Текст книги "Золотые земли. Сокол и Ворон"

Глава 8

Ратиславия, Старгородское княжество

В роще горел костёр. Он разрывал тьму, освещая всю поляну, искрами стрелял в чёрное небо. Стояла тишина, только лошади фырчали, и Веся тихо плакала.

Ежи стащили с лошади на землю, и он не удержался на ногах, упал и во всполохах огня увидел тёмный силуэт. Это был мужчина. Тени скрывали его черты лица и цвет волос. Он был высок и широк в плечах, и от одного его вида Ежи почувствовал оторопь. Его подняли за шкирку, протащили по земле. Веся позади вскрикнула:

– Отпустите!

Лойтурец схватил её за косу, потянул за собой к костру. Она заголосила по-девчоночьи звонко. Ежи выкрутился, обернулся.

– Не трогайте её.

Его встряхнули легко, как котёнка.

– Молчи!

Их проволокли по всему лагерю, бросили у огня. Ежи хотел подняться, но его пнули под зад, он упал лицом в грязь. Руки его были связаны за спиной. Рядом захныкала Веся. Свет от костра заслонила тень. Ежи увидел кожаные сапоги с тяжёлыми каблуками совсем рядом со своим лицом. Подол белого плаща был измазан в грязи. Белое носили лучшие из Охотников, те, кто больше добычи принёс к Холодной Горе. Верно, это был командир отряда. Он не задержался возле Ежи, подошёл к Весе и долго разглядывал её. Девушка приподняла голову, заплаканными глазами разглядывая лойтурца.

– Ты ведьма, – сказал он наконец.

– Господин, мы не колдуны! – воскликнул Ежи и попытался изобразить поклон, ударился лбом о землю. – Клянусь Создателем и Константином-каменоломом, мы не колдуны. Добрый господин, поверь мне.

Командир точно его не услышал. Охотники переговаривались между собой по-лойтурски, Ежи не мог понять ни слова, кроме одного: «ведьма».

Двое, что поймали Ежи и Весю, вручили командиру ларец с фарадальским чудом. Они уже успели узнать, что внутри скрывалась неведомая мощь. Ещё на дороге Охотники осмотрели все их вещи, и ларец, конечно, тоже. Чары напугали их так сильно, что один из них со страху прыгнул в канаву, а потом избил Ежи хлыстом, точно наказал его за собственную трусость.

Охотники попытались предупредить командира. Ежи услышал, как они повторили несколько раз «ведьма», «ведьмовской».

Но лойтурец всё равно поднял крышку.

Яркий свет пролился на поляну. Разом закричали сотни голосов, гомон их был подобен буре, громом раскатился он от костра к деревьям. Полночь превратилась в жаркий полдень. Свет прогнал тьму. Птицы взвились над рощей, испуганно вереща, голоса их смешались с людскими воплями. Завизжала Веся, сжалась в клубок, спрятала лицо в коленях. Охотники бросились в стороны. Опытные, жестокие люди, убившие на своём веку не одного нечистого духа и колдуна, отшатнулись от ларца, не сдержав испуга. Но командир даже не вздрогнул, только жгучая ненависть отразилась на его лице. Он захлопнул крышку и спрятал ларец обратно в суму.

Настала тишина. Удивительная, оглушающая. Она звенела от пережитого ужаса, от неё дрожала земля. У Ежи заложило уши, и он не сразу расслышал голос командира:

– Будешь и дальше утверждать, что вы не чародеи? – он посмотрел с недоброй ухмылкой.

У лойтурца не хватало кончика носа, а щёку пересекал рваный шрам. На груди висела медная брошь: острый пик, из которого торчали иглы – знак Холодной Горы и света Создателя. Знак Ордена Охотников.

Веся всхлипнула и сжалась, будто мечтая вовсе исчезнуть.

– Нет, нет, – пробормотала она еле слышно.

Ежи задрал голову, стараясь посмотреть командиру в глаза. Он хотел сказать что-то очень убедительное, важное, но от страха захлебнулся словами:

– Честное слово, мы не чародеи! Я из Совина, там их быть не может. Да я ненавижу их, как и вы, я же честный человек. Я на службу хожу каждый день! А моего отца на Трёх Холмах убили эти проклятые чародеи! И одна ведьма такое с моим другом сотворила, что я никогда, да ни за что…

Ежи запнулся на полуслове, но командир, как и все остальные, услышал его. Веся ещё горше заплакала. Ежи не посмел поднять голову, уставился на землю под собой, чувствуя, как задрожали губы.

