Текст книги "Цирк семьи Пайло"

Джейми прилег отдохнуть посреди следов погрома, взгляд его упал на открытку, и он вдруг – рассмеялся. Несколько минут он лежал так, охваченный легким приступом истерики, которая грозила схватить его за горло и больше не отпускать.

Глава 4. Кастинг Стива

Он очнулся от беспокойного сна и обнаружил, что головная боль от «номера со скалкой» прошла. Предзакатное солнце сверкало на битом стекле, отбрасывая от его зазубренных осколков мириады солнечных зайчиков. Он поднялся и расчистил себе дорожку к двери в слое мусора, но тут остановился как вкопанный: к дверной ручке был приклеен листок бумаги. Он попятился назад и сердито заворчал, когда кусочек стекла вонзился ему в пятку. На глаза у него навернулись слезы, он вытащил осколок из ноги, добавив к разгрому несколько капель крови. Дрожащей рукой он потянулся к записке и понял, что разум его висит на волоске.

В записке говорилось:

«Осталось двадцать часов, парень. Надеюсь, ты что-нибудь придумал.

Гонко из Ц.С.П.».

Несколько секунд Джейми стоял, замерев; в желудке словно огромный кусок глины. На какое-то мгновение все внутри у него задрожало так, что он чуть не упал. Потом пробормотал:

– Да пошли они все.

Вот именно так: больше он о клоунах думать не станет. Если серьезно, что они могут ему сделать? Убить? Он вырос в пригороде и знал, что смерть – это какая-то страшилка из фильмов и газетных заголовков. Если они еще раз появятся, он позвонит в полицию. Если они от него не отстанут, тогда он узнает у кого-нибудь из сомнительных дружков Маршалла, где можно прикупить пистолет.

Ему удалось найти лейкопластырь и заклеить ранку на пятке. Из одежды у него остался только костюм для работы, так что он натянул его и поднялся по задней лестнице, где мокрые потеки дерьма высохли на солнце, украсив стену дома причудливым узором. Наверху воняло уже меньше – кто-то там поработал этиловым спиртом. Несколько тарелок и чашек уцелели после разгрома и стояли на своем обычном месте – грязными около раковины. Джейми сделал себе кофе и пошел по дому с невозмутимым спокойствием. Из коридора он заметил что-то в гостиной.

Там, таращась на него, на диване сидел человек в просторной цветастой рубахе, в огромных красных башмаках, с выкрашенным в белое лицом и красным клоунским носом. Это был Гоши. Клоун Гоши.

Сердце у Джейми бешено забилось. Он моргнул – в гостиной никого. Ему это привиделось. Никаких проблем. Просто какой-то психоз, вызванный стрессом.

– У меня и вправду шарики за ролики заходят, – изумленно пробормотал он, и его накрыл приступ истерического смеха. Он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, подавив паническую атаку, едва не расплакался и тут услышал чье-то всхлипывание. Стив. Джейми постучался к нему в комнату.

– Кто там? – отозвался Стив. Голос у бедняги был истеричный.

Если уж начистоту, то Стив был из тех, кто настолько привык издеваться над другими, что и представить себе не мог, что кто-то станет издеваться над ним. У Джейми было преимущество: он мог выдерживать психологическое давление. У него была масса случаев потренироваться, он знал, когда взять себя в руки и как ослабить удар.

Он подавил острое желание засвистеть как чайник под дверью Стива. Вместо этого ответил:

– Это я.

Открыл дверь и увидел своего соседа, сидящего на кровати с красными глазами и мокрыми щеками. Подумать только, меньше двух суток назад Стив был чистейшим альфа-самцом. Джейми ощутил какой-то извращенный восторг. Это ему не нравилось, но он ничего не мог с собой поделать. С приятной отстраненностью он смотрел, как Стив вытирает глаза и хлюпает носом:

– Они снова приходили? – спросил Джейми.

Стив указал на комод. Рядом с фотографией матери в рамке и порнографическим журналом лежала сложенная записка, точно такая же, какую обнаружил Джейми. Он развернул ее и прочел:

«Четырнадцать часов, сопливый членосос. Соберись.

Гонко, Ц.С.П.»

– Не знаю, что им от меня нужно, – простонал Стив.

