Текст книги "Москва подземная. История. Легенды. Предания"

Совершил Кучум свой последний обряд «молчаливого разговора». Чингисхан снова подал знак далекому потомку и на этот раз призвал его к себе.

В течение какого-то времени в землях, где располагались чудодейственные озера, казакам попадались старики, похожие на Кучума. Их пытали, выспрашивали о сокровищах, но добиться ничего не могли.

Где на самом деле завершил свой земной путь последний властитель Сибирского ханства, пока остается невыясненным. Но некоторые знатоки древних тайн предполагают, что умер или был убит Кучум в Западной Сибири, где-то в районе Окунева, на берегу Шайтан-озера.

Новый владелец аметиста

Неизвестно, как легендарный камень, спустя несколько десятилетий, оказался в Москве, у нищего Матвея. Не сообщает предание и фамилии нового владельца «Ока Свист-скакуна».

Странно, конечно, что великолепный дорогой аметист на золотой цепочке попал в руки нищего и долгое время был его амулетом.

Матвей тщательно оберегал его, не расставался с ним и не продавал, поскольку фиолетовый камень притягивал к себе щедрые подаяния.

Сам владелец «Ока Свист-скакуна» уверял всех, что он из служивых дворян. Возможно ли такое: нищий оборванец – и вдруг дворянин?!..

Н. И. Костомаров

Известный историк Николай Иванович Костомаров писал о быте и нравах в XVII веке: «Вера, что подача нищему есть достойное христианское дело и ведет к спасению, порождала толпы нищенствующих на Руси. Не одни калеки и старицы, но люди здоровые прикидывались калеками.

…Часто дворяне и дети боярские, пострадавшие от пожара или неприятельского нашествия, просили милостыню, стыдясь заняться какою-нибудь работой. Если такому попрошаю скажут, что он здоров и может работать, дворянин обыкновенно отвечал: „Я дворянин, работать не привык; пусть за меня другие работают! Ради Христа, Пресвятыя Девы и святаго Николая Чудотворца и всех святых подайте милостыню бедному дворянину!“ Часто такие лица, наскуча просить милостыню, переменяли нищенское ремесло на воровское и разбойничье».

Вообще, прося милостыни, нищие возбуждали сострадание унизительными причитаниями, например: «Дайте мне и побейте меня. Дайте мне и убейте меня!» Другие читали нараспев духовные стихи жалобным голосом. Благочестивые люди приходили в умиление от этого рода песен. Между нищими вообще было множество злодеев, способных на всякие беззаконные дела. В XVII веке они крали детей, уродовали их, калечили руки и ноги, выкалывали глаза и, если жертвы умирали, то их хоронили в погребах, а если переживали муку, то возили по селениям, чтобы возбуждать видом их страданий участие. Случалось, что вдруг пропадет дитя, игравшее где-нибудь на улице: «его сманивали нищие, соблазняя яблоками и орехами».

И все же, несмотря на подобные случаи, нищим подавали милостыню, кормили их и одаривали старой одеждой. Особенно широко это делалось в XVII веке, после Смутного времени.

Когда началось экономическое восстановление России, с воцарением Романовых, Москва стала богатым городом. Сюда стекались товары из многих стран мира. Укреплялось русское купечество, процветали различные ремесла. А где состоятельные купцы и ремесленники – туда стягиваются и всевозможные нищие. И вполне вероятно, что разорившийся дворянин-оборванец Матвей тоже потянулся в Первопрестольную.

Завистники

Может, и в самом деле аметист приносит удачу в попрошайничестве? Бывали дни, когда вдруг угасала щедрость богатых москвичей, и нищие ничего не получали. Но даже в такие проклятые для побирушек дни Матвей не оставался в накладе: что-нибудь ему да подавали.

Его товарищи, христорадничающие у церкви Никиты «за Яузой», на Швивой горке, строили жалобные мины, стонали, охали, пускали слезу, просили страдальческими голосами, но прохожие равнодушно шли мимо.

