Текст книги "Феномен игры"

Навигационный план, или четыре правила

Игры непостижима власть – мутит рассудок эта страсть.

Себастьян Брант «Корабль дураков»

Чем ты умнее, тем смешнее для тебя то, что ты видишь.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не ржать в голос, курсируя по кругу, состоящему из повседневных игр.

Теренс МакКена

Итак, текст этот более чем провокативен, более чем игрив и пружинист, но он не был задуман таким изначально. Скажу по секрету, задумывался он совсем даже другим. Более структурным, системным, с большим количеством схем и практик. И с искренней мотивацией – всё для всех сделать ясным. И Татьяна Мужицкая, мой большой друг (в чем-то персональный психотерапевт) и маститый (с многолетним стажем психонавтики) НЛП-мастер, тому свидетель.

Дело в том, что я описывал ей свою задумку около года назад. И уверен, она очень удивится, когда возьмет в руки этот текст, так как он представляет собой диаметрально противоположный рассказанному формат. И так всегда в лаборатории Артиста – интеллект задумывает одно, а из подсознания рвется совершенно другое.

И говоря словами Станиславского: «Здесь хочется задать наивно звучащий вопрос: почему чуть ли не самое главное в творчестве (и не только художественном) – уважительно относиться к под-и-сверх-сознанию?» И главное слово здесь, конечно же, – УВАЖИТЕЛЬНО.

В общем, ПРАВИЛО № 1 и самое главное предостережение на минном поле данного текста – ОН ПИШЕТ СЕБЯ САМ! И здесь, говоря словами моих безумных друзей алхимиков: «Аliquis modus ludendi» – возможен любой формат игры! И именно поэтому найти виновных (если с вами после прочтения случится что-то, на что вы не рассчитывали) вам не представится возможным! Дело в том, что психоделическая самодиктуемость этого текста – из разряда природы самой Самоосвобождающейся Игры. Помните? «Я сам себя создал! Сам себе всё подчинил!» Или из египетской классики: «Из собственного семени своего Себя сотворил Я!» И текст этот не может иначе. Он обречен быть свободным от необходимости все делать понятным, ясным, доходчивым. Он прекрасно осведомлен, что может освободить себя только по ходу себя самого, посредством туго закрученного сюжета и барабанной дроби конфликтных последовательностей. И только так есть смысл воспринимать всё, что будет происходить во временной последовательности челночных движений ваших зрачков, слева направо, слева направо. И всё это означает, что если что-то глубоко интуитивное воодушевляет вас сейчас на это действие, то прямо с этого момента вы должны сказать себе следующее – Я ЦЕЛИКОМ И ПОЛНОСТЬЮ БЕРУ НА СЕБЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ПОСЛЕДСТВИЯ! ТО ЕСТЬ, ОКОНЧАТЕЛЬНО И БЕСПОВОРОТНО, Я ПРИЗНАЮ, ЧТО – ЭТА КНИГА ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ ЛЮДЕЙ!

Переходя к второму правилу, я хочу указать на извращенную игру с пульсирующими сгустками нейронных пучков (что большинство из нас знает как алфавит), в котором перебирая закорючки букв как струны, мы зажимаем необходимые лады и, складывая в пружинистые словесные сочетания, планируем рождать музыку неуловимых, но так возбуждающих мозг смыслов. И буквы, слова, ноты, конечно же, мертвы, это камни, что-то неживое, высохшее до символа, до знака. А вот пьянящая образность самой музыки, порождающая в Театре сознания вакхическую (иного слова и не подобрать) образность, это совсем другое. И фокус этой забавы, конечно же, в том, что игра эта разворачивает свою вакхичность не только внутри наших голов. И именно поэтому (и возможно кому-то это покажется окончательным диагнозом), все персонажи исторического прошлого, к которым я буду обращаться по ходу повествования, как бы далеко и высоко во времени и пространстве они не находились, это будут изначально мои друзья и учителя, с которыми я буду вести прямой диалог здесь и сейчас. И даже более того, я сам перед вами их и сыграю.

