Текст книги "Верховная жрица"

Уильямса воспитали католиком. Он также изучил западную физику, утверждающую, что человек не может обогнать мчащийся автомобиль, влезать по плоской стене высокого здания, увернуться от летящей пули и загнать палец в стальную плиту. Однако под наставничеством Чиуна Римо научился подобным премудростям. И вот после того как мастер Синанджу разрушил его иллюзорные представления об этом мире и своем в нем месте, он бросил вызов и его религиозным верованиям.

Когда Харолд В. Смит нанимал Чиуна, чтобы тренировать Римо, он всего лишь хотел иметь хорошо обученного убийцу, владеющего боевым искусством Синанджу, для проведения необходимых американцам операций. Однако белый человек, отобранный для этой цели Смитом, все сильнее и сильнее ощущал себя продолжателем длинного рода мастеров Синанджу.

Двадцать лет назад Уильямс не чувствовал никаких неудобств, живя представлениями сразу о двух мирах, он как-то смирился с этим, все еще сохраняя верность своей стране. Но какая-то часть его души тянулась к унылой корейской деревушке в Западно-Корейском заливе, где возник род Синанджу, который еще за много столетий до рождения Христова служил тронам старого мира. По мнению Римо, он не был связан с корейцами кровными узами. Но долг, традиции и честь объединяли его со всеми предшественниками-мастерами. Мастера Синанджу появлялись всего один-два раза в столетие. А он был первым белым человеком в их клане и мог по праву гордиться этим.

Много лет назад, во время выполнения одного из их первых заданий, Чиун поведал своему ученику о прорицании Синанджу. Однажды мастер Синанджу, говорилось в этом прорицании, обучит белого человека, и тот погибнет, почитая солнце. Ученик этот по прозванию Белый Тигр станет аватарой Разрушителя Шивы, Индийского бога разрушения.

Римо не без иронии выслушал рассказ учителя, посчитав его еще одной забавной байкой корейца, призванной скрасить суровую действительность, вроде байки о том, как детей топят в море. Долгое время Уильямсу казалось, что этой выдумкой Чиун пытается скрыть замешательство при мысли о том, что обучает некорейца.

Но с Римо стали происходить удивительные вещи. Иногда он ненадолго впадал в беспамятство, очнувшись же, недоумевал. Он вроде бы и не терял сознания, но у его ног, например, лежал поверженный враг, а в памяти совершенно не отложились подробности схватки. Происходило и нечто худшее: во время войны в Персидском заливе Римо лишился памяти аж на несколько дней.

В тот раз Чиун попытался объяснить ученику, что в него вселялся Шива, и уже недалеко то время, когда грозный бог всецело завладеет его бренным телом.

В тот день Римо также выбежал из комнаты.

Нечто подобное случилось с Уильямсом во время выполнения одного из последних заданий, но на этот раз у него сохранилось лишь смутное воспоминание о нем.

Ни ученик, ни учитель никогда и словом не обмолвились о происшедшем, однако у обоих осталось ощущение некоторой неловкости. Римо не хотел вторгаться в какую-либо другую жизнь, как не хотел никакого вмешательства и в свое сознание. Он хотел быть самим собой, Римо.

Чувствовалось, что Чиун нервничает все сильнее и сильнее из-за такого рода эпизодов с учеником. Как бы ни были страшны прорицания, действительность была куда более угрожающей. Мастер Синанджу опасался, что Шива окончательно завладеет сознанием ученика, и тогда он потеряет его. Римо же и в мыслях не допускал, что род Синанджу может прерваться. Что до Чиуна, то он был убежден, что в жилах Римо течет корейская кровь.

Уильямс, впрочем, считал, что это невозможно.

Чиун поведал Римо также, что некто Лу Обесчещенный, мастер Синанджу времен Древнего Рима, по своей слабости допустил гибель самого великого человека, которому когда-либо служили Синанджу.

Ученик в глубине души лишь посмеивался, и так бы все и продолжалось, если бы не повстречался он в один прекрасный момент с Айвори, шриланкийкой, которую никогда прежде не видел, но тотчас вспомнил, стоило ему лишь взглянуть на нее. Оказалось, он знает девушку по прежней жизни.