А Матвей тем временем доставал из-за пазухи аметист, целовал фиолетовый самоцвет, будто нательный крест, и снова прятал. При этом он не произносил ни слова. Нагло ухмылялся в лицо прохожим, а те все равно подавали ему монету или что-нибудь из съестного.

В неудачные для остальных нищих дни Матвей еще и куражился над товарищами:

– Чтой-то налегке вы сегодня, братцы! Кривились-куксились, а фарт мимо прошел! А вот я не знаю, как свою суму до кабака донести! Больно отяжелела за день!.. Подсобите, коли ни на что другое не пригодны…

Подобные насмешки еще больше злили нищих. Несколько раз пытались они украсть у Матвея аметист, да не удавалось. Подговаривались и залетные разбойнички. Но удачливый побирушка-дворянин умудрялся ловко ускользать от ножей и кистеней.

Однажды босяки, подкупленные нищими, крепко напоили Матвея в кабаке «Лохань», неподалеку от Швивой горки. Свалился он под лавку. А босяки – его в мешок и потащили к Яузе топить.

У берега место оказалось неглубокое. Один остался стеречь мешок с пьяным Матвеем, а двое отправились искать лодку.

Вспомнил вдруг оставшийся босяк, что позабыл снять с нищего золотую цепочку с красивым камушком, и развязал мешок. А Матвей уже пришел в себя и выжидал. Двинул он кулаком по голове обидчика и – наутек.

На другой день явились с утра нищие на Швивую горку, к церкви Никиты «за Яузой», глядь – а Матвей, живой и невредимый, ухмыляется во все стороны да свой самоцвет целует.

Хромая Калгуса

Не на шутку обеспокоилась нищая братия, снова стали голову ломать, как избавиться от Матвея с его чародейским камнем. Вспомнил кто-то из оборванцев про ведьму – хромую Калгусу. Жила она в пещере Таганского холма и, по слухам, водилась с подземельными духами.

Выслушала ведьма нищих и ответила:

– Беду вашу и кручину развею. Награды за это не потребую, заберу только чародейский камень, как с молодцем вашим совладаю.

Показали нищие издалека своего соперника, и хромая Калгуса приступила к черной ворожбе.

Подошла она к Матвею и попросила:

– Покажи-ка мне, молодец, свой расчудесный самоцвет. Говорят, ты его вместо креста нательного носишь. По всему городу молва идет о нем. А за погляд я тебя серебряной монеткой одарю.

Усмехнулся Матвей:

– Отчего ж не показать? Гляди, убогая, только руками не трогай. Да про копеечку серебряную не забудь.

Вгляделась ведьма в аметист и аж затряслась – то ли от страха, то ли какое-то наваждение охватило ее.

– Да это ведь «Око Свист-скакуна»!.. Вон и хромец железный в глубине камушка появился. Ишь, как угрюмо выпучился оттуда и перстом грозит… Не то прочь гонит, не то к себе зовет…

Пробормотала ведьма и умолкла. Ничего не понял Матвей.

– Какого ты хромца железного узрела в моем самоцвете?

– Зовется тот хромец Чингисханом. И будет лютая погибель тому, кто встретится с ним взглядом, – прошептала ведьма и протянула серебряную монетку Матвею. – Отдай мне свой камушек. Место ему – в подземелье. Там он пользу принесет. А на белом свету от него одни беды.

Спрятал Матвей монету и засмеялся.

– Ступай, убогая. Стращай дитей малых да олухов неразумных. Тыщу раз вглядывался я в свой самоцвет и не видал там никакого железного хромца.

– А ты посмотри в тыщу первый!.. – зло отозвалась ведьма и исчезла в толпе.

«Отведи, сатана, мучительный взгляд»

Не стал Матвей смотреть на аметист. Как обычно, поцеловал камень и принялся милостыню собирать.

Подавали ему в тот день не меньше, чем в другие дни. А к вечеру почувствовал Матвей неясное беспокойство. Отправился он в свой родной кабак. Уж там-то все волнения и страхи быстро улетучатся!

