Текст книги "Деньги и власть. Как Goldman Sachs захватил власть в финансовом мире"

В 1943 г. после Дня независимости Вайнберг подал Нельсону прошение об отставке. Не вдаваясь в детали, Нельсон сообщил New York Times, что Вайнберг увольняется с 1 августа «по совету врачей, которые прописали ему покой и медицинские процедуры». И Вайнберг вернулся в Нью-Йорк – в Goldman.

Был ли он действительно болен или это было прикрытием, чтобы принять следующее назначение правительства США, неизвестно. Но 5 ноября 1943 г. по ходатайству Уильяма Донована, юриста из Нью-Йорка и главы Управления стратегических служб (OSS)[173]173
  Управление стратегических служб – первая объединенная разведывательная служба США, созданная в 1942 г. На ее основе после окончания Второй мировой войны было создано ЦРУ. – Прим. пер.


[Закрыть], президент Рузвельт утвердил назначение Вайнберга для поездки «в Россию в качестве открытого представителя OSS» при условии, что «мистер Вайнберг согласится ехать». Рузвельт завизировал документ, написав: «ОК. ФДР – 11/5/43» – и вернул его Доновану. Хотя Вайнберг был евреем и не говорил по-русски – по крайней мере, так он утверждал ранее, – на этот раз он согласился с назначением. Какие задачи он выполнял для правительства США в Советском Союзе и как долго он там находился – точно неизвестно. ЦРУ, преемник OSS, не дало ответа на запрос относительно миссии Вайнберга, направленный в соответствии с законом «О свободе информации». Одному из его внуков, Питеру Вайнбергу, бывшему партнеру Goldman Sachs и основателю собственного инвестиционного банка Perella Weinberg, не известно, чем его дед занимался в Советском Союзе во время войны, и он даже не знал, что дед когда-либо посещал эту страну.

Что бы Вайнберг ни делал во время своей секретной миссии, он, вероятно по просьбе Рузвельта, вернулся в июне 1944 г. в Комитет по военному производству, на этот раз в качестве вице-председателя. С тех пор как он покинул комитет, предположительно из-за проблем со здоровьем, прошло 11 месяцев. На этот раз его обязанности состояли в решении «особых задач» для Нельсона и в поиске людей, которые могли возглавить Комитет по военному производству. Иными словами, он вновь выполнял функции «Похитителя». Но главное, он должен был уладить разногласия между «Электрическим Чарли» Уилсоном и Дональдом Нельсоном. Их противостояние началось со спора о том, когда следует перевести промышленность страны на мирные рельсы. Считая войну практически выигранной, Нельсон хотел вернуться к выпуску потребительских товаров. Уилсон же, цитируя заключение Объединенного комитета начальников штабов о грядущем дефиците боеприпасов, желал сохранить полномасштабное военное производство.

Вайнберг поддержал Уилсона, за что, по данным Fortune, его позже критиковали, так как он «вонзил нож в спину своему старому другу Дону Нельсону»[174]174
  Fortune, October 1953.


[Закрыть]. «Все было не так, – утверждает Вайнберг. – На этот раз, с болью в сердце и всей своей бруклинской прямотой, я высказал все, что думал о действиях Нельсона, ему прямо в лицо». К 31 августа последняя миссия Вайнберга была выполнена. «Я только что с большим сожалением узнал о Вашей отставке, – писал ему Рузвельт. – Мне искренне жаль, что Вы уходите, и я решил отправить Вам это небольшое письмо, чтобы выразить глубокую благодарность за те жертвы, которые Вы принесли на службе правительству в эти дни тяжелых испытаний. Вы проделали отличную работу, и я Вам бесконечно благодарен»[175]175
  Письмо Франклина Рузвельта Сидни Вайнбергу. 31 августа 1944 г.


[Закрыть]. Позже Вайнберг преуменьшал значение своих разногласий с Нельсоном и списал свой уход на одолевшую его скуку. «Для меня оставалось все меньше и меньше настоящей работы, – сказал он. – Зимой я работал с документами до восьми вечера. Весной я освобождался уже к трем часам дня. Когда работа стала заканчиваться в десять утра, я понял, что мне пора покинуть Вашингтон и вернуться в Нью-Йорк»[176]176
  Charles D. Ellis, The Partnership: The Making of Goldman Sachs (New York: Penguin Press, 2008), p. 45.


