Текст книги "Такие разные дороги жизни"

И начался сплошной ад. Снаряды летели каждые четыре минуты со всех немецких калибров. Сверху крепость бомбили немецкие аэропланы. Они же сбрасывали на головы защитников листовки, в которых говорилось, что русские не смогут долго сопротивляться германской армии. Предлагали сдаваться на выгодных условиях на милость германского кайзера. Немецкое командование не предполагало, что после такой интенсивной бомбардировки могут остаться живые защитники крепости. А те, кто остался жив, настолько деморализованы, что вряд ли способны к сопротивлению. Из генерального штаба русского командования пришла директива – просьба продержаться сорок восемь часов. После чего разрешалось выводить войска из крепости. Комендант крепости генерал Бржозовский прочитал телеграмму, вздохнул. Ему бы пушек калибром побольше, он бы показал этим воякам. Превосходство противника в военной технике угнетало, однако комендант решил сражаться тем, что имел в распоряжении. Неделю велся обстрел крепости, во время которой защитникам некогда и порой негде было поспать, поесть и привести себя в порядок. Кирпичные надстройки рассыпались в прах, деревянные перекрытия горели, тушить их некому и некогда, все солдаты заняты на передовой, бетонные перекрытия потрескались, часть осыпалась. Огромные воронки зияли на всей территории. Трудно себе представить степень разрушений. Когда обстрел закончился, никто не узнавал своей крепости, Котлинский не мог сразу найти форт своего друга Стржеминского, трудно ориентироваться в развалинах. Центральный форт, Скобелева гора, Заречный форт, как и обещал парламентер, сравняли с землей. Сгорело тридцать семь деревянных строений и лесопильный завод, разрушено семнадцать кирпичных зданий, не считая километров проволочных сетей и полностью уничтожена телефонная связь, повреждены форты и капониры, и много других сооружений крепости. Подполковник Хмельков осмотрел разрушенные кирпичные постройки, покачал головой и сделал вывод, что в крепостях не должны строится кирпичные оборонительные сооружения. А еще на совещании офицеров он высказал еще одно упущение в сооружении казематов. Воздушная волна после взрывов настолько сильна, что проникая в открытую небольшую отдушину, смогла уничтожить 57-ти миллиметровую капонирную пушку, волна выбивает тяжелую металлическую дверь и калечит воинов. Из своего доклада он сделал вывод: во время артиллерийского налета, необходимо наглухо закрывать бронированными плитами все вентиляционные отверстия. Комендант крепости генерал Бржозовский внимательно выслушал подполковника, велел составить подробную справку и практические выводы из сказанного.

На территории крепости и за ее пределами насчитали более тридцати тысяч воронок. От взрывов в воздух взлетали тонны земли, воды, камней, деревьев. Немцы предпринимали отчаянные попытки овладеть Соснеской позицией и охватить левый фланг. Все атаки отбивались заградительной артиллерией и пулеметным огнем. В свою очередь три батальона русской пехоты ночью совершили вылазку на немецкие позиции, хотели уничтожить тяжелую артиллерию противника, однако атака русских немцы отбили. И все же во время обстрела русские войска провернули не обычную операцию, которую немецкая разведка элементарно проморгала, и которая в некоторой степени решила исход февральского противостояния.

Генерал Бржозовский вызвал подполковника Хмелькова, обратился к нему больше с просьбой, нежели с приказом:

– Сергей Александрович, возьмите несколько человек артиллеристов, езжайте к нашему главнокомандующему, попросите у них хотя бы две крупнокалиберные пушки, скрытно, железной дорогой доставите их сюда, ночью мы переправим их в форт. Нужно прекратить это безобразие с обстрелом форта «Бертами» и «Шкодами». Я уже телеграфировал его высокопревосходительству, в штабе фронта в курсе, препятствий не будет.

