Текст книги "Лиза из Ламбета. Карусель"

Они спустились с платформы, пожелали друг другу доброй ночи. Салли и Лиза, со своими верными рыцарями и четой Блейкстонов, пошли домой. На углу Вир-стрит Гарри предложил Тому и Джиму:

– А что, парни, не пропустить ли нам по стаканчику, пока паб не закрылся?

– Я не прочь, – отвечал Том. – Только сначала проводим девушек.

– Тогда нам до закрытия не успеть, – возразил Гарри. – Считаные минуты остались.

– Нельзя девушек бросить посреди улицы.

– Валяйте, бросайте, – вмешалась Салли. – Мы за себя постоим, если что.

Том не хотел расставаться с Лизой, но она поддержала Салли:

– Иди уже, Том. Никто нас с Салли не съест. А ты можешь опоздать.

– Доброй ночи, Гарри, – сказала Салли, как бы ставя точку в разговоре.

– Доброй ночи, старушка, – отвечал Гарри. – Давай, чмокни меня на сон грядущий.

И Салли, отнюдь не против своего желания, прижалась к Гарри, а он звонко расцеловал ее в обе щеки.

– Доброй ночи, Том, – сказала и Лиза, протягивая руку.

– Доброй ночи, Лиза, – отвечал Том, с тоскою во взгляде беря ее ладошку.

Лиза поняла, мило улыбнулась, подставила личико. Том наклонился к ней, обнял и страстно поцеловал.

– Какая ты сладкая! – воскликнул он, чем вызвал смех Салли, Гарри и Блейкстонов.

– Спасибо, что вытащил поразвлечься, – сказала Лиза.

– Всегда рад, – ответил Том и добавил вполголоса: – Благослови тебя Господь.

– Блейкстон, ты с нами? – спросил Гарри, видя, что Джим с женой уходят.

– Не, мы домой. Завтра подъем в пять утра.

– Эк он здоровье бережет, – презрительно прокомментировал Гарри, шагая с Томом к пабу. Блейкстоны, Лиза и Салли пошли в противоположную сторону.

Первым по пути был дом Салли. Через несколько ярдов они оказались возле дома Блейкстонов. С минуту поболтали у дверей, и Лиза пожелала супругам доброй ночи. Дальше ей предстояло идти одной. На улице было очень тихо, редкие фонари струили тусклый свет, который только заставлял Лизу острее чувствовать одиночество. Какой контраст с полдневной улицей, когда люди так и снуют, а иной раз собираются группками! Теперь Вир-стрит будто вымерла. Лизе сделалось не по себе. Два ряда совершенно одинаковых домов, два ровных тротуара и прямая цементная дорога показались ей проклятым местом, словно здесь недавно свирепствовала чума, или пожар не оставил в живых ни единой души. Вдруг сзади раздались шаги. Лиза вздрогнула и оглянулась. Ее нагонял мужчина; в следующую секунду она узнала Джима. Джим махал ей, потом глухо позвал по имени.

Лиза остановилась и ждала, пока он подойдет.

– Вы чего?

– Пришел пожелать тебе доброй ночи, Лиза.

– Вы ж только что пожелали.

– Не, я хочу по-настоящему пожелать.

– Где ваша жена?

– Дома. Я сказал, что передумал и иду промочить горло с ребятами.

– Так она ж узнает, что вас не было в пабе.

– Не узнает. Она сразу наверх пошла, поглядеть, как там наш меньшой. А я хотел с тобой одной говорить, Лиза.

– Почему?

Джим не ответил, зато попытался взять Лизу за руку. Лиза не позволила. Они пошли дальше молча и вскоре достигли ее дома.

– Доброй ночи, – сказала Лиза.

– Может, еще прогуляемся, а, Лиза?

– Тише вы – услышат, – прошептала она, сама не зная, зачем шепчет.

– Так прогуляемся?

– Нет. Вам вставать в пять часов, забыли?

– Это я для отмазки сказал, чтоб с ребятами не ходить.

– И чтоб пойти за мной? – уточнила Лиза.

– Ну да!

– Не пойду я с вами гулять. Доброй ночи.

– Нет, пожелай мне доброй ночи как следует.

– А как следует?

– Том сказал, ты сладкая.

Лиза смотрела на него молча, и Джим вдруг схватил ее, почти поднял над землей и стал целовать. Лиза отворачивалась.

– Губы, Лиза! Дай мне свои губы! – шептал Джим. – Дай мне свои губы!

Он взял ее лицо в ладони (Лиза больше не сопротивлялась) и поцеловал в губы.