– О какой ещё ведьме ты говоришь? – спросил командир.

Ежи захотел откусить себе язык.

– Одна ведьма давно, ещё в детстве, прокляла моего друга, он погиб. Давно, очень давно.

– И после этого ты связался с другой ведьмой.

– Она, – взгляд метнулся к Весе. Она лежала зарёванная, связанная, беспомощная. Голова её оказалась так вывернута, что девушка могла смотреть только на Ежи. – Нет, она не ведьма. Я её знаю, она добрая, мухи не обидит. Она не может быть ведьмой, клянусь.

– Ты слишком поспешно раздаёшь клятвы.

Командир подошёл ближе. Веся прижалась к земле, точно надеясь вовсе провалиться сквозь неё. Ежи изо всех сил держался, чтобы самому не отшатнуться прочь. Лойтурец наклонился, ухватил Ежи за волосы на затылке и заставил посмотреть на себя. Светлые пронзительные глаза будто заглянули в самую душу, укололи сердце осколками льда.

– Мне хочется тебе верить, – он коснулся его щеки холодным лезвием меча.

Ежи чуть дёрнулся в сторону от клинка, и его прижали крепче. Командир выглядел удивлённым.

– Хм. Будь ты колдуном, мой меч обжёг бы тебя.

Он отпустил Ежи, и тот рухнул на землю.

Веся взвизгнула от испуга, но командир крепко схватил её за косу и прижал щекой к клинку.

Вмиг личико девушки исказилось, из груди вырвался крик.

– Жжётся! – зарыдала она. Плач сорвался на пронзительный визг. – Жжётся!

Она засучила ногами, вырываясь, завизжала. Командир оскалился, прижал меч плотнее.

– Отпусти! Отпусти!

Ежи позабыл на мгновение о своих связанных руках, кинулся к девушке.

– Отпусти её!

Но его толкнули в плечо, и он упал на спину, барахтаясь, будто перевёрнутый кверху лапками жук.

Командир убрал меч от лица Веси, ногой отпихнул её в сторону. Девушку тут же подхватили под руки двое Охотников. Она плакала, молила о пощаде. Лица Охотников оставались безучастны. Ежи с ужасом наблюдал, как Весю оттащили в сторону, как привязали к дереву, а на руки надели кандалы из того же металла, что и мечи, скованные в Холодной горе. Веся завыла от боли, когда кандалы опалили кожу на запястьях. Кто-то из Охотников ударил её по лицу, чтобы она замолчала. Ежи вздрагивал от каждого крика, словно чувствуя её боль.

Командир подошёл к нему, глядя сверху вниз с нескрываемым отвращением.

– Не побоялся соврать мне? – процедил он. – Мне?!

– Она не ведьма, – упрямо проговорил Ежи. – Клянусь, она не ведьма…

– Только ведьму может обжечь мой клинок. Тебя, – он указал остриём клинка на пленника, – он не тронул.

Ежи в смятении обернулся, пытаясь разглядеть Весю. Она не могла быть ведьмой. Она не могла быть злой, проклятой Создателем дочерью Аберу-Окиа, наполовину человеком, наполовину тварью Нави. Веся была красивой и доброй, чистой и искренней. Она не могла.

– Мне хочется думать, что ты действительно верил, будто бы она обычный человек, – задумчиво произнёс командир. – Но эта девушка проклята от рождения.

Он повернул голову, пристально разглядывая Весю. Ежи услышал, как она тихо плакала.

– Её казнят на рассвете, как и должно поступать с ведьмами.

Слова не сразу обрели свой смысл, слишком страшными они показались, слишком жестокими.

– Нет, нет, она не ведьма…

Он должен был сказать им, что ларец украли у фарадалов и он принадлежал вовсе не Весе. Ежи должен был её спасти, но он не смог издать ни звука и начал задыхаться. Внутри всё сжалось, пересохло. Он согнулся до земли, содрогаясь от кашля. Болезнь точно почувствовала его слабину, вырвала воздух из груди и насыпала туда песка и камней. Ежи сотрясался от кашля всем телом, из глаз пошли слёзы. Он покраснел, не в силах вздохнуть.

Из-за спин Охотников вышел мужчина в монашеской рясе. Наклонился, погладил его по спине.

