Текст книги "Золотые земли. Сокол и Ворон"

Поэтому мачеха заперла ставни. Поэтому в избе за весь вечер никто не произнёс ни слова. Веся пыталась вышивать, пока ещё было светло, исколола все пальцы и только сильнее расплакалась. Ждана поставила кашу на стол, но никто к ней не притронулся. Она тоже не стала есть и убрала горшок обратно в печь.

А Старый Барсук весь вечер просидел на завалинке. Запели сверчки, на небе показался месяц, а он всё не возвращался. Дара не выдержала и вышла из дома.

– Дед, пойдём спать. Поздно уже.

Он смотрел не отрываясь куда-то вдаль, и седые ресницы его подрагивали, когда он быстро моргал слезящимися глазами. Барсук сидел на своём излюбленном местечке, как делал всегда на протяжении долгих лет. Но только теперь Дара поняла почему. Он садился так, чтобы видно было Великий лес. Он ждал. Все эти зимы, с тех самых пор, как чародейка принесла из владений лешего его внучку.

Туман снова собрался на опушке и на берегу Звени. Он густел, пока садилось солнце, расползался по полям и оврагам, подбирался всё ближе к мельнице.

– Дед, пошли, – жалобнее попросила Дара.

Заухали совы вдалеке. Наступила ночь.

– Дед!

Барсук поднял голову.

– Да, пора, – согласился он и протянул руку.

Дара помогла ему подняться. За минувший день Барсук постарел на десяток лет. Больная нога совсем не слушалась его. И это была её вина.

– И в какой лес я уйду, если ты без меня никуда? – Дара улыбнулась, надеясь, что дед поддержит её в своей шутливой манере, но он промолчал. Десятки новых морщин появились на его лице, точно шрамы изрезали лоб и щёки.

Девушка прикрыла за собой дверь. Невольно приметила, что засов стоял в углу. Они не закрывали дом на ночь много лет, с тех пор как княжьи люди прогнали татей с тракта у Мирной. В округе было спокойно, никто не боялся разбоя. И всё же рёбра точно прутья клетки стянули грудь. Дара подняла засов и заперла входную дверь.

Вместе с Барсуком они сели за стол. Ждана отодвинула заслонку печи, вытащила щепку, чтобы зажечь лучину на столе. Помолчали, помолились. Никто так и не стал ужинать, затушили огонь в избе.

Веся впервые легла спать не на полатях с Дарой, а рядом с матерью. Ещё долго было слышно, как сестра хлюпала носом, пока Ждана не принесла воды в черпаке и она напилась.

– Спи, родная.

Стало тише.

Дара лежала не шелохнувшись. Руки свело – так сильно она сжимала кулаки. Она отвернулась к стене, чтобы не видеть даже неясных теней мачехи и сестры. Сон не шёл. В углу шуршали то ли мыши, то ли домовой. Тихо, обиженно сопела Веся. Наконец захрапел Барсук, скоро мачеха задышала ровнее, громче. Но Дара заснуть не могла.

Ночь больше не была для неё такой тёмной, как прежде. Даже с закрытыми глазами она чувствовала затухающие угли в печи так остро, будто они тлели у неё под боком. Она ощущала внимательный взгляд домового и ещё кого-то медлительного и ленивого на крыше. Кто это был? Кот или навий дух? Он прокрался от трубы к конькам над самым выходом и долго сидел, озирая окрестности.

Скоро Дара привыкла к духу и решила, что он не был опасен. Быть может, он ночевал на крыше каждую ночь, просто раньше она этого не замечала. Она всегда видела тварей нави, но прежде для того ей требовалось быть куда внимательнее. Отныне сила её переменилась, всё в ней стало иным.

Пальцы рук покалывало, Дара перебирала ими грубое полотно одеяла, пытаясь унять дрожь. Сердце билось гулко, каждый удар был полон жизни. Крепкий, уверенный. Она всегда отличалась хорошим здоровьем, но теперь чувствовала себя сильнее, чем когда-либо прежде.

Это ли значило быть ведьмой? Так ли чувствовали себя все чародейки? Смелыми, крепкими, точно дуб, гибкими, как берёза? Дара была уверена, что она могла бы пробежать много вёрст и не задохнуться. Она могла спрыгнуть с крыши мельницы и не разбиться. Ей было хорошо. Не в душе, нет, та была полна смятений, но всё естество её пело, кричало от радости. Дара была как пленник, что выбрался из темницы после долгих лет заточения. Она была живой.