Но в этот раз выпивка не помогала и хмель даже от тройной померанцевой водки не брал. А чувство беспокойства все нарастало. Неужели старая ведьма напакостила? Наконец, рука будто сама по себе потянулась за пазуху.

В который раз вгляделся Матвей в самоцвет, и вдруг в жар бросило! Из холодной фиолетовой глубины, не мигая, угрюмо смотрел старик. Глаза его становились все больше. Матвей даже разглядел треугольный шрам над левой бровью незнакомца и еще один неглубокий шрам в форме полумесяца – под правым глазом.

Ахнул от страха Матвей, будто девица, да так громко, что все посетители кабака обернулись. А нищий-дворянин забился в припадке. Сорвал с себя золотую цепочку и стал вопить.

– Отведи, сатана, свой мучительный взгляд! Пошто, вражина, въелся в душу черным взором?!.. Ворочайся, откуда явился, – в подземелье…

Упал Матвей на пол и принялся кататься.

– Отведи взгляд! Отринь, поганая нечисть!..

Многое повидали на своем веку посетители кабака «Лохань». Но такое исступление встретили впервые.

Никто вначале не знал, что делать с припадочным. А тут вдруг, откуда ни возьмись, появилась хромая Калгуса. Преспокойно подняла она аметист, а кабацкому целовальнику швырнула три алтына.

– Заверните-ка этого порченного в старую козью шкуру и держите так до утра! Тело его сохранится, а вот разум уже не вернется!.. – визгливо крикнула ведьма и вышмыгнула из кабака.

Забулдыги и целовальник тут же все исполнили. Обернули Матвея в козью шкуру, он и затих.

А утром будто подменили его. Бродил дворянин-оборванец по городу с вытаращенными глазами и все время озирался: то ли нечисть ему какая-то виделась, то ли свою погибель поджидал. Да еще, ни к кому не обращаясь, постоянно бормотал:

– Отведи взор, железный хромец!.. Отринь, стародавняя нечисть!..

А через пару дней Матвея нашли на окраине Заяузья, в яме, из которой добывалась глина. Шея у него была свернута, глаза широко раскрыты, а лицо и лохмотья кровью вымазаны.

Испуганные глинщики потом уверяли, что, когда они закрывали покойнику глаза, в них виделся неведомый всадник.

О колдунье Калгусе и о ее черных деяниях, вплоть до XX века, в Заяузье ходили предания. Говорилось в них, что как жила страшная старуха в пещерах Таганского холма, так и померла там. А где именно – никто не знал. Вместе с ней затерялся во тьме подземелья и роковой аметист «Око-Свист скакуна».

Любимое занятие

В XVIII веке о таинственном фиолетовом самоцвете на золотой цепочке снова заговорили. Но на этот раз не среди нищей братии, а в светских салонах Санкт-Петербурга и Москвы.

Конечно, доказать трудно, шла ли речь именно о кучумовом «Оке Свист-скакуна» или о похожем на него крупном и прекрасном аметисте. Среди любителей азартных игр талисман этот называли «фиолетовой удачей». В светских салонах поговаривали, что когда-то он принадлежал последнему властителю Сибирского ханства, а потом его отыскал в московском подземелье какой-то оборванец.

Азартные игры в России процветали уже в XVII веке. Самыми распространенными были: зернь, карты, тавлеи (шашки) и даже шахматы.

Николай Костомаров писал, что зернь, как и карты, считались в России самыми предосудительными играми: «…воеводам предписывалось наказывать тех, кто будет ими заниматься… Игры эти… были любимым занятием лентяев, гуляк, негодяев, развратных людей; пристанище их было в корчмах или кабаках, где им для игры отводили тайные кабацкие бани. Как бывает всегда со всем запрещенным, по мере больших преследований зернь и карты более привлекали к себе охотников. Игры эти были повсеместны, особенно между служащими людьми. Русские распространили употребление их между инородцами Сибири: остяками, татарами и другими, и так как русские играли лучше инородцев, то оставались всегда в выигрыше и приобретали от них дорогие меха».