– Тише, несчастный мальчик, – проговорил он тихо.

Ежи долго лежал, приходя в себя. Кашель постепенно затих, но внутри, как это всегда бывало после приступа, стало сухо, точно в раскалённой печи.

– Господин, я прошу вас пощадить этого мальчика. Хотя бы до возвращения в Совин, – попросил монах. – Думаю, мальчик мог бы искупить свою вину.

Командир хмуро посмотрел на монаха и Ежи.

– До возвращения в Совин тогда пусть живёт. Его судьбу решит ландмейстер, – он поправил белый плащ на плечах. – Берт, подойди.

К костру подошёл высокий худой парень.

– Следи за ним и за ведьмой, – распорядился командир. – Всем остальным отдыхать, завтра непростой день.

Ежи отвели к костру, руки оставили связанными. Потянулось ожидание.

Разум прояснялся. Хрустело дерево, умирая в огне. Пели встревоженно ночные птицы. Охотник Берт скрёб деревянной ложкой в миске, доедая ужин. Шептал молитву монах. А у высокой сосны тихо плакала Веся. Командир пригрозил вырезать ей язык, и девушка притихла. Ежи не мог её увидеть, но сердцем чувствовал страх и боль, всем своим существом он стремился к ней.

Он качался на волнах забытья, то погружаясь на глубину, теряясь в своих чувствах и страхах, то выныривая на поверхность. И в мгновения просветления Ежи изо всех сил пытался придумать, как им спастись.

Среди Охотников насчиталось десять человек. Все легли спать, оставив на страже самого молодого из них – Берта. Монах сам не пожелал отдыхать.

Они ждали рассвета. С первыми лучами было принято казнить ведьм, чтобы Создатель взглядом своим прожёг нечистых существ, чтобы изгнал огнём и светом детей Аберу-Окиа.

Ежи с удивлением осознал, что плакал. По щекам его текли слёзы, воздуха в груди не хватало.

Он должен был соврать, что ларец принадлежал ему, но испугался, промолчал, спасая собственную жизнь. И теперь Весю не спасти.

Никто не мог им помочь. В мыслях Ежи повторял молитву, прося Создателя спасти его и Весю. Монах долго наблюдал за ним.

– Ты молишься? – спросил он. – Или колдуешь?

– Молюсь.

– Значит, ты веришь в Создателя?

Ежи кивнул, и мужчина улыбнулся.

– Меня зовут Анджей. Я бывший монах из монастыря Святого Фиофана.

В ответ Ежи представился.

– У тебя хорошее имя, Ежи. Троутоское, – он придвинулся ближе. – Скажи, ты понимаешь, почему это необходимо? Почему ведьм преследуют и казнят?

Бывший монах говорил спокойно, вкрадчиво, будто не было на свете лучше и занимательнее вопроса, чем охота на ведьм. На его тонких губах играла блаженная улыбка.

Ежи услышал, как громко вдалеке всхлипнула Веся, и обернулся на звук.

– Правда понимаешь? – переспросил монах. – Аберу-Окиа была всего лишь тенью Создателя. Как и всякой женщине, ей положено было по природе своей оставаться покорной мужчине, но она была полна коварства и зависти. Втайне она родила от мрака и холода полчища и полчища чудищ, духов, языческих богов и колдунов, она научила их, как украсть силу Создателя, и каждый из них по крупице, по чуть-чуть стал забирать свет у нашего мира. Из-за детей Аберу-Окиа приходит зима каждый год, из-за них болеют и умирают невинные люди. Это они соблазняют людей творить зло, они разрушают наши жизни.

Костёр вспыхнул ярче, когда Берт подбросил хвороста. Ежи поёжился. Он не чувствовал тепла, хотя сидел близко к огню.

– Когда Создатель явился Константину-каменолому в ночь Золотого Рассвета, то сказал так: «Двуликий сын Луны и две его дочери украдут мой свет, чтобы принести тьму. И когда сгорят города людей, а лето обратится в вечную зиму, явится носитель света и призовёт меня обратно. Люди тоже будут звать меня, и я тогда явлюсь, – голос монаха дрогнул. – Явлюсь и воздам каждому по заслугам».

Ежи молчал. Скрестив руки и прижав к груди колени, он пытался согреться.

– Ты понимаешь, почему ведьмы опасны для рода человеческого? – снова спросил монах. – Почему мне пришлось покинуть стены монастыря и отправиться к Холодной горе?