[Закрыть]. Спустя два с небольшим года, в сентябре 1946 г., президент Трумэн наградит Вайнберга медалью «За заслуги» за «исключительные достижения» во время его работы в Комитете по военному производству.

* * *

К этому времени Вайнберг уже вернулся в Goldman – как раз к 75-летнему юбилею компании. Чтобы отметить это событие, в отеле Pierre на Пятой авеню был устроен званый ужин для партнеров и сотрудников. На тот момент в Goldman было 11 партнеров, включая Уолтера и Говарда Саксов, Вайнберга и руководителей филиалов компании в Бостоне, Филадельфии, Чикаго и Сент-Луисе. Несмотря на успехи – многими из них компания была обязана проницательности и целеустремленности Вайнберга, – Goldman оставалась за пределами Уолл-стрит и лишь изредка наведывалась туда, как и другие фирмы, принадлежащие евреям.

Антисемитизм, как и раньше, был помехой для бизнеса. Но постепенно устои общества начинали меняться. Однажды утром, после состоявшегося накануне ужина Вайнберга с его другом Полом Кэботом в закрытом клубе Brook на 45-й Восточной улице, президент клуба во время завтрака подошел к столику Кэбота и заявил, что «его поведение предыдущим вечером было неподобающим».

«Мы слишком громко разговаривали?» – спросил Кэбот, хотя прекрасно понимал, о чем идет речь.

«Нет, дело не в этом, – последовал ответ. – Дело в человеке, который сидел за вашим столиком».

«Что вы имеете в виду?» – спросил Кэбот.

«Вам должно быть известно, что Brook не принимает евреев», – ответил президент.

«Знаете ли, – сказал Кэбот, – я прочитал правила клуба, и там нет об этом ни слова… Если политика вашего клуба именно такова, можете засунуть его сами знаете куда. Я сегодня же откажусь от членства в клубе».

После спора с Нельсоном Уилсон вернулся в General Electric на пост руководителя компании. И Вайнберг в июне 1945 г. практически незамедлительно получил приглашение войти в совет директоров. Видимо, это была награда за поддержку Уилсона. В то время сложно было представить более почетную должность, но пройдут годы, прежде чем GE начнет сотрудничать с Goldman Sachs.

Отношения Уилсона и Вайнберга еще больше укрепились во время Корейской войны. В 1950 г. президент Трумэн попросил Уилсона возглавить Бюро по мобилизации для нужд обороны, обновленный вариант Комитета по военному производству. Уилсону не хотелось оставлять свой пост в GE, поскольку, отдавая должное руководящему составу компании, он понимал, что на этот раз уход будет окончательным. Он спросил совета у Вайнберга – члена совета директоров и своего друга. «Сидни ответил не раздумывая, как делал это всегда, – вспоминает Уилсон. – “Черт побери, ты поедешь, – сказал он. – Конечно же, ты поедешь. И я поеду с тобой”. Это помогло мне решиться». Уилсон и Вайнберг вернулись в Вашингтон на шесть месяцев, чтобы вновь запустить американскую военную машину.

Но к этому времени, как вспоминали Уилсон и Вайнберг, патриотический пыл в народе угас. Когда они прибыли в Вашингтон в декабре 1950 г., в Государственном департаменте не оказалось никого, кто мог бы открыть их кабинеты. Поэтому им пришлось взять пару стульев, усесться в коридоре у дверей своих офисов и начать составлять план мобилизации. В течение нескольких месяцев они были неразлучны – жили в одном номере отеля Shoreham, вместе обедали в небольшой комнате рядом с их кабинетами. Но «на этот раз они столкнулись с более сложной задачей, чем те, с которыми имели дело во время Второй мировой, – писал Fortune. – Политическая обстановка была враждебной, пресса язвила, а представители промышленности на помощь им не спешили». У них были свои победы – например, решение производить не только оружие, – но в целом «кажется, будто каким-то странным образом эта глава исчезла со страниц истории».

В 1952 г. Вайнберг вновь сменил политические пристрастия и согласился занять пост казначея движения «Граждане за Эйзенхауэра – Никсона». Оно было мелковато, особенно по сравнению с Национальным предвыборным комитетом Республиканской партии. В определенный момент Вайнберг и Джон Хэй Уитни, еще один из руководителей движения, согласились на сближение с республиканцами. Перед заключением сделки Уитни, который ранее встретился с партийными лидерами в Кливленде, позвонил Вайнбергу домой в 2.30 ночи и спросил, на какие уступки им следует согласиться. Вайнберг порекомендовал соглашаться на все. «Джок, если они попытаются нас прижать, нам все равно придется пойти им навстречу, – сказал он. – Я уже давно понял, что в этом мире если ты родился карликом, то с этим придется смириться»[177]177
  NY, September 15, 1956, p. 49.