Костомаров отмечал, что, несмотря на строгие церковные и административные запреты азартных игр, будущему царю Алексею Михайловичу в детстве не раз дарили колоды карт.

В XVIII веке в России играли и в царских дворцах, и в бедных избах. За ночь спускались целые состояния. Одни за несколько часов становились богачами, другие – нищими. На кон ставились деньги, дома, имения, крепостные, драгоценности и, конечно же, ювелирные украшения из самоцветов и золота.

В больших и малых городах России появилось много шулеров и изготовителей амулетов, якобы приносящих удачу в азартных играх. Делались они из различных материалов. Дерево, кость, железо, стекло, драгоценные камни и металлы – все шло на изготовление цепочек, перстней, кулонов, браслетов, табакерок, булавок, пуговиц, – которые наделялись волшебными свойствами приносить своим владельцам удачу в азартных играх.

Считалось, чем древней талисман, чем богаче и таинственней его история, тем большей он обладает магической силой.

Так же, как и о знаменитых людях той поры, об амулетах распускались всевозможные слухи и слагались легенды. От красочности преданий зависела и цена этих предметов.

Смерть в подземелье Кузнецкого моста

«Око Свист-скакуна» (если это был именно он) появился из долгого и таинственного небытия в нужное время, в нужном месте. Прекрасный фиолетовый самоцвет стал своеобразным любимцем и предметом зависти в светских салонах Санкт-Петербурга и Москвы. Его несколько раз перекупали, дарили, передавали по наследству, но никогда не ставили на кон.

Если верить преданиям, то в XVIII веке «Око Свист-скакуна» приносил удачу в игре императрицам Екатерине I, Анне Иоанновне и Елизавете Петровне. Его пытались купить знаменитые авантюристы Сен-Жермен и Казанова. Некоторое время таинственным самоцветом владели поэт и дипломат Антиох Кантемир, фаворит императрицы Елизаветы Алексей Разумовский, светлейший князь Григорий Потемкин, граф Николай Шереметев.

Конечно, это далеко не полный список владельцев «Ока Свист-скакуна» – «Фиолетовой удачи». Возбудив к себе интерес и любопытство в великосветских русских салонах, породив немало слухов, этот амулет исчез из поля зрения современников в начале XIX века…

С той поры об аметисте «Око Свист-скакуна» упоминалось лишь в одном московском предании: якобы камень спрятан в подземелье под бывшим ювелирным магазином на Кузнецком мосту, рядом с доходным домом Первого Российского страхового общества.

Поэт и дипломат Антиох Кантемир некоторое время владел самоцветом «Око Свист-скакуна»

Владелец магазина – ювелир, выиграв в карты огромные деньги, поклялся больше не ввязываться в азартные игры. А чтобы не было соблазна, положил «Око-Свист скакуна» в шкатулку и спрятал в подвале.

Светлейший князь Григорий Потемкин

Во время Первой мировой войны о легендарном аметисте услыхал московский шулер Саня Карабас. И вбил себе в голову, что надо обязательно добыть «Фиолетовую удачу». Стал собирать нужные сведения и о самоцвете, и о подземельях Кузнецкого моста.

Ювелирный магазин к тому времени закрылся, а пустующее помещение заколотили.

Опасаясь насмешек со стороны коллег, если дело не выгорит, Карабас отправился на поиски тайком от них. В помощники нанял себе одного забулдыгу с Сухаревки. Тот много лет провел в московских подземельях, разыскивая клады.

Раздобыв необходимые инструменты, охотники за «Фиолетовой удачей» отправились на Кузнецкий мост, к доходному дому Первого Российского страхового общества.

Бывший ювелирный магазин, по слухам, имел общий подвал с доходным домом.

Наверное, Карабас до этого выяснил, как проникнуть в подземелье и в каких коридорах искать легендарный аметист.

Но удачное начало еще не означает победу. Проникнуть в нужный подвал охотники за «Фиолетовой удачей» сумели, а вот назад уже не вернулись.