Чиун сказал ему, что они любили друг друга две тысячи лет назад. Римо был мастером Лу, а она – жрицей Кали, грозной супругой бога Шивы. И в той жизни, и в этой смерть разъединяет их в миг высочайшего блаженства. Римо старался подавлять память о прошлой жизни, и это ему неплохо удавалось. Вплоть до сегодняшнего дня.

А ведь некогда все казалось таким реальным! Таким красочно-ярким.

Может, он и в самом деле воплощение Шивы? И был когда-то мастером Лу?

– Кто же я такой, черт побери?! – в сердцах буркнул Римо, шагая по песку.

Волны Тихого океана, увенчанные тонкими белыми гребешками, бесконечными рядами накатывали на берег и растекались до полного исчезновения – такие же вечные, как и звезды. Римо мрачно смотрел вдаль.

Волны продолжали свои набеги, звезды продолжали пылать холодным огнем. Кто осмелится утверждать, что дух его не может возродиться в какой-то другой жизни?

– Да пропади все пропадом! – со злостью бросил Римо и двинулся по направлению к дому. Одно можно сказать с уверенностью: Скуирелли Чикейн не бунджи-лама. Вся эта история лишь очередное немыслимое надувательство Чиуна.

Глава 10

Скуирелли Чикейн, поедая вишни в шоколаде, лежала на своей розовой, в виде сердца, кровати.

– Привет, мама. Это я, Скуирл. У меня просто потрясные новости!

– Ты встретила мужчину?

– Нет, сразу четверых.

– Не слишком ли это, дорогая? Даже для тебя...

– Что ты, мама, я совсем о другом. Выбрось из головы всякие грязные мысли. Ко мне явились четверо мужчин с совершенно сногсшибательными новостями.

– Что-что?

– Оказывается, я бунджи-лама. Или что-то в этом роде.

– Скуирелли Чикейн, ты, наверное, перепила бурбона, который отец подарил тебе на Рождество.

– Помолчи, пожалуйста! Ну хоть минутку. Я же сказала тебе, что я сорок седьмое воплощение бунджи-ламы. Более того, во мне как бы воплотились все бунджи-ламы, начиная с года Деревянного Дракона. Не спрашивай даже, сколько веков назад это было. Более того, бунджи-лама – рам-пам-пам-пам-пам-пам – воплощение самого Будды!

– Этого безобразного толстобрюхого бога с длинными мочками ушей?

Скуирелли посмотрела на свои розовые ногти.

– Я еще не знаю точно, какого именно Будды. Не перебивай меня, пожалуйста. Я так взволнованна, что едва могу говорить...

– Скуирелли, дорогая, если ты считаешь себя воплощением какого-то языческого бога, значит, у тебя не все дома. Перестань, пожалуйста, хихикать и соберись с мыслями. Как ты можешь представлять собой целое сборище каких-то там лам, когда ты уже на весь свет раззвонила про свои прежние воплощения.

– Ну подумай сама, мама, это событие, возможно, планетарного значения, чтобы его могла постичь женщина, которая выезжала из Виргинии лишь однажды – для негласного удаления матки.

– Не приплетай сюда мою операцию! Если хочешь, можешь верить во всю эту чепуху. Впрочем, здравый смысл подсказывает, что человек проживает не одну жизнь. К сожалению, ты, видимо, чего-то недополучила в детстве.

– К твоему сведению, они весьма убедительно все доказали. У меня нет и тени сомнения.

– И как же им это удалось?

Скуирелли, поджав под себя ноги, с удивлением заметила, что левую ногу ей пришлось подтянуть рукой. Возможно, она даже ощутила бы боль, если бы не бренди, которым были начинены вишни в шоколаде. Актриса уже принялась за вторую коробку.

– Ты в курсе, что я получила «Оскара» за «Постижение медиума»? В этом фильме я играла роль пожилой родственницы, которая все время сует нос не в свое дело. Имя ее я называть не буду, скажу только, что она очень походит на твою мать.

– Ну?

– Случилось так, что этот самый «Оскар» как две капли воды похож на тибетского идола. Последний бунджи-лама, мой предшественник, предрек, что этого самого идола найдут именно у меня, его преемницы, с которой ты сейчас имеешь честь разговаривать. Не правда ли, просто поразительно! Я обо всем заранее позаботилась, и заметь, я была мужчиной.

