Текст книги "Золотые земли. Сокол и Ворон"

– Тише, – Ежи обнял Весю за плечи и повторил её слова. – Тише, нас могут услышать.

Он должен был её защитить, он же мужчина, а он…

Веся зубами вцепилась в подол своей одежды, захныкала тихо, заскулила. Испарились травы и мёд, которыми всегда пахли её волосы. Потянуло холодом, солью, железом.

– Тише, – повторял Ежи потерянно. – Не плачь.

– Я урод.

– Ты красивая.

– Разве? – Она вырвалась, вскинула голову, посмотрела ему с вызовом в глаза. – Взгляни на меня. Красивая? Я?! Со шрамом на пол-лица?

Ежи едва сдержался, чтобы не отпрянуть прочь. Щека и рот её сморщились от боли и горя. Красная, заплаканная, опухшая, обожжённая. Никто не смог бы назвать Весняну теперь хорошенькой. Вся прелесть её утекла со слезами и кровью.

Но нужно было что-то сказать, как-то соврать. Язык у Ежи начал заплетаться:

– Стжежимир тебя вылечит. Нам только нужно добраться до Совина. Он целитель, он многое может.

Веся подняла руку, коснулась своей щеки.

– Не трогай, – Ежи схватил её за запястье. – Только хуже сделаешь. Нельзя тревожить раны зря.

Она вырвалась из его рук, оттолкнула и заплакала, зажмурившись.

Ежи больше не пытался её утешить, он не знал, какие слова могли её успокоить. Он просто ждал и слушал всхлипы, вздрагивал от каждого как от удара.

Лес вокруг роптал возмущённо, и вода в ручье звенела, будто тоже плакала.

Наконец Веся замерла, открыла глаза и уставилась в пустоту. Взгляд стал упрямым, яростным, совсем как у её старшей сестры.

– Обещаешь?

– Что?

– Этот твой целитель сделает меня снова красивой?

– Конечно.

Губы девушки всё ещё дрожали. Она огляделась по сторонам, пригладила взъерошенные волосы грязными руками, придирчиво осмотрела свою одежду. Что-то переменилось в её речи, в поведении, во всей Весняне точно по щелчку пальцев.

– Так в город идти нельзя. Там же Охотники, да? Они будут искать нас. Так нельзя.

Голос по-прежнему дрожал, но действовала Веся решительно. Она вырвалась из рук Ежи, поднялась и направилась к ручью.

– Отвернись! – велела она сердито.

Даже спросить ни о чём Ежи не решился, послушно повернулся спиной. Он услышал, как заплескала вода в ручье.

– Нужно отмыть кровь с одежды, – произнесла Веся. – И тебе тоже. Охотники наверняка будут искать кого-нибудь вроде нас. Всё, я одета. Теперь ты отстирай пятна.

Он послушно стащил через голову рубаху, подошёл к ручью и принялся тереть успевшие засохнуть пятна. Веся села в стороне на голой земле, заплела влажные волосы в косу.

– Скажи, Ежи, – голос её прозвучал безучастно. – Как выглядит ожог?

– Что?

– Как он выглядит?

Неохотно он пригляделся к её щеке, всё ещё красной, вспухшей.

– Как след от раскалённого меча.

Она кивнула, кусая губы. Перебросила косу за плечо, обняла себя за колени.

– Ты должен вырезать его.

– Что?

– Под платком всё лицо не спрячешь, а Охотники будут искать ведьму, которую пометили своим мечом. Они будут знать, что я прячу щёку. Ты должен сделать так, чтобы этот ожог невозможно было узнать.

Сталью и льдом отдавал голос. Веся хлюпнула носом, поджала искусанные губы, сжалась, предчувствуя новую боль, но произнесла всё пугающе решительно. Ежи не сразу придумал, что ответить.

– Как тебе вообще в голову это пришло?

Она стрельнула в него глазами.

– Сделай, что я прошу, пока не передумала. Если не хочешь, чтобы Охотники снова нас поймали…

Ежи замотал головой.

– Нет-нет, я не могу. Я никак. Чтобы я тебя? Ни за что!

– Сделай, Ежи, умоляю! – воскликнула она в отчаянии. – Иначе они убьют нас точно. Может, на поляне никто и не выжил, но если хотя бы один из них доберётся до Совина, он расскажет всё остальным, и другие Охотники будут искать нас. Они будут искать ведьму с отметинами меча, а не просто уродливую кметку.