– Будет сделано, господин генерал, – козырнул подполковник и без лишних слов преступил к делу. Не прошло и трех дней, как из Кронштадта доставили две сто пятидесяти миллиметровые пушки оружейника Канэ. Генерал Бржозовский довольно потирал руки, проследил, чтобы доставили их в форт ночью, скрытно. Сам присутствовал при первом залпе, помог наводчику как можно точнее навести прицел, приказал в дальнейшем вести огонь только по «Большим Бертам» и «Шкодам». Первые же залпы вывели из строя одну «Шкоду» и две «Большие Берты», поразив при этом артиллерийский расчет. Немецкие артиллеристы и так славились своей слабой подготовкой, благодаря этому многие снаряды летели мимо цели. Тысячи снарядов поглотила река Бобр и болото. А в результате попадания русских снарядов погибли те артиллеристы, которые обслуживали дорогостоящие пушки. В довершении всех невзгод, за этими немецкими потерями взлетел в воздух склад их боеприпасов. Немцы были настолько ошеломлены, что не могли поверить, что их хваленные дорогие пушки вышли из строя. Поскольку считали, что их «Берты» и мортиры, а также склад со снарядами недосягаемы для русских пушек, а тут не только материальные потери, но и потери в живой силе. «Большая Берта» и «Шкода» стоили огромных денег, немцы спешно отвели их в тыл. Они могли бы уцелевшие «Большие Берты» отвести на недосягаемое для поражение расстояние, и оттуда вести огонь по крепости, а они увезли пушки глубоко в тыл, и больше они в перестрелке не участвовали. Немцы полагали, что тех разрушений, которые они успели нанести, достаточно, чтобы в крепости осталось очень мало воинов, а те кто остались деморализованы настолько, что не в состоянии сопротивляться. К удивлению защитников крепости, которые находились в фортах, первая траншея обороны русских за пределами крепости при обстреле даже не дрогнули. Еще позволяли себе шутить: «Нехай постреляют, мы хоть выспимся», поскольку во время обстрела немцы не наступали. Снаряды в большей степени летели через их голову в сторону крепости. Немецкие специалисты считали, что после подобного обстрела те, которые не погибли, будут контужены или сойдут с ума, а солдаты с сарказмом повторяли: «Хоть выспимся!». Выдержку проявил полковник Хмельков, он увидел, что первая оборона русских могут не выдержать натиска немцев, окопы мелковаты, стараясь избежать дальнейших потерь, он под обстрелом проник в траншеи перовой обороны, приказал им отойти ко второй линии обороны, организовал там успешную оборону. Конечно, от бомбежки потери были огромные, похоронные команды не успевали собирать трупы русских солдат и офицеров, лазареты переполнены, поезда не успевали увозить раненых в тыл. Подпоручик Котлинский встретил своего сослуживца Стржеминского спросил, много ли потерь в его роте? Тот ответил: от роты осталось семнадцать человек. У Котлинского живых чуть больше, потому, что его рота укрыта в глубине форта, когда как рота Стржеминского расположилась на выступе форта, куда снаряды попадали чаще всего. Погибали солдаты не только от прямого попадания снарядов, роты подпоручиков совершали вылазки для контратак, поддерживали бойцов в траншеях. Немцы не зря ждали зиму, надеялись лед скует реку, болото, и водный ров вокруг второго форта, который защищал железнодорожный мост. Дождались. Лед, действительно, сковал поверхность. Только немцы своими же снарядами раскрошили лед во рву перед крепостью, наши пушки довершили дело перед окопами немцев, болото превратилось в смесь грязи и осколков льда. Атака стала почти невозможной. Попытки немцев ни к чему не привели. Крепость к удивлению русского командования фронтом и западных противников, и их союзников устояла. Победа воодушевила защитников крепости, они поверили в себя. Росла злость на немцев, которые продолжали самонадеянно предлагать в листовках почетную сдачу. Призывали солдат убивать своих офицеров, которые не позволяют им достойно сдаться на милость победителя. Не все так радужно обстояло на фронтах. Чуть потеплело немцы предприняли широкомасштабное наступление. Русский фронт был прорван в Галиции, в Прибалтике. На передовую немцев перед крепостью прибыл император Вильгельм, чем вызвал еще больший переполох среди немецкого командования, чем приезд в крепость русского царя. Кайзеру интересно взглянуть на удивительную крепость, которая не сдается, не склоняет голову перед мощью немецкого оружия.

