Текст книги "В чем фишка? Почему одни люди умеют зарабатывать деньги, а другие нет"

Уильям Лейт
В чем фишка? Почему одни люди умеют зарабатывать деньги, а другие нет

© William Leith, 2020

© Перевод на русский язык, оформление, издание на русском языке. ООО «Попурри», 2021

* * *

Посвящается моим родителям

1

Такое впечатление, что я активно желаю быть бедным.

Что я предпочитаю быть бедным.

Что всячески стараюсь привлечь в свою жизнь бедность: эй, бедность, приходи ко мне, я тебя люблю.

С такими мыслями я просыпаюсь в тот день, когда мне предстоит раскрыть секрет обладания миллионами.

В пятидесяти милях от моего дома, в Chelsea Harbour, в гостинице, которую я никогда не видел, но представлял себе в виде белого здания с большими стеклянными панелями, меня ждет Джордан Белфорт.

Да-да, тот самый Волк с Уолл-стрит. По крайней мере, так он называет себя в своей книге с одноименным названием.

Насчет названия я не уверен.

Если бы я написал книгу о том, как заработал миллионы, но по-прежнему чувствовал себя бедным, если бы я написал книгу о внутренних противоречиях, финансовых махинациях и жизненных перипетиях, то назвал бы ее как угодно, но только не «Волк с Уолл-стрит».

Хотя не это важно.

Важно то, почему одни люди умеют зарабатывать деньги, а другие нет, и эта тема меня не просто интригует, а сводит с ума.

Я никогда и никому не говорил, что у меня ментальное расстройство по части финансов. Мною движет механизм, всячески мешающий мне разбогатеть; хуже того, он маскируется под механизм, нацеленный на противоположный результат.

Это вражеский агент, скрытый в глубинах моего подсознания, и я не знаю, как он работает.

Я понимаю, что мне нужно раскрыть этот пресловутый ментальный механизм и заменить его новым, пока я не закончил свою жизнь нищим бродягой. Но я страшно боюсь это делать, так как подозреваю, что этот механизм и есть мое настоящее Я.

В любом случае деньги – неоднозначная вещь. Теоретически мы должны это инстинктивно понимать. Но фактически мы этого не делаем. К примеру, большинство думает, что деньги – это объективная реальность. На самом деле они реальны, потому что мы считаем их реальностью. Деньги появились в темные века человеческого взаимодействия. В этом смысле они даже круче Бога, потому что Бога нельзя воплотить в реальность верой в его существование. Он либо существует, либо нет. С деньгами все иначе.

Их создали мы. Это наше творение, и оно нас убивает.

Тогда как может парень, которого, по сути, уничтожают его же деньги (об этом говорит даже подзаголовок в его книге «Как деньги привели к закату суперзвезды Уолл-стрит»), называть себя Волком. И уж тем более Уолл-стрит – финансового центра мира? Ведь он же не Волк финансового центра мира, верно? Если бы вы вышли на ринг с Майком Тайсоном и он бы вас нокаутировал, разве вы называли бы себя Волком Майка Тайсона?

Все эти мысли – как вы понимаете, явно не позитивные – посещают меня в тот день, когда мне предстоит раскрыть секрет обладания миллионами.

Я думаю, что Волк – это не Джордан Белфорт. Возможно, это вообще не человек: Волк – это сами деньги.

Надо будет спросить об этом Белфорта, а еще лучше – Мартина Скорсезе. Я знаю, что Скорсезе снимает фильм «Волк с Уолл-стрит». Посмотрим, что он сделает с этой историей, как покажет накал порочных страстей, ехидный нервный смех, озвучит ненормативную лексику, льстивые дифирамбы и раскроет власть денег. Белфорта, с его харизмой падшего ангела, будет играть Леонардо Ди Каприо.

Пока на темном небе моего пробуждающегося ума вспыхивают и гаснут эти кометы, я протягиваю руку к будильнику. Опоздание сегодня равносильно катастрофе.

Этим утром я должен запомнить две вещи – я даже записал их на листке бумаги, который положил на прикроватную тумбочку.