Ежи кивнул. Он понимал, он верил, его так учили в храме. Но была не только ведьма с мельницы Дара, были ещё Милош и Стжежимир. Была Веся, которая вовсе не умела колдовать.

– Просто… она ведь никогда ничего такого не делала, – пробормотал он себе под нос. – Я не думаю, что она настоящая ведьма. Деревенские… они суеверные.

– Ведьмы легко могут обмануть простых людей, – возразил Берт. – Но нельзя обмануть меч, выкованный в Холодной горе, – светлые глаза Берта сузились, белёсые брови было почти не видно, оттого лицо Охотника походило на череп. – Колдуны не могут дотронуться до него, он обжигает их кожу, как кипяток.

– Разве её не должны судить? – безнадёжно возразил Ежи.

– Её рассудит Создатель, – голос Анджея стал вдруг резким и злым. – А нам, людям, и без того всё ясно – меч Охотников пометил ведьму. Я не виню тебя, мальчик, – мягче добавил монах. – Ты заблуждался, когда доверился ей. Но теперь в твоих силах исправить ошибку.

Ежи угрюмо кивнул, хлюпая носом. Если бы здесь был Милош, если бы Ежи был хоть вполовину так же безрассуден и смел, как его друг, он бы что-нибудь придумал, он бы освободил Весю.

– Расскажи, что ты знаешь о той колдовской вещице, которую она несла, – попросил Берт.

Судьба сама подкинула ему возможность сказать правду. Ежи посмотрел на Охотника и тут же почувствовал, как грудь сдавил приступ кашля.

– Немного, – вырвалось у него. – Она запрещала мне смотреть, только сказала, что это поможет вылечить её маму от болезни.

Ежи опустил глаза к земле. Он снова солгал. Снова обвинил во всём Весю, чтобы спастись самому. Эта гнусная ядовитая ложь далась удивительно легко, и Анджею её хватило.

– Ландмейстер Идульф разберётся, что это такое, – уверенно произнёс Берт.

До костра снова донёсся тихий плач Веси. Ежи обернулся в её сторону, не смог скрыть волнения.

– Тебе жалко её, – заметил Анджей. – Но не доверяй своим глазам, им легко обмануться, потому что она молода и красива.

Ежи промолчал.

– Ты слишком юн, ты вырос внутри безопасных стен Совина и вряд ли можешь пока понять, как опасны дети Аберу-Окиа. Я тоже был таким. Когда-то давно мечтал о мирной и безгрешной жизни, хотел провести её в молитвах и служении Создателю. Тогда я был послушником в монастыре Святого Фиофана. Ты знаешь, почему он так называется?

– Его построили там, где жил первый император.

– Не жил, а впервые сошёл на рдзенский берег, – поправил монах. – Тогда ещё не было нашего государства, а цари Благословенных островов уже правили в Белом городе. И сын каменолома, ставший первым императором, принёс слово Создателя нам. В память об этом спустя триста лет на берегу возвели монастырь.

Берт поднялся, чтобы обойти вокруг лагеря. Ему, видимо, был неинтересен рассказ монаха. Но Ежи уйти не мог, как бы того ни желал. Анджей продолжил:

– Я ждал дня, когда дам клятвы Создателю, но этого не случилось. После Хмельной ночи монастырь поджёг чародей, живший в округе. Он кричал, что мстит за чародеев Совиной башни и всех, кто погиб от рук Охотников. Многие монахи погибли в ту ночь. Это были хорошие люди, намного лучше меня.

Ежи опустил глаза к земле, изредка кивая. Слёзы высохли. Он понимал, всем сердцем понимал, о чём говорил Анджей. Колдовство – это всегда зло, но Веся же не была ведьмой. Она не заслужила смерти.

Меч Холодной Горы обжёг её кожу…

Ежи почти не слушал монаха, теряясь в сомнениях.

– Тогда я решил, что послужу Создателю иначе. Пусть он не одобряет путь насилия, но кто-то же должен бороться с его врагами, покуда не явится Сын Света.

Берт вернулся к ним и неуклюже присел. Доспехи Охотников были легче, чем у остальных лойтурцев, и всё же Берт двигался в них медленно и с явным трудом.

– Для всех нас, – монах обвёл взглядом тихий лагерь, – это больше, чем просто слова. Охота на ведьм – это призвание. Например, посмотри на юного Берта.