Дух на крыше вдруг прыгнул на трубу. Дара присела от неожиданности на постели, вскинула голову наверх, увидела только золотой огонёк над собой, не самого духа, а его суть. Он заметался, забегал кругами и вдруг полез в дом через трубу. Посыпалась сажа, заверещал домовой за печкой.

Дара подскочила на ноги, схватила заслонку с пола. Она едва успела закрыть печь. Дух упал на горшки. Они разбились с дребезгом, дух заверещал, толкая заслонку. Дара прижала её крепче, навалилась всем телом.

– Что? – закричала Ждана. – Дарка, леший тебя забери, что ты творишь?

Она поняла не сразу, от ужаса не услышала шебуршание в печи. А дух ударил лапой по заслонке раз, другой. Веся взвизгнула от страха. Проснулся Барсук.

– Что это?

– Какой-то дух забрался в печку через трубу, – процедила Дара. – Ждана, помоги, он сильный, собака.

В одно мгновение мачеха оказалась рядом, упёрлась руками в заслонку.

– Он там? – прошептала она.

Дух шуршал в печи, гремел разбитыми осколками. И без того было ясно, что он прятался внутри.

– Создатель помилуй, да что же это такое? Веська, зажги храмовые свечи у сола, читай молитву.

Сестра, спотыкаясь в темноте, кинулась к красному углу в избе, черкнула огнивом. Загорелись свечи. Они осветили крохотный медный круг с острыми лучами – знак Создателя. Веся упала перед солом на колени, вскинула руки, моля о защите.

– Константин-каменолом, первый царь и божий посланник, и жена его святая Лаодика, простите грешных нас, защитите, прогоните тьму.

Тонкий девичий голос звенел от напряжения. Она запиналась, оговаривалась и бормотала не заученные слова молитвы, которым учил в храме отец Лаврентий, а что-то от себя. Искренне, исступлённо.

Барсук свесил ноги с печи. Он сидел молча, слушал напряжённо.

Дара почувствовала, как руки её дрожали от напряжения. Что он сделает? Что сделает с ней дух? Что сотворит с остальными?

– Святая Лаодика, светом своим прогони детей Аберу-Окиа, защити, защити.

В ушах стоял гул. Точно через толщу воды Дара слышала, как дух гремел в печи, колотил по заслонке. Та ходила ходуном. Мачеха задыхалась от натуги. Дух был силён, как волк.

Во дворе вдруг залаял пёс.

На улице был кто-то ещё. Это его заметила собака. Это от него дух в печи попытался спрятаться.

Веся обернулась на дверь. Она любила пса, как своё дитя.

– Что с Серым?

Пёс захрипел и вдруг сорвался на визг. Веся кинулась к выходу.

– Не тронь его!

– Стой! – Ждана схватила её обеими руками, оттолкнула от двери.

И в этот миг дух ударил ещё сильнее по заслонке. Дара вскрикнула, упёрлась в неё сильнее, и железо вдруг раскалилось в её руках докрасна. Она отпрянула назад, прижимая к груди руки. Но сама Дара не обожглась. Зато дух завыл от боли. Заслонка была горячей, будто только вышла из-под кузнечного молота. В печи зашуршало ещё громче, и звук потянулся наверх, дух пополз обратно по трубе.

Собака визжала, надрываясь от лая. Веся плакала.

– Отпусти, отпусти. Мы должны помочь Серому.

Дара кинулась к окну, приоткрыла ставни и осторожно выглянула. Бледное пятно пронеслось мимо с плачем.

Вдруг петух пропел в курятнике. Закудахтали птицы, и Ежи закричал выпью в хлеву. Все в доме замерли, притихли. Долго они слушали, как кричали птицы. И снова стало тихо. Дара прикрыла ставни, заперла.

Старый Барсук поднялся, взял топор из угла, Ждане в руку сунул нож. Дара сама взяла из отцовского сундука топор, не тот, которым кололи дрова, другой, ещё прадеда, который ходил с княжеским ополчением биться со степняками.

