Текст книги "Феномен игры"

Multiple personality

И все-таки во мне есть нечто, что не вошло в программу шоу!

Уильям Шекспир «Гамлет»

Не изменяй сознание ближнего.

Не препятствуй ближнему в желании его изменить.

Тимоти Лири «Хаос и киберкультура»

Думаю, что идея представить всем себя как зазеркалье единого командного тела довольно остроумна, хотя далеко не нова. Роберто Ассаджиоли в «Психосинтезе» более чем подробно говорит о субличностях; Фриц Перлз в гештальт-терапии развивает тему различных частей личности, вступающих в диалог друг с другом; Карл Густав Юнг в конфликте со своим учителем Зигмундом Фрейдом взбивает в пену такое явление как «архетип», а Джеймс Хилман создает на основе архетипической многоликости целое направление в психологии; Эрик Берн, создатель трансактного анализа (с щедрой подачи Тимоти Лири), описывает не только внутреннего ребенка, но также взрослого и родителя; не говоря уже о блестящих книгах-играх Роберта Антона Уилсона; или об уже упомянутой «Множественные умы Билли Милигина» Дэниела Киза; а также «Темная сторона внутреннего ребенка» Стивена Волински, о которой более подробно пойдет речь чуть ниже.

На самом деле множественные субличности и всевозможные конфликтующие внутри нас схемы вовсе не одиноки. Внутри каждого из нас живет громадное количество персонажей, каждому из которых свойственно разное восприятие, разная степень сознательности, различное мироощущение и т. д. И более того – после каждой глубокой травмы (причем, уже во взрослом возрасте) наблюдатель (Зритель) создает нового персонажа, новый транс, новую стратегию (но более подробно рассмотрим эти процессы чуть ниже по течению).

В общем, внимательно препарируя свою врожденную предрасположенность к многоликости и наблюдая динамику развития этой идеи внутри себя, я действительно поражен тому, с какой тонкой и убедительной скрупулезностью на протяжении лет вокруг меня подбирались и притирались друг к другу люди, даря (и прежде всего мне самому) мотивацию к дальнейшему развитию. И сцепка их друг с другом действительно поражает – почти четыре года (на пятый ситуация стала меняться), не имея никакой материальной поддержки извне, только за счет скромной самоокупаемости, мой внутренний театр выдерживает совместное изуверство сверх-интенсивного развития, демонстрируя чудеса как коллективной, так и индивидуальной трансформации.

Одним словом – рассмотреть командный организм как разворот павлиньего хвоста её лидера – действительно большое искушение для меня. Но входя в игру с этой метафорой, важно помнить, что это только метафора. И каждый из персонажей, подобно фракталу, вмещает в себя целое. И на территории «Мифа о себе» каждый (как щелкнуть пальцами) может превратиться в главное действующее лицо истории и развернуть голограмму субличностей уже от своего имени, распуская свой, ещё более яркий павлиний хвост. И будьте уверены, если обстоятельства сложатся так, великий Демчог с кротким смирением отойдет в сторону и займет единственно возможную позицию – позицию слуги, с единственной фразой в шоу: «Кушать подано».

Как известно, Константин Станиславский (бесспорный авторитет) в серии своих книг о природе актерского ремесла уже использовал этот трюк и ввел в качестве действующих лиц (перед этим корректно поменяв им имена) своих непосредственных учеников. Я же не буду делать этого и выведу своих подопытных крысят на сцену истории под их настоящими именами. Не уверен, что некоторым из них это понравится, но в этом и заключается коварство злобного шута, цель которого – на все оставшиеся времена вбить в их сознание самый главный урок – что каких бы вершин мастерства и успеха они не достигли, когда-то они тоже были маленькими и беспомощными. И я надеюсь, что память об этом опечатает их сердца клеймом сострадания ко всем тем, кто спустя время придет к ним с открытыми ладонями, взывая к т. н. прямой передаче. И понимая, как это на самом деле не просто – освободиться от детских страхов и ограничений и пробудиться к убежденности, что их творческая природа гораздо объемнее и могущественнее, чем им когда-то показали её родители и социальные системы, они проявят терпение и сочувствие к процессу узнавания их учениками их подлинного потенциала.