Возьмем, к примеру, вот это письмо. Оно от одного моего сердечного друга. Почтальон принес его мне сегодня утром: «Совсем близки те времена, о друг мой, когда ты будешь читать свои стихи самому Гомеру, я же буду обсуждать свои чертежи с самим Архимедом»… Как вы думаете, от кого оно? Этого моего друга зовут Никола Тесла. Мы встречались с ним прошлой зимой, он прекрасно себя чувствует, и передает всем жителям XXI века большой привет.

В общем, когда я говорю, что в каждом атоме моего тела живет злодей или гений, я совсем даже не кокетничаю. И когда вы слышите текст, типа: «Это я построил все эти храмы, написал все эти чудесные песни, открыл все эти восхитительные законы, как механического, так и квантового миров, рождался и умирал миллиарды раз, – то прошу вас быть снисходительными и осторожными, ведь каждый из нас – вершина всей эволюционной пирамиды, и всё человечество работало на это самое мгновение, чтобы дать нам шанс – осветить мир новыми смыслами и, как следствие, обменяться ими друг с другом.

Итак, ПРАВИЛО № 2 – на данное шоу прямо сейчас, работают несметные триллионы ингредиентов, случайных составляющих из прошлого и будущего всех бездн вместе взятых. Всё-всё, что было пережито человечеством за все времена, будучи закодированным в космической пыли, из которой мы все (как биологическая материя) и родом. И эта бесконечно игриво плетущаяся двойная спираль Реальности (соединяющая воедино того, кто смотрит, и то, на что смотрят) как символ космического единства и единовременности, конечно же поразительна, т. к. не говорит на языке слов, цифр и концепций. Не говорит даже на языке химических элементов (рождающих психоделию наиновейших открытий) или на каком-либо другом языке, доступном людской страсти к систематизации. Она говорит на языке, неточность, нелинейность, неструктурность и тотальную хаотичность которого можно представить себе только войдя в контекст глубинного безмолвия и абсолютной свободы от субьект-объектного деления. Языке, что крайне редко, но ещё можно услышать на сценах мира (в его затерянных закоулках), в предельных актах самопожертвования, где уткнув свою козломордую харю в слепящий свет прожекторов, некий оборванец на очень краткое время вспыхивает артикуляцией глубинных воспоминаний, более чем странных гортанных переливов, благодаря пульсации которых, все живое в одно мгновение возвращается к истокам, сливаясь в неделимой пульсации бытия как такового – тотально непознаваемого, непередаваемого, неизмеримого, неопределимого.

Язык этот, проще всего назвать музыкой, или танцем. И если вы решитесь войти в пучину его хаотичности, он потребует от вас гораздо больших усилий, чем изучение скрипки или санскрита, или любого другого инструмента, владение которыми воспевается человечеством как что-то запредельное, вызывая восторг и преклонение, потому что инструмент Игры (главным символом которого, несомненно является человеческий Мозг) творит и развивает себя по ходу своего собственного изучения. И это – ПРАВИЛО № 3, к которому, вступая на территорию этой книги, есть смысл отнестись уважительно. И точно так же, как Самоосвобождающаяся игра никогда не будет освобождена собой от себя самой, просто потому, что у неё нет такой цели, так и Язык Игры никогда не достигнет своей исчерпанности. И здесь, совсем в стиле Джеймса П. Карса, автора бестселлера «Конечные и бесконечные игры», есть смысл просто расслабиться, и понять, наконец, что подобно темной материи, на 98 % пространство всегда будет недоступным для человеческого честолюбия.

Так, более чем осторожно подкрадываясь к этому явлению (а чуть выше мы выяснили, что оно – живое, и относиться к нему следует как к самоформирующему себя же образованию), я выработал стиль т. н. Силовых полей, в которых всему многообразию участвующих в творении явлений дается право проявить свою творческую силу и активность. И несмотря на то, что внутри каждого из нас бурлят космические страсти, и каждый из нас «сам себе автор», тем не менее, даже Вселенная, изначально пребывая в неделимости, в определенный момент создала условия для разделения, чтобы узреть и насладиться безграничной красочностью своей мультиоргазмичности (извините, – мультикатарсичности). Но подробнее об этом чуть дальше, дальше.

