Текст книги "Fake you"

В одних чулках и кружевном белье она ощущает беспомощность и в то же время безграничную власть. Когда он склоняется над ней, она властно прижимает его к себе. Отвечая повелевающей резкостью, он покрывает ее грудь жадными поцелуями. Его дыхание становится тяжелым и прерывистым. Внутри нее заполняется пустота, а в голове кружится от алкоголя и удовольствия. Она не помнит, где она и с кем она. Она портовая шлюха, бесстыдно жаждущая, чтобы ею обладали. Именно это чувство она так долго стремилась испытать.

3

Все, что я делал, я делал для своей страны.

Пол Пот

Несмолкающий телефон заставляет ее открыть налитые свинцом ресницы. Незнакомая комната, смятая постель, и рядом никого. В голове гудит колокол. С трудом припоминая детали прошлой ночи, она судорожно пытается нащупать на прикроватной тумбочке источник звонка.

– Доброе утро, госпожа… – учтивый голос зависает на долю секунды в вежливой паузе, но этого достаточно, чтобы осознать, что с ней говорит метрдотель и ее имя ему неизвестно. – Вы просили разбудить вас в восемь часов.

– Неужели? – в ее голосе скользит сомнение. – Лично я просила вас об этом?

– Не совсем так, госпожа. Об этом распорядился мужчина, что был с вами в номере.

– Ах да, конечно… – значит, ей не приснилось, она напилась до беспамятства и отдалась первому встречному. – Благодарю за заботу, – как можно сдержаннее отвечает она и незамедлительно кладет трубку. От количества выпитого тело отказывается повиноваться. Дрожащими руками она дотягивается до стакана с водой, услужливо стоящего здесь же, рядом с телефоном. Однако вкус аспирина заставляет ее содрогнуться. Такая забота выходит за рамки всякого приличия, черт бы его побрал! Но, несмотря на гнев и усталость, ей хочется смеяться. Одолевающие ее чувства наслаждения, похоти и стыда кажутся посильнее дорожки чистейшего кокаина.

В комнате вновь раздается звонок. На этот раз ее мобильного телефона. Поиски сумочки среди разбросанных по комнате вещей занимают вечность, пока, наконец, в трубке не раздается извиняющийся писк ее ассистентки.

– Госпожа Гордон, господин Эпштейн не может до вас дозвониться! Он срочно требует с вами встречи!

– По какому вопросу?

Впрочем, о чем это она говорит… Он никогда бы не снизошел до объяснений обслуживающему персоналу причин своего визита. И в этом весь он. Лишь одну поправку следует внести: за обслугу он принимает всех, кто на него работает, в том числе и ее. Безуважительное отношение для него вовсе не способ кого-то оскорбить или унизить, а лишь естественное продолжение его натуры. Но однажды это приняв, ты подчиняешься его воле окончательно. И что бы она себе ни воображала, она всего лишь один из грязных инструментов по исполнению его желаний, и плату она получает соответствующую.

– Направьте за мной водителя… – разглядывая вид из окна, она пытается найти менее подозрительный объект, чем просто отель или генеральная прокуратура напротив. – И скажите господину Эпштейну, что встречаемся в десять.

– Конечно, госпожа Гордон!

Она отключает телефон и снимает свои трусики с абажура светильника. Незапланированный вечер удался, но день обещает быть еще жарче. Обычно в это время частный самолет ее босса, оформленный на семью друзей дальних родственников, держит курс на местный лазурный берег для невыездных чиновников. Должно было случиться нечто из ряда вон выходящее, если он рвется поработать накануне выходных, размышляет она, повязывая шелковую ленту на рубашке. Взъерошенные волосы, опухшие веки и весь измятый костюм – хуже этой картины в зеркале она еще не видела. Она не может предстать в таком виде перед подчиненными и тем более перед ним. Во что бы то ни стало она должна успеть переодеться и сделать укладку.

Пока она ищет вторую туфлю, она уже сожалеет, что незнакомец исчез, и тут замечает на столике в холле конверт с надписью «Прекрасной леди». Бумага еще хранит его аромат. Впрочем, она тоже… Она тоже не принимала душ и все еще ощущает прикосновения его рук. Настырно вибрирующий в кармане телефон возвращает ее в реальность. Вызывающий абонент – «Давид Эпштейн». Она бросает записку в сумочку и выбегает прочь.

