Текст книги "Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965"

27 мая Черчилль телеграфировал Рузвельту: «Дики объяснит Вам сложности 1942 года… и обрисует планы высадки на севере Норвегии». Черчилль добавил, что он одобряет наступление на Роммеля и что южноафриканский премьер Ян Смэтс вместе с Окинлеком «выражают большую уверенность в результате». Он закончил словами: «Мы не должны позволить себе забыть о «Гимнасте». Это было не то, что хотел услышать Рузвельт. Маршалл – который изо всех сил старался собрать как можно больше кораблей для сосредоточения сил в Британии – отчетливо понял, что Черчилль с Бруком ввели его в заблуждение. А теперь Черчилль предлагал отвлекающий удар вместо согласованной высадки во Франции. В телеграмме Черчилль, по крайней мере, был честен; Маунтбеттен должен был объяснить Рузвельту «практические сложности», как их видел Черчилль, связанные с «Кувалдой»[1278]1278
  C&R-TCC, 1:494.


[Закрыть].

Выбор Дики был неслучаен. Он был проамериканцем и, как Рузвельт, обаятельным и знатного происхождения. Маунтбеттен был героем морских сражений, и Рузвельт, морской волк, с огромным уважением относился к героям морских сражений. Через неделю, к ужасу Маршалла и Кинга, Маунтбеттен почти убедил президента в опасности проведения «Кувалды» и в разумности сделанного Черчиллем выбора в пользу «Юпитера», вторжения в Северную Норвегию, которого Брук пытался избежать на протяжении нескольких недель. К тому моменту даже Черчилль стал неохотно признавать, что вторжение в Норвегию в 1942 году связано с большим риском. Но операция «Юпитер», по сути, была инструментом давления на переговорах, козырем, который можно было обменять на что-то более значительное, вроде операции «Гимнаст». В начале июня Маунтбеттен почти убедил Рузвельта, чей выбор теперь был сведен на нет: «Гимнаст» или ничего. Маршалл с Кингом смотрели на ситуацию под другим углом: Тихий океан, в конце концов, тоже был театром боевых действий. Они требовали от Рузвельта действий в том направлении. Никакой хитрости в отношениях Черчилля с Рузвельтом не было, хотя Маршалл с Кингом думали иначе. Для проведения операции «Раундап» требовалось три вещи: достаточное количество солдат, достаточное количество десантных судов и искусственные гавани, в противном случае вторжение во Францию в 1942 или 1943 году могло закончиться катастрофой. Рузвельт это понимал. Его следовало только подтолкнуть в нужном направлении; Черчилль с Дики это сделали.

В апреле путь Гопкинса с Маршаллом домой проходил через Северную Атлантику, где пятьдесят девять американских грузовых судов, которые должны были отправиться в Мурманск, стояли на якоре в шотландских и исландских портах. Причин для этого было много – нехватка судов сопровождения, перегруженные порты, длительное ожидание конвоев – но на самом деле все объяснялось просто: подводные лодки адмирала Дёница выигрывали битву за Атлантику. С января было много сражений вблизи Восточного побережья Америки. У Дёница было порядка 250 лодок, 90 ежедневно патрулировали океан – более 50 в Атлантике, более 20 в Средиземном море и более дюжины охотились на конвои в Арктике. 12 января Дёниц – американские каботажные суда находились в пределах его видимости – начал операцию Paukenschlag («Удар в литавры») у Восточного побережья Америки. Командиры подводных лодок назвали несколько следующих месяцев «вторым счастливым периодом», ссылаясь на то, что шедшие с включенными ходовыми огнями американские корабли – необъяснимо – вдоль ярко освещенного Восточного побережья Соединенных Штатов были легкой добычей. Владельцы отелей по всему побережью от Нью-Джерси до Майами не выключали освещение в надежде привлечь туристов. Бессмысленная попытка! Отсутствие самолетов и поездов в любом случае не позволяло добраться туда.