Нож лежал на земле рядом с остальными вещами. Ежи посмотрел на него, вжимая голову в плечи, не чувствуя пальцев рук.

– Веся…

– Пожалуйста…

Медленно он натянул мокрую рубаху. Ткань прилипла к телу, но Ежи не почувствовал холода. Он поднял нож. Веся положила голову себе на колени, откинула косу назад и вцепилась зубами в подол своей понёвы.

Ежи хотелось бы забыть, как он неумело действовал ножом, как Веся всхлипывала и дёргалась, порывалась вырваться, но сама подставляла щёку. Он прокусил себе губу, пока сдирал кожу с девичьего лица.

– Прости, – повторял он. – Пожалуйста, прости.

После они долго держались за руки, не глядя друг другу в глаза.

– Всё хорошо, – плакала Веся. – Всё хорошо.

И снова пришлось смывать кровь в ледяном ручье. Снова приводить себя в порядок. На этот раз никто не произнёс ни слова. Только когда пришло время продолжать путь, Ежи зачем-то спросил:

– Что теперь делать? Ларец мы потеряли.

– Стжежимир что-нибудь придумает, – тихо сказала Веся. – Ты же говорил, что он могущественный чародей, он обязательно придумает, как спасти Милоша. И как залечить мой шрам.

Ежи кивнул молча, стараясь не расплакаться. И всё-таки разрыдался, уткнулся носом Весе в плечо.

– А что, если Милош умрёт? И всё из-за меня… и ты тоже из-за меня.

Весняна отодвинулась, посмотрела ему в лицо, а он с трудом выдержал, чтобы не отвести взгляд.

– Не стоит гадать, нужно спешить к Стжежимиру.

Она первой поднялась, перекинула мешок с вещами через плечо.

– Далеко ещё до Совина?

Ежи пожал плечами, оглядываясь.

– Не знаю, – признался он. – Надеюсь, что не очень.

Всю оставшуюся дорогу Веся не плакала. Молчала. Ежи не решался с ней заговорить.

* * *

Они пришли в столицу незадолго до заката того же дня, когда тени уже гуляли по улицам города.

Стражники сначала не хотели их пропускать, видимо, посчитали за попрошаек, тогда Ежи отдал им последние монеты, вшитые в потайной карман портов.

Каменные дома окружили их серым лабиринтом. Из окон доносились запахи мяса и хлеба, а от канав долетала вонь гнили и сырости.

Веся морщила носик, крутила головой по сторонам и крепко держала Ежи за руку. Стоило ему хоть на шаг отойти в сторону, она тут же нагоняла его и ещё крепче хватала за ладонь. Ежи попытался скрыть довольную улыбку, но не смог. Он шёл быстро, уверенно и, кажется, даже сделался шире в плечах.

То, что пугало и, кажется, даже отвращало Весю, было для него родным и дорогим. Мрачные в часы заката улицы Совина, далёкий замок и пыль под ногами, каждый дом, каждый закоулок в городе были ему знакомы. Он мог свернуть и пойти узкими переулками, чтобы быстрее оказаться дома, но намеренно повёл Весю по главной улице. Не такой широкой, как в Старгороде или Златоборске, но настолько иной, настолько непохожей на те, что встречались в Ратиславии, что девушка поражённо охнула и ближе прильнула к Ежи.

– Всё из камня, – повторила она несколько раз с нескрываемым удивлением. – Все дома из камня. И дорога тоже.

Сердце забилось чуть чаще, когда они повернули на улицу Королевских мастеров.

– Ой, – чуть слышно взвизгнула Веся, повиснув на нём. – Смотри, голова…

Ежи не сдержал смешка. Дом золотых дел мастера Пшемыслава Толстяка был хорошо известен благодаря украшениям: тяжёлым массивным колоннам у высокого крыльца, вычурным наличникам окон и грозному лику, вырезанному из цельного камня. Камень этот стоял на углу дома и никакой пользы не приносил, лишь мешал порой разъехаться двум повозкам на узкой улице. Но Пшемыслав Толстяк гордился каменной мордой. Может, оттого, что она походила на него самого и была так же неприятна, уродлива и громоздка. Может, потому что верил, что камень привезли из-за моря, из бескрайней пустыни, где некогда возвышался великий дворец Змеиных царей, а ныне остались лишь пыль да камни. А этот – с мордой – якобы прежде стоял на входе во дворец, и если пытался проникнуть вор или разбойник, то морда распахивала веки и одним лишь взглядом обращала людей в камень.

