Текст книги "Золотые земли. Сокол и Ворон"

– Тихо, – Вячко погладил животное по шее и легко ударил пятками, подгоняя вперёд.

Бесполезно было ловить преследователя за городом, где он мог легко скрыться. Среди людей оставаться незаметным куда сложнее, чем в лесу.

Острог Орехово стоял на перекрестье дорог. Главный тракт поворачивал южнее к Лисецку и Ниже, а дорога поуже уводила к сёлам и острогам вроде Орехово. Вячко предстояло пойти дальше на восток, к Великому лесу.

– Откуда? – спросил дозорный на воротах.

– Из Златоборска, – можно было просто показать княжескую печать, но Вячко не хотел привлекать к себе лишнее внимание.

– Куда?

– В деревню Мирную к родителям.

Дозорный оглядел его с головы до ног и задержал взгляд на мече в ножнах.

– Из дружинных? – догадался он.

– Ага, – Вячко был немногословен, допрос уже стал ему докучать, но в небольших поселениях дозорные часто были куда внимательнее, чем в крупных городах. Им было легче запомнить каждого в лицо и больше стоило опасаться разбоя. Вряд ли в Орехове было достаточно воинов, чтобы справиться с серьёзной угрозой, им стоило быть куда осторожнее, чем страже в городах, где на княжеских дворах размещались дружины.

– Проходи и веди себя тихо, – сказал дозорный. – И это, если к Мирной пойдёшь, будь осторожнее. На той дороге видели вольных детей, а они у нас прошлой ночью рдзенца зарезали, так что жди беды теперь и в Мирной.

– Что? Какого рдзенца?

– Да шёл какой-то из столицы, остановился у нас, и всё. Нашли поутру уже окоченевшего за конюшней. У нас в Орехове часто всяких режут, но за дело, или хотя бы грабят при этом. А рдзенца просто так, потому что мордой не вышел.

– Где теперь этот рдзенец?

– А тебе на кой?

Вячко откинул плащ в сторону, положил руку на меч, напоминая, кто он такой.

– Потому что я из княжеской дружины.

– А какое дело княжескому дружиннику до наших резаных рдзенцев?

Дозорные в Орехове, видимо, редко встречались с людьми князя, раз совсем не знали к ним уважения.

– А это уже не твоё дело, – усталость перерастала в раздражение, и Вячко мрачнел с каждым словом всё сильнее. – Так что с рдзенцем?

– В молельню отвезли, отпевают, – неохотно ответил дозорный. – Только, эй, слушай, если что, я тебе ничего не говорил.

Вячко молча кивнул и прошёл за ворота. Сумерки сделали острог ещё непригляднее, чем он был при дневном свете. Серые простые избы были темны, даже дым не шёл из труб. В тенях острые колья частокола упирались в серое небо, как кривые клыки огромного чудища.

На дороге до самой молельни не горело ни одного пламенника. Редкие прохожие сторонились княжича, и он тоже обходил их стороной. Молельня оказалась похуже некоторых деревенских храмов. Она была без украшений и рисунков, чёрная и покосившаяся набок. Вячко потянул дверь на себя, и она заскрипела пронзительно громко.

Внутри было безлюдно, но тесно. Закатная служба уже закончилась, и только у позолоченного сола – солнечного круга, напоминавшего о Создателе, – горела единственная свеча. Мёртвый рдзенец лежал на лавке у стены. Вячко задержался у сола, невольно загляделся, как пламя отражалось в позолоченных лучах. Он коснулся поочерёдно лба, губ и груди, прошептал слова молитвы и взял свечу.

Рдзенец был так юн, что ещё даже не отпустил бороду. Его успели омыть и переодеть в чистое рубище, и нельзя было по одежде понять, пришёл ли он из города или деревни, из Совина или Твердова. Смерть и Пресветлые Братья лишили его всех отличительных черт.

Дверь позади завизжала, когда в молельню вошёл человек в серой рясе. Вячко оглянулся. На рукавах незнакомца были вышиты золотой нитью солнечные лучи, на груди висел сол на цепочке.

– Да озарит Создатель твой путь, Пресветлый Брат, – приветствовал Вячко.

– Да не опалит он тебя, – нельзя было разглядеть его лицо в сумраке молельни, но в голосе послышалось недоверие. – Что тебе нужно от этого несчастного? – Пресветлый Брат кивнул на неподвижное тело.