В конце концов Лиза высвободилась, распахнула дверь и скрылась в доме.

Глава 6

На следующее утро, по дороге на фабрику, Лиза столкнулась с Салли. Обе после вчерашнего были помятые и совершенно разбитые. Челки висели грязными сосульками и лезли в глаза, остальная масса волос, кое-как прихваченных в неопрятный узел, лезла за воротник и грозила вовсе развалиться. Лиза не успела надеть шляпу и несла ее в руке. Салли свою шляпу приколола по бокам, но неудачно – приходилось то и дело давить на булавки, чтобы шляпа не свалилась. Сама Золушка после двенадцатого удара часов не преобразилась до такой степени, как наши героини; впрочем, бедная сиротка и в латаных-перелатаных обносках являла образчик опрятности, меж тем как на платье Салли, бесформенном и неряшливом, красовалась огромная дыра, а Лизины сползшие чулки закрывали шнуровку башмаков чуть ли не до половины.

– Привет, Сэл! – сказала Лиза.

– Ой, как у меня нынче голова болит! – пожаловалась Салли и повернулась к Лизе зеленоватым, опухшим лицом.

– Я тоже паршиво себя чувствую, – созналась Лиза.

– Не надо было мне столько пива пить, – добавила Салли и скривилась, ибо голову словно пулеметная очередь прошила.

– Ничего, скоро полегчает, – попыталась утешить подругу Лиза.

Тут часы громко пробили восемь, и девушки бросились бегом, чтобы успеть взять жетоны и не лишиться дневного заработка; они свернули на улицу, которую венчала фабрика, и увидели еще с полсотни женщин, подобно им со всех ног бегущих на работу.

Все утро Лиза была точно полумертвая. Работала кое-как; собственная голова казалась куском свинца, через который при малейшем движении проходит электрический разряд; во рту пересохло, язык стал втрое толще. Наконец наступил обеденный перерыв.

– Пошли, Сэл, выпьем пивка. Не могу больше, сейчас кончусь.

Девушки поспешили в ближайший паб, и каждая выпила свою пинту одним глотком. Лиза испустила глубокий вздох облегчения.

– Как бодрит, верно, Сэл?

– Еще бы! Кстати, Лиза, я ж тебе еще не рассказала. Вчера вечером он таки дозрел.

– Кто?

– Гарри, кто ж еще. Говорю, он дозрел.

– Предложил пожениться? – улыбнулась Лиза.

– То-то и оно.

– Ну а ты что?

– А что я? Я согласилась, – отвечала Салли. – Помнишь, я говорила, что обскачу тебя? Так и вышло.

– Поздравляю, – сказала Лиза и задумалась.

– Знаешь, Лиза, что я тебе посоветую? Выходи-ка ты за Тома, он хороший парень. – Салли хотелось и жизнь подруги устроить.

– Выйду за того, который понравится. И знаешь, Салли, что я тебе посоветую? Не суй свой нос в чужой вопрос.

– Ладно, ладно, Лиза; не пойму, чего ты кипятишься. Я ж по-дружески.

– Никто тебя не просил, ни по-дружески, ни по-вражески.

– Просто я вчера поглядела: вы с Томом вроде ладите, ну и подумала, что он все ж тебе по сердцу.

– Это я ему по сердцу, а не он мне. Я его не просила предложение делать.

– Я тоже моего Гарри не просила.

– А кто говорит, что ты просила?

– Ты, я погляжу, нынче не в духе, – рассердилась Салли.

Пиво взбодрило Лизу; в цех она вернулась уже без мигрени. Если не считать легкой слабости, она чувствовала себя не хуже, чем во время пикника. За работой Лиза прокручивала в памяти вчерашние события – и вскоре обнаружила, что все мысли ее занимает Джим Блейкстон. Вот он идет рядом с ней по лесу; следит, чтоб ни тарелка, ни кружка ее не пустовали; играет на гармонике, поет, острит и, наконец, по дороге домой прижимается к ней мощным телом, гладит ее руку своей большой, шершавой рукой, в то время как Том с другой стороны обнимает ее за талию. Том! Лиза только сейчас вспомнила о его существовании; не успев вынырнуть из тени Блейкстона, Том опять оказался Блейкстоном задвинут. Наконец в Лизиных воспоминаниях очередь дошла до прощания возле паба, до пожеланий доброй ночи, а там и до торопливых тяжелых шагов за спиной, и до объятий, и до поцелуя. Лиза вспыхнула и быстро огляделась, не заметил ли кто-нибудь из девушек ее румянца. Она только и думала что о сильных руках Джима; она до сих пор ощущала, как темная борода колет ей рот. Сердце опять стало увеличиваться в груди, Лиза дышала прерывисто и даже закинула голову, словно для поцелуя. Видение было такое яркое, что Лиза вздрогнула всем телом.