– Действительно, осиное гнездо, – хмыкнул кайзер, разглядывая в оптику передовые траншеи русских и форты крепости. В переводе с польского Осовец значилась осиным гнездом. И приказал во что бы то ни стало в ближайшее время выкурить русских из крепости.

Весна внесла некую передышку в противостояние противников. Реки разлились, затопили болота, стали естественным препятствием для наступления. Затишье позволило усилить проволочные сети по Центральному форту, возведены новые убежища, позволявшие укрыться от бомбардировок, исправили шоссе, засыпали воронки.

За выдержку и стойкость почти все защитники крепости получили ордена и медали. Подпоручика Котлинского наградили орденом Святого Станислава 4-й степени с бантами и мечом, подпоручик Стржеминский награжден орденом Святого Станислава 3-й степени с бантами и мечом. Коменданта крепости генерала Бржозовского за умелое руководство обороной наградили орденом Святого Георгия 4-й степени, через месяц орденом Святой Анны 1-й степени с мечами. В наградном рескрипте отмечалось: «…за то, что во время бомбардировки крепости Осовец, командуя всей крепостной артиллерией, а равно войсками первого отдела обороны, находясь под действительным огнем, своими умелыми действиями способствовал отражению атаки на крепость и дальнейшему победоносному наступлению наших войск как со стороны крепости, так и из местечка Гониондз». Подполковник Свечников Михаил Степанович награжден орденом Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом. Не только офицеры, но многие унтер офицеры, прапорщики и рядовые солдаты, отличившиеся в защите крепости, были награждены орденами и медалями. Сбылась мечта вахмистра Ивана Сенькина, он так же стал Георгиевским кавалером. Сослуживцы напоминали ему, уж теперь то он точно покажет голове своего уездного городка «кузькину мать», придет и выложит тому на стол свои награды. Спросит его, что тот делал в тылу в то время, когда его земляк под снарядами бил немцев.

Котлинский посмотрел на часы. Время приближалось к пяти часам вечера. Он помнил, ему необходимо идти в штаб на совещание. Поискал глазами подпоручика Стржеминского, не увидел его, подозвал прапорщика Бойкова, командира первого взвода, оставил его вместо себя на время отсутствия. Посмотрел в синее небо, нет ли вражеских аэропланов, пошел в сторону штаба. Генерал-майор Бржозовский собрал офицеров форта и передовых траншей для экстренного сообщения. Он подождал, когда последний офицер доложил о прибытии, обвел всех взглядом, глухим голосом начал свою речь:

– Господа офицеры, я собрал вас, чтобы сообщить о последних данных нашей разведки. Безрадостных данных. Польские крестьяне рассказали, что немцы завезли огромное количество необычных снарядов, которых они ранее не видели. Снаряд величиной с рост человека. Необычность заключается в том, что на конце каждого снаряда находится вентиль. Примерно такой, каким пользуются в домах горожане, и некоторые польские крестьяне, когда открывают воду в ванную. К некоторым вентилям накручен длинный шланг с раструбом на конце. Наши офицеры проверили информацию. Под видом польских крестьян возили продукты на передовую немцев. Сведения подтвердились. Наши аналитики в штабе дивизии определили: это баллоны с ядовитым газом. Немцы уже применяли газ на некоторых участках нашего фронта. Скажу вам, вещь препротивная. От пули уклониться можно, от снаряда спрятаться в окопе или в траншее. От газа укрыться невозможно. Это варварский способ ведения войны, который ранее человечество не использовало. Очевидно, противник полагает, что для достижения цели все средства хороши. Газ состоит из хлора с бромом, попадая в легкие, он тут же вызывает остановку дыхания. Защиту от газа наши ученные придумали, но таких средств защиты в наших войсках пока очень мало. В крепости их вообще нет. Мы запросили наш генеральный штаб с просьбой прислать нам защиту от газа, только когда они нам доставят, – неизвестно. Боюсь, они не успеют в любом случае. Немцы завезли баллоны неделю назад, не применяли потому, что ветер дул не в нашу сторону. А сейчас ветер дует со стороны немецкого фронта в сторону крепости. Поэтому, надо каждую минуту ждать газовой атаки. Полагаю они могут применить газ в ночное время, ближе к утру. Что я могу в сложившихся условиях предложить: вы все сейчас вернетесь в свои подразделения, соберете личный состав, и в случае газовой атаки или даже сейчас предложите достать из вещевых мешков все чистое исподнее белье, портянки, полотенца, намочить их и обмотать ими лица.