Итак, вступление было достаточно впечатляющим, теперь же, одного за другим, я представлю вам каждую из своих субличностей.

Прежде всего – бриллиантовое колье – персонажи женского пола (мальчики потерпят), как говорится – красота перед умом.

Основных пять. Прекрасны (естественно) все. И недаром (о нет, недаром), в тантрическом буддизме пять мудростей представлены в форме именно пяти танцующих вокруг центрального божества мандалы женских ипостасей. И это – несомненно они. И если вы улыбнетесь сейчас этой мой трактовке, я продемонстрирую вам свой белоснежный, клыкастый оскал, просто презрев вниманием вашу иронию. Итак, с кого же начать? Начни с одной, другая подумает, что она менее любима. А ведь это не так. И все они наполняют силовое поле команды равным количеством (хотя, в каждом отдельном случае, в своей мере и манере) энергии и воодушевления. Хорошо, напишем на клочках бумаги имена, свернем в трубочки, бросим в шляпу, вытащим первую попавшуюся.

Ага! Вот она – истинная королева сцены! И я более чем горд этой своей деткой. Голос, стать, манера, дикция – всё в ней прекрасно! Она способна протараторить длиннющий монолог, словно на перемотке, не упустив ни одного смыслового нюанса. А как она ругается матом, как восхитительно-беспощадно шутит! Стоит ей открыть рот, все вокруг замирает. Но это – затишье перед бурей. И будьте уверены, через долю секунды всё пространство вокруг просто затрещит по швам. Ох, бойтесь её взгляда. Бойтесь, если он концентрируется на вас больше чем на секунду. Она может содрать с вас кожу легким подбрасыванием вверх уголков своих беспощадно прекрасных губ. Глаз и кончик языка у неё заточены одинаково остро. И если уж вы попались, то пощады не ждите. Вы будете изглоданы, обсосаны и проглочены с костями и всеми продуктами выделения. И заглядывая время от времени в зеркальное отражение этой моей субличности, я, конечно же, не могу налюбоваться – как я прекрасен! Но есть и недостатки – это единственное из моих женских проявлений, что так и не смирилось с моей любовью, и когда я прямым текстом говорю ей об этом, она всегда огрызается, брезгливо цедя сквозь клычки: «Вы всем такое говорите». Еще одно, она – мать! Она родила, можно сказать, на сцене, и через две недели, с ребенком, слингом примотанным к груди, уже репетировала. Она больна профессией. Истый трудоголик. Её ник в социальных сетях – «тыжактриса». И сама фамилия – зеркальное отражение скоростей её мышления. Она – шедевр. В ней все совершено – ноги, грудь, попа. Она делает все одновременно – любит и ненавидит, презирает и восторгается, ест и испражняется (конечно, говоря метафорически), и формула «Святое самобичевание» несомненно её конек. Вы видели, какая она в Пиаф? В Меркюри, в Монро? В Гурченко и Цветаевой? Если вы увидите, как она играет (о нет, живет, конечно же) жизнь Эмми Вайнхаус, то навсегда возлюбите театральное искусство как таковое. А как она поет? Как, собственно, и играет. Всей палитрой. В её диапазоне весь мир – от говна до изысканнейших ароматов. Как я счастлив, когда эта, в полном смысле этого слова, вакханка выпрыгивает из меня и озаряет мир радугой своего совершенства.

