Текст книги "Под кожей – только я"

Камердинер бесцеремонно сдернул одеяло, и Лука сел, взбешенный и взлохмаченный, как филин.

– Да что вообще происходит?

– На завтрак изволил пожаловать господин Юнг. Я имел в виду – господин Юнг, советник мессера Манфреда Вагнера. Я имел в виду прежнего мессера.

– Серьезно? А я думал, он не покидает своей берлоги.

– Так и было. То есть я имел в виду, что после того, как мессер Манфред Вагнер оставил этот мир, он не покидал стен резиденции старого мессера. Назвав мессера старым, я лишь имел в виду…

– Хватит уточнять, и так уже голова кругом!

Мелко семеня, то и дело сбиваясь с шага на легкую трусцу, Матиас проводил Луку в оранжерею, где был накрыт стол к завтраку. Советник Юнг едва заметно кивнул ему, словно в его внезапном визите ранним утром не было ровным счетом ничего необычного. Он капнул на тыльную сторону ладони меда, чтобы приманить одну из тропических бабочек, обитавших среди густых зарослей, и теперь с интересом разглядывал, как она опускает в липкую золотую каплю закрученный в спираль хоботок, вальяжно раскрывая и складывая вновь изумрудно-лазоревые крылья. Встретив встревоженный, недоумевающий взгляд брата, Лука пожал плечами и налил полную чашку дымящегося какао из пузатого серебряного кофейника.

Минутой позже появился и мессер в сопровождении Вольфа. Герхард раскинул руки для родственных объятий и расплылся в улыбке.

– Доброе утро, дорогой дядюшка! Признаться, я удивлен!

– Ну, ты же так и не выбрал времени, чтобы навестить старика, коротающего свой век в полном одиночестве и забвении. Так что пришлось мне самому растрясти старые кости.

– Каюсь, каюсь, – рассмеялся Герхард, шутливо отмахиваясь от упреков. – Последние несколько дней выдались просто сумасшедшими.

– Охотно верю, дружок. Даже до моей берлоги долетают разные слухи.

– Слухи?..

Старый советник пошамкал, наслаждаясь моментом.

– Поговаривают, что ты не намерен возвращаться к западным рубежам.

– Да, это так.

Правая бровь Вольфа, который по обыкновению держался чуть позади брата, слегка изогнулась. Безупречно выглаженный костюм сидел на нем без единой морщинки, на гладко выбритом лице застыло вежливое внимание. «Интересно, он вообще спит? Или просто встает на подзарядку, как робот-андроид?», – рассеянно подумал Лука, помешивая какао. А вот на лице мессера, напротив, отчетливо читались следы бессонной ночи. Сорочка, видневшаяся под наспех накинутым шелковым халатом в ханьском стиле, выглядела мятой и несвежей. Он вальяжно опустился на плетеное кресло, которое тихо скрипнуло под весом его грузного тела.

– Дядюшка, я и так слишком долго воевал. Все, что я видел в последние десять лет – одна лишь нескончаемая, бесплодная, тягостная война.

– Мессер не должен иметь ни других помыслов, ни других забот, ни другого дела, кроме войны, – в голосе советника Юнга прозвучало что-то, похожее на сочувствие. – Война – это единственная обязанность, которую он не может возложить на кого-то другого.

– Знаю, знаю. Мы закрепили границы, но дальше на запад уже не продвинуться. Прибывают все новые волны беженцев, гонимых голодом, нищетой и болезнями. Они – как саранча, прожорливая и неистребимая. Стоило солдатам с боем занять очередной городишко, как туда стягивались толпы бедствующих, как мухи на падаль. Просили милостыню, клянчили объедки, за брошенную монету готовы были драться в дорожной пыли. А ночью перерезали весь гарнизон.

– Кажется, ты забыл один из главных уроков мессера Манфреда Вагнера: нет способа надежно овладеть городом иначе, как подвергнуть его разрушению. Всегда отыщется повод для мятежа во имя свободы и старых порядков, которых не заставят забыть ни время, ни благодеяния новой власти. И здесь нельзя останавливаться на полумерах.

