Текст книги "Княгиня Ольга"

Дело в том, что Византия свято оберегала свое исключительное политическое и религиозное положение в тогдашнем мире. Согласно византийской концепции власти, император являлся наместником Бога на земле и главой всей христианской церкви. В соответствии с этим представлением и оценивались ранги иностранных правителей. Никто из них не мог встать вровень с византийским императором, однако степень этого неравенства для правителей различных государств была, естественно, различной и зависела от многих факторов: мощи государства, степени его влияния на политику Византии, характера сложившихся отношений между этим государством и империей. Все это находило закономерное выражение в титулах, почетных эпитетах и прочих знаках достоинства. Политической символикой был пронизан не только весь византийский придворный церемониал, но и порядок приема иностранных правителей и послов. Византийцы умели водить за нос кого угодно. Император всякий раз оказывался занят делами чрезвычайной важности. Перед княгиней извинялись, но официальный прием все время откладывали.

Византийцы частенько «выдерживали» приезжих для большей сговорчивости, а возможно, и из спеси. Можно так же предположить, что появление Ольги во главе русского посольства поставило императора и его двор перед вопросом: как принимать русскую княгиню? На решение этого вопроса императору и его окружению понадобилось более месяца. Ольга понимала это. Но было важно, чтобы греки не перешли границ, когда проволочки переходят в дипломатическое оскорбление. Границ этих Константин VII не перешел. А пока Ольгу занимали, чем приличествовало, – скорее всего, она осматривала город.

Град Константина, конечно, поражал воображение любого приезжего. Вряд ли Ольга осталась равнодушной к этому действительно великому городу: каменные громады храмов и дворцов, на века сложенные из камня оборонительные стены, неприступные башни – и камень, всюду камень. Какой контраст с лесными дебрями и тихими реками русских равнин, с редкими поселениями пахарей и охотников, еще более редкими небольшими городами, обнесенными бревенчатыми стенами или просто частоколом! Зеленые просторы Руси – и здешние, густонаселенные ремесленные кварталы: литейщики и ткачи, сапожники и сыроделы, чеканщики и мясники, ювелиры и кожевники, кузнецы, живописцы, оружейники, судостроители, нотариусы, менялы. Строгая иерархия занятий и ремесел. Мастера сдержанно хвалят свои дейсвительно отличные и удивительно дешевые товары. (Цена вырастает потом, когда вещи пройдут десятки рук, обрастут налогами и пошлинами.)

На Руси этого пока еще не было. Там еще только кое-где дымили горны да слышался перезвон кузниц, больше стук топоров. Еще там дубили шкуры зверей, вымачивали лен, молотили хлеб. Правда, в Царьграде все продавалось и, стало быть, все покупалось. А Русь везла на его рынки – на мировой рынок – нечто совершенно бесценное: меха, пушнину из северных лесов. И в Константинополе, и на базарах сказочного Багдада, и еще дальше – повсюду их ценили как предмет самой изысканной и расточительной роскоши. А еще воск, мед… Долгие века еще Русь-Россия будет вывозить на рынки Европы товары, которые называли традиционными в ее экспорте. Холсты, лен, конопля и конопляные ткани, лес, сало, кожи. Назовем только эти виды нехитрого, казалось бы, товара, а на самом деле ценнейшего стратегического сырья. Лен и конопля – это паруса и канаты, это флот, это господство на море. Сало – веками, вплоть до недавнего времени – практически единственная смазка, без которой не было промышленности. Кожа – это упряжь и седла, обувь и походное снаряжение. Мед – необходимый и незаменимый в ту пору продукт. Во многом, очень во многом на русском экспорте росла промышленность Европы.

И в Византийской империи хорошо понимали значение Киевской Руси и как богатого сырьевого рынка, и как союзника, обладающего значительными вооруженными силами. Поэтому Византийская империя активно стремилась к хозяйственным, экономическим, торговым связям с Русью, к русскому рынку, русским товарам.

Ни русские, ни византийские источники, даже обстоятельный рассказ императора Константина о приеме Ольги, практически, ничего нам не сообщают о том, как протекала жизнь русской княгини в Константинополе. Они не говорят нам, где жила княгиня, кому наносила визиты, какие достопримечательности столицы осматривала, хотя известно, что для византийских политиков было в порядке вещей потрясать иностранных правителей и послов пышностью константинопольских дворцов, богатством собранных там светских и церковных сокровищ.