Маргарита Быстрякова

Следующая. Подождите, задеру голову. На эту можно и должно смотреть только снизу вверх. Особенно, если она уже на сцене. А она всегда на сцене. Стопроцентный гермафродит. Мужское и женское в единстве, в красиво и тотально надежно сплетенном морском узле. Как она однажды послала меня на три святых буквы, вы бы слышали. Я чуть не излился катарсисом. Её зрачки – это глаза возбужденного, изнывающего от сладострастия, французского бульдога. А её ноздри! Распознать моменты, когда приближаться к ней опасно, можно по ноздрям. Из них извергается реальный пар и искры. Мечтаю в эти моменты справиться со своим глубинным страхом и прислонить ладонь к кончику её носа. Уверен, я получу ожог. Гармоничное сочетание мужского и женского запечатлено, скроено, подшито и подтянуто в ней, как в дорогом костюме от кутюрье. И речь сейчас идет не только о её фигуре, но и о мозге. Она уникум. Самое совершенное создание на земле. Такое ощущение, что ей никто не нужен. Она тотально самодостаточна. И именно такой должна быть истинная актриса. Я уверен, что она первая из всех моих личин преодолеет самое сложное препятствие на пути – иллюзию любви, и взлетит даже над нею. Бог мой, как она прекрасна! Вы её Сальвадора видели? А Шиву? Разин, Тайлер, Лилит (первая жена Адама) – и что не роль, то взрывоопасная эрекция! Красота и завершенность в каждом жесте. Ум в каждой морщинке вокруг глаз. Харизма в каждом слове. Вокруг неё всегда мужчины. И это единственное, что меня в ней расстраивает. Как это возможно вообще? Что с ними обсуждать? Они же все без воображения. Бог мой, как я прекрасен, когда я это она.

Анна Зарянкина

Далее. Та, кого я сам боюсь больше всего. И не дай бог когда-нибудь ей полностью выйти из меня наружу. Она воплощенный ужас и беспредельность. И это моё признание стоит на костях реального опыта. Главная тягловая сила моей убежденности в непобедимости. Надо хорошо кормить и хвалить. Но говорить ей слова о любви сложнее всего. Родина-мать в Волгограде – это она. Арена Колизея, усыпанная опилками, вперемешку с кровью и выпущенными наружу кишками – это она. Вы её Джоконду видели? Она не отделима от этого, тотально безжалостного взгляда сквозь вечность. Всё, что написано об этой картине – всё про неё. Святость и скотство. Весь пакет, по умолчанию, под завязку. На ней нужно пахать, пахать, и пахать. И кормить. И опять пахать. И опять кормить. Не бойтесь её, пока вы её любите, и спасайтесь бегством, если разлюбили. Как она прекрасна в своём Гудини! Именно этому персонажу принадлежат слова: «Никогда не хвалите великих. Они делают то, что делают не для вас. И тем более не за ваши жалкие аплодисменты». Сглотнули? После этой выходки она уходит со сцены, и в зале не раздается ни одного хлопка – вершина мастерства артиста. Уверен, что она первая из всей команды преодолеет жажду славы во мне. А Козла Отпущения видели? А Айседору? Что не роль, то высказывание. Что не выход, то взрыв тишины. Если вы не видели её, затянутого в пояс шахида, Джокера, то вы не знаете, что такое Хаос! Как вам сознание того факта, что приходится удерживать внутри себя и такое «бездонство»?

Александра Грин

Юлия Лазерсон

Теперь – дитя судьбы. Еще один гермафродит, но чуть моложе, чем во втором случае. И пока чуть менее доверяющий своему «бездонству», чем в третьем. Мой возлюбленный Ребис и Сфинкс в одном. Воплощение юности и бойцовской упертости. Ей пока тяжелее всех. И, тем не менее, волею обстоятельств, она самая удачливая. И оказаться в окружении беспощадно мощных партнерш-тиранш, что опытом и мастерством готовы подмять под себя даже зрелых мастеров, это ещё пол беды, но куда деть юность и присущие этой юности магнетизм и очарование? Воля и красота – два крыла её таланта. Можно бесконечно любоваться, с какой настырностью она, как губка, впитывает среду зрелого (гораздо более зрелого, чем она) окружения. Именно в её теле я произношу знаменитую фразу Марии Магдалены: «Сейчас будет грязно!» Именно её Маяковский чеканит: «Лошадь, не надо. Лошадь, послушайте – чего вы думаете, что вы сих плоше?» Где не возьмет красотой, возьмет упорством. Плюс ненасытное тщеславие и ярость быть наравне со всеми. Но есть и проблема. Большая. Страх не успеть. Думаю, она будет первой из моих субличностей, что преодолеет страсть к творчеству как таковому. Когда увидите её «Пьяный корабль» Артюра Рэмбо, поймете, про что я.