– Я ищу молодого рдзенца, который шёл из Златоборска как раз через ваш острог. Хотел убедиться, что это не он.

– Убедился? – Пресветлый Брат подошёл ближе, протянул руку, молчаливо требуя вернуть свечу. Вячко передал её, обтёр пальцы друг о друга, пытаясь стереть остатки воска.

– Нет. Я не знаю, как он выглядел, только имя. Тебе что-нибудь известно об этом человеке?

Пресветлый Брат поставил свечу обратно перед солом, и золотое солнце снова засияло, отражая свет пламени. В златоборских храмах стояли солы, созданные троутоскими мастерами, некоторые из них были сделаны с таким старанием и искусством, что порой можно было действительно поверить, будто солнце спустилось с небес и светило на земле. Этот сол казался бледным, тусклым, как старый таз.

– Его отец сказал, что они художники, шли в Нижу, чтобы расписывать местный храм и княжеский дворец.

– Ты уверен, что они художники? Видел ли у них краски или кисти?

– Я не проверял их вещи, – недружелюбно ответил Пресветлый Брат.

– Где я могу найти его отца? Он ещё не уехал?

Пресветлый Брат посмотрел с неодобрением, и Вячко понял, что одних слов было недостаточно. Он достал княжескую печатку из калиты, поднёс её ближе к свече.

– Теперь, Пресветлый Брат, ты ответишь мне?

Мужчина внимательно пригляделся к печатке, лицо его стало ещё мрачнее.

– Отец этого юноши остановился на постоялом дворе до завтрашнего утра. Но прошу тебя, не тревожь его понапрасну. Нет большего горя для родителя, чем похоронить своего ребёнка.

Вячко поклонился, поцеловал сол на груди брата, как это было принято, и попрощался.

Найти постоялый двор оказалось легко, в тёмном безлюдном остроге это был единственный дом, где горел свет и звучали голоса. Первая же подавальщица указала на отца убитого, он сидел за столом один, пил горилку и не стеснялся своих слёз. Люди сторонились его, никто не садился рядом, точно он был прокажённый. Одежда рдзенца выглядела заплатанной и перешитой, а родовые знаки на вороте рубахи точно не были совинскими. Вряд ли ученик королевского целителя мог быть его сыном.

Вячко велел подавальщице принести ужин на двоих и лучшего пива, что у них было. Он подошёл к рдзенцу, но тот был слишком увлечён горилкой в своей кружке.

– Да озарит Создатель твой путь.

Мужчина поднял на него мутные глаза.

– Ч-чего надо?

Он был мертвецки пьян и с трудом шевелил языком, но взгляд его не был пуст и туп, как у любого пьяницы, в них читалось что-то настолько глубокое и понятное, что заставило княжича быть честным. Он ответил прямо:

– Я ищу рдзенца, который проходил через Златоборск пять дней назад, его зовут Милош.

– Ты думаешь, что раз… раз… я рдз… раз… разенец, то каждого зе-е-емляка в лицо знаю?

Вячко выдвинул низкий стул из-под стола, но так и не присел.

– Нет. Но я знаю, что этого Милоша искали фарадалы.

На его удачу мужик был слишком пьян, чтобы понять, как это связано с его сыном.

– Тогда же-елаю Милошу удачи, а фарадалов чтобы Навь поглотила. Чтобы Аберу-Окиа косточки им всем обглодала, курвьим этим тварям, – от злости у него затряслись щёки, раскраснелось лицо. – Чтоб они, суки, все передохли! Ты ж не знаешь, – мужик поднял кружку с горилкой и выпил не поморщившись. – Они моего Томека…

С грохотом он поставил кружку на стол и закрыл лицо руками.

– Он мне всех гостей разгонит.

Вячко обернулся. Рядом стояла хозяйка двора, уперев руки в бока.

– Ты, рыжий, ему ужин заказывал?

– Я.

– Тогда бери ужин и тащи вместе с ним в его ложницу, тут хватит пьянствовать. Народу все эти рыдания не нужны.

– И где его ложница?

Хозяйка так раздражённо посмотрела на Вячко, что он впервые пожалел о своей привычке одеваться в дорогу скромно и не выделяться. Впрочем, будь женщина поумнее, так одного меча в ножнах хватило бы, чтобы она вела себя почтительнее. Бедные люди не могли себе позволить другого оружия, кроме ножа и топора. Меч носила только знать.