Можно не сомневаться, что Ольга любовалась храмами и памятниками, мозаиками столицы ромеев. Константинополь застраивался с необычайной пышностью. Десятки величественных дворцов и храмов высились на его главных улицах. Роскошные постройки должны были создавать впечатление могущества и прочности императорской власти.

Христианская религия изменила назначение и устройство храма. В древнегреческом храме статую бога помещали внутри, а религиозные церемонии проводили снаружи на площади. Поэтому греческий храм стремились сделать внешне особенно нарядным. Христиане же собирались для общей молитвы внутри церкви, и архитекторы особенно заботились о красоте ее внутренних помещений. Безусловно, самым замечательным произведением византийской архитектуры был построенный еще при Юстиниане храм Св. Софии. Храм называли «чудом из чудес», воспевали в стихах. Немного позже Ольги в храме Св. Софии на службе побывали и послы Владимира Великого. Летопись сохранила их впечатление. «И пришли мы в греческую землю, и ввели нас туда, где служат они Богу своему, и не знали – на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как и рассказать об этом, знаем мы только, что пребывает там Бог с людьми и служба их лучше, чем во всех других странах. Не можем мы забыть красоты той, ибо каждый человек, если вкусит сладкого, не возьмет потом горького; так и мы не можем уже здесь пребывать в язычестве». Послы Владимира рассказывали князю о службе. Ольга же сама стала участницей такой службы. Ее поразили внутренние размеры и красота храма, в котором только площадь пола составляет 7570 м2. Гигантский купол диаметром 31 м как бы вырастает из двух полукуполов, каждый из них в свою очередь опирается на три малых полукупола. Вдоль основания купол окружен венком из 40 окон, через которые льются снопы света. Кажется, что купол, подобно небесному своду, парит в воздухе; ведь 4 столба, на которых он держится, скрыты от зрителя, а отчасти видны лишь паруса – треугольники между большими арками.

Поражало воображение внутреннее убранство храма. Над престолом возвышался в виде башни балдахин из золота, кровля которого покоилась на золотых и серебряных колоннах, украшенных инкрустацией из жемчуга и бриллиантов и кроме того лилиями, между которыми находились шары с крестами из массивного золота в 75 фунтов весом, осыпанные драгоценными камнями; из-под купола балдахина спускался голубь, изображавший Святого Духа, внутри этого голубя хранились Святые Дары. По греческому обычаю, престол был отделен от народа иконостасом, украшенным рельефными изображениями святых; иконостас поддерживали 12 золотых колонн. В алтарь вели трое ворот, задернутых завесами. Посреди церкви находился особый амвон, имевший полукруглую форму и окруженный балюстрадой, над ним тоже был балдахин из драгоценных металлов, покоившийся на восьми колоннах и увенчанный золотым, усыпанным драгоценными камнями и жемчугом крестом в 100 фунтов весом. На этот амвон вели мраморные ступени, перила их, равно как и балдахин, сверкали мрамором и золотом. Врата были из слоновой кости, янтаря и кедрового дерева, а их косяки – из позолоченного серебра. В притворе находился яшмовый бассейн с извергающими воду львами, а над ним возвышалась великолепная скиния. (В дом Божий могли входить, только предварительно омыв ноги.) Ольге должны были запомниться шестидесятиметровая колонна Константина с фигурой императора – она будет и через века впечатлять русских паломником-христиан, и древний монумент посреди ипподрома – тридцатиметровый, из розоватого египетского гранита – трофей, привезенный в столицу еще в конце IV века, в 390 году…

Посмотрим на тогдашний Константинополь глазами великой княгини, правительницы большого государства, оценивающей увиденное. Ольгу-женщину мог увлечь сказочный Царьград, а Ольга-княгиня видела, что далеко не все может быть соотнесено с Русью в этой чужой жизни. Да, акведук Валента – канал над городом – чудо строительной техники, но к чему он в Киеве? В Царьграде нет пресной воды, а в Киеве прозрачное течение могучего Днепра, что не уступит и самому Босфору.

Красота города пленяла. Но главная цель – переговоры с императором – была еще далека. Наконец на 9 сентября назначен прием у императора.