Немецкие подводные лодки обнаружили свои цели, резко выделявшиеся на фоне ярко освещенной береговой линии. Такое положение дел американский военный историк Сэмюэл Элиот Морисон назвал «одной из самых предосудительных ошибок» местных властей и американских военных во время войны. Только в середине апреля приказали выключить освещение. Американский военно-морской флот, корабли береговой охраны и воздушные патрули приступили к работе, но американский флот, не усвоивший уроки, которые немцы преподали Королевскому военно-морскому флоту, никак не мог решить вопрос с прибрежными конвоями для защиты судов, следовавших из Мексиканского залива в Новую Шотландию, куда приходили и откуда уходили атлантические конвои. Капитаны были обязаны поставить в известность Галифакса. Подводные лодки поджидали их на участке от Нового Орлеана до канадских приморских провинций. В январе только у канадского побережья было потеряно тридцать торговых судов и почти вдвое больше в феврале. Черчилль с Пёрл-Харбора объяснял подчиненным, что война будет выиграна только в том случае, если союзники не будут совершать ошибок. Американцы совершали ошибки; немецкие подводные лодки действовали «практически безнаказанно в американских водах», и Черчилль пришел к неутешительному выводу, что «мы фактически оказались перед угрозой затяжки войны на неопределенное время»[1279]1279
  David Miller, U-Boats (New York, 2000), 127; WSC 4, 109; Morison, Two-Ocean War, 108.


[Закрыть].

На конференции в Арджентии американцы обещали увеличить годовой объем морских перевозок почти в семь раз, до 8 миллионов тонн. В течение семи месяцев жители от Лонг-Айленда до восточного побережья Флориды регулярно видели зарево от горящих в море нефтяных танкеров; Черчилль назвал это время «периодом ужасного истребления судов вдоль американского побережья». Военно-морской флот Соединенных Штатов был настолько не готов к подобным испытаниям, что Британия направила в помощь через Атлантику несколько эсминцев (из числа пятидесяти эсминцев, которые американцы прислали англичанам в обмен на базы). Только в середине апреля американский корабль сумел потопить немецкую подводную лодку. К маю количество горючего, которое доставлялось в Новую Англию из Мексиканского залива, резко сократилось до 10 процентов. Но если жителям Новой Англии было достаточно просто надеть еще один свитер, русским войскам требовалось оружие, обмундирование и транспорт. Черчилль пытался помочь. Сталин отчаянно нуждался в запасных частях для ремонта «Харрикейнов», присланных из Британии. Черчилль приказал Королевским ВВС демонтировать несколько «Харрикейнов» и отправить необходимые запасные части морем в Россию. Этот жест произвел впечатление на Гарримана, который отметил, что американские военно-воздушные силы никогда не пошли бы на такую жертву. Но Сталин нуждался не в жестах, а в поставках. Если немецкие подводные лодки будут уничтожать арктические конвои при отходе от побережья Америки, Красная армия начнет летнюю кампанию без второго фронта во Франции и без средств поддержания собственного фронта. В период с середины апреля до середины июня двадцать три из восьмидесяти четырех кораблей, покинувшие американские порты и направлявшиеся в Мурманск, были потоплены. Семнадцать укрылись в Шотландии. Сталин обвинил Британию в «краже» товаров, предназначавшихся для Красной армии»[1280]1280
  WSC 4, 112, 118, 123; Sherwood, Roosevelt and Hopkins, 544; Harriman and Abel, Special Envoy, 169.


[Закрыть].

Далее ситуация ухудшилась. Когда в конце июня было потоплено двадцать два из тридцати четырех судов одного конвоя, Черчиллю пришлось приостановить отправку арктических конвоев на два месяца. Это привело Сталина в бешенство, Черчилль попал в затруднительное положение, и еще больше распалило британских сторонников немедленного открытия второго фронта, на которых героические действия Красной армии произвели такое сильное впечатление, что один лондонский издатель использовал свои скромные запасы бумаги, чтобы напечатать роман Толстого «Война и мир», который был распродан за несколько дней[1281]1281
  Panter-Downes, War Notes, 264.


[Закрыть].