Юлия Железняк

И наконец, самая любимая, просто потому что без этих слов она не существует! Самая ранимая, щедрая и беззащитная. Если бы не стала актрисой, была бы проституткой. И хотя в каждой из пятерых таланта бездна, в этой на маленький наперсток больше. Просто потому, что ей надо в это верить. Она божественна. Её преданность и щедрость не знают границ. Она готова отдавать себя кубометрами и мега тоннами. Совершенно не умеет думать, но сканирует происходящее каким-то другим органом, какого у других нет и в помине. Вы её Каллас видели? Уверяю, она не понимает ни одного слова из сказанного. Но тело все в мурашках, слезы текут, потому что вам отдают себя всю. Неуправляемо-катарсичная, чудовищно-всепоглощающая щедрость. Нижинский, Вертинский, Моррисон, Раневская, Элвис Пресли. Она не умеет шутить, часто не понимает, что над ней шутят. Прирожденный трагик. Сара Бернар. Если вы поставите на эту лошадку, она сдохнет, но вас вытянет. Идеальный образ санитарки, что вытаскивает раненых с поля боя.

Нет, вы представляете, кого приходится в себе носить? И как, скажите, так случилось, что вокруг меня собрались такие, потрясающие своей красотой, силой и талантом пять Валькирий – пять тотально разных ипостасей? И я абсолютно уверен (и надеюсь, эту мою идею вы не воспримите настолько серьезно, чтобы над ней не улыбнуться), что я несомненно был каждой из них в прошлых жизнях или параллельных мирах, или каких там еще возможно измерениях. И что, интересно, было сделано мной (может в позапрошлых или в параллельно параллельным мирах и измерениях), чтобы заслужить это счастье любоваться собой в каждой из них, как в зеркальных отражениях? И ответа, кроме как – все они – частички моего собственного вдохновения, интуиции и всесокрушительной воли к игре, я, хоть убейте, не нахожу.

Теперь очередь за мужским пасьянсом. Их семь. И какую бы аналогию найти здесь? Четыре искусства Мастера – мало. Десять слонов Пути игры – много. Возьмем семь струн Спиральной динамики Грейвза. Какая из струн является чьей доминантой пусть выискивают и делят сами. С мужиками нет смысла расшаркиваться. Начну с первого, пойманного за уши или за бубенчики.

Сергей Друзьяк

Итак, вот она – моя первая и, скорее всего, самая горячо любимая ипостась – абсолютный дурак! Как говорится, легкая придурковатость делает человека практически неуязвимым. Самый обаятельный, добрый и сердечный из всех. Больше всех опирается на интуицию и случай и, оказываясь в состояниях потока, иногда более чем точно воздействует на зрителя. Идеальный артист для режиссерского театра, чье время (с моей точки зрения) безвозвратно ушло. Выполнит любую задачу, но на следующей репетиции выяснится, что ничего не запомнил, и надо все начинать сначала. На протяжении трех лет, играя Арлекиниаду, редкий случай, если кому-нибудь из партнеров не расшиб голову. Четыре года напряженного командного эксперимента протекли как дорогое вино сквозь его пальцы. И даже те, кто пару лет назад ещё покупались на придурковато-очаровательный стиль его неуязвимости, сегодня уже опускают глаза в пол, понимая, что бриллиантовые россыпи командного опыта просыпались сквозь щели в досках его крыши. И, тем не менее, и на старуху бывает проруха, и около месяца назад он поинтересовался у меня, что означает слово «импринт» (что в обиходе командного лексикона используется уже несколько лет). В эти моменты во мне просыпается сентиментальная надежда, что я всё же успею узреть в этой своей субличности пробуждение осознанного уважения к своему (без умаления нюансов) грандиозному таланту. А пока, исключая Башлачева (и Макса – главного героя Арлекиниады, в которой на него работает вся команда), Питер пен, Фавн и Распутин – это 10-15 % той мощи, что скрыта как в этих персонажах, так и в актерской предрасположенности этой части меня. Но как я уже говорил – легкая придурковатость делает человека фактически неуязвимым.

