Текст книги "Деньги и власть. Как Goldman Sachs захватил власть в финансовом мире"

История о том, как Леви удалось осуществить этот маневр, – одна из самых таинственных в материалах Goldman. Ни в одной из книг о компании не упомянуто о каком-либо споре между Леви и Вайнбергом, из-за чего Вайнберг переехал в Сигрэм-билдинг. Однако не вызывает сомнений стремление Леви руководить фирмой по своему усмотрению, без постоянного контроля со стороны консервативно настроенного Вайнберга. «Полагаю, Сидни достаточно ревностно оберегал свое положение в компании, – объясняет один из партнеров Джордж Доти, – и он давил на Гаса каждый раз, когда, по его мнению, тот слишком громко заявлял о себе. Но Гас приносил компании хорошие деньги. Так что их отношения представляли собой некое сочетание любви и ненависти»[318]318
  Интервью с Джорджем Доти.


[Закрыть].

Леви видел в арбитражных и портфельных сделках, а также в сделках на рынке опционов и товарных рынках огромные возможности для получения прибыли. Вайнберг же был инвестиционным банкиром, хорошо помнил Великую депрессию и события, что к ней привели, поэтому очень негативно относился к риску, особенно когда речь шла об использовании капитала компании, т. е. денег, принадлежащих партнерам, для игры на рынке. Леви дал возможность сотрудникам Goldman использовать в полной мере свой творческий потенциал. «Гас вел агрессивнее поиск новых сделок и т. п., – вспоминает бывший партнер Goldman Алан Стейн. – Но при этом он давал сотрудникам больше полномочий, позволяя самостоятельно принимать решения, чего Сидни стремился избегать. Ему было необходимо все держать под контролем»[319]319
  Интервью с Аланом Стейном.


[Закрыть]. Доти пришел в компанию из бухгалтерской фирмы и должен был сдерживать действия Леви, связанные с высокой долей риска. «Сидни и Уолтер Сакс опасались, что Гас подведет их под монастырь, так как он рисковал больше, чем они могли себе позволить, – говорит Доти. – Меня, по крайней мере отчасти, взяли в компанию в качестве противовеса, чтобы не подвергаться слишком большой опасности»[320]320
  Интервью с Джорджем Доти.


[Закрыть].

Сэнди Льюис не знал, как Леви удалось заставить Вайнберга перебраться в Верхний Манхэттен. Но хорошо понимал, насколько важен этот факт для Гаса Леви. «Для отца и Гаса это стало поводом для праздника, – говорит он. – Я не помню, чтобы они когда-то еще так ликовали. Они просто были счастливы, оттого что он уехал. Не то чтобы они его не уважали. Уважали. Но он сдерживал основную торговлю – то, что выходило за пределы функций агента. Этот человек не хотел, чтобы торговые операции стали важной частью деятельности Goldman Sachs. Он их ненавидел. И боялся, что эти операции приведут компанию к краху. Ведь он хорошо помнил, что произошло во время обвала рынка»[321]321
  Интервью с Сэнди Льюисом.


[Закрыть].

По мере роста своей значимости в Goldman и на Уолл-стрит Леви, которого все теперь называли «мистер Уолл-стрит», решил, что Вайнбергу пора уйти. Передача управления в руки Леви больше напоминала переход власти к Вайнбергу от Уаддилла Кэтчингса, чем гладкую, хорошо подготовленную смену руководства, представленную имиджмейкерами компании. «Как и многие сильные лидеры, Сидни Вайнберг не пожелал незаметно уйти со сцены, когда Гас Леви был назначен старшим партнером, – рассказывает Питер Вайнберг, внук Сидни. – Насколько мне известно, заставить его переехать в главный офис компании на Парк-авеню, 375, было совсем не просто. Полагаю, Сидни до последних дней был уверен, что именно он управляет компанией»[322]322
  Интервью с Питером Вайнбергом.