[Закрыть].

Для республиканцев сделка была удачной, особенно если учитывать, сколько способен был привлечь Сидни Вайнберг. «Вне сомнений, Сидни умеет находить деньги лучше, чем все, кого я знаю, – сказал Уитни. – Он просто отправится на любое заседание совета директоров – в General Foods, General Electric или General Бог-Знает-Что – и все без колебаний выложат, сколько ему нужно. А потом спросит: “Ну а ребятки где?” – и они тут же появятся». В обмен на привлеченные им средства Вайнберг получал то, чего жаждал по-настоящему, – неограниченный доступ к власти.

После избрания Эйзенхауэр взял себе трех советников, людей проверенных и верных, – Шермана Адамса, Герберта Браунелла и генерал Люсиуса Клея. Вайнберг, конечно, был знаком с Клеем еще со времен Второй мировой войны, когда тот отвечал за закупки для армии. В 1950 г. Вайнберг рекомендовал Клея на пост председателя совета директоров и генерального директора Continental Can Company, в совет директоров которой он входил с 1930 г. Однажды днем, после выборов 1952 г., Адамс, Браунелл и Клей встретились в отеле Commodore в Нью-Йорке с одной-единственной целью – подобрать кандидата на пост министра финансов. После трех часов бесконечных обсуждений, которые ни к чему не привели, Клей позвонил Вайнбергу в офис Goldman на Пайн-стрит, 30, и попросил его в ближайшие два часа предложить чью-либо кандидатуру. Вайнберг, конечно, тоже задумывался над этим вопросом и, перебирая в уме кандидатуры, запрыгнул в метро – этот вид транспорта он предпочитал всем остальным, – чтобы отправиться на встречу в Commodore на 42-й улице. (Кстати, Вайнберг с гордостью рассказывал партнерам, что, пользуясь метро, экономит $5 в неделю.)

«Когда я вошел в поезд, у меня не было никакой четкой идеи, – вспоминал он позднее. – Потом я начал думать о Клее. У нас с ним были разногласия по вопросам военного производства, но я всегда считал, что он сможет управлять чем угодно. Конечно, проблема в том, что он не специалист по налогообложению»[178]178
  Там же, p. 50.


[Закрыть]. Примерно в районе 14-й улицы на Вайнберга снизошло озарение. «Я внезапно сказал себе: “Джордж Хамфри[179]179
  Джордж Хамфри (1890–1970) – американский юрист, бизнесмен и министр финансов при президенте Эйзенхауэре. До назначения на пост министра финансов возглавлял компанию M. A. Hanna Company, которая занимается переработкой железной руды.


[Закрыть] так напоминает Клея! Черт возьми, нам нужен Джордж? Я всегда говорил, что он один из самых способных в нашей сфере”». И к моменту, когда добрался до отеля, он уже был уверен, что именно Хамфри, этот стальной король, должен стать министром финансов при Эйзенхауэре. Вайнберг быстро убедил советников президента в своей правоте, а затем представил Хамфри президенту. Ранее они не встречались, и Эйзенхауэр даже не слышал о Хамфри. При Эйзенхауэре он прослужил в кабинете министров более четырех лет и приобрел огромное влияние. «Когда Джордж говорит, мы все слушаем», – говорил Эйзенхауэр. Естественно, после назначения Хамфри и Вайнберг часто беседовали об экономике и налоговой политике – дошло даже до того, что, если по какой-либо причине в один из дней они не общались, Вайнберг начинал думать, что Министерство финансов что-то затевает за его спиной. Ирония была в том, что, если бы Вайнберг хотел занять этот пост – или любой другой пост в кабинете министров, – он бы легко его получил. Но он любил играть иную роль – роль «серого кардинала».