– Лиза, ты чего дрожишь? – спросила одна из девушек. – Ты не заболела?

– Да что-то не по себе, – отвечала Лиза, краснея при мысли, что кто-то мог разгадать ее тайные желания. – Взмокла, прям хоть выкручивай.

– Ты, верно, вчера в лесу простыла.

– Видела я нынче утром этого твоего.

Лиза вздрогнула.

– Какого еще этого моего? Ты о ком?

– О Томе, о ком же еще? Чтой-то бледный он был, аж впрозелень. Признавайся, что ты с ним сделала?

– Если он бледный, я тут ни при чем.

– Ага, рассказывай!

Прозвенел звонок, и девушки, побросав работу, поспешили вон из цеха. У фабричных ворот они разбились на стайки, немного посплетничали и разошлись в разных направлениях, по домам. Лизе с Салли было по пути.

– А мы пойдем на этот спектакль! – воскликнула Салли, указывая на афишу.

– Верно, стоящая вещь. Я б тоже посмотрела, – протянула Лиза. Рука в руке, девушки замерли перед аляповатой афишей. На ней были изображены две комнаты с коридором; в одной комнате на полу лежал мертвец, над которым склонялись двое с искаженными от ужаса лицами, в то время как в коридоре, стучась в дверь, стоял молоденький мальчик.

– Видишь, тут убивство! – в восторге прошептала Салли.

– Вижу, небось не глупей тебя. А этот чего в коридоре застыл?

– Какой милашка, да? Мы с Гарри пойдем смотреть; наверно, пойдем. Ужас как интересно! Гарри уже обещал.

Они двинулись дальше; от дома Салли Лиза шла одна. Она знала, что ей предстоит миновать дом Джима; может, она его увидит. Но тут на глаза ей попался Том – он шел как раз навстречу, и Лиза, прежде чем ее заметили, развернулась и поспешила в обратном направлении. Потом сообразила, что ведет себя глупо, снова развернулась. Видел ли Том ее? Видел ли ее дурацкий маневр? Лиза подняла глаза. Тома уже не было на улице; значит, не видел; значит, шел к приятелю. Лиза ускорила шаг, миновала дом Джима, не удержалась, чтоб не задрать голову к его окнам. Джим стоял в дверях и с улыбкой наблюдал за ней.

– Ой, мистер Блейкстон, я вас не заметила, – сказала Лиза.

Джим шагнул к ней.

– Так уж и не заметила? А если честно? Кстати, я ждал, чтоб ты голову подняла. Я тебя нынче уже видел.

– Не может быть! Где?

– Мимо проходил, когда ты да твоя подружка на афишу глазели.

– Я не заметила.

– Знаю. Ты как раз говорила: «Верно, стоящая вещь. Я б тоже посмотрела».

– Ну да, я бы не прочь.

– Тогда пойдем вместе.

– С вами?

– Ну да; а что такого?

– Я бы пошла, только как же ваша жена?

– Она не узнает.

– Соседи скажут.

– Не скажут; нас никто не увидит.

Джим говорил вполголоса; соседи определенно не могли его слышать.

– Встретимся возле театра, – продолжал Джим.

– Нет, нельзя мне с вами – вы женатый человек.

– Я ж тебя всего-навсего в театр приглашаю. А моя жена все равно не сможет пойти, даже если захочет – на ней дом и дети.

– Я бы с удовольствием посмотрела пьесу, – задумчиво повторила Лиза.

Они добрели до ее дома, и Джим сказал:

– Выходи нынче вечером – скажешь мне, пойдешь или не пойдешь. Хорошо, Лиза?

– Нет, вечером я не выйду.

– В этом никакого вреда. Я буду ждать.

– Что толку? Я ж сказала: не выйду.

– Послушай, Лиза, в следующую субботу последний спектакль. Я так и так собираюсь посмотреть. Если надумаешь, подходи к театру в полседьмого. Я буду ждать. Согласна?

– Нет, – твердо отвечала Лиза.

– Я буду очень ждать.

– Я не приду, очень вы будете ждать или не очень. – И с тем Лиза захлопнула за собой дверь.