[Закрыть]. Рубин, как обычно несколько сгладив важность событий, добавил: «Когда мистер Вайнберг передал руководство Гасу, между ними, кажется, была определенная напряженность. Джимми [Вайнберг, один из двух сыновей Сидни] однажды сказал мне, что мистеру Вайнбергу тяжело не принимать участия в управлении фирмой». Хотя физически Вайнберга больше не было в офисе Goldman на Броуд-стрит, он сохранил за собой полномочия устанавливать раз в два года процент получаемой партнерами прибыли, т. е. именно Вайнберг, а не Леви решал, каков будет доход партнеров. А на Уолл-стрит нет ничего важнее. «До самой смерти Сидни… был боссом, – говорит Доти. – Именно он был настоящим старшим партнером. Не думаю, что Гасу это нравилось. Гас очень вырос в глазах общественности. Он стал хорошим инвестиционным банкиром. Был избран председателем Нью-Йоркской фондовой биржи. Но ни у кого не было и тени сомнений, что именно Сидни является старшим партнером фирмы»[323]323
  Интервью с Джорджем Доти.


[Закрыть].

В 1969 г. в конце ежегодного ужина для партнеров, который часто проводился в клубе «21», Леви встал, чтобы произнести тост в честь Вайнберга. «Мистер Вайнберг, – сказал он, – хотя ваш офис теперь находится в Верхнем Манхэттене, а мы остались в Нижнем и довольно редко видим вас, мы все хотим, чтобы вы знали: вы всегда в наших мыслях и в наших сердцах. Мы очень рады, что вы активно работаете и хорошо себя чувствуете, и хотим сказать, что каждый день думаем о вас и сильно вас уважаем. Где бы вы ни были и куда бы ни направились, Goldman Sachs всегда будет с вами, а вы всегда будете с Goldman Sachs»[324]324
  Charles D. Ellis, The Partnership (New York: Penguin Press, 2008), p. 71.


[Закрыть]. Эта почтительная речь Леви вызвала аплодисменты остальных партнеров.

Вайнберг, которому уже исполнилось 77, не замедлил с ответом. «Все это очень хорошие слова, Гас, и рад, что именно так ты думаешь, – сказал он. – Но не забывай, Гас, что, где бы я ни был, я всегда остаюсь старшим партнером Goldman Sachs и руковожу этой компанией»[325]325
  Там же, p. 71.


[Закрыть]. До самого конца Вайнберг мешал Леви развернуться. «Пока Сидни был жив, он сдерживал энергию Леви, потому что, как он говорил, некоторые из сделок Леви были… “на грани” – неподходящее выражение, ведь я не хочу никого оскорбить. Но, возможно, он полагал, что они были “слишком еврейскими” – такая фраза вполне в стиле Вайнберга, – рассказывал один из бывших партнеров. – Когда Леви освободился от опеки Сидни, он мог заключать любые сделки, какие хотел, если считал, что они пойдут на благо компании. Между тем его собственные ценности тоже претерпели изменения. Он стал более осторожно относиться к репутации компании, а значит, вероятность, что он станет проводить какие-либо сомнительные операции, была невелика».

* * *

24 июля 1969 г. после непродолжительной болезни Вайнберг скончался в Колумбийском пресвитерианском медицинском центре. Пространный некролог на первой странице New York Times рассказывал не только о его детстве в Бруклине и успешной работе в банковском деле, но и о его мало кому известной роли советника американских президентов. Он работал с Рузвельтом и на Рузвельта, давал советы Трумэну, Эйзенхауэру, Кеннеди и Джонсону. Хотя он голосовал за демократов, он всегда ограничивал свои риски. И как утверждает Times, его влияние на администрацию президента в течение двух сроков правления Эйзенхауэра было «грандиозным».

Президент Кеннеди обращался за советом к Вайнбергу по поводу инициатив в сфере налогообложения, а также при создании телекоммуникационной компании COMSAT (Communications Satellite Corporation), над IPO которой как юрист работал и Боб Рубин. В 1964 г. Вайнберг участвовал в создании фонда для предвыборной компании Джонсона. Президенту Джонсону он рекомендовал Джона Коннора и Генри Фаулера, которые позже вошли в состав кабинета министров – Коннор как министр торговли, а Фаулер в качестве министра финансов. (Позже Фаулер первым из бывших членов правительства станет партнером Goldman.) Хьюберт Хамфри, сенатор от штата Миннесота, был единственным проигравшим из кандидатов в президенты, которых поддерживал Вайнберг. В год смерти Вайнберг входил в состав советов директоров трех компаний – Ford Motor, General Cigar и Corinthian Broadcasting.