Прием Ольги императором в этот день проходил так же, как обычно проводились приемы иностранных правителей или послов крупных государств. Император обменялся с ней через логофета церемониальными приветствиями в роскошном зале – Магнавре; на приеме присутствовал весь двор, обстановка была чрезвычайно торжественной и помпезной. В тот же день состоялось еще одно традиционное для приемов высоких послов торжество – обед, во время которого присутствующих услаждали певческим искусством лучших церковных хоров Константинополя и различными представлениями.

Детали приема Ольги в Константинополе русские летописи не описывают. Зато относительно подробно о приемах Ольги (их было два: 9 сентября и 10 октября) написал сам император Константин VII Багрянородный. Император продемонстрировал Ольге свое величие, но сделал ряд отступлений от традиционных форм приема. После того как придворные стали на свои места, а император воссел на «троне Соломона», завеса, отделявшая русскую княгиню от зала, была отодвинута, и Ольга впереди своей свиты двинулась к императору. Обычно иностранного представителя подводили к трону два евнуха, поддерживавшие его под руки, а затем тот совершал проскинезу – падал ниц к императорским стопам. Такой прием, например, описывал епископ Кремонский Лиутпранд: «Я оперся на плечи двух евнухов и так был приведен непосредственно перед его императорское величество… После того как я, согласно обычаю, в третий раз преклонился перед императором, приветствуя его, я поднял голову и увидел императора совершенно в другой одежде». Ничего подобного не происходило с Ольгой. Она без сопровождения подошла к трону и не упала перед императором ниц, как это сделала ее свита, хотя разговаривала с ним стоя. Беседа русской княгини с императором велась через переводчика.

Ольгу отдельно приняла императрица, которую она также приветствовала лишь легким поклоном. В честь Ольги императрица устроила торжественный выход придворных дам. После небольшого перерыва, который Ольга провела в одном из залов, состоялась встреча княгини с императорской семьей, что не имело аналогий в ходе приемов обычных послов. «Когда император воссел с августою и своими багрянородными детьми, – говорится в «Книге о церемониях», – княгиня была приглашена из триклина Кентурия и, сев по приглашению императора, высказала ему то, что желала». Здесь, в узком кругу, и состоялся разговор, ради которого Ольга и явилась в Константинополь. Этого также не предусматривал дворцовый церемониал – обычно послы беседовали с императором стоя. Право сидеть в его присутствии считалось чрезвычайной привилегией и предоставлялось лишь коронованным особам, но и тем ставились низкие сиденья.

В тот же день состоялся парадный обед, перед которым Ольга опять вошла в зал, где на троне восседала императрица, и вновь приветствовала ее легким поклоном. В честь обеда играла музыка, певцы славили величие царского дома, а танцоры показывали свое искусство… За обедом Ольга сидела за «усеченным столом» вместе с зостами – придворными дамами высшего ранга, которые пользовались правом сидеть за одним столом с членами императорской семьи, т. е. такое право было предоставлено и русской княгине. (Кое-кто из исследователей считает, что за «усеченным столом» восседала императорская семья.) Мужчины из русской свиты обедали вместе с императором. За десертом Ольга вновь оказалась за одним столом с императором Константином, его сыном Романом и другими членами императорской семьи. И во время парадного обеда 18 октября Ольга сидела за одним столом с императрицей и ее детьми. Ни одно обычное посольство, ни один другой посол такими привилегиями в Константинополе не пользовались. Следует отметить, что во время приемов Ольги императором не было ни одного другого иностранного посольства.

В этот день, вероятнее всего, и состоялась беседа императора с Ольгой, которую описал русский летописец: «И пришла к нему Ольга, и увидел царь, что она очень красива лицом и разумна, подивился царь ее разуму, беседуя с нею, и сказал ей: «Достойна ты царствовать с нами в столице нашей». Она же, уразумев смысл этого обращения, ответила цесарю: "Я язычница; сюда приехала услышать и понять закон христианский и, познав истину, желаю быть христианкой, если хочешь крестить меня, то крести меня сам – иначе не крещусь"». Император, услышав эти слова Ольги, послал распоряжение патриарху приготовить все необходимое к обряду крещения княгини. Итак, русская летопись подчеркивает, что инициатива крещения исходила от Ольги. Император эту идею принял и одобрил: «Царь же безмерно рад был этим словам и сказал ей: "Патриарху скажу"».