И последнее (более чем интригующее) предостережение – ПРАВИЛО № 4 – я начинаю эту книгу с той точки, когда всё изложенное в ней уже не важно. Ни одна из метафор, ни одна из трактовок, ни один из способов объяснить то, что хочется объяснить, уже не имеют смысла. И это делает эту книгу чудовищно бессмысленной. И ваше право читать её или нет. И в такой постановке вопроса, конечно же, кроется мерзкая и более чем циничная провокация. То есть вы с самого начала знаете, что читать эту книгу совершенно бессмысленно, и результатом её прочтения будет тот факт, что вы потратили время зря.

И ЭТО ПОСЛЕДНИЙ ПИРУЭТ ЛОВКОГО ИНТРИГАНА, КОТОРЫЙ ДОСТАТОЧНО (И ДАЖЕ БОЛЕЕ ЧЕМ) ЦЕНИТ ИЗЛОЖЕННЫЙ ЗДЕСЬ МАТЕРИАЛ, И ПРИНЦИПИАЛЬНО НЕ ХОЧЕТ МЕТАТЬ БИСЕР ПЕРЕД ОСОБЯМИ, ДАЛЕКО НЕ ДОСТОЙНЫМИ ТОЙ ИНФОРМАЦИИ, КАКУЮ ОНИ НЕ В СОСТОЯНИИ БУДУТ НИ ПРОЖЕВАТЬ, НИ ПРОГЛОТИТЬ, НИ ПЕРЕВАРИТЬ, НИ, ТЕМ БОЛЕЕ, УСВОИТЬ.

Но возможно… как говорится, чем шут не шутит, оказавшись в той самой финальной точке, вы внезапно осознаете не только бессмысленность потраченного времени, но и что-то ещё, а именно, что самое важное начинается тогда, когда всё остальное останавливается, теряет смысл, замирает, исчезает, и тогда иллюзия реальности обнаруживает свой сияющий всеми красками, в высшей степени созидательный, обман.

Итак, четыре главных правила помогут вам удержать равновесие в восприятии содержания, упакованного под корочку этой книги:

1. ОНА – ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ ЛЮДЕЙ;

2. ОНА – ЕДИНА СО ВСЕМ, И УРОВЕНЬ ОПАСНОСТИ ЭТОГО – НЕИЗВЕСТЕН;

3. ОНА – МАНИФЕСТИРУЕТ СОВЕРШЕННО НОВЫЙ ЯЗЫК – ЯЗЫК ИГРЫ;

4. ОНА – ЗА ПРЕДЕЛАМИ СМЫСЛА, ТАК ЧТО ИЗНАЧАЛЬНО БЕССМЫСЛЕННО ЕГО ИСКАТЬ.

Теперь же, когда все карты раскрыты и прятаться за интригу уже бессмысленно, ближе к сюжету. А то всё воздушные пузыри и реверансы, а когда же мясо? Когда же настоящая еда?

Перемотка

Прошу у вас прощения, господа, за наглый ум, Что на таких подмостках жалких, как здесь, Где петухам лишь в пору биться, Изобразить решил высокий сей предмет.

Уильям Шекспир

Вам никогда не казалось странным, что ваш мизинец в точности подходит к вашей ноздре?

