Текст книги "Золотые земли. Сокол и Ворон"

– Ты в порядке? – хмуро спросил он.

Веся замотала головой.

– Чего ты ревёшь-то? Всё обошлось. Мне же досталось, а не тебе.

Девушка замотала головой в стороны так сильно, что казалось, она вот-вот отвалится.

– Я просто подумала… А что, если они тоже на меня нападут? Если уж лойтурцы такими оказались, то они…

– Кто? – не понял Ежи.

Она вся сжалась и прошептала:

– Рдзенцы. Они станут меня унижать.

Ежи в недоумении уставился на Весю.

– Зачем?

– Как зачем?! – искренне удивилась девушка. – Я же ратиславка, а рдзенцы нас ненавидят. Они все подлые, как… как гадюки!

– Мы? Подлые?! – возмущённо воскликнул Ежи. – Что же ты с таким подлецом рядом делаешь? Вы, ратиславцы, не только неблагодарные, но ещё и глупые. Лучше бы ты оставалась в своей деревне. А я сегодня из-за тебя получил, между прочим!

Весняна вскинула голову:

– Я тебе, конечно, благодарна, но если ты так думаешь обо всех ратиславцах, то мне и говорить с тобой не о чем. Матушка с батюшкой вас с Милошем к себе пустили, кормили-поили, а теперь вон, значит, как? Мы неблагодарные? Да ты бы спасибо сказал, что я с тобой пошла твоего друга спасать. А ты даже себя защитить не можешь. Если бы не лойтурский господин, то меня…

Она снова сморщила нос, едва сдерживая слёзы, заставляя Ежи чувствовать себя виноватым за её горе. Это было несправедливо. Он делал всё ради неё, он себя не жалел ради неё.

Юноша вспыхнул до самых кончиков ушей:

– Да я бы сам справился. И вообще всё из-за тебя началось. Я бы уже в Совине был, если бы ты не ныла всю дорогу. Ой, я ноги натёрла, – передразнил он писклявым голосом. – Ой, у меня живот болит, ой, я волков боюсь, ой, я рдзенцев боюсь.

Ежи презрительно плюнул в сторону.

– Тьфу! Курица ратиславская. Шла бы обратно на свою мельницу.

– Курица, значит? – Лицо у Веси вытянулось от обиды, брови взлетели вверх. И, откинув медовую косу назад, она сказала надменно: – Раз я такая-сякая, то что ж ты с меня глаз не сводишь? Не стыдно такому умному в глупую девку влюбиться? Я же всё вижу.

– Я? Влюбился? – Ежи хотел сказать это презрительно, даже насмешливо, но в голосе прозвучала обида, а губы дрогнули капризно, как у малого ребёнка. – Да больно ты мне нужна. Да за мной дома девки покраше тебя бегают. И не какие-нибудь ратиславские кметки, а столичные господицы. Рдзенские. Настоящие красавицы! Вот! А Милош… Да Милош с тобой заигрывал, только чтоб твою сестру позлить.

Веся ахнула так испуганно, так обиженно, будто Ежи её ударил. Больше она не сказала ни слова, развернулась и пошла прочь. Ежи остался на краю поля. Далеко за тёмной полосой рощи виднелся Старгород. Главный тракт от пограничного ратиславского города до Совина делал большой круг, огибая незасеянное поле. И Веся, чтобы сократить путь, пошла напрямик.

– Эй, ты куда? – крикнул ей вслед Ежи.

Но девушка даже не оглянулась. Она сошла на узкую тропку среди зарослей бурьяна.

– Заблудишься! – предупредил её Ежи.

Веся упрямо шагала вперёд. Он поглядел ей вслед, поправил суму за плечами. Рука, которой он сжал ремешок, так болела, что едва получалось двигать пальцами. Хотелось плакать от собственной бесполезности. Ежи развернулся и пошёл дальше.

«Пусть пропадёт, так ей и надо», – обиженно подумал он.