Я беру у Белфорта интервью для журнала. Я зарабатываю тем, что беру интервью в основном у богатых и очень богатых людей (и преимущественно у мужчин по целому ряду причин). Я побуждаю их рассказывать о себе, что не так легко, как может показаться. Моя цель состоит в том, чтобы выудить у них тайны, раскрыть их секреты, пробраться в темные глубины их сердца, а потом нанести вероломный удар – не буквально, конечно, а фигурально. Показать их внутреннюю боль. Слезы этих людей – мои золотые монеты.

Прежде чем встретиться с героями очередного репортажа, я всегда стараюсь понять, что их мотивирует. Пытаюсь представить себя на их месте, делаю и редактирую записи. Я продумываю все до мелочей.

У меня на тумбочке лежит бумажка. В полумраке зашторенного помещения я вглядываюсь в ее содержание:

1) как он заработал столько денег;

2) почему он свернул на преступный путь.

Скомкав бумажку в шарик и швырнув его в дальний угол спальни, я снова откидываюсь на подушку и дотягиваюсь наконец до будильника.

Сигнал умолкает.

Я должен раскрыть этот механизм, пока не поздно. Правда, может случиться так, что этот механизм и есть я.

А что, если дело во мне?

* * *

Лежа в тишине, я размышляю о своем финансовом положении. Мне становится тошно и страшно уже от одних этих размышлений; негативные мысли и чувства поднимаются откуда-то из живота и пронизывают каждую клеточку тела. Мне нужно от них избавиться – как от следов преступления, прежде чем ретироваться, – но чем больше я стараюсь, тем хуже получается.

Но я не должен так думать!

Окей. Мое финансовое положение. Выражаясь экономическими терминами, я, как и большинство граждан, в настоящее время испытываю дефицит бюджета. Другими словами, трачу на жизнь больше, чем зарабатываю. Дефицит – это не то же, что долги. Дефицит – это текущее превышение расходов над доходами, за которое вы будете наказаны в будущем. Долги – это следствие прошлых финансовых перекосов. Это наказание, которое вы уже несете.

Я отдаю себе отчет, что заслуживаю этого наказания – этой кары. Я несу ее, потому что на каком-то уровне, возможно, хотел этого.

Я ненавижу все это. Я не хочу об этом даже думать. Но я вынужден, я должен.

Меня карают обеспеченные и необеспеченные кредиты, неоплаченные счета и налоги, пени, штрафы, судебные иски и дела, которые я уже проиграл, или не оспаривал, или забыл. Эти дела возвращаются в виде посланий разного рода, написанных тем или иным тоном, а потом и в виде реальных людей – в основном мужчин, не слишком хорошо одетых и не разбирающихся в обуви. Когда эти мужчины (периодически и женщины) наносят мне визиты, я веду себя исключительно вежливо. Я предлагаю им чай, кофе и закуски. Думаю, это имеет значение.

Мною движет желание жить на широкую ногу, поэтому я одалживаю деньги – у банков, корпораций и частных лиц – и не возвращаю их в срок, потому что, честно говоря, никогда не горел таким желанием, просто хотел денег. С деньгами я чувствую себя моложе и здоровее. Они покупают мне время. С какой стати я должен хотеть с ними расстаться?

Я знаю, что обязан вернуть долги. Их следует вернуть. Но почему я должен их возвращать?

Короче говоря, я намереваюсь, но не хочу, поэтому в мой дом частенько наведываются незваные гости. Мы разговариваем, пьем чай, и на какое-то время они оставляют меня в покое.

– Дайте мне время, – говорю я им.

* * *

Я не отношусь к типу людей с коммерческой жилкой. Раньше, в юные годы, я был слишком привилегирован, чтобы думать о деньгах. Сейчас я недостаточно привилегирован, чтобы о них не думать.

Мир треснул по швам, и я провалился в трещину. В этом никто не виноват. Да, верно. Никто. Кроме меня.

Это моя вина.

* * *

Моя работа. Я продаю журналам истории. Но, по сути, я продаю не истории читателям, а читателей рекламодателям – вот такой грязный трюк. Еще одно заслуживающее кары деяние. Если точнее, я продаю внимание читателей. Я рассказываю свою историю так, чтобы в нужный момент их взгляд устремлялся на гламурную рекламу.