К тому времени на рынке ситуация изменилась – многие стали задаваться вопросом, могут ли инвестиционные банкиры занимать должности в советах директоров других компаний. SEC и судебная система США все более активно пересматривали законы о ценных бумагах в отношении сделок, совершаемых с использованием инсайдерской информации, вследствие чего участие представителей инвестиционных банков в советах директоров их клиентов становилось нежелательным с юридической точки зрения. В августе 1968 г. апелляционный суд постановил, что руководители Texas Gulf Sulphur Company нарушили закон, не сообщив при заключении сделки по продаже акций, что им известно об открытии большого месторождения в Канаде. Некоторое время спустя SEC выдвинула иск против Merrill Lynch, утверждая, что 14 руководителей компании передали инсайдерскую информацию о снижении выручки Douglas Aircraft Company по сравнению с прогнозируемой представителям других инвестиционных компаний. (Дело было урегулировано путем уплаты большего числа штрафов.)

Затем мелкий инвестор в акции Penn Central Transportation Company, крупнейшей железнодорожной компании в стране, подал иск против Говарда Батчера III, инвестиционного банкира из Филадельфии, входившего в совет директоров Penn Central и 29 других компаний, утверждая, что последний обладал «секретными данными» о финансовых показателях компании и убедил своих клиентов продать акции Penn Central, что привело к необоснованному снижению их стоимости. Батчер быстренько вышел из руководства всех 30 компаний, но судебное разбирательство положило начало дебатам, охватившим страну, касающихся вопроса о том, могут ли инвестиционные банкиры воспользоваться информацией, полученной ими в качестве члена совета директоров других компаний, в противозаконных целях. Батчер считал, что «отношение к роли инвестиционных банкиров»[326]326
  NYT, December 1, 1968.


[Закрыть] в советах директоров «изменилось». Однако Джон Лёб, старший партнер в Loeb, Rhoades & Co., с ним не согласился. «Соблюдая этические принципы, вы всегда будете опережать любые водимые правила», – сказал он в интервью New York Times в декабре 1968 г. Вполне предсказуемо, что Вайнберг поддержал существующую практику. «Я занимал посты в советах директоров на протяжении 40 лет, и присутствие в них инвестиционного банкира вовсе не является преступлением», – сказал он. «Главное – оставаться честным», как уже много раз повторяли на Уолл-стрит, когда речь заходила о возможном конфликте интересов.

* * *

После кончины Вайнберга не оставалось сомнений в том, что во главе Goldman Sachs встанет Леви. Когда при даче показаний его спросили, в какой момент он стал старшим партнером Goldman, Леви ответил: «После смерти мистера Вайнберга в июле 1969 г.»[327]327
  Gustave L. Levy testimony in Welch Foods Inc., etc. v. Goldman, Sachs & Co., September 23, 1974.


[Закрыть]. Одним из первых дел для него стало празднование 100-летнего юбилея компании. Оно отмечалось 15 декабря 1969 г. довольно сдержанно, без большого шума в здании Bank of New York (по непонятным причинам). Кроме речей к столу подали коктейль из креветок, «assorted crackers»[328]328
  Из меню праздничного обеда в честь столетия фирмы 15 декабря 1969 г.


[Закрыть] и жареный стейк «Дельмонико» под соусом «Метрдотель» с картофелем «Герцогиня». На десерт были лимонный шербет, ликер «Кюросао» и сливочное печенье.

Помимо компании, существующей целый век, Вайнберг завещал Леви и ряд проблем с коммерческими бумагами – краткосрочными необеспеченными долговыми обязательствами, с которых начинал свою работу в Нижнем Манхэттене Маркус Голдман. К 1969 г. Goldman, без сомнений, был крупнейшим дилером на рынке ценных бумаг на Уолл-стрит и показал себя экспертом в размещении краткосрочных долговых обязательств у институциональных инвесторов, среди которых было много банков и страховых компаний. Этот бизнес приносил Goldman небольшой, но стабильный доход, существовал с времен Великой депрессии и не вызывал никаких проблем, поскольку ни одна из компаний не нарушала своих обязательств (отчасти потому, что к концу 1960-х гг. доступ на этот рынок, как правило, получали лишь крупнейшие компании с лучшим кредитным рейтингом, так как долговые обязательства были низкодоходными и необеспеченными).