На обочине сидела старушка. Она явно видела и слышала весь их разговор, потому что стоило Ежи с ней поравняться, как старуха произнесла:

– Милок, ты б сказал своей невесте, что туда ходить не стоит.

– Чего так? – Ежи хотел пройти мимо, но почему-то остановился.

– Так там мертвяки неупокоённые, туда никто не ходит. Даже дорогу в обход сделали.

– Какие ещё мертвяки?

– Так те, что полегли в междуреченской битве. Когда ещё сын Златы погиб. Ты-то рдзенец, – старуха не скрыла презрения в голосе. – Но девчонку жалко будет. Пропадёт почём зря.

Ежи покосился в сторону Веси. Та ушла столь далеко, что за высокой травой её было почти не разглядеть.

– Пусть идёт, – сердито бросил парень. – Без меня справится.

Старуха покачала головой и что-то ещё сказала, но Ежи её больше не слушал.

Долго он шагал по дороге и всё никак не мог перестать злиться на Весю. Несколько раз порывался вернуться и останавливал себя. Нельзя было отвлекаться на девчачьи глупости. Ему нужно было как можно скорее вернуться к Стжежимиру и отдать ему фарадальское чудо. Ему нужно было найти Милоша, и не было ничего важнее. Если только он всё ещё был жив. Если он был жив, то всё остальное не имело значения.

Ежи крепче сжал ремешок сумы. Если Милош не умер, если фарадальское чудо могло его спасти, то всё остальное не казалось таким уж страшным.

На перекрёстке посреди безлюдных полей Ежи снова остановился, обернулся назад. Веси нигде не было видно.

В одиночестве на Трёх Холмах стало не по себе. Ежи знал от матери, что где-то в этих землях погиб его отец во время сражения, что в той битве чародеи с обеих сторон обрушили такие страшные заклятия, что до сих пор люди боялись селиться в округе, и на многие вёрсты простирались заброшенные пашни.

Задолго до заката Ежи набрёл на один-единственный жилой волочок, принадлежавший рдзенцам. Хозяева привыкли к гостям, а земляку обрадовались куда больше, чем любому другому случайному путнику. За скромную плату глава семьи накормил Ежи ужином и проводил ночевать.

– Только там мешок остался от последних гостей, ты его не трогай, – предупредил он. – У нас Охотники Холодной Горы останавливались, лучше их не злить. Вернутся ещё, наверное, за своими вещами.

Ежи опасливо покосился на самый обычный мешок в углу ложницы.

– А зачем они здесь? Разве на Трёх Холмах есть ведьмы?

– Да лучше б ведьмы, с ними хоть по-человечески договориться можно, – вздохнул мужик. – Там, где битва была, до сих пор умертвия ходят и всякие нечистые духи. Даже сеять нельзя, ничего, кроме травы, не растёт. Все отсюда уехали, одни мы остались, следим за волочком. Нам-то на жизнь хватает, а кметам земля нужна, пашня. Вот надеемся, что Охотники прогонят нечисть прочь и люди вернутся.

– Умертвия? Настоящие умертвия?

Веся осталась совсем одна в полях. Ежи бросил её одну с нечистой силой.

Он даже не дослушал, что ответил хозяин, и выбежал прочь со двора обратно на дорогу.

Позабыв про усталость, он побежал со всех ног по тракту к реке. Он не чувствовал ног, он не замечал ни случайных прохожих, ни заброшенных изб. В боку закололо от бега, но даже это не остановило Ежи. Он спешил как никогда в жизни.

В сумерках всё вокруг переменилось до неузнаваемости, и тропки в полях, и деревья на обочинах все казались одинаковыми. Отчаявшись, Ежи наугад сошёл с дороги в поле. Он ступал по неровным бороздам. Много лет не пахал там плуг, не прорастало пшено, всё вокруг заросло полевыми цветами да травой.

– Веся!

Ежи звал её снова и снова, но тишиной отвечали поля.

– Веся!