Он начал сбивчиво бормотать, что вызовет полицию, что никогда ни на что подобное не напрашивался и так далее, но Джейми его не слышал. Он лихорадочно размышлял. Во-первых, тон записки был отнюдь не дружественным. На столе лежали еще два послания, оставленные клоунами, и Джейми прочитал их:

«Тридцать часов. Время идет, урод.

Гонко, Ц.С.П.»

«Девятнадцать часов. Хватит канючить, пидор.

Гонко, Ц.С.П.»

По сравнению с ними записки для Джейми были любезными. Во-вторых, существовал запас между временем, остававшимся у Стива и у Джейми. Ах да, Джейми же был на работе, когда клоуны заявились в самый первый раз. Это означало разницу примерно в шесть или восемь часов – что подразумевало, что он сможет увидеть, что станет со Стивом, если тот не пройдет «кастинг».

– Я даже спать по ночам боюсь, – заныл Стив. – Боюсь выходить из дома. Я даже подрочить не могу, не думая об этих гадах.

Джейми бросил его страдать в одиночестве. Из спальни Маршалла он стащил пару ботинок, спустился вниз и приготовился к генеральной уборке.

Он то и дело посматривал на часы. Прошло два часа, за которые он убрал большие осколки стекла. Потом он принес совок и собрал в кучки кусочки поменьше.

Часы пробили десять. Он принялся оттирать пятна и избавляться от запаха, и отбирал то, что можно починить, от безнадежно разбитого. Стиву оставалось примерно шесть часов.

Тик-так. Тик-так.

* * *

Он присел на диванные подушки, чтобы немного передохнуть, и опять неожиданно заснул. Разбудили его удары в дверь. Он встал и распахнул ее. На пороге стоял Стив.

Сердце у Джейми снова бешено заколотилось.

– Что тебе нужно?

Лицо у Стива было перепуганное.

– Мне надо что-то придумать.

Джейми закрыл глаза.

– О чем ты?

– Чтобы пройти кастинг. Понимаешь?

Ах да. Стив никогда не был творческой личностью. Джейми ответил:

– Слушай, забей ты на все это. Если они снова сюда явятся, звони копам. Вот и все.

– Да, но… знаешь, а что, если…

– Ты что, еще записку получил?

– Нет. Но… я спать не могу. Не могу от часов оторваться. Пытаюсь придумать хоть какой-то план, так, на всякий случай, но ничего на ум не идет.

– В этом нет ничего удивительного, – неделю назад Джейми не посмел бы произнести подобную ремарку вслух. – По-моему, никакого клоуна из тебя не получится, Стив. Вали. Я сплю.

Уходя, Стив поглядел на него как побитая собачонка. Джейми снова лег.

* * *

Проснулся он в семь утра, проспав чересчур долго. Он поднялся на ноги, соображая, напуган он или нет. Срок кастинга Стива уже прошел.

Он поднялся наверх. Из окна кухни он заметил стоявшую у дома полицейскую машину. «Полиция! – словно сиреной завыло в голове. – Что-то случилось – они взорвали клуб! Все, мне КОНЕЦ!»

В коридоре он расслышал какие-то голоса. Он прокрался в гостиную и прислушался. Полицейские разговаривали с Маршаллом.

– Нет, не знаю, – твердил Маршалл. – В последний раз я его видел на крыше. Что он там делал – не знаю.

– И у него в комнате нет ничего подобного? – спросил один из полицейских.

– Да не знаю я! – стонал Маршалл. – Откуда мне знать, кто, мать его, хранит у себя наркотики, а кто нет? Почему бы вам самому не взглянуть? Вы же коп, так ведь?

Джейми на цыпочках вернулся на кухню и дождался, пока полиция уедет. Когда все кончилось, он услышал, как Маршалл ругается и расшвыривает вещи.

– Что случилось? – с порога спросил его Джейми.

Маршалл обернулся. Нездоровая худоба и торчащая козлиная бородка должны были делать его похожим на друида. Его комнату украшали кельтские символы, на многих из них после визитов клоунов красовались разрезы и прожженные пятна. В руке он держал повестку в суд. Маршалл поднес к самому носу Джейми дрожащий указательный палец.

