Текст книги "Деньги и власть. Как Goldman Sachs захватил власть в финансовом мире"

Глава 8
Политика Goldman

Смерть Леви застала Goldman врасплох. Существовала компания, которой нужно было управлять, но управлять было некому. «Как всем вам уже известно, вчера Гас Леви скончался от инсульта, – сказал Боб Мнухин сотрудникам, придя утром в офис. – У нас еще будет время, чтобы обсудить его вклад в компанию. Но сейчас, как всегда он учил нас, важно приступить к своей работе и сделать намеченное на сегодня. Именно этого хотел бы от нас Гас»[381]381
  Charles D. Ellis, The Partnership (New York: Penguin Press, 2008), p. 180.


[Закрыть].

Но не оставил ли Леви каких-либо распоряжений на случай, если он, к примеру, попадет под автобус? Вопрос о том, назначил ли Леви преемников, остается весьма спорным. В некрологе Рубин писал, что Леви ушел из жизни достаточно молодым и «вполне мог оставить нерешенным вопрос о преемнике в компании»[382]382
  Robert E. Rubin, In an Uncertain World (New York: Random House, 2003), p. 87.


[Закрыть]. Хотя в качестве одного из условий переезда Сидни Вайнберга в Сигрэм-билдинг Леви согласился на создание комитета по управлению – казалось бы, именно здесь можно найти нового лидера, – ни у кого никогда не возникало сомнений в том, что железной рукой компанией руководил именно Леви, а остальные полагались на его волю. А она состояла в том, чтобы свести к минимуму их участие в управлении банком, предоставив Леви все полномочия.

По словам Роя Смита, секретарь Леви, «копаясь у него в столе»[383]383
  Roy C. Smith, Paper Fortunes (New York: St. Martin’s Press, 2010), p. 107.


[Закрыть], обнаружила «письмо, адресованное комитету по управлению», гласившее, что, «если с ним что-то случится», комитет по управлению должен «рассмотреть» в качестве возможных преемников «двух Джонов» – 54-летнего Джона Уайтхеда, банкира с внешностью аристократа, и 51-летнего Джона Вайнберга, одного из сыновей Сидни, который формально руководил направлением, связанным с коммерческими бумагами. Смит не сообщил, откуда ему стала известна история о письме, найденном секретарем Леви.

Рубин, со своей стороны, отметил, что, хотя никогда не видел этого письма («Я не говорю, что его не существовало в природе, я просто хочу сказать, что никогда его не видел»[384]384
  Интервью с Робертом Рубином.


[Закрыть], – писал он), но, если оно существовало, его, скорее всего, мог найти Джордж Доти, а не секретарь Леви, и в нем, вероятно, сообщалось, что Леви планирует назначить двух Джонов заместителями председателя комитета по управлению, а не своими преемниками. Однако письмо так и не обрело материальную форму. Питер Леви заверял, что ему «ничего не известно о письме, хотя назначение двух Джонов, несомненно, имело место»[385]385
  Интервью с Питером Леви.


[Закрыть]. Доти сообщил Чарлзу Эллису, что «Гас никогда бы не ушел в отставку»[386]386
  Ellis, p. 180.


[Закрыть], что придает дополнительный вес версии о том, что Уайтхед и Вайнберг должны были быть назначены его заместителями, хотя Эллис в своей книге предпочел не упоминать об этой истории и взамен рассказал, как секретарь Леви нашла у него на столе изображение «худощавого человека с большой сигарой», – этот рисунок сын одного из партнеров нарисовал в пятницу после Дня благодарения и подарил Леви.

Доти, которому к моменту создания этой книги перевалило за 90[387]387
  Джордж Доти умер 24 апреля 2012 г. Ему было 94 года. – Прим. ред.


[Закрыть], сказал в одном из интервью, что никакого письма никогда не существовало – просто за несколько недель до Леви смерти поделился с ним своими планами по поводу двух Джонов. «Мы с Гасом говорили незадолго до инсульта, – говорит Доти. – Он все думал, как поступить с двумя Джонами. И нашел решение: сделать их обоих заместителями председателя комитета по управлению. Он не мог выбрать кого-то одного их них, это создало бы лишние сложности. Мне его решение показалось вполне логичным. Не думаю, что он спрашивал моего согласия. Он просто поставил меня перед фактом». В книге о Goldman Лиза Эндлих[388]388
  Лиза Эндлих (род. 1959) – бывший вице-президент и трейдер Goldman Sachs, автор книги «Goldman Sachs: Культура успеха» (Goldman Sachs: The Culture of Success). – Прим. пер.