При упоминании имени ее босса присутствующие имеют обычай томно вздыхать и замирать в предвкушении самого́ совершенства. Не очень высокий рост компенсируют атлетический торс, выразительные скулы, холодный, как айсберг, взгляд с неотъемлемым прищуром, белокурые волосы с налетом пепла на висках и любовь к костюмам на заказ от Brioni. И хотя на безымянном пальце значится кольцо, а о количествах любовниц слагаются легенды, у многих в глазах читается вопрос относительно его ориентации. Слухи подогревают и тот факт, что с женой на публике он почти не появляется, а о своем происхождении и вовсе никогда не говорит. Однако в каждом интервью непременно повторяет, что и без богатеньких родителей сумел выстроить карьерную лестницу, стремящуюся исключительно вверх. Завистливые биографы копают со скоростью гончей, но получают лишь жалкие крохи, которые он сам время от времени подкидывает в огонь.

Как и полагается в наше время всем состоявшимся личностям, карьеру он начинал с разведки. Говорят, не задалось. Но кто пробовал, тот знает: просто так эта сфера не отпускает. Правда это или ложь под прикрытием – обычным смертным не узнать. Достоверно известно одно: он занялся рекламой и пиаром банковских и финансовых структур, когда страна еще и слов таких не знала. Это обеспечило ему солидный доход и ценный опыт по отмыванию репутаций сомнительных фирм и созданию успешных маркетинговых акций, продающих мало кому потребный продукт. Но с особым удовольствием он брался за заведомо провальные кампании. Умело убеждая людей вкладывать деньги в проекты, не выдерживающие ни малейшей критики, он, словно гипнотизер, повелевал волей сотен тысяч любителей лотерейных билетиков. «Банки обещают вам доход в пять процентов? Не слушайте зарвавшихся буржуев! За доверие ваших сбережений нам вы получите двести процентов в год! Конечно, нам никто не верит. Наши конкуренты платят грязным газетенкам, чтобы те марали наше имя. Но мы выше этого. Мы не станем оправдываться в том, чего не совершали. Мы покажем им, как из ничего сделать все». Когда проекты сгорали вместе с миллиардными вложениями простых граждан, он умел обставить дело так, что обманутые вкладчики оставались довольны уже тем, что они потеряли не так много, как организаторы или крупные инвесторы проекта. «Да, сегодня удача отвернулась от нас. Но выигрывает тот, кто не сдается. Будет праздник и на нашей улице. Настанет время, когда вам не придется больше считать копейки от зарплаты к зарплате. Надо лишь немного запастись терпением».

Несколько успешно обанкротившихся проектов создали ему блестящее реноме. На рынке пиарщиков его имя возглавляло чарты самых желанных менеджеров, а он тем временем, обзаведясь правильными контактами, вошел в круг чиновников и прочей государственной элиты. Сначала пузатые, лысоватые старички недоверчиво смотрели на молодого энергичного красавчика. Однако после того как тот не только умело замял скандал об исчезновении нескольких миллиардов из бюджета одного провинциального городка, но и добился перевода оболванившегося чиновника на крупный пост в столице, уважение к его персоне не знало границ. Вскоре ему доверили восстанавливать репутацию государства внутри страны и репутацию страны в глазах соседей. Названия его должностей не раз менялись: начальник, первый советник, министр по особо важным делам, но суть всегда заключалась в том, чтобы создавать, направлять и контролировать идеалы родины в умах и сердцах ее граждан.

– В кои-то веки господин Эпштейн пожаловал к нам в столь ранний час! – восклицает она, обнаруживая его в своем кресле с небрежно закинутыми на стол ногами.

На его лице типичная ухмылка, он в темно-синем костюме в шотландскую клетку и замшевых лоферах. Пальцы выжидающе стучат по столу рядом с двумя выпитыми чашками эспрессо.

– Как потрахались вчера?

Холодный тон выдает его неравнодушие. Нельзя сказать, что она не предвидела такого вопроса, но на нее определенно кто-то напел. В попытке скрыть напряжение ее громкий смех разлетается эхом по аскетично обставленному кабинету. На сто квадратных метров с окнами в пол из мебели приходится овальный стол и два гостевых кресла. Единственным декором можно считать развешанные на стенах снимки победителей World Press Photo.