Опустошение на море подчеркнуло важность «волшебной войны». Во втором полугодии 1942 года британские потери в торговых судах несколько уменьшились, благодаря усовершенствованным радарам, помощи, предоставляемой воздушными патрулями с баз, находившихся в Исландии и Гренландии, американскому присутствию в Атлантике и сокращению немецких воздушных нападений на каботажные суда после вторжения в Россию. Как бы то ни было, но общие потери в 1941 году составили более 4 миллионов тонн. Потери могли быть и больше, но 9 мая 1941 года англичанам удалось захватить немецкую подводную лодку U-110 и немецкую шифровальную машину «энигма» вместе с журналами кодов. Британский эсминец сопровождения «Буль дог» атаковал немецкую подводную лодку, и ее командир Фриц-Юлиус Лемп, поняв, что его лодка обречена, приказал покинуть судно. Но U-110 не затонула. Абордажная команда «Бульдог» осмотрела лодку и забрала все, что смогла унести, в том числе журнал кодов и шифровальную машину «энигма». Лодку взяли на буксир, но ее не удалось дотащить до базы, она затонула. Немцы считали, что команда подводной лодки утонула вместе с секретами. У британцев теперь была немецкая шифровальная машина «энигма», причем не копия, а оригинал. Только спустя семь месяцев Черчилль сообщил об этом Рузвельту. К началу 1942 года слишком участились «случайные» перехваты немецких подводных лодок – это объяснялось тем, что британцы взломали немецкий код, что, по мнению командования армии и люфтваффе, не представлялось возможным – и немецкие криптографы добавили еще один ротор в «энигму», увеличив количество возможных комбинаций кодов с миллионов до триллионов. Армия и люфтваффе сохраняли верность устаревшей трехроторной модели. Ошибочное решение, поскольку Алан Тьюринг и его помощники в Блетчли приступили к разработке вычислительной машины для взлома «энигмы» с высокой скоростью вычисления. В конце концов, в алфавите не так уж много букв[1282]1282
  Miller, U-Boats, 117—18, 134, 174—75.


[Закрыть].

Тем не менее благодаря четвертому ротору в «энигме» кригсмарине получил значительное преимущество в Атлантике. Помимо этого, немецкая служба радиоперехвата (Beobachtungsdienst) взломала код британского торгового флота, что позволило немцам слушать переговоры союзнических конвоев, включая сообщения о местонахождении немецких подводных лодок. Точность британской информации вызывала сильное беспокойство Дёница, но преимущество было на его стороне. Он знал то, что знали британцы, но британцы не знали того, что знал он. Четвертый ротор в «энигме» привел к новым потерям торгового флота союзников. В период с января по июнь 1942 года немецкие подводные лодки отправили на дно 600 кораблей, 8 тысяч моряков и 3 миллиона тонн грузов, около трети общего тоннажа, потерянного с 1939 года. Общие потери (британцев, союзников и нейтралов) за первые три месяца 1942 года увеличились, написал в дневнике Александр Кадоган, с 420 тысяч тонн в январе до 835 тысяч тонн в марте. В трюмах 7000-тонного грузового судна, такого как американский «Либерти», перевозился груз, для которого потребовалась бы сотня грузовых железнодорожных вагонов. Таким образом, потеря одного судна была равносильна потере грузового поезда в милю длиной, а перевозимого им продовольствия, одежды и топлива хватило бы для того, чтобы в течение трех недель обеспечивать жизнь небольшого города или трех армейских дивизий. Хотя к 1945 году с американских верфей сошло 2700 кораблей серии «Либерти», в середине 1942 года немцы топили их намного быстрее, чем им удавалось построить[1283]1283
  Miller, U-Boats, 117—18, 134, 174—75; Dilks, Diaries, 433.


[Закрыть].

Однако Гитлер, опасавшийся британского вторжения в Норвегию и нарушения поставок железной руды из Швеции, мало использовал свой подводный флот. Фюрер, позже написал Черчилль, «пожертвовал блестящими возможностями в Атлантике и сконцентрировал в норвежских водах все имевшиеся надводные корабли и много ценных подводных лодок», заявив, что Норвегия является зоной, в которой «решится судьба нынешней войны».