На мгновение возраст советника улетучился, и он снова стал серым волком. Прямая спина, холодные, не знающие жалости глаза. Голос был, как всегда, негромким и ровным, но твердым, как сталь.

– Да, это так. И чтобы усилить наши позиции, я заручился поддержкой сильного союзника.

– Клана Ли?

– Да. Я веду переговоры о поставке армии киборгов, которых называют Неспящими воинами. Каждый из них стоит сотни обычных солдат.

– Мессер Манфред всегда придерживался позиции: пусть союзническое войско призывает тот, кто не дорожит победой, ибо оно куда опаснее наемного. Не истинна победа, которая добыта чужим оружием. Чужие доспехи всегда либо слишком широкие, либо тесные, либо чересчур громоздкие.

– Нам не выстоять в одиночку.

– Но какова цена сделки?

– Ли заинтересованы в беспошлинном торговом пути через Северное море в течение десяти лет.

– Но это же обеспечивает львиную долю поступлений в казну Ганзы.

– Я убежден, что мы придем к разумному компромиссу, выгодному для обеих сторон.

– Компромисс – это взаимный проигрыш. Всегда.

– В сложившейся ситуации иного выбора нет. Я готов переплатить за армию Неспящих, чтобы она не оказалась по ту сторону границы.

Старый советник прикрыл глаза и несколько мгновений помолчал.

– Торговля с Чжунго была всегда. Но брак, Герхард?..

– Это не моя прихоть, а вынужденная мера. Клан Ли требует твердых гарантий нерушимости союза. Это знак большой чести.

– Конечно, но, может, стоило все же… – в последней попытке отстоять свою точку зрения произнес советник Юнг с нарочитой мягкостью.

Терпение Герхарда лопнуло.

– Я принял жезл мессера! И не нуждаюсь в непрошеных советниках, – отрезал он ледяным тоном.

Юнг осекся и смерил его долгим взглядом. Лука громко отхлебнул большой глоток какао и, обжегшись, закашлялся, но в его сторону никто не повернулся.

– А ты изменился, Герхард.

Советник медленно отодвинул чашку травяного чая, к которому он даже не притронулся, отвесил ироничный поклон и дал знак камердинеру, чтобы тот выкатил его кресло из оранжереи. Повисло тягостное молчание.

– Герхард… – начал было Вольф.

– Ох! Хоть ты, братец, обойдись на сей раз без обычных нравоучений и дай мне спокойно выпить чашку кофе.

– И все же. Не стоило так грубо. Юнг был нашим наставником с самого детства… И если бы не он…

– Но мы давно уже не дети, Вольф! Как мне требовать уважения и беспрекословного подчинения от магистратов и генералов, если я не добьюсь этого в собственной семье? Будь так любезен, донеси эту простую и, казалось бы, очевидную истину до старика. И проследи, чтобы его имени не было в списке приглашенных на свадебное торжество.

Вольф коротко кивнул, признавая не столько правоту, сколько власть брата.

На следующий день на Дворцовой площади был назначен торжественный смотр армии киборгов. Народ стал собираться еще с раннего утра. Играла бравурная музыка, развевались стяги с гербами магистратов Ганзы, бюргеры покупали с лотков карамельные яблоки и пунш. Без четверти двенадцать по главному проспекту двинулась длинная колонна черных бронированных фур. Выстроившись в линию, они растянулись на три квартала, полностью перекрыв движение транспорта.

Когда минутная стрелка замерла за пять делений до полудня, двери с тихим шипением открылись, и из фур начали выпрыгивать киборги в боевом снаряжении. Ровным строем они промаршировали на площадь и выстроились в каре. Бесшумно спланировавший аэромобиль доставил Ли Чи и двух ее советников. По случаю парада ханьская принцесса была одета в черный брючный костюм простого кроя.

Как только ее крохотная ножка ступила на брусчатку, музыка заиграла с новой силой. Ветер стих, знамена и вымпелы безвольно опали. На лицах людей, еще недавно полных радостного ожидания, читались страх и враждебность. Где-то безутешно заплакал младенец. Часы на Дворцовой площади мерно пробили двенадцать раз.

Оркестр грянул в литавры и медные трубы, мессер Герхард Вагнер и Ли Чи в окружении генералов в форменных мундирах неспешно двинулись вдоль строя. Вольф, Лука и Тео наблюдали за парадом, стоя на украшенной лентами трибуне.