– Тебе виднее, – едва склонившись над столом, она пролистывает новостную сводку. – Я думала, ты по делу, а тебе, как всегда, видимо, нечем заняться.

– В отличие от тебя, меня волнует репутация подчиненных, – он неспешно огибает стол и останавливается в полушаге за ее спиной. – Если ты считаешь, что твой соблазнительный зад всегда будут прикрывать, то спешу тебя разочаровать и советую незамедлительно искать замену своей покровительнице. Ей готовят отставку.

Он приближается к ней с каждым словом, пока не вдыхает аромат ее волос. Его ладони широко расставлены над ее руками, так что ей некуда бежать.

– Ты ведь не думаешь ничего плохого обо мне, правда? Я лишь считаю, что дорогу надо уступать молодым. И ты тому пример. Хотя благодарности от тебя я так и не дождался…

Его намерения ей прекрасно известны. Он прогнул ее, но сломить до конца, даже если она потеряет свою единственную опору, она не позволит.

– Ах, если бы я только мог превратить твое презрение в любовь, я бы захлебнулся от ее избытка! Но ты столь высокомерна, что лишаешь меня удовольствия насладиться хоть какими-нибудь эмоциями… Ну, не будь же такой занудой, посмотри на меня, детка!

В попытке высвободиться из его рук она делает резкий шаг, но все тщетно. Он держит ее в железных оковах.

– Не думаешь же ты, что я стану тебя насиловать? – искренне удивляется он. – Но однажды я сделаю так, что ты сама станешь умолять меня взять тебя, и тогда я подумаю, стоишь ли ты…

Неуверенный стук в дверь прерывает его монолог. Громкое «Войдите» позволяет ей вырваться на свободу. На пороге топчется испуганное существо с глазами филина.

– Госпожа Гордон, вы просили принести отчет по публикациям независимых блогеров…

– Эй, как тебя там! – прерывает ее голос, подобный раскату грома. – Тебя не учили секретарским манерам? Думаешь, может быть кто-то или что-то важнее в этом кабинете, чем председатель совета директоров Национального медийного холдинга? Это я, слышишь, я руковожу всеми СМИ в стране!

Его ярость, словно невидимые электрические токи, парализует все живое вокруг. От страха ее ассистентка не смеет пошевелиться. Втайне Вики обожает наблюдать за эмоциями и реакцией людей. Еще минуту назад она сама была ланью в руках хищника, но теперь его внимание переключено на новую жертву. Предчувствуя, что разговор с Давидом не окончится сам собой, она попросила ассистентку вскоре заглянуть в ее кабинет. Как оказалось, ее опасения были не напрасны. Он готовится отправить в отставку ее единственную защиту. Но почему она сама не сказала ей об этом? А что, если… Прежде чем она успевает сформулировать мысль, ее тело пронзает леденящий озноб. Что если он догадался обо всем и теперь самодовольно мстит им за это?

– Дорогая, неужели я тебя удивил? – невинным тоном спрашивает он, поглаживая ее волосы, будто послушного пса.

– Твоя безжалостность ни для кого не новость, – одернуть его руку было бы слишком банально, как ни в чем не бывало, она пролистывает распечатки. – Меня удивляет одно: зачем тебе это надо? Прежде ты не занимался бессмысленными рокировками. Тогда зачем сейчас убирать фигуры, которые вовсе не мешают твоей игре?

В эту минуту его лицо приобретает заговорщицкий вид, словно только что она стала сообщницей одного из его темных делишек. Впрочем, не только что, а уже как десять гребаных лет она подчищает за ним всякого рода дерьмецо, нарумянивая, припудривая и подавая его на золотом блюдечке для публики по первому же его зову.