Он разместил еще четыре пехотные дивизии в Норвегии, теперь общее их количество достигло одиннадцати, то есть более 120 тысяч человек. Они сидели в ожидании англичан, которые так и не пришли. Хотя Черчилль использовал Северную Норвегию в качестве инструмента давления на переговорах, она шла первым пунктом в перечне черчиллевских целей, и Бруку об этом было хорошо известно. Но три британских военачальника, в отличие от немецких военачальников, занимавших аналогичные должности, сумели договориться и объединиться против последней сомнительной схемы своего лидера. Немцам следовало предпринять полномасштабное наступление в Атлантике, но Гитлер, не считаясь с Дёницем, отправил свои ресурсы не только в Норвегию, но и к Канарским островам, в надежде потопить флот вторжения, который так и не появился. Если бы он сосредоточил свои силы в Атлантике, потери союзников были бы куда более серьезными. Но и без этого Черчилль назвал атаки подводных лодок «худшим злом». Летом Россия отчаянно нуждалась в поставках, и это стало худшим злом для Сталина[1284]1284
  WSC 4, 112, 118, 125.


[Закрыть].

Несмотря на потери торговых судов, Черчилля радовал тот факт, что американцы добывали нефти в двадцать раз больше немцев. Америка обладала огромными нефтяными запасами. Война когда-нибудь могла свестись к тому, у кого было больше нефти. Были задействованы огромные объемы производственных мощностей, но только в качестве дополнения к способности Америки качать и поставлять нефть. Британские заводы остановили производство, если бы не американская нефть. Танки никуда бы не отправились без топлива. У Соединенных Штатов было достаточно возможностей, чтобы качать нефть, строить заводы, выпускать танки и самолеты. Но существовала проблема нехватки судов для доставки нефти, продовольствия и оружия в Великобританию и Россию. В мае, во время «второго счастливого периода», всего шесть немецких подводных лодок, действовавших в Мексиканском заливе, смогли потопить шестьдесят шесть кораблей, более половины – нефтяные танкеры. Союзники не могли позволить себе терять танкеры с такой скоростью и рассчитывали – и надеялись – помочь России. Корабли, как теперь считал Гопкинс, были важнее груза. Через несколько недель после событий в Мексиканском заливе немецкие подводные лодки потопили в течение семи дней 400 тысяч тонн – скорость, сказал Черчилль Рузвельту, «беспрецедентная в этой войне и прошлой войне, которая, если сохранится, превзойдет все существующие планы по возмещению потерь»[1285]1285
  C&R-TCC, 1:528.


[Закрыть].

Если союзники смогут решить проблему с подводными лодками, проблема с топливом решится сама собой. Но у Гитлера проблема с топливом не могла решиться сама собой. Для наступления ему требовалось больше топлива и больше продовольствия.

Нефтяные месторождения Плоешти – Черчилль называл румынскую нефть основой немецкой мощи, – расположенные к северу от Бухареста, приносили Германии примерно 60 процентов от общего импорта сырой нефти, достаточно для поддержания немецкой экономики в мирное время, но недостаточно для вермахта. Поскольку количество топлива, которое потребляли механизированные войска Германии, превышало ее скромные возможности по его производству, решение топливной проблемы Гитлера лежало на востоке, на Кавказе или даже на Ближнем Востоке. Каждый из почти 4 тысяч танков вермахта на советской территории потреблял невероятное количество топлива, даже если стоял без движения, – больше 22 тонн за восемь недель. Только гитлеровским танкам требовалось несколько сотен тысяч тонн горючего, чтобы добраться до Кавказа и захватить его. На огромных просторах Украины не было заправочных станций, таких как в Бельгии, где немецкие танкисты могли заправить машины. Но не только танкам требовалось горючее; его требовалось в тысячу раз больше гитлеровским механизированным подразделениям, в состав которых входило более 600 тысяч транспортных средств[1286]1286
  WSC 4, 296.


[Закрыть].

По приказу Гитлера самолеты люфтваффе были сконструированы таким образом, чтобы летать на синтетическом топливе, которое производилось из угля на двух больших заводах в Лейпциге и Щецине. Но у Гитлера не хватало мощностей для производства топлива в таком количестве, чтобы обеспечить наступление армии. Нефтяные месторождения в Баку – если он их захватит – обеспечат необходимую мобильность, но только через два года, когда будут построены новые автобаны и железные дороги, которые свяжут Кавказ с Великой Германией. Нефтяные месторождения в Северном Ираке, вблизи Мосула, предоставляли те же возможности, что и месторождения в Румынии или на Кавказе, но после неудавшегося переворота Рашида в 1941 году Гитлер отбросил мысли о Мосуле. Более того, в августе 1941 года британцы закрыли дверь в Иран, когда британские и индийские силы вторглись в Иран из Басры, в то время как советские войска хлынули с севера. Эта война, если ее можно так назвать, длилась всего шесть дней, на день дольше, чем отборочные матчи по крикету. Британцы потеряли 22 человека убитыми. Когда шах Реза покинул страну, Черчилль посадил его двадцатидвухлетнего сына, Мохаммеда Реза Пехлеви, на Павлиний трон[1287]1287
  Павлиний трон – золотой трон Великих Моголов, вывезенный из Индии персидским Надир-шахом в 1739 году и с тех пор ставший символом персидской монархии.


