Текст книги "Расовый смысл русской идеи. Выпуск 1"

Первой крупной катастрофой ХХ века для России стала русско-японская война 1904–1905 годов. Несмотря на ограниченные масштабы военных потерь, в этой войне проявились процессы и закономерности, которые в будущих катастрофах сыграли ведущую роль. Можно сказать, что русско-японская война стала «генеральной репетицией» если не всего ХХ века, то, по меньшей мере, полосы войн 1914–1920 годов.

Чем актуальна и поучительна русско-японская война сегодня?

Первая ее особенность – войне предшествовал длительный мирный период устойчивого развития (для России – с русско-турецкой войны 1877–1878 гг., для Европы – с франко-прусской войны 1870 г.), породивший недооценку как самой военной опасности, так и внутренней нестабильности, порождаемой любой затянувшейся войной. Более того, до начала военных действий «маленькая победоносная война» рассматривалась как средство внутриполитической стабилизации.

Вторая особенность русско-японской войны состоит в том, что это была первая война за передел мира с использованием массовых армий (а не колониальных корпусов, как в англо-бурской войне). Таким образом, русско-японская война стала индикатором достижения ведущими державами мира «пределов роста» колониальной модели развития, что предопределило 1-ю и 2-ю мировые войны. Можно сказать, что в 1904–1905 гг. Япония приняла «досрочное участие» в 1-й мировой войне.

Третья особенность войны 1904–1905 годов – ее глобальный политический и экономический характер, стоящий за двусторонним военным конфликтом. Как и во многих других случаях (русско-турецкие войны), за спиной противника России стояла целая политическая коалиция во главе с Великобританией.

Четвертая и главная особенность войны – ее неуклонное перерастание во внутриполитический кризис, угрожающий всей политической и социальной системе в целом. В конце концов, итоги войны были определены не военными действиями, а революцией 1905 года.

Шлейф внутренних социальных конфликтов, спровоцированных войной, имел более чем значительные масштабы. Если в ходе реформ Столыпина смертные приговоры были вынесены более чем 5 тыс. человек, то общие потери в этой необъявленной гражданской войне составили никак не меньше 10–15 тыс. человек. Издержки войны, связанные с внутренней дестабилизацией, во много раз превысили так и не состоявшихся приобретений от упущенной победы.

Сценарий 1904–1907 годов «начало войны – затягивание войны – внутренняя дестабилизация – гражданская война» повторился. Пренебрежение стабильностью во имя участия в «мировой политике» стало роковым.

Укоренившаяся традиция делить период 1914–1921 гг. на отдельные войны и революции и, начиная с 1917 года, отделять гражданскую войну в России от событий за ее пределами привели к тому, что подлинные исторические уроки этих лет сводятся к бесплодным догматическим спорам об «украденной большевиками победе в мировой войне» или «переходе империалистической войны в революцию».

Сегодня же, когда мир подошел к очередным пределам роста и определяется характер участия России в очередном и неизбежном переделе мира, для нее важнее глобальные аспекты мировой катастрофы 1914–1921 гг.

Каковы же уроки кризиса 1914–1921 гг.?

Первый урок. Российская империя, сполна обеспеченная всеми видами ресурсов для устойчивого развития, не должна втягиваться в войну за передел территорий, либо вступить в нее на завершающем этапе, как это сделали США. Сегодняшнее участие России в борьбе «за глобальное устойчивое развитие», а фактически – за передел мировых ресурсов в ситуации «пределов роста», снова, как и в 1914–1921 годах, превращает ее в объект передела.

Второй урок. Опасность внешней финансовой экономической зависимости, которая в 1914 году стала основным инструментом втягивания России в крайне опасную для неё войну (после 1905 года это было очевидно). Сегодняшние внешние долги России не менее опасны для неё в политическом отношении, чем французские займы начала века, и также угрожают, с одной стороны, экономической блокадой стран-кредиторов, а с другой – втягиванием России в крайне опасный для нее передел мира в чужих интересах.

Третий урок. Недооценка участниками фактора затягивания крупномасштабной войны как фактора внутренней дестабилизации. Русско-японская война показала масштаб такой опасности. Именно внутренняя стабильность государств-участников 1-й мировой войны определила ее конечные результаты.

Четвертый урок. Превращение войны коалиций 1914–1918 годов в войну за раздел Российской Империи после выхода России из войны в результате революции. В ходе интервенции 1918–1921 годов Россия стала объектом агрессии не только Германии, но и вчерашних союзников – Франции и Британии. Революция была лишь поводом для перегруппировки коалиций. Недавние противники решили компенсировать потери в войне разделом Российской Империи, поделив ее на зоны влияния.