[Закрыть] писала, что, хотя Леви не раз упоминал, что у него есть «четкие кандидатуры преемников», он никогда не называл никаких имен. «В компании, оставшейся без лидера, чувствовалось смятение»[389]389
  Lisa Endlich, Goldman Sachs: The Culture of Success (New York: Touchstone, 2000), p. 69.


[Закрыть], – пишет она.

Тремя годами ранее, в ноябре 1973 г., в интервью журналу Institutional Investor, Гилберт Каплан спросил Леви о новых лидерах в компании. «Полагаю, без меня компания будет не менее сильной, – сказал Леви. – Господин Вайнберг создал в ней атмосферу лидерства, а он был сильным руководителем. Надо сказать, что мне не удалось достичь его уровня». А также добавил, что при нем у компании впервые появился комитет по управлению, а также введен командный принцип работы, когда топ-менеджеры могли работать напрямую с клиентами. «Покину ли я страну, умру или случится что-то еще, все знают, с кем можно связаться в Goldman Sachs. У нас подрастает поколение очень талантливых молодых людей, и есть те, кто уже готов к работе на новом уровне и в любой момент может занять мое место». Когда Каплан спросил прямо, выбрал ли Леви себе преемника, тот ответил: «Я не хотел бы отвечать на этот вопрос. Это приведет к возникновению сложностей в компании. Но точно знаю кандидатуры преемников». Он сообщил, что, если бы ему пришлось искать нового лидера за пределами компании, он посчитал бы это своим «поражением».

Когда Уайтхед узнал об инсульте, он попытался попасть в Mount Sinai, но в первый день к Леви никого не пускали. Когда Уайтхед все же его увидел, он был поражен: «Я увидел тяжело больного человека – слабого, истощенного и мертвенно-бледного»[390]390
  John C. Whitehead, A Life in Leadership, from D – Day to Ground Zero: An Autobiography (New York: Basic Books, 2005), p. 115.


[Закрыть]. «Даже если бы ему удалось пережить приступ, я не думаю, что он смог бы в дальнейшем руководить Goldman Sachs. Это был тяжелейший удар как для компании, так и для меня лично». Доти рассказывал: «Мы провели собрание партнеров, на котором был поднят вопрос о преемнике. И я передал остальным то, что слышал от Гаса. Конечно, это не было божественным откровением, но он был лидером фирмы, тщательно обдумал этот вопрос и нашел приемлемое решение. Да и как бы там ни было, лучшего решения у нас все равно не было»[391]391
  Интервью с Джорджем Доти.


[Закрыть].

Согласно версии Уайтхеда, «пока Гас находился при смерти в Mount Sinai», он и Джон Вайнберг «встретились в офисе Goldman Sachs, чтобы решить, что делать дальше». Уайтхед не упомянул о каком-либо письме, спрятанном в столе. Напротив, он сказал, что Леви «не принимал решения» о преемнике, «так как не собирался уходить в отставку». Тем не менее Уайтхед решил, что, поскольку они с Вайнбергом имели долю в компании вторую по размеру после Леви, то, «несомненно, именно мы должны взять на себя ответственность в этой непростой для фирмы ситуации и дать рекомендации комитету по управлению и всем партнерам, назвав того, кто должен сменить Гаса на его посту».

Хотя Уайтхед был на три года старше Вайнберга и работал в Goldman на три года дольше, они стали партнерами в один и тот же день в 1956 г., «в ногу шли по карьерной лестнице» и каждый раз получали «одинаковое прибавление дохода». А еще они были хорошими друзьями. «Мы часто обедали в кафе Scotty’s Sandwich Shop, – рассказывает Уайтхед. – В Scotty’s готовили самые большие сэндвичи с салатом, какие я когда-либо видел, а я съел их немало. Мы с Джоном обсуждали все, что нам не нравилось в Goldman Sachs, и размышляли о том, как все могло бы быть, если бы мы возглавляли компанию»[392]392
  Whitehead, p. 116.


[Закрыть].

Теперь, когда Леви находился при смерти и возможность реализации планов была так близка, Уайтхед «выдвинул идею»: самому стать председателем комитета по управлению, а Вайнберга назначить заместителем. «Джон изменился в лице, – вспоминает Уайтхед. – Я видел, ему это не понравилось. Как сын Сидни и человек гордый, он не хотел быть на вторых ролях»[393]393
  Там же, p. 117.