Теренс МакКена

Итак, история эта началась много лет назад, примерно около 50-ти. Я с мамой живу в городе Нарва. В четыре года она приводит меня во Дворец пионеров и отпускает на волю ветра. Ей всегда было не до меня. Она была очень радостным и более чем любвеобильным человеком – шесть официальных браков, не считая ошибок, как она сама говорила. И вот, оказавшись в воздушных потоках, я уже иду в хор, в танцевальный, в судомодельный, в керамический кружки, но мне нигде не нравится. Везде слишком много муштры и правил. И в итоге, следуя некоему магнетизму, я уже оказываюсь на третьем этаже величественного здания городской ратуши (Дворец пионеров находился тогда в этом здании) и, толкнув ножкой 4-летнего мальчика большую, тяжелую (как мне тогда показалось) дверь, обнаружил себя в темном помещении, где из темноты, как звезды с ночного неба, на меня смотрели тысячи глаз. По крайней мере, так это полное трепета и ужаса переживание сохранила моя детская память. Страх был настолько велик, что я не мог даже пошевелиться. И вот, словно в сказках братьев Гримм (которые мы с мамой очень любили) в глубине комнаты уже раздается скрежещущий звук открывающейся двери, и из глубины этого глазастого мрака появляется старая женщина с копной седых волос на голове. Чуть позже, при ближайшем рассмотрении, я, конечно, разгляжу в ней фею, но в первый момент она, конечно же, показалась мне ведьмой. И вот она уже зажигает свет, и я понимаю, что глаза, смотрящие на меня из темноты, это маленькие человечки, в разнобой висящие по стенам комнаты. Мне на ум опять пришли сказки кровожадных братьев, а вы вероятно знаете, что в их «Золушке», например, дочери злобной мачехи, меряя хрустальную туфельку, совсем даже не поджимали свои пальчики и пяточки, мачеха просто отрезала им их. И вот, заметив маленького гостя, старушка эта совершенно без паузы (вероятно, этот трюк был отработан у неё до деталей) уже снимает со стены одного из человечков и, ловко манипулируя нитями, подводит ко мне, и человечек этот уже протягивает мне свою деревянную ручку. Мое внимание тут же переключается на него, я вижу живое и даже как бы подмигивающее мне, веснушчатое, очень дружелюбное лицо (позже я узнаю, что это был сам Портняжка из сказки «Храбрый портняжка») и слышу насмешливый, скрипучий голос: «Здравствуй, мальчик.» Скажу честно, я чуть не описался от счастья и страха. Через паузу я вспомнил, что нужно что-то ответить и, запинаясь, сказал: «Здравствуйте».

– Как тебя зовут? – спросил Портняжка.

– Егор – ответил я. Я не знаю, почему я соврал. У меня в детском саду был друг Егор. С ним под лестницей мы, тайком от всех, заговорщецки пели матерные частушки и очень гордились своим свободомыслием. Возможно, я считал его чуть смелее себя и, для пущей храбрости, в этот, более чем волнительный момент, решил стать им. Все-таки надежнее, чем собой.

– Пойдем, Егор – сказал Портняжка, – я покажу тебе свою сказку.

Я не знаю, почему я поверил своему проводнику. Но лицо моё расплылось в улыбке, я взял деревянную ручку обеими руками, и мы пошли.

Так я пропал. И более того (как я осознаю это событие спустя годы) именно так много миллиардов лет назад случился Большой взрыв. И все началось. И Вселенная судьбы маленького артиста стала расширяться уже в стартовой вспышке, неся собой эволюционную динамику кодов ДНК и РНК… ну, по крайней мере сейчас мне кажется, что всё было именно так.

Вторая история, какую я не могу не рассказать и которая оказала на меня эпохально-программирующее действие, случится в 12 лет. У нашей дворовой команды был ритуал – каждую весну на великах мы выезжали на карьер купаться. Важно сказать, что на дворе апрель месяц. Всё в снегу. Но вода в карьере теплая за счет того, что в него впадает речушка, протекающая сквозь стоящую поодаль электростанцию, где она остужает какие-то баки. В общем, несмотря на то, что по берегам карьер весь во льду, в центре вода теплая, а в некоторых частях даже горячая (вероятно именно там были проложены сточные трубы). Чтобы плюхнуться в теплую воду, нужно было быстро, чтобы босые ноги не успели примерзнуть, пробежаться по льду. И вот, все мальчишки уже спрыгивают с велосипедов, сбрасывают одежду, быстро бегут к воде, и все уже плещутся. Со мной же происходит что-то невероятное. То ли ещё неведомое мне, но уже дающее о себе знать половое созревание начинало шутить со мной свои шутки. А среди нас уже были девочки. То ли ещё что-то глубоко бессознательное пробивалось к сознанию… но, сбросив одежду, я замер как вкопанный, не имея возможности сделать ни шага. Головой я прекрасно понимаю, что если задержусь, то обязательно примерзну, но решиться сделать шаг не могу. И вот со стороны друзей уже раздаются шутки, в меня летят брызги и снежки, я же стою, испытывая жгучий стыд и какой-то сковывающий меня целиком ужас.