К примеру, я говорю: «Я знаю, что вам будет интересна личность, с которой я общался, ля-ля, тополя… – А потом добавляю: – Ой, гляньте-ка, какой классный автомобиль. Хромированная сталь. Толстенные шины. А взгляните на эти часы / на этот удивительный пляж с белоснежным песком / на это кристально чистое море».

«Взгляните на фотографии этих женщин». Тщательно отобранные проплаченными фоторедакторами.

Все решает не его или ее – фоторедактора – мнение. Все решают деньги.

«На секунду задержите свой взор на этих изображениях. Какое замечательное тело у этих женщин! Какое оно гладкое и упругое. А как соблазнительны их щечки и бедра! Вглядитесь в конкретные человеческие лица и фигуры – это вызовет в вашем мозгу и организме цепную гормональную реакцию. Запечатлейте в своем сознании эти образы. Вы испытаете целую гамму эмоций: тоску, зависть, досаду, злость, ярость, неуверенность в себе, стыд, ностальгию, амбиции. Внутри вас словно откроются краны, содержимое которых, тонкой струйкой просачиваясь в кровь, неизменно повлияет на ее состав».

Иногда мне хорошо платят. Однако получать хорошие гонорары не значит быть богатым. Это даже не значит быть обеспеченным.

Я не только беру интервью у богатых людей. Если составить круговую диаграмму затрат моего времени, то интервьюирование богатых людей заняло бы один небольшой сегмент. Еще один сегмент – это просиживание в кафе, еще один – бесцельное шатание по округе.

Остальная – львиная – доля этой диаграммы не имеет четкого названия. Я сижу или лежу, часто в постели, читаю книги. Развиваю навязчивые идеи: например, о том, как обезьяны превратились в людей. Все знают, что они это сделали. Но как именно?

А как они создали мой мир – современный мир? Мир, который со временем, конечно же, рухнет.

Мы, как и наши предки, считаем себя современными. Но это не так. Мы уже древние.

Я мог бы быть философом.

Ой, нет. Не начинай.

Как бы то ни было, двадцать с лишним лет назад я научился скорочтению и теперь просматриваю как минимум одну книгу в день.

Между тем дефицит моего бюджета растет. И мои долги. Мое наказание. О нем я не хочу думать, потому что от этого мне становится тошно.

Мое наказание. Я отодвигаю его на задворки сознания, но оно подкрадывается.

Это странный шум в пустом доме. Это лицо в окне темной ночью.

* * *

Звенит будильник. Я что, уснул? Мне нельзя сегодня опаздывать – нельзя. Я приподнимаюсь на локтях. Нужно действовать, и быстро.

Окей.

Как он заработал столько денег?

Почему он свернул на преступный путь?

Этот преступный путь сбивает меня с толку. Джордан Белфорт заработал десятки миллионов долларов, но его не покидало чувство неудовлетворенности. Он считал, что у него недостаточно денег, поэтому изобрел идеальную, но преступную схему финансовых махинаций. В итоге загремел за решетку.

Должно быть, в какой-то момент у него в голове что-то щелкнуло, и я уверен, что это произошло из-за денег.

Деньги – сложная штука. Они одновременно реальны и нереальны. Когда у вас есть деньги, вы их не видите, потому что они являются частью вашего мышления, частью вас. Деньги есть, и их нет.

Это – магия. Это – колдовство.

Пожалуй, я знаю, когда появились деньги: в тот самый момент, около двух миллионов лет назад, когда обезьяна, смотря на пожар, изменила привычное мышление.

Обезьяна видит огонь. Правая половина ее мозга обрабатывает информацию.

Огонь!

А потом…

А потом, впервые в мировой истории, левая, творческая, половина мозга обезьяны преобразовывает эту информацию.

Почему бы не подуть на огонь? От этого он, естественно, разгорается еще сильнее.

Можно получить что-нибудь просто так, на халяву.

Такого не может быть, или все-таки это возможно?..