[Закрыть]. Джон Вайнберг окончил Принстонский университет, во время Второй мировой войны служил в морской пехоте и к окончанию войны получил звание младшего лейтенанта. Корейскую войну он встретил старшим лейтенантом, а закончил капитаном. «Мой отец был очень жестким человеком, – сказал он однажды, – но у меня было довольно мягкое воспитание. Служба в морской пехоте пошла мне на пользу»[394]394
  Institutional Investor, January 1984.


[Закрыть]. Два Джона подумывали вынести вопрос на комитет по управлению или даже на собрание партнеров, но подобная «полупубличная процедура», как сказал Уайтхед, создала бы «неразбериху» и «у каждой из сторон образовалась бы своя группировка». А это не позволило бы сотрудникам стать «единым фронтом, который так был нужен компании в это сложное время». Кроме того, по словам Уайтхеда, ни один из Джонов не желал проиграть и другого победителем видеть не хотел.

Эта дилемма привела к рождению беспрецедентного – по крайней мере для Уолл-стрит – решения: разделить руководство между двумя сопредседателями комитета по управлению. «Мы с Джоном были очевидными кандидатами, – сказал Вайнберг. – Гас сделал нас обоих, и наши представления о Goldman и о задачах компании были едиными»[395]395
  Там же.


[Закрыть]. «После того как мы пришли к этому решению, мы оба почувствовали облегчение, – писал позже Уайтхед. – Ни одному из нас не нужно было брать на себя ответственность за единоличное управление Goldman Sachs и мириться с положением второго человека в компании. Теперь каждый из нас был свободен в своих действиях и мог не волноваться о том, что происходит в офисе. Этот план казался идеальным»[396]396
  Whitehead, p. 118.


[Закрыть]. Два Джона увидели в таком решении и потенциал для расширения деятельности компании, поскольку клиенты часто желали встретиться «с главой фирмы», а теперь у Goldman их было два. «Мы теперь могли принимать вдвое больше клиентов… – отмечает Уайтхед. – И пришли к выводу, что, объединив свои усилия, сможем укрепить позиции Goldman Sachs». Они договорились о ежедневном сотрудничестве, а их кабинеты выходили в общий зал для совещаний. Бывшие коллеги Уайтхеда по инвестиционно-банковскому направлению считали, что он пошел на серьезные уступки Джону Вайнбергу. «Я считал, что именно Джон Уайтхед возглавит фирму, – вспоминает бывший партнер Алан Стейн, – но, полагаю, он решил, и весьма обоснованно, что не стоит так легко отказываться от человека по фамилии Вайнберг»[397]397
  Интервью с Аланом Стейном.


[Закрыть]. Через некоторое время в уборных для партнеров появилась откровенная фотография Элизабет Тейлор с ехидной надписью: «Одна хорошо, а две лучше».

После смерти Леви Уайтхед и Вайнберг сообщили о своем решении комитету по управлению, в который теперь входило восемь человек. «Идея вызвала одобрение, – сказал Уайтхед, – и мы сообщили о ней остальным партнерам». Доти считал, что решение было разумным. «Джон Вайнберг умел находить новые возможности для бизнеса, а Уайтхед был отличным организатором, – говорил он. – Но Уайтхеда недолюбливали многие из тех, кто занимался сделками с ценными бумагами. Поэтому такая комбинация всех устраивала. Эти два человека всегда действовали на пару. Так что решение казалось вполне естественным». Новотны также внес свою лепту, сообщив новости СМИ. Однако Times опередила его, ровно через два дня после смерти Леви сообщив, что преемниками станут Уайтхед и Вайнберг. Новотны утверждал, что окончательное решение еще не принято, но газета уверила, что они станут сопредседателями комитета по управлению и «испытывают огромное уважение друг к другу». Статья характеризовала Уайтхеда как «специалиста по планированию и организации», а Вайнберга, который на тот момент возглавлял недавно сформированный отдел по операциям с ценными бумагами с фиксированным доходом, как человека, который «умеет находить новые сделки». Times также сделала несколько замечаний о Goldman, в том числе заявив, что «переход» от правления Леви к руководству Уайтхеда и Вайнберга должен пройти гладко: «Командная работа 1500 сотрудников в 14 офисах компании внутри страны и за рубежом стала отличительной чертой Goldman Sachs, которая помогла компании достичь ее высокого положения в конкурентном инвестиционном мире».

* * *

Однако тот факт, что ни Уайтхед, ни Вайнберг никогда не работали на бирже и никогда не совершали торговых операций, вызывал серьезное беспокойство трейдеров Goldman, чье влияние на рынке постоянно росло. Смерть Леви вызвала «глубочайший шок»[398]398
  Интервью с Робертом Рубином.