– Скуирелли, ты, наверное, перебрала наркотиков. Может, вызовешь врача?

– Похоже, мои перевоплощения тебе покоя не дают. А помнишь ту бесстыжую женщину, которая делала вид, будто ей известно все на свете, героиню фильма «Письма из ада»? Я в этом фильме не играла, а просто копировала тебя.

В трубке громко щелкнуло.

– Так-то вот! – злорадно воскликнула Скуирелли. – Можешь вешать трубку сколько угодно! Мне наплевать. Ты моя мать только в этой жизни. Надеюсь, ты умрешь и возродишься шелковичным червем.

Телефон зазвонил вновь.

Женщина сосчитала до трех и елейным голосом произнесла:

– Поздно теперь уже извиняться. Ты слишком сильно меня обидела, чтобы извинениями можно было поправить дело.

– Скуирл, куколка, – послышался голос ее агента. – С какой стати мне извиняться?

– Джулиус, дорогой, я так рада, что ты позвонил!

– Вот и хорошо. Я приготовил для тебя сценарий.

– Выбрось его к чертовой матери. Я нашла себе великую роль, Джулиус!

– Что еще за роль, интересно?

– Я бунджи-лама.

– С чем это едят?

– Бунджи-лама – духовный лидер Тибета.

– Тибета? Ты говоришь, Тибета?

– Да, Тибета. Все верно. Ты представляешь, мне предложили отправиться в Тибет и стать бунджи-ламой!

– Ты хочешь сказать: предложили сыграть бунджи-ламу?

– Нет, я сказала «стать» бунджи-ламой! Не играть, быть! Это классом повыше.

– Говори громче. Мы с тобой обсуждаем новый фильм?

– Книгу. Фильм. В худшем случае основанный на книге мини-сериал. Я хочу, чтобы ты тоже поехал со мной.

– И к кому я должен явиться?

– Не знаю. Наверное, к правительству Тибета. Один из этих людей тут, со мной. Весь высохший, прямо как Юл Бриннер[21]21
  Юл Бриннер (род. в 1915, на Сахалине) – американский киноактер.


[Закрыть]. Зовут его Лобсанг.

– Лобсанг! Лобсанг! Звучит, как колокольный звон. Он что, продюсер?

– Скорее специалист по стране. Вводит меня в курс дела. Рассказывает про язык, обычаи и прочие премудрости. Я уже знаю свой титул по-тибетски. Бунджи Богд. Видел бы ты, какое классное оранжевое одеяние он мне преподнес! Не идет, правда, к моим волосам и ногтям, но, думаю, я как-нибудь выкручусь.

– Скуирелли, детка моя дорогая! Ты опередила меня на целый миллион миль. Как я могу собрать все необходимое для съемки, если нет ни директора, ни продюсера, а местность, где будет происходить работа, совершенно не изучена?!

– Найди кого-нибудь. Есть же кто-то, кто знает свое дело! Например, Харди Брикер.

– Брикера никто не может найти. После того как он снял этот фильм с убийствами, правительственные чиновники крепко взяли его за одно место. Видимо, он все-таки оказался прав.

– Уговори Роберта Альтмана[22]22
  Роберт Альтман (род. в 1925) – кинорежиссер, сценарист.


[Закрыть]. Какая в конце концов разница? Я ничуть не беспокоюсь по этому поводу. Могу быть и сама директором картины.

– Ты?

– Почему бы и нет? Ведь фильм будет посвящен бунджи-ламе. Место действия – Тибет. Бунджи-лама – давно исчезнувший духовный лидер Тибета. И бунджи-лама я. Все более чем удачно.

– Смахивает на приключенческий фильм. Возможно, нам понадобятся Спилберг[23]23
  Стивен Спилберг (род. в 1925) – известный кинорежиссер, поставил «Парк Юрского периода».


[Закрыть] или Лукас[24]24
  Джордж Лукас (род. в 1944) – режиссер, ученик Копполы, поставил «Звездные войны».


[Закрыть]. Кто-нибудь такого же калибра. А как насчет сценария?

– Сценарий нам и вовсе не нужен. Мы поедем в далекую страну, я освобожу ее, напишу книгу обо всем пережитом, а потом кто-нибудь переработает текст в сценарий. Назову его: «Свет Воссиявший». Думаю, это название будет иметь кассовый успех.