Конечно, никто в эту сказку не верил, но Ежи не преминул пересказать её Весе, и девушка только сильнее вцепилась в его руку, задела случайно раненое плечо. Он стерпел. Боль была не такой сильной, как счастье, распиравшее грудь.

– Не думаю, что это правда, – под конец заключил Ежи. – За всё время, что эта морда тут стоит, ничего такого не произошло. Пойдём, – он потянул девушку за собой. – Вот наш дом.

– С зелёной дверью? – всё ещё тесно прижимаясь к нему, спросила Веся.

Она неуверенно плелась за Ежи, боязливо оглядываясь через плечо на каменную морду.

– Следующий, где табличка над входом. Там написано: «Стжежимир, королевский целитель».

Веся насупилась.

– Я умею немного читать, не держи меня совсем за дурочку.

Ежи виновато улыбнулся. Стоя на пороге родного дома, он вдруг почувствовал неожиданную робость и даже страх. Никогда прежде он не уходил так надолго и так далеко от Совина, никогда не разлучался с матерью и Милошем.

«Стжежимир придумает, как его спасти», – с надеждой подумал Ежи и постучал в дверь.

Он знал, что в это время мать обычно убирала со стола и наводила в доме порядок, готовясь ко сну. Ежи представил, как Горица повесила влажный рушник сушиться в небольшом садике позади дома и вдруг обернулась, заслышав стук. Стжежимир, наверное, рассердился, что кто-то пришёл так поздно, и спрятался в своей ложнице, а может, выбежал на лестницу и шёпотом велел Горице соврать, будто он уже спал и не мог принять посетителей.

Ежи почувствовал, как ещё крепче сжала его ладонь горячими пальцами Веся. Другой рукой она беспокойно теребила длинную косу, подвязанную ремешком от мешка. Послышались шаги.

– Кто там? – раздался голос матери из-за двери.

– Это я, Ежи, – отозвался он.

Мигом распахнулась дверь, и он увидел взволнованное лицо матери. Она кинулась к сыну, обвила шею полными руками, расцеловала в обе щёки. Веся выпустила его ладонь и спряталась за спиной, а Ежи крепко обнял мать, прижимая к себе. Горица всё целовала сына в нос, в щёки, в глаза и лоб, и он чувствовал себя неловко оттого, что Веся всё это видела.

– Ма-ть, хватит, – пробурчал он, неохотно отстраняясь.

Горица сделала шаг назад, не выпуская его лицо из ладоней.

– Ох, что с тобой стряслось? – ахнула она. – Кто тебя ранил?

– Ма-ам, прекрати, – протянул Ежи, весь пунцовый от смущения.

Только тогда Горица заметила жмущуюся позади Весю и помрачнела.

– Да озарит Создатель твой путь, – пролепетала Весняна, теребя косу.

Она поклонилась низко, до самой земли, как и положено было когда-то давно в Рдзении, но как осталось принято делать в Ратиславии. И это заставило Горицу ещё сильнее нахмуриться.

– Мам, это Весняна, она… даже не знаю, с чего начать, – растерялся Ежи.

Радость от встречи с матерью заставила его на короткое время позабыть, зачем он так торопился домой всё это время. Но вспомнив о цели своего пути, Ежи вновь заволновался и заговорил:

– Мне нужно поговорить со Стжежимиром. Милош, он…

– Знаю-знаю, – торопливо перебила его мать. – Идите скорее в дом, там поговорим.

Она положила руку ему на спину, подталкивая ко входу. Веся неуверенно топталась на пороге, и Горице пришлось сказать ей:

– Давай скорее, нечего ворон считать.

Веся нырнула внутрь, и Горица поспешила захлопнуть за ними дверь.

Глава 9

Ona biedna tam została,

Przepiо́reczka moja mała,

A ja tutaj, w obcej stronie,

Dniem i nocą tęsknię do niej[2]2
Она, бедняжка там осталась,Перепёлочка моя маленькая.А я на чужбинеДнём и ночью тоскую по ней.  – Пер. автора.


[Закрыть].

«Гей, соколы!», Фома Падура

Рдзения, Совин

Ежи крепко обнял мать, прижался губами к её щеке, закрыл глаза, вдыхая запах. Её руки дрожали, когда она гладила сына по волосам. Время замерло на мгновение, и всё, кроме одного, потеряло значение. Он дома. Дома.