Генерал помолчал, пауза затянулась. Наконец он проговорил:

– Я все сказал. С Богом, господа!

Генерал отпустил командиров рот и батальонов. Оставил командиров полков и офицеров штаба.

– Доложите, какими силами на основных направлениях мы будем держать оборону? – обратился генерал к начальнику штаба.

Начальник штаба, молодцеватый полковник, недавно прибывший в крепость, он не присутствовал в крепости при прежних атаках немцев, однако его впечатлили разрушения и воронки, в которую вмещается три воза сена, прошел к карте, спокойно начал докладывать:

– Передовая позиция крепости Бялогродны – Сосня заняты следующими силами наших войск: правый фланг защищает первая рота Земляческого полка. Центр – девятая, десятая и двенадцатая роты того же полка, плюс рота ополченцев. Левый фланг, у Сосни, – одиннадцатая рота. Общий резерв – рота ополченцев. Таким образом, Сосненскую позицию занимают пять рот двести двадцать шестого пехотного Землянского полка, четыре роты ополченцев.

Генерал слушал, кивал головой, не перебивал. Когда начальник штаба закончил, генерал спросил:

– Соотношение сил за последнюю неделю изменилось?

– Не существенно, ваше высокопревосходительство. Личного состава у противника как всегда на порядок больше, все тот же семьдесят шестой ландверный полк готов атаковать Сосню и Центральный редут.

Восемнадцатый ландверный полк и сто сорок седьмой резервный батальон стремятся пройти по обе стороны железной дороги и прорваться к дому лесника. У них в наличии до тридцати осадных орудий. И как стало известно, до тридцати батарей отравляющего газа. Полковник замолчал, ожидая вопросов. Генерал жестом приказал ему сесть. Угрюмо помолчал, раздумывая над новыми реалиями ведения боевых действий, с чем ранее ему не приходилось сталкиваться.

– Никогда бы не мог подумать, что цивилизованный народ способен на варварский метод ведения войны, – наконец проговорил он. – Свободны, господа офицеры. Проконтролируйте расстановку сил и защиту от возможной газовой атаки, – напутствовал он офицеров.

Генерал в душе все еще не верил, что противник решится применить газ, хотя уже известно, что на некоторых участках фронта немцы газ применяли. Русские войска несли при этом огромные потери.

А младший офицерский состав после совещания некоторое время шли гурьбой, обсуждали, как они будут отражать атаку после того, как газ их минует, сколько защитников может при этом погибнуть, как руководить боем в подобных условиях. Стржеминский шел рядом с Котлинским, высказал догадку:

– То-то я обратил внимание, что немцы притихли, перестали обстреливать, должно быть готовились.

– Плохо, что природа против нас. Ветер дует в нашу сторону, – согласился с ним сослуживец.

И Котлинский, и Стржеминский, и все другие офицеры рот и полков пошли по своим подразделениям, собирали командиров взводов, ставили перед ними задачу. Всех сзывать в одну толпу не рекомендовалось, чтобы единственный снаряд не поразил сразу всех собравшихся.