В груди росло давящее, не позволяющее вздохнуть чувство страха. Ежи продолжал идти, а солнце садилось всё ниже, и надежда таяла вместе с дневным светом. Он так хотел спасти её, так хотел найти. Он до дрожи в ногах, до боли в сердце боялся остаться один на Трёх Холмах.

– Вот же вредная девчонка, – пробурчал себе под нос Ежи.

Закатный багрянец пролился в море осоки и полыни. Безмятежно вздохнула роща, и прощальная птичья трель разнеслась над землёй. Медленно с востока подкралась ночь и поглотила последние лучи солнца.

Рядом не было ни широких дорог, ни даже узких заросших тропинок. Ежи пошёл по высокой траве, опасливо глядя себе под ноги.

Сумрак опустился на поля.

– Веся, – Ежи сам не понял, отчего позвал так тихо. Ночь и страх приглушили его голос.

И в ответ донеслось от земли:

– Кого ты ищешь, путник?

Ежи в испуге отпрыгнул в сторону, озираясь. Кому вздумалось забрести в такую глушь да ещё спрятаться в высокой траве?

– Куда ты? Обожди, – попросил голос, а Ежи всё никак не мог разглядеть, кто запрятался среди зарослей полыни.

– Кто здесь? – с опаской спросил он, сделал несколько шагов и вдруг поскользнулся. Он рухнул вниз, проехал задом по низкому склону и оказался в неглубоком овраге, сразу вскочил на четвереньки, чтобы скорее взобраться наверх.

– Кто ты, путник? – голос на этот раз прозвучал за спиной. Совсем рядом.

Ежи присел, оглянулся назад, но вновь никого не увидел. Он осенил себя священным знамением и задержал дыхание, боясь пропустить звук шагов.

– Куда ты держишь путь? – раздалось рядом, и только тогда Ежи понял, что голос доносился снизу.

Что-то холодное и шероховатое зашевелилось под ладонью. Он отдёрнул руку. Ежи посмотрел на землю рядом с собой и увидел человеческий рот прямо у своих ног.

Из груди вырвался вопль. Ежи подпрыгнул на месте, рванул прочь из оврага, снова неуклюже упал, снова подскочил, взобрался наверх, где его нагнал усталый голос:

– Не убегай, хлопец, обожди. Я не обижу тебя.

И Ежи против собственной воли обернулся.

– Прошу, хлопец.

Дух бы так и поступил: сыграл бы с ним злую шутку, попробовал бы задурманить разум. Ежи стоило бежать прочь и просить Создателя о защите, но отчего-то он задержался, на четвереньках подкрался к краю оврага, даже не осознавая, что шумел сильнее кабана, прорывающегося сквозь бурелом.

Одно-единственное слово – хлопец – заставило его вернуться. Ратиславцы так не говорили, у них было своё слово – парень. Так отчего это чудовище, чем бы оно ни было, обратилось к нему по-рдзенски?

Осторожно Ежи выглянул из зарослей и распахнул от удивления рот.

На дне оврага из-под потрескавшейся земли выглядывало серое испещрённое морщинами и прибитое пылью лицо. Настоящее человеческое лицо, левая часть которого оставалась под землёй. На Ежи мужчина скосил свой единственный глаз. Закопанная челюсть двигалась с трудом, когда он говорил, и речь его звучала невнятно:

– Как тебя звать, хлопец? Я вижу, что ты совсем ещё юн, но не разгляжу: рдзенец или ратиславец?

Ежи долго открывал рот, но не мог издать ни звука.

– Рдзенец, – с трудом выдавил он наконец.

– Поговори со мной, прошу, – говор у мужчины был мягкий, плавный. Не стоило и сомневаться, что перед Ежи лежал его земляк. – Расскажи, что происходит в Рдзении, победили ли мы ратиславцев? Отомстили за наши страдания?

Ежи был настолько ошеломлён увиденным, что не расслышал вопроса. Он сглотнул и с трудом выговорил:

– Кто тебя так закопал? Ты преступник?