* * *

На телефоне снова срабатывает сигнал. Он установлен через каждые две минуты. На третьем повторе начнет звенеть запасной будильник «Челси». На самом деле мне следовало бы иметь будильник «Арсенала», потому что я болею за эту команду, но по какой-то причине я приобрел часы «Челси» – клуба, принадлежащего российскому миллиардеру (владелец «Арсенала» тоже российский миллиардер, но «победнее»). Так долго томившиеся взаперти русские – более матерые хищники, чем остальная человеческая братия. Они голоднее. У них более острые зубы.

В прежние времена вы надеялись, что деньги помогут вашей команде победить. Теперь же вы надеетесь, что победа поможет вашей команде заработать деньги. Раньше деньги были помощником в игре. Теперь они и есть игра. Это сказал Маркс. И явно не о футболе.

Что дальше: кофе? Если будет время. Но у меня нет времени даже на то, чтобы остановить эшелон мыслей об обезьянах, не говоря уже о том, чтобы поставить чайник и, пока он закипает, забросить в кофейник кофе и столовую ложку меда.

В плане времени у меня две крайности: вагон с телегой на себя, любимого, и оторванные от сердца крохи – на все остальное.

Мне надо создать биржу времени: покупать его у бедных, у которых обычно времени полно, и продавать богатым, которым вечно его не хватает, потому что деньги съедают время. Биржа времени – блестящая идея; может, даже глобального масштаба. А может, и бредовая.

Даже не знаю.

Практически полностью проснувшись, расчесываю пальцами волосы. На постели книги, «затрепанные любовью», как старые плюшевые мишки: «Как стать богатым» Феликса Денниса, «Касаясь пустоты» Джо Симпсона. Истории взлета и падения.

А еще Нассим Талеб, Патрик Вейтч, Ричард Рэнгем, Аарон Браун, Мэтт Ридли.

Мои воображаемые коллеги.

Я свешиваю ноги и задеваю ими бутылку с водой. Ноги на мокром ковре. Неприятно.

Возникают новые мысли: почему я не на тропическом острове, в роскошном особняке, на террасе, с ногами, опущенными в бассейн? К примеру, сижу и читаю бестселлер. Или, раз уж на то пошло, пишу бестселлер. Почему бы не написать бестселлер?

Знакомая мысль. Я ее периодически редактирую.

Бип-бип-бип. Будильник «Челси».

* * *

Я встаю. Четыре минуты на душ. Мне нужна новая ванная комната. Я хочу новизны и блеска – блеска плитки, стеклянных панелей. Однако мое «хочу» получает пинок под зад.

Или нет?

Я почти уверен, что когда-нибудь будильники богатых людей будут звонить не громко и резко, а тихо и постепенно, запуская механизм движения человека по типу производственной линии: от туалета к ванной, затем к гардеробной и т. п. Если бы люди просыпались от запаха жареного бекона или тостов и, открыв глаза, находили себя за столом с восхитительным завтраком!..

Моя голова проясняется. Я уже вполне хорошо соображаю. Просто не выспался.

Возвращаюсь в спальню. Кровать напоминает разрушенное гнездо, а пол – каток из глянцевых журналов. Мокрый, как гусь, я ищу чистое полотенце. Я знаю, что одно или два полотенца в недавнем прошлом целыми днями валялись на полу, собирая грязь, споры, отмершие частицы моего эпидермиса или что там еще. Будь у меня больше времени, я мог бы попытаться вычислить, какие полотенца грязные, а какие чистые, но, поскольку времени у меня мало, придется рискнуть. Проблема в том, что я не люблю рисковать. Возможно, это главная причина, почему у меня нет миллионов.

Полотенца. Пять или шесть штук. Все еще обтекая на тот же ковер, я в растерянности смотрю на них и на какое-то мгновение застываю, не понимая, что делать.

В этот момент раздается стук в дверь.

И крик.

Мужской.

– Такси!