– У меня есть все, но я хочу куда больше… – вместе с дымом закуренной сигары по комнате расползается его едкий смешок. – А пока ты будешь метаться в поисках новой крыши, скажу сразу: выбора у тебя нет. Так что будь со мной посговорчивее. А теперь обсудим то, собственно, зачем я пришел. Есть объект, репутацию которого приказано уничтожить. Вы будете работать параллельно со службой безопасности. На этой флешке все, что мы на него имеем. Пока довольствоваться приходится малым. У нас нет ни фотографий, ни адреса объекта. Мы знаем лишь то, что он прибыл в страну несколько дней назад и именно он станет преемником инженерной лаборатории Дурова. Старик, как ты знаешь, внезапно скончался, и на днях его адвокат готовится объявить имя наследника. Предполагается, что им станет единственный законный сын, который все это время то ли пропадал в лечебнице для душевнобольных, то ли кутил с девочками по заграничным курортам…

– И все это происходит накануне, когда его лаборатория готовится представить миру некую сенсационную разработку! – подхватывает она. – Какую именно – держится в строжайшей тайне и бла-бла-бла… Но какая конечная цель всего этого? Сорвать презентацию? Засадить преемника за решетку?

– Не так быстро, дорогая… – едва раскуренная сигара вонзается в край стола и крошится под напором клокочущего злорадства. – Если их разработка – это то, о чем мы думаем, то сначала надо заполучить формулу. Так что пока ваша задача – лишь хорошенько подготовить почву.

– В чем мы можем его подозревать?

– Повод вы вольны придумать сами. Начните с грязного прошлого, шлюшек, наркотиков… Все как обычно. В ближайшее время мы скажем, где его искать. А пока изучайте то, что есть на флешке, и размышляйте над темами для будущих сюжетов.

Как со станка, чеканящего монеты, с его губ слетают четкие и резкие слова. Объект разговора явно задевает его больше обычного, думает она, когда он завершает разговор непоколебимым предложением поужинать в «Assunta Madre».

– Милый, я бы с радостью, но дела не дают покоя, – она невинно хлопает ресницами, когда мысленно ее уже здесь нет. – Но уверена, этим вечером ты не останешься один. А сейчас, извини, мне пора на редакторскую летучку.

Еще с минуту она топчется на месте, в сотый раз вопрошая себя: недоступная, оттого и желанная? Едва ли. В его-то положении, когда все красные дорожки стелются под подошвы его ботинок, ему есть из кого выбирать. Из года в год она представляет себя маленькой обезьянкой на цепи, фавориткой циркача-повелителя, забавно дергающей лапками в такт его музыке. Но стоит лишь однажды оступиться, как ей тотчас свернут шею и заменят более поворотливой самкой. Ее головокружительная карьера – следствие его прихоти и извращенных игр, правила которых не поддаются логике, потому что в них ее нет. Не играть нельзя. Выиграть невозможно. Остается балансировать на грани острия, над пропастью безумия и держать тактику неприступной загадочности.

– Если бы ты только не был женат… – целуя кончики пальцев, она прикасается к его щеке. – Я была бы первой в очереди за твоим сердцем.

– Все может случиться, – с жадностью перехватывая ее ладонь, он прижимает ее к себе. – И тогда у тебя не будет возможности отвертеться.

4

Я Гитлер своего времени. У этого Гитлера лишь одна цель – правосудие и суверенитет для его народа, признание его независимости и прав на свои ресурсы. Если это Гитлер, тогда я десять раз он.

Роберт Мугабе

Спешным шагом она ступает по коридору, ведущему в никуда. Каррарский мрамор подпевает каблучкам ее туфель. В голове низкий голос и беспардонные шутки Лидии Смирновой.

– Если тебя спросят, кто ты по профессии, отвечай: проститутка. Как-никак звучит приличнее, чем журналист.

Выражается и курит она, как мужик с яйцами, на каждый день носит вечерние платья и признает единственный принцип в жизни – чистоту бесцветных камней не ниже единицы.

– Жизнь слишком коротка, чтобы выглядеть убого, – любит повторять она. – Все остальное лишь пепел над головой горящих в аду землян.

Вики набирает ее номер, но тут же сбрасывает. Она должна ей позвонить, но не может этого сделать. Паранойя тотальной слежки, когда микрофон и камера собственного телефона ее главные враги, парализует разум.

– Думаешь, педофилы, растлевающие детей, опаснее журналистов, оскверняющих правду? – в ее ушах все еще звенит смех Лидии. – Отнюдь, скажу тебе я. Последние, расчленяя и перевирая истину, манипулируют нашим сознанием, заставляя поверить в больное воображение своих издателей. Не важно, работают они на нашу пропаганду, европейскую псевдосвободу или ложные ценности Нового Света. В погоне за сенсацией и переделом награбленного они все давно и бесповоротно потеряли разум. Ежедневно они сеют в нас семена злобы, которые рано или поздно дают плоды.