Ежи перевёл взгляд на Охотника, тот выглядел смущённым. Берт был некрасив, как и все остальные лойтурцы в глазах рдзенцев. Впалые щёки, большой нос и бледная кожа. Говорили, что император восхвалял тонкую, подобную звёздам внешность северян, но Ежи все лойтурцы напоминали мертвецов.

– Берт – сын известного Охотника Радгарда, который выследил и казнил ведьму из Тихого Лога. Ты, верно, слышал о ней?

Ежи кивнул. О Ведьме-волчице из Тихого Лога рассказывали страшные сказки почти так же часто, как о княгине Злате. Шептались, что она нападала на деревни в округе Бездонного озера, и за ней следовала стая волков, все они были похищенными детьми, обращёнными насильно в зверей.

– Будешь себя плохо вести – из леса придёт Ведьма-волчица и утащит в свою стаю, – пугала порой мать.

Ежи утёр нос ладонью.

Берт явно чувствовал себя неловко, пока Анджей возносил хвалу его отцу.

– Да, Радгард погиб страшной смертью, но его жертвенность и мужество вдохновили многих людей присоединиться к Охотникам. А сын Радгарда продолжает благородное дело отца, и значит, его смерть не оказалась напрасной. Я, – монах вытянул руку и зачем-то коснулся плеча Ежи, – и ты, мальчик, можем только мечтать о том, чтобы совершить нечто похожее. Но всю нашу жизнь стоит положить на то, чтобы достичь хоть толики той жертвенности и благородства…

Ежи кивал, напрягая слух. В мыслях была одна только Веся, он видел только её: заплаканную, раненую, привязанную к дереву.

Но Анджей будто и не слышал стонов девушки. Размеренно и медленно он продолжил:

– Ты оступился, доверившись ведьме, но тем самым Создатель, возможно, указал тебе дальнейший путь. Если бы мы не встретились сегодня, эта ведьма погубила бы тебя. Создатель очень вовремя послал нас навстречу друг другу. Теперь в твоих силах спасти остальных от коварства чародеев.

Ежи испугался его слов не меньше, чем грядущей казни. На что намекал Анджей?

Чтобы Ежи стал Охотником? Одна только мысль об этом заставила вздрогнуть. Посвятить свою жизнь охоте на ведьм и, скорее всего, погибнуть молодым – нет, вовсе не этого желал Ежи. Да и как бы он посмотрел в глаза Милошу или Стжежимиру, взяв в руки Охотничий меч?

В темноте лагеря послышались тихие хрипы. Веся больше не плакала, голос её сорвался.

Бывший монах испытующе, совсем не по-доброму посмотрел на Ежи и налил из остывшего котла похлёбку в деревянную миску.

– Берт, пожалуйста, перевяжи руки мальчику. Он не сможет есть с руками за спиной.

Охотник неодобрительно покачал головой, но выполнил просьбу. Ежи облегчённо повёл плечами, разминая спину. Мышцы его затекли. Он взял миску у монаха и чуть не пролил всю похлёбку на землю.

– Что скажешь, мальчик? Тебе претит служба Создателю? – не отставал Анджей.

– Э-э-э, нет, конечно нет, – сбивчиво ответил Ежи. – Я часто хожу в храм с матерью, – зачем-то добавил он.

У него дрожали руки, и похлёбка плескалась, норовя перелиться через края. Он поставил миску на землю и уставился на неё, избегая взгляда Анджея.

– Отчего тогда я чувствую в тебе сомнение?

– Я не воин, – проговорил Ежи. – Куда мне охотиться на ведьм?

Он совершенно ни на что не годен. Милош бы что-нибудь придумал. О Создатель! Даже его матушка, наверное, оказалась бы здесь полезнее, чем он. Что мог сделать Ежи? Только молчать и соглашаться со всем, что скажет этот дотошный монах!

Он всё глядел и глядел на похлёбку, опасаясь посмотреть на Анджея. И Ежи не сразу заметил, что хоть он и не трогал больше миску, жидкость продолжала тревожно плескаться до самых краёв.

Берт был первым, кто почуял неладное. Он поднялся, оглядываясь по сторонам.

– Что-то не так? – спросил монах.

– Не уверен, – между бровей Охотника пролегла морщина.

Ежи встревоженно огляделся, и взгляд его зацепился за один из кустов, из-под которого валил клубами серый туман. В полумраке он походил на огромного пушистого зверя, крадущегося из-за деревьев. Он быстро полз по поляне, разрастался и скрывал всё, что попадалось ему на пути.