И вдруг на меня находит. В моем сознании вспыхивает образ боцмана из фильма «Максимка» (его роль, возможно, вы видели, блистательно сыграл в этом фильме Борис Андреев, и картина эта очень тронула меня при просмотре). И вот, потрепав ручкой 12-летнего мальчика волосатую грудь бывалого «морского волка» и физически ощущая покрытое шрамами, все в наколках, громадное, мускулистое тело, окладистую бороду, мозолистые, в канатном битуме, руки, этот и не человек даже, но некое богоподобное существо, уже шлепает по снегу, плюхается в воду и начинает плавать как пароход, рассекая воду мощными, пружинистыми взмахами мускулистых рук.

Проходит около часа, и все друзья уже одеты и уже свистят мне. Я же не могу угомониться. Во мне клокочет невероятной силы воодушевление, благодаря которому внутренние и внешние миры (эти определения возникнут в моем сознании гораздо позже) как бы сплелись в некую единую голограмму. От страха прошлого и будущего, сковывавшего меня чуть раньше, не осталось и следа. Я вылетаю из воды как пингвин, прыгаю обратно как нерка, ношусь по карьеру как бешеный и неукротимый, шучу, хохочу, задираю всех и мне так досадно, что все уже одеты и хотят ехать.

Вывод, который я сформулирую спустя много лет, уже во время обучения в мастерской Зиновия Короготского, будет заключаться в следующем: Пока я это я, человечек из плоти и крови, мир всегда будет большим, а я маленьким. И он всегда будет переигрывать меня, подавляя и подчиняя. Но стоит мне набросить на себя персонажа, который превосходит мои возможности во много раз, т. е. отождествиться с формой равной внешним обстоятельствам по силе и мастерству, я тут же получаю возможность взаимодействовать с ним. На равных.

На самом деле, в тот момент я спонтанно оседлал тот самый «Phaenomenon ludi», о котором и планирую говорить на протяжении этой книги. Я не знаю, благодаря чему это произошло тогда. В то время у меня не было механизмов каким образом отследить этот процесс. И, тем не менее, это своё открытие я размещу в самом центре системы «Путь игры», а всё остальное явится уже методологической инкрустацией, позволяющей достигнуть виртуозности переключения внутренних возможностей.

Если посмотреть на историю людей, на историю эволюции социальных и религиозных институтов, на историю человеческой культуры в целом, то мы увидим, что Театр этот, прежде всего, эксплуатировал именно Феномен игры и перевоплощения. И с самой древности мы знаем о ритуальных заклинаниях, плясках вокруг начерченного на земле изображения врага или животного (мамонта или саблезубого тигра), в которого кучка первобытных людей, натертая пеплом, ухая и ахая, кидает свои копья в потребности убедить себя, что враг уже побежден или охота уже закончилась, и непременно удачей.

Мы знаем также о непобедимых воинах, чья психотехника заключалась только в одном – набросить на себя образ некоего воина-исполина, что уже на равных с самой смертью, и здесь в помощь ему и грим, и угрожающие маски, амулеты и геральдика, чья миссия – соединить физическую натренированность с внутренней убежденностью, что он уже нечто большее чем смертный человечек из плоти и крови. И видя жалкую кучку аборигенов, что защищая свою землю, дом, женщин и детей, выходят на бой с громадной армией, аляповато разрисованных, но, благодаря игре воображения и наивных ритуальных изысков, уже готовых отправиться за пределы самой жизни, полководец этой армии уже разворачивает свои отряды, понимая, что бой будет слишком энергозатратным. И решение это более чем понятно, верно? В этих натертых пеплом и наивно размалеванных людях уже нет ничего человеческого, они уже – адская черная дыра, что затянет в свою бездну большую часть не так решительно настроенных солдат.

Вот что такое Феномен игры. Вот какой мощью он обладает. Это феномен тотальной решимости, тотального перевоплощения, или даже перерождения. И, как говорится: «Ни одна армия не велика настолько, чтобы победить нас». И вся история человеческой культуры – это, несомненно, один сплошной «Phaenomenon Ludi», – феномен преодоления страха, феномен смешения внешних обстоятельств и внутренней убежденности в некой образности, независимо от того, сознательно или бессознательно это проявляется.