– Леська, помоги господину проводить гостя. Да ужин захвати. А ты его оплатил? – Она вдруг снова развернулась к Вячко, выпятила вперёд грудь.

Вячко достал несколько монет из калиты, и хозяйка осталась довольна.

Вдвоём с подавальщицей они довели пьяного рдзенца до его постели. Рядом с кроватью на полу лежал тюфяк с одеялом, а в углу были свалены мешки с вещами.

– Они с сыном всего на одну ночь остановились, – негромко произнесла Леся. – Хотели утром уже в дорогу отправиться, да вон как всё повернулось, – она вздохнула жалостливо.

Мужик заворочался на постели, укладываясь удобнее, и Леся заботливо накрыла его одеялом.

– Говорит, единственный сын у него, обучил всему, что сам умел. Они шли в Нижу, искали работу. Художники они, представляешь? Рисуют всякую красоту людям на радость, а их вон, ни за что…

– Неужели ни за что?

– Так у паренька даже денег с собой не было, всё отец при себе хранил. Фарадалы ночью и сюда пробрались потом, его избили, – она кивнула на спящего. – Всё переворошили, но так ничего и не взяли. В ум не возьму, что им нужно? Неужто просто ради веселья убили?

Некоторое время они стояли молча, каждый думая о своём.

– Ладно, пойдём, – Леся потянула Вячко за рукав. – Давай я ужин ваш поделю и тебе накрою в общем зале? Пусть он поспит.

Девушка увела его обратно, усадила за дальний стол, где было меньше людей и пахло чуть лучше. Пока княжич ужинал, Леся ухаживала за ним, рассказывала о своей работе, об остроге, о фарадалах, и Вячко уже понял, что остаться одному ему будет непросто. Обижать девушку не хотелось, но в Златоборске его ждала Добрава.

Время от времени Леся убегала, чтобы обслужить других посетителей, но к Вячко возвращалась чаще, чем к остальным.

– Значит, ты завидный жених? Наверное, от девиц отбоя нет? – спросила она, забирая кувшин с пивом.

– С чего ты взяла?

– Как с чего? Только к нам пришёл, а о тебе уже девки расспрашивают. Верно, к тебе в ложницу с боем придётся прорываться? – Она заливисто засмеялась.

– Какие ещё девки? – Ему знать было это без надобности, Вячко спросил просто, чтобы поддержать разговор.

– Да была только что какая-то, – Леся скривила лицо. – Не из наших. У нас таких не жалуют.

Вячко пожал плечами, не очень желая продолжать разговор. Уже на рассвете ему предстояло отправиться в путь, и время он собирался потратить только на отдых. Подавальщица задержалась, вытирая стол.

– Так что, много у тебя девок? Или одна-единственная дома ждёт? – Глаза её скользили по одежде Вячко, пытаясь найти или обручье, или ленту, любой знак, что он обещан другой.

– Ждёт, – улыбнулся Вячко. – Спасибо тебе за доброту, Леся, но я устал. Пойду спать.

К счастью, девушка оказалась понятливой и не последовала за ним. Вячко прикрыл дверь на засов, положил меч у изголовья и наконец заснул.

Но ещё до рассвета, когда ночь только начала бледнеть, отступая на запад, он проснулся, почувствовав на себе чужой взгляд. Дверь была открыта, и на пороге стояла девушка. Он не мог разглядеть ничего, только её силуэт.

Вячко остался на месте, но рука легла на рукоятку меча.

– Леся?

Он помнил, как навесил засов на дверь.

– Кто ты?

Неслышно тень скользнула в сторону и исчезла в темноте, слившись бесследно с предрассветными сумерками.

Глава 4

Ратиславия, Златоборское княжество

Дара с остервенением махала веником, выметая пыль из-за печи. Домовой фыркал, чихал и прятался глубже в угол, поглядывая с обидой на девушку.

– Перестань, мы так все задохнёмся, – жалобно сказала Веся. – Тихонечко нужно тряпочкой, водичкой.

Дарина посмотрела на сестру и продолжила мести дальше. Пыль взметнулась к самому потолку. Милош не выдержал и первым вышел на улицу, Веся поспешила за ним, прихватив с собой пяльцы с нитками.

– Зачем ты себя так ведёшь? – с обидой спросила она, прежде чем уйти.

