Текст книги "Игры Богов"

• • •

Стоял один из тех ноябрьских дней, когда всё небо было затянуто беспросветными угрюмыми тучами, а воздух, наполненный ещё не ледяной, но уже морозной свежестью, предвещал скорое выпадение снега на сухие московские дороги и тротуары, заставляя столичную публику облачаться во всё тёплое.

Адам Иванов в неизменном чёрном бархатном пиджачке, вовсе не чувствуя холода, точно закалённый, медленно прогуливался по Тверской. Он с головой ушёл в обдумывание стратегии своих амурных дел, но ничего путного не приходило в голову в течение получасовой прогулки на открытом воздухе, изрядно подгаженном газом от выхлопных труб проезжавших мимо автомобилей. Устав от напряжённого мыслительного процесса, он решил отправиться в Академию. Спустился в метро, где мысли тут же сменяются безликими, стадными чувствами конформизма; где личность сливается с толпой и, не находя заветного отклика в душе, способного вступить в диалог с ней, безропотно подчиняется тем правилам поведения, что приняты в этом подземелье, которое кажется живым.

Проходя мимо парковки, Адам стал пробегаться взглядом по автомобилям, автоматически собираясь остановиться на джипе Дашы, который должен был привычно стоять на том же самом месте между не менее дорогими иномарками. Но на месте «англичанина» красовался зад новенького «БМВ Х3» цвета лагуны.

Адам не собирался останавливаться, но всё же ноги непослушно застыли, точно намертво вросли в асфальт. Он постоял несколько секунд и затем двинулся к «немцу», стёкла которого, как и весь автомобиль, светились искрящейся чистотой, что подсказывало: владелец с истинно немецкой требовательностью поддерживает во всём чистоту и порядок.

Через окно джипа он заметил игрушечного львёнка с пушистой огненно-рыжей гривой, который примостился на приборной панели. Львёнок казался настолько милым то ли из-за своей крохотности; то ли из-за печали, нарисованной на его грушевой мордочке с круглыми, как оладушки, ушками; то ли из-за едва заметных коготков, которые даже не были похожи на коготки, а выступали тёмными пятнышками на его лапках, – и Адам никогда бы не подумал о нём как о грозном хищнике, который наводит ужас на безобидных зверушек, если бы не слышал и не знал о его живых собратьях.

Только один львёнок привлёк его внимание. Забавная игрушка, по всей видимости, была призвана окрасить поездки водителя по московским дорогам в светлый цвет. Адам полюбовался ею и зашагал в Академию.

Чутьё подсказывало ему: Даша сменила «Дискавери» на новенького баварского друга на колёсах.

На первом этаже в фойе, напротив большого настенного зеркала, стоял Гоша в деловом костюме в полоску без галстука; в правой руке он держал коричневый портфель, который, судя по мягкой выделке кожи и простроченным боковым швам, был далеко не из дешёвых, как, впрочем, и сам костюм. Левой рукой он нажимал кнопки мобильного.

Ребята поприветствовали друг друга.

Закончилась первая пара, и Адам готовился к встрече с Дашей. В подтверждение его предчувствий она походкой королевы в сопровождении подруг спускалась по лестнице. Она спускалась, а он делал вид, что увлечён разговором с Гошей, жестами подкрепляя свою речь для пущей важности. Внезапно что-то нежное коснулось его и, овладевая им, стало уводить от действительности, словно вовлекая в какой-то другой мир, который невидимо сосуществует с нашим материальным миром, – это был её взгляд, всепоглощающий, искушающий и подкупающий, точно говоривший или даже повелевавший: «Я здесь. Видишь, я гляжу на тебя во все глаза, я твоя и больше ничья; посмотри на меня и следуй за мной!.. Только за мной в мир для нас двоих».

После второй пары, на которой Адам заметно скучал, он поджидал Дашу в фойе на первом этаже. Представ во всей красе, она мимолётно взглянула на него и спустилась в гардероб.