Глава 4
Ценность дружбы

После войны Вайнберг вернулся в Goldman и с новыми силами приступил к работе, используя связи, которые завязал за прошедшие годы. Теперь вся промышленность Америки повернулась лицом к потребителю, удовлетворяя спрос, который сдерживался на протяжении 15 лет. И Вайнбергу стало ясно, что у Goldman есть отличная возможность хорошо заработать, предоставляя капитал для нужд промышленности. После многих лет работы на государство у Вайнберга и Goldman Sachs наконец появился шанс получить прибыль.

Вскоре после того, как его избрали в совет директоров General Electric в 1945 г., что было немалым достижением для банкира из Бруклина еврейского происхождения, председатель Филип Рид попросил Вайнберга выступить на банкете руководства в отеле Waldorf-Astoria в Манхэттене на Парк-авеню. Представляя нового директора, Рид ожидал услышать от него неожиданные комментарии, но полагал, что вслед за ним Вайнберг обязательно подчеркнет, что GE – «величайшая компания величайшей отрасли в величайшей стране мира»[180]180
  NY, September 8, 1956, p. 40.


[Закрыть]. Большинство представителей банковской индустрии с Уолл-стрит, конечно, проявили бы учтивость и поддержали бы в этом вопросе руководство компании. Но не Вайнберг. «Я согласен с вашим председателем в том, что мы живем в величайшей стране, – сказал он собравшимся, – и, пожалуй, даже в том, что электроэнергетика как отрасль весьма успешна. Но что касается заявления о том, что GE – величайшая компания в этой отрасли, то, черт меня возьми, я не присоединюсь к нему, прежде чем хорошенько не изучу ситуацию». И после этих слов вернулся на свое место, чтобы насладиться аплодисментами удивленной аудитории.

Подобные выходки были обычны для Вайнберга и, как ни странно, лишь усиливали симпатию к нему со стороны его коллег в советах директоров. Так, в 1953 г. на заседании совета директоров GE обсуждали предложение поощрить пятью акциями GE каждую сотрудницу либо супругу сотрудника компании, родившую ребенка в течение года, который был юбилейным, 75-м годом фирмы. «Поджав губы»[181]181
  Там же, p. 39.


[Закрыть], Вайнберг подождал, пока ему дадут слово, и предложил поощрить любого из членов совета директоров – а они были уже немолодыми людьми – сотней акций компании, если он снова станет отцом в этот год. «Другие участники едва смогли дождаться конца заседания, чтобы поделиться с друзьями этим, на их взгляд, презабавным предложением», – рассказывал один из участников событий.

Вне сомнений, коллеги Вайнберга с благосклонностью внимали его шуткам, потому что он всегда чрезвычайно серьезно относился к своей работе. По словам Уолтера Сакса, Вайнберг любил принимать участие в работе различных комитетов (например, исполнительного, комитета по компенсациям или ревизионного), дабы на деле трудиться на благо компании. Как правило, по выходным у себя дома в Скарсдейле он работал над документами и поэтому, если не считать неудачи с McKesson, был всегда хорошо подготовлен к заседаниям и мог оказать неоценимую помощь главе компании в достижении поставленной цели. Например, после окончания Второй мировой войны руководство GE планировало потратить сотни миллионов долларов на реализацию агрессивной программы по расширению, чтобы получить максимальную прибыль от грядущего бума потребительского спроса на продукцию фирмы, который вполне обоснованно прогнозировали аналитики компании. Капиталовложения планировались весьма значительные, и президент компании Чарльз Уилсон не был уверен, что программа будет поддержана советом директоров. «Но Сидни подготовил “домашнее задание”, и этого было достаточно, – вспоминал Уилсон несколько лет спустя. – Он поддержал мои предложения так убедительно, как он один умеет делать, и это все, что было нужно. Настоящая удача – иметь такого человека в совете директоров»[182]182
  Time, December 8, 1958.


[Закрыть].

Лишь в 1956 г., т. е. через 11 лет после приглашения Вайнберга в совет директоров, Goldman вместе с Morgan Stanley стали андеррайтерами выпуска облигаций General Electric на сумму $300 млн. «Как верно подметил Бобби Леман, это настоящий триумф для любой компании, – вспоминает Уолтер Сакс. – Когда он позвонил мне в больницу, я ответил, что здесь целиком заслуга Сидни Вайнберга, ведь так оно и было»[183]183
  WSOH, 1956, p. 56.


[Закрыть]. Как сказал Сакс, «банком General Electric всегда был Morgan» и лишь «благодаря дружбе Сидни с Чарли Уилсоном и их совместной работе в Комитете по военному производству в годы Второй мировой войны удалось наладить отношения с GE».