– Ведьмы! – выкрикнул Берт.

Охотники живо вскочили на ноги, держа наготове мечи.

– Создатель, помоги, – пробормотал Анджей.

Все замерли в тревожном ожидании.

Веся сидела ближе всех к тому месту, откуда крался серый туман. Она задёргалась, попыталась вырваться, но верёвки удержали её. И девушка, уже не сдерживая себя, закричала:

– Отпустите! Отпустите меня!

Никто из Охотников не обратил на неё внимания.

Ежи сделал шаг вперёд, но Берт остановил его:

– Не смей.

– Она же… она погибнет, – невнятно пробубнил Ежи.

– Пусть.

Берт удержал его на месте, и Ежи повиновался.

Туман замедлился, клубясь, разрастаясь, становясь всё гуще и больше, он походил на облако, что спустилось с грозового неба. В отчаянии Ежи наблюдал, как он подполз к Весняне и проглотил её вместе с осиной, лишь верхушка дерева выглянула сверху. Юноша всё ждал, что оборвётся плач, замолкнет жалобный голосок, но сквозь плотное облако по-прежнему слышны были рыдания, и от этого становилось чуть спокойнее. Чем бы ни был этот туман, он не тронул Весю.

Командир звучно отдал команду на лойтурском, и Охотники поспешили к середине поляны. Берт недобро глянул на Ежи через плечо и тоже направился к своим. Они встали спина к спине, образуя круг.

Но командир не успел, он ближе остальных находился к туману. Серый морок всколыхнулся, напрыгнул точно огромный пушистый зверь, и лойтурец пропал из виду за густой дымкой. Звенящая тишина упала на рощу. Даже Веся вдруг замолчала. Время стало тягучим, как смола.

Вновь раздался тихий плач, а за ним и гулкий голос командира. Он что-то сказал по-лойтурски, и ему тут же откликнулся один из Охотников. Ежи понял значение лишь последних слов.

– Иди сюда, – произнёс Охотник, стоявший в кругу своих товарищей. – Командир, иди сюда.

Все забыли про Ежи. Он вгрызся зубами в верёвку, пытаясь освободить связанные руки. Верёвка была крепкой, а узел – надёжным. Спотыкаясь, Ежи попятился назад, подальше от тумана. Никто не заметил его.

И вдруг что-то сверкнуло в темноте.

Из марева шатаясь вышел командир. Рваные лоскуты тумана вились следом за ним. Мужчина сделал несколько шагов и рухнул на землю. Его лысый затылок обуглился, будто кто-то поджарил его на сковороде.

– Проклятье!

Анджей кинулся к мешку, брошенному в стороне, но Ежи даже не посмотрел, что искал монах. Он перестал пятиться и не скрываясь побежал в сторону, огибая туман.

Марево не поглотило всю рощу, как казалось на поляне. Оно редело дальше, за деревьями, и рассеивалось, обращаясь в лёгкую дымку.

Залязгал металл, закричали разъярённые голоса, заклокотало всё вокруг, и земля задрожала.

Опавшие ветки и трава шумели под ногами. Ежи бежал, спотыкаясь о кочки и перепрыгивая через поваленные деревья. Колючие еловые лапы цеплялись за одежду и царапали щёки. Бежать со связанными руками было сложно, и несколько раз Ежи чуть не упал. Задирая голову к верхушкам деревьев, он искал знакомую осину, и каждый раз вздрагивал, когда земля содрогалась от раскатов грома. Гроза спустилась в рощу, к самой земле. Молнии сверкали между деревьями, и люди кричали от пронзающей боли.

Осина потерялась из виду.

– Веся! – позвал в отчаянии Ежи. – Веся, где ты?

Он не сразу расслышал её голос. Он затерялся среди лойтурских ругательств, звучных молитв монаха и шипящих, грохочущих взрывов. Сквозь туман Ежи увидел, как сверкнула ярко-синяя змея. Она расколола туман напополам, ударила в землю и пропала. И снова задрожал мир вокруг.

– Веся!

– Я здесь! – услышал он знакомый голосок. – Ежи, я здесь!

Он вскинул голову вверх и узнал наконец дерево, к которому привязали девушку. Оно стояло совсем рядом, в шагах двадцати от него, скрытое за туманом.