В голове у него закружился вихрь однородных мыслей, которые всё сильнее твердили заветные красивые слова по её соблазнению: «дорогая», «волшебная», «твоя красота исцеляет и обожествляет», «ты лучик чистоты, который льётся в моё сердце», «ты настолько очаровательна, что никто не сравнится с тобой в этом». И она оттает и снимет с себя покров правильной леди, превратившись в ту, которая была ему так необходима: любящую и нежную. Затем, когда они будут вместе, он с периодичностью раз в неделю будет дарить ей красивейшие розы и сделает непременно так, чтобы ей никогда не было скучно в его обществе. Он изберёт хитрую тактику, строящуюся на принципе: поведение в отношении неё не будет казаться навязчивым и вместе с тем не даст угаснуть их первоначальной страсти, испытываемой друг к другу.

С горделивой осанкой, прямыми плечиками, независимым видом озорной кокетки, словно нарочно выставленным напоказ, она завораживающе появилась в модном пальтишке на ремне, который элегантно стягивал её умопомрачительно стройную талию, – но не одна, а с парнишкой из её потока, который тогда стоял особняком и которого она, весело подозвав, сфотографировала. «Чёрт бы его побрал! Что он там ей накручивает? Откуда он вообще взялся? И куда они вдвоём направляются?», – взволнованно размышлял Адам.

Он осторожно последовал за ними. Наблюдая, как они сворачивают за угол Академии, он прибавил шагу. Выглянул из-за угла: Даша и паренёк стояли друг напротив друга – ничего особенного, обычные лица, обычное прощание. Перед тем как направиться к своему автомобилю, она мельком бросила взгляд в сторону Адама, словно чувствовала, что за ней следят. И… Он не успел скрыться: реакция не позволила. «Да, из меня никудышный разведчик», – лихорадочно подумал он, резко пряча голову за угол.

«БМВ Х3» выезжал с парковки.

2:1 в её пользу.

Всё – надо брать быка за рога. Ночью, лёжа в кровати, Адам усиленно размышлял над тем, как завтра сделать так, чтобы она согласилась пойти с ним на прогулку. Может, цветок ей подарить? Нет – цветок не подойдёт, сейчас не праздник какой-то, чтоб дарить его. Подкараулить у кабинета и, если она будет опять отнекиваться, поцеловать её – и дело с концом. Да, надо рискнуть со вторым вариантом, а там что будет, то будет.

Но всё вышло иначе, нежели предполагал Адам.

• • •

Холодное ноябрьское утро.

Цокольный этаж. Гардероб Академии.

Напустив на себя чуть флёра, чтоб казаться недоступной, она с безупречной осанкой, жеманной поступью торопилась на занятия, а он собирался сдать куртку пожилой вахтёрше в обмен на номерок. Взгляды их неожиданно встретились, как тогда, когда они впервые увидели друг друга и он успел посмотреть в её глазах мимолётное кино длиною в жизнь: ту жизнь, что они прожили вместе когда-то, возможно, в прошлых воплощениях.

Из её уст вылетело простое «привет». Овеяв его свежей волной духов, она направилась дальше. Он только и успел сказать:

– Даша, я хотел бы тебя пригласить сегодня вечером на прогулку.

Адам поравнялся с ней. Они вышли из гардеробной и стали подниматься по лестнице.

– Я не смогу.

– Почему?

– Потому что я встречаюсь с друзьями.

– Не надо, – надтреснуто вылетело из уст Адама.

– Что не надо?

– Не надо так со мной.

– Боюсь, у нас ничего не получится, – одарив его холодной, как само утро, издевательски насмешливой улыбкой, проворковала она.

От сказанного у него всё внутри перевернулось, словно внезапно разразившийся ураган втянул его в опасный вихрь и, подняв ввысь, изо всей силы швырнул о землю. Как так? – лихорадочно подумал Адам. Два дня назад они мило, практически на одной душевной ноте, провели разговор – он будто парил в небесах. А теперь она, казалось, получала истинное удовольствие, произнося такие слова.

Пусть она ведёт себя независимо, но внутри она, как и всякая девушка, чувственна и ранима.

Адам не собирался терять её. В нём взыграло чувство собственности – мысль о том, что он потеряет её и она будет с кем-то другим, привела его в смятение. Он машинально схватил её за локоток, такой женственный и хрупкий.

– Так, – прозвучало из её уст как приказ, – давай обойдёмся без объятий, – ледяным голосом оборонялась она, нанося всё новые и новые царапины на сердце его. – Что тебе нужно от меня?