– Эти… гребаные свиньи… нашли трубку и пакетик. А там лежала травка, господи боже. Я погорел на травке!

Он сплюнул и покачал головой.

– Это ведь даже не очень качественная дурь. Они знают, сколько «спидов» прошло через этот дом? – он показал на обувную коробку, лежавшую на полу у кровати, и зашептал: – В ней я месяц назад прятал героина на пятьдесят штук. И ПОПАЛСЯ НА ТРАВКЕ!

Джейми уже давно перестал удивляться взглядам Маршалла на жизнь. Он лишь пожал плечами.

– Слушай, ты Стива сегодня видел?

– Не знаю, брат. Поверить в это не могу…

– Я правильно расслышал, что он залез на крышу?

– Что? Ну да, он был на крыше.

– Зачем?

– Не знаю. Парень был под балдой или типа того. Что-то орал насчет того, что надеется, что это достаточно хорошо. Если это он сдал меня полиции, богом клянусь… травка!

Джейми оставил его. Залез на крышу… Конечно, нет, разумеется, Стив не мог придумать такого для кастинга? Слишком уж банально. Качая головой, Джейми постучался к Стиву. Никто не ответил. Он распахнул дверь.

И застыл как вкопанный.

Кровать была в крови. Подушка – тоже. Кровь на полу. На стенах. Смазанный кровавый отпечаток ладони.

Джейми пошатнулся и чуть не упал в обморок. Его затошнило. Кровь… Столько кровищи он не видел никогда.

На подушке лежал небольшой листок бумаги, свернутый так же, как все остальные записки. Он попытался сделать шаг и взять листок, но ноги отказывались приближать его к этому красному кошмару. Кое-как ему удалось медленно попятиться от двери и осторожно прикрыть ее за собой.

«Не волнуйся, – твердил он себе. – Время еще есть. Масса времени. Я смогу пройти этот чертов кастинг».

Из коридора он слышал, как Маршалл убивался из-за того, что попался на наркоте, совершенно равнодушный к тому, что творилось в соседней комнате. Джейми взглянул на часы, гадая, как это его жизнь смогла рухнуть буквально в одночасье. Разве еще неделю назад дела не шли нормально? Может, не очень-то и блестяще, но… нормально?

Через час ему полагалось быть в клубе. Почему-то он предполагал, что вряд ли туда вообще попадет.

– Давай-ка с этим разберемся, – прошептал он.

Глава 5. Кастинг Джейми

Который час, Гонко? Который час?

Гонко, главный клоун, выждал пару минут, прежде чем ответить Дупи. За это время Дупи разволновался так, что принялся скулить как собака. Эти слабые приступы беспокойства не тревожили Гонко. Нытье Дупи было сродни обоям, он чувствовал себя дома.

– Ну, скажи же мне, Гонко, это не смешно!

Гонко вытащил из кармана часы, серебряная цепочка которых обвилась вокруг его запястья. Она извивалась, словно небольшая удавка. По часам выходило, что молодому Джейми до прохождения кастинга оставалось двадцать минут.

– Гонко, это не…

– Двадцать минут, Дупс, – тихо ответил Гонко.

Три клоуна – Гоши, Дупи и Гонко – сидели в своей палатке на площадке Цирка семьи Пайло. Там давали лучшие шоу на Земле, хотя ни одна живая душа, кроме Джейми, не знала этого названия.

– Где Рафшод, Гонко? Гонко, где Рафшод?

Дупи прекрасно это знал. Он спросил лишь для того, чтобы ему не ответили, дабы он и дальше мог дергаться, суетиться и откладывать кирпичи. Гонко сделал ему одолжение своим молчанием: ответь он – через несколько секунд последует еще один вопрос. А ответ прозвучал бы так: Рафшод лежит в постели, потому что Гонко избил его до потери сознания. Рафшоду очень нравилось, когда его избивали, но здесь дело было в другом – его необходимо была наказать за дурацкую выходку. Именно Рафшод сунул кисет с порошком в штаны Гоши прямо перед тем, как тот выбрался наружу и заблудился.

После того как порошок нашли, было решено немного поизмываться над Джейми, а потом прикончить его, но от номера со скалкой у Гонко случилась истерика, – что выразилось в легком поднятии его застывших губ. С неохотной помощью предсказательницы он присмотрелся к Джейми поближе, и то, что он увидел, ему понравилось.