Ежи собрался с духом и ступил в дымку. Кожу обдало холодом и влагой, и всё тело будто закололи острые костяные иглы.

– Ежи, Ежи, я здесь! – позвала Веся.

И он пошёл на звук. Навстречу ему из непроглядного тумана надвинулась огромная чёрная тень. Будто медведь, она, раскинув руки, шагнула и повалилась у самых его ног. Ежи отпрянул в сторону и с недоумением понял, что перед ним лежит один из Охотников. Его лицо почернело, обуглилось, лойтурец ещё дышал. Хрипло, тяжело.

Ежи нагнулся, чтобы разглядеть обожжённое лицо, и в следующий миг из тумана выпрыгнул кто-то, повалил его на землю. Опалило щёку, брызнула кровь. Ежи перекатился на бок, но сильная рука вцепилась ему в локоть. Острый нож впился в плечо. Ежи закричал, пнул ногой наугад. В смешении тумана, боли и шума будто сквозь толщу воды он увидел смуглое лицо с горящими чёрными глазами. Фарадал! Мужчина взмахнул рукой, вновь занося для удара нож, но из марева шагнул некто высокий. Ударом ноги он выбил нож из рук фарадала, взмахом меча чуть было не пронзил его насквозь. Но фарадал ловко увернулся и бросился в сторону. Меж пальцев полыхнула сияющим ужом молния.

Берт рухнул на землю. Молочные волосы рассыпались, закрывая искажённое от боли лицо.

И только тогда Ежи пришёл в себя. Дрожащими связанными руками он подобрал выроненный фарадалом нож и пригнулся к земле, побежал вперёд, не разбирая дороги.

Он споткнулся обо что-то и упал, чуть не напоролся на нож, который держал в руках. Раздался испуганный визг. И Ежи, уже готовый вскочить и бежать дальше, обернулся.

В облаках тумана проступили знакомые очертания.

– Веся? – не веря собственным глазам, выкрикнул он.

– Ежи! – отозвалась девушка.

Он поднялся рывком, подбежал к дереву, за спину Веси.

– Не шевелись, я разрежу верёвки.

– Это фарадалы, – пискнула девушка. – Я видела одного из них, это они сотворили туман. Они пришли за своим ларцом, да? Они нас не тронут?

– Не знаю, – пробормотал Ежи, перехватил нож покрепче и быстро разрезал путы.

Лезвие со скрежетом царапнуло по дереву. Верёвки упали на землю.

– Идём скорее, – поторопил Ежи.

Веся тяжело поднялась, пытаясь устоять на ослабевших ногах. Руки, всё ещё заключённые в наручи, безвольно повисли. Лицо её было всё в крови и слезах.

– Оно жжётся.

Ежи кивнул, озираясь вокруг и видя перед собой лишь непроглядный туман.

– Нужно найти ключ, – потерянно проговорил он. – И ларец.

Нельзя было оставлять фарадальское чудо ни Охотникам, ни самим фарадалам. Иначе им не спасти Милоша.

В тумане продолжалась битва и не затихали удары молний и голоса лойтурцев.

Ежи оглянулся на Весю.

– Разрежь мне верёвки, – он вытянул перед собой руки с ножом.

Она закивала, забирая оружие дрожащими руками. Ежи испугался, что она от волнения порежет его, но Веся действовала осторожно. Когда он наконец был свободен от пут, то забрал нож обратно.

– Беги отсюда, мне нужно найти ключ от оков, – пробормотал он.

Веся молча кивнула. У неё дрожали губы. Бледная, заплаканная, растрёпанная. Она вдруг приникла к нему, прижалась губами к щеке. От неё пахло потом, травой и кровью. В холодном тумане кожа её показалась горячее раскалённой печи. Губы прочертили влажную дорожку по грязной коже. Веся отстранилась, глядя на него огромными перепуганными глазами, и Ежи подумал, что он заслужил большего, настоящего поцелуя, он был почти готов сам поцеловать её, но вместо этого произнёс:

– Беги скорее.

И кинулся в противоположную сторону, туда, где, как ему казалось, остались вещи командира.

Туман ослепил всех на поляне. Ежи не мог разглядеть ничего дальше вытянутой руки и чуть не столкнулся с одним из Охотников. Тот заметил его и взмахнул мечом, но лишь черкнул самым остриём по рубахе.