Следующий. Тотальная противоположность первому. Воплощение породы и качества везде и во всем – от выбора женщин, ролей и ювелирных украшений, до мест отдыха, музыкальных инструментов и одежды. Страсть к предельному совершенству и законченности у него фатальна. Иногда хочется, чтобы хоть что-то оставил без внимания, бросил на волю случая, был чуть более небрежен с окончаниями. Иногда я думаю, что если поместить в алхимическую реторту ингредиенты первого и второго, то получился бы великий артист. Хотя, найти такого среди мужчин (говорю со всей ответственностью) фактически невозможно. В общем, если бы я выбирал коня для презентации на параде своей многоликости, то выбрал бы именно эту свою субличность. Стопроцентный герой арабских легенд. Самостоятельный, независимый, быстрый, настойчивый, щедрый. Как шепчет мне интуиция – первый из всех, кто найдет свой собственный ориентир и, возможно даже, оставит команду, желая гарцевать к вершине своей иллюзии в полном одиночестве. Один из немногих (помимо девок, конечно), кто взял весь четырехлетний пакет целиком. И хотя мне, время от времени, до сих пор удается преподносить ему маленькие уроки, это скорее уже шлифовка, лакировка, педагогический понт с моей стороны. Коко Шанель, Рей Чарльз, Януш Корчак, граф Родчестер, Ал Капоне и мн. др. его роли – бесспорные шедевры. И если б вы знали, какое это счастье – видеть на что я способен.

Андрей Ланд

Конечно, не обойтись и без кровавого бастарда с высокой грузинской родословной, такое тоже бывает и есть. Жажда самоуничтожения в нём не знает границ. Уверен, он будет первой из моего ролевого многообразия, что растворится в пустоте, настолько ненавидит себя как форму. Все его персонажи – самоубийцы или безумцы. Причем с ярковыраженными садомазохистскими наклонностями. Мисима, Де Сад, Клайд Бэрроу, Врубель, Курт Кобейн. Иногда мне кажется, что его ум перепутал тело. Он должен был родиться женщиной, настолько его внутренний мир алогичен и жаждет боли. Его маркиза Де Помпадур – это на 100 % склад его собственного ума. Когда его садомазохизм просыпается во мне, я начинаю серьезно себя побаиваться. Прорасти он в другой культуре, его страстью было бы самобичевание или смерть от сэппуки (харакири), хотя и то, и другое он уже сыграл, как на сцене, так и в жизни. Счастье от созерцания тех глубин, на которые претендует этот, ещё не окрепший для таких амбиций персонаж, доставляет мне истинное наслаждение. Через его де Сада часто проглядывает мой Фолиаль (тот самый, что когда-то вышвырнул меня из профессии на 10 лет). То, с каким упорством этот персонаж протискивается сквозь третью пренатальную матрицу Грофа, заставляет мой взгляд увлажниться. Но с другой стороны, осознание глубинных детских импринтов уже случилось, уже стало объектом исследования, уже выплеснулось на зрителя под маской Маленького принца, и сидя в первом ряду, я спокойно вытираю свои глаза белым платочком, продолжая ждать последнего акта, перед его катарсичным превращением в бабочку.