Пятый урок. Вторичность Гражданской войны и первичность интервенции, превратившей почти бескровную революцию 1917 года в длительный внутренний конфликт. Война между «красными» и «белыми» – идеологическая абстракция, рожденная впоследствии как советской, так и антисоветской пропагандой. Реально же правительству большевиков и эсеров противостояли явно марионеточные военно-политические структуры, непосредственно управляемые и финансируемые странами-интервентами, оккупировавшими все российские порты и контролирующими границы. Полностью инспирированными были и этносепаратистские движения, в первую очередь украинский сепаратизм, непосредственно созданный австрийскими и германскими спецслужбами [6].

Сегодня, когда Россия вновь становится объектом внешнего передела, следует полностью пересмотреть историю Гражданской войны, в которой именно внешняя агрессия (интервенция) была причиной, а Гражданская война – следствием.

Шестой урок. Значительное преобладание смертности, обусловленной распадом социально-экономической системы (голод, эпидемии, бандитизм), над непосредственно боевыми потерями воюющих сторон в ходе гражданской войны. Если боевые потери русской армии в ходе 1-й мировой войны составили около 4 млн чел., то боевые потери в Гражданской войне с обеих сторон не превысили 900 тыс. чел. [7]. В то же время, по оценке И.Гундарова [8], избыточная смертность в 1914–1926 гг. (1926 – год переписи населения) составила около 18 млн. человек. Смертность населения, связанная с распадом экономики и государственных институтов в ходе Гражданской войны, за 1918-21 гг. составила не менее 8-10 млн чел.

Таким образом, социально-политическая нестабильность как фактор смертности – гораздо более значимая угроза, чем обычно принято считать. Затягивание конфликтов «во имя мира» является часто большим бедствием, чем военные действия.

Всего, по оценке И.Гундарова [8], которую можно считать наиболее взвешенной, абсолютные потери населения в 1914–1926 годах составили 28 млн человек, в том числе избыточная смертность – 18 млн человек, а дефицит рождений – 10 млн человек. При этом боевые потери за этот период составили не более 5 млн человек.

Демографические потери 20-30-х годов достаточно давно превратились в объект политических спекуляций. В качестве основной причины этих потерь называются, как правило, «репрессии». Причем в число погибших произвольно завышается. Между тем, данные переписей населения 1926 и 1939 гг. [9], достоверность которых весьма высока, а также сохраненные архивы правоохранительных органов того времени, показывают иное.

Так, с 1926 по 1939 год численность населения выросла на 17,1 %, то есть росла на 1,2 % в год. При этом численность мужчин (51 594 тыс. человек) уступала численности женского населения (57 804 тыс. человек) на 6,2 млн человек, т. е. примерно соответствовала военным потерям мужского населения в 1914–1921 гг. Соответствующее количество женщин репродуктивного возраста, оставшихся без мужей, родили в среднем на 1–2 ребенка меньше, т. е. дефицит рождений составил от 5 до 10 млн, что соответствует сокращению темпа прироста населения с 1,5 % в год в 1900 г. до 1,2 % в год в 1926–1939 гг.

Поэтому расчет И.Гундарова [8], оценившего избыточную смертность за этот период в 8,5 млн человек при недостатке рождений 4 млн человек, следует уточнить, так как «репрессии» должны были дать существенное преобладание мужской смертности [8].

В то же время результаты переписи 1939 года достаточно явно отражают результаты морового голода начала 30-х годов на Украине [9]: если население РСФСР выросло на 16 %, то население Украины выросло за эти годы всего на 6 % при сходном типе воспроизводства населения, что соответствует демографическим потерям около 3 млн человек и отражено в возрастной структуре (провал в группе 8-11 лет). Таким образом, демографические потери РСФСР, связанные с репрессиями, включая избыточную смертность в результате ссылки, переселения, заключения по неуголовным причинам вряд ли может превышать 2 млн человек.

Идеологизированные легенды, связанные с потерями в ходе Великой Отечественной Войны, начались с заявления Н.С.Хрущева о «20 миллионах убитых». Эта цифра воспринималась, как величина безвозвратных боевых потерь. На самом деле, безвозвратные потери убитыми в Советской Армии составили за время войны с Германией 5,18 млн человек [7]. Пропало без вести и попало в плен (включая неучтенные потери начала войны около 0,5 млн) – 4,45 млн человек, из которых не менее 1–1,5 млн погибли в плену.