Постепенно мир вокруг ожил. Заскрипела вывеска над входной дверью, залаяла собака где-то во дворах, и Веся громко засопела прямо за спиной Ежи. Горица чуть отстранилась, оглядела девушку с недоверием.

– Это Веся, – пробормотал потерянно Ежи. – Мы ищем Милоша… он…

Горица кивнула, кусая губы.

– Тебе раны надо обработать, пойдём на кухню. Кто тебя так? – она будто хотела добавить что-то ещё, но промолчала, оглянулась. – И ты, как тебя?

– Веся, – девушка теребила в руках растрёпанную косу.

Горица никак не выпускала сына из объятий. Она обеспокоенно осмотрела ссадины на его лице, охнула, заметив багровые разводы на одежде.

– Ежи, это ты?! – раздался крик прямо над их головами. – Быстро ко мне.

Юноша ещё раз поцеловал мать и поспешил вверх по лестнице, на верхней ступени обернулся и увидел растерянную Весю. Она едва стояла на ногах и цеплялась за дверной косяк.

– Мам…

– Иди, разберусь, – Горица махнула рукой, поторапливая.

Ежи минул следующий пролёт по лестнице и остановился перед первой дверью, постучал негромко.

– Заходи! – крикнули нетерпеливо с той стороны.

Стжежимир, обложенный мягкими подушками, сидел в большом деревянном кресле. Он по своему обычаю облачился в длинную ночную рубашку и накинул выцветший, некогда жёлтый бидьярский халат, который упрямо отказывался сменить на новый. Королевский целитель не любил перемен.

– Наконец-то, – вместо приветствия произнёс Стжежимир, как только за Ежи закрылась дверь. – А теперь рассказывай, что случилось? Почему Милош не может обернуться человеком?

Ежи застыл на месте и не сразу смог заговорить.

– Что молчишь? – Стжежимир наклонился вперёд, сердито сверля его взглядом. – Не стой столбом!

От крика Ежи чуть не подпрыгнул на месте, оцепенение спало.

– Ты видел его, господин? Где он?

Стжежимир недовольно скривился.

– Его нашёл один из Воронов и забрал Милоша с собой в Гняздец. Ты мне, наконец, расскажешь, что случилось?

Вороны из Гняздеца. От одного упоминания Ежи почувствовал, как руки покрылись гусиной кожей. Он собрался с мыслями, прежде чем ответить:

– Милоша прокляла ведьма.

– Как это случилось?

– Она наложила какое-то заклятие, когда мы спали…

– Я не о том, – сердито перебил целитель. – С чего эта ведьма вообще прокляла Милоша и почему тогда не тронула тебя? Ты убежал?

– Что ты, господин?! – оскорбившись до глубины души, воскликнул Ежи. – Я пытался её остановить.

Его слова только больше смутили Стжежимира, и тогда Ежи пришлось рассказать всё с самого начала, подробно описать случившееся в фарадальском лагере, побег из Златоборска, события на мельнице и свой непростой путь обратно. Целитель слушал, нахмурившись, и с каждым словом становился всё больше похожим на сморчок…

– Значит, вот как…

Он сложил руки под подбородком и уставился прямо перед собой. Стжежимир долго молчал, а Ежи с трудом стоял на ногах. Рану на руке дёргало от боли, ноги подгибались от усталости. Несколько раз голова будто сама падала вниз, и Ежи вздрагивал, вырываясь из темноты. Ему хотелось скорее прилечь, может, прямо там, на полу, но он не смел выказать слабость в присутствии господина.

– Я видел его седмицу назад, – наконец произнёс целитель.

– У Воронов?

– У них.

Ежи сглотнул.

Когда он был ещё ребёнком, Совиную башню сожгли Охотники, но беглые чародеи ещё долго мстили за это простым людям по всей Рдзении. Вести об их преступлениях переходили из уст в уста. Среди всех немыслимых слухов был один об оборотнях-воронах, что разносили болезни и проклятия, насылали саранчу на посевы и отравляли реки. В тот год всех птиц в столице перебили. Прошло время, новые птицы свили гнёзда в рощах вокруг Совина, и Ежи почти позабыл страшную сказку об оборотнях, пока Милош однажды не признался ему, что чародеи-оборотни и правда жили недалеко от рдзенской границы. Одна из Воронов однажды приходила в дом Стжежимира. Ежи видел её украдкой, из-за угла, так боялся попасться ведьме на глаза.