Спустя несколько месяцев Карабаса и его помощника обнаружили мертвыми в одном из переходов подземелья. Рядом валялась пустая шкатулка старинной работы. Кто-то уложил охотников за «Фиолетовой удачей» двумя револьверными выстрелами.

И снова – легендарный аметист?..

В девяностых годах прошлого столетия несколько московских казино посетила загадочная дама. Имени ее ни игроки, ни обслуживающий персонал не знали и не смогли выяснить. Женщина была модно и со вкусом одета и держалась уверенно. Из ее украшений привлекал внимание прекрасный аметист на золотой цепочке. Знатоки сразу определили, что это очень старое ювелирное изделие.

Одинокой незнакомке так везло в игре, что за ней пристально стали наблюдать служители казино. Однако ничего предосудительного не заметили. Правда, обратили внимание на то, что перед каждой игрой она поглаживала указательным пальцем свой фиолетовый самоцвет.

Удачливая незнакомка не долго посещала московские казино. Уехала ли она из столицы или ей наскучило играть? Был ли на незнакомке именно самоцвет «Око Свист-скакуна» или просто похожий на него аметист? На это даже самые проницательные завсегдатаи и служители казино не знают ответа.

Возможно, где-нибудь, когда-нибудь старинный амулет еще проявит себя…

Московский мастер Щелка

«Ознаменованный величием»

В 1462 году Московский великокняжеский престол занял двадцатидвухлетний Иван III. Именно ему первому русский народ даст многозначительное прозвище Грозный. Лишь почти век спустя так станут именовать и его внука и тезку – царя Ивана Васильевича.

22 января 1440 года – в день, когда появился на свет великий князь Иван III, – новгородский инок Симеон бился в истерике и пророчил: «Вижу младенца, ознаменованного величием: игумен Троицкой обители, Зиновий, крестил его, именуя Иоанном! Слава Москве: Иоанн победит князей и народы. Но горе нашей отчизне: Новгород падет к ногам Иоановым и не встанет!..»

А ведь прав оказался истеричный инок. Иван III действительно окажется победителем русских земель, талантливым государственным деятелем и полководцем. Он сумел присоединить к Московскому великому княжеству и Новгород с его обширными землями, и Тверское великое княжество, и Вятскую и многие другие земли. В 1480 году было окончательно свергнуто монголо-татарское иго.

Как говорили в те времена: «Русь распрямилась и свободным взором окидывала свои границы и владения».

Ум и талант Ивана III отнюдь не смягчали его суровый нрав. Так же, как и многие другие правители стран Средневековья, он безжалостно расправлялся с врагами: бросал в темницы, стриг в монахи, подвергал пыткам и казням тысячи именитых и незнатных людей.

Современники отмечали, что даже от его взгляда люди теряли дар речи и падали в обморок.

«Не хотим Иоанна!..»

Во время правления Ивана III боярско-купеческая верхушка Великого Новгорода, опасаясь потерять свое политическое и экономическое могущество, заключила договор с королем польским и великим князем литовским Казимиром IV. Согласно этому договору, Новгород со всеми своими землями должен был войти в состав Литовского государства.

В 1470 году, по свидетельству летописцев, страшные знамения потрясли жителей Новогорода: «… сильная буря сломила крест Софийской церкви, древние колокола в монастыре на Хутыне сами собою издавали печальный звук, кровь являлась на гробах…».

В труде «История государства Российского» Николай Михайлович Карамзин писал о тревожных событиях того времени в Великом Новгороде: «Вопреки древним обыкновениям и нравам славянским, которые уделяли женский пол от всякого участия в делах гражданских, жена гордая, честолюбивая, вдова бывшего посадника Исаака Борецкого, мать двух сыновей, уже взрослых, именем Марфа, предприняла решить судьбу отечества.

Хитрость, велеречие, знатность, богатство и роскошь доставили ей способ действовать на правительство. Народные чиновники сходились в ее великолепном, или по тогдашнему, чудном, доме пировать и советоваться о делах важных».