Они ждали. Молча, каждый на своём месте. Во дворе долго было тихо. Дара пыталась увидеть духов вокруг избы, но от волнения никого, кроме домового в углу, не заметила.

Мачеха дышала громко, а Дара вовсе боялась вдохнуть. Крепче она ухватила топор, подошла ко входной двери, надеясь услышать что-нибудь.

В окно постучали.

Веся взвизгнула, прижалась к матери.

Стук повторился.

Дара сделала шаг и замерла на пороге сеней, не в силах больше пошевелиться. Снова стук. Ставни шатались. Стук. Удар. Удар. Лупили со всей силы, отчаянно, зло. Веся кричала без умолку, Ждана молилась, плакала.

Медленно Барсук подошёл к окну.

– Кто там?

И снова стало тихо. Только шаги из стороны в сторону, из стороны в сторону.

Они просидели до рассвета, не могли заснуть. Петух не пропел, когда рассвело. Барсук первым решился выйти из дома.

– Никого! – крикнул он женщинам.

Дара выглянула из сеней, щурясь от света.

Верёвка, на которой сидел пёс, оборвалась. Сам Серый лежал в стороне, прижав уши к голове. Веся вырвалась из объятий матери, кинулась к нему, обняла, расцеловала. Пёс пристыженно помахал хвостом, прижался к земле и отказался вставать.

Ждана поторопилась в курятник. Дверь была приоткрыта, и женщина не стала даже заходить внутрь, так и осталась стоять снаружи. Отвернулась, закрывая рот рукой. По щекам её потекли слёзы. Дара обошла мачеху, распахнула дверь настежь и задержала дыхание. В нос ударил запах крови. Перья и кровь. Красное, всё вокруг было красное.

Из хлева, заслышав голоса, осторожно выглянул Ежи. Бледный от пережитого страха, он уставился огромными круглыми глазами на Ждану.

– Что это было?

Мачеха утёрла слёзы рукавом.

– Лес пришёл, – ответила она, всхлипывая.

Дара почувствовала, что все взгляды устремились на неё. Она застыла, внутри неё кровь заледенела. Она больше не могла отрицать правды. Лес пришёл за ней.

* * *

Барсук сидел на своём привычном месте. Дара опустилась рядом, и они долго молчали вдвоём. Пальцы старика дрожали. Девушка положила ладонь поверх его, пытаясь успокоить.

– Помню это утро, как сейчас, – произнёс Старый Барсук. – Было ясно, морозно, только-только минула Длинная ночь. Молчан ушёл в Заречье, как только рассвело, а я пошёл скотину кормить. И вдруг вижу, как она идёт по полю от леса. Снег был глубокий, перед этим мело две седмицы без остановки. Она долго шла, очень долго. Я сразу понял, что это она. Вот просто сразу догадался, сам не знаю как.

Зелёные поля лежали от мельницы до Великого леса. Траву, точно волны на реке, волновал лёгкий ветер, он доносил запахи жары и пыли, трав и воды, но Дара ясно представляла всё, о чём рассказывал дед, и видела заснеженные земли и одинокую женщину, что брела от Великого леса к мельнице.

– Но я и подумать не мог, что Чернава принесла тебя. Ты лежала в заплечном туесе. Крохотная такая, – впервые за последние дни он улыбнулся, и только печальнее стало от мысли, что в настоящем не могло его порадовать ничего, кроме воспоминаний о прошлом. – Твоя мать сразу сказала, что ты будешь лесной ведьмой. «Она обещана лесу» – вот как она сказала. Других-то лесных ведьм давно не было, наверное, только поэтому лес тебя и отпустил, потому что некому было воспитывать малое дитя. Чернава предупредила, что когда ты вырастешь и проявишь свою силу, то лес потребует тебя обратно. Но я не хотел тебя духам отдавать. Дурак я старый, поверил, что обманул всех, что я хитрее богов. Прости меня, Даринка.

Морок прошлого растаял под жарким летним солнцем. Снег в полях и морозные узоры на окнах обратились в пар. Дара обняла деда, положила голову ему на плечо.

– Ты не виноват. Это не ты обещал меня лесу, – её глаза оставались сухими, в груди было пусто. – Не плачь, пожалуйста. Я вернусь. Я очень скоро придумаю что-нибудь и вернусь.

Ей очень хотелось верить, что это было правдой.