* * *

На вокзале я рассчитываюсь картой. Скупая слеза скатывается по орбите моей глазницы. Парень за стеклом что-то невнятно бормочет. Я представляю, как конфиденциальные данные моей карты куда-то передаются, отчего вдруг начинает щемить в груди, и я невольно проклинаю тот факт, что у меня всего одна банковская карта, что у меня нет пачки долларовых купюр, что у меня нет собственного дома, что я ненавижу свою ванную комнату и что не могу себе позволить такие вещи, как, например, обслуживание в лучшей стоматологической клинике.

Я путешествую вторым классом. Тот факт, что существует два класса, имеет какую-то психологическую подоплеку, и я с самого начала знал, что буду путешествовать в классе, который победнее. Спрашивать более дешевые места – это моя установка по умолчанию.

В принципе сами места – сиденья – меня вполне устраивают. Дело не в местах.

Дело в контингенте. В людях. Я чувствую их свистящее и хрипящее дыхание, их доведенное до предела терпение, их отвращение к себе, их сжатые кулаки, их скрежещущие зубы – их уровень социального развития, с которым ты ничего не можешь поделать. Вспоминаю одну женщину, которая сошла на отдаленной станции и перепрыгнула через ограду, за которой начинался лес. Думаете, она исчезла в лесу? Нет, через пару минут эта женщина вернулась с двумя здоровенными булыжниками и стала бросать их в окна поезда. При каждом броске она издавала крик теннисистки. В теннисе его называют кряхтением, но он больше похож на истошный вопль. Благо, окна оказались крепкими.

Мысли снова возвращаются к банковской карте.

Почему я флиртую с бедностью. Я не знаю, но я должен знать. Это знание должно быть где-то в глубинах моего подсознания, но я не хочу туда проникать, поэтому гоняю одну и ту же мысль по знакомому замкнутому кругу: почему я флиртую с бедностью, почему я до нее докатился, почему допускаю ее в свой дом и в свою жизнь. Я не знаю, но я должен знать. Я не хочу об этом думать, но я думаю – и я подумаю, но только не сейчас, не сейчас…

Я опоздал на рейс, позволявший идеальное неторопливое путешествие, но еще успеваю на встречу.

Кассир проделывает манипуляции с моей картой и вставляет ее в терминал, так что эта машина может заглянуть в самые дебри моей финансовой души: доходы, расходы, внезапные каскады плюсов и минусов, приятные скидки и бонусы, импульсивные покупки; машина знает о том, как на прошлой неделе я больше не мог ждать автобуса и моя рука сама остановила такси, меня унесло от всей этой толпы и грязи, но это чудесное спасение и последующее получасовое путешествие стоили мне недельного бюджета бедного человека.

Машина знает.

Машина умная; она психиатр и математик, наблюдатель и контролер, она учитывает малейшие детали. Она знает меня лучше, чем я сам себя знаю.

Она знает о тревожности, о неврозе, о днях, проведенных в постели. Она знает о войне с алкоголем – о перемириях и временах затишья, о мелких стычках и кровавых побоищах. Она знает и о моих тайных желаниях: о том, что хочу удрать от толпы и грязи, что хочу жить в хорошем районе города, желательно огороженном каким-нибудь забором с электрическим током, а может, и охраняемом (хотя нет, охранники будут мешать, поэтому достаточно замков); и, пожалуйста, замечательный вид из окна и идеальную, сверкающую ванную комнату.

Низменные желания.

Я наблюдаю, как машина обсасывает и облизывает мою карту одним из миллиардов своих маленьких языков, рассказывая чудовищному кибермозгу о том, какова она на вкус. Я непроизвольно сжимаю зубы и тру верхние моляры о нижние.

Я смотрю на кассира, а тот – на меня.

Машина дает добро. Моя карточка пришлась ей по вкусу.

Да!

Моя карта в порядке. Это хорошие новости. Но есть и плохие: приближается момент, когда она станет непригодной. Я возвращаю карту в отделение кожаного портмоне и вижу, что подпись на ней – росчерк моего профессионального пера – почти полностью стерлась.