Далее Карамзин отмечал: «…недовольная всеобщим уважением и тем, что великий князь, в знак особенной милости, пожаловал ее сына Дмитрия в знатный чин боярина московского, сия гордая жена хотела освободить Новгород от власти Иоанновой и, по уверению летописцев, выйти замуж за какого-то вельможу литовского, чтобы вместе с ним господствовать именем Казимировым над своим отечеством.

…Ее сыновья, ласкатели, единомышленники, окруженные многочисленным сонмом людей подкупленных, явились на вече и торжественно сказали, что настало время управиться с Иоанном; что он не государь, а злодей их; что Великий Новгород есть сам себе властелин; что жители его суть вольные люди и не отчина князей Московских…»

Нешуточные страсти разгорелись на вече. Перебивая выступавших приверженцев единения с Москвой, сторонники Марфы-посадницы требовали: «Не хотим Иоанна! Да здравствует Казимир!.. Да исчезнет Москва!..»

Но многие новгородцы отчаянно сопротивлялись и возражали им: «Братья, что замышляете? Изменить Руси и православию?.. Поддаться королю иноплеменному и требовать святителя от еретика латинского?.. Вспомните: наши предки славяне добровольно вызвали Рюрика из земли Варяжской… Более шестисот лет его потомки законно княжили на престоле новгородском… Мы обязаны истинною верою святому Владимиру, от коего происходит великий князь Иоанн!..»

Мастер из Первопрестольной

Пока в центре Новгорода бушевали страсти и одни кричали «Хотим к Москве православной!», а другие – «Новгород – государь наш, а король – покровитель!», могущественная Марфа Борецкая принимала необычного гостя.

Происходило это не в ее известном всему городу великолепном доме, а в скромной избе на Неревском конце Софийской стороны.

Вряд ли кто-то в Великом Новгороде знал его настоящее имя. Появился он здесь по приглашению Марфы Борецкой, и, как ни странно, – из нелюбимой ею Москвы. Звали его – колодезник Щелка.

Славился он умением сооружать тайники, секретные колодцы, лазы, подземные лабиринты. Изобретал также и мудреные капканы и опасные ловушки для тех, кто зарится на чужое добро и охотится за спрятанными сокровищами. Знал московский мастер и множество волшебных заговоров, делавших клады недосягаемыми.

Много лет он трудился в Замоскворечье, на Поварской, на Арбате, в Китай-городе, на Ордынке. Добрый слух о нем перешагнули стены Первопрестольной, и пошли ему приглашения из других городов и княжеств.

Сообщила Марфа мастеру Щелке, что ее муж, Исаак Андреевич Борецкий, почувствовав скорые недобрые времена, приказал пару лет назад соорудить четыре тайных подземелья. Три – для обмана любопытных и охотников до чужого добра, одно – «истинное». В нем посадник намеревался спрятать свое золото, серебро и самоцветы.

В основном работы эти были завершены еще год назад, но не полностью. Подземелья прорыты и обложены нетесанным камнем, а вот «укромник» для захоронения сокровищ местные мастера не успели сделать.

Марфа прекрасно понимала, что ее предусмотрительный супруг просто не доверял новгородским умельцам оборудовать потайное место. Вот и решила она пригласить человека издалека – даже из ненавистной ей Москвы. Выполнит тот свою работу, удалится из города и унесет с собой тайну «укромника».

Пообещала Борецкая хорошо заплатить мастеру и поставила ряд условий. Во всех ее подземельях построить колодец и на каждый составить особый заговор от кладоискателей, который будет известен только самой Марфе.

Дело было знакомо Щелке, и он принялся выполнять волю посадницы.

«Найти, взять и правильно распорядиться»

Наверное, с тех пор, как появился обычай прятать сокровища, люди изобретали заговоры и для «защиты» ценностей, и для «завладения» ими.