* * *

Даже если Вайнберг не входил в состав совета директоров той или иной компании, ему удавалось найти способ использовать свои связи c выгодой для Goldman Sachs. В 1949 г. сын Вайнберга Джимми начал работать в Owens-Corning Fiberglas, совместном предприятии Owens-Illinois Glass Company и Corning Glass Works, принадлежащем Хоутонам, семейству протестантов англосаксонского происхождения из города Корнинг, штат Нью-Йорк. Через два года Джимми Вайнберг женился на Элизабет Хоутон – что тоже было большой удачей, но, как выяснилось, не могло сравниться с успехом программы по рефинансированию, реализованной позже Вайнбергом для Owens-Corning Fiberglas. В тот месяц, когда Джимми Вайнберг породнился с Хоутонами, генеральный директор Owens-Corning Fiberglas Гарольд Бошенстайн связался с Сидни, чтобы обсудить возможность привлечения средств для компании. Компаниям-учредителям принадлежали 84 % акций Owens-Corning, и по решению Министерства юстиции они не имели права увеличивать долю своего участия, а значит, и объем финансирования компании.

Конечно, существовало несколько решений сложившейся ситуации: Owens-Corning могла, например, взять кредит, выпустить корпоративные облигации или провести IPO. Из перечисленных вариантов наиболее привлекательным с точки зрения Goldman Sachs было IPO, но оно было и самым рискованным. Хотя в тот момент Вайнбергу только-только сделали операцию в Пресвитерианской больнице в Нью-Йорке и он был «прикован к кровати»[184]184
  Fortune, October 1953.


[Закрыть], Сидни со всей серьезностью отнесся к вопросу привлечения финансирования для Owens-Corning. Конечно, он был не единственным, кто пытался решить эту задачу: заключить сделку с компанией стремились многие игроки с Уолл-стрит. Несмотря на состоявшуюся недавно свадьбу поистине королевских масштабов, казалось, что Goldman Sachs ничего не светит, тем более что Вайнберг не был членом совета директоров Owens-Corning. Однако вскоре после операции Вайнберг составил для Бошенстайна докладную записку, в которой рекомендовал Owens-Corning привлечь капитал путем размещения IPO.

В статье о Вайнберге журнал Fortune уделил особое внимание тому факту, что он не входил в совет директоров Owens-Corning и никогда ранее не заключал сделок с этой компанией. Однако в статье также подчеркивалось, что у Вайнберга были связи в компании: не упоминая о наличии родственных отношений, журнал писал, что Амори Хоутон, председатель совета директоров Corning Glass, и Уильям Левис, глава исполнительного комитета Owens-Illinois, были его «хорошими друзьями» еще со времен работы в Комитете по военному производству; Бошенстайн тоже был знаком с Вайнбергом со времен войны, да и Кит Фанстон, президент Нью-Йоркской фондовой биржи и член совета директоров Owens-Corning, также знал его по Комитету по военному производству. А еще один член совета директоров Owens-Corning, военный министр США Роберт Стивенс, был тоже «хорошим другом» Вайнберга. Как выяснилось, Фанстон и Стивенс входили вместе с Вайнбергом в совет директоров General Foods, и это сыграло огромную роль для приглашения Вайнберга на встречу с Бошенстайном с целью обсуждения проекта. Друзья рассказали генеральному директору Owens-Corning о гениальном, по всеобщему мнению, плане финансирования, который Goldman и Вайнберг разработали для General Foods. Узнав об этом, Бошенстайн решил «посоветоваться с Сидни». Когда он спросил старшего партнера Goldman Sachs, сколько, по его мнению, стоят акции компании, тот, как говорят, «навскидку назвал цифру, которая практически совпала с ценой акций, установленной при их последующем размещении». Эта прозорливость, а также личные связи Вайнберга стали основными факторами, которые привели к выбору Goldman Sachs в качестве ведущего андеррайтера IPO. «Как это случалось не раз, нить, спряденная богинями судьбы для Вайнберга, привела его к очередной выгодной сделке», – пишет Fortune.