Почему с таким вопросом Ольга обратилась к императору, а не патриарху? В политике христианизации государств и народов в Византии, как известно, главную роль играл не патриарх, не церковные иерархи, а император, аппарат политической власти. Разумеется, и церковники, в том числе константинопольские патриархи, в соответствии со своим саном принимали участие в реализации этой политики, поскольку греческая церковь сама являлась частью феодальной государственной системы. Роль императора в вопросе христианизации отмечает и русский летописец, ведь именно к императору Константину и обратилась Ольга с просьбой.

В один из дней между 9 сентября и 10 октября в соборе Св. Софии состоялся торжественный обряд крещения. На императорском троне в парадных одеждах восседал император. Патриарх и весь клир в парадных одеждах совершали обряд крещения. Вся священная утварь, чаши, сосуды, ковчеги были из чистого золота и ослепляли сверканием драгоценных камней; книги Нового и Ветхого Завета, каждая весом по две квинты, с их золотыми переплетами и застежками лежали на видном месте. Из золота же были все священные принадлежности и предметы, необходимые в придворном церемониале при короновании и крещении высоких особ: семь крестов, каждый весом в одну квинту. В храме горело шесть тысяч канделябров в виде громадных гроздей и столько же было переносных подсвечников, каждый весом в 111 фунтов. Своды купола сверкали от сияния канделябров, серебряных лампад, висевших на бронзовых цепях. Гирлянды света проведены были по всем карнизам и бесчисленными огнями отражались в мозаике и драгоценных камнях.

Крещение состоялась. «И крестил ее царь с патриархом», – утверждает летописец. В крещении Ольга получила имя Елена. В крестильном имени пытались предугадать, точнее мистически ознаменовать судьбу, связывая имя с тем «соименным» святым, по которому оно дано, и с теми, кто это имя достойно – опять же с христианской точки зрения – носил. Еленой звали мать Константина Великого. Это она, христианка при сыне-язычнике (а Константин принял крещение едва ли не на смертном одре), отправилась в Палестину, чудесно обрела там величайшую христианскую святыню – крест, на котором распяли Христа. Та, «древняя Елена», много радела об укреплении христианства в Римской империи. Вот на такую роль матери-христианки при сыне-язычнике, который под ее влиянием примет истинную веру, и «предназначает» Ольгу-Елену ее новое имя.

«Просветившись же, – отмечает летописец, – она радовалась душой и телом; и наставил ее патриарх в вере и сказал ей: «Благословенна ты в женах русских, так как возлюбила свет и оставила тьму. Благословят тебя русские потомки в грядущих поколениях твоих внуков». И дал ей заповеди о церковном уставе, и о молитве, и о посте, и о милостыне, и о соблюдении тела в чистоте. Она же, наклонив голову, стояла, внимая учению, как губка наполнемая; и поклонилась патриарху со словами: "Молитвами твоими, владыка, пусть буду сохранена от сетей дьявольских…"». Ольга пожертвовала собору Св. Софии «великое служебное блюдо», унизанное жемчугом и имевшее внутри драгоценный камень с изображением Спасителя. «И благословил ее патриарх, и отпустил».

Константин, как только Ольга крестилась, позвал ее к себе и сказал: «Хочу взять тебя в жены себе». На что Ольга ответила: «Как ты хочешь взять меня, когда сам крестил меня и назвал дочерью? А ухристиан не разрешается это – ты сам знаешь». Константин восхитился мудростью Ольги и сказал ей: «Перехитрила ты меня, Ольга». Он дал ей многие дары – золото, серебро, паволоки, различные сосуды и назвал своею дочерью.

Не располагая аргументами в пользу того, что текст о сватовстве и комплиментах императора отражает какие-то переговоры о династическом браке, обратим внимание на другое. Крещение Ольги, получение ею титула «дочери» императора – это лишь один из признаков того, что намерения княгини во время этой поездки были тесно связаны с надеждами на получение Русью более высокой политической титулатуры и отражали общую внешнеполитическую линию Руси на совершенствование договорных отношений с империей.

Ольгу называют «дочерью», и это имело огромное значение. «Дочь» возвышалась над многими и становилась ближе к императорской короне. Таким образом, результатом пребывания Ольги в Константинополе явилось значительное возвышение титула русской княгини: ее величали и «архонтиссой» и «дочерью» императора, что в тот момент резко выделяло Русь из числа стран, с которыми она в течение долгих десятилетий стояла рядом в византийской дипломатической иерархии.