[Закрыть], как сказал Рубин, «потому что… полагаю, у многих из нас, в том числе и у меня, возникли сомнения, хотя, наверное, это не самое удачное слово. Мы не были уверены, что они [Уайтхед и Вайнберг] смогут смириться с неизбежными периодическими спадами. Однако они оказались блестящими руководителями».

Уайтхед, пожалуй, был воплощением типичного сотрудника Goldman: человек скромного происхождения, способный, трудолюбивый, настойчивый и амбициозный. Именно эти качества помогли добиться успеха Сидни Вайнбергу и Гасу Леви. Однако, в отличие от Вайнберга и Леви, Уайтхед не был евреем и посещал Протестантскую епископальную церковь[399]399
  Протестантская епископальная церковь – ветвь Англиканской церкви в США, Гондурасе, Тайване, Колумбии, Эквадоре и ряде других стран. – Прим. пер.


[Закрыть]. Иными словами, он стал первым руководителем компании, не считая, конечно, Уаддилла Кэтчингса, который принадлежал к иной конфессии и религии, нежели его предшественники. Нельзя сказать, что предыдущие руководители Goldman были очень религиозны, да и ситуация на Уолл-стрит в 1976 г. не предполагала разделения по религиозной принадлежности, как это было в первой половине XX в., и тем не менее это был переломный момент для компании. «В сознании многих Goldman Sachs была еврейской компанией, – говорит Уайтхед, – но я никогда не чувствовал, что ко мне как-то не так относятся из-за того, что принадлежу к Епископальной церкви»[400]400
  Whitehead, p. 85. Детали из биографии Уайтхеда и описание принципов, которых придерживались сотрудники Goldman, как и новой модели ведения бизнеса, взяты из его мемуаров «Жизнь в лидерстве» (A Life in Leadership), а также из двух интервью с ним.


[Закрыть]. Однако и он ощущал, что является исключением из правил. В 1963 г. на Уолл-стрит активно обсуждалось, что Morgan Stanley нанял на работу Льюиса Бернарда, первого еврея в компании. В 1973 г. Бернард стал первым евреем-партнером Morgan Stanley. Однажды, еще до того как Бернард стал партнером, старший партнер Morgan Stanley Перри Холл позвонил Вайнбергу и пожаловался, что Бернард – еврей и его роль в компании постоянно растет. «Да не беспокойся, Перри, – ответил Вайнберг, – это ничего не значит. У нас они работают давным-давно». Когда Бернард стал партнером Morgan Stanley, в Goldman попытались переманить его. Но один из членов высшего руководства Morgan Stanley посоветовал оставить Бернарда в покое: «Мы наконец-то взяли еврея партнером, а вы хотите его украсть! Даже и не думайте!»

Уайтхед родился 2 апреля 1922 г. в Эванстоне, штат Иллинойс, в 4 часа утра – время он помнил точно, «потому что моя мать шутила, что специально задержала меня на несколько часов, чтобы я не родился в День дурака[401]401
  День дурака или День смеха (April Fools’ Day) – праздник, отмечаемый 1 апреля в англоязычных странах. – Прим. пер.


[Закрыть]». Его отец, Юджин Каннингем Уайтхед, родился и вырос в сельскохозяйственном районе штата Джорджия, а женившись, отправился на север, чтобы, выучившись на монтера, работать в Western Electric. «Наше пребывание в Эванстоне было недолгим», – рассказывает Уайтхед. Семья вскоре переехала в Монклер, штат Нью-Джерси, где Юджин получил работу, а вскоре и продвинулся по службе, став младшим менеджером на заводе Western Electric в Кирни, рядом с Медоулендс. Каждое день в 7 утра он уезжал на своем сером Dodge и возвращался в 6 вечера. В конце концов Уайтхеды поселились почти в центре Монклера в домике с «маленьким двориком» и отдельным гаражом.