[Закрыть].

Но в начале 1942 года, когда британских и советских войск там почти не осталось, двери Ирака и Ирана никто не охранял. Если Гитлер прорвется через Баку с севера или через Суэц с юга, он легко может завладеть нефтяными месторождениями Ближнего Востока. Но Гитлер это не планировал, по веским, как ему казалось, причинам. Чтобы добраться до Ирака и Ирана с севера, ему придется пройти через Баку, то есть взять Баку. Но если он возьмет Баку, его топливная проблема будет решена и отпадет необходимость двигаться дальше. Однако в феврале, когда Роммель направлялся к Каиру, а японцы – к Индийскому океану, адмирал Редер убедил Гитлера в реальной стратегической значимости Ближнего Востока, не потому, что он являлся потенциальным источником топлива для Германии, а потому, что он был необходим Британии: оттуда британцы брали нефть, и здесь они были наиболее уязвимы. Редер в записке Гитлеру точно угадал опасения Черчилля и Брука: «Суэц и Басра – это западные столбы британских позиций на Востоке. Если они падут под давлением оси, последствия для Британской империи будут катастрофическими»[1288]1288
  WSC 4, 296.


[Закрыть].

Редер с Роммелем давно предлагали план «Юг», согласно которому Германия и Япония должны были встретиться в Басре или Тегеране. Британия зависела от персидской[1289]1289
  В 1935 году Персия была переименована в Иран. Чтобы избежать возможной путаницы в официальной переписке, Черчилль приказал использовать в военное время название Персия, а не Иран во всех документах, имевших отношение к Ирану. (Примеч. авт.)


[Закрыть] нефти, необходимой для ведения войны, и персидских железных дорог для осуществления поставок в Россию.

Если страны оси захватят Персию, Британия потеряет свой основной источник нефти. В начале года Черчилль сказал Исмею: «Недостаток топлива, который уже ощущается в Германии и в завоеванных ею странах, заставит Германию захватить бакинские и персидские нефтяные месторождения, необходимое условие для успешного вторжения на Британские острова». Брук, разделяя мнение Черчилля, написал в дневнике: «Все [британские] силы на море, на суше и на Ближнем Востоке полностью зависят от абаданской нефти… Если мы потеряем персидскую нефть, мы неизбежно потеряем Египет». Потеря Египта означала потерю империи и поражение в войне[1290]1290
  WSC 3, 702—3; Bryant, Tide, 357.


[Закрыть].

В начале 1942 года Гитлер наконец признал этот факт и, изменив свое мнение, одобрил южный план Редера, включая ту часть плана, которая подразумевала обеспечение безопасности средиземноморского фланга посредством захвата или уничтожения Мальты. Таким образом, в марте и апреле немцы сбросили в два раза больше бомб на Мальту, чем они сбросили на Лондон во время лондонского блица 1940 года. Но бомбы – это только часть тех испытаний, которые выпали на долю мальтийцев. Лондон не мог снабжать остров продовольствием, и возникла реальная угроза голода. «Кроме всего прочего, была еще и Мальта, – позже написал Исмей. – Потерять ее было бы так же болезненно, как потерять кусочек самой Англии»[1291]1291
  Ismay, Memoirs, 273.


[Закрыть].