Дара промолчала и продолжила убираться.

Рано утром отец уехал в Медвежий Лог за плотником для мельницы. Его провожала вся семья, кроме Дары. Она попыталась поговорить с ним раньше, попросила прогнать рдзенцев из дома, но Молчан даже не стал её слушать.

– Есть закон гостеприимства, и кто его нарушит, тот прогневает богов и предков.

– Милош подбивает клинья к Весе. Вот если они убегут вместе или, не допусти Создатель, он её обесчестит…

Отец только отмахнулся:

– У Веськи есть голова на плечах и родная мать, чтобы за ней следила, а рдзенцы скоро уйдут. Тут им ловить нечего.

Спорить с Молчаном всегда было бесполезно. Он был немногословен, но упрям, а если гневался, то мог и ударить. Дара даже обрадовалась, что не будет видеть его хотя бы несколько дней. Она вообще никого видеть не желала и радовалась, что ни Богдан, ни Рычко, ни другие деревенские в эти дни на мельницу не заглядывали.

К обеду Ежи отправился в Мирную, и из мужчин в доме остались только Барсук и Милош. У деда разболелась спина, и он пролежал весь день на печи, а чародей был занят Весняной. Он вырядился в плащ с меховой оторочкой, хотя было жарко даже в одной льняной рубахе. В ухе Милоша болталась изумрудная серьга, на пальцах красовались перстни, и даже на поясе были серебряные пластинки. Он так сверкал украшениями, точно пытался привлечь внимание не дочки мельника, а стаи сорок.

– Расфуфырился, что красна девица, – усмехнулся Барсук, выглядывая с печи. – Дарка, ты бы сказала этому индюку, что если он Весю тронет, то я, не будь старым калекой, найду на него управу.

– Я уже сказала.

– Ещё раз скажи, а то, если он не шибко понятливый, мне ж с ним поговорить придётся. Эх, помню был у нас один такой, с Вердии купец приезжал. Уж какой весь из себя, блестел аж на солнце. Мне потом Милочка моя пояснила, что это масла для кожи такие на юге используют. Дорогущие, вонючие. Дрянь одна! – презрительно фыркнул дед.

Дара мела пол да слушала.

– И вердиец этот начал за моей Милой ухлёстывать. Ну, у меня с ним разговор короткий был. Ка-ак взял и прямо…

– Батюшки, что же вы в пылище-то такой сидите?! – воскликнула Ждана, выглянув из сеней. – Дара, ты что творишь? Прибери немедленно в доме. Отец, а ты иди на улицу, на воздухе свежем посиди. А то закашляешься здесь.

Она зашла в дом, спрятала в подпол крынку с молоком.

– Никакой помощи от тебя, Дара, только грязь развезла.

Дед тяжело поднялся с печки и медленно прошёл к двери. Дара прекратила мести, дождалась, пока Барсук выйдет из дома, и сразу подошла к мачехе, прошептала:

– Скажи Весе, чтобы держалась подальше от этого рдзенца. Не нравится он мне.

– Ревнуешь, что ли? – хмыкнула Ждана.

– С чего бы мне ревновать?

– А то я не поняла, где ты вчера в одной рубахе моталась. Срам-то какой, – возмутилась мачеха. – Сначала-то, может, и не догадалась, но потом скумекала, с кем ты ночью шлялась.

Лицо Дары потемнело, глаза заблестели холодно.

– Тогда тем более скажи Весе остерегаться Милоша.

– Отчего же? Они себя ведут пристойно, разговаривают только и то под моим приглядом.

– Он чародей.

– Целитель он, из самой рдзенской столицы, ты что, не слышала?

Дара разозлилась на мачеху. Не могла Ждана не видеть, кем был Милош. Все в Заречье чуяли чародеев.

– Если думаешь, что он свататься будет, то ошибаешься, – процедила она. – Заморочит Веське голову и пропадёт без следа.

– Дара, – строго произнесла Ждана. – Веся мне рассказывала, что ты всех парней от неё гоняешь, только я не позволю её судьбу поломать. Сама в девках сиди, если тебе то по душе, а ей жизнь не порть. У Веси своя голова на плечах, да и я за ней присматриваю.

– Он же рдзенец! – с отчаянием воскликнула Дара.

– А всё-таки городской. Такая удача редко случается. Может, станет моя Весняна женой целителя, а это всегда уважение и достаток.