И теперь Милош оказался у них.

– Господин, ты же знаешь, как обратить его обратно в человека?

Стжежимир передёрнул плечами.

– Придумаю, – пообещал он. – Для начала нужно вылечить его от этой фарадальской заразы, – он поднял глаза, пошевелил лохматыми бровями. – А ты почему его не остановил? Я для чего тебя с ним отправил? Чтобы ты мешки с вещами тащил?

– Эээ… я…

– Что ты? Бестолковый ты пень. Пошёл отсюда.

Он замахнулся, чтобы кинуться в него чем-нибудь, но на столике рядом лежали только книги, и целитель их пожалел. Взмахнул рукой в бессильной злобе.

– Прочь! – прикрикнул он громче.

– Там, – Ежи пригнулся, прикрыв голову руками, – там со мной девушка… она ранена.

– Пошёл, я сказал!

Больше ему повторять не пришлось. Ежи выскочил за дверь и даже осенил себя священным знамением. В ушах стоял шум, он упёрся руками в стену, закрыл глаза.

Всё могло быть значительно хуже. Ежи снова дома, а Милош среди чародеев, они не выдадут его Охотникам. Отныне делом займётся Стжежимир, значит, и беспокоиться ни о чём не стоило. Впервые за много дней Ежи почувствовал облегчение, и на лице сама собой расплылась улыбка. Он остановился на верхней ступени, прислушался к звукам внизу.

По вечерам на кухне обычно царили тишина, влажность и лёгкий запах мыльного корня. Мать становилась молчалива. Уставшая, она сидела за столом, вытирала вымытую посуду и медленно отходила от забот рабочего дня, остывая словно разгорячённая печь. Ежи любил это редкое время, когда они с матерью оставались одни. Он желал найти покой и утешение в ласковых объятиях, помолчать вместе, но от переживаний совсем забыл про Весю. Она сидела за отскобленным до блеска деревянным столом и с жадностью ела тушёные овощи с мясом прямо из котелка. Прядь волос выбилась из косы, прикрыла алый ожог на щеке. Заметив Ежи, девушка кривовато улыбнулась ему, сморщилась от боли, но продолжила жевать.

Напротив неё сидела Горица, облокотившись локтями на стол. Когда Ежи зашёл, она подскочила с места, хотела, видимо, то ли обнять, то ли усадить за стол и накормить, но в итоге растерялась и застыла на месте, беспокойно сжимая пальцами серый от стирок передник.

– Сынок, – только и вымолвила она. – Ты голоден?

Ежи кивнул, улыбнулся матери и сел за стол рядом с Весей. Девушка подвинула котелок к нему, на что Горица глянула недовольно, с презрением.

– Мы в Совине не нищие. Уж миску для единственного сына найду.

Веся удивлённо вскинула брови.

– Так зачем? Ни к чему это. Мы ж не враги, чтобы из разных мисок есть, нам делить нечего.

Ежи поспешил вмешаться:

– В Ратиславии принято из одного блюда есть.

– Мы не в Ратиславии, – возразила мать.

Несмотря на радость от встречи, она была в дурном настроении. Ежи заметил, как она поджимала губы, как бросала недовольные взгляды на Весняну. Он поспешил выхватить у неё из рук миску и сесть за стол, наложил из котелка овощей и побольше мяса.

Горица взяла его за подбородок, взволнованно осмотрела лицо в ссадинах. Она привыкла лечить Ежи и Милоша после драк, синяки её не пугали. Но на этот раз мать побледнела.

– А с плечом что? Это что же, тебя ножом? Кто?

– Потом расскажу, – Ежи старался держать ложку в левой руке, это оказалось куда сложнее, чем он ожидал.

Горица убежала в кладовку, где Стжежимир хранил свои мази и отвары, вернулась с двумя маленькими горшками и чистыми тряпицами для перевязки.

– Не вырывайся, – велела она, промывая рану.

Ежи попытался жевать, но от боли не смог проглотить ни кусочка.

– Ты же пил лекарство? Не забывал? – негромко спросила мать.

– Нет, – соврал Ежи. В конце концов, хуже ему не стало, значит, ничего дурного не случилось, а Горица и без того всегда сильно переживала.

– Подними-ка голову, сына, я синяк обработаю.