Между тем я ожидаю денежные поступления! Мне должны прийти деньги! Кто-нибудь нажмет на кнопку – и деньги потекут ко мне чуть ли не со скоростью света, сотни людей будут пытаться замедлить их ход, прикоснуться к ним или хотя бы какое-то время подержать их в руках, потому что каждый раз, когда вы даже на мгновение прикасаетесь к деньгам или держите их в руках, к вам прилипают крошечные, микроскопические золотистые пылинки (если всю жизнь прикасаться к деньгам, можно покрыться целым слоем такой пыли).

«Они придут! Однажды их будет очень много», – говорю я себе. Я чувствую, что деньги где-то рядом, а может, и внутри меня, запертые где-то в глубинах моего мозга.

Механизм!

При желании я мог бы его раскрыть. При желании. При желании любой человек может быть богатым, по мнению Феликса Денниса. Но что он подразумевает под желанием? Одержимость. Вы должны быть безжалостным социопатом, и первой вашей жертвой будет… будете вы. Вы залезете в собственную голову, вытащите этот злосчастный механизм и разберете его по винтикам и гаечкам, обезвреживая, как взрывотехник обезвреживает бомбу.

Вот такие безрадостные мысли посещают меня, пока я спускаюсь по ступенькам грязного вокзала в знаменательный день – день, когда мне предстоит раскрыть секрет обладания миллионами.

* * *

Белфорт. Я должен ясно представлять себе эту личность. Я должен быть с ним на одной волне.

Господи, а если у меня не получится?

Получится, получится.

Оглядываясь назад, я буду говорить, что сегодняшний день был судьбоносным: я взял себя в руки. В Библии Христос сказал больному и немощному: «Встань, возьми постель твою и ходи». Что ж, я побегу. «Возьму постель свою» и побегу.

Конечно, есть и другая возможность. Я видел ее сотни раз. Я стану одним из тех жутких типов с красными лицами и свистящим дыханием, чья жизнь и душа напоминают старый смердящий бар.

Знаю, знаю, мои мысли скачут, ум увиливает от стоящей перед ним задачи, а глаза начинают сканировать платформу, выхватывая людей в пиджаках с галстуками и с плащами наперевес. Даже в этой черно-серой дыре есть проблески белого света.

Итак, Белфорт. Вырос в Бейсайде, штат Квинс. Отец – бухгалтер, любит официальный стиль одежды, курит. Мать – строгая, в детстве дотошно проверяла домашние задания. Один брат, сестер нет. Семья не была бедной. Но достаток требовал труда, усилий и внутренней борьбы. Чтобы взбираться по лестнице в этом респектабельном мире, нужно под него прогибаться и послушно выполнять то, что вам говорят, но Белфорт был умным и хотел большего. Он хотел не просто взбираться по социальной лестнице – он хотел покорить гору. Гору денег. Он хотел роскошный особняк с лужайкой, сверкающую ванную комнату и прекрасные виды из окна, а еще автомобили, яхты, частный самолет, шикарных женщин и дорогие часы, рекламу которых вы видите на страницах гламурных журналов.

Его отец был сварливым и, подозреваю, не слишком довольным жизнью. Он, придерживаясь заведенного порядка, по утрам педантично надевал пиджак, туфли, повязывал галстук, а потом расхаживал по дому при полном параде и в боксерских трусах. Брюки он надевал перед самым уходом, и уже одна эта эксцентричная деталь звучит как крик о помощи.

Юный Белфорт хотел ходить в боксерских трусах все время, а не только несколько патетических минут с утра. Стоп, это не совсем верно. Это о владельце American Apparel. Как его там? Да, Дов Чарни. На самом деле это он разгуливал повсюду в нижнем белье – даже по территории своей многомиллионной компании.

Белфорт того же поля ягода; он хотел контроля, хотел устанавливать собственные правила. Красивый, но невысокий. Симпатичное лицо. Голубые глаза. Очень умный. Ловелас. Я знаю этот тип мужчин, которым всегда нужно иметь хорошенькую девушку. А когда они становятся богатыми и успешными, девушка должна быть не просто красивой – она должна быть полный отпад. С Белфортом та же история. Женился рано на хорошенькой девушке, которую затем сменил на супермодель Надин Кариди.