Решение поставленных Owens-Corning задач осложнялось ограничениями Нью-Йоркской фондовой биржи, которая требовала, чтобы любая из компаний, чьи акции участвуют в торгах, имела широкий круг собственников, т. е. после размещения IPO не менее 50 % акций компании должны принадлежать сторонним инвесторам. Это могло стать проблемой для Owens-Corning, потому что 84 % акций компании принадлежали двум партнерам – Corning Glass и Owens-Illinois – и они не желали иметь долю участия меньше 50 %. В этой ситуации Вайнбергу очень пригодились его способности банкира и дипломата. Ему удалось не только убедить своего друга Фанстона, который (по счастливой случайности) работал на Нью-Йоркской фондовой бирже, изменить биржевые требования с 50 до 20 % – по крайней мере, для этого случая, – но и уговорить компаньонов (Owens-Illinois и Corning Glass) выставить на торги большее количество акций, чем предполагалось. В результате после завершения IPO сторонним инвесторам принадлежало 20 % акций компании, что устраивало Фанстона. Все эти уступки привели к увеличению объема IPO до $25,2 млн, из которых $15,5 млн были получены Owens-Corning, а остальное – доля андеррайтеров, из них $866 000 были выплачены Goldman Sachs как ведущему андеррайтеру. Один из конкурентов, восхищаясь способностями Вайнберга, сказал после успешного завершения IPO: «Сидни – настоящий маг в деле примирения сторон с конфликтующими интересами. В сделке с Owens-Corning, как и во многих других, он заставил каждого из участников думать, что именно он вышел победителем из игры»[185]185
  NY, September 8, 1956, p. 47.


[Закрыть].

* * *

К тому моменту, когда в октябре 1953 г. у инвестиционных банков на Уолл-стрит появилась возможность заняться IPO компании Ford Motor, все звенья цепочки, которая привела Вайнберга и Goldman Sachs к тому, чтобы стать главным андеррайтером в этой самой престижной сделке за всю историю рынка, уже успели сложиться. Вайнберг не только завязал тесные отношения с «Электрическим Чарли» Уилсоном, главой комитета по финансам фонда Форда и одним из крупнейших акционеров компании, которые стремились продать ее акции на рынке (вторым акционером, разумеется, была семья Форд), но и хорошо был знаком с матриархом семьи – супругой Эдсела Форда. Что касается ее сына, Генри Форда II, который стал президентом компании в 1945 г., то Вайнберг знал его с 1947 г., когда тот вошел в состав Консультативного совета по вопросам предпринимательства (BAC) при Министерстве торговли США.

Вайнберг стоял у истоков создания BAC. Комитет был учрежден в 1933 г. в целях наладить взаимодействие между Министерством торговли и бизнес-сообществом, и, конечно, что уже стало традицией, через него представители крупного бизнеса могли оказывать влияние на решения правительства. Совет проводил заседания с участием министра торговли несколько раз в год – в Вашингтоне или на курортах, таких как Гринбрир в Западной Виргинии, Си-Айленд в Джорджии или Сан-Вэлли в Айдахо. (Теплые отношения между бизнесменами и правительством стали предметом расследования конгресса, начатого в июле 1955 г. с подачи конгрессмена от Бруклина Эммануэля Селлера).

Взаимоотношения Вайнберга с Генри Фордом II складывались не слишком гладко. Вероятно, это было связано с тем, что его дед и глава семейства Генри Форд был ярым антисемитом. Газета Dearborn Independent, издаваемая компанией и одно время имевшая более 700 000 читателей, начала лить грязь на евреев еще в мае 1920 г., вскоре после окончания Первой мировой, и продолжала так действовать довольно долго. К сожалению, все статьи с нападками на евреев были собраны, объединены и опубликованы в издании «Международное еврейство: главная проблема мира» (The International Jew: The World’s Foremost Problem). Весь масштаб невежественных убеждений Форда можно выразить, процитировав лишь небольшой отрывок. «Еврейство является мировой загадкой, – писали в Independent сотрудники Форда. – Будучи в большинстве бедным, оно тем не менее владеет деньгами и капиталами всего мира. Лишенное земли и правительства, рассеянное по всему миру, оно проявляет редкое единство и крепость, не достигнутые ни одним другим народом. Подвергнутое почти во всех странах законным ограничениям, оно, в сущности, находясь в тени многих престолов, сделалось истинным властителем. Древние предсказания гласят, что евреи возвратятся в собственную страну и из этого центра будут править миром, но случится это лишь тогда, когда они сперва выдержат на себе натиск всех племен человечества. Способом добывания средств к жизни, в котором наивысший процент участия, сравнительно с другими расами, принадлежит евреям, является торговля. Будь то даже купля и продажа тряпок – это всегда торговля. От продажи старого платья до господства в международной торговле и финансах – еврей в этой именно области проявляет наивысшие способности»[186]186
  Henry Ford, “The International Jew: The World’s Foremost Problem,” см.: Dearborn Independent, May 1920.