Годы, проведенные в Народном театре под руководством Юрия Михалева, можно охарактеризовать одной главной фразой: «Никогда не будь удобным для других. По поводу всего имей своё мнение». Человек этот, понимая, вероятно, что-то большее обо мне, чем понимал тогда я сам, будет настойчиво помогать мне поступать в театральный институт и будет даже ездить со мной в Санкт-Петербург (тогда еще Ленинград) на перекладных, чтобы поддержать и направить.

Помню его сквозь усы лукавую улыбку, когда сумбурно, впервые для себя и к большому удивлению для него, я артикулировал термин «Самоорганизующиеся структуры». Я уже не помню, откуда пришло ко мне это словосочетание, и что в 17 лет я под ним подразумевал, но я точно помню, что эта формула очень сильно воодушевляла меня. Что-то я представлял себе посредством неё. Что-то под маской этого термина видел – самоорганизующиеся командные модели, самоорганизующаяся Вселенная… Конечно, мне не хватало информации. Обзор будущего был ещё затянут дымовой завесой. Напряженный период затачивания карандаша ещё только грозил своей пугающей гримасой сквозь сосущее под ложечкой предвосхищение, интригуя и холодя пальцы и кончик носа. И сейчас, конечно же, я не могу трактовать это иначе, кроме как некое воспоминание. Но воспоминание чего и откуда? Почему всю мою жизнь я был уверен, что игра невозможна в одиночку. И всегда, сколько себя помню, был озадачен созданием команд и обязательно – самоорганизующихся, самосознающих себя, вибрирующих сознательностью, творчеством, ответственностью и взаимоподхватом.

Поступая в ЛГИТМиК (Ленинградский Государственный Институт Театра, Музыки и Кинематографии), все этапы, касающиеся творчества, я пройду без особых сложностей. И даже приехав на второй тур, к удивлению своему узнаю, что в списках меня нет. Окажется, что я транзитом направлен на третий. А вот сочинение напишу на круглый кол. Оно будет хорошим, по любимой сказке детства «Волшебник Изумрудного города» Волкова, будет повествовать о всесилии командной сплоченности, но будет тотально безграмотным. И формально я не пройду. Но я так и не узнаю этого. Только спустя много лет, уже после смерти Мастера, его сын Данила Корогодский расскажет мне, что Зиновий Яковлевич собственной персоной ходил в ректорат, стучал кулаком и кричал: «Этот парень мне нужен!» И самая главная его фраза, что раскаленным клеймом опечатает мой мозг на всю оставшуюся жизнь: «Вы не понимаете, если он не будет артистом, он будет преступником». И до сих пор, читая и перечитывая «Алису в Зазеркалье» уже своему сыну, Вильяму, и доходя до места, где Тралляль говорит Алисе, зачарованно смотрящей на спящего короля: «И где ты будешь, если он перестанет снить тебя в своем сне?» – я вспоминаю этот поступок своего великого учителя. Единицу за сочинение мне исправят на троечку.

Я много лет размышлял над этой фразой своего Мастера: «Если не будет артистом, будет преступником». И сегодня убежденность, что всё ткётся из одной и той же энергии, является основой системы Пути игры. И всё в итоге сводится к тому, в какой фантик мы облекаем свою творческую мощь. И если бы волею обстоятельств я оказался на территории криминала, я знаю, что был бы гениальным и более чем изобретательным преступником. То есть, я с огромным уважением отношусь к работе творческого принципа, в каком бы контексте он ни проявился, и действительно преклоняюсь перед Мастерами своего жанра, на какой бы плоскости социального мира они ни разворачивали свой талант. У меня даже есть целая классификация. И я абсолютно искренне отдаю первое место в мире артистической квалификации именно криминальному миру. Просто потому, что игры, из которых ткется эта территория, сопряжены с вопросом жизни и смерти. И недостаток таланта здесь смерти подобен. Ко второй категории я отношу территорию политики – территорию, где фактуру игр формируют большие (очень большие) деньги. К третьей – мир секса, мир интимных услуг и всевозможных развлечений на территории удовлетворения эмоциональных потребностей. И только к четвертой я отношу артистов, мир творчества, театр, кино и пр. пр. пр.

