Текст книги "Методологический дискурс о постмодерне. Между про-капитализмом и контр-капитализмом"

Автор, удерживая в своей позиции связь с мэйнстримом ММК, воспроизводит его индивидо-центристский акцент и «посткультурный» пафос.

В §§50—70 Автор раскрывает тему «машинизации и автоматизации» мыследеятельности. Развертывание этих процессов и составляет собственно логику промышленных революций.

Во-первых.

Автор вводит представление об уровнях организации мыследеятельности, об «организационно-техническом отношении», которое выражает соотношение организующего/управляющего и организуемого/управляемого уровней.

Во-вторых.

Затем Автор вводит представление о «социальных машинах», которые исторически являются первыми «машинами мыследеятельности». Логика промышленных революций в целом может быть описана как

– использование и трансформация «социальных машин» в интегральном деле

– развертывания инструментального мышления-и-деятельности

– с пошаговой заменой этих машин «материально-информационными» машинами.

У Автора нет понятия «материально-информационные машины». Но я думаю, что такое понятие надо ввести для отделения этих машин от социальных.

В-третьих.

Автор выделяет три основных процесса трансформации мыследеятельности, которые развертываются в логике промышленных революций:

– мануфактуризация;

– машинизация;

– автоматизация.

«Под мануфактуризацией мыследеятельности обычно понимается начальный этап технологизации мыследеятельности, в ходе которого сложная деятельность, выполняемая одним „мастером“, раскладывается на более простые операции и процедуры, описывается и нормируется так и таким образом, что их могут начать выполнять другие люди, обычно более низкой квалификации».

«Под машинизацией мыследеятельности обычно понимается комплекс организационно-технических работ, в результате которых часть того, что выполняли люди без машин, начинают выполнять люди с помощью машин или одни машины без людей».

Под автоматизацией Автор в целом понимает машинизацию процессов управления.

В-четвертых.

Автор в целом связывает:

– Нулевую промышленную революцию с началом мануфактуризации;

– Первую промышленную революцию с началом машинизации;

– Вторую промышленную революцию с началом автоматизации.

Границы этих революций размыты. Автор достаточно подробно описывает процессы промышленных революций как мануфактуризации-машинизации-автоматизации. Но для моего анализа эти подробности не имеют значения.

В-пятых.

Автор завершает свою лекцию описанием процесса «цифровизации».

«Уже сейчас ясно, что так называемая «цифровизация» включает в себя как минимум пять разных аспектов:

Во-первых, речь идёт о возможности создания еще одного искусственного языка, который, как и всякий другой язык, открывает перед человечеством новое пространство вторичного «оперирования» – оперирования со знаками, а не с вещами – со своими специфическими правилами и протоколами.

Во-вторых, можно предположить, что постепенно в рамках этого слоя замещения появится новый класс объектов. Сегодня их иногда называют «цифровыми объектами» или «цифровыми двойниками» неких реальных [прежде всего технических объектов или систем].

В-третьих, по мере совершенствования технических систем появится возможность «прошивки» других вещей окружающего нас мира [в пределе – всей среды нашего существования] датчиками сопровождения их жизненного цикла, с помощью которых они смогут вовлекаться в различные другие процессы использования [от элементарного мониторинга до превращения в элементы систем управления].

В-четвёртых, речь идёт о расширении возможностей учета этого нового класса потоковых данных обо всех стадиях жизненного цикла как «старых» [прошитых], так и «новых» [цифровых] объектов в процессах приятия решений.

И, наконец, в-пятых, у нас может появиться новый тип онтологических картин. Я называю их кентавр-онтологиями, а устойчивые «единицы», которые могут быть выделены в рамках этих онтологий – кентавр-системами [деятельностно-природными, человеко-машинными, социо-культурными]».

В-шестых.

И итоговое замечание.

«Однако, Мир-в-которым-мы-живем от этого не станет проще.

Оставаясь людьми, мы будем, во-первых, сохранять онтологическую слепоту, присущую любому человеческому действию и, во-вторых, мы будем оставаться разными.