– Титановый экзоскелет, сращенный с искусственным интеллектом, – пояснял на ходу один из советников ханьской принцессы. – Командующий может в мгновение ока внедриться в сознание любого из солдат, увидеть поле боя с множества разных точек. Солдат-киборг безоговорочно предан, не задает вопросов, исполнит с расторопностью и точностью любой приказ – даже тот, который означает верную гибель.

Во взгляде мессера проскальзывало горделивое удовольствие мальчишки, выстроившего на паркетном полу гостиной коллекцию оловянных солдатиков.

– Армия безупречных солдат, не знающих страха, не нуждающихся во сне, не страдающих от голода и жажды. Это ли не торжество науки и технологий? – улыбнулась Ли Чи.

После того как мессер поднялся на трибуну, чтобы произнести короткую речь, Вольф с племянниками подошел поприветствовать Ли Чи.

– Поистине впечатляющее и устрашающее зрелище, госпожа Ли. Полагаю, у армии Неспящих будет не так много случаев проявить себя в бою: противник бросится наутек, как только увидит эти убийственные машины.

Ли Чи слегка склонила голову, скромно принимая похвалу.

– Война – великое дело для государства. Это почва жизни и смерти. Но без явного перевеса сил лезвия мечей притупляются, и копья обламываются. Одержать победу в ста сражениях не так прекрасно, как покорить чужую армию, даже не вступая в бой. Не так ли, молодой Вагнер?

Тео стал пунцовым и пролепетал что-то невнятное.

– Поверь, это лишь малая толика военной мощи Чжунго, – произнесла Ли Чи, обращаясь к юному наследнику клана, но, скорее, адресуя слова Вольфу. – И в свете грядущего союза наших семей я вижу своим долгом показать наследнику клана Вагнеров все великолепие Поднебесной империи[8]8
  Поднебесная империя – одно из неофициальных названий Китая. Древние китайцы считали, что их первый император спустился с неба.


[Закрыть].

Тео бросил быстрый взгляд на Вольфа для того, чтобы убедиться, что не ослышался и все это происходит наяву.

– Вы предлагаете отправиться в путешествие?

– По всему континенту, от океана до океана, если только мое скромное общество не наскучит тебе за время пути, – рассмеялась Ли Чи. – Так что?

– С огромной радостью! То есть… если только отец не против, конечно, – осекся Тео.

– Не сомневаюсь, что мы с твоим дядюшкой найдем веские доводы, чтобы убедить его, – улыбнулась Ли Чи.

Вольф коротко кивнул, сохраняя невозмутимое выражение лица, и только Лука заметил, как побелели костяшки его пальцев, которые он сложил в замок за спиной.

Едва стемнело, Лука вышел в сад, чтобы подышать ночным воздухом, вытряхнуть из головы все пустые разговоры и сутолоку прошедшего дня и, если повезет, увидеться с Мией. Он по привычке избегал хорошо освещенных дорожек, предпочитая пройтись по мягко пружинящему под ногами газону. Мию он встретил у старого колодца. Ему показалось, что она чем-то огорчена, но на все его вопросы она только тихо качала головой.

– Ты уже видела лиловые лотосы, которые распустились в маленьком прудике там, в восточной стороне парка?

Она снова покачала головой, он протянул руку и увлек ее за собой. В воздухе плыл густой, тягучий аромат сирени и белой акации – в дворцовом парке их цветение не ограничивалось парой недель в конце мая, а растягивалось на все лето и осень, продолжаясь до первых заморозков. В лунном свете все казалось покрытым легчайшим серебряным напылением. Держась за руки, они бежали по траве, вздымая в черное небо искры светлячков, и Миа тихо посмеивалась от счастья. Услышав в отдалении чужой разговор, Лука замер и насторожился.

– … да ты никак с ума сошел, братец?!

Лука узнал раздраженный голос мессера. Он приложил палец к губам, и они укрылись в густой тени кустов сирени, которые росли вдоль дорожки.