– И как же ты собираешься освобождать страну?

– Фу ты! Чуть было не запамятовала, – с досадой сказала Скуирелли, выискивая вишню, покрытую самым толстым слоем шоколада. Продолжая разговор, она жевала конфету своими хорошо запломбированными зубами. – Я знаю, что между китайским правительством и тибетцами, или как там они себя называют, кое-какие нелады. Думаю, нелады эти чрезмерно раздуты. Когда во времена президентства Никсона я побывала в Китае, страна мне показалась чудесной, руководство просвещенным. Я знаю кое-кого из тамошних высокопоставленных особ. Представляешь, какой шум поднимется, когда я появлюсь в Тибете и предъявлю свои притязания на Львиный трон! В конце концов чем я не львица? Во всяком случае, по прибытии туда я нанесу несколько визитов и улажу все недоразумения.

В трубке воцарилось долгое молчание, нарушавшееся лишь дыханием обоих собеседников.

Наконец Джулиус сказал:

– Скуирелли, сладость моя, чего ты там накурилась?

– Послушай, Джулиус. Думаю, тебе известно, что меня не так-то просто вывести из себя. Договорись с крупной кинокомпанией или еще с кем-нибудь, раздобудь деньги. И мы все вместе поедем в Тибет.

– Ты же знаешь, что я не езжу в такие экзотические страны. Достаточно мне проехать мимо таиландского ресторана, как в животе у меня начинается революция.

– Слушай, Джулиус, сегодня у меня прием. В честь первого появления на людях нового бунджи-ламы. Приезжай, я познакомлю тебя с Лобсангом. Потолкуете с ним о том о сем. Чао! Или, как говорим мы, бунджи-ламы, «кале феб». Что означает: «ступая медленно». Тибетская формула прощания.

Скуирелли Чикейн, плюхнувшись на постель, потянулась всем своим гибким телом танцовщицы. Заканчивался день ее шестидесятилетия, чувство было такое, будто впереди у нее еще целая жизнь.

– А может, лучше поставить мюзикл, – пробормотала она. – Глядишь, удалось бы уговорить этого классного парня-«сексуала» быть хористом – или как их там называют.

Глава 11

– Надеюсь, теперь ты счастлив, – бросил Римо Уильямс, внеся последний из отлакированных сундучков.

Мастер Синанджу сидел на своей циновке, на полированном паркете домика для гостей Скуирелли Чикейн. Ничего не ответив, Чиун продолжал все так же смотреть телевизор. Да и что тут ответишь?

Ученик, однако, продолжал перечислять свои мнимые обиды:

– Похоже, тебе было очень приятно третировать меня как второсортного гражданина. Да еще в моей собственной стране. Перед своими друзьями.

На этот раз мастер Синанджу соблаговолил ответить.

– Прежде чем стать моим другом, Кула был твоим другом, – сказал он. – В Монголии он был твоим, а не моим монголом.

– Но на этот раз он вел себя как один из твоих друзей.

Римо опустил сундучок на пол и начал взад и вперед расхаживать по комнате, бессмысленно растрачивая свою энергию.

– Он поклялся в верности Болдбатору Хану, которого я нашел разъезжающим на коне среди выжженных монгольских степей. Мне удалось убедить Хана, чтобы он занял подобающее ему по праву рождения место. Я укрепил его в этом решении.

– Что верно, то верно. Но не будем о Болдбаторе, поговорим лучше о Скуирелли Чикейн. Ведь она актриса!

– Что же, вполне естественно, что ей будет поручена главная роль. Роль вновь обретенного бунджи-ламы.

– Весь Тибет бурлит. Там идет настоящая гражданская война. Теперь положение станет в десять раз хуже.

– Исход борьбы еще не определен.

– В десять раз хуже, – повторил Римо. – И ради чего все это? Ради золота?

– Целой комнаты золота, – поправил Чиун. – Одного кошеля с золотом или шести кошелей было бы недостаточно. Но ради целой комнаты золота мастер Синанджу решил рискнуть жалким остатком своих дней и предпринять такое важное дело, как поиски потерявшегося бунджи-ламы.