Безусловно, появление новой знаковой системы, которая изменит не только правила оперирования со знаками, но и правила объективации результатов этого оперирования существенно изменит нашу деятельность. Но сама деятельность не станет проще.

В ней все равно сохранятся две основных проблемы любой эпистемологической и мыследеятельностной ситуации: проблема Бытия и проблема Другого».

Проанализируем сказанное.

Во-первых.

Для того чтобы вписать представленную логику промышленных революций в контекст развертывания социокультурной реальности модерна, мне нужно будет более подробно, чем ранее, задать логику последней.

Ранее я выделял два стратегических плана развертывания социокультурной реальности:

– идеально-проектный;

– реализационный.

На идеально-проектном плане я задавал модерн как смену стратегических акцентов:

– от культуры «человека пассивного» и «мостов к трансцендентному»

– к культуре «человека активного» и «прохождения через земную реальность».

Далее я говорил о том, что на идеально-проектном плане процесс перехода от средневековой миросистемы к модерновой можно представить как переход

– от стратегии универсального/социального «идеализма»

– к стратегии универсального/социального «материализма».

«Идеалистическую» стратегию я задавал как построение универсума/общества от системы мира к элементам. Элементам мира «сверху-вниз» задается глобальная программа существования.

«Материалистическую» стратегию я задавал как построение универсума/общества от элементов к системе мира. Элементы мира сами строят «снизу-вверх» систему своих отношений.

Результатом стратегии универсального/социального «идеализма» должен становиться «закрытый» универсум и «закрытое» общество.

Результатом стратегии универсального/социального «материализма» должен становиться «открытый» универсум и «открытое» общество. Представление об «открытом» обществе здесь вполне конкретизируется тем понятием «открытое общество», которое было разработано по линии Бергсон-Поппер.

Во-вторых.

Итак, можно говорить, что на идеально-проектном уровне социальный план построения модерна представляет собой:

– построение «открытого» общества и

– реализацию стратегии «человека активного» и «прохождения через земную реальность».

Если конкретизировать понятие «открытого» общества, находя ему реализационную форму, то получится то, что называется демократическим обществом. Разные конкретные формы демократий, продемонстрированные модерном можно привести в качестве конкретных реализаций стратегии «открытого» общества и «человека активного».

В-третьих.

Далее, если конкретизировать стратегию «прохождения через земную реальность», то надо ввести тот план модерновых обществ и модерновой миросистемы в целом, который был бы реализацией этой стратегии. Будем считать, что логика и реальность промышленных революций лежат внутри реализации стратегии «человека активного» и «прохождения через земную реальность». Но, логически, прежде плана промышленных революций можно расположить план, который выражал бы в интегральном виде реализационную логику указанной стратегии.

В формировании модерновых обществ достаточно четко можно выделить план структурно-функциональной перестройки, которая соответствовала бы реализации стратегии «прохождения через земную реальность». Сюда можно включить:

– новые формы разработки/исследования земной реальности;

– новые формы продуктивной материально-предметной активности;

– новые формы распределения продуктов материально-предметной активности;

– новые формы социально-материальной организации/управления.

В том шаге, который я делаю, важна не точность передачи всех значимых компонентов реализационного плана. Важно то, что этот план в целом не является реализацией плана построения «открытого» общества. Следовательно, можно говорить о том, что существует логика фундаментальных противоречий между:

– планом реализации стратегии «открытого» общества (и вообще, всех идеально-проектных интенций модерна, которые образуют собственно модерновую систему социальных ценностей; в лозунге Великой французской революции это выражено в краткой форме: «Свобода, Равенство, Братство»);

– планом реализации стратегии «прохождения через земную реальность».

Это видно даже «невооруженным глазом». Все организационные формы, которые Автор демонстрирует в логике промышленного развития модерна (мануфактура, предприятие, социальные машины, «материально-информационные» машины и т.п.) являются «контр-демократическими» формами. Можно говорить, что они тем или иным способом нарушают систему идеальных социальных ценностей модерна. Назовем этот организационный план модерновых обществ «мегамашиной прохождения через земную реальность».