Котлинский пригласил прапорщиков, фельдфебелей, рассказал им все, что слышал от генерала.

– Вот сволочи немчура, – прогудел вахмистр Сенькин, – не могут честно воевать. Ужо я им… – и сжал кулаки.

– Честно они у нас никогда не выигрывали. Сколько раз нападали и всегда по соплям получали, – дополнил вахмистра прапорщик Богданов, самый долго служащий в этой крепости. Ему не один раз предлагали смениться, он отказывался, говорил, его предки начинали строить эту крепость, и он должен отстоять их творение.

– И на сей раз получат, – согласился с ним Котлинский. – По местам, господа. Проследите, чтобы все прикрыли лицо во время газовой атаки.

Он сам прошел по взводам, останавливался вместе с командирами взводов и отделений в точке их сосредоточения, проникновенно увещевал:

– Не робеть, братцы! Русские воины и не такое видали! Если уж случиться воевать в новых реалиях газовых атак, старайтесь переждать эту напасть, крепко защищайте глаза и дыхание мокрыми портянками, полотенцами, газ ветром унесет дальше. Немцы не сунутся, пока газ будет идти в нашу сторону. А там мы свое слово скажем.

– Не сумлевайтесь, ваше благородие, немцы нам за все ответят… – отвечали не по уставному солдаты.

Конечно, не знал тогда никто, насколько газовая атака смертельна для обороняющихся. Наслышаны офицеры от других сослуживцев об ужасной смерти солдат на поле боя, не могли до конца поверить в повсеместное применение запрещенного международной конвенцией ядовитого газа.

В четыре утра шестого августа на русские позиции со стороны немецких траншей потекло темно-зеленное облако газа. Передовые траншеи русских, несмотря на предупреждение, газовая атака застала врасплох. Бодрствовали только часовые, весь личный состав спал. О каком-то не обычном движении на немецких позициях заметил один из часовых, ранее немцы в это время тоже предпочитали отдыхать. Он доложил разводящему, тот разбудил подполковника Хмелькова. Вглядывались в позицию немцев, бинокль в это время бесполезен. Траншеи немцев скрылись в предрассветном темном тумане. Сыграли тревогу, спешно стали обматывать лица смоченными в воде портянками, полотенцами. Мало чего успели предпринять, газ достиг передовых траншей через пять минут. Немцы открыли ураганный огонь из всех артиллерийских орудий. Началась паника. Те, кто выскакивали из траншей и пытались бежать в сторону крепости, погибали первыми, поскольку учащенное дыхание способствовали более быстрому проникновению газа в легкие. Кто остался в окопах старались как можно ниже укрыться от газа, не понимая, что газ тяжелее воздуха, он скапливался в окопах, низинах. Молоденький солдатик выскочил в отчаянии на бруствер, хотел закричать, хватанул отравленного воздуха, схватил обеими руками себя за горло, захрипел и упал навзничь. Еще несколько минут его тело билось в конвульсиях. Солдаты и офицеры умирали в мучениях. Повсеместно слышался надрывающийся кашель, солдаты теряли ориентацию. Пытаясь глотнуть свежего воздуха, воины выползали на бруствер, не зная, что высота газовой волны достигает пятнадцати метров и шириной до восьми километров. Спасения не было. В бледном рассвете оставшимся в живых открылась страшная картина: трава почернела, листья на кустах и деревьях пожухла, у цветов облетели лепестки, птицы падали на лету замертво, перестали квакать лягушки. Кто-то бросив оружие, амуницию, брел наугад в сторону крепости, которая едва виднелась в утреннем тумане. В крепости наблюдалась такая же картина. Солдаты падали замертво, некоторые оставляли открытыми только глаза, тяжело, с хрипом дышали. Все медные части оружия, бытовых приборов покрывались зеленым налетом окиси хлора. Артиллерийские расчеты оставили свои боевые расчеты, пытались укрыться в закрытых помещениях. Кто-то из них успел, закрылись в помещениях, конопатили щели, поливали двери водой. Не успевшие падали замертво. Три передовые роты Землянского полка погибли полностью. Двенадцатая рота Котлинского, с солдатами которой они накануне тренировались укрывать лицо мокрыми тряпками, так же умирали в мучениях, мокрые полотенца не очень помогали выжить, вид едва выживших был ужасен. Котлинский вылил на голову ведро тухлой воды, которая после дождей сливалась с крыши в бетонные бочки, использовали ее в технических целях. Обмотал полностью голову исподней рубахой. Помогало мало, дышать становилось все тяжелей, он с ужасом наблюдал, как падали без сознания его воины, бились в конвульсиях полдня назад здоровые, жизнерадостные солдаты, унтера и прапорщики. От общего числа воинов роты еле подавали признаки жизни человек сорок. У подпоручика Стржеминского от трех рот в живых осталось чуть больше, чем у его товарища, около шестидесяти воинов при двух пулеметах. Их спасло то, что некоторые воины успели наглухо забаррикадироваться в казематах. Немцы для верности продолжали ураганный артиллерийский огонь по русским позициям, они обстреливали гарнизон снарядами начиненными хлорпикрином, что добавляло смертоносного газа в воздухе. Погибли свыше тысяча шестисот солдат и офицеров. Оставшихся в живых, если их можно назвать живыми, спешно начал собирать в единую команду комендант крепости Бржозовский. Он тоже обмотал лицо полотенцем, ходил среди едва подававших признаки жизни солдат, подбадривал их. В бинокль видел, немцы готовятся к атаке. Они не скрываясь, встали в полный рост возле своих траншей, полагая, что стрелять по ним со стороны крепости некому. После обстрела немцы выждали несколько минут, чтобы убедиться, что ответного огня не последует. Да и не могло последовать, по их твердому убеждению никого живого в округе не должно остаться. Умирали не только русские воины, умирали польские крестьяне в близ лежащих деревнях, погибал скот и мелкие животные.