И ведь она одна из них! Она дирижер, повелевающий голосами фальшивого оркестра. Она скулящая и не знающая нот скрипка. Она зритель, позволяющий обвести себя вокруг пальца. Все это лишь водоворот ее беспомощных мыслей… Знать, понимать, но молчать. Вечером, когда все утихнет, она непременно отправится к Лидии домой. А сейчас она плывет по аквариуму из прозрачных стен, наблюдая по сторонам беспомощно открывающих рот рыбок.

– Какую порцию доброты мы приготовили нашим телезрителям сегодня? – приветствует она с порога собравшуюся редколлегию.

С десяток надменных глаз с укором расценивают ее опоздание. Под вполне невинной серебристой чешуйкой скрываются зубки настоящих пираний. Каждый мнит именно себя достойным руководящего кресла. Так что прежде всего ей предстоит указать им на их надлежащее место. Быть жесткой, но знать меру. Выглядеть непоколебимо, но сохранять ни к чему не обязывающую улыбку…

– Первым сюжетом, как всегда, пустим визит господина президента на автомобильный завод. Там установили оборудование за несколько миллиардов долларов, – едва скрывая усмешку, рапортует Илья Пашков. В прошлом амбициозный и подающий надежды однокурсник Вики, сегодня стремительно заплывающий лишними килограммами от стабильной жизни ее заместитель. Всегда адекватно оценивающий происходящее, но никогда не считающий нужным об этом говорить. Ведь у него, как и у всякого приличного гея, есть парочка шпицев, молодой любовник, квартира в ипотеке и новый лексус под тридцать процентов годовых. Бесконечные обязательства и особые обстоятельства делают его идеально послушным сотрудником и гражданином своей страны. – Обещают собирать самые быстрые и современные автомобили в мире, и поговаривают, что в будущем на них пересадят весь правительственный пул.

– Полагаю, золотая курица так и не снесла яиц? – на ее вопрос Илья утвердительно кивает головой. – Тогда нам следует поубедительнее составить репортаж. Например, взять интервью у лояльных бизнесменов, выстраивающихся в очередь за будущими автомобилями, и показать простой народ в предвкушении роскоши за символическую плату. Во сколько, говоришь, обойдется приличная комплектация?

– С подогревом руля и кожаным салоном всего-то в полмиллиона нашими, – хором восклицают сразу несколько человек.

– Что же, пока нас не обязали пересесть на отечественное чудо, пригласите ко мне директора транспортного отдела. Обсудим обновление нашего служебного автопарка.

Улыбка аудитории сливается в единый оскал. Эти немые рыбки лично мутят воду и прикладывают максимальные усилия для процветания повсеместного абсурда. Она сама выбрала этот путь, и теперь слишком поздно с него сворачивать. Лучшие годы своей жизни она посвятила тому, чтобы слепо выполнять указания сверху, смешивать с грязью репутацию несогласных и уничтожать их судьбы. Что она умеет? Замалчивать правду? Отмазывать нужных режиму людей? Давать слово тем, кто и два предложения связать не может? И на этом, пожалуй, все. Каждый день она кормит изысканной ложью десятки миллионов телезрителей. Прививает им вкус к плохому, говорит, за кого голосовать, а кому плюнуть в лицо, учит, что работать на себя есть наивысшая степень эгоизма, а зарабатывать много, да еще и не делиться с нуждающимися, – наитяжелейший грех. Куда правильнее служить государству, существовать на дотации и уметь довольствоваться малым. И она лучший тому пример.

– Вики, тебе есть что добавить? – неприлично громким кашлем пытается реанимировать ее Илья.

– Кто-то из вас уже слышал о преемнике Дурова? – она обводит взглядом зал и останавливается на молодящемся старикашке в кедах и косухе, чьи бегающие глазки надменно сверлят ее все утро. Маленький и лоснящийся, как поросенок, человечек – Чеслав Немировский, редактор экономической хроники. Относится к типажу, который умеет высидеть что и кого угодно. Жаль, что с ее должностью у него не прокатило. Теперь придется напомнить ему, что посиделки со шлюшками в сауне за счет редакции не утаить от всевидящего ока. – Господин Немировский, разве не ваши репортеры ведут это дело?