Родная мать обещала её лесу. Дед запрятал её дар и обрёк видеть страшные сны на протяжении многих лет. Но он сделал это потому, что заботился о Даре. Чернава отдала её Великому лесу, чтобы попросить что-то взамен. Она сторговала её, как мешок зерна на ярмарке.

Дара поцеловала деда в щёку и вошла в избу.

Отвернувшись к стене, Веся сидела на сундуке. В руках она вертела куколку, и Дара узнала в ней «невесту». Веся сделала куклу прошлой зимой на Долгую ночь, вплела ленту за лентой, проговаривая черты, что загадала для будущего жениха:

– Красивый, – красная лента обвилась вокруг куколки. – Добрый, – синяя легла рядом. – Богатый…

Все ли черты собрал в себе Милош? Почему Веся так легко его полюбила, отчего убивалась теперь?

Своей «невесты» у Дары не было, она жениха не ждала, но прогнала чужого.

Веся даже не оглянулась.

Дара посмотрела растерянно по сторонам. Трудно было решить, что могло пригодиться в чащобе, где водились дикие звери и царствовала нечисть. Дара надела крепкую холщовую рубаху до пят, старую понёву, которую не так жалко было испортить, подпоясалась, спрятала волосы под платок и подвязала лапти. Подумала и взяла зипун с печи.

И только тогда заговорила с сестрой:

– Я ухожу в Великий лес.

Веся даже не пошевелилась.

– Я не знаю, когда вернусь и вернусь ли вообще, – продолжила Дара. – Мне придётся идти к избушке Златы.

Сестра молчала, упрямо поджав губы.

Ждана завернула в узелок хлеба и яиц.

– Даже не знаю, что тебе ещё с собой в дорогу дать, – озабоченно проговорила она. – Горшочек с кашей тяжеловато нести будет? Давай я в миску деревянную положу и крепко платком обвяжу, чтобы не высыпалась.

Дара молча наблюдала за мачехой, копошившейся у печи. Барсук сидел за столом, понурив голову.

Мачеха положила на стол набитый узелок.

– Присядем на дорожку, – сказала она.

Втроём они собрались за столом. Помолились Создателю о добром пути. Помолчали. Каждый думал о своём, долго никто не заговаривал.

– Нехорошо это, надо бы Молчана дождаться, – произнесла первой Ждана. – К чему спешить? Охотников здесь отродясь не видали, всё только пугали россказнями, а кур у нас всё равно больше не осталось…

– Корову задерут, – вздохнул Барсук.

Или кого-нибудь из них.

– Нечего время терять, – решил дед. – Не маленькая уже. Сама дров наломала, сама пусть и разбирает. Иди сюда, – резко сказал он, протянул руку, прижал Дару к груди. – Как науку свою колдовскую выучишь или чего там тебя ждёт в избушке Златы, так назад ворочайся.

Дара не вырвалась, но обнять деда в ответ не смогла.

Рассвело. Пора было отправляться в путь.

– Я тебя провожу, – сказал Барсук.

Вместе они дошли до конца запруды.

– Ты не держи на меня зла, Дара, – попросил дед. – Оберегал я тебя от колдовства, покуда мог, да только ты уже взрослая и сама хозяйка своей судьбе. Видимо, суждено тебе найти избушку Златы. Твоя мать предвидела, что так случится. Она сразу меня предупредила, что ты вроде как до рождения ещё лешему обещана в услужение. Я не хотел в это верить, оберегал тебя, но…

– Как думаешь, она там? – нерешительно спросила Дара.

Дед пожал плечами:

– Кто знает? Думаю, вернись Чернава в Великий лес, то пришла бы тебя навестить.

Они обнялись. Дед крепко поцеловал внучку в щёку своими сухими губами, она прижалась к нему напоследок.

– Я люблю тебя.

Дара не плакала, покидая дом. Дочка мельника и ведьмы держала спину ровно и ступала прямо. Шла через поле, ни разу не обернувшись, даже не посмотрела в сторону полевика, наблюдавшего за ней из зарослей.

Вдалеке над землёй реял сокол в поисках добычи. Она заметила его и необъяснимым образом почувствовала, что это был не Милош. Дара стиснула зубы и пошла дальше. С каждым шагом обида в груди разрасталась. Её жгла злость сразу на всех: на рдзенца за его игры, на водяного за советы, на Тавруя за помощь, на Весю за предательство, на Барсука за то, что выгнал из дома. И больше всего на Великий лес за то, что он владел её жизнью.

Тропа уводила её прочь от дома и прошлой жизни.

Всё ближе становилась опушка, тень от высоких сосен кралась Даре навстречу, а надежда отступала всё дальше. Она не знала, когда вернётся. Она не знала, увидит ли когда-нибудь снова деда, обнимет ли сестру.

Когда Дара почти достигла деревьев, её догнал знакомый голос.

– Да-ара-а-а!

Сестра бежала следом. Она тяжело дышала, лицо её впервые за эти дни порозовело.

– Погоди, – она остановилась в трёх шагах от сестры.

Дара молчала, ждала.

Веся отдышалась, подошла ближе и неожиданно заключила её в объятия. Дара оцепенела на мгновение и обхватила сестру, прижимая к себе.

– Прости, – вырвалось у неё, на этот раз почти от чистого сердца. – Я не хотела причинить тебе боль, лишь оградить от беды.

Веся молча поглаживала её по спине.

Время шло, но никто не спешил расставаться. Наконец Веся отпрянула, посмотрела Даре в глаза, провела пальцами по её заплаканным щекам, утирая слёзы.

– Возвращайся, – попросила Весняна. – Береги себя в пути и сторонись всякого зла.

И с этими словами она расцеловала сестру в щёки и отпустила. Дара поняла, что плакала пуще прежнего, но развернулась к лесу и пошла дальше.

Больше Дара не оборачивалась, чтобы не растерять всю свою смелость и не воротиться домой.

* * *

Ближний лес был ей знаком. Светлый и шумный, полный звуков и жизни. Часто они с сестрой приходили по грибы или по ягоды, были у них и свои заветные места. Деревенские забредали сюда реже, но тоже не испытывали страха.

Не этот лес пугал людей, но тот, что начинался дальше, за большими каменными домовинами духов. Их построили так давно, что нельзя уже было вспомнить, кто это сделал и когда. Домовины были сложены из каменных плит, не имели ни окон, ни дверей, только небольшое отверстие посередине. Говорили, что в них жили духи Нави, сторожили покой леса. Время покрыло домовины мхом, а где-то так плотно окружило кустарником, что случайный путник мог пройти мимо, ничего не заметив. Точно стражи они стояли на входе владений Нави везде, где Великий лес граничил с землями людей, и ни один человек не смел пройти дальше них без разрешения.

Во всей округе только бывалый охотник Жито ведал тайные тропы Великого леса. Его отец, дед и прадед все были охотниками, но ходили на зверя редко и только если получали на то благословение лешего. Говорили ещё, что ведунья, жившая когда-то в Мирной, тоже не боялась духов и даже общалась с ними. Но то было давно, и мало кто помнил ту ведунью.

Однажды Дара встречала Хозяина, когда была ещё маленькой девочкой, до того, как Тавруй запер её силу. Она отправилась по ягоды с подружками из Заречья и из всех девочек была самой младшей, потому не успела убежать, когда на солнечной земляничной поляне показался бурый медведь. Все остальные завизжали, побросали лукошки и разлетелись в разные стороны, а Дара даже с места сдвинуться не смогла.

Она закрыла руками личико, чтобы не видеть страшной звериной морды. А медведь наклонился над ней низко-низко, так, что она почувствовала его шумное дыхание и мокрый нос на собственной коже.

– Не ешь меня, мишка, – пискнула Дара.

А медведь вдруг лизнул её и загудел, зарычал так чудно, что походило это больше на смех. Дара с опасением распахнула глаза и увидела над собой огромную звериную морду. Жёлтые глаза смотрели насмешливо, но не зло. И были они такими странными, такими необычными, что Дара сразу догадалась, что предстал перед ней в зверином облике сам Хозяин леса.

– Ой, – только и произнесла она.

А медведь вновь засмеялся утробно, отпустил её и пошёл неторопливо к деревьям. Кто-то из деревенских девчонок видел, как зверь обошёлся с Дарой, и с тех пор её стали бояться ещё больше, и когда по весне медведь-шатун задрал мужика из Заречья, в этом тоже обвинили Дару.

Дочку ведьмы лес не трогал, хотя держался в стороне.

Дара не раз замечала, как старая коряга мигала в сумраке леса жёлтыми глазами, как порой дерево медленно, будто качаясь на ветру, передвигалось с места на место. Другим то было неприметно, но Дара чувствовала, что леший наблюдал за ней и незаметно отгонял прочь диких зверей, подсказывал верную тропу или куст, за которым скрывался самый большой гриб.

Но прежде никогда Дара не просила лешего об услуге, не тревожила его покой. Она никогда не приближалась к навьим домовинам и видела издалека всего пару раз. Впервые она зашла так глубоко в лес.

Из-за деревьев показался каменный домик, верный знак того, что заканчивались земли людей и начинались владения духов.

В руке Дара сжала тоненький ножик, который взяла с собой тайком, пока не видели Ждана и Барсук.

Лес шумел кронами в вышине, но было удивительно тихо. Птицы не пели. Медленно крадучись, Дара приблизилась к навьей домовине. Верхняя плита еле доходила ей до груди и почти вся была покрыта мхом. Девушка вздохнула несколько раз, не в силах совладать с собой. Обратной дороги не было.

Она зажмурилась и полоснула по ладони остриём ножа. Полилась горячая кровь. Дара коснулась окровавленной рукой каменной крыши и провела, оставляя длинную алую полосу.

– Хозяин леса, прими мои дары, – произнесла она и положила узелок, собранный Жданой, на крышу домика. Она не знала, продешевила или нет, но боялась разозлить лешего. – Прошу тебя, пропусти к избушке Златы.

Её голос потонул в тишине леса. Дара застыла на месте, прислушиваясь, дожидаясь ответа. Зачем мать пообещала её лешему? Зачем лешему нужна была новая лесная ведьма?

Дара дрожала всем телом, ноги её подкашивались. Она готова была убежать прочь, но кары духов боялась ещё сильнее, чем их милости.

Ветви над её головой закачались, земля задрожала, и мощный ствол высокой сосны сдвинулся с места. Жёлтые глаза ярко вспыхнули среди мохнатых ветвей.

Дара не могла пошевелиться. Огромное существо возвышалось над ней, тело его, подобное стволу, покачивалось на ветру, и протяжный скрип обращался в вой. Небо потемнело, точно набежали тучи, но это деревья сжались плотнее, нависли над домовиной. Тихо из глубин затрубила земля. Гул нарастал, поднимался, обступал со всех сторон. Лес признал её, приветствовал. Не дочку мельника, не дочку ведьмы, а своё лесное дитя.

Вой сорвался на тонкий визг. Сосна закачалась, затряслась и рассыпалась на сотни щепок. Они закружили в диком вихре, осыпались на землю дождём, захлопали ветви елей, точно огромные крылья, и Дара пропала. Навь пропустила её и снова закрылась от остального мира.

* * *

Ни посулённые монеты, ни долгие уговоры не смогли переубедить Жито.

– В лес не пойду, тут и говорить не о чем, – упрямо заявил охотник, не слезая с крыши.

Вячко, задрав голову, наблюдал за Жито, который чинил кровлю своего дома.

– А если…

– Никаких если, сказал же, – отрезал охотник.

Княжич почти отчаялся. Поиски рдзенца, который ограбил фарадалов, привели в Заречье. Местные рассказали, что почти седмицу назад прошёл через их деревню подозрительный рдзенец со слугой, который ходил по домам и искал проводника в Великий лес. Никто не согласился их провести, но несколько дней назад чужаки пропали, а вместе с ними старшая дочь мельника. Значит, она согласилась им помочь.

– А что, дочка мельника хорошо знает лес? – спросил Вячко у старухи, которая всё ему и рассказала.

– И она, и отец её, и дед тоже – все колдуны, все с духами знаются. Как ещё можно мельницей управлять? – сказала уверенно деревенская сплетница. – А Дарка и вовсе родилась в Великом лесу, ей леший что родной отец.

Вячко побродил по деревне, поспрашивал людей и снова вернулся к Жито, чтобы ещё раз попросить провести его.

– Нет, – хмуро ответил охотник. – Дочка мельника до сих пор не вернулась, а раз уж ведьма не воротилась, то пропащее это дело. Неспокойно там теперь. Что-то потревожило лес.