– Клан Ли может стать крайне опасным противником, Герхард. Смертоносным. Я давно наблюдаю за тем, как Чжунго прощупывает почву и, стоит отвернуться, откусывает по кусочку – не слишком много за раз, чтобы не спровоцировать войну. Империя Чжунго расползается, как раковая опухоль. Нам не устоять в открытом столкновении. К тому же на западной границе в последнее время неспокойно.

– Да знаю, знаю… Даже с небольшим отрядом Неспящих я в два счета выбью грязных оборванцев с западных окраин. Но как мне отдать в заложники узкоглазым единственного сына, Вольф?

Лука напряженно вслушивался. Густые ветви мешали Мии читать по губам, да и мессер с советником находились слишком далеко, поэтому она лишь со всевозрастающим беспокойством переводила взгляд с их фигур на Луку и обратно.

– Во-первых, не единственного…

– Да, кстати, если уж ханьской принцессе приспичило привезти в качестве сувенира наследника мессера далекой северной страны, почему бы не предложить ей Лукаса?

Лука усмехнулся. «Вот – настоящая отеческая забота, – с горечью подумал он. – А может, посадить меня на золотую цепочку и преподнести в дар Ли Чи, как дрессированную обезьянку?»

– Второй сын, тем более недавно обретенный, не погруженный в дела семьи, не владеющий фамильной силой? Боюсь, ее безмерно оскорбит подобное предложение. Все равно, что в шахматной партии обменять ладью на пешку.

«Они обсуждают меня, как… вещь. Мерзавцы», – ярость поднималась горячими толчками, как бьющая из раны кровь, стучала в висках и туманила голову.

– Лукас – не пешка. Как ни крути, он Вагнер по крови.

«Будьте вы прокляты. Оба», – с ненавистью прошептал Лука. Вольф остановился и положил руки на плечи брата, всматриваясь в его лицо.

– И тем не менее. Взгляни на это с другой точки зрения, Герхард. У Тео – настоящий дар: видеть, слышать, подмечать все, что происходит вокруг. Выстраивать логические связи и находить недостающие звенья. Люди без всякого принуждения выбалтывают ему свои секреты, о которых молчали бы под страшными пытками. Просто потому, что он – чертовски славный малый, с которым так легко и приятно перекинуться словечком. Если Тео будет принят в клане Ли, мы будем в курсе всех их планов, перестанем ползти наугад, как слепые щенки. В эпоху Карла Великого королевские дома обменивались детьми, чтобы принудить сохранять добрососедские отношения. Иногда в старых традициях заложена мудрость.

– Речь о моем сыне, Вольф, – устало сказал мессер.

Но Лука уже понял: победа в споре останется за Вольфом.

– Тео и мне как сын, ты же знаешь. Но наследник мессера не волен выбирать судьбу. Он делает все, чтобы быть полезным своей семье и своей стране.

– Когда сильные мира сего говорят об оправданной цене, можно быть уверенным только в одном: платить по счетам придется кому-то другому… Что ж, пусть будет так, – глухо сказал он. – Но если он откажется, не рассчитывай, что я буду пытаться переубедить или принудить его.

Звук удаляющихся шагов стих. Миа жадно всматривалась в лицо Луки, надеясь прочесть там все, о чем мессер беседовал со своим советником в ночном парке. Лука натянуто улыбнулся, хотя его переполняла жгучая, неизбывная тоска.

– Эти подонки только что продали Тео, Миа. Теперь он в руках ханьской кобры.

Три недели свадебных торжеств превратились для Луки в дурной сон – монотонный, утомительный и лишенный всяческого смысла. Тео в эти дни он почти не видел: мачеха практически не выпускала его из цепких лапок, превратив в услужливого пажа на светских приемах и раутах. И Тео, кажется, был неимоверно счастлив и горд броситься исполнять ее очередную прихоть. Лука только скрипел зубами, видя, как Ли Чи с благосклонной улыбкой принимает из рук брата бокал чистой воды, оброненную шелковую перчатку или веер.

Против ожиданий отца Тео и в голову не пришло отказаться от дипломатической миссии, призванной укрепить связь между семьями. Более того, он воспринял это предложение с огромным энтузиазмом и радостью.