И вдруг этот безопасный мир покачнулся и на рынке стало по-настоящему страшно. Вечером 27 декабря просочилась информация о том, что компания Mill Factors Corporation, которую называли «Тиффани» среди финансовых компаний и «Кадиллаком» в ее отрасли, испытывает серьезные финансовые затруднения ввиду неожиданно крупных убытков по кредитному портфелю и, вероятно, подаст иск о защите от кредиторов. Руководство компании, чей офис находился в Нью-Йорк-Лайф-билдинг на Мэдисон-авеню, пришло к выводу, что потери по кредитам значительно превысят прибыль компании по итогам года. Кредиторы начали подсчитывать размеры возможных убытков, а другие финансовые организации кружили рядом, надеясь поживиться дешевыми активами.

Goldman Sachs был главным андеррайтером коммерческих бумаг Mill. Так, всего за три месяца до этого Goldman продал пакет бумаг Mill на $1 млн компании New York Life, которая была не только крупнейшим кредитором Mill (с общим размером задолженности $8,4 млн), но и владельцем здания, где располагался офис компании (с годовой задолженностью по арендной плате около $100 000). В течение нескольких лет Goldman разместил бумаги Mill на сумму около $7 млн приблизительно у 50 различных инвесторов. Большая часть этих бумаг к тому моменту, о котором идет речь, была уже просрочена – Mill прекратила выплату процентов по своим обязательствам, чтобы сохранить часть денежных средств. Оказалось, что из $45 млн кредитного портфеля Mill обязательства на сумму $35 млн были сомнительного качества, и существовала высокая вероятность, что эти деньги не будут возвращены компании. Это делало невозможным исполнение компанией ее краткосрочных и долгосрочных обязательств на сумму свыше $80 млн. «Сложно отрицать тот факт, что руководством компании были допущены ошибки, – сообщил внешний советник Mill Чарлз Селигсон. – Получить сомнительные кредиты на сумму $35 млн при общей стоимости портфеля $45 млн можно только в результате неграмотного управления»[329]329
  NYT, April 23, 1969.


[Закрыть].

Некоторые из кредиторов Mill Factors сочли, что Goldman должен был проверить финансовое состояние компании, прежде чем предлагать ее бумаги. В числе таких кредиторов были Worcester County National Bank из Вустера, штат Массачусетс, который для нескольких благотворительных организаций, чьими счетами он управлял, приобрел коммерческие бумаги Mill на сумму $1,3 млн, а также расположенная на Гавайских островах корпорация Alexander & Baldwin, которая купила бумаги Mill на $1 млн. Недовольство Worcester поведением Goldman было столь велико, что банк стал единственным из кредиторов, отклонивших план по предотвращению банкротства Mill и продаже ее другой финансовой компании. К сожалению, этот план требовал согласия всех кредиторов. «Мы считаем, что Goldman проявил халатность, порекомендовав нам эти бумаги, поэтому он должен компенсировать наши убытки»[330]330
  NYT, September 23, 1970.


[Закрыть], – заявил репортеру Times главный вице-президент банка Джон Хант. Но Goldman отказался компенсировать убытки (около 60 % от первоначальных инвестиций), опасаясь опасного прецедента, который может быть использован кредиторами при банкротстве других компаний. В итоге кредиторы понесли значительные судебные издержки (например, Lybrand, Ross Brothers & Montgomery, обслуживающая Mill, потратила около $5 млн), но Goldman предпочел, заплатив лишь $50 000, согласиться на урегулирование дела мирным путем, «чтобы избежать траты времени и средств»[331]331
  NYT, July 11, 1971.


[Закрыть] на длительные судебные тяжбы.