Время обучения в мастерской Корогодского, как и массу других интересных нюансов, промотаем, так как обо всём этом есть смысл написать отдельную книгу. Но суть можно свести к одному – с помощью очень тонких педагогических манипуляций (помимо вставленных в нужное место рук, ног, полушарий мозга и желудочков сердца) Мастер этот загрузил в мою нервную систему основные профессиональные коды, которые я буду распаковывать на протяжении многих-многих лет. И до сих пор, обнаруживая те или иные навыки уже в своих учениках, я ясно осознаю, что их корни уходят именно во времена «14 полукруга» студии Корогодского. И прежде всего это, конечно же, коды действенной природы человеко-артиста. На базарную площадь мира есть смысл выкатываться с активной, действенной (и в какой-то степени даже яростной) позицией. И даже (спустя много лет) войдя в контекст откровений, наглядно доказывающих мне пустотную природу Реальности, её иллюзорность и тотальную (как кажется) бессмысленность любой игры, я не смогу поступиться действенной мудростью, подаренной мне моим главным учителем, органично (как мне думается сегодня) соединяя форму и пустоту (уже в буддийском их понимании) в единый сплав Феномена игры. Одним словом – нет ничего более совершенного, чем материя. Она священна. Наше тело, мозг, эмоции – священны. Материальный мир, окружающий нас – вершина гигантского эволюционного эксперимента. Он – священен. И это как раз тот опыт, каким коронован «Путь игры». Всё на этом Пути делается только ради того, чтобы Роль сверкала в ослепительном величии своего безграничного невежества, своего блистательного и в высшей степени совершенного заблуждения.

На третьем курсе мы начинаем работу над дипломным спектаклем по пьесе Хамзы Хаким Заде Ниязи «Всемогущие». У меня главная роль, Кадыркул – начальник местной жандармерии, человек-варан. По задумке Зиновия Яковлевича, персонажи истории в пиковые моменты должны превращаться в животных, каждый в того, какие черты его больше всего характеризуют, обнаруживая т. н. «зерно роли». Сюжет прост – мой персонаж идёт к власти по головам, настойчиво, не гнушаясь ничем. Спектакль ставится в учебном театре на Моховой, и кресла зрительного зала, с высокими спинками, по замыслу художника Данилы Корогодского замыкают свой круг на сцене. То есть зрительный зал и сцена – одно. Под колосниками расположен золотой ярус элиты, туда и стремится Кадыркул.

Роль не получается. Не рождается. Чувствую насилие над собой. Спотыкаюсь о себя. И вдруг Станислав Митин, наш второй педагог, режиссер этого спектакля, произносит удивительную фразу: «Представь, что играешь не ты, а Чаплин. Не ты, а великий Чаплин». И в этот момент я что-то вспомнил (спасибо учитель). Что-то самое главное.

С этого момента я стал играть великого Чаплина, который играет начальника местной жандармерии. И всё в одно мгновение преобразилось. Я исчез, и появился Кадыркул в исполнении великого Чарли. Смешной и страшный одновременно. Юмор, смысл, энергия создали потоковые состояния, и персонаж полетел. Позже эти состояния я буду находить во многих своих работах, формулируя этот эффект как: «Персонаж нашел себя. Я больше ему не нужен». Но ключ прост – это не ты играешь, но Творческий принцип Вселенной, в какой бы форме он для тебя ни проявился – Чаплин, Барро, Чешляк, Арто, Протей, Шива, Фавн…