Он почувствовал, как она напряглась, но черты её очаровательного овального личика ничуть не изменились. Она резко высвободила руку. Он вновь схватил её, отчего она сделала неверный шаг, оступилась, но он сумел удержать её от неминуемого падения. Она снова высвободилась, и он снова схватил её, пусть на мгновение, но всё же. Опять неверный шаг, неминуемое падение и мужское плечо, препятствующее её соприкосновению с бесчувственной ступенькой. А как ему хотелось, чтоб она упала в его объятия. Ах, как ему хотелось этого!

– Что-то я часто сегодня спотыкаюсь, – промолвила она так, будто ощутила бессилие перед ним. – Ну что тебе нужно от меня?

– Мы же нравимся друг другу, – надломленным голосом продолжил он.

«Мы» было сказано с хитрым умыслом – и не только потому, что он давно предопределил за себя и за неё взаимную симпатию, но и потому, что не хотел признавать перед ней безоговорочную капитуляцию в связи с неожиданным поворотом событий, а так, словом «мы», он как бы обезопасил себя.

– Кто тебе сказал такую чепуху?

– Чего ты мне строишь глазки?

– Я не строю тебе глазки. С чего ты это взял? – продолжала стойко держать оборону она.

Слова слетали с его губ смятением и переплетением разнородных чувств, испытываемых к ней в данную минуту: ненависть разгоралась с той же силой, что и огонь любви.

– Хватит претворяться, Даша. Мы созданы друг для друга, – сказал он так, будто действительно уверовал в то, что Всевышний их создал как две родственные половинки.

– Ну что ты меня не отпускаешь? – Голос у неё прозвучал надтреснуто.

– Даша, не надо капризничать.

– Так, я опаздываю.

Кабинет неумолимо приближался с каждым шагом, и секунды, минуты играли не в его пользу, как ни старался он их оттянуть.

Голос его прозвучал как гром среди набежавших туч:

– Я тебя никуда не пущу. – И он преградил ей путь, схватив за запястье, ещё более нежное, чем локоток, чувствуя, как сердце его колотится в бешеном ритме.

– Так, это что такое? Совсем обнаглел?! – вспыхнула она. Сейчас она была похожа на разъярённую пантеру, готовую выцарапать ему глаза. – Пусти меня, или я… – Лицо её налилось огненной краской, голос стал ледянее айсберга, а глаза загорелись неистовством.

– Что ты, а?! – воскликнул он.

В этот миг Адам вдруг возжелал поцеловать её в налитые гневом пухлые губы, но вместо этого отпустил её запястье.

Она на шаг отступила от него, прижав сумочку плотно к груди.

Он сделал шаг к ней. Они, не мигая, смотрели в глаза друг другу, и земля бешено вращалась у него под ногами. Губы их разделяли какие-то сантиметры, и он ощутил, как сильно бьётся её сердце в полной синхронности с его.

– Даша, – вымолвил он с тягучим придыханием, глазами умоляя её никуда не уходить.

И?..

Гнев её души сменился на жалость, перемешанную с болью.

– Мне надо идти. – Голос смягчился; она первая отвела взгляд. – Я пошла.

Две сумасшедшие мысли вихрем промелькнули у него в голове: или подобострастно поднять её на руки и поцеловать, или с тем же подобострастием броситься к ней в ноги и умолять.

Но он не сподобился ни на то, ни на другое, и она скрылась за злополучной дверью, посеяв в его душе множество волнующих, запутанных вопросов и противоречивых ответов.

Сознание его, словно видеокамера, запечатлело её карие глаза: в них отразились и гнев, и смятение, и растерянность, и боль – боль оттого, что они не вместе.

• • •

Дома Адам принял излюбленную позу: в тренировочных штанах он сидел, откинувшись на спинку кресла, с закинутыми на стол ногами. Попивая грейпфрутовый сок из стеклянного стакана, он размышлял. Сегодня он вплотную приблизился к ней, вторгся в её личное пространство. И какие выводы он вынес из этого, помимо того, что она категорически не желала, чтоб он лез к ней с объятиями? Да, можно было бы корить её за то, что она, такая-сякая, отвергла его, вроде бы хорошего, не причинившего ей ничего плохого. Однако он не корил её. Он думал о запахе, но не о том искусственном, что разлетался от неё благодаря модным духам, а о том, что исходил от естества её, который, как ему казалось, был сродни его запаху. Запах, пропитанный вечностью бытия. Адам засыпал с ним и просыпался, умывался и одевался тоже с ним. Где бы он ни находился и что бы он ни делал, он ощущал его. И жажда, да – жажда встречи с ней, с каждым днём усиливающаяся, испытывающая его на прочность, жажда неутолимая мучила его.