При этом он постоянно ходил налево, у него был секс с десятками, а может, и сотнями проституток. Спросите его об этом. Он понимает проституток. Мне следовало бы называть их секс-работницами или секс-брокерами, секс-профессионалами. Белфорт называл их шельмами. Фокусницами. Фокус в том, что они используют тот рынок, который другие не признают. Проститутки удовлетворяют скрытые потребности, потому что у них самих есть скрытые потребности, регулируют невидимые спрос и предложение.

Белфорт признавал, что изменял жене, но только с профессионалами. Только за деньги.

Он коммерсант, он на все смотрит как на сделку. Он считает, что все в этом мире покупается и продается.

Возможно, это не совсем верно.

Белфорт точно знает, что он может купить, а что нет.

И это тоже не совсем верно.

Он думал, что знает, что он может купить, а что нет, но по мере увеличения его богатства эта разница все больше стиралась, и на каком-то этапе он вообще перестал ее видеть.

Вот, это верно.

* * *

С тихим клацаньем прибывает мой поезд. Держа в руке портфель, останавливаюсь у дверей вагона. Внутри места второго класса. Солнце слепит глаза. Народ копошится, снимая куртки и доставая журналы. Глянцевые страницы отражают свет наподобие зеркал. Жужжат и пикают гаджеты, давая инструкции от высшего разума.

В животе ощущение холода. Кажется, что поезд движется, но это – оптическая иллюзия; наконец он действительно трогается, и, окончательно убедившись в том, что мы едем, я оглядываюсь по сторонам и пытаюсь расслабиться. Момент нирваны – все будет хорошо; мой разум наполняется образами самолетов, машин, часов, туфель, идеальных лиц и тел, толстенных шин, пальм, пляжей, чистого синего моря.

Продолжим. Белфорт основал брокерскую фирму с замечательным названием Stratton Securities и переехал в район с еще более замечательным названием – Lake Success («Озеро успеха»). Он нанял сначала десятки, а потом и сотни брокеров, и они стали бандой мошенников – веселой культовой бандой, которая активно пользовалась услугами секс-работниц. Они разделили секс-работниц на три категории.

Высшая, или лучшая, называлась «голубые фишки» – как акции самых престижных компаний. Рангом ниже шли «насдаки» – по аналогии с акциями растущих технологических компаний. Низшей категорией были «розовые листки» – это самые дешевые акции, которые не котируются на бирже и печатаются на розовой бумаге.

Образно говоря, Белфорт занимался сексом с проститутками – «голубыми фишками», зарабатывая на продаже акций «розовых листков» – на финансовых махинациях.

Ему нравилось, что его брокеры спускали все свои деньги на хорошие машины, часы и женщин, потому что это заставляло их крутиться-вертеться и быть еще более искусными коммерсантами.

* * *

Проезжаем сельскую местность. Поля, коровы, амбары: фермерство. Ипподром: азартные игры.

Погодите, у меня на этот счет есть интересная формула, где же она? А-а-а, вот. Деньги, краеугольный камень нашего общества, являются долгом, потому что они поступают в экономику в виде кредитов и займов.

А кредиты и займы базируются на экономическом интересе – процентных ставках.

Процентные ставки базируются на понимании риска – вероятности того, что в силу тех или иных обстоятельств заемщик не сможет вернуть деньги.

При этом концепция вероятности дефолта не исключает понятия ставки.

Таким образом, деньги – это концепция, базирующаяся на ставках, следовательно, азартная игра.

Отсюда краеугольный камень нашего общества – это азартная игра.

О том же говорит и Аарон Браун – гуру риск-менеджмента и друг Нассима Талеба, автора «Черного лебедя»: «Наша жизнь – азартная игра. Это знают все богатые люди: по своей сути они игроки. Многие бедные тоже игроки, но, как правило, никудышные».

Все завязано на азарте.

Однако средний класс – чистые, добропорядочные люди – не видят этого, или не хотят видеть, или не видят до поры до времени, пока уже не станет слишком поздно. Мне не хотелось бы принадлежать к этому классу, но боюсь, что я к нему принадлежу.