Миссис Кемп еще не вернулась с дневных заработков, и Лиза стала готовить ужин. Скучно, подумала она, ужинать в одиночестве; поэтому, налив большую кружку чаю и капнув туда сгущенного молока, а также отрезав изрядный ломоть хлеба и намазав его маслом, Лиза вышла и уселась на крыльце. С верхнего этажа спустилась соседка; увидев Лизу, села рядом и завела разговор.

– Ой, миссис Стэнли, где это вы голову разбили? – спросила Лиза при виде повязки на соседкином лбу.

– Вчера вечером упала, – ответила миссис Стэнли и покраснела.

– Наверно, больно, да? Как же вас угораздило?

– Споткнулась об ведро для угля, и так летела, что любо-дорого.

– Бедняжка!

– По правде говоря, я вчера с мужем повздорила. Не очень-то приятно в таком признаваться, только ты ведь никому ни словечка, верно, Лиза?

– Буду нема как рыба! – воскликнула Лиза. – Только я не знала, что ваш муж дерется.

– Трезвый-то он смирнее ягненка. – Миссис Стэнли поспешила на защиту. – А как выпьет лишнего – сущий дьявол, прости, Господи. Всегда так – либо агнец, либо сатана.

– Вы вроде недолго женаты? – уточнила Лиза.

– Всего полтора года, а уже такое недостойное поведение – мне так доктор сказал. Видишь, Лиза, мне пришлось к доктору идти. Господи, сколько крови было! Прям по лицу текла, точно вода, как трубу прорвет. Ну и струхнул же мой благоверный! Я ему сказала: вот в полицию заявлю, будешь знать! Сижу на полу, кровища-то так и хлещет, точно из резаного поросенка, а я все ж кулак стиснула и говорю: как пить дать, в тюрьму тебя упеку! А он: Китти, не надо, пожалуйста; мне ж три месяца дадут. И правильно, говорю, и поделом. Встала и в больницу пошла. Только, видит Бог, не могу я на него в полицию заявить. Я ж знаю: он не хотел. Он, когда трезвый, смирней ягненка! – И миссис Стэнли изобразила улыбку любящей жены.

– Ну а потом? – спросила Лиза.

– Потом я пошла в больницу, а там доктор и говорит: бедняжка вы, бедняжка, говорит; по-моему, рана очень опасная. Нет, ты представь, такое слышать, когда я замужем-то всего полтора года! Я, стало быть, доктору все рассказала, а он мне этак в глаз смотрит и спрашивает: а скажите, говорит, миссис, вы сами-то пьете? А мне так обидно стало, я и отвечаю: я, отвечаю, доктор, сама не пью. Не стану говорить, будто я ни капли в рот не беру, нет, зачем же. Я люблю пиво, мне мой стакан пива каждый день вынь да положь, а как иначе? Сколько я работаю, надо ж мне подкрепляться. Но чтоб пить? Да трезвее меня женщины во всем Лондоне не сыщешь! Вот мой первый муж, тот капли в рот не брал. Это человек был, настоящий джентльмен. Настоящий джентльмен, говорю, даже по праздникам ни-ни…

Миссис Стэнли наступила на горло собственной песне и обратилась к Лизе:

– Совсем не то был мой первый муж, что нынешний. Из тех, что лучшую жизнь знавали. Одно слово: джентльмен!

Для усиления эффекта миссис Стэнли сопроводила слово «джентльмен» энергичным кивком.

– Джентльмен, говорю тебе, и христианин. Лучшие времена знавал, образование получил, и за двадцать два года в браке ни-ни, даже по праздникам…

Эта фраза ознаменовалась появлением Лизиной матери.

– Добрый вечер, миссис Стэнли, – вежливо поздоровалась миссис Кемп.

– И вам вечер добрый, миссис Кемп, – с тою же учтивостью отвечала миссис Стэнли.

– Как нынче ваша голова? – сочувственно поинтересовалась Лизина мать.

– Ох, не спрашивайте! Раскалывается. Просто хоть оторви да выбрось.

– Вашему мужу должно быть стыдно, вот что я вам скажу, миссис Стэнли.