Неловко размахивая руками и пытаясь удержаться на ногах, Ежи пролетел чуть вперёд и распластался на земле. Кто-то, не разглядев, наступил на него тяжёлой ногой и пробежал дальше. Его проволокло по сырой траве, и Ежи врезался раненым плечом в поваленный ствол дерева. Перед глазами потемнело.

Он лежал, едва соображая, где оказался и что делать. Перед глазами расплывалось мутное пятно, и Ежи не сразу понял, что это был мешок командира. Ежи приподнялся на непослушных руках, перегнулся через ствол и придвинул мешок к себе.

Позади громыхали раскаты, но Ежи даже не обернулся посмотреть, не заметил ли кто его.

Дрожащими пальцами он нащупал ключ от оков Веси, толстый потрёпанный молитвенник и бурдюк, но ларца… ларца в мешке не было!

– Стоять, мальчишка! – раздался позади знакомый голос.

Ежи обернулся, крепко сжимая в одной ладони ключ, а в другой нож.

Напротив стоял монах Анджей. Мужчина держал перед собой глиняный горшок. И делал он это с таким грозным и уверенным видом, будто горшок являлся страшным оружием. Ежи насторожился.

– Я не хочу ранить тебя, мальчик, но не позволю помогать слугам Аберу-Окиа. Положи на землю то, что пытался украсть и отойди в сторону. Или, клянусь Создателем, я разобью этот горшок.

Ежи замотал головой.

– Не надо, пожалуйста.

Он не знал, какую опасность заключал в себе горшок в руках монаха, но поверил, что тот опасен.

– Пожалуйста, отпусти меня.

– Положи ключ и нож на землю.

Нужно было что-то сделать. Нужно срочно было что-то придумать.

Анджей заметил его смятение. Он, кажется, почти решился разбить горшок. Руки его поднялись для броска. В этот миг из-за его спины выскочили двое: Охотник и фарадал. Они сцепились в схватке, случайно повалили монаха на землю, и тот упал на живот. Горшок выпал из его рук.

Ежи вскочил и бросился прочь. Ему вслед вспыхнула алая дымка, горячо дохнул огонь. Анджей закричал исступлённо, а Ежи побежал, не смея оглянуться.

Он вырвался из тумана и понёсся по лесу. Позвал в отчаянии:

– Веся! Веся!

Она выскочила откуда-то из-за деревьев, нагнала его. Ежи снял с девушки наручи, бросил на землю. Веся схватила его за руку, и они, не сговариваясь, побежали. Шумно, не таясь и не пытаясь замести следы.

Ежи не различал направления, он думал только о том, как бы убраться подальше от рощи, от Охотников и фарадалов. Он не чувствовал боли, усталости, только страх гнал вперёд, заставлял бежать быстрее и дальше.

Роща осталась позади. Они пересекли дорогу. Справа показалась деревня.

– Туда нельзя, – выдохнул Ежи.

Веся кивнула молча. Глаза её были расширены от ужаса, по шее стекала кровь. Они скрылись в перелеске с другой стороны, но и там не остановились для отдыха. Вниз по пологому холму, спотыкаясь о корни деревьев, скользя по опавшей листве. И дальше по устью ручья вперёд, дальше.

Под сапогами захлюпала вода.

– Не могу больше, – первым выдохся Ежи.

Ноги подкосились. Он упал на траву, положил руки под лоб, уткнулся вниз носом.

– Не могу.

Веся остановилась, тяжело дыша. Медленно подошла, села рядом.

– Тише, – попросила она. – Вдруг не услышим, – она произносила слово через вздох. – Как они идут.

Медленно Ежи поднял голову. Руки девушки лежали на её коленях. Дрожали пальцы. Окровавленные ожоги пузырились на запястьях.

– Скажи… что у меня… с лицом?

Она посмотрела на него сверху вниз. Волосы растрепались, рот скривился от боли. На всю щёку остался ожог от клинка. Ровный уродливый ожог. Ежи нахмурился.

– Там след.

Осторожно Веся подняла руку, коснулась пальцами повреждённой кожи. И отдёрнула, снова коснулась, зашипела от боли.

– Он большой, да? Очень большой?

Из глаз её брызнули слёзы. Она закрылась руками, согнулась, уткнулась носом в колени.

– Я урод, я теперь такой урод.

Ежи не знал что сказать. Он не умел утешать.

Спина Веси содрогалась от рыданий, и Ежи сжался под весом вины. Зачем он позвал её? Зачем повёл с собой, если не мог защитить?