Таким образом, демографические потери, связанные с гибелью военнослужащих, составили не более 8,7 млн человек [7] при общем сокращении населения на 20–27 млн человек. Подавляющую часть погибших – около 20 млн человек – составляет мирное население, большая часть которого погибла на оккупированной территории и на работах в Германии.

По оценкам И.Гундарова [8] избыточная смертность в СССР (не РСФСР) в 1941–1945 гг. составила 26,4 млн человек, при дефиците рождений 10,9 млн человек – всего 37,5 миллиона демографических потерь, из которых не менее 30 приходится на РСФСР.

Понеся в период с 1914 по 1945 гг. общие демографические потери около 50 млн человек, в том числе вследствие избыточной смертности – около 35 млн человек, Россия вступила в исторически уникальную пятидесятилетнюю полосу мирного развития. По модели Мальтуса, исходящей из естественного темпа удвоения населения около 25 лет, население России, в 1950 году составившее свыше 100 млн человек, к концу века должно было учетвериться, составив, соответственно, около 400 млн человек. Однако население, в течение всего послевоенного периода не испытавшее морового голода и других катастрофических процессов, составило к концу века менее 150 млн. Разница в 250 млн человек требует объяснений.

Первый, наиболее очевидный, источник дефицита населения – демографические последствия Отечественной войны, в результате которой около 15 млн женщин репродуктивного возраста остались вдовами. Уместно считать, что при этом каждая из них не родила 2-х детей, что привело к дефициту рождений в 30 млн человек, который, по меньшей мере, воспроизводился в последующих поколениях.

Однако, основной причиной резкого сокращения прироста населения стала так называемая «демографическая революция», или, говоря языком демографов, «второй демографический переход», связанный с урбанизацией, ломкой традиционной модели патриархальной семьи и введением в массовый обиход средств медицинского снижения рождаемости (аборты, контрацепция).

Как было отмечено выше, первой крупной страной, в которой произошла «демографическая революция», была Франция. На рубеже XIX века естественный прирост ее населения составлял 0,8 % в год против 1,5 % в год в России и Германии [5]. Следует отметить, что везде и всюду введение практики медицинского регулирования рождаемости вводилось с санкции правительства, после чего происходило устойчивое изменение социальных установок населения, делающее переход к малодетной семье практически необратимым. Попытки повысить рождаемость запретом на аборты ведут к соответствующему росту применения более эффективных средств контрацепции, в результате чего восстановления рождаемости до исходного уровня не происходит.

Второй демографический переход («демографическая революция») в России произошел довольно поздно: с середины 50-х годов, когда волевым решением в массовую практику были введены медицинские аборты.

В межвоенный период – между переписями населения 1926 и 1939 годов – прирост населения составил 1,2 % в год, что ниже уровня 1900 года всего на 0,3 % и объясняется военными потерями мужского населения. В 1926 году численность женского населения превысила численность мужского на 4,9 млн человек [9], что привело к снижению рождаемости на 15–20 %, т. е. на 0,2–0,3 % в год.

Непосредственной причиной решения Н.С.Хрущева о проведении политики медицинского сокращения рождаемости (о котором, кстати, известно крайне мало) стал жилищный кризис в городах, связанный с массовыми разрушениями жилого фонда во время войны и быстрой урбанизацией. Если в 1939 году городское население РСФСР составляло 36,3 млн чел., то в 1950 году оно выросло до 43,7 млн человек, а к 1960 г. – до 63,7 млн [11].

Массовая практика медицинского сокращения рождаемости позволила снизить остроту жилищного кризиса в городах, высвободить дополнительные трудовые ресурсы и повысить доходы на душу населения за счет сокращения количества иждивенцев на одного работника.

Снижение средней рождаемости в эти годы было сравнительно малозаметным за счет того, что в начале 50-х годов рождаемость была снижена за счет большого количества вдов репродуктивного возраста, которая компенсировалась большим количеством рождений у замужних женщин [10]. Однако к началу 60-х годов хрущевская демографическая политика привела к тому, что всего за десятилетие в городах, особенно в городах центральной России, наиболее типичной стала одно– или двухдетная семья при количестве абортов, превышающих количество рождений.

Перед центральной Россией внезапно встала угроза вымирания, причем вымирания в мирное время. Население национальных окраин продолжало расти, подпитываясь ресурсами центра.