Самик Какиашвили

Далее, самый совершенный хитрец из всех. Настолько хитрый, что уже достиг (как кажется) мастерства перехитрить даже самого себя. Он больше всех близок к моей собственной природе, и поэтому я более других чувствую, насколько ему тяжело с самим собой. От других он легко может спрятаться, от себя же, хоть и очень старается, убежать не получается. Постоянно наступает себе на пятки и себе же сам мешает развить настоящую скорость. Прекрасен в Мольере и Обломове – самой органичной и искренней своей ипостаси (хотя второго на сцене никогда не играл). Тотально уверен, что никто не способен просчитать его тонких манипуляций, хотя на самом деле они шиты красными, галогеновыми проволочками. Считает, что может сформировать своё развитие чужими руками. При этом изумительно хорошо создает коллективную атмосферу расслабленности и потенциальности. Легко и быстро чарует женщин, воодушевляя их открытость и развитие, искусной болтовней. Но когда его ум действительно соответствует размерам его скелета, что бывает крайне редко, когда из комнаты кривых зеркал выныривает его тотальность, происходит чудо. Он становится невообразимо прекрасным, тягловым, ответственным, магнетичным. Думаю, более чем на месте оказался бы в роду войск римских легионов, под названием Велиты. Не имея никакой защиты, и могущие рассчитывать только на свою верткость, эти персонажи были вооружены только тем, что подворачивалось под руку, и т. н. талантом оскорблять. Трибуны выставляли их перед курией для того, чтобы те, своим убойным сарказмом, метанием какашек, уничижительными речитативами и гнойным юмором задирали противника. И когда туповатые варвары, исполненные наивной обиды, бросались на обидчиков, велиты просто исчезали за щитами профессиональных легионеров. Его Мольер, Колобок, Пикассо – все, как на подбор, язвительные трикстеры и безжалостные тролли. Не уверен, что выживет на Эвересте. Скорее всего придется оставить на подъеме.

Никита Грибанов

Следующий – ещё один бриллиант из короны моей «святой самовлюбленности». Именно через эту субличность моя персональная нарциссическая крайность достигает своего предела. Пиковое воплощение чарующих женских активностей в мужском теле. Тотальная ранимость и уязвимость за стройным мускулистым фасадом. Из всей мужской части команды его легче всего представить женщиной. Любит юбки и обильный грим. Наблюдать с каким вожделением он растворяется в своих отражениях в зеркале перед каждой Арлекиниадой, нанося на себя тонны грима, приводит меня в трепет от сознания глубинной преданности профессии. Восхитительно играет все свои роли – Нарцисс, Достоевский, Леонардо, Караваджо, Андрей Миронов, Салтыков-Щедрин, Чаплин, Есенин, Чеширский кот и мн. др. Высокомерная надменность и пренебрежение, с какой он относится к психологическим изыскам командного эксперимента, сознательно дистанцируя себя от целого, злит и более чем досадует меня. Но аромат, что струится от его присутствия на сцене, окупает всё. На него можно смотреть бесконечно. Магнетичен, остроумен, увертлив, эдакий молодой Марлон Брандо, цедящий сквозь зубы: «Настоящий актер не слушает, когда говорят не о нем.» Не уверен, что когда-нибудь вырвется из импринтов фатального нарциссизма, и скорее всего будет первой жертвой, кого команда должна будет оставить на съедение его прожорливой самовлюбленности, в лапах которой, он скорее всего и погибнет. Последняя реплика написана, конечно же, не как пророчество, но как последняя надежда, что кто-нибудь из многоликой свиты оторвет его, наконец, от водной глади, и, увидев этот текст, он внезапно прозреет до предположения, что в мире есть кто-то еще кроме него.

Максим Митяшин

Ди Логвинов

Следующего описать пока трудно. Ещё не так прожарен, как хотелось бы. Но потенция хорошего бифштекса с кровью уже на лицо. Вечные сомнения и метания – театр или математика. Я с вами – я не с вами; я хочу – я не хочу… Откровенно достал! И, тем не менее, – единственный в команде, кто выбрал самую правильную стратегию развития, стратегию каннибала. Именно её, кстати, до сих пор использую в отношениях с учителями и я сам. Суть в том, чтобы просто сожрать мастера своей любовью и преданностью. Сожрать со всеми потрохами, достоинствами и недостатками, прожаренным или нет. По сути, стать им. Подражание и отождествление – главный ключ к успеху. Делать всё как учитель – есть, пить, играть, медитировать, совращать. И успехи на лицо. Единственный из команды, не имея актерского образования (героически пробиваясь через логически организованный ум), за четыре года интенсивной преданности обогнал в своем развитии многих, кто пришел в театр с амбициями законченных артистов. Посмотрите на его Мальчиша-Кибальчиша в Арлекиниаде, или на Савонароллу в «Закрой глаза и смотри», и вы убедитесь, что перед вами тотально профессиональный артист – глубокий, точный, с ясной авторской интонацией. Но преодоление главных импринтов детства, судя по всему, ещё впереди. А следовательно, и непредсказуемость решений, которые будут приняты на новых этапах. Должен знать, что будет отпущен «за тридевять дальных далей» с легкостью.