Тогда мы можем утверждать, что на протяжении всего развертывания модерна (а также в современном и будущем его состоянии) был и существует конфликт между:

– реализацией идеально-проектных социальных интенций модерна и

– реализацией «мегамашины прохождения через земную реальность».

В-четвертых.

Конфликт этих организационных стратегий на уровне модерновой рефлексии XIX века был зафиксирован как конфликт между «социальной» и «экономической» размерностями общества. Особенно ярко это проявилось в идеологии марксизма. Его представление об истории как развертывании социально-экономических формаций можно считать концептуализацией противопоставления:

– экономической организации общества

– идеалу его социальной организации.

Имея в качестве идеала «коммунистический» тип социальной организации, марксизм выстраивал фундаментальную логику развития человечества как движение к этому идеалу через эволюцию экономической организации. В марксистской теории была заложена:

– с одной стороны, фундаментальная несоизмеримость во всех продемонстрированных историей человеческих обществах экономического аспекта (который можно выразить как множество социально-материальных «мегамашин прохождения через земную реальность») и социального идеала;

– а с другой стороны, возможность преодоления этой несоизмеримости через развитие экономического аспекта общества.

Важно видеть, что марксистская теория является специфической формой логики просвещенческих (и более широко – модерновых) идеально-проектных направленностей. Можно считать, что на идеально-проектном уровне (в его предельном выражении) революция модерна представляет собой:

– новую версию христианской «мировой освобождающе-объединяющей революции»,

– но на контр-религиозной реализационной основе.

Просвещение направило эту революцию в русло социальной реальности, что в конечном итоге привело к революционной эпохе конца XVIII – начала XIX века и трансформации:

– идеи «мировой освобождающе-объединяющей революции»

– в идею мировой буржуазно-демократической революции.

Одновременно, сформировалось представление о том, что научно-техническое развитие человечества приведет:

– к овладению природой и

– преодолению социальных противоречий.

Надо подчеркнуть, что именно отсюда вырастает «наукогенно-техногенный оптимизм» (который у Автора выставляется как «технооптимизм»).

Первая фаза развертывания модернового идеально-проектного и реализационного комплекса может быть названа (по традиции) капиталистической. И она показала, что:

– план развертывания экономического аспекта (капиталистических «мегамашин прохождения через земную реальность») противоречит

– идеально-проектному плану «мировой освобождающе-объединяющей революции».

Основываясь на этом противоречии, предлагались иные реализационные формы модерна (с разной степенью утопичности-реалистичности). Марксизм, действуя в этой логике, должен был:

– заново выйти к предельному выражению социального идеально-проектного плана;

– задать новую стратегию для экономического аспекта.

В марксистском проекте:

– идеально-проектный план «мировой освобождающе-объединяющей революции» приобрел форму мировой коммунистическо-демократической революции;

– предполагалась замена «капиталистической» мегамашины «коммунистической».

Реализационные формы марксизма (в виде конкретных обществ на основе этой идеологии) показали, что реальные «коммунистические мегамашины» тоже обладают своим набором отрицательных характеристик. В этом смысле вторая половина ХХ века (условный постмодерн) оказывается уже:

– критикой реализованного капитализма;

– критикой реализованного социализма-коммунизма.

И в том и в другом случае реальная «мегамашина прохождения через земную реальность» демонстрировала поглощение индивидуального субъекта разного рода «машинными» реальностями (которые можно рассматривать как разные аспекты «мегамашины»). В идеально-проектной перспективе постмодерна

– происходит возврат к авангардным формам «мировой освобождающе-объединяющей революции»;

– идеальный экономический аспект мыслится как максимально освобождающий индивида от власти социально-экономических «машин/мегамашин» и освобождающий от власти природы над человеком;

– в связи с тотальной критикой социально-экономических «машин/мегамашин» наукогенно-техногенный оптимизм сменяется реализмом/пессимизмом.

В-пятых.