Обвал рынка в октябре 1929 г. застал Уайтхедов в отпуске, который они проводили на острове Нантакет. «Место было достаточно уединенным, и газеты приходили туда с опозданием на несколько дней, поэтому отец слушал новости по радио, и именно из них он узнал об обвале фондового рынка», – рассказывает Уайтхед. Большая часть семейных сбережений Уайтхедов была «предусмотрительно» инвестирована в акции, среди которых самая большая доля принадлежала AT&T – материнской компании Western Electric. По оценке Уайтхеда, размер инвестиций его отца составлял около $50 000 – «на сегодняшний день это, вероятно, эквивалентно $500 000», – и потеря большей части сбережений стала сильным ударом. Они прервали отпуск и вернулись домой, чтобы отец мог «следить за своими инвестициями». Новость о потерях на фондовом рынке усугубилась известием об увольнении Юджина из Western Electric – однако он по-прежнему продолжал каждое утро уезжать из дома на своем Dodge, как будто ничего не изменилось. Юджин не сказал сыну, что потерял работу в Western Electric, и вскоре устроился продавцом садовой мебели, разъезжая от одного дома к другому. Поскольку каждый месяц нужно было выполнять определенный норматив по продажам, значительная часть мебели в конечном итоге оказывалась в доме Уайтхедов. «Я всегда считал, что наша терраса обставлена лучше других в Монклере», – язвительно заметил Уайтхед.

Уайтхеды пережили Великую депрессию. В памяти остались макароны с сыром, рыбные котлеты, поношенная одежда, сериалы «Эймос и Энди»[402]402
  «Эймос и Энди» (Amos ’n’ Andy) – популярный комедийный радио– и телесериал о героях-афроамериканцах, который транслировался в США в 1920–1950-е гг. – Прим. пер.


[Закрыть] и «Джек Армстронг, парень из Америки»[403]403
  «Джек Армстронг, парень из Америки» (Jack Armstrong, the All-American Boy) – радиосериал о приключениях американского старшеклассника в разных частях света; был популярен в США в 1933–1951 гг. – Прим. пер.


[Закрыть], а также «беседы у камина» Рузвельта[404]404
  «Беседы у камина» (Fireside Chats) – серия из 30 вечерних радиообращений президента Ф. Д. Рузвельта, которые транслировались в 1933–1944 гг. – Прим. пер.


[Закрыть]. Семья смогла даже приобрести автомобиль Ford Model A, модель 1934 г., за $500. Как и у многих представителей его поколения, Великая депрессия зародила в Уайтхеде неприязнь к риску и кредитам. «Меня бесят даже кредитные карточки!» – заявлял он. Кстати, он не считал свою семью бедной, «наверное, потому что мы жили не хуже, чем все вокруг».

Детство Уайтхеда кажется обыкновенным: он собирал желуди, марки, монеты с головой индейца[405]405
  Цент с изображением индейца – монета США номиналом 1 цент, которая чеканилась в 1859–1909 гг. – Прим. пер.


[Закрыть]. Стриг лужайки, чтобы заработать на карманные расходы, пел в хоре и играл на скрипке. Склонен он был и к озорству. Запускал бумажные самолетики с хоров в церкви, пока священник читал проповедь, и рисовал на обоях в доме своей тети во время дневного сна. А однажды, как мелкий воришка, стащил свежеиспеченное печенье из булочной Marker’s, что через дорогу от церкви, где пел в воскресном хоре. Но быстро вернулся в русло закона, напуганный полицией и после хорошей порки, которую устроил его отец. «Я изо всех сил старался не заплакать», – вспоминает он.

Но окончательно на верный путь направил Уайтхеда разговор с матерью, который состоялся несколько дней спустя. Когда он вернулся из школы, она зашла в его комнату, села на кровать и рассказала, что спустя год после свадьбы у них родились мальчики-двойняшки, которые умерли при родах. Принимал роды его дед Уайтхеда по материнской линии. Уайтхед впервые слышал эту историю. Он никогда не знал об этом, как и о том, что ему также помог появиться на свет его дед. «Примерно через два года родился ты – здоровый и крепкий мальчик, – продолжала его мать. – Мы были благодарны судьбе. И теперь, Джон, мы с твоим отцом каждый день молимся о том, чтобы ты вырос хорошим человеком и помог восполнить наши утраты». Сдерживая слезы, Уайтхед пообещал, что постарается.

По его словам, это перевернуло всю его жизнь. Он стал активным бойскаутом и «не успокоился до тех пор, пока не получил 21 почетный значок, необходимый для звания “орла”[406]406
  «Орел» – высшее звание американских бойскаутов. – Прим. пер.


[Закрыть], а потом я заработал еще 15».