– На это «важное дело» у тебя ушел всего один жалкий день.

– Меньше. Если быть точным, четырнадцать часов твоего времени.

– Превосходно обтяпано!

– Мне повезло.

– Ты видел, как растрогались Лобсанг и бедный Кула, когда решили, что Скуирелли и в самом деле бунджи-лама? – продолжил Римо. – На глазах у них блестели слезы.

– Да. Зрелище было чрезвычайно трогательное.

– Что и говорить, обман удался.

– Да. Кула так и сказал. Он очень наблюдателен для лошадника-монгола.

– Просто уму непостижимо, как ты можешь брать золото под лживым предлогом, не чувствуя при этом никаких угрызений совести.

– Ты и в самом деле многого не понимаешь, – холодно отозвался Чиун. – Но все же я отвечу на твой вопрос. Совесть меня замучает только в том случае, если затеянное мною дело прогорит. Пока же я вполне доволен: я заработал целую комнату золота, а многострадальный тибетский народ получит наконец своего драгоценного бунджи-ламу.

– Ты в курсе, что они собираются тайно ввезти ее в Тибет.

– Львиный трон пустует слишком долго.

– Но она может погибнуть! Китайцы готовы истребить весь Тибет.

– Это только слухи, распространяемые белыми. Никто знать не знает, что на самом деле происходит в Лхасе, столице Тибета.

– А что, если Скуирелли все-таки погибнет?

– Ну и что? Она возродится опять. Теперь же, когда благодаря мне женщина вступила на праведный путь, свое следующее существование она начнет как бунджи-лама, ей даже не придется ходить в белых.

– Не верю я всей этой чепухе.

– Нет, просто ты веришь в другую чепуху. Ты веришь в человеческую доброту и справедливость и цветную тряпку, которая называется флагом, потому что отличается рисунком и цветом от флагов других стран. Во Вьетнаме ты готов был рисковать своей жизнью, потому что жирные кабаны в наглаженных мундирах говорили тебе, что ты сражаешься за правое дело. Ты готов умереть за кусок яблочного пирога твоей матери, а ведь у тебя и матери-то нет. Это всего лишь глупые иллюзии твоей невежественной молодости!

Ученик мастера Синанджу молча, с удрученным видом слушал.

– Ты верил в эту чушь, – продолжил мастер уже менее суровым тоном. – Но ведь есть в твоей памяти и Лу Обесчещенный. И ты сам слышал, как из твоего горла исходит голос Шивы.

– Заткнись!

– Потому-то ты такой злой и встревоженный: не можешь уразуметь всего в совокупности. Ты хочешь найти ответ в мертвой части своего мозга. Во многом ты совсем еще ребенок. Очень грустно, но это так.

– Катись ты со своими нравоучениями!

– Вот, снова в тебе заговорило малое дитя. Тише, помолчи, сейчас начнутся калифорнийские теленовости.

– Думаешь, сообщат что-то интересное?

Чиун нажал кнопку на пульте дистанционного управления. На экране возникла превосходно уложенная голова местного телеведущего, и тут же раздался характерный звонкий голос уроженца Калифорнии:

– В заключение вечернего выпуска сообщаем, что вот уже девятую неделю продолжается Китайское вторжение в Тибет. Генеральный секретарь Организации Объединенных Наций призывает Пекин отменить введенное там чрезвычайное положение и вывести свои войска с оккупированной территории. Сообщения о тайных казнях, к сожалению, не могут быть проверены, но беглецы, покидающие бывшее королевство, распространяют ужасные слухи об убийствах, пытках и других нарушениях прав человека. Находящийся в изгнании в Индии далай-лама опубликовал заявление, которое рассматривается как мягкое осуждение действий китайских властей. В то же время пребывающий в Пекине панчен-лама в своем заявлении призывает тибетцев сложить оружие и перейти к сотрудничеству с Народной Республикой.

– Кто такой панчен-лама? – спросил Римо.

– Орудие Пекина. Пособник угнетателей тибетского народа.

– Все та же история, – проворчал Римо. – А ООН будет громко пускать ветры, пока не станет слишком поздно, чтобы оказать помощь тибетскому народу.

