйлсы в битвах при Гастингсе, при Азенкуре, а также при грабеже магазинов по всему миру.
– И что он означает?
– Noli illegitimi carborundum! – Гарет снова улыбнулся, прикуривая сигарку. – Он означает: «Не позволяй всяким ублюдкам стереть тебя в порошок!»
Одну за другой они спустили три остальные машины вниз, в ущелье, а потом вытянули их наверх. Вики сидела за рулем, Гарет своей машиной тянул канат, а Джейк и Грегориус толкали. Так они вытащили все броневики на ровную, выжженную солнцем почву Эфиопии. Был уже почти вечер, когда они, тяжело дыша, растянулись в длинной тени, отбрасываемой «Мисс Вихлягой», и позволили себе отдохнуть, покурить и выпить дымящегося, наскоро приготовленного чая.
Тут Грегориус сказал:
– Никаких препятствий впереди больше нет. Сплошь открытое пространство, всю дорогу до Колодцев Чалди. – И он улыбнулся всем троим, показав белоснежные зубы. – Добро пожаловать в Эфиопию!
– Говоря откровенно, старина, я бы предпочел сейчас сидеть в баре старика Харри в Париже, на рю Дону, – мрачно поведал Гарет. – Именно это я непременно проделаю очень скоро, после того как Тоффи Сагуд сунет в мою молочно-белую ладошку кошелек с золотом.
Джейк вдруг встал и начал вглядываться в пляшущее жаркое марево, которое по-прежнему волнами поднималось вверх от раскаленной земли подобно крутящейся жидкой субстанции. Потом бросился к своей машине, запрыгнул в башню и выскочил обратно с биноклем в руке.
Остальные тоже поднялись на ноги, с тревогой наблюдая, как он наводит бинокль.
– Всадник, – сказал Джейк.
– Сколько? – быстро спросил Гарет.
– Один. Скачет прямо сюда, очень быстро.
Гарет кинулся к машине за винтовкой и вернулся, на ходу загоняя патрон в ствол.
Теперь всадника видели уже все. Он скакал галопом сквозь пронизанное миражами крутящееся марево, так что сначала казалось, что всадник и лошадь плывут, оторвавшись от земли, а потом – проваливаются обратно и чудесным образом увеличиваются в размерах, приобретая очертания огромных слонов, летящих в раскаленном от жара воздухе. За скачущей лошадью тянулся шлейф пыли, и только когда всадник оказался достаточно близко, его стало возможно рассмотреть.
Грегориус издал вопль, словно олень-самец во время гона, и выскочил на солнцепек навстречу прибывшему. Демонстрируя высший класс верховой езды, всадник так резко осадил своего крупного белого жеребца, что тот встал на дыбы, молотя в воздухе передними ногами. Человек спрыгнул с седла, весь в развевающихся белых одеждах, и бросился в распростертые объятия Грегориуса.
Две фигуры слились в чувственном объятии, и при этом оказалось, что в руках Грегориуса незнакомец выглядит маленьким и очень изящным. Оба что-то выкрикивали, как две птички, и громко смеялись, приветствуя друг друга.
Потом, держась за руки и не отрывая глаз друг от друга, они подошли к группе, что ждала их возле машин.
– Позвольте вам представить Сару Сагуд, – сказал Грегориус. – Это моя кузина, младшая дочь моего дяди. Кроме того, она, несомненно, самая красивая девушка во всей Эфиопии.
– Готов разделить твою точку зрения, – заявил Гарет. – Она и впрямь очень мила. – Потом Грегориус представил кузине по очереди всех своих товарищей, называя их по имени, а она улыбалась каждому, и ее лицо правильной формы, несущее печать спокойствия и безмятежности древнеегипетских принцесс, с тонкими, изящными чертами аристократки и точеным носиком Нефертити тут же менялось, приобретая озорное и шаловливое выражение, свойственное непосредственному ребенку.
– Я знала, что вы будете переправляться через Аваш именно здесь, это единственный брод, вот и прискакала, чтобы вас тут встретить.
– Она хорошо говорит по-английски, – гордо отметил Грегориус. – Наш дедушка всегда настаивал, чтобы все его дети и внуки умели говорить по-английски. Он и сам большой поклонник всего английского.
– У вас отличный выговор, – поздравила Сару Вики, хотя на самом деле ее английский был с сильным акцентом.
Девушка обернулась к Вики и снова заулыбалась.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?