Кстати, у Goldman были основания для опасений. Банкротство компании Mill Factors было легким ветерком по сравнению с бурей, рожденной крахом крупнейшей железнодорожной компании страны Penn Central Transportation в июне 1970 г. Банкротство Penn Central было одним из крупнейших в корпоративной истории Америки, а в самом центре финансовых проблем, возникших у компании, оказались сделки с коммерческими бумагами, проведенные Goldman. И снова Goldman столкнулся с реальной угрозой. «Все предпочли затаиться, – сказал Доти. – Нам же пришлось пережить пару трудных лет»[332]332
  Интервью с Джорджем Доти.


[Закрыть].

Глава 7
Риск покупателя

Компания Penn Central была образована в феврале 1968 г. в результате слияния железнодорожных компаний Pennsylvania и New York Central и стала крупнейшим перевозчиком, а также одной из самых больших компаний в стране. Общие долговые обязательства двух компаний составили $1,2 млрд, представлявшие более 50 видов облигаций. Сразу после слияния перед руководством новой компании встал вопрос о рефинансировании и консолидации долга. 29 июля 1968 г. Комиссия по торговле между штатами, основная контролирующая организация Penn Central, вынесла положительное решение о первичном выпуске коммерческих бумаг. И 6 августа Goldman продал коммерческие бумаги Penn Central на сумму $35 млн, планируя до конца года продать дополнительный объем на общую сумму $65 млн. Как сообщил Goldman, рынок «очень хорошо отреагировал» на размещение.

Но не прошло и двух лет, как Penn Central подала иск о защите от кредиторов в связи с банкротством, что позволяло ей избежать ликвидации и приступить к реорганизации компании. Одна из причин такого решения заключалась в том, что компания не могла погасить долговые обязательства в размере $75 млн до конца июня 1970 г., как это следовало из договора. Руководство Penn Central обратилось к правительству с просьбой об обеспечении гарантий по займам, но переговоры не увенчались успехом. На тот момент в ведении компании находилось 20 530 миль железных дорог в 16 штатах США и двух провинциях Канады и она обеспечивала 35 % пассажирских железнодорожных перевозок в США. Кроме того, у компании были значительные активы в недвижимости, включая Центральный вокзал Нью-Йорка и большие земельные участки на Парк-авеню между Центральным вокзалом и отелем Waldorf-Astoria. Тем не менее компания не смогла погасить облигации краткосрочного коммерческого займа на общую сумму $87 млн. Ожидая юридических осложнений, Леви отправил Джона Вайнберга, сына Сидни, вести переговоры с держателями коммерческих бумаг Penn Central и сообщить им о готовности Goldman выкупить бумаги по цене 50 центов за доллар. Однако достигнуть договоренности не удалось, и скоро Goldman столкнулся с серьезными проблемами.

В тот период продолжает расти круг общественных обязанностей Леви, не связанных с работой в Goldman. Так, в мае 1970 г. губернатор Нью-Йорка Нельсон Рокфеллер ввел его в совет директоров Управления нью-йоркских аэропортов, в ведении которого были мосты, туннели и аэропорты города. Вскоре Леви обратился за помощью к своим приятелям с Уолл-стрит, чтобы оказать влияние на преемника Рокфеллера, губернатора Малколма Уилсона, и убедить его изменить решение о сокращении бюджета управления и направлении освободившихся средств на развитие общественного транспорта. Такое решение сильно огорчило Льюиса Кейдена, на тот момент советника губернатора Нью-Джерси Брендана Бирна, у которого были свои планы по использованию этих средств. «Где Леви, там деньги»[333]333
  New York, May 6, 1974, p. 8.


[Закрыть], – заявил Кейден в интервью New York Magazine.

Между тем Боб Рубин, который все еще работал на Тененбаума в арбитражном отделе Goldman, подумывал покинуть компанию. Сэнди Льюис, глава арбитражного отдела White, Weld, сообщил, что Рубин справлялся у него насчет места в отделе. На момент, когда Рубин обратился к Льюису, его стаж работы в Goldman составлял чуть больше трех лет, но он уже проявлял заметное беспокойство.

По словам Льюиса, впервые Рубин подошел к нему с этим вопросом в 1969 г. «Боб Рубин решил уйти»[334]334
  Интервью с Сэнди Льюисом.