Дородная жена охотника только облегчённо вздохнула, когда Вячко пошёл к калитке. Она подметала двор и бросила ворчливо вслед уходящему гостю:

– Не ходил бы ты в лес.

Княжич остановился.

– Почему это?

– Лесная ведьма, говорят, вернулась, потому Жито и не идёт никуда. С чужаками в лесу завсегда что дурное происходит, да и вообще, если ведьма в лесу, то и духи неспокойны.

– Княгиня Злата была лесной ведьмой, а она князя спасла…

– Спасти-то она спасла, – согласилась женщина. – Да только всё одно ведьма. А тут ещё рдзенца, говорят, прокляли.

– О чём ты?

– Да так, слухами земля полнится, – махнула рукой жена охотника. – Возвращайся, парень, домой.

Вернуться к отцу с пустыми руками он не мог. Вячко сходил на мельницу, расспросил её хозяина о рдзенцах и цели их путешествия. Неприветливый мужик, звавшийся Молчаном, ответил неохотно, насторожённо поглядывал на Вячеслава, пытаясь понять, кто он такой. Княжич оделся в простую, пусть и добротную одежду. Единственное, что выдавало в нём человека состоятельного, даже знатного, так это меч на поясе.

– Когда же вернётся твоя дочь? – спросил княжич у мельника.

– Когда Создатель пожелает, – буркнул Молчан.

Ни с чем ушёл Вячко и снова вернулся в дом охотника. Жито, на этот раз сидевший в избе, гостю не обрадовался. Жена его недовольно загремела горшками, но головы от печи не повернула, продолжила стряпать.

– Ничего нового я тебе не скажу, – проворчал Жито.

– Ты всё-таки попробуй, – сказал Вячко и бросил несколько серебряных монет на стол. – Раз сам не проведёшь меня в лес, так хоть расскажи всё, что знаешь: какой дорогой идти, чего опасаться.

– Лешего нужно опасаться, – хмыкнул Жито. – Не пропустит он тебя в Великий лес.

– Тебя же пропускает, – пожал плечами Вячко.

– Это он добро помнит.

– Какое добро?

Жито усмехнулся в бороду, взгляд его немного потеплел.

– Однажды прадед мой, будучи совсем ещё мальчишкой, наткнулся в лесу на сову, которой подстрелили крыло. Прадед вылечил её и на волю отпустил. Дело нехитрое, на такое каждый способен, только была та сова из тех, что летают по ночам над Великим лесом и сторожат его от злых людей и духов.

– И что, больше никого этот Хозяин не пропускает?

– Почему нет? Чародеев пускает, да только выбирает, кто достоин.

– Много таких?

– Я одну только помню: княгиню Злату, отец мой знал другую лесную ведьму, она жила там до Златы. Сейчас вроде ещё одна объявилась. Других на моей памяти не случалось.

– И дочка мельника, – напомнил Вячко.

– Может, и она, – с сомнением хмыкнул Жито. – Не воротилась до сих пор, рано говорить, достойна или нет. Кто знает, что там в лесу случилось. Может, мёртвыми лежат все трое в каком овраге.

Вячко самонадеянно подумал, что ему точно не стоило страшиться происков лешего. Злате он приходился внуком, из всех сыновей Мстислава больше остальных на неё походил, так часто повторял отец. Не мог леший не пропустить потомка лесной ведьмы.

Подробно расспросив Жито, Вячко покинул Заречье. Он почувствовал себя в дороге свободнее и легче, тем более что после странной ночи в остроге он больше не ощущал чужого присутствия. Преследователь оставил его в покое или потерял след.

Полагаться только на удачу и добрую память духов было всё же глупо, поэтому Вячко купил в деревне курицу и принёс её в дар у странного каменного домика в лесу, как велел сделать Жито.

Долго пришлось ждать, пока откликнется леший на призыв и примет жертву, подаст знак. Вячко прождал две лучины, но так ничего и не случилось. Тишину он посчитал за благой знак и пошёл дальше путём, которому научил его Жито. Память у княжича была хорошая, и он узнавал по дороге все приметные деревья, ручьи и овраги, о которых предупреждал охотник.