В 1939 г., чтобы помочь отцу, он решил заработать на свое обучение в престижном колледже Хаверфорда в Филадельфии. Нужно было $900. Уайтхед полагал, хотя точно не знал, что годовой доход его отца на тот момент составлял около $4000, и «мне казалось неправильным, что ему придется оплатить столь большой счет», но не представлял, где за лето можно найти такую сумму. Он заработал $200 за работу помощником директора детского лагеря Camp Glen Gray и еще $200, возглавив поход на байдарках по реке Делавэр. Нужно было раздобыть еще $500, а времени было мало – начало занятий неумолимо приближалось. В воскресном выпуске New York Times он увидел объявление о том, что требуются работники на Всемирную выставку 1939 г. в парк Флашинг-Медоус в районе Квинс в Нью-Йорке (рядом с аэропортом LaGuardia). И предлагают от $100 в неделю. Следующим утром он сел на поезд, чтобы попытаться получить эту работу. Приехав, обнаружил зону развлечений в стиле парка аттракционов на Кони-Айленд[407]407
  Кони-Айленд (Coney Island) – полуостров в Бруклине, в конце XIX – начале XX в. – популярный пляжный курорт, где были расположены три парка аттракционов, одни из старейших в США. – Прим. пер.


[Закрыть] «весьма странного вида», которая представляла собой смесь палаток, карнавальных постановок и игр-аттракционов под общим названием «Великий белый путь»[408]408
  «Великий белый путь» (Great White Way) – неофициальное название Бродвея в районе Среднего Манхэттена, где расположено большое количество театров, возникшее в 1890-х гг. после установки электрического освещения и большого числа светящихся рекламных вывесок. В 1939 г. так назвали и зону развлечений Всемирной выставки, где шли некоторые из бродвейских постановок. – Прим. пер.


[Закрыть]. Именно здесь ему предстояло искать работу. «Юношу из Монклера там ждали все соблазны большого города», – говорит Уайтхед.

В конце концов ему удалось получить место на аттракционе, где он должен был угадывать вес людей. Суть игры состояла в том, что посетители платили 25 центов за «то, чтобы я попытался угадать их вес». Если Уайтхед угадывал вес плюс-минус 1 кг, он оставлял деньги себе. Если же ошибался, деньги все равно оставались у него, но взамен он дарил удачливому посетителю мягкую игрушку стоимостью 20 центов. Таким образом, его задачей было заманить как можно больше людей и правильно угадать их вес. Расчет был простым: угадав вес 2000 человек, он получит свои $500. Хотя в то время Уайтхед был скромным юношей и не имел опыта торговли на улице или угадывания веса, он быстро освоился со своей задачей. «Главное – не обращать внимания на лица людей и концентрировать внимание на их талии – именно там находятся все килограммы», – говорил он.

В течение шести недель 17-летний Уайтхед занимался только аттракционом. Он работал по 12 часов в день, шесть дней в неделю. «Я почти не бывал дома, каждую ночь, кроме субботы, ночевал в дешевом мотеле поблизости и, чтобы сократить расходы, питался практически одними хот-догами по 20 центов и колой». К концу лета ему удалось заработать нужные $500.

Четыре года, которые Уайтхед провел в колледже Хаверфорда, были не менее волшебными. Первый семестр был трудный – он закончил его со средним баллом 79[409]409
  Согласно 100-балльной системе оценок, которая используется в США, результат в 79 баллов соответствует оценке «удовлетворительно». – Прим. пер.


[Закрыть]. Уайтхед чувствовал, что не тянет по сравнению с «выпускниками частных школ», но ему удалось собраться и получить в конце концов отличные результаты почти по всем предметам. По окончании колледжа он был избран членом общества «Фи-Бета-Каппа» и получил степень по экономике. «Мне всегда нравились деньги», – говорит он. В колледже играл в бейсбол и баскетболу, был лучшим по прыжкам в высоту и отвечал за развитие спорта в колледже. Кроме того, он руководил клубом международных отношений и был президентом студсовета.

Чтобы заработать деньги на оплату обучения, Уайтхед активно подрабатывал в колледже, выполняя разнообразную разовую работу – от мойки пробирок в химической лаборатории до обновления энциклопедических статей для одного из профессоров и проверки экзаменационных работ по экономике для другого. Однако, поскольку у него был опыт работы в парке аттракционов на Всемирной выставке, большую часть денег он заработал на стороне. Так, во время учебы в колледже вместе с приятелем он основал компанию, которая занималась установкой кеглей на дорожках для боулинга в окрестностях Хаверфорда. Уайтхед вспоминает, что они были «почти монополистами» и к концу последнего курса «деньги лились рекой», хотя им с компаньоном «почти не приходилось прилагать какие-либо усилия».

В год окончания колледжа в январе 1943 г. – в связи с военными действиями в колледже был введен летний семестр, чтобы ускорить обучение, – Уайтхед был избран самым популярным студентом курса. Его наградили большой ложкой из слоновой кости и присвоили звание «Человек с ложкой», которое, по словам Уайтхеда, не «отражает всей значимости» носящего его лица. Председатель приемной комиссии предложил ему поработать заместителем декана по приему новых студентов, предполагая, что через пять лет Уайтхед займет его собственное место. Но прежде Уайтхеду предстояло отслужить на флоте. Он решил пойти во флот после бомбардировки Перл-Харбора годом ранее.