Таким образом, демографическая стратегия Хрущева, так и не пересмотренная впоследствии, носила ярко выраженный неомальтузианский характер: достижение «гуляш-коммунизма» в 1980 году обеспечивалось не столько за счет роста производства, сколько за счет кардинальной экономии средств на воспроизводстве населения центральной России. Начиная с начала 60-х годов, нетто-коэффициент воспроизводства населения упал ниже единицы в городах, а с середины 60-х – и в целом по РСФСР. Опасные демографические тенденции списывались на вторую волну демографических последствий войны.

Медицинская статистика показывает, что с конца 50-х годов на одно рождение устойчиво приходилось около двух абортов, количество которых составляло около 4 млн /год.

Таким образом, демографические потери России, связанные с политикой поощрения абортов с 1960 по 1985 годы, составили около 100 млн человек, а по настоящее время – не менее 140 млн человек.

Оценка демографических потерь, связанных с абортами, показывает громадные биологические резервы восстановления численности российского населения в XXI веке. Однако для того, чтобы задействовать биологические резервы роста населения, сегодня необходимо коренным образом изменить сложившиеся стереотипы семейно-брачного поведения, ориентацию на малодетную семью.

Переход России на так называемый «цивилизованный» тип воспроизводства населения, характерный для индустриальных стран с существенно более высоким уровнем потребления, чем это было в СССР, не только привел к относительному вымиранию русского населения, которое во многом предопределило распад СССР, но и создал дополнительную угрозу демографической безопасности, поставив воспроизводство населения в зависимость от субъективного решения потенциальных родителей, которое зависит от целого ряда факторов как материального, так и психологического и культурного характера. Причем сегодня все эти факторы имеют тенденцию к снижению репродуктивных планов. Так, по данным Госкомстата на 1994 год современное молодое поколение женщин репродуктивного возраста планирует в среднем 1,2–1,3 детей в течение всей жизни, что гарантирует быстрое вымирание населения России в сочетании с его дальнейшим старением [10].

Возникающая при «цивилизованном» типе воспроизводства населения зависимость рождаемости от субъективных планов родителей порождает особый тип неустойчивости развития. Возникает контур отрицательной обратной связи, в котором социально-политические катастрофы ведут к отказу населения от деторождения, что создает устойчивый порочный круг депопуляции.

Таким образом, если при традиционном типе воспроизводства населения демографические потери вызывают компенсационный всплеск рождаемости, то «цивилизованный» тип воспроизводства всегда угрожает «сваливанием» социума в устойчивую депопуляцию.

Первое проявление демографической неустойчивости такого типа было зафиксировано во время продовольственного кризиса начала 60-х годов, вызванного сельскохозяйственными реформами Н.С.Хрущева. Связанный с обострением социальной обстановки спад рождаемости выделить на фоне последствий войны достаточно сложно, но резкое снижение устойчивости новой модели семьи (снижение коэффициента брачности и рост разводимости) прямо влияющее на рождаемость, фиксируется достаточно четко [10].

Системный социально-экономический кризис, поразивший Россию в конце 80х годов, породил новый, ранее неизвестный тип демографической катастрофы, для которого характерно как резкое повышение смертности, особенно среди лиц трудоспособного возраста [8], так и такое же резкое понижение рождаемости – с 17 человек на тысячу в 1986-1987годах до 8,9 и ниже в 1996 году. Этот показатель – один из самых низких в мире.

Характерно, что в отличие от социально-политических катастроф начала – середины ХХ века, избыточная смертность не связана с мировым голодом, эпидемиями и военными действиями, а опосредована продолжительным психоэмоциональным угнетением всего общества, на что указывает рост смертности от сердечно-сосудистых заболеваний (психогенные инфаркты и инсульты – рост на 31 %, психических расстройств (рост в 4,5 раза) и разного рода травм и насильственных причин, связанных с антисоциальным поведением (рост примерно в 2 раза). Однако ведущая роль в депопуляции принадлежит снижению рождаемости. По данным [8], за 1993–1996 годы избыточная смертность составила 2,9 млн человек, а дефицит рождений 4,4 млн.

По прогнозам Госкомстата 1996 года, при сохранении существующих тенденций к 2010 году население России дополнительно снизится на величину от 8 до 14 млн человек [11]. Аналогичный характер имеют прогнозы ООН.

Как констатирует большинство демографов, сегодня в России сложился устойчиво суженый характер воспроизводства населения, обладающий большой устойчивостью и требующий неординарных мер для изменения ситуации. [10].

