Текст книги "Антибункер. Навигация"

Глава 4
Неожиданные диалоги в эфире

Среди тех, кто действует в поле в гордом одиночестве, существует распространённое мнение, что одному оперировать гораздо безопаснее и проще, нежели парой или в большой группе. Когда рядом с тобой есть кто-то ещё, то ты невольно надеешься, рассчитываешь на его физическую и моральную помощь, наблюдательность, предусмотрительность. Но эта надежда оправдывается далеко не всегда. Порой ситуационно требуются абсолютно все силы, ресурсы, знания и навыки, но ты вынужден отвлекать их на решение проблем спутников. При таком раскладе силы расходуются нерационально, что мешает выполнению поставленной задачи и достижению цели. Частая история, между прочим, если это стихийная группа, а не вооружённые силы или спецслужбы. То, на беду, в вынужденных напарниках попадётся откровенный слабак или просто недостаточно подготовленный человек, то, на двойную беду – нытик, это самый страшный вариант.

Когда выдвигаешься на дело в одиночку, ты сразу максимально концентрируешься. Не отвлекаясь на заботу о ближних и не надеясь ни на кого, кроме самого себя. Ты заострён, нацелен на выполнение задачи, постоянно собран, заранее зная степень возможной расплаты из-за ошибки, которую допустишь только сам, валить будет не на кого. И действительно, поначалу постоянная физическая нагрузка и работа мысли не дают расслабляться и уж тем более скучать. Однако со временем начинает остро не хватать человеческого общения, особенно вербального. Если ты не конченый мизантроп, конечно. Ошибки неизбежно копятся, усталость и раздражение нарастают, а ни посоветоваться, ни помощи попросить не у кого… Даже толком жёстко высказаться не можешь, ведь никто не услышит! Так что долго бытовать или воевать одному плохо.

Вот и я устал. Скорее бы они приезжали. Надо готовиться.

Сев за стол у окна, я прикинул с места обзор подходов к гаражу. Четыре больших автомобильных зеркала, снятые с туристических автобусов или с магистральных тягачей, закреплены снаружи по сторонам от обоих окон. С одной стороны неплохо просматривались река и КрАЗ, с другой – открывался вид на автомобильный мост объездной магистрали Новосибирск – Иркутск, безапелляционно именуемый в народе Путинским, в силу того, что на открытие прилетал именно он. Попытки дать мосту какое-то иное официальное название успехом не увенчались. С помощью этой нехитрой оптической системы обзор из надстройки резко увеличился, начальник гаража явно был человеком многоопытным и по-правильному ленивым. Никто из подчинённых не мог укрыться от его зоркого ока. Большое ему за это человеческое спасибо.

Имей я время, поставил бы ещё и телекамеры наблюдения.

Современные технологии людьми всё ещё используются, точнее, они с новым рвением осваиваются желающими заново. Вот только этих самых желающих оказалось на удивление мало. Цифровую радиосвязь, давно уже не диковинку для специалистов, мы только раскачиваем, на большей части судов стоит старая проверенная радиоаппаратура. Туго идёт модернизация. Как выяснилось, в тяжёлых условиях постапокалипсиса вовсе не большинство людей стремятся к новациям и внедрению самых эффективных достижений цивилизации. Солнечные панели и те пошли с трудом! Мне кажется, что народ чисто инстинктивно больше не доверяет этим достижениям, пытаясь обойтись простейшим и, как ему кажется, надёжным. «Высокотехнологичные изделия привели к войне и чудовищной пандемии, значит, они опасны, повторять этот путь нельзя!» – озвучивание такой мысли я слышал не раз. Не хочет народ, чтобы его ещё раз подвели под монастырь. К замкнутости он тянется, к обособленности. К посконному, к свечам и повозкам на конной тяге. Правда, с лошадями грустно, кто же знал, что на них будет такой спрос.