[Закрыть][187]187
  Цит. по: Форд Г. Международное еврейство. – Берлин: RUSSIAN BOOK&ART, 1925. URL: http://www.rusprav.org/biblioteka/ford.htm. См. также: http://antiquariy.ru/book-4–91.html. – Прим. пер.


[Закрыть].

После смерти сына, Эдсела Форда, в 1943 г. стареющий Генри Форд-ст. вновь взял власть в свои руки и управлял компанией еще два года, пока не обучил своего внука Генри Форда II и не передал ему бразды правления. Вайнберг впервые повстречался с Генри Фордом II в 1947 г. – в год смерти его деда Генри Форда-ст. И вскоре на Уолл-стрит начались разговоры о том, что Ford Motor Company подумывает о IPO с целью диверсифицировать активы наследников семейства.

У окружающих сложилось ощущение, что ненависть Генри Форда-ст. к евреям и банкирам еврейского происхождения стала причиной его нежелания сотрудничать с Уолл-стрит и, в частности, обсуждать возможные варианты IPO. Однако подобные мысли были чужды его внуку, поэтому, когда в октябре 1953 г. «Электрический Чарли» Уилсон предложил привлечь Вайнберга и Goldman Sachs в качестве консультанта Фонда Форда по IPO, Генри Форд II мог ему только посочувствовать. «Вы не сможете привлечь Вайнберга, – сказал Форд Уилсону. – Как консультант он нужен семье». Удивительно, но не фонд Форда, а именно семья Форд пригласила его в качестве консультанта. Фонду пришлось довольствоваться тремя другими советниками, которых Вайнберг мог бы заменить один. Когда Вайнберг спросил Форда, сколько продлится их сотрудничество, тот ответил, что не имеет ни малейшего представления, что очень обрадовало Вайнберга – он с удовольствием взялся за эту работу, как любой уважающий себя инвестиционный банкир, и, чтобы довести сделку до логического конца, в течение последующих двух лет отдавал почти половину своего времени этому проекту, многие детали которого хранились в тайне.

IPO компании Ford во многом напоминало сделку с Owens-Corning. Одной из сторон сделки был фонд Форда, которому принадлежало 88 % акций компании. Члены совета директоров и некоторые топ-менеджеры вместе владели еще 2 % акций. Оставшиеся 10 % акций принадлежали семье Форд, как и право последнего голоса при вынесении решения по вопросам стратегии компании, выпуска акций и других принципиальных вопросов управления. «Нелегкой задачей, – пишет Эли Жак Кан-мл. в журнале New Yorker, – было согласовать позиции всех сторон касательно суммы, которую получит семья Форд в обмен на частичную передачу своего права голоса будущим держателям акций, которых намеревался продать фонд Форда»[188]188
  NY, September 8, 1956, p. 64.


[Закрыть]. Эту проблему предполагалось решить при помощи дипломатического вмешательства и похожих на волшебство манипуляций Вайнберга. Ему предстояло найти решение, которое удовлетворило бы всех – Нью-Йоркскую фондовую биржу, требовавшую, чтобы держатели акций получали право голоса в компании; семью Форд, желавшую, чтобы полученные средства за разделение права голоса не облагались налогом; фонд Форда, который был освобожден от уплаты налогов и не хотел лишиться этого статуса; и, конечно, Службу внутренних доходов[189]189
  Служба внутренних доходов (Internal Revenue Service, IRS) – федеральное ведомство США, которое занимается сбором налогов и осуществляет контроль за соблюдением налогового законодательства. – Прим. пер.


[Закрыть], которая должна была квалифицировать сделку как не облагаемую налогом.

Вайнберг тайно проработал более 50 различных вариантов финансовой реструктуризации как компании, так и фонда Форда, прежде чем нашел такой, который устроил все стороны. Как-то раз Вайнбергу потребовалось обсудить некоторые вопросы будущей сделки с Генри Фордом, который в это время путешествовал по Европе. Чтобы сохранить конфиденциальность и не привлечь излишнего внимания к переговорам по телеграфу, Вайнберг придумал очаровательные имена-псевдонимы: Элис – для Генри Форда, Энн и Одри – для его братьев[190]190
  NY, September 8, 1956, p. 66.