Убедившись, что крепость не подает признаков жизни, командование восьмой немецкой армии приказало зачистить крепость. Вот он тот момент, когда они полагали, что теперь крепость непременно пала. Они подготовили похоронные команды, те с обозами пошли вслед за наступающими солдатами собирать трупы. Четырнадцать батальонов немецкой пехоты, кто в противогазах, кто тоже с полотенцами на лице, а то и вовсе без них, развернувшись цепью, пошли на зачистку территории крепости. Семьдесят шестой полк ландвера стремительно рванул вперед, им не хотелось упускать пальму первенства по взятию крепости. Переступая через трупы русских солдат, добивая подававших признаки жизни, быстро заняли обезлюдевшую позицию передовых русских траншей, не останавливаясь пошли дальше. В итоге попали на территорию, где газ не успел еще улетучиться, стали массово погибать от своего же газа. Остальные немецкие полки продвигались вдоль железной линии в сторону Рудского моста, захват которого грозил рассечением всей обороны западнее крепости и потерю Сосненской позиции. Генерал Бржозовский понимал, если им это удастся, захват крепости останется делом времени. Он увидел шатающегося подполковника Хмелькова, не приказал, попросил, собрать оставшихся в живых солдат и офицеров и организовать контратаку. Сам скорым шагом, насколько позволял возраст и отравленный воздух, спустился к артиллерийским расчетам, которые лежали неподалеку от пушек, кто умер, кто едва мог шевелить рукой, открывал глаза, все тяжело кашляли, при виде генерала силились встать.

– Вставайте, братцы, – подбадривал генерал. – Не гоже нам отдыхать в такое время…

Сам подошел к ящику со снарядами, взял снаряд и понес к пушке, затолкал его в патронник. Обессилено присел на лафет, силы покидали его. Артиллеристы видя, что сам генерал является примером мужества, ползком стали собираться у своих расчетов.