Вечером накануне его отъезда Лука зашел, чтобы проститься, но разговор вышел скомканным и сумбурным. Тео тараторил без умолку, все время поглядывая то на часы, то на дверь, которая так и осталась приоткрытой. Было заметно, что в мыслях он продолжает упаковывать последние чемоданы и сверяется со списком, чтобы ничего не забыть. Лука крепко обнял брата на прощание.

– Я страшно рад, что ты счастлив, Тео. Нет, правда. Хотя мне совершенно не по нутру эта Ли Чи.

– Да, я тоже поначалу отнесся к ней с опаской. Но она только кажется холодной и властной. На самом деле она чудесная. Смешливая. И очень любит сладости. Оказывается, девочек в Чжунго воспитывают в ужасной строгости – с кучей невообразимых, глупых запретов. К примеру, она не может съесть при посторонних ни кусочка. Однажды на балу она призналась, что ей отчаянно хочется попробовать пирожные. Я стащил для нее целое блюдо. Она была так счастлива!

Лука только недоверчиво хмыкнул.

– А вообще, знаешь, что самое поразительное? За все это время я так и не смог прочесть ее, как ни пытался. Она закрыта, как морская раковина. Но не от недоверия или мнительности – их учат блокировать поток сознания от чужого вмешательства еще в детстве, чтобы это вошло в привычку. И это… так странно, необычно. И тем увлекательнее разгадывать ее, наблюдая за тем, как она улыбается, взмахивает веером, поправляет складки кимоно…

– Это все славно, конечно. Одного не могу понять: зачем ты отдал ей фортепиано матери? Мне казалось, ты дорожил им.

Тео, которого вопрос застиг врасплох, смешался.

– Это всего лишь инструмент, не более того. Здесь он все равно пылился без дела. А Ли Чи найдет ему применение – она прекрасно играет. По-настоящему виртуозно.

– Ну разумеется. Совершенство, с какой стороны ни взгляни.

– Если бы тебе посчастливилось провести с ней чуть больше времени, ты бы и сам убедился, что это самая умная, образованная, тонко чувствующая женщина.

– О, да тут кто-то, как я вижу, совсем потерял голову. Возможно, мачеха слишком поспешила и выскочила не за того Вагнера? – произнес Лука с насмешливой улыбкой.

Тео вскочил. На его скулах проступили неровные красные пятна, а лицо застыло, как каменная маска.

– Что ты сказал? – выдавил он.

– Тео, остынь. Ты славный малый. И я просто хочу предостеречь, чтобы ты не слишком-то обольщался насчет этой ослепительной красавицы.

– Я не нуждаюсь в твоих советах.

– Да не кипятись ты! Ты же рос здесь, в резиденции, как цветочек в оранжерее, и дальше собственного носа не видишь. Она сожрет тебя живьем, как удав кролика, и не подавится.

– Я не кролик. Я наследник мессера Ганзы, – отчеканил Тео.

– Ну да, разумеется. А я – даже не твой хост. Так… Никто… Безродный бродяга из портового города. Но иногда мне кажется, что я – единственный, кому не все равно, что ты рискуешь оказаться в заложниках ханьской мафии, отправляясь в это треклятое путешествие.

– Отец поручил мне важную миссию: представлять интересы семьи перед ключевыми бизнес-партнерами на Востоке. Это не детские шалости. Это то, к чему я готовился много лет.

– Да пойми же наконец: Вагнеры и Ли используют тебя в своих грязных играх, как разменную карту. Не будь дураком!

– Мне пора. Прощай, Лука.

Лука с тяжелым сердцем вышел в парк. Небо было обложено свинцовыми тучами, и в душном воздухе чувствовалось приближение грозы. Он долго бродил по дорожкам, пиная белоснежную мраморную крошку, пытаясь выместить на ней овладевшие им злость и отчаяние, пока не заметил склонившуюся над разрытой клумбой знакомую фигурку в ярко-желтом дождевике не по размеру.

– Миа!

Заметив его, она отвернулась и торопливо вытерла тыльной стороной ладони мокрые ресницы, оставив на лице грязные разводы. Лука наклонился, чтобы достать из тачки уродливую луковицу, из которой уже проклюнулся тугой зеленый кончик стебля.