– Белым наплевать на азиатов, – фыркнул Чиун. – Начнут теперь произносить громкие слова, но в конце концов ни одна рука не поднимется на защиту тех, кто в ней нуждается.

– Наверняка.

– Сообщается также, – продолжал ведущий, – что личный агент Скуирелли Чикейн, выдающейся актрисы современности, обладательницы многих наград, автора многих книг о реинкарнации, объявил, что она, провозгласив себя сорок седьмой бунджи-ламой, намерена отправиться в Тибет и вступить там в переговоры с китайским военным руководством.

– Быстро распространяются новости, – буркнул Римо.

– Будем надеяться, что также и далеко, – весьма отчужденно заявил мастер Синанджу.

Римо вопросительно взглянул на Чиуна, но тот сделал вид, что не заметил его взгляда.

Глава 12

Денхольм Фонг как раз делал утренние упражнения тай чи, когда вдруг заработал факс.

Сценарист выпустил воздух из живота, вытянул вперед правую руку, отвел назад левую и крепко уперся обеими ногами в пол. Он старался выдерживать ритм, невзирая на призывное гудение аппарата.

Фонг обошел по кругу обнесенный забором дворик своего дома «Бель эр», который, как он уверял соседей, куплен на деньги, вырученные от продажи самого первого сценария.

Легенда была превосходная. В Южной Калифорнии полным-полно сценаристов, что живут себе припеваючи на доходы от продаж сценариев, никогда так и не ставившихся. Переехав в «Бель эр», Денхольм Фонг регулярно устраивал приемы по случаю мнимой «продажи» очередного сценария.

Ни один фильм по сценарию Фонга так и не был поставлен, но это не имело никакого значения для соседей. Подобное воспринималось ими как обычное дело. Ведь это был Голливуд! И там никого не отвергают без какой-либо компенсации.

К сожалению, это уже начинало задевать самолюбие Денхольма Фонга. В этой странной стране Америке многие наживают баснословные деньги, сочиняя сценарии, которые пылятся потом на полках, но всему есть предел!..

Денхольм Фонг начал писать сценарии с самыми серьезными намерениями. Почему бы и нет? Все его соседи делали то же самое. В эти дни его незарегистрированный факс включался довольно редко. Основным его делом было вовсе не писание сценариев. Деньги, которые он дважды в год получал из Пекина, вполне покрывали его жизненные расходы, что не мешало ему, однако, денно и нощно испытывать мучительную скуку.

Факсимильный аппарат молчал уже так давно, что Фонг сначала и не среагировал на его звоночек. К моменту, когда аппарат замолчал, сценарист закончил свои упражнения и легко взлетел по ступенькам в дом.

Факс выдал один-единственный лист бумаги. Это была всего лишь копия сообщения агентства Рейтер, переданная из Гонконга, потому что прямой связи между Пекином и Денхольмом Фонгом не было. После кровавых событий на площади Тянаньмынь Фонг выхлопотал себе политическое убежище, проучился два семестра в Калифорнийском университете и затем стал писать в анкете в графе «занятие» «сценарист».

Сообщение, написанное на распространенном в Гонконге кантонском наречии, было довольно кратким. В нем в обычном газетном стиле говорилось о том, что американская актриса Скуирелли Чикейн претендует на титул бунджи-ламы, духовного лидера Тибета, скончавшегося в начале тридцатых. Сразу же по выдаче китайскими властями визы она намеревается выехать в Лхасу.

Никаких шифрованных инструкций к этому посланию не прилагалось. Китайская разведывательная служба слишком умна, чтобы допускать подобные промахи.

Со стороны же передача заметки выглядела совершенно невинно. Почему бы одному двоюродному брату не послать другому забавную вырезку: дескать, посмейся, каких только чудес на свете не бывает. Отвечать необязательно. Надеюсь, тебе неплохо живется в Америке, братишка.

Денхольм Фонг, совершенно не переменившись в лице, пробежал глазами строчки еще раз, затем небрежно скомкал бумагу и бросил в корзину. Никакая скрытая камера, никакой жучок ЦРУ, никакой бдительный разведчик не могли бы выявить, что лучший профессиональный китайский убийца, резидент китайской разведки в США получил указание устранить свою следующую жертву.

Денхольм Фонг опустился в кресло перед дремлющим компьютером и набрал номер телефона.