– Не думайте, миссис Кемп, я вовсе не из-за удара переживаю. А из-за того я переживаю, миссис Кемп, что он мне наговорил. Битье – чепуха; мы ли не женщины, мы ли удар-другой не снесем? Пусть себе колотит, главное, чтоб не по злобе; я крепкая, с меня как с гуся вода. Я и сама первого своего мужа поколачивала; бывало, и фингал ему поставлю, так ведь это любя. А нынешний? Какими только словами он меня не обзывал, я думала, со стыда сгорю. Я, миссис Кемп, к этакому обращению непривычная, со мной никто так не смел разговаривать. Я при первом-то муже хорошо жила, он у меня два, а то три фунта в неделю зарабатывал. Нынешнему-то я нынче утром так и сказала: раз ты этакие слова говоришь, значит, ты не джентльмен, не то что…

– С мужем завсегда держи ухо востро, будь он хоть сахарный, хоть медовый, – афористически уронила миссис Кемп. – Пойду, пожалуй, – мне вечерний воздух не на пользу.

– Стало быть, ревматизм вас пуще мучает? – посочувствовала миссис Стэнли.

– Ой, мучает! Лиза меня всякий день растиркой растирает, а толку чуть.

За сим миссис Кемп вошла в дом, а Лиза осталась разговаривать с миссис Стэнли. Вскоре и миссис Стэнли должна была идти. Некоторое время Лиза сидела, ни о чем не думая, глядя прямо перед собой, смакуя вечернюю прохладу. Но подолгу Лиза одна быть не могла. На улице появились мальчишки с битой и мячом и прямо напротив Лизиного дома наладились играть в крикет. Они свалили куртки в две кучи; этим приготовления и ограничились.

– Эй, подруга, давай с нами! – позвал Лизу один из мальчиков.

– Не, Боб, я устала.

– Вот и отдохнешь!

– Говорю же: не пойду.

– Она вчера перебрала, теперь у ней похмелье, – предположил другой мальчик.

– Я тебе покажу похмелье! – рассердилась Лиза.

На третье предложение сыграть в крикет она ответила:

– Отстаньте от меня, смерть как надоели!

– Лиза нынче не в духе, ну ее совсем, – подытожил третий член крикетной команды.

– Я бы на твоем месте пива не пил, – добавил с издевательской назидательностью четвертый. – Это дурная привычка, Лиза, так и знай; она до добра не доведет. – И сорванец прошелся пошатываясь, точно пьяный.

Будь Лиза «в настроении», она бы не преминула показать им всем, почем фунт лиха; но она устала, хотела, чтоб ее оставили в покое, вот и не отпустила ни единой колкости. Вскоре мальчики увидели, что Лизу ничем не проймешь, и занялись своим крикетом. Лиза некоторое время наблюдала за игрой, потом мысли ее улетели прочь от крикетного поля, и постепенно их снова заполнила крупная фигура. Иными словами, Лиза опять думала о Джиме.

«Вот же, догадался пригласить на спектакль. Молодец, – сказала себе Лиза. – А Тому это и в голову не пришло!»

Джим сказал, что выйдет нынче вечером; значит, скоро должен появиться, думала Лиза. Конечно, она с ним в театр ни ногой; но поговорить-то не возбраняется. Лиза вообще любила, когда ее упрашивают, чтоб можно было упираться; почему лишний раз не повредничать с Джимом? Но Джим все не шел, а ведь обещал!

– Эй, Билл! – Лиза не выдержала, окликнула ближайшего к ней мальчика. – Знаешь ты Блейкстона, что недавно переехал?

– Как не знать, мы в одном цеху работаем.

– А чем он вечерами занимается? Что-то его не видно.

– А я что, слежу за ним? Нынче вроде в «Красного льва» пошел. Должно, еще там.

Значит, Джим не придет. Конечно, Лиза же сказала, что вечером будет дома, но прийти-то можно – проверить хотя бы.

«А вот Том непременно бы пришел», – мрачно сказала себе Лиза.

– Лиза! Лиза! – позвала в окошко миссис Кемп.

– Иду, мам! – отвечала Лиза.

– Я тебя битых полчаса дожидаюсь! Разотри меня!

– Что ж ты не позвала?

– Я звала, аж голос сорвала. Уж не знаю, сколько времени прошло, а ты и ухом не ведешь.

– Да не слыхала я.

– Не хотела слышать, так и скажи. Мать, почитай, от ревматизмы всякую минуту Богу душу отдать может, а ей что за печаль? Сидит, мечтает…

Лиза не стала отвечать, взяла пузырек, капнула на ладонь жидкости и принялась растирать ревматические суставы миссис Кемп под жалобы и воркотню, неизменно сопровождавшие всякое Лизино занятие.

– Да не дави ты так – кожу сдерешь!

Когда же Лиза начинала массировать мягче, миссис Кемп придумывала новую придирку:

– Что ты еле возишь? Этак лекарствие не подействует. Конечно, тебе лень, белоручка; для матери лень пальцы-то напрячь лишний раз. Вот когда я была молодая, девушки не гнушались тяжелой работы, только тебе и нужды нет, что мать от ревматизмы всякую минуту может Богу душу отдать…

Наконец процедура была закончена, и Лиза легла спать рядом с матерью.