Как видно из приведенного анализа, ключ к сохранению и устойчивому развитию России – активная и эффективная демографическая политика. Естественно, необходимым условием реализации такой политики является, по меньшей мере, восстановление объемов реального производства на уровне 80-х годов и обеспечения дальнейшего экономического роста – пусть даже при сравнительно невысоких темпах.

Демографическую программу можно условно разделить на две части.

Первая часть – защита России от миграционно-демографической экспансии извне, темпы которой повышают темпы депопуляции коренных народов России. Помимо укрепления пограничного режима, особенно на границе с Китаем, необходимо вести более жесткую политику в области гражданства, четко разделив мигрантов, культурно и этнически чуждых России, и репатриантов – русское, славянское и русскокультурное население республик СНГ.

Исключительно важно установление контроля над мелкой розничной торговлей, создающей экономическую базу для роста иностранных общин и этнических криминальных группировок, численность которых в российских городах достаточно давно достигла критического предела и создает целый спектр угроз для безопасности: от этнических конфликтов до угрозы терроризма.

Меры против миграционно-демографической экспансии, в отличие от мер по повышению рождаемости, требуют сравнительно низких затрат и способны дать ощутимый эффект в короткие сроки.

Снижение смертности до уровня конца 80-х годов – задача, в основном решаемая восстановлением объемов производства и, соответственно, социального обеспечения и медицины.

Гораздо более сложная задача, ключи к решению которой лежат не столько в экономической области, сколько в сфере культурно-психологических установок населения в области семейно-брачных отношений, – повышение рождаемости. Эта задача требует длительных и системных усилий в общегосударственном масштабе – начиная со школы и заканчивая информационной политикой и рекламой.

Необходима выработка у населения, вступающего в репродуктивный возраст, установки минимум на двух-трехдетную семью, внедрение в массовое сознание многодетности как «образа престижа», как поведенческой установки. Одновременно необходимо принятие жестких мер по искоренению пропагандируемой сегодня безнравственности, как фактора, непосредственно разрушающего семью и снижающего рождаемость. Необходима своего рода «моральная революция» – возвращение массового сознания к идеалам традиционной патриархальной семьи.

Безусловно, необходимым условием для всплеска рождаемости является создание благоприятного экономического фона – причем определяющую роль играет не абсолютный уровень жизни, а устойчивость его роста.

Другим фактором повышения рождаемости является жилищное строительство и социальная политика в области жилья. Особую роль должны сыграть программы строительства индивидуальных домов в малых городах и, особенно, в сельской местности, где наблюдается катастрофическая нехватка кадров в сельском хозяйстве. Политика деурбанизации, которая призвана преодолеть негативные последствия демографической политики 50-х – 70-х годов и, фактически, заново заселить обширные территории за пределами городов, должна стать одним из важнейших приоритетов развития.

Россия, обладая всеми объективными предпосылками для преодоления внутреннего кризиса и выживания в кризисе глобальном, может и должна выработать и провести в жизнь свою стратегию устойчивого развития. Пределы падения достигнуты. Настало время приступить к новому строительству.

Тот, кто не хочет рожать своих детей, обречен кормить детей своих врагов.

Литература

1. Медоуз Д.Х., Медоуз Д.Л. и др. Пределы роста. – М.: Прогресс, 1991.

2. Медоуз Д.Х., Медоуз Д.Л., Рандерс Й. За пределами роста. – М.: Прогресс, Пангея, 1994.

3. Книга правителя области Шан (Шан цзюнь шу). – М.: Ладомир, 1993.

4. Мальтус Т. Опыт о природе народонаселения / Антология экономической классики. – М.: МП Эконов, Ключ, 1993.

5. Менделеев Д.И. Заветные мысли. – М.: Мысль, 1995. 6..Ронге М. Разведка и контрразведка. – Киев: Синто, 1991.

7. Гриф секретности снят: Потери вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах. – М.: Воениздат, 1993.

8.. Гундаров И.А. Парадоксы российских реформ. – М.: УРСС, 1997.

9. Всесоюзная перепись населения 1939 года. Основные итоги. – М.: Наука, 1992.

10. Игнатьева Р.К., Каграманов В.И. Динамика процессов воспроизводства населения Российской Федерации в современных условиях / Под ред. А.А.Баранова. – М.: Международный фонд охраны здоровья матери и ребенка, 1997.

11. В чем острота демографической проблемы в России / Под ред. Б.С.Хорева. – М.: МГУ, 1997.