Со своей стороны, Ольга вручила дары императору, обещала прислать в помощь империи свои дружины. Затем она вновь посетила патриарха и попросила у него благословения на возвращение домой. Во время беседы с патриархом Ольга сказала ему: «Люди мои и сын мой язычники – да сохранит меня Бог от всякого зла». Патриарх дал Ольге свое благословение, сказав: «Чадо верное! В Христа ты крестилась, и в Христа облеклась, и Христос сохранит тебя, как сохранил Еноха в древнейшие времена, а затем Ноя в ковчеге, Авраама от Авимелеха, Лота от содомлян, Моисея от фараона, Давида от Саула, трех отроков в печи, Даниила от зверей, – так и тебя избавит он от козней дьявола и от сетей его». Патриарх, благословив Ольгу, вручил ей святой крест со следующей надписью: «Обновися Русская земля к Богу святым крещением, его же прияла Ольга, благоверная княгиня». Как отмечал в свое время митрополит Макарий: «Крест этот долго хранился в киевском Софийском соборе, созданном правнуком ее Ярославом, и стоял в алтаре на десной стороне как живой свидетель о достопамятном событии и как святыня, сугубо драгоценная для русских».

Ольга, приняв благословение патриарха, возвратилась в Киев. Здесь она жила с сыном Святославом. «И учила его мать, – указывает летописец, – принять крещение, но он и не думал прислушаться к этому; но если кто собирался креститься, то не запрещал, а только насмехался над тем». Но Ольга была настойчивой, снова и снова повторяла Святославу: «Я познала Бога, сын мой, и радуюсь; если и ты познаешь – тоже станешь радоваться». Но Святослав оставался неумолимым, отвечая матери: «Как мне одному принять иную веру? А дружина моя станет насмехаться». На что Ольга отвечала сыну: «Если ты крестишься, то и все сделают то же». Но и эти доводы не возымели действия. «Святослав, – говорит летописец, – не послушался матери, продолжая жить по языческим обычаям, не зная, что кто матери не послушает – в беду впадет, как сказано в Священном Писании: «Если кто отца или матери не послушает, то смерть примет». Святослав же притом гневался на мать». Однако Ольга любила своего сына Святослава и говаривала: "Да будет воля Божья; если захочет Бог помиловать род мой и землю Русскую, то вложит им в сердце то же желание обратиться к Богу, что даровал и мне…" И, говоря так, молилась за сына и за людей всякую ночь и день, руководя сыном до его возмужалости и до его совершеннолетия».

Прошел год, как Ольга возвратилась в Киев, и на Днепре показались корабли. На них из Византии прибыли послы. Послы обратились к великой княгине со словами императора Константина: «Много даров я дал тебе. Ты ведь говорила мне; когда-де возвращусь в Киев, много даров пришлю тебе: челядь, воск, и меха, и воинов в помощь». На эти напоминания императора мудрая Ольга отвечала: «Если ты [император] так же постоишь у меня в Почайне, как я в Суду, то тогда дам тебе». В. Н. Татищев добавляет к этим словам: «Это было сказано потому, что Святослав не любил греков». После беседы с послами Ольга богато одарила их и отпустила.

Такие скупые упоминания источников о поездке Ольги в Константинополь и о ее пребывании там вызывали и вызывают у историков многочисленные споры. Какую все же цель преследовала Ольга, отправляясь в Константинополь? Только принять крещение? Так это она могла совершить и в Киеве. Как мы уже упоминали, ряд исследователей так считает: она крестилась в Киеве, а в Константинополь ездила с другими целями.

И, возможно, главной целью, являлось поднятие престижа и авторитета государства. И это Ольге удалось. Возможно, при этом также были подтверждены условия торгового договора 944 г. Кроме всего, Ольга обещала императору оказать, если понадобится, военную помощь. Именно об этом и напомнили ей императорские послы.