Если Мальта падет, Роммель сможет пополнять запасы, когда захочет, и, нанеся удар по Каиру, направится в Ирак. Но пока Роммель не добрался до Басры, Гитлер мог рассчитывать только на русскую нефть. Сталину придется сражаться за свою нефть в одиночку. Черчилль не имел возможности повлиять на это. Но он придумал способ лишить Гитлера нефти: Сталина можно убедить (если победа будет не на его стороне) уничтожить свои нефтяные скважины. В Берлине ходили слухи, что британские коммандос уже находятся в Баку и только ждут приказа, чтобы взорвать русские нефтяные скважины. Потрясенный этим сообщением Геббельс написал в дневнике: «Как это похоже на них! Они [англичане] уже зарекомендовали себя во всем мире как разрушители чужой собственности». Черчилль вскоре отказался от этой идеи, но не потому, что Сталина мог оскорбить этот план, а потому, что они с Рузвельтом испытывали нехватку кораблей для восполнения дефицита поставок нефти. В любом случае Сталин не собирался избавляться от своих нефтяных месторождений. Диктатор вызвал Николая Константиновича Байбакова, заместителя народного комиссара нефтяной промышленности СССР. Приставив к виску Байбакова указательный палец с оттопыренным большим пальцем, Сталин сказал: «Если не сможешь уберечь нашу нефть от немцев, тебя расстреляют. И когда мы выгоним захватчика, если мы не сможем восстановить производство, мы опять тебя расстреляем»[1292]1292
  Cv/3, 160; Lochner, Goebbels Diaries, 189—90; NYT, 4/2/08.


[Закрыть].

Сталин понимал, что единственная надежда России на спасение в истощенности немецких солдат, техники и топливных запасов. Стратегическое видение Черчилля тоже основывалось на истощении. Он собирался внести свою лепту в создание стального кольца вокруг рейха, которое будет постепенно сжиматься, пока внутри не останется ничего, кроме разбомбленной гитлеровской канцелярии, – предпочтительно, чтобы внутри был мертвый фюрер. Германия, уязвимая для морской блокады, поскольку ее флот слишком малочисленный, чтобы прорваться в дальние моря для обеспечения необходимыми ресурсами, должна расширить территории, чтобы поддержать себя, и этот процесс, если Россия будет оказывать сопротивление, через какое-то время приведет к уничтожению Германии. Черчилль изложил свою точку зрения в записке начальникам штабов, в которой рассмотрел потери Королевских военно-воздушных сил, но его слова в равной мере относились к танкам, артиллерии и солдатам (особенно русским): «Как генерал Грант во время последней кампании, мы можем позволить себе отдать два за один, учитывая огромные поставки в будущем». Черчиллю было 13 лет, когда он прочел воспоминания Улисса Гранта о гражданской войне, и в течение пятидесяти лет мысль о том, что врага можно взять измором, как это сделал Грант, не оставляла Черчилля. Но Грант провел свою последнюю кампанию в Питерсберге, а у Черчилля с Рузвельтом это была первая совместная кампания. Вопрос, который мучил Черчилля на протяжении всего 1942 года: сможет ли американская индустрия максимально увеличить объемы производства, прежде чем немецкие армии вступят на Кавказ?[1293]1293
  WSC 3, 702.


[Закрыть].

Но если Исмей, Дилл и многие американские планировщики окажутся правы в своих прогнозах относительно победы Германии над Советским Союзом, то у Гитлера проблемы с топливом и продовольствием разрешатся сами собой. Потеря бакинской нефти нанесет серьезный вред русской промышленности и сельскому хозяйству; дальнейшее сопротивление будет бессмысленным. За этим последует голод. И тогда Гитлер-победитель двинется на запад, в Англию.