Итак, развертывание машин-мегамашин (в перспективе развертывания стратегии «прохождения через земную реальность») можно рассматривать:

– в перспективе развертывания коллективных когнитивно-преобразующих сил человека;

– в перспективе превращения индивидуального человека в элемент машин и машинной организации на разных ее уровнях.

В той мере, в какой теоретический взгляд акцентирует первую перспективу, он базируется на «технооптимизме» и рассматривает преимущественно (или только) ту часть логики «прохождения через земную реальность», которая выражает развертывания коллективных когнитивно-преобразующих сил человека. (Такова в целом позиция Автора.)

В той мере, в какой теоретический взгляд акцентирует вторую перспективу, он базируется на «технореализме» (или даже на «технопессимизме»). Этот взгляд фиксирует фундаментальную социально-экзистенциальную проблематику, связанную с пребыванием индивидуального человека в качестве части машинной организации того или иного типа. Тем самым акцентируется реализационная проблематика мегамашинной организации. История «прохождения через земную реальность», с этой точки зрения, происходит в перспективе постоянной борьбы за освобождение человека от власти социальных и материально-информационных машин (с построением соответствующих утопий и антиутопий).

Марксизм пытался построить логику «прохождения через земную реальность» как историческую диалектику, в которой каждый новый шаг развертывания коллективных когнитивно-преобразующих сил человека связан с построением соответствующего типа мегамашинной организации. Конечная перспектива этого прорисовывалась как окончательный шаг и развертывания когнитивно-преобразующих сил человека и освобождения его от власти мегамашин. Тем самым марксизм пытался соединить «критику мегамашин» с «технооптимизмом». Реальность обществ на основе марксистской идеологии показала скорее новый вариант власти мегамашин, чем освобождение от них.

В-шестых.

Теперь можно совместить логику «мегамашинной» организации с логикой культурно-социально-системной организации человечества и посмотреть, какие стратегические проблемы при этом возникают.

В первую очередь можно ввести следующее обозначение для двух стратегий социокультурной организации:

– до-модерновую социокультурную архитектуру (которую я задавал как реализующую принципы «человека пассивного» и «мостов к трансцендентному») можно назвать «культурной», а соответствующие социокультурные системы – «культурами»;

– модерновую социокультурную архитектуру (которую я задавал как реализующую принципы «человека активного» и «прохождения через земную реальность») можно назвать «посткультурной», а соответствующие социокультурные системы – «посткультурами».

Принимая эти обозначения, можно говорить, что развертывание и глобализация социокультурной реальности модерна является развертыванием и глобализацией «посткультурной» социокультурной архитектуры. Это можно выставить в качестве одного из стратегических планов проблемности развертывания «посткультурных мегамашин» и «глобальной посткультурной мегамашины». В той мере, в какой реальность этих мегамашин становится внутренне противоречивой, в той мере, в какой эта противоречивость приобретает глобальный характер, должна актуализироваться ее «культурная» альтернатива.

Наступление «посткультурной» архитектуры на человечество в логике «культурной» критики модерна должно восприниматься как разрушение тех жизненных миров, которые существовали внутри «культурной» архитектуры. Современная фаза реализационной критики модерна наполнена разного рода «культурными ретротопиями», стремлениями вернуться к мифологизированному прошлому. Насколько эти интенции сильны – это вопрос. Но, тем не менее, эта надо иметь в качестве фундаментальной проблематизации модерна и его социально-экономических мегамашин.

В-седьмых.

Далее можно проблематизировать собственно социально-системную организацию. Вне зависимости от того какая социокультурная архитектура («культурная» или «посткультурная») оказывается реализованной, человечество было и остаётся разделенной на социальные системы. Логика этого разделения пронизывает реализацию стратегии «прохождения через земную реальность». Выше я говорил о «комплексе модернизации», который соединяет внутри себя:

– наукогенный аспект (развитость инновационно-научного горизонта);

– техногенный аспект (развитость инновационно-технического горизонта);

– социогенный аспект (развитость инновационно-социального горизонта).