Ежи едва не пронёс ложку мимо рта.

– Давай потом? Я ужасно голодный, – проговорил он с набитым ртом. – Так соскучился по твоей стряпне. Лучше помоги Весе…

– А наречённая готовить не умеет? – сердито спросила Горица и развернула сына к себе, чтобы лучше видеть его лицо.

Ежи чуть не подавился. Откашлявшись, он скосил глаза на Весю.

– Готовить я, конечно, умею, – ответила она. – Да только в дороге разве особо развернёшься? Ежи сам сказал, что идти нужно быстро, вещей с собой особо не брать, – чуть возмущённо произнесла она, поглядывая на Ежи. – А я пыталась ему втолковать, что мне и платье с собой нужно запасное, и обручья, и кольца височные, да только он и слушать не желал. Говорит: «Мы тайно пойдём, ночью, чтобы матушка с батюшкой твои ничего не приметили и нас не остановили».

Горица бледнела сильнее с каждым словом.

– Это как так? – прошептала она с шипением, настолько усердно втирая мазь под глазом у Ежи, что он чуть не запищал от боли. – Ты мне сказала, что сюда за женихом пришла, а получается, что мать с отцом твои благословения вам не дали?

Веся облизнула ложку и беззаботно сказала:

– Матушка всё понимает, она сама сказала, что мне в городе лучше будет, чем на мельнице, а батюшка, конечно, не знает. Да только смирится всё равно со временем, когда я к нему с внуками приеду да городскою госпожой.

– Не бывать этому, – выдохнула Горица. Собралась с духом, стукнула горшочком с мазью об стол и сказала твёрдо: – Ежи, так и знай, я своего благословения на этот брак не дам. И если ты осмелишься пойти против материнской воли, то на глаза мне больше не показывайся. И выродков своих ратиславских в мой дом не смей приводить! Я ни их, ни невесту твою видеть не желаю.

И уже тише, путаясь в словах от переживаний, запричитала:

– Ох, Создатель, что же это делается? Ради всех богов, неужто для того я сыночка единственного воспитывала, кровиночку родимую лелеяла?

Ежи, который всё время сидел в недоумении, вытащил ложку изо рта и проговорил:

– Мать, ты что?

Но Горица лишь отмахнулась от него рукой и тут же утёрла широкой ладонью слёзы с бледного лица.

– И не говори теперь со мной, – всхлипнула она. – Чуяло моё сердце, что к беде приведёт это всё. Видел бы тебя твой отец. Разве для того он пал на Трёх Холмах? Чтобы ты теперь с ратиславкой якшался? Это они, они его убили.

– Мать, ты что? – повторил Ежи, не зная как её успокоить.

– Не мать я тебе больше, – в сердцах воскликнула Горица. – Доедай что есть и иди подобру-поздорову. Если только Стжежимир сам не велит остаться, а я так бы и вовсе никогда тебя не видела.

Дочка мельника неожиданно резко встала, с грохотом бросила ложку на стол. Та подпрыгнула, прокатилась до самого края и упала на каменный пол. А Веся гордо вскинула голову, откидывая за спину медовую косу.

– Не нужно мне твоих угощений! – воскликнула она. – Раз брезгуешь мной оттого, что я ратиславка. В нашем доме твоего сына приняли как дорогого гостя и ни словом его не обидели, а ты…

Её пухлые губы сердито задрожали, и Ежи понял, что она готова разрыдаться.

– И всё ты неправильно поняла: не нужен мне Ежи, я вовсе и не люблю его и замуж не хочу. Я невеста Милоша, а ты мои слова неверно истолковала. Только я этому даже рада, а то ты бы притворилась и свою подлую душу от меня скрыла, а теперь я тебя насквозь вижу.

И она всё-таки разразилась слезами. Плакать Веся умела навзрыд так, что слёзы крупные, как горох, полились у неё по щекам.

– Может, я и должна с почётом относиться к тебе, раз ты старше и в матери мне годишься, да только нет у меня ни капли к тебе уважения, Горица, коль ты… такая. И в этом доме мне места больше нет!

Она выбежала прочь из кухни. Ежи подскочил на ноги, с осуждением глянув на мать. Лицо Горицы покрылось пунцовыми пятнами.

– Вот же пигалица, – прошипела она. – И ты эту нахалку под родную крышу привёл?

– Хватит, – взмолился Ежи и кинулся следом за Весей.