Глава 7

Прошло два дня, наступила пятница. Утром Лиза рано поднялась и явилась на фабрику вовремя. Правда, по пути ей не встретилась верная подруга Салли; не было Салли и на фабрике. Прозвучал сигнал начинать работу, девушки поспешили в цех, а Салли все не появлялась. Лиза не знала, что и думать; а ну как Салли не успеет, дверь закроют, и пропал заработок за целый день? Наконец, когда табельщик уже захлопывал свое окошко, влетела, отдуваясь, Салли, вся мокрая и красная.

– Уф! Господи, как же жарко! – выдохнула она и отерла лицо передником.

– Я думала, ты не придешь, – сказала Лиза.

– Еле успела – проспала. Вчера поздно домой пришла.

– Это откуда же?

– Мы с Гарри были в театре. Ох, Лиза, что за спектакль! В жизни ничего интересней не видала! Кровь стынет в жилах, какая жуть. Прям на сцене человека вешают! У меня мурашки так и бегали, так и бегали!

И Салли принялась пересказывать пьесу, сбивчиво и восторженно. Все было в ее рассказе – кровь, взрыв и стрельба, железная дорога, убийство, бомба, герой, комик. Салли, все еще под впечатлением, путалась, декламировала целые диалоги (разумеется, шиворот-навыворот), жестикулировала. Глаза у нее сверкали, щеки горели. Лиза слушала с мрачным лицом; детали, выдаваемые подругой, ее утомляли; пьеса казалась уже далеко не такой стоящей.

– На тебя посмотреть – так подумаешь, ты сроду в театре не бывала, – заметила Лиза.

– Просто я никогда не видела таких спектаклей. Мой тебе совет: обязательно вытащи Тома.

– Что-то расхотелось. И вообще, я всегда могу сходить одна, зачем мне Том?

– Как это зачем? Одной такое смотреть – не то дело. Вот мы с Гарри – сели рядышком, он меня за талию обнял, я его за руку взяла… Приятно ж!

– А мне неприятно, когда меня лапают, так и запомни.

– Мне-то мой Гарри по сердцу. Ты просто не знаешь, какой он бывает. И вообще, мы через три недели женимся. Гарри, он сказал, что получит позволение. А я говорю: пускай в церкви оглашение будет, как положено; так что в следующее воскресенье наши имена огласят. Придешь послушать?

– Приду, отчего не прийти?

Вечером по пути домой Салли подтащила Лизу к афишной тумбе и взялась объяснять изображенное на афише.

– Ты мне своей «Роковой картой» уже все уши прожужжала! Отстань, я домой пойду! – воскликнула Лиза. И пошла, оставив Салли с раскрытым на полуслове ртом.

– И что это такое с Лизой? – пожаловалась Салли близкой подруге. – Она всякий день теперь не в духе.

– Злится, а чего злится, непонятно, – согласилась подруга.

– Временами она будто с цепи сорвалась, – подытожила Салли.

Лиза шла, думая о пьесе, и то и дело нетерпеливо встряхивала головой.

– Не нужен мне этот спектакль; и вообще, я в театре ничего не забыла. Если мне этот Джим попадется, так ему и скажу! Вот чтоб мне провалиться, если не скажу!

Джим ей попался – он курил в дверях своего дома. Лизе показалось, Джим ее заметил, и она сделала вид, что сама его не замечает. К Лизиному разочарованию, Джим не окликнул ее, и девушка уже начала думать, что, может, он и правда ее не видит, как вдруг услышала свое имя:

– Лиза!

Она обернулась и уставилась на Джима с отлично сымитированным удивлением.

– Ой, а я вас не заметила!

– Или притворилась, что не заметила? Признайся, Лиза – притворилась, да?

– Очень мне надо притворяться.

– Ты вроде как сердишься на меня?

– С чего бы мне сердиться?

Он попытался взять ее за руку, но Лиза руку отдернула. В последнее время она это движение довела до автоматизма. Они пошли по улице; Джим почему-то говорил о чем угодно, только не о театре. Лиза только дивилась; с другой стороны, может, он забыл?

– А Салли вчера вечером на спектакль ходила, – наконец не выдержала Лиза.

– Вот как! – только и сказал Джим.

Лизе стало досадно.

– Ну все, мне пора.