По окончании студии Корогодского, на экспериментальной сцене «Пятого этажа» в Ленинградском ТЮЗе, с режиссером Иваном Стависким мы начинаем работу по пьесе Мишеля де Гельдерода «Эскориал». И вот он – мой первый прыжок в т. н. «ужас перевоплощения», бурлящие воды которого просто сворачивают мне шею. Моего персонажа зовут Фолиаль. Это шут до мозга костей, очень крутой мастер своего дела. По сюжету влюблен в королеву, которую отравил сгорающий в огне ревности король. Шут очень подавлен. Оплакивая возлюбленную, он выбит из потока своего мастерства. И вот король уже сажает шута на трон и требует от него игры, манифестируя т. н. «принцип жестокости» театрального искусства. В общем, в моей семейной жизни начинаются проблемы, я веду себя крайне бесконтрольно, крою матом свою милую супругу, благо что не бью, в стены летят тарелки с супом, и я сам не могу понять, что (или кто), в моменты внезапно выстреливающего из меня гнева и других (не менее огненных) эмоций, мной играет. Чуть позже я запишу в своем дневнике, который веду на протяжении многих лет: «Есть очень тонкая взаимосвязь между артистом и играемой им ролью. Иногда жажда предельности размывает границы. И персонаж пьесы внезапно обнаруживает себя за рамками сцены – на территории жизни». Но подробнее об этом в свое время.

Не без кокетства вспоминая этот период и не желая также показаться чрезмерно романтичным в этой своей невротичности, я сознательно не буду углубляться в более подробное описание всего того ужаса (что в полной мере вынесла моя первая жена, Юлия), но чтобы понять всю глубину растерянности и напуганности, достаточно будет сказать, что в финале эпопеи под названием «Эскориал», мой первый брак будет разрушен, я же уйду из профессии на 10 лет.

Сижу дома, занимаюсь рекламой для всех радиостанций Питера вместе взятых. На дворе начало 90-х. Во всю мощь малинового беспредела бушуют последствия перестройки. Театр (как явление) в узком отверстии, что находится в нижней части позвоночника со спины, и выбираться оттуда не собирается. По большей части я живу тем, что перегоняю машины из Германии. Выезжаю на заработки в Норвегию и Швецию, где мою большие грязные ангары, крою рубероидом крыши, заливаю бетоном полы, в общем, выполняю неквалифицированную и самую грязную работу. За это хорошо (в смысле сносно) платят. И за пару месяцев работы там можно хорошо жить год, а то и полтора, здесь. Время от времени сижу перед чистым листом бумаги, тщетно пытаясь справиться с душераздирающей игрой подсознания, что прорывается неконтролируемыми всполохами во сне и мощными пугающими выводами в бодрствующем состоянии. Большую часть времени провожу в одиночестве, не справляю дни рождения, не праздную встречи нового года. Всё кажется бессмысленным и не достойным внимания.

И именно сейчас должно произойти что-то эпохальное, скажет кто-то из вас и не ошибется. Сцена тотально расчищена для выхода одного из главных персонажей моей творческой палитры. И вот, разрабатывая идею для радио-шоу (с радио «Европа Plus» поступает заявка на развлекательное шоу) с обратной стороны экрана компьютера мне внезапно постучали. Галлюцинация? Назовем этот эффект метафорой.

Я, естественно, отозвался, и возник диалог. Он (или оно) стало представляться разными именами, и так возникла интрига, что тотально поглотила меня. Один за другим я стал накликивать диалоги, и так возник основной концепт – «Прямая трансляция из сумасшедшего дома», где один трогательный безумец каждый день просыпается в роли какой-либо исторической личности, гения или злодея, мужчины или женщины, иногда даже явления (Постмодернизм, Русский мат, Число Пи, Кот Шредингера, Золотое сечение, Любовь, Смерть и пр.). Как будто кто-то открыл шланг, и из него мощной струей стали выстреливать персонажи, и хорошо если бы вставали в очередь, так нет, всей толпой на один лист. Честно скажу, мне не хватало рук, чтобы записывать их истории и диалоги. И так, в моем допотопном компьютере, самой первой версии, уже накапливается штук пятьдесят жизней, и все рвутся на обложку, перекрикивая друг друга. Но проект нигде не берут, крутят пальцем у виска, говоря: «Это чистый диагноз, и вряд ли будет продаваться». Я обхожу c этой коллекцией (и кто-то из вас уже узнал в ней идею «Franky-show») все радиостанции Санкт-Петербурга, и везде слышу один и тот же приговор – не формат. Когда же список радиостанций будет исчерпан, я, забив творческий зуд транквилизаторами (хлордиазепоксидом, кажется) смирюсь, и забью всех своих несчастных деток в подземелье черного чемодана, и, более того, замурую в пыльном склепе мрачного подкроватья.