– Скуирелли? Это Денхольм. Послушай, дорогая, какие изумительные новости! Какое везение! Поздравляю. Ты устраиваешь прием? Я был бы счастлив присутствовать. Разумеется, я приду с другом. Чао.

Он положил трубку.

– Кузен Нигель? Это Денхольм. Мой дорогой друг, у Скуирелли сегодня прием, хотелось бы, чтобы ты меня сопровождал. Пожалуйста, предупреди там... Я заканчиваю свой последний сценарий. Называется «Коты Катманду». Да, я все еще разрабатываю тему о котах.

Закончив разговор, Денхольм включил компьютер. Если поднажать, он еще успеет закончить свой последний сценарий до вечера.

Наверняка на приеме будет крутиться немало продюсеров, которые, возможно, прочтут сценарий, после того как тело актрисы положат в пластиковый мешок для покойников.

В конце концов это Голливуд, где внезапная смерть – делу не помеха. Если, конечно, ты сам не оказываешься в мешке для покойников.

* * *

По общему признанию, прием у Скуирелли стал одним из лучших приемов, которые когда-либо устраивались в Голливуде.

Торжество не омрачило даже то, что хозяйку попытались убить террористы. Некоторые из приглашенных заявили, что нападение террористов было самой интересной частью программы.

Пригласили всех, кто был моден на этой неделе. Знаменитости, заполнив собой весь коттедж и домик для гостей, оживленно беседовали, предавались разным порокам и выходили помочиться на пляж.

Скуирелли принимала гостей у себя в комнате. Вся каминная доска была уставлена ее внушительными кинотрофеями. В самом центре, естественно, красовался «Оскар», который вознес ее на новую высоту. В воздухе плавал болезненно-сладкий запах передаваемой из рук в руки самокрутки.

– Надо только получить визу, – говорила новоиспеченная бунджи-лама. – И тогда держись, Тибет!

– Каково это – сознавать себя верховной жрицей? – поинтересовался некий знаменитый директор, передавая самокрутку дальше.

Скуирелли огляделась по сторонам, усмехнулась и сказала:

– Сначала надо убедиться, что поблизости нет этого старого зануды Лобсанга. Ему вечно все не так. Ну вот, смотрите. – Скуирелли стряхнула пепел на пол. – Я верховная жрица, верно? – Она быстро затянулась, выпустила ароматное облачко дыма и, хихикая, воскликнула: – А теперь я не только верховная жрица, но еще и наверху блаженства. Умора, не правда ли?

Все разом закивали головами. Шутка была не ахти какая, но Скуирелли ничуть не сомневалась в своем остроумии.

– Возьмите самокрутку, пожалуйста.

* * *

Террористы миновали охрану, выставленную у ворот, уверенно бросив:

– Мы из «Сони пикчерс».

Первую машину даже не остановили.

Не остановили и вторую.

Оба автомобиля припарковались почти в одно и то же время. Друзья Денхольма Фонга, смешавшись с толпой, непринужденно беседуя с гостями, стали поедать дорогие тонкие сандвичи и попивать еще более дорогие напитки. Спокойные, вежливые люди, типичные жители Южной Калифорнии. Все они якобы занимались кинобизнесом, о чем сообщалось любому и каждому, даже если об этом не спрашивали. Некоторые представились японскими продюсерами и банкирами. В Голливуде сейчас проявляют большой интерес к японским капиталам, и поэтому услышанное весьма впечатляло неспособных с двадцати шагов отличить японца от китайца.

К тому времени, когда подъехал Денхольм Фонг, вечер перевалил за половину. Навеселе были все без исключения, а кое-кто и изрядно набрался.

Выйдя из своего черного «порше», Фонг бросил вокруг оценивающий взгляд. Похоже, дело провернуть – раз плюнуть.

Держась совершенно естественно, он прошел на пляж. Прогуливаясь, улыбался и кивал всем знакомым.

Все здесь, подумал «сценарист». Тем лучше, значит, никаких проблем. Он даже сможет установить необходимую связь.

И тут Фонг увидел старого корейца.

Кореец был в традиционной одежде. Не в брюках, что носят корейские крестьяне на юге, и не в северной рабочей форме, характерной для северокорейских товарищей Фонга, а в кимоно японского стиля, которое корейцы почти никогда не надевают.