Зачем он схватил её за руку? Он ощутил её волшебные импульсы, которые передались ему и окончательно пленили его. Он не хотел признаваться себе в беспомощности противостоять охватившим его чувствам, гнал мысли о ней подальше от себя, как страшных собак; они поначалу убегали, а затем снова возвращались, заставая врасплох, и с всё большей яростью атаковали его, намереваясь растерзать на части.

Она пленила своей обворожительной внешностью, своими манерами, своим шармом, своим колдовством его мысли, его сердце, его душу, его сущность. Неужели разум предал его, уступил перед её колдовскими чарами? Адам был готов для неё на всё, словно она спасла ему когда-то жизнь, и теперь настал момент возблагодарить её за это.

«Необходима срочная смена обстановки», – подумал он.

Вместе с тем у него срабатывал самоконтроль, который не давал ему опуститься ниже предела, за которым подстерегали слабость и унижение. Может, он и влюбился, – да. Но он никогда не станет унижаться. Сегодня он не бросился ей в ноги, не проявил слабость – возможно, поэтому он заслужил в конце прощального аккорда её оттаявший взгляд. Если бы он дал слабину, то тем самым дал бы ей понять, что не твёрдо стоит на ногах, что нет у него мужского стержня. А женщины по-настоящему любят сильных духом мужчин и сноровисто управляют слабыми.

С другой стороны, с какой стати красавица должна быть рядом с ним? Он что, принц на белом коне? Ни «Мерседеса», ни дома на Рублёвке, ни внятных перспектив у него не было. Так чем он мог покорить её сердце? Он ничего не сделал в жизни: ни построил дом, ни спас кому-то жизнь, ни посадил дерево, ни создал ничего полезного, что могло бы возвысить его в её глазах.

Он умел только спать подолгу да прогуливать занятия – всё, на что он был способен. Если чем он и мог похвастать, то это только проездным билетом в московском метро в оба конца города.

Однако Адам не унывал, стараясь выбросить из головы грустные размышления, которые бы могли сделать мужчину слабым и принудить к всякого рода унижающим достоинство поступкам. Всё разрешится. Всё непременно должно разрешиться – люди выбирались и из более тяжёлых ситуаций. Главное – морально не сломаться.

Что же ещё заставляло биться его сердце быстрее при виде её? В чём было её очарование? Наверное – в её одежде. Когда она представала перед ним в разных одеяниях, он подмечал в ней разные натуры. Если она появлялась в джинсах и свитере, то казалась простой деревенской девчушкой с открытой душой и сердцем – и тогда Адаму казалось, что порядочнее девушки он не видывал в своей жизни; если же она облекалась в юбку и сапоги, как у примадонны отечественной эстрады, то выглядела взрослой не по годам, похожей на искушённую светскую львицу, высокомерную, чёрствую и избалованную, взбалмошную зазнобу, душа которой запрятана в какую-то серую коробку.

На самом деле его истинным желанием было взять её на руки и убежать из этого рутинного мира раз и навсегда. Если бы они поселились где-нибудь на тёплом острове и остались там навсегда, то для них настало бы время вечного счастья, оберегаемого прекрасными закатами солнца на фоне бескрайнего океана и вечнозелёными пальмами. Питались бы они рыбой и фруктами – им хватило бы на двоих. Лишь бы они были рядом друг с другом; держась за руки, вместе наблюдали бы с берега, освежаемого ночной прохладой океана, за звёздами, а вокруг – ни души, никакой суеты городской жизни. «Не строй себе идеальные миры! – кричал его внутренний голос. – Всё равно, какой бы мир ты не построил – он не идеален».

«Заведи знакомство с другой девушкой, их так много в Академии. Тем более есть парочка красоток, которые хотят с тобой познакомиться. Не иди на поводу у Даши, дай ей понять, что помимо неё на этом свете есть тысячи женских сердец, мечтающих о любви, – советовало его сердце. – Не допускай с ней искусственного поведения. Никакого искусственного поведения! Не надо менять себя в угоду её капризам».

Подобными мыслями делился Гоша:

– Пусть меня полюбит девушка таким, какой я есть.