Он догнал её у самого порога. Девушка уже открыла дверь, когда Ежи схватил её за локоть.

– Подожди! – взмолился он. – Не уходи.

Он посмотрел с таким отчаянием, будто умер бы на месте, если бы Весняна перешагнула через порог.

Девушка отвернулась. Ежи от волнения не мог связать и двух слов. Он едва касался её, боясь упустить и боясь ещё больше испугать. За порогом стояли сумерки, и по улице поднимался туман, почти такой же плотный, что наслали фарадалы. Туман снова пытался отнять Весю у Ежи, и он понял, что если бы она ушла, то уже никогда не обняла бы его, как там, в роще. Она бы никогда не поцеловала его по-настоящему.

– Прости, – прошептал он. – Не знаю, что ты рассказала моей матери, но она неверно всё истолковала. Не вини её, – сбивчиво проговорил Ежи. – Она просто перепугалась, что вот так неожиданно у меня появилась невеста.

– Не поэтому она перепугалась, а потому что я ратиславка, – холодно и отстранённо сказала Веся.

– Просто…

– Она ненавидит меня потому, что я ратиславка, – сердито повторила девушка.

Ежи понуро опустил голову, лихорадочно думая, как же уговорить Весю позабыть обиду. Он запамятовал, что не так давно сам ненавидел ратиславцев всей душой. Да и до сих пор он презирал, но Веся была совсем другой.

– Мой отец погиб в битве при Трёх Холмах.

Она обернулась. От слёз глаза девушки покраснели. На краткое мгновение в них отразилось сострадание, но вот она чуть нахмурила лоб и сказала:

– Три Холма ведь у Старгорода? Там, где начинается река Горькая, верно? Я это всё знаю, потому что брат Лаврентий рассказывал нам о монастыре, его воздвигли там, где была битва.

Ежи кивнул.

– Теперь ты понимаешь? – с надеждой спросил он. – Мать ненавидит ратиславцев, потому что они убили моего отца на этих Трёх Холмах.

– Эти Три Холма, – продолжила Веся холодно, – стоят недалеко от Старгорода, в Ратиславии. И ваши люди хотели пересечь реку, чтобы к нам попасть, правильно? Так скажи мне, Ежи, что рдзенцы забыли у нас? Зачем пришёл твой отец?

Ежи растерялся.

– Была война, они защищали Рдзению…

– Они пришли убивать нас на нашу землю, – отрезала Веся, морщась от каждого слова. Свежий, кровавый ожог мешал ей говорить. Во взгляде появилось что-то новое, чуждое. Она вдруг до ужаса напомнила свою сестру.

– Была война, – повторил, оправдываясь, Ежи.

– Твой отец пришёл убивать нас на нашу землю, за это и поплатился. Мне его не жалко.

Ежи отшатнулся от девушки.

Ему очень хотелось сказать что-нибудь обидное, ранить Весю сильнее, чем это сделала она. Но он весь одеревенел и не мог пошевелить губами.

Дочка мельника выдернула руку и вышла на улицу. В стремительно сужающейся щели между дверью и стеной темнел Совин. Куда пойдёт Весняна в столь позднее время? Как защитит себя от бесчестных людей? Ежи знал, как опасно бывало в Совине после заката. Он и сам порой гулял среди тех, кого стоило теперь опасаться Весе.

И он должен был пойти за ней, остановить и вернуть домой. Но как и тогда, на дороге из Старгорода, Ежи боролся с собственной гордостью.

«Сгинет, – подумал он. – Как пить дать пропадёт».

Некоторых жителей столицы Ежи опасался не меньше, чем полуночниц и водяных. От духов деревенская девушка умела себя защитить, но от насильников и грабителей…

– Что стоишь? Веди обратно дурную девку, – послышался позади ворчливый голос Горицы.

Ежи обернулся на мать. Она насупила брови, выглядывая с кухни.

– Нечего по улицам ночью шататься, давай за ней, – велела Горица.

Ежи кивнул и поторопился прочь из дома. С ратиславской невестой Милоша Горица, видимо, была готова смириться, а это значило, что Веся могла остаться.

Уйти она успела недалеко. Веся брела по узкой улице Королевских мастеров, обняв себя руками, жалась к стенам домов, будто желала вовсе стать невидимкой.

– Подожди, – негромко окликнул её Ежи.

Веся не остановилась, но пошла ещё медленнее, позволяя себя догнать.