[Закрыть], – говорит Льюис. Он разочаровался в Goldman и утратил иллюзии относительно того, какой ценой дается успех в этой компании. «Там царит недобросовестность и неразбериха, и они превращают честных людей в бесчестных», – по словам Льюиса, именно это сказал ему Рубин. Сэнди также сообщил, что Рубин жаловался, будто, «делая звонки», он изо дня в день наблюдает странное поведение сотрудников фирмы. «Люди бросали книги и стулья, – передает Льюис слова Рубина. – То и дело вспыхивали ссоры. На деле они пытались скрыть, что занимаются нехорошим делом, и стыдились этого». (В 1989 г. Сэнди Льюис был признан федеральным судом виновным в манипуляциях с акциями; в 2001 г. указом президента Клинтона был помилован, а в 2006 г. SEC отменила для него пожизненный запрет на ведение трейдинговых операций.)

В своей книге Рубин несколько иначе рассказывает о его попытках сотрудничать с White, Weld. Он пишет, что в этой компании работал Эли Джейкобс, его приятель по юридической школе, и, когда из нее «ушел человек, руководивший арбитражным отделом» (речь идет о Сэнди Льюисе, который был уволен в декабре 1969 г.), Джейкобс спросил Роберта, не хотел бы он перейти на работу в компанию. Старший партнер White, Weld Пол Холлингби предложил 32-летнему Рубину партнерство. Рубин был готов принять это предложение. «Мне понравилось это предложение»[335]335
  Robert E. Rubin, In an Uncertain World (New York: Random House, 2003), p. 75.


[Закрыть], – рассказывал он. К тому же он не верил, что в Goldman он когда-нибудь станет партнером, а White, Weld казалась хорошей альтернативой, по крайней мере эта была некоторая определенность в отношении будущего. «Я никогда и не думал, что мне предложат партнерство»[336]336
  Интервью с Робертом Рубином.


[Закрыть], – продолжал Рубин. Поэтому он подошел к Тененбауму и заявил, что покидает Goldman и переходит в White, Weld. Тененбаум тут же отправился к Леви, которого, как позже писал Рубин, «вовсе не обрадовала эта новость»[337]337
  Интервью с Джеем Тененбаумом.


[Закрыть], и сказал ему: «Гас, Холлингби предложил Рубину партнерство. Мне не хотелось бы с ним расставаться. Он ценный сотрудник. И вы хорошо это знаете»[338]338
  Там же.


[Закрыть]. Леви ответил: «Ладно. Скажи ему, что если все будет хорошо, то в конце года он станет партнером». Как вспоминает Тененбаум, они с Леви особенно ценили его «квалификацию юриста»[339]339
  Там же.


[Закрыть]. «Рубин получил summa cum laude, имел научную степень по юриспруденции и т. п. Он был прекрасным сотрудником, причем очень скрупулезным». Тененбаум не рассказывал об этом Леви, но ему также нравилась супруга Рубина Джуди, которую позже назначили уполномоченным по протоколу.

После того как Тененбаум рассказал ему о предстоящем партнерстве, Рубин сообщил Холлингби, что остается работать в Goldman. Леви сдержал слово и в конце 1970 г. выдвинул Рубина в качестве кандидата в партнеры. И вот 30 декабря Рубин был назван одним из девяти новых полных партнеров компании – вместе с Корбином Деем, Юджином Мерси-мл. и Эриком Шейнбергом. «Я был, мягко говоря, удивлен»[340]340
  Rubin, p. 75.


[Закрыть], – вспоминал Рубин, не пояснив, однако, как это удивление соотносилось с обещанием Леви годом ранее. Однако от его внимания не ускользнул тот факт, что он стал партнером Goldman в разгар кризиса с Penn Central: «Я подумал: “Это плохо – наверное, скоро компания прикажет долго жить”»[341]341
  Интервью с Робертом Рубином.


[Закрыть], – конечно, он имел в виду компанию, в которой он стал партнером.

У Рубина были все основания предполагать такой вариант развития событий. К ноябрю четыре инвестора в коммерческие бумаги Penn Central подали на Goldman иск в федеральный суд в Манхэттене на сумму свыше $23 млн, что составляло почти половину капитала Goldman. «Главный вопрос, – писала Times, – в какой мере дилеры на рынке коммерческих бумаг, которые разместили [коммерческие] бумаги на сумму около $13 млрд из общего объема выпущенных бумаг [примерно на $34 млрд], должны нести ответственность, когда одна из компаний-эмитентов, чьи ценные бумаги они размещают, сталкивается с проблемами»[342]342
  NYT, November 17, 1970.