В детстве он видел однажды, как женщину, изменившую своему мужу, закопали по голову в землю и оставили на несколько дней. Может, на Трёх Холмах принято было так же поступать с преступниками?

Незнакомец грустно усмехнулся.

– Никто не успел закопать меня, добрый хлопец, в том и беда, – сказал он. – Когда началась буря, мы все были погребены под землёй, и мои друзья в муках погибли страшной медленной смертью. Один я томился во мраке, покуда не размыло дождём нашу братскую могилу. С тех пор не раз успел выпасть снег и растаять. Я сбился со счёта.

Ежи не смел пошевелиться. И чем дольше он оставался в овраге, тем яснее видел, что давно не беспокоила землю лопата и успела вырасти трава у самого лба мужчины, а муравьи построили себе жилище у его шеи. И вкопан несчастный был не ногами вниз, как поступали с провинившимися, но лежал на спине, будто в могиле.

– Кто ты такой?

– Звать меня…

Мужчина начал уверенно, да вдруг запнулся.

– Как же моё имя? Ох, хлопец, теперь трудно вспомнить, как нарекли меня родители, – голос его стал сиплым, глухим. – Войцех, – проговорил он. – Да, Войцех. Так звала меня мать, когда я был мальчишкой, так обращался учитель, когда я пришёл в Совиную башню.

– Ты колдун? – ахнул Ежи.

– Я был колдуном, добрый хлопец. Давно… Скажи, мы победили ратиславцев?

– Когда? – Он чуть не прикусил себе язык за глупый вопрос. На Трёх Холмах только однажды сражались чародеи, и до сих пор после той битвы ходили живые умертвия по проклятой земле.

– В войне, в войне, конечно же. Я знаю, что мы проиграли битву при Трёх Холмах. Мы все, и ратиславцы тоже. У нас было больше чародеев, но среди ратиславцев сражались ученики Золотой ведьмы. Она обучила их, как велеть земле разверзнуться и поглотить всё живое. Духи слушались каждого их слова, пожирали наших людей заживо. Но буря смела нас всех. Да, нас всех…

Битва при Трёх Холмах случилась восемнадцать зим назад.

– Мы потеряли город на севере, – Ежи не смог вспомнить его названия. Когда он родился, город уже был уничтожен и покинут.

– А что с Совином?

– Совин стоит.

– Хорошо, хорошо, – облегчённо пробормотал колдун. – Я всё это время думал, отомстили ли за нас, помнят ли…

– Господин чародей, – перебил Ежи, поражённый собственной смелостью. – Как вышло, что ты до сих пор жив?

Войцех растерялся и вдруг замолк, шамкая сухими губами, подбирая слова. Он вспоминал.

– Так давно это было… как давно? Скажи, хлопец, сколько я был узником у собственного тела?

Ежи мялся, не желая отвечать. Каково будет Войцеху осознавать, что уже почти два десятка лет пролежал он мёртвый вдали от Родины?

– Давно, – всё-таки ответил Ежи, не решаясь соврать мертвецу. Говорили, что они могли отличить ложь от правды. – Восемнадцать зим минуло.

Лицо Войцеха исказили удивление и боль. Он прикрыл единственный глаз и замолчал, а Ежи в нетерпении ждал ответа и удивлялся собственной храбрости. Разве мог он представить, что решится заговорить с чародеем, да ещё и с мёртвым? Даже Стжежимир, пожалуй, не поверил бы, что такое возможно.

– Послушай, хлопец, – произнёс после долгой тишины Войцех. – Перед бурей я пал жертвой проклятия. Я мёртв, тело моё медленно гниёт, но душа никак не освободится. Я хочу, чтобы это закончилось. Прежде я жил в Совиной башне в домике у самого пруда. Мои учителя… быть может, они ещё живы. Они придумают, как снять проклятие и подарить мне смерть. Найди мой оберег на теле. Ты легко узнаешь его, на нём изображена сова. Отнеси его в башню, с ним тебя пропустят внутрь. Попроси прислать чародея. Нет больше мочи гнить на дне оврага. Я жажду покоя.