Гонко снова взглянул на часы и пробормотал:

– Где этот гребаный клоун?

Он имел в виду новичка.

– Ой, блин, я не уверен, – отозвался Дупи, старательно вытиравший платком рот Гоши.

Пока Дупи приводил Гоши в порядок, тот довольно моргал, его руки висели вдоль тела, а кулаки были разжаты.

– По-моему, я видел его, м-м-м, у Шелис. Кажется, его я там видел, Гонко. Который, по-моему… – Дупи нахмурился. – Помнишь, ты меня спрашивал, где он, Гонко? Ты только что спросил. Ты только что…

– Тихо ты.

– Прости, Гонко, я просто, я…

Гонко в третий раз посмотрел на часы и недовольно цыкнул. Он потратил целое состояние на подкупы, чтобы позаимствовать хрустальный шар и посмотреть этот кастинг: прорицательница не очень-то его жаловала.

Внезапно Дупи обернулся к нему.

– Не нравится мне этот новичок, Гонко, не нравится мне он!

Дупи не врал. Новичок настраивал всех друг против друга, и от него прямо несло пакостями, что вот-вот случатся. Очень нехорошо. На площадке и так хватает врагов, а тут еще и в своей труппе один объявился.

В этот момент новичок появился у входа в палатку. Он тихонько вошел, сгорбив плечи и неся в руках хрустальный шар предсказательницы. Гонко с отвращением следил за его зловеще-бесшумными движениями. Каждый жест новичка, похоже, говорил: «Жду, пока ты повернешься спиной».

Гонко посмотрел ему прямо в глаза. Циркач поумнее новичка не стал бы встречаться с ним взглядом, этот же нагло пялился. Гонко ловким движением вскочил на ноги, чтобы заставить его дернуться. Сработало. С необычайной осторожностью Гонко взял из рук новичка хрустальный шар, поставил его на стол и бросил:

– Пошел вон.

Новичок медленно попятился назад. Он ждал у входа, у самого полога, нарочно не повинуясь, чтобы заставить главного клоуна повторить приказ. Это тоже было неразумно. Гонко выпрямился и сунул руку в карман, потому что вдруг решил прикончить непокорного клоуна прямо на месте. Но в этот момент новичок убрался прочь.

Глядя ему вслед, Гонко пару секунд погладил лезвие ножа, который он вытащил из кармана, потом сплюнул и сунул нож обратно. Гоши издал пикающий звук, выражавший легкое неодобрение, как подумал Гонко, но точно это знал один лишь Гоши.

Пламя свечи отражалось от поверхности хрустального шара, словно желтый глаз. Главный клоун положил ладонь на холодный хрусталь и пробормотал одно слово «Джейми». Шар затуманился, словно кто-то внутри заволок дымом его ровную поверхность. Часы Гонко показывали, что у Джейми осталось пятнадцать минут.

«Я дам ему немного форы», – подумал Гонко, разглядывая молодого человека. За всеми попытками Джейми жить рациональной и размеренной жизнью, где все определено и разложено по полочкам, ясно угадывался неистощимый источник эксцентричного поведения, который вот-вот прорвется наружу, и Джейми, казалось, стоило больших трудов инстинктивно сдерживать его. Похоже, это происходило день ото дня. И чем больше он прикладывал усилий, тем более впечатляющими будут результаты, когда парень или временно сломается, или окончательно прогнется. Никто не гнется так хорошо, как тот, кто создан из абсолютно прямых линий.

Вид прояснился, и там показался кандидат-новичок. Гонко понял, что постоянные преследования довели его до грани нервного срыва, и остался доволен проделанной работой. По времени все было рассчитано идеально, и теперь этот парень почти созрел. Двое других клоунов притиснулись к главному и нагнулись над хрустальным шаром. Гоши издал неясный звук, больше всего похожий на «О-о», нельзя было точно сказать, что он означал – возможно, выражение узнавания, когда высокий молодой рыжеволосый человек задвигался внутри шара.

– Тихо, Гоши, – велел Дупи своему брату. – Гоши, тихо. Он начинает.