[Закрыть]. В 1970 г. этот вопрос для Goldman не был абстрактным – от ответа на него зависело дальнейшее существование компании. На тот момент капитал компании, полностью сформированный из средств партнеров, составлял $50 млн. Разумеется, если бы держатели всех коммерческих бумаг Penn Central на общую сумму $87 млн, размещенных Goldman, выступили с иском к компании, результат мог быть плачевным – особенно с учетом того, что дело о банкротстве Mill Factors еще не было завершено.

Истцами являлись: Fundamental Investors, взаимный фонд с капиталом $1 млрд, в конце 1969 г. купивший коммерческие бумаги Penn Central на сумму $20 млн; C. R. Anthony, сеть розничных магазинов из Оклахома-Сити, владевшая бумагами на сумму $1,5 млн; производитель виноградного сока Welch Foods, Inc. из Уэстфилда, штат Нью-Йорк, с объемом инвестиций $1 млн и сеть розничных магазинов Younkers Inc. из Де-Мойна, штат Айова, владеющая бумагами Penn Central на сумму $500 000. В своей 15-страничной претензии они обвиняли Goldman в «мошенничестве, введении в заблуждение, сокрытии информации и обмане»[343]343
  Там же.


[Закрыть] при продаже им коммерческих бумаг. Они утверждали, что сотрудники Goldman «давали обещания и прогнозы относительно будущего [компании], которые не имели под собой разумных оснований и не были подкреплены фактами», что они делали «ложные заявления и утверждения» в отношении «первоклассного» статуса компании Penn Central и проведенного Goldman «тщательного анализа, а также контроля за финансовым состоянием Penn Central». Истцы также утверждали, что Goldman согласился выкупить у них коммерческие бумаги. «Для держателей коммерческих бумаг это было событием колоссальной важности, – сказал адвокат истцов Дэниел Поллак о невыполнении обязательств компанией Penn Central. – Так, фермеры из Welch’s вложили в эту сделку все свои сбережения. Неурожай и возможная потеря всех средств могли стать для них катастрофой»[344]344
  Интервью с Дэном Поллаком.


[Закрыть].

Penn Central была клиентом Гаса Леви. Однако, как часто бывает на Уолл-стрит, где успех стремятся разделить многие, а от неудачи отворачиваются, дело защиты компании в СМИ было поручено Роберту Уилсону – партнеру Goldman, курирующему сделки с коммерческими бумагами. «Обвинения против Goldman Sachs абсолютно необоснованны, – заявил он репортеру Times. – Мы сочувствуем тем, кто в результате непредвиденных обстоятельств столкнулся с возможными финансовыми потерями, но поданный против Goldman иск не имеет под собой оснований. Мы намерены решительно отстаивать свои интересы»[345]345
  NYT, November 17, 1970.


[Закрыть]. А также добавил, что в период, когда Goldman размещал коммерческие бумаги Penn Central, «мы были уверены, что эта транспортная компания является платежеспособной» и «имеет возможность получить средства, как минимум достаточные для покрытия ее текущих расходов, а также выплат по срочным обязательствам». Уилсон сообщил, что даже в конце мая 1970 г., т. е. за несколько недель до банкротства компании, он был «почти полностью уверен», что Penn Central получит кредит, гарантированный правительством, однако этого не произошло, несмотря на обращение в конгресс и к президенту Никсону.

Днем позже Fundamental Investors, дочерняя компания American Express, также подала иск против Goldman на сумму $2 млн в связи со сделкой по продаже коммерческих бумаг Penn Central, несмотря на то что Goldman занимался размещением коммерческих бумаг American Express (позже сумма иска American Express была увеличена до $4 млн). В феврале 1971 г. с претензией к Goldman выступила Walt Disney Company, подав иск на $1,5 млн в связи с банкротством Penn Central. Месяц спустя в связи с понесенными убытками по бумагам Penn Central с иском в числе прочих обратилась и компания Mallinckrodt Chemical Works. В конечном итоге против Goldman выдвинули около 40 исков.