Не осталось Совиной башни, как и не осталось в Рдзении других чародеев, кроме Милоша и Стжежимира. Но Ежи послушно кивнул. Ему приказал говорящий мертвец. Как он мог отказать? Верно, Войцех уже наложил на него страшное заклятие, и если Ежи ослушается, то умрёт. Он захотел осенить себя священным знамением, но испугался, что это разозлит чародея.

Ежи спустился ниже в овраг.

Сердце готово было выпрыгнуть из груди, но руки упрямо копали. И вот на ввалившейся мертвенно-бледной груди Ежи нащупал медный круглый оберег, схватил его, и тонкая нитка, на которой он висел, оборвалась. Тут же Ежи выскочил из оврага. И резко остановился на краю, вина острой иглой уколола его в сердце. Он ожидал увидеть ненависть и осуждение в глазах Войцеха, но чародей наблюдал за ним с пониманием. Верно, он ещё помнил, как пугала живых смерть.

– Я… я всё сделаю, – пообещал Ежи, понурив голову. – Я знаю одного чародея и расскажу ему о тебе, – он повесил оберег на одну цепочку с золотым солом, спрятал под рубахой. Металл холодил кожу. Ежи хотелось верить, что этим чародеем всё же будет Милош, а не Стжежимир.

Войцех не сказал ни слова на прощание, даже не посмотрел на него. Единственный глаз слепо уставился в небо, точно выискивая что-то. Он не попрощался и не поблагодарил. Одиночество окружило его так плотно, что Ежи не смог пробиться сквозь него. Впрочем, он был рад уйти подальше от мертвеца.

Ежи торопливо пошёл прочь. Всё быстрее и быстрее он шагал вперёд, ноги уносили его дальше от оврага. Он побежал мимо рощи не оборачиваясь и ни за что бы не остановился, если бы не услышал слабый голосок:

– Ежи? Это ты?

Он вздрогнул, оглянулся на звук.

Из-за деревьев выглянула Веся, и даже в сумраке было ясно видно, что она побелела так, словно увидела смерть. Растрёпанная, дрожащая как осиновый лист, она кинулась к Ежи на шею.

– Ох, Ежи, как я рада, – пролепетала девушка. – Бежим скорей, – она переплела их пальцы и потащила в сторону. – Здесь Охотники.

Веся потянула его на удивление сильно, Ежи не успел возразить. Они устремились через поле, пригнувшись к земле, туда, откуда пришли, – обратно к дороге. Веся явно лучше понимала, где они находились, и повела его в сторону от рощи.

Они неслись вперёд, не смея посмотреть назад. Вокруг царила ночь. Только звуки их шагов, только громкое дыхание нарушали тишину. Они были чужими на Трёх Холмах.

Шуршала трава, бормотала полночная чаща. Тревожно билось сердце, и воздух рвался из груди рваными вздохами.

И вдруг заволновалось поле.

Ахнул воздух, взвилась ночная мгла. От густого мрака оторвался лоскут, и над землёй взвился чёрный саван. Он был сплетён из теней и сумрака, он колыхался на ветру и летал так стремительно, что никто живой не мог скрыться.

Ежи потянул Весю в сторону, а тьма раскинула руки, преграждая им путь. Веся завизжала. Из пальцев выскользнула её тёплая ладошка, девушка бросилась прочь. Он остался один. А тень колыхнулась, надвигаясь, точно грозовое облако. Ежи попятился, упал на землю, утопая в высокой траве. Страх сковал его тело и разум. Он не знал, что сделать. Он не верил, что против этой твари хоть что-то вообще возможно сделать. Он даже не понимал, с чем столкнулся.