* * *

Торговая улица Квин-стрит была забита туристами, наслаждавшимися жарой, и местными жителями, спасавшимися от нее. Первый поток служащих в костюмах и галстуках, возвращавшихся с работы в понедельник вечером, устало тек к вокзалу. В две минуты пятого толпа заволновалась, и по ней прокатился ропот, когда люди дружно повернули головы. Откуда-то с конца улицы раздался звук настолько громкий и пронзительный, что в нем едва можно было узнать человеческий крик. Сразу же раздались сухие хлопки, похожие на автоматную очередь. Все уставились на облачко серого дыма, лениво поднимавшееся в самом конце улицы.

Снова раздался визг, резкий и назойливый, пронзивший толпу:

– Там БОМБА! ТАМ БО-О-О-О-МБА!!!

Пять лет с терроризмом в заголовках газет сделали свое дело. Все замерли, и паника разнеслась по толпе, словно рябь по воде. Хлопки не прекращались. Двое полицейских осторожно направились к источнику дыма, держа руки на кобурах. Внезапно, прорвавшись через толпу покупателей, высокий, худощавый рыжеволосый и, что самое интересное, голый мужчина ринулся вниз по улице, неуклюже выбрасывая вперед ноги. Под пучком рыжеватых лобковых волос неистово болтался из стороны в сторону его пенис. Походка вполне подошла бы для номера «Монти Пайтона»: колени поднимались высоко в сторону, совершая скорее прыжки, а не шаги, а расставленные в стороны локти двигались вверх-вниз, как крылышки. Лицо его скрывала наволочка. Сквозь прорези для глаз он несся через окружавшую его толпу, видя лишь размытые силуэты и препятствия.

На груди у него красовалась нарисованная зеленой краской свастика, обращенная в другую, непривычную сторону. На спине – огромный смайлик. От пота краска расплывалась, и вскоре от знаков остались лишь размытые очертания. Его преследовали трое ошарашенных пожилых полицейских, ожидавших, что за смену им придется иметь дело лишь с несколькими магазинными воришками. Они пытались его догнать, однако, несмотря на свою дикую походку, шевелился Джейми довольно резво. Как футболист, он ловко лавировал между семействами, компаниями студентов и японскими туристами, наводившими на него фотоаппараты. Джейми снова заорал во все горло:

– Там БОМБА! ТАМ БО-О-О-О-МБА!!!

Наволочка съехала, и он тотчас же ослеп. Ни секунды об этом не жалея, он сдернул ее с головы, она медленно опустилась на тротуар, так что полицейские смогли спокойно его подобрать. У казино дым расползался все больше, превращаясь в серый туман. Хлопки и взрывы слились в один сплошной оглушительный треск и внезапно прекратились.

Никакой бомбы не было. Весь шум издавали фейерверки и петарды, которые Джейми купил в каком-то магазинчике в районе Фортитуд-Вэлли. Раскрасив себя в общественном туалете и идя по Квин-стрит в одном плаще на голое тело, он обложил пиротехникой декоративный куст, росший в конце улицы. Он понятия не имел, произведет ли это впечатление на клоунов и смогут ли они вообще все это увидеть, – но это единственное, до чего он смог додуматься. Если бы не помутнение рассудка, до которого его довели преследования клоунов (кровь Стива стала последней каплей), он мог бы просто вызвать полицию и избавить себя от дальнейших неприятностей.

Но когда он бежал по торговой улице, все беды прошедшей недели словно сгинули. Его накрыла небывалая адреналиновая волна. Мысли летели у него в голове, словно пленка в ускоренной перемотке. Он не чувствовал ни тротуара под бухающими ногами, ни напряжения мышц, ни шлепков яиц по ляжкам. Ему казалось, что он может оттолкнуться и взмыть в небо.

Разумеется, на оживленной улице это не могло продолжаться вечно. Он налетел на людскую стену и не увидел в ней прохода. Он ринулся на двух школьниц в форме, они завизжали, и все втроем свалились. Он почувствовал, как пенисом коснулся портфеля одной из них, и лишь чудом он не хлопнулся на них самих. Лежа на земле, он заметил остановившийся на светофоре фургон телеканала «Семь новостей». Из окошка высунулся оператор и, широко осклабившись, направил на Джейми камеру.

Джейми кое-как поднялся на ноги, запоздало прикрыв пах, и школьницы снова завизжали. В новостях это будет смотреться нехорошо. Через плечо он увидел приближавшихся полицейских. Еще двое бежали к нему спереди. Он судорожно вдохнул и ринулся к площади Короля Георга. В парке было полно голубей, туристов, клерков и студентов, читавших на лужайках. Он побежал между ними, все еще подстегиваемый адреналином, притуплявшим боль, все невзгоды и неприятные последствия. Вот последствия-то действительно будут, если он перестанет бежать. Но делать этого он не собирался…

* * *

Все закончилось позорным шествием голышом, да еще и в наручниках через площадь Короля Георга. Женщина-полицейский с выражением полного безразличия на лице бросила ему полотенце, чтобы он прикрылся.

– Вы не понимаете, – орал он копам, когда те валили его на землю. – Клоуны… Мне пришлось… Клоуны меня заставили…

В допросной ему зачитали обвинения. Появление в общественном месте в непристойном виде, нарушение общественного порядка, угроза насилия (школьницам), вероятная попытка изнасилования (школьниц), нарушение общественного спокойствия, незаконное владение пиротехническими изделиями, воспрепятствование осуществлению правосудия. Добавили, что после консультаций с федеральной полицией ему могут предъявить еще одно обвинение – приняты новые антитеррористические законы, по которым заведомо ложная информация о взрывных устройствах каралась так же, как настоящая угроза взрыва. Что означало, что Джейми могли официально признать террористом. В этот момент желание Джейми заплакать сменилось бурными рыданиями.

В дополнение ко всему этому оставался открытым вопрос о возможном убийстве Стива, о котором он не осмелился упомянуть. Надо все рассказать, он это понимал, но сейчас и их вопросов было уже достаточно. После всплеска адреналина на него навалилась дикая усталость, и ему хотелось только одного: заползти куда-нибудь в тепло и закрыть глаза.

Из полиции его отпустили только в полночь. Примерно в это время ему в голову пришла новая и еще более ужасающая мысль: «На самом деле, все это, до последнего шага, могло происходить у тебя в голове. Ты мог все это себе напридумывать с той самой секунды, когда увидел на дороге клоуна. Если ты до такой степени спятил, то угадай, что тогда? На твоей совести могут оказаться и пятна крови в комнате Стива. Может, ты убил его во сне. Может, ты прокрался наверх и разделал его на куски. Может, это ты разгромил весь дом. Тогда у тебя огромные неприятности – не только с законом. Беда у тебя здесь, в собственной башке. Может, ты никогда больше не увидишь дневного света».

На все это ему было нечего возразить, и он медленно плелся домой. Если каким-то чудом там окажется Стив, целый и невредимый, наверное, он сможет по-тихому отправиться в психушку и постараться все это забыть.

Добравшись до дома, он увидел записку, лежавшую на постели из диванных подушек. Он замер на пороге, пристально глядя на нее и слегка покачиваясь. Стоял он так минут пять, в течение которых сердце его, похоже, остановилось. Снаружи весь город замер.

Он подошел к постели и взял в руку записку. Она гласила:

«Поздравляю.

Гонко, Цирк семьи Пайло».

* * *

В клоунской палатке Гоши издавал прерывистый свист, похожий на щебетание попугая. Эти звуки не означали ничего особенного, просто указывали на то, что какие-то механизмы у него внутри продолжали работать, и Гоши по-своему все еще тикал.

В хрустальном шаре клоуны видели весь спектакль с момента, когда Джейми раскрашивал себя, и до настоящего времени, когда его волочили перед зданием мэрии. Двое полицейских крепко его держали, он неистово молотил ногами. Дупи все время отпускал комментарии, сводившиеся к возгласам:

– Ой… Блин… Что он?.. Где он?.. Блин…

Рот Гонко дернулся – наметанный глаз распознал бы в этом улыбку. Когда Джейми уводили со скованными за спиной руками и с появляющемся на лице выражением смирения, Дупи повернулся к Гонко и спросил:

– Он все хорошо сделал, Гонко? Гонко, хорошо сделал? Гонко, помнишь, когда я тебя спрашивал, а хорошо ли он все сделал?

Гонко скосил глаза в сторону.

– По-моему, он все прекрасно сделал.

– Да, вот и Гоши так думает, верно, Гоши? Верно?

– О-о.

Гонко положил ладонь на хрусталь, словно собираясь погасить свечу.

– Все лучше того типа, вскарабкавшегося на чертову крышу, – пробормотал он.

Гоши издал ровный свист. Клоуны встали. В качестве дивана они использовали связанного человека с кляпом во рту. Человека этого звали Стив, и он был в полной отключке.

– Дадим юному Джей-Джею пару часов подергаться, а потом заберем его, – сказал Гонко. – Раф может послать записку, когда очухается. И уберите этого, – он пнул башмаком бесчувственное тело, – с глаз моих.

* * *

Джейми так и не проснулся той ночью, когда чьи-то руки осторожно подняли его с пола: Гонко об этом позаботился. Из всех средств в арсенале главного клоуна хлороформ был несколько старомодным, однако он исправно срабатывал, и Гонко никогда не отправлялся на похищения без него. Он на шесть секунд прижал белый платок к лицу спавшего Джейми, потом снова засунул его в карман.

Рядом с ним стояли Рафшод и Дупи. Они сопровождали его и на похищении Стива. Кровь в комнате Стива, на самом деле, принадлежала Рафшоду, они ее разбрызгали для пущего эффекта. Втроем клоуны запихали Джейми в привезенный с собой мешок для трупа. Гонко нравилась затея, когда человек вдруг просыпается в мешке; он довольно скривил рот, застегивая мешок. Два других клоуна подняли ношу и вытащили Джейми на дорогу. Рядом с домом стоял фургон с включенным двигателем, его шум нарушал безмолвие залитой лунным светом улицы. Они положили мешок в кузов. Дупи и Рафшод затеяли драку за место рядом с водителем, скребя клоунскими башмаками по асфальту. Дупи победил. Рафшод запрыгнул в кузов рядом с Джейми. Гонко резко рванул с места, виляя, чтобы размазать двух бездомных кошек. Дупи сказал ему, что это не смешно.

Отъехав на километр, они остановились у стройплощадки, где возводили жилой дом. Это оттуда Гонко позаимствовал фургон. Он спрыгнул с водительского сиденья, открыл капот и вытащил из штанов топорик. Несколько раз врезал по двигателю, так, для веселья, и металлический грохот разнесся в ночи, словно выстрелы. Он вытащил из кармана поздравительную открытку и написал: «Спасибо за одолжение, Боб». Так звали хозяина фургона. Боб не знал Гонко, а Гонко не знал Боба, целью этой выходки было свихнуть Бобу мозги. Гонко положил открытку на приборную панель, вытащил из другого кармана розу и пристроил ее рядом с открыткой.

Три клоуна перелезли через забор, осторожно перетащив мешок с Джейми. Дупи жаловался на спину, но Дупи был полный говнюк. Клоуны направились к кабинке уличного туалета в углу стройплощадки. Они вошли, держа мешок с телом вертикально. Возникла давка. Гонко достал пластиковую карточку, которую приложил к замку. Вспыхнул красный огонек – из потолка вывалился рычаг. Он рванул его в сторону, пол со скрипом пошел вниз, как лифт, чем, собственно, он и являлся. Только в этом городе таких было несколько, еще тысячи по всему миру. Над головами у них выехала платформа, чтобы заменить пол, на котором они теперь стояли. Лифт жутко закачался. Спускались они очень долго.

Наконец, лифт остановился, но прежде Дупи смачно пернул, и маленькая кабинка наполнилась такой вонью, что все закашлялись.

– Классно, – проговорил Гонко со слезящимися глазами. Дупи принялся рассыпаться в извинениях, но Дупи полный говнюк. Двери лифта открылись.

Над цирком повисла ночь. Вокруг теснились силуэты приземистых цыганских шатров, похожих на картонные аппликации на темной бумаге. На фоне беззвездного неба виднелось колесо обозрения, походившее на скрюченный скелет какого-то гигантского животного. Вдали раздавался чей-то вой. Клоуны отправились домой, волоча за ноги новоиспеченного члена своей труппы.