• • •

После неудачной попытки покорить её сердце Адам поклялся себе обходить Дашу стороной и реже встречаться с ней в коридорах Академии.

Встретившись с ней на следующий день на лестнице, он не удержался и с иронией в голосе спросил: «Как настроение, Даша?» Она промолчала, искусно изобразив обиду на вмиг покрасневшем лице, и прошла мимо. Видимо, Адаму следовало упасть на колени перед ней и просить прощения. Но за что? Неужели она считала, что он и вправду оскорбил её? – а ведь это она нанесла ему ранения острыми как бритва словами. Было бы куда хуже, если бы он прятал от неё чувства, как застенчивый юнец, который страшится всего и вся. Тогда бы шансы покорить её снизились до нуля. А так всё ещё теплилась надежда выйти победителем из этой игры или хотя бы не посрамить честь мужчины.

«До чего же она прекрасна в обиде своей», – с волнением подумал Адам, ощущая, как его сердце плачет по ней.

Он так хотел быть понятым ею, без всяких грязных намёков, – ведь в тот день он был искренен с нею и собирался добиться её расположения. Но, увы, она не приняла его стараний, обернувшихся страданиями, и интерпретировала его поведение иначе.

На перемене Адам стоял в кругу однокурсников и, делая вид, что увлечённо дискутирует с ребятами, наблюдал за ней, как она, в свою очередь, настороженно, точно он представлял для неё сейчас самую большую угрозу, посматривала на него. Тем всё и закончилось – они разошлись на занятия. На её лице, однако, уже не было обиды, которая, бесследно исчезнув, оставила на нём оттенок надменности.

Ему казалось, что они из разных миров, что он и она родились не в то время и не в том месте, что она слеплена словно из другого теста и отстала от него в развитии на долгие годы, а он давно ушёл вперёд. Он неоднократно задавался вопросом: «Что она здесь делает, что я здесь делаю? Мы несвободны, нам хочется убежать отсюда, из этой клетки, но мы не можем, мы скованны рассудком, который так сложно одолеть».

Прошёл месяц с момента, когда Адам дал однозначно понять Даше, что она ему небезразлична, и с тех пор они больше не общались друг с другом.

Время близилось к Новому году, когда центральные улицы бурлящей Москвы, одетые в праздничные гирлянды и украшенные разноцветной мишурой, радовали человеческий глаз.

И вот в который раз она, одетая в джинсы и приталенный свитер, подчёркивавший роскошные формы её удивительно стройного тела, с сумочкой Louis Vuitton, спускалась по лестнице без сопровождения подруг и однокурсников. На её лице была нарисована печаль, какую можно увидеть на лицах тех людей, которые одиноки и несчастливы в жизни своей. И вновь Адамом овладели чувства, когда человек есть на этом свете и его нет одновременно, потому что он бессилен перед одиночеством, которое ввергает его внутреннее «я» в пустоту и безысходность в мире окружающих материальных вещей. Адам было возгорелся желанием пойти за ней, когда она вошла в кафе. Но полминуты спустя она выпорхнула оттуда как мотылёк, и ему пришлось удовлетвориться лишь её опечаленным взглядом, устремлённым на него.

Она вновь зашла в то же кафе, и Адам, движимый её печалью и очарованьем её внешних форм, придумывая на ходу слова утешенья, последовал за ней. Только он переступил порог, как его взгляд магнитом притянулся к её взгляду, наполненному такой лаской, перемежавшейся с пламенной страстью, что он невольно содрогнулся и всё его тело тут же согрелось. Она не спускала глаз с него, как бы полностью обнажая себя перед ним и выдавая все свои тёплые чувства к нему, которые она испытывала в данный миг. Он подчинился её взгляду, извергнув из глубины себя волну теплоты и нежности к ней.

Она сидела с однокурсником. Адам зашёл за перегородку и присоединился к обедавшей компании в лице Гоши, Матвея, Антона и Сергея. Ему ничего не оставалось как сесть рядом с ними и мысленно начать перебирать варианты дальнейшего поведения с ней. Но путной идеи так и не пришло – он решил направиться к Даше и попросить её однокурсника оставить их наедине. Однако было уже поздно – стулья пустовали, она исчезла.

Она умело кокетничала с ним, не подпуская его к себе на близкое расстояние, стирающее границы формальности и придающее отношениям между мужчиной и женщиной нечто большее.