Тень склонилась ниже, зашипела. Она таяла от горячего человеческого дыхания, поднимался пар, и тьма рябила, точно потревоженная вода на пруду. Свои длинные невесомые руки тень положила на плечи Ежи. Он хотел вырваться, убежать, но не смог пошевелить ни рукой, ни ногой. Холод сковал его, из лёгких ушёл весь воздух. Это было хуже, чем когда его били лойтурцы, страшнее, чем когда он увидел мертвеца, закопанного в землю.

Мороз пробежал от головы к ногам. Он вгрызся в позвоночник, оплёл ледяной коркой рёбра. Ежи оцепенел. Перед глазами почернело. В голове стало пусто, кладбищенская тишина окружила его, и неожиданно ясно и ярко, как звон колокола на рассвете, он услышал девичий голосок:

– Полуночница, по ночам не ходи, беды не приведи! Вот тебе работа: бусины для счёта.

Надрывно вскрикнула порванная нить. Градом по земле рассыпались бусины.

Полуночница взвилась, покрутила головой и медленно поплыла к тому месту, где упала оземь нитка бус. Веся подскочила к Ежи, схватила его за руку.

– Быстрее, быстрее, – поторопила она.

Ноги у Ежи одеревенели, и Весе пришлось тащить его за собой с удивительной для девушки силой.

И когда показалось им, что позади остался злой дух и что только он и представлял опасность, поле осветили огни пламенников. Из рощи показались люди. Даже в темноте издалека Ежи разглядел мечи в их руках.

Полуночница, увлечённая счётом, не обратила внимания на Охотников. И только меч вырвал её из пут заклятья. Дух взвился вверх, зашипел, завертелся смерчем, опутал лойтурцев покрывалом из теней и сумрака. Но второй меч взлетел следом за первым, сверкнул в лунном свете. И полуночница закричала человеческим голосом.

– Бежим, бежим, – Веся дёрнула Ежи за руку.

Они помчались прочь от духов и Охотников к большому тракту. Полуночница завывала позади, и вопль её подгонял вперёд. Ночь перестала быть бесцветной. Она пролетала мимо полем и перелеском, звёздами над головой и красным небом на востоке, кружила вокруг водоворотом.

Они остановились, только когда вернулись на дорогу, спрятались в кустах, где перевели дух и сразу пошли дальше.

– Ох, жалко полуночную деву, – Веся громко вздохнула, хватаясь за бока. Ноги у обоих гудели от бега, но они продолжали идти. Никому в голову не пришло, что стоило прилечь отдохнуть. – Пусть и дух нечистый, а всё же своя. Жалко, если лойтурцы её погубят…

Ежи покосился на девушку в недоумении.

– Жалко? Жалко?! Она меня чуть не убила.

– Но всё-таки она не лойтурка! Может, всё-таки она их одолеет, – с надеждой добавила Веся.

– Правильно говорят, – неодобрительно хмыкнул Ежи, – все мельники и родня их – колдуны.

Но не прошло и двух лучин, как Ежи пришлось пожалеть, что Охотники действительно не полегли в битве с полуночницей. Потому что ночь разорвал стук копыт. Даже Ежи понял, что это был за звук.

– С дороги! – воскликнула Веся.

Она первой нырнула в кусты, Ежи за ней. Они затаили дыхание, слушая, как приближались всадники.

Скоро двое пронеслись мимо по дороге. В темноте было не разглядеть их одежд, но Ежи сердцем почуял, что это Охотники. Всадники скрылись, снова стало тихо, и Веся с Ежи решились вернуться на дорогу.

– Нам-то что их бояться, да? – неуверенно пролепетала девушка.

Но страх заставлял шарахаться от каждого шороха. Ночь тянулась невыносимо долго, а дорога не имела конца. Ежи подумал, что скоро они должны были выйти к волочку, где жила рдзенская семья. Ему даже послышалось мычание коровы. За новым поворотом они увидели двух лошадей без всадников.

Веся вцепилась в руку Ежи, прижалась к нему.

– А где?..

Договорить она не успела.

– Стоять! – Мужчина вышел из-за деревьев, другой появился за их спинами точно из ниоткуда.