– Марк не привез новых писем из Гамбурга? – с деланным равнодушием произнес он.

– Да, вот держи, – Миа достала из кармана сложенный в крошечный квадратик лист, который оказался наспех исписанным регистрационным бланком клиники. Почерк, несомненно, был Йоаны, но, вопреки ее всегдашней аккуратности, строчки наползали друг на друга, а буквы прыгали и жались друг к другу.

– Давно пришло письмо?

– Вчера. Плохие новости? – встревоженно спросила Миа, увидев, как изменилось его лицо.

– Да, не слишком радостные. Ма пишет, что не видела Флика уже несколько недель. По словам соседей, всю его семью переправили куда-то к южным границам. Как и многих других в том районе, где мы живем. Это, видимо, та самая программа переселения, о которой говорил мессер. На границах должны появиться новые города. Йоана и сама собралась уезжать из Гамбурга: в полевых лагерях переселенцев отчаянно не хватает медиков и лекарств. Она же сама еле на ногах стоит, это ее просто доконает!

– Нам с дедушкой тоже пришло предписание.

– Что? Ты серьезно?! Но он же лучший садовник дворцового парка!

Миа опустила голову, разглядывая носки красных резиновых сапог.

– Он места себе не находит. Прикипел сердцем к этой земле. Я боюсь, что он погибнет, как дерево, вырванное с корнем. Но ничего не поделать.

– Да брось, я поговорю с мессером. Или с Вольфом. Вы должны остаться во дворце.

– Не надо! – Миа испуганно схватила его за руку.

– Нет, надо.

– Лука…

– Я не позволю им вышвырнуть вас.

Поняв, что ей не переспорить, Миа только вздохнула.

Услышав просьбу Луки, Вольф настрого запретил ему докучать мессеру, занятому большими государственными делами, разговорами о жалком старом садовнике и его внучке. Луку ждало и еще одно горькое разочарование: отъезд Тео вовсе не разорвал их с дядей контракт, а, наоборот, сделал его бессрочным. Вольф ясно дал понять: до возвращения наследника мессера из Чжунго и речи не может быть о том, чтобы Лука покинул дворец. Советник распорядился, чтобы второго сына мессера обеспечили надежной охраной.

– Иными словами, ваши уверения, что я совершенно свободен в своем выборе, не стоят и ломаного гроша? Теперь я под арестом? – еле сдерживая ярость, произнес Лука.

Он усмехнулся, вспомнив, что задал ровно тот же вопрос, что и полгода назад, когда он впервые переступил порог резиденции Вагнеров. Неужели прошло всего полгода?

– Разумеется, нет. Наш договор все еще в силе. Все это – забота о твоей же безопасности.

– Я больше не верю вам. Ни единому слову. Я не больше собираюсь плясать под вашу дудку, ясно? И мне не нужны ваши поганые деньги, – Лука выплюнул в лицо Вольфу слова, которые копились в его душе последние дни.

Он сыт по горло их лживыми речами. Он больше не боялся гнева советника мессера. И не собирался играть чужую роль – ни минутой больше.

– Хорошо. Я разрываю наш контракт. Ты свободен, – холодно бросил Вагнер.

Лука не верил своим ушам. Что-то в тоне советника мессера заставило его насторожиться. Вольфганг Вагнер – не из тех, кто милостиво выпускает добычу из сомкнутых челюстей.

– Да, кстати, я немного навел справки. Йоана тяжело больна. Саркома. Без должного лечения ей осталось немного – год, в лучшем случае – два. Болезнь будет пожирать ее изнутри, она будет задыхаться и выхаркивать кровавые ошметки своих легких. Сожалею.

Лука стоял пораженный, не в силах вымолвить ни слова. Звук голоса Вагнера стал приглушенный, произнесенное им долетало до Луки сквозь плотную пелену тумана.

– Разумеется, в клинике доктора Крау…

– Я согласен, – оборвал его Лука, не дослушав.

Вольф щелкнул пальцами, и к ним приблизилось трое крепких парней. Лука не знал их имен, но лица показались ему смутно знакомыми. Темно-синие костюмы строгого кроя, как у служащих магистрата, а походка уверенная, пружинистая и взгляд – цепкий, как репей.