– Погоди, не уходи. Хочу с тобой поговорить.

– О чем? О чем-то особом? – Нет, теперь она его расколет; она не она будет, если не расколет.

– Да нет, просто поболтать, – улыбнулся Джим.

– Тогда спокойной ночи! – отрезала Лиза и пошла прочь. Про себя она подумала: «Какая же я дура. Он точно забыл». И ускорила шаг.

На следующий вечер, часов в шесть, Лиза вспомнила, что нынче «новую сенсационную драму» дают в последний раз.

«Хорош гусь этот Джим Блейкстон, – сказала себе Лиза. – Сам пригласил, и сам же в кусты. Вот Том – Том бы никогда так себя не повел. Чтоб мне провалиться, если еще с Блейкстоном заговорю, с этим, с этим… Теперь я вовсе не увижу «Роковую карту». Хотя я ведь и одна могу пойти. Кто мне помешает? Нет, подумать только: сам пригласил, и сам в кусты!»

Лиза кипела от возмущения. С другой стороны, она ведь сама наотрез отказалась пойти с Джимом; правда, теперь не понимала почему.

«Он сказал, будет ждать возле театра. Интересно, он уже там? Сходить, что ли, посмотреть? Почему нет? Вот возьму и схожу, и никто меня не остановит. И если только этот Блейкстон там стоит, я мимо него пройду и не замечу. Будет знать!»

Лиза нарядилась в лучшее платье и, чтоб не попасться на глаза соседям, проскользнула в проулок, застроенный ночлежками. Таким кружным путем Лиза вышла на Вестминстер-Бридж-роуд и вскоре была у театра.

– Я тебя целых полчаса жду.

Лиза обернулась. Перед ней стоял Джим.

– Никто вас не просил ждать. Я с вами на спектакль не пойду. Вы что себе вообразили?

– И с кем же ты пойдешь?

– Ни с кем. Одна.

– Одна? Лиза, не валяй дурака.

Лизе стало очень обидно.

– Ах, дурака? Лучше я домой пойду, раз вы так. Вы… ты почему вечером не пришел, ну, тогда?

– Ты ж сама сказала не приходить.

Лиза только фыркнула, до того глупый был ответ.

– А вчера почему ничего не сказал про спектакль?

– Я подумал, если промолчать, тогда ты наверняка придешь.

– Ах ты… ах ты… ах ты гад! – Лиза чуть не плакала.

– Да ладно тебе, Лиза, не сердись. Я не хотел тебя обидеть.

И Блейкстон обнял ее за талию и повел к двери на галерку. Две слезинки скатились по Лизиному носику, но она чувствовала такое облегчение и такое довольство, что позволила бы Блейкстону вести себя куда угодно.

У двери собралась изрядная очередь. К восторгу Лизы, коротать время до спектакля публике помогали двое негров. Негры пели, танцевали и строили рожи; публика проявляла благосклонность, как королевская семья к братьям Решке[10]10
  Ян Мечислав и Эдуард Решке – знаменитые польские оперные певцы (тенор и бас), выступавшие в Королевском оперном театре с 1889 по 1900 г.


[Закрыть], и не скупилась на аплодисменты и полупенсовики. Затем, когда за неграми закрылась дверь, ведущая к оркестровой яме, явились мальчишки со свежими номерами «Тит-Битс» и «специальными выпусками»; их сменили три девочки с жалостными песенками; каждый получил свою долю полупенсовиков. Наконец очередь содрогнулась (будто огромная змея рывком заглотила жертву), за дверью послышался звонок, все как-то собрались, напряглись, каждый джентльмен велел своей даме крепче вцепиться ему в локоть, были отперты несколько засовов и замков, и двери распахнулись, и бурный людской поток устремился в зрительный зал.

Еще каких-нибудь полчаса ожидания – и занавес пополз вверх. Пьеса действительно оказалась очень захватывающая. Лиза и думать забыла о своем спутнике, она вся была зрение и слух. Она едва дышала, от возбуждения ее потряхивало, особенно в знаменитой сцене повешения. Когда кончился первый акт, Лиза перевела дух и утерла лицо.

– Уф, вся взмокла! – воскликнула она и сунула Джиму потную ладошку.

– Ничего себе! И впрямь! – Джим поспешно стиснул ей пальцы.

– Эй, ну-ка пусти! – прикрикнула Лиза, вырываясь.

– Еще чего, – весьма дерзко отвечал Джим.

– Пусти, кому говорю!

Но Джим не пускал, да и Лиза протестовала не слишком решительно.