В июне 1943 г., в ожидании начала 90-дневного курса по бухгалтерскому учету на флоте, который преподавали в Гарвардской школе бизнеса, Уайтхед был назначен командиром пристани на 12-й улице Бруклинской военно-морской верфи. «Неизвестно, почему так произошло, – писал он позже. Это был первый из множества случаев – как на флоте, так и после него, – когда мне ни с того ни с сего поручали весьма непростую работу». У юнца, только что окончившего колледж, не было ни малейшего представления о том, как управлять военно-морской верфью, но Уайтхед углубился в производственный процесс, постарался найти общий язык с рабочими и профсоюзом, т. е. попытался выполнять свои обязанности наилучшим образом. Он подружился с «Ларри» – бывшим портовым грузчиком, который управлял причалом до него, – и постепенно начал входить в курс дела. И даже предложил командованию флота ввести изменения, которые бы повысили эффективность работы причала, но они были проигнорированы. Когда через три месяца он покинул пост, чтобы начать учебу в Гарварде, его причал получил награду за самую эффективную работу в Южном Бруклине. «Я вставил грамоту в рамку и повесил на стену над столом Ларри».

После трех месяцев в Кембридже, «посвященных изучению того, как правильно заполнять документы на флоте», что было невыносимо скучно, Уайтхед, наконец, отплыл в Оран в Алжире на борту корабля ВМС США «Томас Джефферсон» (Thomas Jefferson). Он выполнял обязанности офицера по расходам и помощника офицера по снабжению. Этот некогда роскошный лайнер должен был доставить 2000 солдат и морских пехотинцев к местам боевых действий в Европе. На следующие два года «Томас Джефферсон» (T. J.) станет домом для Уайтхеда.

По понятным причинам для Уайтхеда решающую роль во Второй мировой войне сыграло его участие в высадке союзников в Нормандии в июне 1944 г. Накануне высадки капитан T. J., с которым Уайтхед ни разу не встречался и не разговаривал в течение восьми месяцев службы на корабле, вызвал его. Оказалось, что один из офицеров, который должен был командовать десантным катером, заболел и будет вынужден покинуть судно. Капитан, которому каким-то образом стало известно, что Уайтхед некогда управлял таким катером, приказал ему возглавить команду катера.

В воспоминаниях Уайтхед описывает драматические события, связанные с высадкой десанта, когда ему пришлось командовать пятью катерами эскадры. Наибольшую гордость вызывает у него тот факт, что ему пришлось принять очень важное решение в 6 часов утра того исторического дня. Примерно в 100 метрах от берега катера наткнулись на металлические заграждения, не позволяющие подойти ближе. Офицеры были предупреждены о возможном присутствии заграждений, но никому из десантников эскадры Уайтхеда не пришлось с ними столкнуться. У Уайтхеда был приказ двигаться к берегу, однако он решил его нарушить и направить свои катера на 100 метров в сторону, где они могли причалить, не рискуя зацепиться преграду и пробить дно. «В результате мы оказались значительно южнее того места, где должны были высадиться, но ничего нельзя было поделать, – говорит он. – И оказалось, что нам повезло, потому что место, где мы должны были высадиться, накрыл минометный удар».

В последующие месяцы T. J. участвовал в ряде других операций – на юге Франции, на Тихоокеанском театре военных действий, где ему пришлось пережить ожесточенные атаки японских камикадзе. В конце концов Уайтхед – уже в звании лейтенанта – был направлен в береговые войска. По иронии судьбы последний год службы он провел в Гарвардской школе бизнеса, обучая новую группу офицеров по снабжению заполнению тех самых жутких бумаг, которые когда-то и на него навевали тоску.

После войны, вместо того чтобы занять предложенную ему должность в Хаверфорде, Уайтхед решил подать документы в Гарвардскую школу бизнеса. Учебный план оказался более насыщенным, чем он ожидал, но он окончил обучение с отличием, войдя в число 10 % лучших студентов на курсе. Во время учебы в Гарварде он женился на Хелин «Сэнди» Шаннон, выпускнице колледжа Уэллсли, которая после окончания колледжа стала работать в страховой компании John Hancock сотрудником по расчету дивидендов.