Я говорил о том, что «комплекс модернизации» связан с социально-системной организацией человечества через техногенно-силовой аспект социальных систем. Модерновые общества в качестве отдельных систем вели (и продолжают вести) между собой постоянную геополитическую борьбу, в которой «комплекс модернизации» приобретал все большее значение. Те системы, в которых этот комплекс оказывался более развитым, имели преимущества в геополитической борьбе. В этом смысле «конкуренция систем» стимулировала развертывание внутри них «комплекса модернизации» и акцентирование его на военно-промышленный комплекс.

В этом разговоре понятие «комплекс модернизации» можно заменить понятием «мегамашина прохождения через земную реальность». Тогда геополитическая конкуренция систем будет конкуренцией/борьбой соответствующих «мегамашин» (некоторые теоретики в этом смысле говорят о конкуренции/борьбе технологических систем). Можно назвать эти мегамашины «геополитическими мегамашинами».

Теперь нетрудно понять, что логика «геополитических мегамашин» и логика их конкуренции является фундаментальным фактором, превращающим индивидуального человека в их элемент. Чем более жесткой является конкуренция этих мегамашин, тем более индивидуальный человек оказывается поглощенным ею. Здесь мы снова выходим к социально-исторической логике модерна, показывающей, как наукогенно-техногенно-социогенное развитие превращает освобождение человека от власти природы и «культурных» систем в подчиненность «посткультурным» системам. Во многом эту логику схватывает марксизм начала ХХ века, который прорисовывает логику развития капитализма как связывание последнего с национализмом, переход к капиталистическим империям и борьбе за передел колониального мира. Идея «мировой пролетарской революции» и интернационализма (как принципа «пост-системной» организации человечества) выставляется в качестве программы преодоления капиталистической фазы модерна и социально-системной организации. Первая мировая война подтверждает марксистский прогноз и действует в направлении соответствующих преобразований. Но реализация марксистской программы в варианте СССР показывает новую фазу поглощённости индивидуального человека логикой социально-системной организации. Это показала и собственно «социалистическая миросистема» и борьба мировых систем во Второй мировой войне и последующей холодной войне.

Первая мировая война создала гигантский вызов «борьбы систем» и поглощения индивидуального человека логикой системной («мегамашинной») организации. Интегральным ответом на это стала волна либерально-демократических преобразований. Это можно назвать авангардной фазой развития мирового либерализма, который опирался на лозунги больше, чем на конструктивность создаваемой им реальности. В результате сам либерально-буржуазный мир погрузился в глобальный кризис (Великая депрессия). Ответом на этот кризис (на реализационную незрелость либерализма-капитализма) стала волна контр-либеральных и контр-капиталистических преобразований. Эти преобразования развертывались как ответ не только на внутренние для социальных систем проблемы. Эти преобразования развертывались как ответ на позиции в геополитической борьбе. Так можно рассматривать формирование идеологии фашизма и основанных на ней новых «геополитических мегамашин». По сходной логике формировалась и «геополитическая мегамашина» сталинского СССР. Тип обществ, которые сформировались в такой логике, называют «тоталитарным», акцентируя особую жесткость внутренней идеологической простройки. Это диктовалось желанием максимально подчинить индивида логике «мегамашины».

Надо отметить, что собственно достижения «комплекса модернизации» использовались для построения «тоталитарных мегамашин». Проблематизация этого составляет одну из стратегических линий, связанных с перспективой «комплекса модернизации» вообще (и логики промышленных революций в частности). Пока человечество остается разделенным на социально-культурные системы, пока продолжается логика геополитической конкуренции, связанная в числе прочего с «системным эгоизмом», с эксплуатацией одних систем другими, – остается и проблема «системной эксплуатации» индивида и использование логики научно-технических достижений в целях этой эксплуатации.

Здесь можно акцентировать логику «цифровизации», которую прорисовывает Автор. Она подразумевает включение элементов социального и природного мира в «материально-информационные» машины (можно даже сказать, мегамашины). Соединение таких машин с логикой социальных мегамашин и логикой их геополитической конкуренции/борьбы задает весьма проблемную перспективу.