* * *

Тележка с напитками. Официантка. Высокая. Украинка? Полька? Бьюсь об заклад, что ее мать спала с нацистами, а на подушке этой официантки сейчас дрыхнет какой-нибудь мужлан после ночной смены. Пытаюсь настроиться на юного Белфорта. Циничные суждения. Язвительный тон. Он любил давать клички, и эти клички не были добрыми. Ведьма, Дьявол, Мерзавец, Смердословакия. Недобрыми, но в точку.

Я прошу кофе. Появляются мысли о шоколаде. У меня должен быть бутерброд, но, если подумать, он ничуть не полезнее шоколада: сахар, крахмал, нездоровые жиры плюс яичный желток из Таиланда или Кореи (кто знает, какую заразу там можно подцепить). В бытность репортером я написал статью о корейском убийце, который работал на птицефабрике определителем пола цыплят и из мести убивал своих конкурентов. Я встречался с их семьями и вместе с ними преклонял колени в молитвах, потому что меня об этом просили или от меня этого ожидали, а потом чувствовал себя так, как будто использовал этих православных христиан в своих интересах. Я до сих пор не уверен, действительно ли использовал их в своих интересах, но у меня складывалось такое ощущение. Это был второй – и последний – раз, когда я писал об убийстве. Я имею в виду настоящее, преднамеренное убийство.

Мчимся на всех парах. Если повезет, я приеду вовремя. Ну, или почти вовремя, так что это незначительное опоздание будет вскоре забыто, а может, даже благосклонно воспринято: трех-четырехминутная задержка говорит о невозмутимости и уверенности в себе. Я не безупречен, скажете вы. Я не буду осуждать вас, если вы не будете осуждать меня. Я не педант. Не фанат пунктуальности. А знаете, что пунктуальность восходит к латинскому punctum и означает «точка»? Бр-р-р! Это как «точный удар». Кулаком. В лицо!

Мы замедляем ход и останавливаемся. Та самая платформа, где арестовали женщину, бросавшую в поезд камни. Стена, через которую она перепрыгнула. Лес, из которого она через пару минут вышла с булыжниками. Мы трогаемся, набираем скорость. Мелькают живые изгороди, все больше и больше деревьев.

Деревья…

Удерживая в голове мысль о корейском убийце, я пытаюсь представить, каково это – быть древней человекообразной обезьяной. Жить на деревьях. Вам приходится жить на деревьях, чтобы уберечься от ходящих по земле львов и тигров с их саблевидными зубами, а потом вы учитесь управлять огнем, и это означает, что теперь вы можете жить на земле, защищаясь от хищников огнем.

Теперь вам не нужна шерсть.

Вы учитесь готовить. Проходят столетия. Вы учитесь заниматься сельским хозяйством. Вы учитесь интенсивным методам его ведения. Какой-то владелец корейской или тайваньской птицефермы выясняет, что если отделять птенцов мужского пола от птенцов женского пола, как только они вылупливаются из яиц, то можно сэкономить деньги. Появляется новая профессия: определитель пола цыплят.

В Сеуле есть колледж, где можно получить диплом по этой специальности. Вы три года учитесь, чтобы за считаные секунды определять пол цыплят. Тысячи птиц движутся мимо вас на конвейерной ленте. Ваша зрительно-моторная координация по исследованию гениталий только что вылупившегося птенца становится мастерской. Ваша производительность труда растет. Шестьсот цыплят в час. Восемьсот цыплят в час. Тысяча.

В Сеуле определитель пола цыплят – это отличная возможность для беднейших из бедных. Если вы хорошо себя проявите, то сможете попасть на европейские птицефабрики и посылать домой деньги. Если вы станете лучшим из лучших определителей пола цыплят.

Один из определителей пола цыплят обладал всеми необходимыми качествами для попадания в «топ». Высокая производительность. Сотни цыплят в час. Потом что-то случилось. Производительность стала падать. Зрительно-моторная координация ухудшилась. Может, дело в алкоголе. Некоторые считали, что дело в алкоголе. Может, в отношениях в семье. Это был один из лучших работников. Он помогал отстающим братьям по цеху. И все полетело в тартарары.