– Уважение?!

Дара с яростью бросила веник в сторону, не глядя, сбила со стола глиняную миску с ягодами. Миска со звоном разлетелась на осколки. Земляника посыпалась со стола, покатилась по полу.

– Посмотрим, как Охотники Весю зауважают, когда прознают, что Милош чародей.

– Ах ты, бешеная!

Дара выскочила из дома, пролетела мимо Барсука, мимо Веси и Милоша и побежала к реке. Сестра и дед что-то кричали ей вслед, но она даже не обернулась.

В груди кипела ярость. Ноги несли вдоль берега, Дара чувствовала босыми ступнями мягкую траву и редкие острые камни.

Она хотела остаться одна. Она мечтала об этом.

Вдалеке от мельницы, где река петляла, огибая высокий холм, и уходила в поля, росла старая ива. Ветви её низко наклонились над водой и скрипели на сильном ветру, грозились обрушиться. Дара любила сидеть почти на самом конце ствола и разглядывать серые камни на дне.

Забравшись на любимое дерево, она подобрала длинный подол и опустила ноги в воду. Свет прорывался сквозь зелёную листву, и солнечные зайчики прыгали по поверхности реки.

Прямо под ивой вынырнул водяной и громко усмехнулся, его большой словно бочка живот затрясся, вода в нём забулькала.

– Крутит-вертит вами чужак, – проговорил он, и вода вытекла у него изо рта. – И тобой в первую очередь.

Дара уже остыла и не могла больше злиться. Ей хотелось только, чтобы водяной оставил её в покое.

– Что тебе своей жизнью не живётся, а?

– Скучно под водой, тошно, – пожаловался дух, щуря рыбьи глаза. – Хочешь, я под воду его утащу? Или русалку попрошу. Она тоже… от такого же…

Дара заинтересованно слушала. Никогда прежде водяной не рассказывал, что случилось с русалкой.

– Как её звали?

– Нельзя вам, живым.

Из груди вырвался разочарованный вздох. Из всех духов, что жили на мельнице и в полях вокруг, водяной заговаривал с ней чаще остальных, но никогда не называл своего имени, как и не знал настоящее имя Дарины, только то, которым её называли другие.

И всё же водяной был всегда добр. Он приносил красивые кувшинки к берегу, загонял рыбу в сети, расставленные Барсуком, и никогда не затапливал мельницу, как делали часто водяные в других деревнях.

Дара вдруг почувствовала, как сердце кольнуло запоздалое чувство вины.

– Прости, что корягой в тебя кинула, – сказала она. – Я нередко с тобой груба бываю… но ещё раз увижу, что подглядываешь, когда мы купаемся, берегись!

Водяной будто не услышал её и некоторое время молчал. Чешуя на его рыбьем теле переливалась на солнце. Дара отвела от него взгляд и прикрыла глаза. Внизу журчала вода, а где-то на ветвях ивы сидел соловей, распевающий свою песню. Дрёма подкралась осторожно, коснулась макушки, погладила по волосам.

– Коготь, перо или шкура, – вдруг произнёс водяной.

Дара встрепенулась, открыла глаза.

– Что?

– Коготь, перо или шкура, – повторил водяной.

Девушка свесилась с ветки, пытаясь заглянуть ему в лицо, но дух, совсем позеленев, скрылся под водой, только глаза остались.

– Что это значит?

Водяной упрямо молчал, но не уходил. Значит, он желал получить что-то в ответ: обещание или подарок. Пришлось посулить ему лучшие свои бусы, подаренные отцом на пятнадцатые именины.

– Коготь, перо или шкура, – водяной выплюнул воду, выныривая из реки. Он подплыл ближе под ветку, на которой сидела Дара. – Оборотень носит с собой часть личины. Её нельзя потерять, но можно украсть.

– И? – от нетерпения Дара наклонилась ещё ниже.

– Украсть и сжечь. Украсть и сжечь. Оборотень потеряет одно обличье, будет заперт в другом.

– В зверином обличье?

Больше дух ничего не сказал и скрылся под водой. Дара осталась одна наедине с мыслями.

Это было бы слишком жестоко, запри она Милоша в соколином теле.

«Он уйдёт скоро, – с надеждой подумала Дара. – День, два, и вернётся обратно в Рдзению. Ему ни за что не найти проводника, он сдастся».