Начался второй акт. Теперь Лиза покатывалась над комиком; смеялась до визга, так что на нее оглядывались и говорили:

– Верно, девчонка от души веселится.

Когда дошло до сцены убийства, Лиза все ногти себе изгрызла. На лбу ее выступили крупные капли пота; она настолько забылась, что предупредила будущую жертву криком «Берегись!». Это вызвало смех и некоторый спад напряжения в зале, ибо все зрители до единого затаив дыхание следили за двумя злодеями, которые сперва подслушивали под дверью, а затем крались бесшумно, как тигры, что выследили добычу.

Дрожащая Лиза искала защиты в объятиях Джима, который бесстрашно шепнул ей:

– Со мной тебе нечего бояться.

И вот убийцы набросились на жертву, завязалась схватка, и бедняга был повержен. Именно эту сцену изображала афиша – сын убитого стучится в комнату, где злодеи застыли над мертвым телом. Наконец занавес был опущен. Зал выдохнул, как один человек, раздались бурные аплодисменты. Симпатичного героя в цилиндре встречали крики «Так держать!» и «Молодчина!»; жертва в порванной сорочке удостоилась зрительского сочувствия, а при выходе на поклон убийц зал разразился свистом, топотом и возгласами «По-ве-сить! По-ве-сить!», в то время как бедные злодеи кланялись и делали вид, что крайне довольны.

– До чего славно развлеклась, – заметила Лиза, прижимаясь к Джиму. – Хорошо, что ты меня вытащил, Джим; спасибо тебе.

Джим обнял ее, и Лиза поймала себя на мысли, что именно так Салли сидела со своим дружком, а главное, что ей, как и Салли, так сидеть приятно.

Антракты были короткие; вскоре занавес опять подняли, комик собрал привычный урожай смеха тем, что снял сюртук и продемонстрировал публике свои панталоны; комика сменила трагическая сцена. В заключительном акте имели место темная комната, жребий и взрыв.

Когда все закончилось, уже на улице, Джим облизнул губы и сказал:

– Совсем в горле пересохло. Давай в паб заскочим?

– Я тоже пить хочу, – отозвалась Лиза, и они пошли в паб.

В пабе они поняли, что еще и голодны, соблазнились сосисками в тесте, которые запили парой пинт пива; затем Джим закурил трубку. Они побрели к Вестминстер-Бридж-роуд. Вскоре Джим предложил зайти еще выпить, пока пабы не закрылись.

– Не, с меня хватит, – сказала Лиза.

– Ничего, если и переберешь маленько, – рассмеялся Джим. – Завтра выходной – отоспишься.

– И то верно. Семь бед – один ответ.

Однако у дверей паба Лиза пошла на попятную.

– Слышь, Джим, там небось соседей полно; нас увидят.

– Нет там никаких соседей, не дрейфь.

– Я не пойду. Я боюсь.

– Даже если нас и увидят – разве мы что плохое делаем? И вообще, можно сесть в отдельной кабинке. Тогда мы будем одни.

Лиза сдалась, и они вошли в паб.

– Мисс, будьте добры, две пинты горького, – заказал Джим.

– Я больше полпинты не выпью, сразу предупреждаю, – заявила Лиза.

– Да ладно тебе, – ободрил Джим. – Выпьешь, куда денешься.

После закрытия паба они брели по широкой улице к дому.

– Давай присядем, отдохнем. – Джим кивнул на свободную скамейку под деревьями.

– Нет, уже поздно. Мне домой надо.

– Погода такая хорошая, обидно задыхаться в четырех стенах. – И Джим без труда увлек Лизу на скамейку. И обнял за талию.

– Руки прочь, злобомышленник! – Лиза выдала фразу из пьесы так, как поняла ее. Джим только рассмеялся, и Лиза больше не делала попыток освободиться.

Они долго сидели молча. Пиво ударило Лизе в голову; теплый вечерний воздух пьянил едва ли не сильнее. Большая рука обнимала Лизу за талию; сбоку привалилось крепкое, тяжелое тело. Лиза снова испытывала странное ощущение – будто сердце сейчас разорвется. Лизе было душно, томно и в то же время больно – так обычно простуда начинается. Руки задрожали, дыхание участилось, воздуха не хватало. Едва не теряя сознание, Лиза всем телом подалась к Джиму; в следующую секунду ее забила крупная холодная дрожь. Джим навис над ней, обнял обеими руками, запечатлел на губах долгий страстный поцелуй. Когда он разомкнул губы, чтобы сделать вдох, Лиза отвернулась и тихонько застонала.