Но между тем в рассказе источников о поездке Ольги в Константинополь остается некоторая недосказанность. На это обращали внимание многие исследователи и высказывали предположение, что главной целью поездки великой княгини в Константинополь являлось сватовство ее сына Святослава к одной из императорских дочерей, что, естественно, разрешало все другие проблемы. Но именно этот вопрос и оказался нерешенным. Взаимные интересы Киева и Царьграда останутся прежними и много позднее: политическая ситуация, сходная в общих чертах, повторится спустя сорок лет. Вероятно, стороны взаимно сочли требования чрезмерными. Ольга вела речь о династическом браке (так произойдет и при Владимире), Византия же выдвигала условия вассальной зависимости Киевского государства. Договоренность не могла быть достигнута. Будущее покажет, что империя совершила ошибку, Константин VII Багрянородный оказался недальновидным политиком.

По поводу версии о сватовстве Святослава некоторые исследователи высказывают интересную мысль. Авторы книги «Как была крещена Русь» пишут: «И если переговоры княгини о браке сына – поиски ею династической невестки в системе порфирородного императора – оказались (пока!) тщетными, то летописец превращает их в галантную историю в духе средневековых романов. Домогательства Ольги превращаются в домогательства Константина и выглядят даже несколько комично: "И увидел царь, что она очень красива лицом и разумна, и сказал ей: достойна ты царствовать с нами в столице нашей". Ряд исследователей XVIII столетия удивились такой записи, ведь Ольге было в то время уже около 70 лет. Кроме того, император давно был женат, и императрица Елена (как и мать первого Константина) торжественно принимала русское посольство во дворце. Игривая беседа с Константином (о браке) – обозначение летописцем действительно имевших место переговоров матримониального характера, но о браке Святослава. Они были неудачны, и летопись превращает их в неудачное сватовство Константина. Сохраняются оба существенных момента переговоров: сватовство и отказ. Реалии же, как мы видим, преобразованы в насмешку над цесарем благоприятным для чести княгини образом». Что же, такая версия имеет право на существование.

Итак, как показала миссия Ольги, руссы старались использовать проблемы греков в интересах дальнейшего возвышения собственного политического престижа, добиться от империи признания за Русью новой политической титулатуры, заключить династический брак между правящими домами. Если верить сообщению летописи, Ольга, приняв христианство в Византии, добилась определенных результатов в решении первой задачи: за ней был закреплен титул «дочери» императора, русская княгиня поднялась в византийской дипломатической иерархии выше тех владетелей, которым был пожалован титул «светлость», как когда-то Олегу. В то же время крещение Ольги явилось индивидуальным политическим актом, связанным с престижными вопросами великокняжеской власти, и не предусматривало учреждения автокефальной церковной организации на Руси. Русь того времени еще не была готова к принятию христианства: языческая партия в Киеве была еще очень сильна.

Несомненно, что после крещения Ольга была кровно заинтересована в распространении христианства в Киевском государстве. Увеличение числа христиан на Руси привело бы и к увеличению числа сторонников княгини, способствовало бы укреплению ее позиций в стране. Иаков Мних отметил, что по прибытии из Царьграда домой Ольга «требища бесовские сокрушила и начала жить в Христе Иисусе… всеми добрыми делами освещающимися и милостыней украшающейся, голых одевая, жадных напаивая… нищих, вдов и сирот всех одаривая милостыней, и советы давая всякому с тихостью и любовью сердца, и моля Бога день и ночь о спасении своем». Написанная позже «Степенная книга» сообщает, что Ольга, «обходя грады и веси по всей Русской земле, всем людям благочестие проповедовала и учила их вере христианской… дани и оброки легкие устанавливала, и кумиры сокрушала, и на кумирных местах кресты Христовы ставила».

Возможно, по приказу Ольги в это время в Киеве строится деревянный Софийский собор. В Иоакимовской летописи мы встречаем следующую запись: «Привела Ольга в Киев [из Константинополя] иереев мудрых и церковь Святой Софии деревянную построила, а иконы прислал ей патриарх». В святцах «Апостола» 1307 г. сообщается, что 11 мая состоялось «освещение Святой Софии в Киеве». Итак, деревянный Софийский храм, конечно же, отличался от каменного, построенного в княжение Ярослава Мудрого в 1037 г. Вероятнее всего, он располагался на территории монастыря, где, немногим более 50 лет спустя, встретятся польский король Болеслав и киевский князь Святополк. Ольга, создавая Софийский монастырь, рассчитывала превратить его в своеобразную «кузницу кадров» русских священнослужителей, которые бы не только могли вести миссионерскую деятельность среди языческого населения Восточной Европы, но и стали бы занимать важные посты в русской церковной организации.