– Мы счас, ваше высокоблагородие… мы счас… – шептали они через силу, поднесли снаряды к пушкам, стали наводить прицел на немецкие траншеи.

Генерал, шатаясь, пошел к другим расчетам.

Подполковник Хмельков, также успевший глотнуть смертоносного газа, коротко обрисовал задачу подпоручикам Котлинскому и Стржеминскому, сам возглавил оставшихся в живых воинов. Подпоручик Котлинский собрал остатки своей роты, не более тридцати еле живых солдат при одном пулемете, к нему примкнули солдаты восьмой и тринадцатой рот, несколько солдат второй саперной роты Стржеминского. Подпоручик Стржеминский собирал остатки саперной роты и резерв добровольцев чуть севернее от роты товарища.

– Не посрамим родину! – прохрипел Котлинский. – Вперед!

И оставшиеся в живых, которые никогда уже не смогут быть здоровыми, даже если останутся жить, ринулись в штыковую атаку, пытаясь кричать «Ура!!», кашляя и выплевывая сгустки крови.

Безвестный пулеметчик дополз до своего пулемета, расстрелял по немцам две полные ленты. При зарядке третей замертво упал на свой пулемет. О силе духа того пулеметчика всегда вспоминал поручик Ефимов. Он знал, что тот пулеметчик не успел даже закрыть от газа лицо, потерял сознание в первые же минуты газовой атаки, затем очнулся. Нашел в себе силы доползти до пулемета и дать свой последний бой.

Передовые части восемнадцатого немецкого полка шли на зачистку крепости довольно беспечно, по их мнению сопротивление оказывать просто некому. В атаку на русские позиции в полный рост пошли четырнадцать батальонов ландвера, около семи тысяч солдат. И вдруг из хлорного тумана на них обрушилась контратака русских. Вид атакующих был ужасен. Обезумевшие глаза, лица обмотаны окровавленными тряпками, хрипы и сгустки крови на гимнастерках атакующих привел немецких солдат в ужас. Они были настолько шокированы, что в ужасе без сопротивления кинулись назад, затаптывая упавших своих солдат, повисали на проволочных заграждениях, которые в свое время были возведены для защиты от русской пехоты. Остатки наступавших рот сумели выбить противника из занятых позиций. При этом захватили в плен двадцать пять немецких солдат. Солдаты четырнадцатой роты под командованием поручика Тидебеля восстановила положение на левом фланге Сосненской позиции и тоже захватили в плен более пятнадцати немцев. В довершение, по отступающим немецким солдатам стала бить, казалось бы, погибшая русская артиллерия. Генерал Бржозовский лично корректировал огонь.

– Отрежьте огнем общий резерв немцев от основного полка, – приказал он. Затем велел сосредоточить огонь по отступающим войскам.

Немцы бежали, забыв о сопротивлении. И только оставшийся в немецкой траншее резерв вел стрельбу по наступавшим русским. Подпоручик Котлинский в пылу атаки вскочил на бруствер немецкой траншеи, пуля попала ему в грудь, пробила его записную книжку, куда он собирал сведения о своих солдатах и младших унтер офицерах, он упал, и первым возле него оказался вахмистр Сенькин.

– Что же вы… ваше благородие… – сокрушенно прохрипел он, поискал глазами сослуживцев, окликнул солдата из соседней роты. – Помоги… – через силу прокричал он.

Солдат ринулся в его сторону. Пуля догнала его раньше, он упал, не добежав до воронки несколько шагов. Вахмистр собирая последние силы, потащил Котлинского в воронку от снаряда. Разорвал на груди гимнастерку, отбросил в сторону пробитую и залитую кровью записную книжку (поэтому мы никогда и не узнаем имена многих защитников крепости), сорвал со своего лица полотенце, постарался зажать рану, остановить кровь. Котлинский очнулся, открыл глаза.

– Как там? – беззвучно спросил он одними губами.