Не спеша и не замечая ничего вокруг, она дошла до мельницы. Даже издалека было слышно, как громко ахала Веся, а Старый Барсук причитал о чём-то. И стоило Даре ступить во двор, как на неё налетела мачеха.

– Дела все бросила и убежала, – возмутилась она. – Мы с Весей еле успели со всем без тебя управиться и пока твою работу выполняли, у нас корова пропала. Иди ищи теперь, а то, не допусти Создатель, она опять наестся клевера. Ночью дождь прошёл, её же раздует.

Корову Ромашку обычно пас Барсук, и Дара знала все места, куда он водил её, но были они неблизко, и пока бежала Дара к одному полю, Ромашка могла уйти ещё дальше и вконец потеряться. Без пригляда корову ждало немало бед. Её могли увести в чужое стадо, могли погрызть волки или укусить гадюка. Дара бежала, вглядывалась в поля, и сердце сжималось от волнения. Корова стоила немало, она кормила всю семью. Если бы она потерялась, то семья осталась бы без молока и творога, без пирогов и блинов до самой осени, а если урожай будет плохим, то и вовсе до следующего года.

В спину вдруг прилетел камешек. Дара оглянулась через плечо и заметила полевика. Он замахал рукой, привлекая внимание, и девушка остановилась, проговорила нетерпеливо:

– Я ищу нашу корову. Ты её не видел?

Полевик затряс пушистой головой, и жёлтые волосы его закачались. Быстро перебирая короткими ножками, он пробежал средь высокой ржи, не решаясь выйти на дорогу, и поманил Дару к себе. Она вздохнула и подошла ближе.

– Что ещё такое?

Дух говорил всегда быстро и невнятно, голос его шелестел, как колосья на ветру. Даре пришлось наклониться совсем низко и вслушаться внимательно в его речь.

– Чуж-жие люди. З-злые глаза, тёмные помыс-слы, – пробормотал полевик. – Кр-ровью пахнут. Кр-ровью!

Дара почувствовала, как мурашки пробежали по спине.

– Кто эти люди? Ты слышал, о чём они говорили?

– Язык чуж-жой, грубый, страш-шный. Ж-жутко. Прогони их, скажи уходить. Они чужие здес-сь.

Дара судорожно сглотнула.

– Куда они пошли?

– Мимо вс-сех деревень, мимо людей. С-соловей из рощ-щи у реки пропел, что они вс-сех сторонятся, но за вс-семи с-смотрят.

– Где они сейчас?

– У чёрного с-столба. Там, где зима с-сгорела.

Дара взволнованно оглядела поле, будто за каждой травинкой скрывались враги. Кто мог так перепугать духа Нави? Кого он мог бояться?

У Дары пересохли губы. Неужели Охотники Холодной Горы пришли в их края?

Она поклонилась полевику, развернулась и побежала со всех ног.

Чёрный столб стоял в стороне от всех домов на краю Великого леса. Ещё до того дня, когда княгиня Злата принесла в Ратиславию слово Создателя, там, где Звеня виляла у опушки, стояло капище Мораны. Лишь волхвы и те несчастные, чью семью посетила владычица смерти, приходили к ней на поклон. Но с тех пор как прогнали старых богов, с тех пор как пожар разрушил капище и от него остался один чёрный столб, люди бывали там только раз в году на пороге весны, чтобы сжечь чучело и прогнать зиму.

Но Охотники вряд ли боялись навьей богини. Неудивительно, что они пошли к старому капищу.

До рези в глазах Дара вглядывалась в поле перед собой. Она бежала что было сил, бежала, дивясь собственной глупости. Разве не стоило ей спрятаться? Зачем она неслась навстречу гибели? Охотники бы убили её не раздумывая просто потому, что мать Дары была чародейкой.

Наконец показался чёрный столб. Дара нырнула вниз, в высокую траву, выглянула осторожно. Она никогда не приходила к капищу одна, всегда только с деревенскими на праздник, когда было шумно и весело.

Летом в жаркий полдень от зноя и тишины гудел воздух. Ни птица, ни зверь не показывались рядом. Даже духи обходили это место стороной. Чёрный столб стоял одиноко посреди голой поляны. Старый Барсук однажды сказал, что раньше, когда этому столбу поклонялись, на нём была вырезана женщина с серпом, но с трудом получалось узнать в обгоревшем чёрном столбе могучую Морану-зиму.

Дара приподнялась повыше, пытаясь найти Охотников.

– Кого ищешь?

Она вскрикнула, подпрыгнула на месте и чуть не упала. Позади стоял мужик в чём-то похожем на зипун, только сделанном из кожи. Он был черноволосый и смуглый, с золотой серьгой в ухе. Фарадал.

– Кого ищешь, девка? Не меня? – ухмыльнулся он по-разбойничьи.

– Корову, – проговорила тихо Дара.

– Что?

– Корову. Не видели нашу корову? Чёрно-белая такая, Ромашкой зовут.

Фарадал повёл бровью.

– Она сама, что ль, представиться должна? А то как я её имя узнаю?

И он расхохотался во весь голос. Дара стояла, не смея пошевелиться. Значит, вольных детей, а не Охотников испугался полевик. Они были чужаками, они говорили на незнакомом языке, и они были опасны. Если им вздумалось бы навредить теперь Даре, она бы ничего не смогла сделать.

Из-за деревьев показалось ещё четверо мужчин. Все были при оружии.

– Что тут, Янко?

– Да девка корову ищет. Зовут Ромашкой.

– Девку?

– Корову, – фарадал снова расхохотался. – Не встречал такую?

Все пятеро засмеялись над его шуткой.

Дара попятилась назад.

– Если не найду, мачеха с меня три шкуры сдерёт, – пролепетала она. – Но раз вы не видели её, я лучше пойду дальше искать.

Мужчины задумчиво оглядели её, и Дара заметила, что один из них положил руку на рукоять кривого меча.

– Не видели мы твоей коровы, – сказал Янко неожиданно сухо. – Желаем тебе найти её. Только и мы кое-кого ищем. Не встречала в округе рдзенца? Думаю, чужаки редко заходят в ваши земли.

Рдзенца.

– Никого чужого, кроме вас, я давно не видела, – Дара сделала ещё шаг назад. – Даже на ярмарке последней мало было народу, и то все с соседних деревень. А зайди какой рдзенец к нам в деревню, так его камнями бы закидали, поганого, – она сморщилась с презрением. – А зачем же вы ищете его? Тать какой?

– Именно что тать, – подтвердил фарадал. – Вор. Он обокрал нашу телепту, старейшину, и убил наших братьев. Он должен ответить за свои злодеяния.

Дара охнула испуганно, не притворно.

– Надеюсь, он сюда не придёт, – проговорила она. – Страшно как, что такой человек гуляет на воле. Вы уж найдите его, пожалуйста.

– Найдём, – с уверенностью пообещал Янко, пристально глядя Даре в глаза.

– Хорошо… Я пойду дальше корову искать.

Шаг, ещё шаг.

Фарадал молча кивнул, его спутники наблюдали за Дарой, а она развернулась и побежала прочь по полю.

Если фарадалы бы прознали, что Милош остановился на мельнице, пострадали бы они все. И Веся, и Барсук, и отец с мачехой. Нужно было прогнать рдзенцев прочь, пока не случилась беда. Но Дара не знала, с кем поговорить, кого попросить о помощи. Барсук был стар и немощен, он не мог поспорить со Жданой. Одна надежда оставалась на отца, а он мог вернуться только через седмицу. Семь дней. За это время фарадалы точно найдут Милоша и зарежут их всех. Что она могла сделать?

Дома никто даже не подозревал о надвигавшейся беде. Когда Дара вернулась, все уже успокоились и забыли о ней. Корова сама пришла из полей, заслышав, как её звал Старый Барсук, Ждана приготовила ужин, а Милош избавил деда от болей в спине с помощью чар. Никто не желал больше ссориться. Почти одновременно с Дарой вернулся и расстроенный Ежи. В Мирной тоже не нашлось проводника, и, значит, гости уходить не спешили.

Дара заметила, как Милош посерел лицом и порой прихрамывал на левую ногу. Когда солнце стало клониться к лесу, она нашла его у запруды. Чародей сидел на том самом месте на плотине, где они говорили несколько ночей назад.

– Вам не найти проводника.

Милош повернул голову, равнодушно её разглядывая.

– Уже сам догадался. Тавруй отказался даже говорить с Ежи, когда узнал, в чём дело.

– И чем дольше ты задерживаешься, тем хуже будет моей сестре.