Юрий Шибанов

И последний из 12 апостолов – единственный, кого описывать не имею права, просто из вопросов корректности. И, тем не менее, не сделать этого нет возможности – он часть командного эксперимента. И если все остальные только кажутся сумасшедшими, то этот – настоящий. Систематические транквилизаторы – норма его жизни. И театр его сознания действительно большая загадка для меня. Моя любовь к нему безгранична. Трогательность, которую он вызывает, выходя на сцену, выдавливает из сердца последнюю влагу. Но есть и недостатки – полное отсутствие памяти. Текст в три предложения заучивает годами. Нет никого, кто мог бы сравниться с ним в юморе и самоиронии. Неординарность его подходов ошеломляет. Раздеться до костей, облиться медом, обсыпаться перьями и проорать монолог полный осмысленной образности на петушинном – это стиль его понимания профессии. В процессе работы над Арлекиниадой, вышел однажды на сцену, минуту молча стоял и смотрел в зал. Потом, с внезапным ором, плюхнул себе на голову 5-литровую кастрюлю сметаны и снова стоял минуту, обтекая, с трагическим, полным боли и космического сострадания к миру людей выражением лица. В зале не было ни одного человека, кто усидел бы в кресле. Все катались по полу от смеха. Этюд не вошел в спектакль. Какой театр разорится на такое количество сметаны и костюмы, которые после каждого шоу нужно отстирывать и приводить в порядок. Восхитителен в импровизации и сценах без текста. Такое ощущение, что его внутренний мир гораздо лучше справляется со смыслами жизни – вне слов. Они, в общем-то, ему и не нужны. Его творчество жаждет свободы и сиюминутности. Но театр – искусство повтора и командной ответственности. С огромным сочувствием храню память об этой своей личности в своем сердце.

Вот она – дикая орда моих камикадзе, скоростям развития которых я готов неустанно аплодировать, бесконечно опрокидывая на них свою радость и ваджрную (алмазную) гордость, т. к. интенсивность роста, с которой они справляются на протяжении вот уже пяти лет моего безжалостного эксперимента, действительно достойны восхищения.

В общем, закулисье уникального командного эксперимента, о котором я (их высочество многоликость) хочу вам поведать – на 100 % их детище. И каждый спектакль или тренинг отдавая вас на растерзание своре своих шакалят, я искренне предупреждаю вас – будьте с ними осторожны! Ради забавы не кормите с рук, оттяпают, даже не заметите. Благодаря молодости, они чуть более кровожадны, чем даже я, так что лучше уважительно относитесь к их естественной нетерпимости и страстному желанию набросить на себя неукротимую многоликость Богов игры. То есть, почаще вспоминайте сказки братьев Гримм, на которых выросло моё, более чем не сентиментальное поколение: «маленькие отрубленные ножки в красных башмачках побежали по дорожке…» ну и т. д. Одним словом, каждая из моих субличностей – это несомненно Он! Прямо здесь и сейчас! Не кто иной, как сам Повелитель игр! И в этом смысле я спешу склониться к ногам населяющего меня множества, в знак признательности их воли и последовательности, и каждый раз приглашая их на сцену, словно на празднество Элевсинских или Дионисийских мистерий, я призываю их разбрызгать свой талант и опыт, своё понимание «Phaenomenon ludi», дополняя и раскрашивая тем самым мой портрет, и, несомненно, принося в него свою зоркость, образность, и, конечно же, боле острое чувствование времени.

О, возлюбленный мой LORD OF THE GAME, как они прекрасны! Что не маска, то произведение высоко организованного импринта! И глядя на это совершенство, я снова и снова не устаю восклицать – как прекрасен я в многоликой бездонности их творческих возможностей! И я действительно не могу понять, как могут жить другие Мастера, если им не выпало счастье иметь такой бездонный шкафчик с нежданчиками.