Черчилль как-то сказал Колвиллу, что май его самый нелюбимый месяц. Но по крайней мере, стояла погода, подходящая для сражений, особенно на Европейском континенте, где в 1942 году можно было предпринимать наступательные действия только двумя способами: рейды «ударил-убежал» и бомбардировки Королевских ВВС. Каждый раз, когда Черчилль вызывал Брука поздно ночью, начальник штаба предполагал, что старик придумал еще одну сомнительную стратегию, невыполнимую и слишком дорогостоящую. Как правило, это происходило в выходные, когда Черчилль был в Чекерсе, вспоминал сэр Йен Джейкоб; компания, которая собиралась у Черчилля в Чекерсе, всегда вызывала у штабных офицеров «тревожные предчувствия», особенно если присутствовал Дики Маунтбеттен с очередными планами. В штабе эти обсуждения называли «полуночным безумием». В такие дни Черчилль разбрасывал идеи как огромный дуб желуди, некоторым из которых было суждено прорасти, но большинству – погибнуть. Вторжение в Норвегию – операция «Юпитер» – вызывало неизменный интерес Черчилля по той простой причине, объяснил Черчилль Бруку, что «Гитлер развернул карту Европу, начав с Норвегии, и он [Черчилль] начнет сворачивать ее с Норвегии». Арчи Уэйвелл, жертва черчиллевских стратегических осечек в Северной Африке, считал, что «Уинстон всегда ожидал, что из пустой шляпы появится кролик». Теперь Черчилль смотрел на Мадагаскар. Если японцам удастся им завладеть, это будет означать потерю всего Индийского океана. К тому же Мадагаскар был французской колонией, всецело преданной Виши, особенно после того, как Черчилль разбомбил французский флот в Оране в июле 1940 года. Хорошая возможность остановить японцев (японцы вроде не планировали туда идти) и отобрать часть французских колоний Виши[1294]1294
  WM /Sir Ian Jacob, 11/12/80; Danchev and Todman, War Diaries, 187.


[Закрыть].

Так британцы и сделали. 5 мая в Диего-Суаресе, на северной оконечности Мадагаскара, высадилась 5-я группа коммандос. Рейд явился полной неожиданностью. Однако войска Виши на острове, вдохновленные словами адмирала Дарлана, который призвал никогда не забывать об Оране, развязали партизанскую войну и сражались с британцами на протяжении нескольких месяцев. Оглушительный успех рейдов в Сен-Назере и на Мадагаскаре ободрил Черчилля с Маунтбеттеном, который, будучи руководителем объединенных операций, строил планы довольно далеко от пристального взора военачальников, но достаточно близко от Черчилля, возбуждая его желание действовать[1295]1295
  WM /Sir Ian Jacob, 11/12/80; Danchev and Todman, War Diaries, 187.


[Закрыть].

К маю русские уже шесть месяцев находились под беспощадным артиллерийским обстрелом немецкой армии. У Красной армии было преимущество: короткие пути снабжения, по которым катились новые танки T-34, огромные стальные чудовища с 76-миллиметровыми пушками и, самое главное, с наклонной броней. В мире не было танков такой конструкции. Защищенность танка вдвое увеличилась за счет наклонной брони; снаряды противотанковых орудий отскакивали от брони Т-34 словно горох. Русские остались в игре не только благодаря T-34, но и новобранцам, шагавшим по заснеженным дорогам, и казалось, им нет числа. Еще осенью немцы поняли, что, когда Красная армия лишалась дивизии, даже армии, почти сразу появлялась новая. В конце февраля, когда в Европе властвовала зима, Гитлер сказал Геббельсу, что «снег вызывает у него физическое отвращение». В марте Геббельс написал в дневнике: «Закончится когда-нибудь зима? Неужели наступил новый ледниковый период?» Теперь Гитлер понял, что истощенность немецких войск – «катастрофа», которая в свое время погубила Наполеона. Под напором реальности Геббельс был вынужден обратиться к немецким гражданам с призывом пожертвовать солдатам теплую одежду[1296]1296
  Lochner, Goebbels Diaries, 130, 135.


[Закрыть].

Фюрер ждал прихода весны, надеясь, что с капелью вольется новая кровь. Объявив войну Америке, он сказал: «В начале зимы мы только начнем наступление; к лету нас уже будет не остановить». Типичное гитлеровское хвастовство, но в Москве, Лондоне и Вашингтоне к нему отнеслись серьезно. К концу весны 1942 года Рузвельт, Маршалл, Исмей и Дуайт Эйзенхауэр считали, что осенью Россия либо потерпит поражение, либо потребует мир, как это сделало новое советское правительство в начале 1918 года. Брук с Черчиллем думали иначе, и на то у них была веская причина: после кровавой резни, длившейся почти год, когда около миллиона солдат с обеих сторон было убито и ранено, ни Гитлер, ни Сталин не захотят прекращать борьбу, рискуя потерять уважение в глазах собственного народа и исчезнуть с политической арены не без помощи разочарованных пособников. Нет, дело будет доведено до конца, или Москвой, или Берлином[1297]1297
  Lochner, Goebbels Diaries, 189; Harold Lee Hitchens, America Goes to War (Chicago, 1942), 66; Danchev and Todman, War Diaries, 348.