Если Ольга построила Софийский храм в Киеве, она могла, да и должна была, в целях распространения христианства возвести и другие христианские храмы. Так, в своем родовом селе Будутино она построила храм Богородицы. Именно этому храму Ольга завещала свое село.

Существует также предание о постройке княгиней Ольгой деревянного Троицкого собора в Пскове вскоре после того, как она приняла христианство. Следует обратить внимание на то, что Ольга в эти годы строит храмы в своих владениях, которые, возможно, по задумке княгини, должны были стать основой, на которую она могла бы опереться, и, естественно, она старалась прежде всего утвердить новую идеологию в тех землях, которые ей принадлежали.

Ольга, возвратившись из Константинополя, обратила свои взоры на Запад, стремясь завязать отношения с Западной церковью, возглавляемой Римом. Хотя еще в середине IX в. произошел конфликт между православной и католической церквами, однако и в X в. Вселенская христианская церковь сохраняла единство, а деление на Западную и Восточную носило достаточно условный характер. Поэтому принятие христианства из Константинополя не исключало возможности сношений с Ватиканом и наоборот.

Соревнование между Константинополем и Римом в конце IX – начале X в., безусловно, продолжалось, но еще имело не альтернативный характер. Церковь того времени не признавала единого верховного центра, и целесообразность этого считалась проблематичной. Претензии Рима на особую роль, а отсюда и на формальное главенство над всеми другими кафедрами решительно отвергалось.

Русь того времени активно продолжала искать международные контакты: Византия, Болгария, Хазарский каганат, варяги, печенеги, угры давно уже были в сфере ее политического внимания. Со всеми этими государствами и народами Русь связывали давние отношения. С большинством из них к середине X в. она не раз заключала мирные договоры и различного рода соглашения. С IX в. киевские князья проявляли интерес к контактам с империей франков, которая стала к тому времени существенным международным фактором, и в 839 г. русское посольство в сопровождении византийских послов появилось в Ингельгейме. Целью этого посольства на Запад явился сбор сведений об империи франков и ознакомление с соседними странами. Как известно, эта миссия закончилась печально для киевских посланцев. После этого долгое время на Руси ничего не знали о королевстве франков. Между тем последнее превратилось к середине X в. в могущественную империю. В середине X в. Оттон I захватил Италию и одержал ряд побед над венграми. Религиозный фанатик, он стремился создать имперско-церковную систему и в 962 г. увенчал свои усилия принятием титула императора Священной Римской империи. При нем особенно активизировалась миссионерская деятельность на Востоке и, в частности, в землях славян. Оттон I учреждает епископство в Магдебурге и решает учредить епархии в Польше и на Руси, подчинив их майнскому епископу.

Возможно, не совсем удачная поездка Ольги в Византию побудила княгиню обратить свои взоры и на Запад. Приглашая на Русь латинских миссионеров, Ольга скорее всего преследовала определенные цели. Прежде всего она наглядно показывала византийским василевсам, что на ромейской державе свет клином не сошелся и что христианское духовенство, необходимое Руси для создания собственной церковной организации, можно получить и на Западе. Другая цель заключалась, по-видимому, в испытании оттоновских нововведений в русских условиях.

Суть нововведений во взаимоотношениях короля и церковнослужителей состояла в том, что король изымал из ведения светских феодалов целые области и округа и передавал их церковным учреждениям и духовным лицам в (условное) держание. «Однако сколько бы имперских ленов Оттон I ни раздавал аббатам и епископам, – замечает историк А. И. Неусыхин, – всегда наступал момент, когда лен возвращался к королю и мог быть им передан подходящему, с его точки зрения, лицу, не говоря уже о том, что церковные должности не были наследственными и, кроме того, выполняли особую, весьма специфическую функцию в тогдашнем феодальном обществе». Оттон I требовал от духовных феодалов, наделенных землей и иммунитетными правами, выполнения гражданских и военных обязанностей, участия вместе с их вассалами в королевских походах. Такая политика была в какой-то мере направлена против светских феодалов, всегда стремившихся превратить свои условные держания в безусловные, и препятствовала их попыткам раздробить Германское государство. Оттон I в качестве верховного собственника земли сам назначал епископов и других крупных церковных феодалов.