Ежи надул губы и наконец догадался: девушка на то и рассчитывала – что он побежит за ней как последний дурак. Но кому-то из них нужно было повести себя разумно. И Ежи решил, что это будет он. Он мужчина, он мудрее.

– Если ты хочешь найти Милоша, тебе всё равно нужно остаться в доме Стжежимира, – произнёс он, остановившись в паре шагов от Веси.

Девушка неохотно повернула голову, высокомерно посмотрев на Ежи.

– И тебе нужно залечить ожоги, а лучший целитель в городе – Стжежимир, – улыбнулся Ежи, пытаясь говорить непринуждённо.

Она обиженно сопела носом.

– Мы обязательно должны держаться вместе, если хотим помочь Милошу. Я, кстати, узнал, где он. Стжежимир его нашёл.

Веся встрепенулась, словно пташка, взволнованно облизнула губы. И, так и не сказав ни слова, развернулась и пошла обратно.

* * *

Из-за тонкой стены Ежи долго слышал, как всхлипывала Веся. Он не решался пойти её утешить и не понимал, отчего она плакала. Может, болели свежие раны. Может, виной тому был враждебный приём Горицы. Может, она тосковала по дому. Но что бы ни мучило дочку мельника, Ежи чувствовал чужую боль как свою.

Тело его ныло после перенесённых побоев, раны тянули, чесались. Мать заботливо приложила примочки к его синякам и ссадинам, перевязала раны и дала сонного отвара, но Ежи не мог задремать и всё вслушивался в звуки, доносившиеся из соседней комнаты. Его тянуло к Весе всем его существом, но горькие, злые мысли заставляли остаться в постели.

«А вдруг прогонит?»

Долго он не мог решить, как лучше поступить, и всё думал, думал, пока веки тяжелели. Усталость взяла своё, и Ежи не заметил, когда плач за стеной стих, а он сам погрузился в крепкий сон.

Поутру Стжежимир был в дурном расположении духа, что с ним случалось нередко.

Горица в такие дни ходила тише воды. Веся, почуяв настроение хозяина дома, и вовсе повела себя скромно и даже боязливо. При встрече она поклонилась целителю, поблагодарила за крышу над головой и хлеб на столе.

– Надеюсь, у нас есть что получше хлеба, – вместо приветствия ответил целитель. – Горица, яйца были недоваренные. Кисель какой-то, а не желток.

Он глянул на гостью и со смешком добавил:

– Кисель ратиславцам предлагай, а мне что посущественнее.

Веся на этот раз стойко снесла насмешку.

Ежи молча ел за кухонным столом. Стжежимир, который по обыкновению завтракал у себя в ложнице, а спускался лишь для того, чтобы навести ужас на обитателей дома и напомнить им кто хозяин, цепким взглядом осмотрел Весняну с головы до ног и кивнул ей.

– Пойдём, голубушка, – с насмешкой сказал он. – Поболтаем у меня, подальше от лишних ушей.

Весняна покорно поклонилась ещё раз, скрывая волосами ожог, улыбнулась почти весело и пошла за целителем.

Ежи с замиранием сердца проводил их взглядом.

– Ну, – нетерпеливо произнесла Горица, присаживаясь поближе к сыну, когда Стжежимир и Весняна скрылись в коридоре. – Рассказывай, что да как. С чего эта девица за тобой увязалась от самого Великого леса? Она, случаем, не ведьма?

И Ежи вновь пришлось пересказать, как они с Милошем отправились из Совина в Ратиславию. Но на этот раз он опустил ещё больше подробностей, чтобы не расстраивать мать. Горица и без того охала и ахала, пока родной сын описывал, как Милоша обратила в сокола злая деревенская ведьма и как Охотники взяли их в плен, а после сами пали от рук фарадалов.

– Что ж, так все и погибли? – удивилась кухарка.

Ежи пожал плечами, прихлёбывая из кружки горячий травяной отвар, который Горица научилась заваривать у Милоша, а тот у торговца специями из Деникиюса.

Вскоре Веся спустилась обратно на кухню. Тихая, робкая, она еле слышно ступала по каменному полу.

– Целитель зовёт тебя к себе, Ежи, – негромко вымолвила она. – Но обожди лучину. К нему пришёл некий господин, у них важный разговор.

Горица упорно не замечала гостьи. Она забрала пустую миску у Ежи и нарочито громко загремела посудой, принявшись оттирать её в медном тазу.