[Закрыть]. Компания Ford называлась «Агнес», а в ряде случаев – просто Х. «И вскоре телеграфные станции начали передавать сообщения, напоминавшие отрывки из романов Луизы Мэй Олкотт[191]191
  Луиза Мэй Олкотт (1832–1888) – американская писательница, автор романов «Маленькие женщины» и «Хорошие жены» о детстве и юности четырех сестер. – Прим. пер.


[Закрыть]», – вспоминает один из современников. (В будущем использование кодовых имен стало нормой для сделок на Уолл-стрит.) Решение, которое удалось найти Вайнбергу и которое устраивало всех, заключалось в том, что семья Форд должна увеличить свою долю акций на 1,74 % (после IPO эта доля в денежном эквиваленте составила около $60 млн). За оказанные Вайнбергом консалтинговые услуги Goldman, по слухам, получил «миллион долларов», что для начала 1950-х гг., несомненно, было слишком много. Goldman также выступил в качестве андеррайтера при IPO фонда Форда, что принесло компании еще несколько миллионов, хотя и грозило конфликтом интересов (впрочем, связанные с этим проблемы партнерам удалось преодолеть).

Мир впервые начал подозревать о готовящемся IPO Фордов в марте 1955 г., когда Генри Форд и Вайнберг решили после тяжелого трудового дня вместе посетить благотворительное мероприятие на Палм-Бич и были замечены одним из журналистов светской хроники в тот момент, когда Форд знакомил Вайнберга с герцогом и герцогиней Виндзорскими[192]192
  Герцог Виндзорский – титул, полученный королем Великобритании Эдуардом VIII после отречения от престола в 1936 г. – Прим. пер.


[Закрыть]. Вайнберг был слегка возмущен тем, что его планы были раскрыты. «И как здесь вообще можно иметь какие-то секреты?»[193]193
  Charles Ellis, The Partnership (New York: Penguin Press, 2008), p. 58.


[Закрыть] – сказал он позже. Правда, в тот год и он чуть было не провалил свою миссию, когда в отправился на тайную встречу с миссис Форд и ее детьми и забыл у газетного киоска в аэропорту экземпляр конфиденциального финансового отчета компании. В тот раз он отправился в Детройт с Джоном Уайтхедом, и, когда они выехали из аэропорта на лимузине семьи Форд, Вайнберг обнаружил пропажу кейса с документами и едва не взорвался от ярости. «Джон, Джон, куда, черт возьми, делся мой портфель?!»[194]194
  Там же.


[Закрыть] – завопил он. Вайнберг приказал развернуть автомобиль и вернулся в аэропорт. К счастью для него – и, конечно, для Уайтхеда, – кейс стоял там, где его оставили. «Ребята, если бы вы не вернулись так быстро, я бы выкинул все ваши бумажки», – сказал им продавец.

9 ноября 1955 г. фонд Форда объявил, что привлек семь инвестиционных банков во главе с Blyth & Co., чтобы руководить размещением около 10,2 млн акций Ford, т. е. 22 % всех акций, принадлежащих фонду, в рамках крупнейшего на тот момент IPO за всю историю. Goldman вошел в число семи андеррайтеров, и нигде не было упомянуто об особой роли Вайнберга и Goldman для семьи Форд. В то время капитал Goldman, согласно публичным отчетам, составлял $9,2 млн, и за 1954 г. банк организовал размещение ценных бумаг на сумму $27 млн. Армия андеррайтеров провела IPO для Ford при стоимости $64,50 за акцию, и к 17 января 1956 г. компания получила $642,6 млн, в том числе $15,3 млн, выплаченных андеррайтерам. Фирма воспользовалась услугами 722 инвестиционных компаний, поскольку акции, как правило, продавались мелким инвесторам в портфелях объемом не более 100 штук. На встрече с андеррайтерами Генри Форд II попытался умерить их оптимизм относительно проводимой сделки. «Полагаю, многие переоценивают свои шансы на скорое получение значительной прибыли», – заявил он. Но в первый же день торгов на Нью-Йоркской фондовой бирже акции поднялись до $70,50, т. е. выросли на 9,3 %.