Уайтхеду оставалось лишь решить, куда он пойдет после окончания Гарварда. Он хотел попасть в крупную корпорацию, такую как GE или DuPont, работа в которой, он надеялся, не только даст ему уверенность в будущем, но и предоставит возможность для реализации навыков управления, которыми он в совершенстве овладел в годы службы на флоте. Поскольку он не был уверен, что сможет получить такую работу по окончании школы бизнеса, то решил для начала поработать на Уолл-стрит и приобрести опыт, который позволил бы ему претендовать на место в крупной компании. В тот год из компаний с Уолл-стрит собеседования с выпускниками в Гарвардской школе бизнеса проводила лишь Goldman, у нее была лишь всего одна вакансия. Уайтхед посчитал, что его шансы крайне малы – 1:20, поскольку именно такое количество студентов записалось на собеседование, – но решил попробовать свои силы. К его удивлению, его пригласили в офис компании в Нью-Йорке на второй этап собеседования. «Дело было в моих оценках? – спрашивал себя он. – Или в моей службе на флоте? Это осталось тайной Goldman Sachs, которую никто так никогда мне и не раскрыл».

В Нью-Йорке Уайтхед встретился с «большими шишками» из компании, которые «засыпали» его вопросами – многие из них едва не лишили его «дара речи». Тем не менее по какой-то причине Goldman выбрал именно его и предложил ему работу младшим сотрудником в инвестиционно-банковском отделе. Возможно, партнерам Goldman понравилась его самокритичная манера общения. Но в том году он был единственным новым сотрудником, принятым на работу.

Уайтхед начал работать в Goldman в октябре 1947 г. с ежегодным жалованьем $3600. Они с женой переехали из Бостона на станцию Грейт-Нотч, штат Нью-Джерси, что неподалеку от Монклера, и сняли дом за $135 в месяц – это составляло более половины ежемесячного дохода Уайтхеда в Goldman. В то время Goldman еще снимал восемь этажей в здании на Пайн-стрит, 30, – четыре верхних и четыре нижних. На 20-м этаже работали сотрудники инвестиционно-банковского отдела – все шестеро. Ранее на этом этаже находился корт для сквоша – «один из элементов роскоши, которые канули в Лету» с началом Великой депрессии, как вспоминал Уайтхед, – и теперь в этом помещении с крохотным оконцем под потолком стояли шесть столов. Чтобы открывать и закрывать окно, использовали длинную палку. Уайтхед стал седьмым членом этого коллектива. К сожалению, его стол втиснули в то же тесное помещение. «Там не было ни отопления (хотя его мы могли организовать сами), ни, конечно, кондиционера, и вообще своей атмосферой помещение напоминало романы Диккенса, – вспоминает Уайтхед, – тут было холодно зимой и невыносимо душно летом». Сотрудники в любое время года, даже летом, обязаны были на рабочем месте носить шерстяные костюмы. «Такова была политика Goldman», – говорит Уайтхед.

Политика Goldman Sachs не предусматривала, что жарким и влажным нью-йоркским летом можно прийти в офис в легком костюме из хлопка. Однажды Уайтхед купил себе такой костюм и отправился в нем на работу. Он вошел в лифт, куда вслед за ним вошел Уолтер Сакс. «Низкий, коренастый, с аккуратной седой бородой, он внушал немалую долю благоговейного страха, если не ужас», – рассказывает Уайтхед.

Пока Сакс изучал взглядом его костюм, в Уайтхеде нарастало волнение.

«Молодой человек, вы работаете в Goldman Sachs?» – спросил Сакс.

«Да, сэр», – ответил Уайтхед.

«В таком случае рекомендую вам немедленно вернуться домой и снять вашу пижаму», – потребовал Сакс.

* * *

Работа Уайтхеда в Goldman началась с того, что он искал компании, готовые выпустить корпоративные облигации, по которым Goldman мог выступать андеррайтером и предлагать их инвесторам. Крупнейшими эмитентами корпоративных облигаций в то время были коммунальные компании, которые активно строили новые заводы и закупали оборудование, чтобы обеспечить потребности растущей послевоенной экономики. Уайтхед рассчитывал возможный доход, или процент комиссии, для готовящихся к выпуску облигаций, а затем передавал свои рекомендации высшему руководству Goldman, которое, в свою очередь, информировало Уолтера Сакса. Сакс как представитель банка участвовал в совещаниях, где устанавливалась стоимость облигаций и принимались заявки от андеррайтеров, чтобы в последующем выбрать из них ведущего для размещения выпуска. По его собственным словам, Уайтхед был «далеко от места событий» и его обязанности были слишком «скучны».