Это специфическая одежда одного-единственного корейца. Невероятно! Здесь, на типичном пышном голливудском приеме! Правда, по довольно необычному поводу. Фонг ожидал увидеть тибетцев, но ни одного не увидел. Возможно, они в ужасе ломают руки, наблюдая такое бездуховное щегольство богатством и роскошью.

Однако кореец, казалось, родившийся еще в прошлом столетии, был одет в точности так, как одевается мастер Синанджу.

Денхольм был политическим убийцей и прекрасно знал как своих противников, так и своих конкурентов. В Пекине, конечно же, не было секретом, что род Синанджу работает теперь на Соединенные Штаты – так низко пал.

Сомнений быть не могло. Это мастер Синанджу. Собственной персоной. Остановившись, Фонг взял с протянутого ему лакеем серебряного подноса фаршированную лапу краба. С удовольствием дегустируя деликатес, убийца наблюдал за легендарным корейцем.

Маленький человечек сновал в толпе взад-вперед, как хлопотливая наседка. Его сморщенное лицо выражало явное недовольство. Алые и лиловые шелка кимоно ярко мерцали, то и дело развеваясь на ходу.

На глазах у Фонга кореец обошел всех его агентов в шикарных костюмах, в зеркальных солнечных очках и причесанных по последней моде. К несчастью, все они отчетливо выделялись среди разгулявшейся публики, ибо все были этническими китайцами.

Каждый, к кому обращался старик, тотчас бледнел.

Любопытно, что он им говорит, подумал Фонг.

Денхольм подождал, пока маленький человечек отойдет от Нигеля, и только потом подошел к своему другу.

– В чем дело, Нигель?

– Старый дракон сказал, – сдавленным голосом отозвался тот, – что я приехал не на тот прием. Плейбоев здесь не обслуживают.

– Без сомнения, кореец.

– Покорнейше прошу разрешения всадить пулю в старого дракона, когда настанет время.

Уловив краешком глаза сверкание оранжевого одеяния, Фонг откликнулся:

– Время уже настало.

В этот момент на веранду, обращенную к морю, вышла Скуирелли Чикейн в оранжевом одеянии высокопоставленного ламы. На ее слегка склонившейся от выпитого голове возвышалась одна из тех похожих на рог изобилия конических шляп, которые носят ламы.

– Надеюсь, все хорошо развлекаются? – спросила она, придерживая шляпу.

– Да.

Актриса подняла над головой своего «Оскара».

– Теперь я бунджи-лама?

– Да!

– Самый что ни на есть высокий бунджи-лама?

– Да, Скуирелли! – хором взревела толпа.

– Чудесно. Приглашаю всех вас посетить меня в Тибете, когда я хорошенько обоснуюсь и вышвырну вон китайскую армию.

Приглашение потонуло в громких рукоплесканиях.

– Если кто и может вышвырнуть из Тибета китайскую армию, то это только Скуирелли, – заметил кто-то.

– Совершенно верно. Посмотрите, сколько у нее «Оскаров»!

Во всю глотку, чтобы перекрыть радостный гомон, Денхольм Фонг скомандовал на чистейшем китайском:

– Готовсь!

Из-под шелковых и поплиновых пиджаков показались дула девятимиллиметровых пистолетов с глушителями.

Подождав, пока Нигель прицелится в корейца, Фонг потянулся к плечевой кобуре, где лежала его верная «беретта».

Он решил, что будет стрелять сам лишь в случае крайней необходимости. Ребята справятся и без него. Нет смысла главному убийце Пекина рисковать жизнью и раскрываться ради того, чтобы ликвидировать пустоголовую перезрелую актрису, одержимую манией религиозного величия.

К тому же в машине у него лежал дописанный недавно сценарий. Как только пальба прекратится и агенты скроются, у него появится неплохой шанс всучить этот сценарий какому-нибудь продюсеру.

Впрочем, Фонг на всякий случай решил снять пистолет с предохранителя. Предохранитель даже не шевельнулся, словно кто-то привязал его к ручке. Не беда, решил он. И, выхватив из-под полы небольшой автомат, направил его на веранду. При первых же выстрелах толпа рассеется, вот тогда и начнется настоящая потеха.