* * *

Это были тяжелые времена для Уолл-стрит. Суть проблемы, которую историки назвали «операционным кризисом», состояла в том, что в 1967 г. объемы торгов на основных фондовых биржах резко возросли и частным компаниям с небольшим размером финансирования не хватало ресурсов, чтобы справляться с потоком документов при заключении сделок после «резкого и непредвиденного всплеска» объема торгов. Многие компании не спешили нанимать дополнительных сотрудников. А когда персонал был все-таки найден – естественно, в большой спешке, – это, к сожалению, не могло не отразиться на качестве работы. Фирмы тонули в потоке плохо обработанных и неточно отраженных в отчетах документов. Однако, по словам Ли Арнинга, одного из руководителей Нью-Йоркской фондовой биржи, к концу 1969 г. «наиболее значительные сложности с обработкой документов были преодолены»[346]346
  New York Stock Exchange, 1969 Annual Report.


[Закрыть].

Однако это было лишь началом. В тот момент, когда многие брокерские фирмы решили увеличить расходы на персонал, чтобы вовремя обрабатывать документы, количество сделок на рынке вдруг резко снизилось. Казалось, 1970 г. стал самым сложным периодом с 1929 г. Тем не менее компанию Goldman эти проблемы не коснулись, поскольку у нее практически не было клиентов среди мелких инвесторов, а значит, и тех проблем с обработкой документов, которые возникли у брокерских компаний, работающих на розничном рынке. Так, в 1970 г. прибыль Goldman «превысила $20 млн»[347]347
  WSJ, March 17, 1971.


[Закрыть], как заявил Леви в интервью Wall Street Journal, и это стало третьим по величине показателем за 101-летнюю историю компании. Столь «приятный» результат стал итогом участия Goldman в размещении 64 выпусков акций и долговых ценных бумаг, которые принесли эмитентам свыше $3,5 млрд и увеличили объем портфельных сделок компании на 80 %. Капитал Goldman вырос до $49 млн, а коэффициент финансовой зависимости, т. е. соотношение собственных и заемных средств, составил 6,5, что вполне соответствует требованиям фондовой биржи 20:1. Тем не менее Goldman в связи с банкротством Penn Central столкнулся с не меньшими сложностями, чем его товарищи по цеху. Однако об этом мало кому известно. Так, в июле 1971 г., несмотря на смертельный риск, по-прежнему грозивший компании, Goldman удалось договориться с репортером New York Times Джоном Алланом, освещавшим события на Уолл-стрит, написать о компании и рассказать о разнообразных аспектах ее деятельности, не упоминая о сомнительных юридических и финансовых перспективах Goldman. Если судить по статье Аллана, дела у Goldman шли отлично.

Эта публикация стала настоящим достижением Эдварда Новотны – молодого специалиста по связям с общественностью, который раньше работал журналистом; он пришел в Goldman в 1970 г. и работал там до самой смерти – до 2004 г. Постепенно размер гонорара Новотны в Goldman достиг $200 000 в год, и всю работу он вел из дома, из Тюдор-Тауэр в восточной части Манхэттена. Агрессивная политика Goldman в сфере формирования общественного мнения стала неотъемлемой частью истории компании. «Это был человек-невидимка, – вспоминает один из бывших членов руководства Goldman. – Вы звонили по внутренней линии Эду Новотны, а звонок поступал в его домашний кабинет в Тюдор-Тауэр – там у него был свой секретарь. А сделать он мог очень многое». По его словам, «вся суть» характера Новотны состояла в «его невероятной паранойе» – он боялся, что «о фирме перестанут писать». Если Новотны сообщал что-либо репортеру, об этом всегда писали «очень-очень-очень-очень-очень много – пять раз “очень”, – но вскользь», – вспоминает один из бывших руководителей Goldman. «Каждый раз, когда он рассказывал мне о журналисте, этот человек был “очень-очень-очень опасен”. Даже фотографа светской хроники Билла Каннингема он считал “очень-очень-очень опасным”. “Будь с ним осторожен”, – предупреждал Новотны».