– Да, и вот еще что, – Вольф достал из внутреннего кармана квадратный плоский футляр и аккуратно раскрыл его. На бархатной обивке лежал стальной браслет. Вольф с сухим щелчком замкнул его на правом запястье Луки.

Металл, плотно обхватывая руку, приятно холодил кожу. Внезапно по руке полыхнуло белым пламенем боли. Лука пошатнулся. Он согнулся пополам, зажав руку между коленей. Однажды он видел документальный фильм, где волк, пойманный в капкан, отгрыз собственную лапу, чтобы вырваться на свободу, и сейчас он прочувствовал отчаяние и тоску дикого зверя.

– Черт возьми, что это?

– Новейшая ханьская разработка. Браслет внедрил под кожу микроагентов. Ли Чи предупредила, что в первые минуты ощущения… несколько болезненные, – Луке почудилось, что в голосе Вольфа проскользнуло вовсе не сожаление, а скрытое предостережение. – Онемение пройдет через несколько часов, когда датчики интегрируются с нервными импульсами.

Он почувствовал, как на правое плечо опустилась тяжелая ладонь охранника. Руку вновь охватило неистовое ледяное пламя.

– Через пятнадцать минут в вашем расписании лекция по военной истории Древнего мира, господин Вагнер, – сказал телохранитель. – Самое время выдвинуться в сторону аудитории.

Покачиваясь от пульсирующей боли, от которой перед глазами плыло облако черных мошек, Лука проследовал в лекционный зал.

– Ты была права, – упавшим голосом сказал он при следующей встрече с Мией. – Мне не удалось переубедить Вагнера. Скорее, советник мессера не отсрочит, а ускорит вашу депортацию – назло мне. Прости, я только все испортил.

– Здесь нет твоей вины. Все к этому шло, так или иначе. И дедушка даже воспрял духом: собирается показать мне места, где прошло его детство.

– Если ты уедешь, мы больше никогда не увидимся. Вольф обвел меня вокруг пальца, украл мою жизнь, мои мечты. Я собирался в сентябре поступить в мореходку, я готовился несколько лет, впахивал на сломе, как проклятый, чтобы заработать на учебу. А теперь все прошло прахом.

– Никто не может украсть твою мечту.

– Я уже пропустил экзамены, а значит, потерял целый год. Сомневаюсь, что я вообще когда-нибудь выберусь отсюда… Я здесь как в тюрьме.

Миа помолчала.

– Давно, еще до болезни, я мечтала стать балериной. Представляла, как выпорхну в лучах софитов на темную сцену – невесомая, как белый лепесток орхидеи. Музыка все время звучала во мне. Она и сейчас звучит, когда все остальные звуки стихли. И ее никто не отнимет. Как и твои мечты о море.

Спустя несколько дней ему удалось выбраться в сад во время получасового перерыва между лекциями. Разумеется, в компании настороженных, как бойцовские псы, охранников, которые отслеживали теперь каждый его шаг. Он вытягивал шею, надеясь увидеть желтую непромокаемую куртку, за которую в шутку дразнил Мию резиновым утенком. На разрытых клумбах, у живой изгороди и на берегу прудика с медленными лупоглазыми карпами занимались своим делом, не поднимая головы, десятки садовников. Но ни Мии, ни старого Вана среди них не было. Не встретил он их и на следующий день, а когда попытался расспросить других садовников, те отводили взгляд и молча качали головой.

Минул август, а за ним и сентябрь, и потянулись серые осенние дни с монотонным дождем. После того как Вольф заковал его в браслет, Лука демонстративно бойкотировал занятия медитацией, и советник мессера, убедившись, что принуждение в данном случае совершенно бессмысленно, отступился. Отчасти в пику дяде, отчасти – чтобы хоть на несколько часов избавиться от неусыпного надзора, Лука стал едва ли не каждый день бывать в особняке советника Юнга. Телохранителям, которые превратились в его персонального трехголового Цербера, доступ туда был закрыт. Слово советника легендарного мессера еще что-то значило.

Обычно Лука почти наугад вытягивал с полки книгу и усаживался поближе к огню. В его распоряжении был час, а то и два, пока браслет на правой руке не начинал нагреваться и покалывать кожу мелкими электрическими иглами: так телохранители напоминали о том, что время родственного визита истекло.