Спокойно прошёл первый день пути. Не повстречался ни дикий зверь, ни нечистый дух. Вячко почувствовал себя увереннее на лесных тропах, но вскоре хвойные деревья сменились редкими кустарниками, зажурчали ручьи, повеяло сыростью, и Вячко понял, что вышел к болотам.

Открытие это было неожиданным. Не говорил охотник из Заречья ни о каком болоте, не сбивался Вячко с пути, только утром видел он приметную расколотую надвое молнией сосну, по сторонам которой бежали два ручья. Значит, шёл в верном направлении. И всё же пришлось возвращаться. Но будто до бесконечности растянулась тропинка, по которой он брёл. Солнце уже спряталось за верхушками деревьев, а Вячко всё шёл и шёл, и не было конца болотам.

Выросший на рассказах о своей бабке-ведьме и князе Ярополке, он хорошо знал, что нигде вокруг избушки Златы не было и быть не могло болот. Леший провёл его обманным путём, да только зачем? Подношение не пришлось ему по нраву или сам Вячко?

Стремительно опускалось солнце к земле. Пробирал холод до самых костей. Жужжали комары, кусали лицо и шею.

Вячко почувствовал, как проседала под ним почва, и пошёл быстрее. Он попытался вспомнить всё, что рассказывал ему о болотах брат. Мечислав уже второй год княжил в Ниже, она стояла среди топких, пропавших гнилью земель.

«Мечислав говорил, что воздух на болотах ядовитый», – подумал Вячко. Дышать и вправду было тяжело и душно, несмотря на холод.

Чем же он так не угодил лешему, что тот прогнал его из своих владений на Мёртвые болота?

Вячеслав остановился. Зелёным полям, покрытым мхом и редкой порослью кустарников, не было конца. Земля хлюпала под ногами, воздух звенел от напряжения, и даже небо почернело. Собирался дождь.

– Хозяин, – неожиданно сорвался голос на хрип. – Хозяин! – громче и увереннее повторил Вячко и, чуть поколебавшись, поклонился бесконечным болотам. – Великий дух лесной, звать меня Вячеслав, я внук лесной ведьмы Златы и князя Ярополка Змееборца. Я прошу твоей милости и молю о прощении, если как-то обидел тебя. Я ищу избу своей бабки. Пожалуйста, проведи меня к ней.

Он прислушался к пению лягушек и нарастающему ветру. Вячко ждал ответа, а с севера надвигались тёмные тучи. Тянулось время, растекаясь по небу синевой, а Хозяин леса не являлся. Может, давно закончились владения лешего и не было его власти на болотах? Но к кому тогда стоило обратиться, чьей помощи просить?

Небо потемнело, набухшие от влаги тучи сгустились над болотами. Ветер задул сильнее, подгоняя найти укрытие. Вячко обвёл взглядом округу, но не заметил ни одного места, где можно было бы спрятаться от непогоды. Ему ничего не оставалось, как продолжать идти. Он проваливался и увязал в мягкой земле. Сапоги его были дорогие, прочные, но ноги всё равно промокли.

А потом хлынул дождь. Беспросветной стеной он окружил Вячко, и тот больше не мог разглядеть ничего перед собой, струи хлестали его по лицу. Княжич закутался в плащ, пытаясь укрыться от ненастья. Сильнее задул ветер. Духи и боги разозлились на него не на шутку.

Вячко не решился идти дальше, опасаясь провалиться в трясину. Он присел у невысокой лысоватой ели, склонил голову к земле и накрылся шерстяным плащом. Сидеть на одном месте было холодно и неудобно.

Если он стал жертвой навьих духов, то не было другого шанса выбраться с болот, кроме как вернуть их благосклонность. Но что им отдать? Свой меч? Так без него не прожить Вячко и дня. Он стал бы добычей и для зверя, и для человека. Золото? Но разве интересует оно духов?

Он замёрз и устал. В голову лезли лишние мысли. Отец разозлится, если Вячко вернётся ни с чем. Добрава не простит его, если он не получит отцовского благословения. И мать, мать…

Дождь бил его по затылку и спине, и Вячко сильнее кутался в плащ. Болото рокотало, приветствуя бурю. Княжич оглох от шума ветра.

Деревья качались на ветру. Где-то вдалеке среди берёз стояла Добрава. Она, конечно, обиделась и не желала с ним говорить.