Он лишь пожал плечами:

– Неужто тебе совсем всё равно? Она…

– Не совсем, – признал Милош. – Но если хочешь, чтобы я ушёл, то проведи меня к лесу.

– Нет. Уходи подобру-поздорову. Иначе я придумаю, как тебе отомстить.

Он засмеялся:

– Куда тебе, ведьма с мельницы? – И хоть были его слова надменны, но голос звучал мягко, будто ветер играл в камышах. – Ты даже колдовать никогда не пробовала.

Дара вспыхнула вмиг, желая со всей силы ударить Милоша, да так, чтобы он упал в запруду, где утащит его на дно водяной.

– Я знаю, что тебя ищут фарадалы, – процедила она сквозь зубы.

Милош широко распахнул глаза.

– Откуда ты?..

– Встретила их сегодня, о тебе расспрашивали. Я ничего не сказала, но они всё равно найдут вас, если останетесь здесь. Ты навлечёшь на всех нас беду. Уходи.

Рдзенец помотал головой, отводя взгляд.

– Не могу. Мне нужно в Великий лес.

Дара не желала больше его слушать. За минувший день она вспомнила каждый слух, каждый рассказ, каждую страшную весть о вольных детях, о том, как они похищали детей, обманывали и убивали ради наживы. Как поступят фарадалы, узнав, что их враг скрывался на мельнице?

– Я всё расскажу отцу и мачехе.

Чародей повёл бровью.

– Мне нужно в Великий лес. Хочешь избавиться от меня, так проводи сама или научи, как задобрить лешего.

– Уходи, – упрямо повторила Дара.

– Проводи меня в лес.

Продолжать разговор казалось бесполезным. Дара ушла с запруды, не сказав больше ни слова. Она хотела пойти к Ждане, но стоило спуститься к дому, как дорогу ей преградила Веся. Сестра беспокойно теребила медовую косу.

– О чём вы с Милошем болтали?

– Я сказала, что он должен уйти.

Огромные голубые глаза сестры в один миг наполнились слезами.

– Дара, не гони его, не рушь моё счастье, прошу тебя.

– Что?

– Не надо так, пожалуйста, – Веся схватила Дару за руку, прижала её ладонь к своей груди. – Я люблю его. Тебе не понять меня, но хоть пожалей. Я так счастлива впервые в жизни, и он тоже любит меня.

Дара задохнулась от возмущения. Как легко, как быстро задурил Милош голову её сестре!

– Веся, о чём ты говоришь? Ты не знаешь его совсем, он чужак, рдзенец!

– Это не важно. Если люди будут против, я уеду с ним в Совин. Это большой город, там никому не будет до нас дело.

– Что он тебе наплёл? Веся, не нужна ты ему. Он играет только, чтобы меня позлить. Его фарадалы ищут, он преступник!

Веся отшатнулась, по щекам её потекли слёзы.

– Вот ты, значит, как со мной… Завидуешь моему счастью, Дарка, потому что сама полюбить никого не способна. Сожжёт тебя ведьмовская злоба.

Слова не били, не обижали, но только больше распаляли злость. Хотелось закричать, встряхнуть сестру за плечи, но Дара сдержалась.

– Ты просто повторяешь слова своей матери. Веся, не будь дурой, ты же знаешь, я о тебе беспокоюсь…

– Неправда! – Сестра закричала так громко, что стало, наверное, слышно и у запруды, и в доме. – Ты боишься, что одна останешься, вот и держишь меня при себе, как собаку на цепи. Только моему счастью тебе не помешать.

И она убежала прочь в избу, в объятия любимой матери. Дара смотрела ей вслед и не знала, что думать. На мгновение она даже заподозрила, что Весю приворожили чарами. Никогда прежде она не влюблялась и чувства всегда в себе держала. Не могла же она потерять голову всего за несколько дней?

Дара обернулась и увидела Милоша у запруды. В сумраке трудно было разобрать, что означало выражение его лица, саму Дару перекосило от гнева. Как смел рдзенец настраивать против неё родную сестру? Как смел он угрожать ей? Как смел оставаться в их доме, навлекая на всех беду?

Нельзя было дожидаться возвращения отца.

* * *

Стоял шестой день седмицы, и Старый Барсук сказал, что в это время положено мыться. Они истопили баню. От пара Ежи разомлел и задремал в предбаннике. Милош, растянувшийся на соседней лавке у стены, заснуть не смог.