Обычно тишину кабинета нарушали только вкрадчивый стук шахмат и шепоток прогорающих в камине дров. Старый советник если и вел беседы, то предпочитал не размениваться на болтовню, а проникать прямо в сознание.

Лука фамильной способностью так и не овладел. Иногда он, как учил Вольф, пытался настроиться на нужную волну, но это требовало колоссального, запредельного напряжения и концентрации – как будто вслушиваешься изо всех сил, пытаясь разобрать тихое невнятное бормотание сквозь шипение и треск радиопомех. Спустя пару минут голова просто разламывалась от боли.

Случалось, Лука невидящим взглядом смотрел в тлеющие угли камина или на раскрытую страницу в то время, как мысли блуждали далеко. Он думал о тысяче вещей сразу: о Флике и его застенчивых и смешливых темноглазых сестрах, о том, как в его доме всегда чудесно пахнет свежими лепешками и жгучим карри, о том, как надсаднокашляла Йоана в конце зимы, о певучих ладонях Мии и о том, с каким внимательным и серьезным лицом она слушала, даже когда он нес всякую околесицу. И о Тео, конечно, хотя тот за все эти дни не нашел свободной минутки, чтобы отправить брату хотя бы короткое сообщение. А ведь, как ни крути, весь этот сыр-бор с переселением неганзейцев разгорелся в том числе и по его вине. Если бы он не был настолько глуп и самонадеян, жалкой шайке незадачливых грабителей вряд ли удалось бы похитить его средь бела дня и держать в заложниках несколько месяцев. Странно, что даже хитромудрому Вольфу не удалось выйти на след похитителей. А может, все дело в том, что он не слишком-то и старался?..

«А вот это интересная мысль», – прозвучал в его голове вкрадчивый голос советника Юнга. Лука вздрогнул и обернулся: советник старого мессера со скучающим видом раскладывал бесконечный карточный пасьянс.

«Это моя любимая игра. Она называется: «А что, если…» Правила простые: разбирая запутанную ситуацию, надо очертить круг всех тех, кто может быть косвенно заинтересован в том или ином исходе дела, а затем предположить самые отвратительные мотивы и поступки. Как ни удивительно, почти все предположения оказываются не так уж далеки от истины. Так что: кто мог быть заинтересован в исчезновении Тео – на какое-то время, а может, и навсегда?»

«Вольф», – предположение зрело уже давно и сейчас упало в его ладонь, как спелое яблоко.

«Мотив?»

«Тогда после смерти мессера власть и семейный капитал перешли бы к нему. Хотя он и твердит, что никогда не задумывался об этом, я ему не верю. Больше не верю».

«Прекрасно. Еще?»

«Ли Чи. Чтобы мессер был более сговорчивым при обсуждении закупки армии киборгов и отказался от пошлин за проход судов по Северному морю».

«Еще?»

«Это мог быть сам мессер. Возможно, он давно вынашивал идею о переселении всех неганзейцев на периферию, и похищение наследника стало веским, прямо-таки железобетонным доводом, не вызывающим споров. Поэтому похитители не требовали выкупа и не причинили Тео вреда».

«Еще?»

«Не знаю, это же мог быть кто угодно! Даже вы».

«Мотив?»

«Ну, предположим, вы не любите мессера или даже самого Тео и просто хотели им насолить».

«Еще?»

«Не знаю… Не Матиас же! Хотя Тео часто витает в облаках и в такие минуты игнорирует его, вряд ли он мог так сильно обозлиться на него за это…»

«Прекрасно. Но ты забыл еще одного важного персонажа».

«Да, и кого же»

«Это мог быть ты».

«Я?!»

«Ну да. И здесь мотив прослеживается особенно легко: потерянный сын, который случайно узнает о своем происхождении и, ослепленный завистью к удачливому брату-близнецу, назначает ему тайную встречу и устраивает похищение. Возможно, он намеревался получить огромный выкуп, которого хватит до самой смерти, но не исключено, что в его голове были и мысли о том, чтобы выдать себя за наследника мессера и занять его место».