Ежи замер на месте, не смея пошевелиться.

– Может, они хотят дорогу спросить? – с надеждой прошептал он, но Веся лишь всхлипнула в ответ.

Один из Охотников оголил меч.

– Мы видели вас в поле, – сказал он. – Эта девушка сотворила заклятие, – он повернул голову к Весняне и продолжил: – Она обвиняется в колдовстве.

Великий лес

Она пролежала в забытьи, пока ночь бродила вокруг. Внизу злобно шипел жыж, клокотали жадно воды, пока совсем не поглотили его, и тогда стало тихо, только ночные птицы звучно кричали на разные голоса и деревья скрипели похоронную песню. Пожар умер.

Над головой зашуршали мощные крылья.

«Сокол?!» – со страхом подумала Дара и подняла голову.

Она встретилась взглядом с большими, точно блюда, глазами совы. Птица молча смотрела в ответ.

Дара присела на колени и захныкала от боли. Сгорбила спину, упёрлась дрожащей рукой в землю, чувствуя, как свело всё тело.

Исподлобья волчицей глянула на сову, а та взмахнула крыльями и взвилась вверх.

– Великий лес огромен, – Старый Барсук вспомнил новую сказку. – Его невозможно обойти ни за день, ни за седмицу, ни за месяц. Лешему нужно приглядывать за своими владениями, но даже он не в силах справиться со всем в одиночку. Порой призывает он к себе ведьму, которая помогает следить за порядком да оберегать лес от зла. Но человеческий век короток, потому самыми верными помощниками лешего остаются совы. Летают они по ночам над Великим лесом и внимательно следят, чтобы ни зверь, ни человек чужой не пробрался во владения Хозяина и не выкрал тайны, что там хранятся.

– Какие тайны, деда?

– Так откуда ж я знаю, милая? – усмехнулся Барсук. – То ведомо только лешему, ну и, может, лесной ведьме. На то и есть великая тайна, не всякому она откроется. Но говорят, что если нырнуть с головой в Звеню в ночь на Купала, то можно услышать, о чём говорят воды. Они же из Великого леса текут, им, наверное, многое известно.

Шелестел ветер в перьях совиных крыльев. Дара поднялась, и в тот же миг птица полетела вперёд. Держалась она нарочито низко, чтобы девушка не потеряла её из виду. Шуршала сухая земля под ногами. На мёртвый лес опустился ночной холод, и под обгоревшую одежду Дары подул ветерок, побежали по коже мурашки.

И неожиданно среди сгоревших деревьев и потрескавшейся земли проглянули зелёные, почти чёрные во тьме деревья. Дара зашагала быстрее и ступила на тропу, нырнула в живую гущу леса, полную звуков, дышавшую летней ночью, и почти сразу девушка вышла на небольшую поляну.

Посреди поляны, окружённая молодыми сосенками, выглядывала из высокой травы землянка. Её крыша просела, провалилась и поросла мхом. Покосились бревенчатые стены.

Дара долго не решалась подойти ближе. Сколько сказок она слышала о Великом лесе, сколько раз представляла себе избушку лесной ведьмы. И вот она стояла у самого её порога.

Внутри было темно. Если и был в землянке хозяин, то он спал крепким сном и не ждал гостей.

Осторожно Дара подошла к двери, протянула руку и задержалась в нерешительности. Знала ли её мать, что Дара вернётся сюда? Ждала ли? Желала ли встречи? Сердце билось испуганно, как птаха в силках. Столько лет она представляла себе мать, столько грезила о ней. Какой она окажется? Будет ли похожа хоть на один из снов, который видела о ней Дара?

Внутри землянки было темно, прохладно и совершенно безлюдно. Дара с трудом различила во мраке широкую лавку, опустилась на неё.

Никого не было. Ни в землянке, ни во всём Великом лесу. Только совы ухали, перекликаясь между собой. Только лес шептал кронами, приветствуя новую лесную ведьму.

Дара осталась одна.