Известный писатель и этнограф XIX века Сергей Васильевич Максимов собрал немало преданий и народных примет, связанных с сокровищами. «…Образовалась целая своеобразная наука о различных способах отрывать и находить клады, – писал он. – Для получения клада надо, прежде всего, знать зарок, с которым он положен, а эти заклятия настолько капризны, что без записей или подсказов знающих людей невозможно и приступить к делу».

Далее Максимов описывал различные способы нахождения и защиты драгоценностей: «Разбойники обычно зарывали свои сокровища на „сто голов человечьих“, но значение этого заклятия мудрено отгадать: сотому ли дураку приходить, чтобы дались те деньги на голодные зубы, или следует самому быть разбойником, чтобы загубить сто человек, прежде чем взяться за заступ.

Бывают на клады и такие мудреные заклятия: „Попадайся клад доброму человеку в пользу, а худому на гибель“ – или еще: „Тому это добро достанется, кто после моей смерти тотчас же голым попляшет“; зарывают и на человека определенного имени…

Для заурядных искателей чужого добра исстари существуют могущественные средства, при помощи которых можно одновременно узнать и место нахождения клада, и способ добычи его. Беда только в том, что эти средства даются нелегко. Таковы цвет папоротника, разрыв-трава, шапка-невидимка и косточка-счастливка…

Сверх таинственных обрядов и сложных приемов, из которых ни одного нельзя позабыть, для искателей кладов придуманы еще заговоры и даже молитвы… „Пойду в чистое поле, во леса дремучие, за черные грязи, через океян-море…“, „За болотом немного положено – мне приходится взять. Отойди же ты, нечистая сила, не вами положено, не вам и стеречь“… В самодельных же молитвах, придуманных для раскрытия клада, рассчитывают на то, чтобы силою слова и знамением креста сокрушить нечистую силу, приставленную сторожить клад…»

Максимов отмечал, что издавна люди верили: важно не только найти сокровища, но и суметь их взять и правильно ими распорядиться.

«Иным счастливцам не надо ни молитв, ни заклинаний, ни вызывных книг, ни руководителей – к ним сами клады напрашиваются; а у иных неудачников уже найденные, отрытые – из рук уходят, не даются. Чтобы взять клад, надо знать известную сноровку. Если клад, выходя из-под земли, превращается в какое-либо животное или даже в человека, то надо его ударить наотмашь левой рукой со словами „аминь, аминь, рассыпься“. Без этого кладом не овладеешь…

Роют двое, сговорившись поделиться поровну, да стоит одному подумать про себя, как бы нарушить договор, – и тотчас же полуоткрытый клад загремит и провалится. Иные даже домой принесут отрытое с намерением исполнить зарок, предписывающий сделать какое-нибудь пожертвование, но, залюбовавшись сокровищем, спрячут до доброго случая, а потом раздумывают: у таких, вместо денег, оказываются либо черепки разбитого горшка, либо стекольные верешки от бутылки…»

Конечно, сам Сергей Максимов относился с иронией к подобным суеверным способам поиска и защиты кладов. Но тщательно записывал, поскольку считал их неотъемлемой частью устного народного творчества.

Наверное, подобные способы, за четыре столетия до этнографа Сергея Максимова, хорошо знал и московский мастер Щелка, и многие его коллеги из Первопрестольной.

И надеялась, и готовилась к худшему

В июне 1471 года государь собрал войско и направил его на Великий Новгород. Участие в походе приняли ратники из различных русских земель.

У реки Шелони 14 июля состоялось решающее сражение. Против пятитысячного войска Ивана III выступило сорокатысячное ополчение новгородцев. Ратники великого московского князя были лучше подготовлены, организованы и выиграли сражение. Почти 12 тысяч новгородцев было убито и 2 тысячи попало в плен.

Тем временем другой отряд Ивана III разгромил вражеское ополчение на реке Северная Двина.

После такого сокрушительного поражения новгородская республика стала зависимой от Русского государства. Иван III и его приближенные подготовили документы о присоединении Великого Новгорода со всеми его обширными землями к России.

Тогда же, в июле 1471 года, старший сын Марфы посадницы Дмитрий был схвачен и казнен вместе с другими руководителями антимосковского выступления.