– Нам известно не более, чем всем остальным, – зевает он в ответ, не скрывая постигшего его чувства скуки. – О том, что перед смертью старик готовился представить миру нечто революционное, болтают все кому не лень. Но что именно творится в этой чертовой лаборатории, не в состоянии сформулировать даже люди силовиков, что уж говорить о моих ребятах.

– Любезный вы человек, однако, – томно растягивая слова, она пытается укротить собственное негодование. – И все же не мне вас учить основам репортерской работы. Неалчных людей не бывает. Вопрос лишь в цене. Так согласуйте самую неприличную сумму с нашим финансовым директором и купите с потрохами его ближайших людей. Отныне эта тема в приоритете для всех присутствующих. Наша задача – незамедлительно выяснить, кто станет его преемником. Я должна знать о нем все, вплоть до самых неприличных деталей. Сколько седых волос на его голове, в какой позе зачали его папочка с мамочкой и сколько длится его собственная эякуляция.

За тирадой о человеческих пороках следует сплошное дежавю, и это просто пытка: «…Запрет на ввоз новых категорий импортного товара во имя поддержания отечественного производителя – как всегда, у родственничка там какого-то бизнес не идет. Еще намечается публичная порка чиновника N – безусловно, вскоре его отпустят, что за дурацкий вопрос! Еще арестовали клоуна-либерала, запускающего дрона где попало – так-так, погодите, имя этого хера нам запретили упоминать. Да, кстати, а что сегодня так мало запретов? Ну так позвоните этой, как ее там… Пускай позапрещает что-нибудь – и ей пиар, и нам приятно! А с разлагающейся гей-Европой что? Ну ей-богу, как дети малые… Дайте же людям картинку! Эмигрантов, групповуху, кровь рекой! Так, чтобы душа русского человека запела, что не у нас одних все плохо…»

Вибрирующий в кармане телефон вырывает ее из пучины мыслей. Под предлогом, что это жизненно важный звонок, она выскальзывает из кабинета.

– Вики, что у вас за переполох? – на проводе обкуренный голос Ульяны.

Сначала Вики хотела назвать ее потаскухой, но лишь сдержанно посоветовала уточнить у тех, кто был на планерке вместо нее.

– Ну не ерничай же ты… Я думала, в пятницу можно и отдохнуть… – продолжает канючить скрипящий, как несмазанная дверь, голос. – Ни одного фото в инстаграме… Ну разве так можно? Неужели твой вечер не задался?

Она кончила два раза – очень даже задался! И в самом деле, как она могла забыть про этого наглого выскочку… Судорожно открывая дверь кабинета, она выхватывает из сумочки конверт. Все еще уловимый аромат его рук ласкает ее воображение.

«Через неделю. В то же время, на том же месте».

Она откидывается на спинку кресла, ее разбирает смех. Тон записки, как, собственно, и этот тип, вызывают в ней неоднозначные чувства. С одной стороны, его самоуверенность отдает нахальством жеребца, с другой, именно такой решительности в мужчинах ей всегда недоставало. И все же, если она примет приглашение, насколько это скомпрометирует ее?

– Но знаешь, что самое забавное в этом вечере? – все это время бессодержательная речь Ульяны вдруг принимает неожиданный оборот. – Кажется, я видела в клубе Давида…

– Неужели? – голос Вики подобен ножу для колки льда. – А я все гадаю, что же он в таком хорошем настроении поджидал меня с самого утра в кабинете.

– Нет-нет, ты все не так поняла… – испуганная Уля лепечет что-то про маски, алкоголь, нечеткие лица… Наверное, это был вовсе не он, а кто-то на него похожий… – и наконец: – В любом случае я ничего такого ему не говорила! Да и что я могла ему сказать? Твоя личная жизнь – твое собственное дело!

Эта стерва бьет в самую точку. Проблема как раз в том, что это Вики сует нос не в свое дело. И даже если он сам пока ничего не подозревает, скоро почуют что-то неладное люди вокруг. Она отключает телефон и кладет под язык улучшающую эмоциональный фон таблетку. Спустя минуту еще одну, потом еще и еще. Они ведь отпускаются без рецепта, а значит не могут ей навредить.