[Закрыть].

Весна не принесла облегчения жителям России, на долю которых выпало больше страданий, чем всем остальным, особенно ленинградцам, находившимся в блокаде с конца августа и испытывавшим нехватку угля и продовольствия; к началу мая погибло более 200 тысяч человек. Гитлер приказал уничтожить город и убить 9 миллионов жителей, включая 6 миллионов беженцев, которые надеялись укрыться в Ленинграде. Вермахт получил приказ не принимать капитуляцию города, даже если ее будут предлагать. Композитору Дмитрию Шостаковичу удалось бежать вместе с семьей и чемоданом, в котором были ноты почти законченной Седьмой симфонии, Ленинградской. Он был одним из немногих, кому это удалось.

Город находился в окружении немецких армий и трех финских корпусов; единственной связью города с Большой землей была Дорога жизни, проходившая по льду Ладожского озера, спасавшая жителей блокадного города от голодной смерти. Но, несмотря на это, каждый день от голода умирало более 2 тысяч человек. Так продолжалось в течение девяти месяцев, пока советским войскам не удалось отвоевать узкий коридор. Серьезные повреждения получили системы водоснабжения и канализации. В городе бушевали эпидемии. Тяжелая немецкая артиллерия и авиация бомбили город днем и ночью. Ко времени окончательного снятия блокады в январе 1944 года в общих могилах было похоронено более миллиона жителей, больше, чем за всю войну погибло гражданских и военных лиц Великобритании и Америки, вместе взятых. Даже доктор Геббельс не мог без содрогания слушать истории о кровавой бойне и каннибализме; в дневнике он признался, что отчет русского перебежчика, в котором сообщалось, что «большая часть населения питается так называемым студнем из человеческого мяса… настолько отвратительно, что во время чтения начались желудочные спазмы». В ту ужасную зиму 1942 года сотни тысяч русских людей, от Ленинграда до Черного моря, страдали от голода. Даже если бы больше ни один русский не умер из-за гитлеровских планов на Востоке – а погибнет почти 20 миллионов, – Ленинград весной 1942 года станет для Иосифа Сталина необходимым оправданием, чтобы уничтожить и сжечь Германию, вернув ее в далекое прошлое охотников-собирателей[1298]1298
  Lochner, Goebbels Diaries, 179; PFR/Alexander Balas, 12/06; Time, 2/1/43, 33.


[Закрыть].

Но у него не хватало для этого средств. Черчилль смог пообещать только три конвоя по двадцать пять или тридцать пять кораблей раз в два месяца. И даже это обещание вскоре окажется невыполнимым. Полярный день становился все длиннее, более двадцати часов, и немецкие воздушные и морские силы, базировавшиеся в Норвегии, просто ждали, пока в поле зрения попадет более крупный объект. В результате, написал Брук в дневнике, танки и снаряжение, в которых Британия отчаянно нуждалась в Северной Африке, отправлялись на дно Северного Ледовитого океана. Рассерженный Сталин снова и снова требовал, чтобы Черчилль с Рузвельтом сдержали обещание оттянуть немецкие войска с русского фронта за счет вторжения во Францию. Но у Черчилля с Рузвельтом было недостаточно кораблей даже для переброски американских солдат в Британию. Каждый корабль, уходивший в Россию, уменьшал количество кораблей, необходимых для операции «Болеро», сосредоточения американских сил в Британии для подготовки рывка через Ла-Манш. Каждый корабль, отплывавший из Америки в Британию, уменьшал количество кораблей для перевозки людей и танков в Каир, необходимых Черчиллю для создания резервов против Роммеля и, в случае необходимости, для обеспечения поставок на Ближний Восток и в Индию. Когда-нибудь последние сражения войны в Европе произойдут на суше. Однако, как Черчилль объяснил Молотову, война будет выиграна или проиграна на море. «Все, – сказал Черчилль Рузвельту, – зависит от флота»[1299]1299
  C&R-TCC, 1:382.


[Закрыть].