Борецкая понимала, что вскоре может настать и ее печальный черед. Возможно, она могла бы бежать к королю Казимиру. Но тогда несметное богатство посадницы перешло бы в казну ненавистного ей Ивана III.

Марфа осталась в Новгороде. С одной стороны, она еще надеялась на возврат старых порядков и пыталась этому способствовать, с другой – торопила мастера Щелку. Прятать же золото, серебро и самоцветы надо было при любом политическом раскладе.

В самом Новгороде жить становилось все опасней. Участились случаи грабежей, мародерства, поджегов, нападения на именитых людей. Городская стража и вооруженные слуги знати не всегда могли защитить от кровавой преступности.

Пустить по ложному следу

Марфа и ее сторонники не смирились со своим новым положением. Снова звучали их призывы: «Не хотим Иоанна! Да здравствует король Казимир! Да исчезнет Москва! Умрем за свободу и святую Софию!..»

Дошло дело до того, что приверженцы литовского короля убили в Новгороде нескольких сторонников Ивана III.

Снова московский государь направил в поход свое войско. В ноябре 1477 года Новгород оказался блокированным и спустя пять недель сдался.

Непокорная Марфа Борецкая была тут же схвачена. Как отмечалось в летописи от 2 февраля 1477 года: «…Того же дни в понедельник в Новегороде первыя недели поста велел князь великий поимати боярыню новогородскую Марфу да внука ее Василия Федорова сына Исакова…

Февраля в 7 день велел князь великий отвести к Москве поиманных новогородцев: Марфу со внуком…»

В Первопрестольной Борецкую допрашивали. Интересовались спрятанными золотом и самоцветами. Согласно преданию, она выдала лишь 3 из 4 своих «колодцев-укромников». Понятно, что Марфа сообщила лишь о так называемых «пустых» колодцах.

Случилось ли подобное на самом деле, или это – всего лишь московская легенда, но в заточении посадница пила воду из колодца, который когда-то выкопал сам Щелка на территории Кремля.

Когда царевы посланники проверили ее показания о трех укромниках и ничего не нашли, то развели руками: ну какой теперь с нее спрос? О колодцах с добром посадницы знали многие. Тут же сторонники Марфы пустили слух: пока сама хозяйка сокровищ находилась под стражей, богатства ее отыскали и унесли новгородские лиходеи…

Попробуй это опровергнуть…

А Марфа в заточении лишь порадовалась: не зря велела Щелке строить аж четыре потайных колодца. Слух о ее спрятанных сокровищах все равно просочится. Так пусть же охотники за чужим золотом и самоцветами пойдут по ложному следу!.. А там, глядишь, произойдут перемены и можно самой воспользоваться добром.

Но вскоре по приказу Иоанна III ее сослали в Нижний Новгород и постригли в монахини.

Сокровища еще не найдены

А что произошло с московским мастером Щелкой? О нем сохранилась лишь легенда. Кровавое, жуткое предание…

Так и не вернулся он на свою родину – в Первопрестольную.

Когда войска Иоанна III осадили Новгород, Марфа-посадница, опасаясь, что мастер попадет в плен и выдаст место захоронения сокровищ, якобы решилась на страшное преступление. Она самолично заколола Щелку ножом, а потом замуровала в четвертом «колодце-укромнике» – там, где был спрятан клад.

Не известно доподлинно, в каком году родилась и когда приняла смерть Марфа Борецкая. Согласно преданию, каким-то образом под ее именем была похоронена другая монашенка. А сама непокорная посадница переоделась в мужскую одежду и направилась в родной Великий Новгород.

В те времена подобное переодевание считалось большим грехом. А допустившие его приравнивались к нечисти и привидениям.

Так что когда среди жителей Новгорода пошел слух, будто в подземельях блуждает в мужском одеянии Марфа, люди не знали, считать ли ее живым человеком либо призраком.

Покорение Новгорода Иваном III в 1478 г. Высылка Марфы Посадницы, знатных новгородцев и вечевого колокола