– Дали им перцу, вы помолчите, ваше благородие, мы унесем вас…

Вахмистр выглянул наружу. Русская контратака приостановилась, солдаты залегли, чтобы не попасть под огонь своих батарей. Увидел подпоручика Стржеминского, замахал руками, тот ползком скатился в воронку.

– Все, Станислав, отвоевался, – произнес тихо, тяжело дыша, Котлинский, – Продолжай атаковать. Прими командование на себя.

– Держись, Володя, я сейчас организую, чтобы тебя в лазарет, – засуетился Стржеминский.

Котлинский едва махнул отрицательно рукой, он понимал, все обессилены, отравлены, санитаров нет, некому нести его тело, собрал последние силы, сказал:

– Подполковника Хмелькова уведите с передовой, погибнет… – и впал в беспамятство. Вахмистр от бессилия заскрипел зубами. Стржеминский приказал оставаться вахмистру возле подпоручика, выполз из воронки, поднял залегших солдат и ринулся в последнюю в этом бою атаку. Солдаты под его командованием выбили немцев с первого и второго участка Сосненской позиции. Помнят ли предки, как около ста отравленных газами русских воинов обратили в бегство около семи тысяч немецких солдат? Должны помнить! Несмотря на замалчивание советских идеологов, которые семьдесят лет находились у власти. Мы бы и о Брестской крепости не узнали, если бы не немецкие документы, которые год спустя обнаружили у захваченных в плен немцев.

Противник занял позицию у деревни Леоново, возникла угроза нежелательной группировки немцев вблизи русских позиций. Подполковник Хмельков собрал остатки трех рот, а также ополченцев, приказал прапорщику Тидебелю выбить немцев из занятой позиции. С большими потерями немцев выбили. Помогла артиллерия, огонь которой генерал Бржозовский приказал сосредоточить на отступающих немцах.

Котлинский скончался до прибытия санитаров. Вахмистр Сеньков прикрыл ему глаза, горестно проговорил: «Что же вы, выше благородие, совсем мальчик, пожить еще не успели…», и заплакал. Сжал кулаки, подхватил свою винтовку и ринулся вслед за атакующими. И дальше его следы теряются. Погиб ли он в том бою, или позже, осталось тайной. Как и тайна тысяч и тысяч погибших воинов в той войне, о которой не любили вспоминать все последующие семьдесят лет. Чуть позже подпоручик Стржеминский стоял над телом своего боевого товарища, шептал:

– Наша взяла, Володя… Ты бы видел, как горстка наших еле живых солдат гнали этих вояк… И всегда гнать будем… Эх, не увидел ты этих минут! Мы отомстим за тебя, Володя… отомстим!..

Когда все стихло, комендант крепости генерал-майор Бржозовский обошел остатки своего гарнизона, молча каждому пожал руки, слова здесь бессильны, он знал, могли погибнуть все, если бы не случай, газ благодаря сырому утру большей массой скапливалась в низинах болот, а перед крепостью газ скопился во рву с водой, и только через некоторое время ветер пригнал газ чуть меньшей концентрации за стены фортов. И тем не менее погибло свыше тысячи шестисот солдат и офицеров. Он так же знал, что первыми жертвами газов стали разведывательное партии и секреты, затем солдаты и офицеры первой и второй траншеи. Потери невосполнимые.

Позже, уже в более торжественной обстановке комендант крепости Бржозовский собрал на разбитой снарядами площади остатки гарнизона, произнес проникновенную речь, благодарил от имени государя императора и командования гарнизона солдат и офицеров за стойкость и мужество, что не посрамили русского оружия, наградили всех оставшихся в живых и погибших. Он зачитал телеграмму Государя, в которой говорилось: «Выражаю самую горячую благодарность всему личному составу доблестного гарнизона Осовец». Подпоручика Котлинского посмертно наградили орденом Святого Георгия 4-й степени, подпоручик Стржеминский стал Георгиевским кавалером. Генерал велел всем, кто пострадал от газов готовится к отбытию в тыл в госпиталя. К нему подошел подпоручик Стржеминский, попросил: