Текст книги "Вниз по реке к морю"

Глава 5

Когда я проснулся, было 11:07, если верить электронным часам, стоявшим на тумбочке возле кровати. Похмелья почти не было (по сравнению с тем, что могло бы быть). Комната не крутилась перед глазами, а только слегка покачивалась. Голова болела лишь при неосторожном движении или если взглянуть прямо на свет.

Прошло минут десять, прежде чем я вспомнил про письмо от Беатрис, она же Натали. Но сейчас не время было об этом думать. Проснулся я поздно, и теперь придется поспешить, если я хочу успеть в закусочную «Гуччи» вовремя.

Я был как раз на середине тоннеля Холланд, когда зазвонил мобильный. Я включил громкую связь.

– Да?

– Папа?

– Тебе разве не нужно быть в школе, Эйжа?

– Сейчас сессия. А я хотела сказать, что назначила тебе встречу сегодня в четыре часа с женщиной по имени Уилла Портман. Я тебе отправила СМС, но ты их не всегда читаешь.

– Что еще за встреча?

– Она хочет нанять тебя, чтобы провести расследование.

– Какого рода?

– Она не сказала. Но вроде женщина приятная.

– Это тебе по телефону так показалось?

– Не-а. Она заходила в офис.

– Хорошо. Я приеду.

– Тогда увидимся. Люблю тебя, папочка.

* * *

Голова у меня по-прежнему болела. Движение в Манхэттене в полдень всегда было плотным, в дороге пытался сформулировать речь, которую вскоре придется произносить. Так что времени на то, чтобы думать о Беатрис Саммерс и опасности, которую может представлять ее признание, у меня почти не было.

Ресторан «Гуччи» находился довольно далеко, на западной оконечности 59-й улицы. Это было семейное заведение, которое стояло здесь уже много десятилетий. Я хорошо знал это место, потому что отец очень любил заходить туда, когда они с мамой еще только встречались. Хозяин ресторанчика, Ламберто Орелли, оказался настолько прозорлив, что выкупил все трехэтажное здание, и пока ни одно даже крупное предприятие не могло его перекупить.

Я припарковался, перешел улицу, присел на скамейку автобусной остановки и стал ждать. Интересно, смогу ли я забыть письмо от Беатрис и имя Адамо Кортеза (кто бы он ни был)? Может, если выждать подольше, когда ярость и страх снова отступят, я смогу спокойно растить дочь и выслеживать поганых извращенцев по соседним штатам?

В сумке у меня лежали аспирин и бутылка воды, но я предпочел чувствовать дискомфорт. Это состояние больше всего соответствовало тому, кем и чем я был сейчас.

Боб Эйкерз появился ровно в четверть второго. Прошел к своему обычному столику, уселся и положил рядом «Нью-Йорк таймс», «Уолл-стрит джорнэл» и «Дейли ньюс».

Я дал ему спокойно сделать заказ и дождаться, когда его принесут, а потом распахнул дверь ресторана и прошел прямиком к столику политика. Без приглашения сел и уставился своей жертве прямо в глаза.

– Вы что-то хотели? – поинтересовался он.

– Кто рассказал вам, что за вами слежка?

Эйкерз открыл было рот, но ничего не ответил.

– Я о том, – пояснил я, – что именно поэтому вы на нынешней неделе выставили свет в своей квартире на таймер.

Боб был мне симпатичен, хоть он и был извращенцем, да к тому же республиканцем. Но у всех есть в шкафу свои скелеты. Не урони я тогда арматуру, быть бы мне убийцей.

– Кто вас нанял? – спросил он.

Вместо ответа я достал айпад, немного пощелкал по экрану, а потом протянул ему. На экране были фотографии, которые я успел отсортировать, пока он предавался разврату.

Он рассмотрел все снимки по очереди. Я не мог понять выражения его лица. И почему-то подумалось, что в той нелегальной партии в покер он, наверное, выиграл.

– Кто нанял вас, чтобы сделать их? – спросил он, поднимая взгляд.

Определенно, этот парень мне нравился.

– Она сказала, что ее зовут Синди Эйкерз, – отозвался я.

От этой новости глаза его чуть сощурились.

– Синди?! – то был возглас ребенка, впервые преданного родной матерью.

– Она так представилась. Но я покопался немного и выяснил, что она – подсадная утка, присланная некоей третьей силой, чтобы собрать компромат на вас для Альберта Стоунмэна.

– Так это была не моя жена?

– Нет. Не любовь, а политика, как обычно.

– Итак, вас нанял Стоунмэн.

– Вероятно. Женщина, которая представилась вашей женой, работает на человека по имени Осса Джеймс. А Осса – платный политконсультант Стоунмэна.

Эйкерз поднес раскрытую правую ладонь к лицу, потом потер середину ладони пальцами левой.

– Не понимаю, – проговорил он. – Почему же они велели вам принести доказательства мне, а не предать их огласке немедленно? И почему позволили вам разоблачить их в моих глазах?

– Доллар – мой хозяин, но я ему не раб, – ответил я. Отец частенько так говаривал. – Когда я понял, что женщина, нанявшая меня, не ваша жена, я, можно сказать, взбесился. Однажды одна женщина меня обманула, и мне это совсем не понравилось.

Эйкерз опустил ладони на стол.

– Этот человек вам мешает? – спросил у Боба крупный накачанный тип. По белой униформе можно было подумать, что он повар. Но властный тон свидетельствовал о том, что он либо вышибала, либо член семьи Орелли.

– Нет, Крис. Это помощник одного из членов Конгресса, он принес мне важные вести.

Крис устремил на меня подозрительный взгляд. Мышечная масса у него была явно больше, но у меня, вероятно, была лучше подготовка. А еще у меня было разрешение на оружие, но пушку я обычно оставлял либо дома, либо в своей «бьянчини», потому что хорошо помнил тяжесть железной дубинки в своей руке.

Стоило самозваному телохранителю удалиться, как Эйкерз спросил:

– Так что вам нужно? И как вас зовут?

– Тот, кто проинформировал вас о слежке, не назвал моего имени?

– Нет. Она просто сказала, что за мной следит частный детектив.

Она.

– Для этого разговора мне и не нужно имя, конгрессмен Эйкерз. И нужны мне не материальные блага.

– Я не уйду с поста, – веско проговорил он.

– Послушайте. Я – демократ и в прошлом сотрудник полиции. Развлечение втроем в комнате мотеля в Нью-Джерси – не такая уж новость для полицейского, и ваша республиканская позиция тоже особого значения не имеет. Я здесь потому, что более-менее сносный детектив легко может проследить за вами и сделать фотографии, подобные этим, и даже не особенно напряжется, изыскивая для этого пути. Поэтому я заключаю, что либо вы намеренно хотите, чтобы вас поймали, либо так увлекаетесь страстью, что прямо-таки теряете голову. В первом случае могу порекомендовать вам хорошего доктора. Во втором – я знаю женщину, которую зовут Мими Лорд. За скромную плату она организует вам такие рандеву, что даже Шерлок Холмс не докопается до истины.

– И это все? – спросил Боб, когда я умолк.

– Я позвоню фальшивой Синди и скажу, что ничего не нашел. Аванс они мне уже заплатили. Я скажу ей, что она напрасно тратит свои деньги и что я не жду остальной суммы. Но вы должны для меня кое-что сделать.

– Сколько?

– Не в деньгах дело. Я должен знать, кто рассказал вам обо мне.

Глаза у Эйкерза были карие, к их цвету очень шел золотистый спортивный костюм. И в них явно отразилось сомнение.

Мне пришло в голову, что детективы и политики похожи. Мы подавляем страсть, пытаясь казаться объективными, если не безгрешными.

– Я не знаю имени. Но кто бы это ни был, звонок поступил в офис. Она сказала оператору, что она моя подружка. Ее переключили на секретаря. И той она сообщила: дескать, ей стало известно, что за мной в Нью-Йорке следит частный детектив. Наша система отследила номер, с которого звонили. Я могу отправить его вам, когда буду в офисе.

Все-таки не зря он мне понравился, несмотря на то, что пытался выяснить мою личность.

– Отлично, – сказал я. – Присылайте на handy@handy 9987.tv3.

– Что это? – спросил он, записывая адрес.

– Моя электронная почта, – пояснил я с улыбкой. – А позвольте спросить, конгрессмен, почему вы все-таки поехали в мотель, если знали, что за вами следят?

Он опустил взгляд, затем снова посмотрел на меня. Покачал головой, и губ его коснулась тень улыбки.

– Так как, говорите, ее зовут? Мими Лорд? – уточнил он.

Я написал ее номер на листе карманного блокнота, вырвал страничку и протянул ему.

– Она обо всем позаботится, – сказал я и поднялся.

– Так что насчет фотографий?

– А что с фотографиями?

– Что вы будете с ними делать?

– Сотру из памяти планшета и забуду о них.

– Как я могу быть в этом уверен? – спросил он, и слова его мгновенно напомнили мне одну старую песню.

– Мне незачем вредить вам, конгрессмен. Если бы я хотел это сделать, то либо передал снимки Стоунмэну, либо продал вам по двойной цене.

– Вы же сказали, что вы демократ, – пожал он плечами. – Может, вам не нравится моя политика.

– Бросьте. Со времен Рейгана обе фракции Конгресса служат богатству. Все они едят, пьют и гуляют на деньги из карманов простых людей, таких как я.

Эйкерз чуть нахмурился. Может, ему показалось, что я его оскорбил. А может, и нет. Но он кивнул мне. И я ответил ему тем же.

Я вышел из дверей «Гуччи», чувствуя себя намного лучше, чем прежде.

Глава 6

Я вернулся в офис чуть позже трех пополудни. Хорошее настроение несколько померкло, придавленное воспоминаниями об одиночной камере и размышлениями о возможных последствиях письма Беатрис Саммерс.

Письмо.

Кто вообще нынче пишет письма? Нелинованная бумага была розоватой, чернила – синими. Почерк ровный, без помарок и исправлений. Ни одной ошибки, строчки ровные, параллельные верхней и нижней границам листа.

Все эти детали кое о чем говорили. Это письмо было преисполнено намерения. И не один черновик был написан на других листах, и лишь затем текст был аккуратно перенесен хорошим пером на качественную бумагу, с подложенной снизу разлиновкой, чтобы строчки шли ровно. Вперед, войско Христово!

Благодаря патрульному Генри Торнео у меня был доступ к базе полиции Нью-Йорка. Но никакого Адамо Кортеза там не обнаружилось. А вот в базах частных детективов, за пользование которыми я платил почти по две тысячи долларов в год, нашлась информация, что последние девять лет Беатрис Саммерс проживает в общине Одумвиль недалеко от Сент-Пола.

Вот интересно, что видится бывшей Натали, когда она думает о Боге? Какое божество является ей, и как смотрит Господь на раскаявшуюся грешницу?

Что до меня, то стоило закрыть глаза, как я снова оказывался в тесной камере без света. Где пахло потом и мочой. Где в темноте летали насекомые. Где за дверной решеткой моего узилища беспрерывно стонали и жаловались люди…

Звякнул серебряный колокольчик.

Я открыл глаза. Вид из окна на втором этаже, выходящего на улицу Монтегю, ничуть не изменился. Был ноябрь, но холод еще не вступил в свои права. Ярко светило солнце. На той стороне улицы остановилась женщина и, подняв лицо, посмотрела на меня.

Колокольчик снова зазвонил. Я встряхнулся, отворачиваясь от случайной прохожей, и вышел в приемную, где каждый день после школы дежурила моя дочь.

Входная дверь офиса была, как обычно, заперта. С открытой дверью я не чувствую себя в безопасности.

Глазок электронной камеры, установленной на фасаде, транслировал изображение на маленький монитор на стене. В дверь звонила стройная молодая белая женщина, одетая в сине-белое платье, очень отдаленно напоминавшее деловое. С собой у нее был дипломат из коричневой кожи и тряпичная серая дорожная сумка.

Даже сквозь камеру видно было, что она молода, красива… и убита горем.

– Кто там? – спросил я в динамик.

– Уилла Портман. Это вы детектив Джо Оливер?

Я отворил дверь, и она ахнула, словно произошло что-то невероятное.

– Мы же с вами договаривались на четыре часа? – спросил я.

– Д-да. Просто я пришла немного раньше.

– У меня есть один друг, который утверждает, мол, когда он пришел, тогда и вовремя.

Она улыбнулась и вошла, таща за собой дорожную сумку на колесиках.

– Пожалуйста, проходите сюда, – указал я на дверь кабинета.

– А где Эйжа? – поинтересовалась моя потенциальная клиентка.

– Она же учится в старшей школе. Придет с минуты на минуту.

Уилла окинула меня встревоженным взглядом, но все-таки вошла в кабинет.

Мое рабочее место располагалось в относительно маленьком помещении с высоким потолком, обшитым пластиком, и единственным, зато огромным – от пола до потолка – окном. Стены кирпичные, на полу – темный паркет. Простой деревянный стол без ящиков, но я не храню на рабочем месте ни запасов канцелярии, ни записей; комната, где обосновалась Эйжа, значительно больше – там хранятся и документы, и офисные принадлежности.

– Присаживайтесь, – предложил я девушке, которая явно нервничала.

Она поколебалась немного, но все-таки села на самый краешек одного из четырех деревянных стульев для посетителей, составлявших комплект со столом.

– Необычный у вас офис, – произнесла она, оглядывая комнату.

– Почему вы так нервничаете?

– Э-э… Не знаю. Наверное, то, что я пришла сюда, означает, что я действительно собираюсь это сделать. Знаете, когда вы просто о чем-то думаете, это еще не совсем реально.

– Понимаю, о чем вы, – сказал я несколько более сочувственно, нежели намеревался.

Однако Уилла, кажется, почувствовала искренность в моем тоне, и это помогло ей немного расслабиться.

– Меня зовут Уилла Портман.

– Это вы уже говорили.

– Я интерн, веду исследовательскую работу для Стюарта Брауна.

– Раз Стюарт Браун, то дело серьезное.

– Да уж, – сказала она с усмешкой. – Он и сам – человек серьезный, очень важный адвокат, особенно для тех людей, на которых наплевать всем остальным.

Стюарт Браун был знаменитым адвокатом-радикалом. К примеру, он представлял в суде интересы Свободного Мэна – черного воинствующего журналиста, которого арестовали три года назад за убийство двух сотрудников полиции. Урожденный Леонард Комптон, Свободный Мэн, был обнаружен в нескольких кварталах от места стрельбы, в Фар-Ист-Виллидже, с серьезным ранением. При себе у него был пистолет, из которого, как выяснилось, и были застрелены оба офицера. А вот те пули, что попали в него, прошли навылет, поэтому, из какого именно оружия в него стреляли, установить не представлялось возможным.

Свободный Мэн отказался назвать потенциальных сообщников, которые были с ним в ту ночь, и при этом категорически отрицал свою причастность к убийству. По законам Нью-Йорка ему, как и любому убийце полицейского, грозила смертная казнь. Он ни в чем не раскаивался и вообще отказался сотрудничать с полицией и следствием.

Было очень похоже, что в скором времени в Нью-Йорке произойдет первая за долгое время смертная казнь. Пока не вмешался Браун. «Машина Браун», как его называли, вывел это дело на качественно новый уровень. После того как он убедил всех, что многие из улик, приводимых против его клиента, являются косвенными, а адвокаты, определенные ему государством, – некомпетентными, была назначена апелляция. Газеты предположили, что было подано заявление о необходимой самообороне. От побережья до побережья прокатилась волна протестов в поддержку Свободного Мэна.

Я вовсе не был фанатом этой истории. Что же до полицейских, самих ставших жертвами, то и сам я был всего лишь кирпичиком в этой синей стене. Мало кто из простых смертных догадывается о том, как тяжело это – быть полицейским, которого почти все боятся и к кому каждый относится с подозрением. И мэр, и городской совет, и половина гражданского населения верили в самые худшие россказни про нас, а мы ведь рисковали жизнью дни и ночи напролет.

Мы.

Я по-прежнему ощущал себя сотрудником полиции. Когда я еще был на службе, меня били ногами и ножом, на меня плевали, в меня стреляли и снимали меня на тысячи телефонов. Каждый раз как я кого-то арестовывал, казалось, что весь мир ополчился на меня. А люди и не знали, как мы заботимся о них и об их жизнях.

– Так вы адвокат, мисс Портман?

– Аттестовалась в июне, – ответила она, – но я работаю на Брауна, потому что он делает именно то, чем я хотела бы заниматься.

– И что же Стюарту Брауну нужно от меня? – поинтересовался я.

– Ничего.

– Тогда зачем вы здесь?

– Я здесь потому, что мистер Мэн невиновен, а Стюарт Браун собирается его пустить вниз по ручью.

– По реке, – поправил я.

– Простите?

– Так говорится – «пустить по реке».

– Ах да, – Уилла смотрела на меня одновременно отчаянно и зло.

– А я-то думал, что Браун твердо вознамерился спасти Мэна, – признался я.

– Так оно и было, – проговорила девушка, – поначалу. Он набрал кучу улик против тех полицейских, которых Мэнни застрелил…

– Так он сознался в убийствах?

– Н-нет, – запнулась Уилла. – То есть да, но не так, как вы думаете. Его пытались убить. Они выследили его. А до этого убили троих его названых братьев, а еще одного покалечили так, что он остался парализованным. Они гнались за ним, а он – просто защищался.

Пока она говорила, взгляд ее блуждал по комнате, но, закончив свои обвинения, Уилла взглянула мне прямо в глаза.

– Итак, – подбодрил я, – Браун собирал доказательства…

– У него были даты и время, результаты баллистических экспертиз, показания надежных свидетелей, которые можно было проверить.

– Похоже, он вполне мог выиграть дело.

– Так и есть. То есть так и было. Но потом, недели две назад, Стюарт… не знаю, как и описать… он вдруг стал так холоден. По-другому и не скажешь. Мы должны были встретиться с одной церковной настоятельницей по имени Джоанна Мадд. Мисс Мадд согласилась дать показания о том, что офицер Валенс получал деньги от дьякона Мордечи за предоставление доступа к молодым бездомным с целью принуждения их к проституции.

– И это все управлялось прямо из церкви?

– На недавней службе баптистской церкви Христовой объявили благотворительный сбор, чтобы помочь сбежавшим из дома мальчикам и девочкам. У Мордечи и еще у некоторых из его друзей был доступ к детям. А Валенс, офицер Прэтт и другие управляли бизнесом.

– Это и есть ваша линия защиты? – уточнил я. – То, что Мэн и его команда боролись с проституцией?

– Не только это, – отозвалась она. – Не только. Мэнни говорит, что эти полицейские были замешаны в разных темных делах. И в кражах, и в наркотиках, и в убийствах. А тех, кто пытался им противостоять, убивали.

– А потом, по вашим словам, в один прекрасный день уважаемый мистер Браун просто взял и охладел к этому делу?

– Я его спросила, когда мы поедем к мисс Мадд, а он ответил, что мы к ней не поедем. Спросила почему, и он мне заявил, что все, сказанное Свободным Мэном, – ложь и что это он сам убил своих братьев, так как они собирались сдать Валенса и Прэтта.

Юджин (Йолло) Валенс и Антон Прэтт – это те полицейские, в убийстве которых обвинили Мэна. Они были примерными офицерами, имели награды и иногда даже исполняли обязанности телохранителей мэра и разных знаменитостей.

– Так может, Браун сказал правду? – предположил я. Слишком уж много я знал ни в чем не повинных полицейских, обвиненных в преступлениях, которых они не совершали. Я сам был одним из них.

– Мисс Мадд исчезла, – проговорила Уилла. – Несколько дней спустя я сама отправилась поговорить с ней, когда не смогла дозвониться по телефону. И ее сын Родни сказал мне, что она пропала. Дескать, она отправилась на встречу со Стюартом, но так и не вернулась.

Я вздохнул. Это получилось невольно. И я знал, что причина в том, что потенциальная клиентка сумела меня заинтересовать.

Она сцепила руки в замок и уставилась в пол.

– Всем привет! – в дверях стояла Эйжа. Она улыбалась. Короткие волосы ее стояли торчком под разными углами, словно поле колючей дикой травы. На синих джинсах, кажется, кто-то учился рисовать, а блузка была такой короткой, что даже близко не доходила до талии. Я хотел было спросить, вписывается ли такой наряд в рамки школьного дресс-кода, но тут Уилла подняла глаза. Из них катились слезы.

– Ой, милая моя! – воскликнула Эйжа, подбежала к адвокату, опустилась возле нее на колени и обняла.

И я уже знал, что одного моего невольного вздоха и заботы Эйжи хватит для того, чтобы я вник в дело Портман хотя бы на пару дней.

– Ну, пойдем со мной, – Эйжа помогла девушке подняться. Они вышли из офиса и направились в уборную, которая находилась рядом с приемной.

Пока их не было, я попытался мысленно выстроить связь между письмом Беатрис и делом Свободного Мэна. Я прекрасно знал, что очевидной связи между ними нет. Но порой малейшие схожие черты могут помочь распутать дело, так похожее на то, что приключилось когда-то со мной. Порой даже накатывает ощущение заточения, хотя я и не возвращаюсь в Райкерс. И если Мэн невиновен, а я помогу ему выйти на свободу, то в каком-то смысле освобожу и себя самого.

Я поймал себя на том, что снова уставился в окно.

– Простите меня, мистер Оливер, – проговорила из-за моей спины Уилла Портман.

– Мне сделать заметки по вашей беседе, папа?

– Лучше сходи-ка в магазин и купи упаковку маленьких блокнотов, которыми я пользуюсь.

– Но я и так могу сделать заметки.

– Иди-иди, – я встал, дабы подчеркнуть, что это не обсуждается.

Родственникам порой слова скажут меньше, чем интонация и взгляды. Эйжа поняла, что мне нужно, чтобы она исчезла из офиса, и подчинилась.

Сквозь открытую дверь я видел, как Эйжа-Дениз берет сумку и идет к выходу. Выждал секунд десять и снова обернулся к заплаканной девушке.

– Вот видите, сколько от этого бед, – проговорил я.

– Вы поэтому попросили Эйжу уйти?

– Она моя дочь. А вы уже дюжину километров прошли по кривой дорожке.

Уилла нахмурилась.

– Если хоть что-то из того, что вы мне сказали, правда, – проговорил я, – то дела действительно плохи, к тому же речь идет об убийстве.

– Но Мэнни невиновен, – заявила она.

– А я думал, он женат.

– Что?

– Вы так о нем говорите, будто вы – его девушка.

– Нет.

– Это правда?

Она посмотрела на меня так, что я едва сдержал ухмылку. Притяжение между любовниками – это притяжение души: необоримое, бесспорное и, рано или поздно, нежелательное.

– Это было всего однажды, – призналась она. – Стюарт был занят другим делом. А я записывала показания Мэнни. Я… уважаю Марин. Она мать их ребенка, но ведь на самом деле они не женаты, и свиданий им не разрешают, разве что через стекло… Ему просто нужен был хоть кто-то.

– Так Джоанна Мадд действительно исчезла?

– Да.

– И Браун решил пустить это дело на самотек?

– Он даже бумаги спустил в шредер! – воскликнула Уилла. – Заявил, что все это ложь.

– Так значит, все доказательства пропали?

Она потянулась и запустила руку в свою дорожную сумку.

– Когда я начала работать на мистера Брауна, мой наставник из колледжа, Шерон Миттельман, надоумила меня всегда снимать со всех документов копии на случай, если вдруг что-то пропадет. Мистер Браун не хотел хранить файлы в электронном виде. Он говорил, что хакеры могут добраться до памяти любого устройства. Так что я иногда приходила по ночам и снимала копии с бумаг.

– И сколько ж их у вас? – поинтересовался я. Мое уважение к потенциальной клиентке росло с каждым словом.

– Три тысячи триста семнадцать двусторонних листов.

– Шесть тысяч страниц?

– Почти семь.

Семь тысяч страниц. Мне вдруг стало страшно. В деле детектива любая улика сгодится, но я представил, как темная тень с пистолетом в уверенной руке подкрадывается ко мне со спины, пока я сидел, склонившись над текстом.

– Знаете, я ведь не могу себе позволить работать бесплатно, как Браун, – пробормотал я, судорожно подбирая способ ретироваться.

Она поставила на стол дипломат, откинула крышку, и моему взору предстали плотные пачки перевязанных банковскими бумажными лентами пятидесятидолларовых банкнот.

– Здесь почти девятнадцать тысяч, – сказала Уилла, – ровно половина наследства, которое досталось мне от бабушки. Я знаю, что мы не можем пойти в полицию, и также знаю, что отношениям между нами не бывать. Я снимала деньги со счета осторожно, по тысяче долларов за раз. И я хочу, чтобы вы доказали невиновность Мэнни, и его выпустят из тюрьмы.

– А что если он после этого пожелает вернуться к Марин? – спросил я.

– Если любишь – отпусти, – изрекла она с пылом настоящей поп-звезды.

Глядя на прекрасную молодую женщину с глубоко скорбным лицом, я подумал о том, как сильно я изменился за последние двадцать четыре часа. Балансируя на грани между конгрессменом Эйкерзом и Беатрис Саммерс, я замер на пороге становления кем-то совсем иным.

Да, я стоял на пороге, но черты пока не пересек.

– Пока оставьте деньги у себя, – попросил я.

– Но почему?

– Я просмотрю эти бумаги и тогда приму решение.

– Все, что я вам сказала, – чистая правда.

– Может, и так, и все же я должен в этом сам убедиться.

– Но вы – моя единственная надежда и единственная надежда Мэнни.

– А с чего вы вообще решили, что можете мне доверять? – слова эти вырвались у меня сами, словно Афина из головы Зевса.

– Якоб Сторелл.