Однако не всё так плохо. На судах и постоянных базах моей плавгруппы параллельно используется разработанная на базе Motorola GM360 судовая радиостанция «Ермак». По опыту первых месяцев эксплуатации выяснилось, что это вполне надёжное средство качественной УКВ-радиосвязи, её можно ставить и как береговую диспетчерскую станцию. Запрограммированы все каналы радиосвязи диапазона 300–345 МГц, используемые на внутренних водных путях РФ, с самостоятельным программированием мы не возились. Правда, окончательно отодвинуть в сторону аналоговые станции не получилось, в таком режиме порой и самим удобнее работать, и остальных слушать. Кроме того, у аналоговых систем есть преимущества. Например, звук в них не кодируется, и это, честно говоря, нравится большинству владельцев. Аналоговых моделей кругом навалом, примитивные устройства можно найти даже в магазине детских игрушек, а пользоваться ими очень просто, все понимают, как нужно использовать частоты.

Личный опыт говорит, что цифровики не всегда удобны в условиях пересечённой местности, на участках с фьордами, скалами и сложными береговыми откосами. Как-то два моих напарника на мотодельтапланах отрабатывали поисковую задачу в горах Бырранга. Я контролировал на рельефе с вездехода. Пользовались цифровыми и аналоговыми станциями, обкатывали. Выяснилось, что в пределах прямой видимости рации брали примерно одинаково, хотя «цифра», без всяких сомнений, была почище. Но как только абонент уходил в зону так называемой радиотени, в каньон или за склон, начинали твориться чудеса.

С помощью аналогового аппарата с отключённым шумоподавителем сквозь шипение с третьего раза всё-таки можно было разобрать речь оператора. А вот на «цифре» пошли провалы, как только крыло скрывалось из поля зрения за скалой. Обмен был похож на сбойную работу сотового телефона в длинном туннеле или на границе соты, где сеть слаба в принципе. Речь шла не слитно, а словно порциями, хаотично обрываясь и тренькая сигналом, порой связь пропадала полностью. С аналоговой станцией в руках хотя бы заорать можно погромче, при экстремальных условиях появляется шанс уловить и осмыслить, что тебе говорят, пусть и с помехами. В случае с цифровой станцией такой нехитрый приём ситуацию никак не исправлял, хоть ты надорвись – голос всё так же шёл обрывками, с сильными металлическими тембрами.

Безусловно, на открытой местности и при прямой видимости «цифра» выигрывает. Но как только начинается сложный рельеф с радиотенями, цифровая станция может превратиться в бесполезный кирпич. А когда это в экстриме были идеальные условия связи?

Недостатков у аналоговых раций тоже много: в канале можно вести только один разговор, аппараты должны быть настроены на одну частоту, нет возможности использовать спектр специальных программ связи.

Цифровые рации отлично давят шумы, в канале можно вести несколько разговоров одновременно, есть возможность передачи коротких сообщений, функция отслеживания перемещения собеседников в одной сети. Сигналы принимаются стандартными антеннами, а цифровая обработка снижает фоновый шум. У этих раций более высока устойчивость сигнала при помехах. Цифровая платформа позволяет использовать как аналоговую, так и цифровую рации одновременно. Программное обеспечение помогает снижать частоту заиканий и затыканий в сложных условиях, используя кодировки с повторами пакетов. Правда, из-за такой задержки всё это напоминает разговор с МКС, ты ждёшь какие-то секунды, пока сигнал пройдёт без потерь. «Цифра» нужна армии, спецслужбам, возможно, бизнесу, там, где требуется полная конфиденциальность или важна передача по каналу дополнительной информации: координат, картинок, видеоизображения… Ломать цифровой сигнал для прослушки очень сложно. «Цифра» незаменима, когда сигнал идёт не для всех и нужно выбрать конкретных корреспондентов там, где, кроме связи, необходимо передавать команды телеуправления.

Сейчас на это, понятное дело, всем плевать, бери что хочешь, а раньше к недостаткам «цифры» можно было отнести дороговизну аппаратов, далеко не всем они были по карману. Я не великий специалист в деле современной радиосвязи. Имею базовые знания и какой-никакой личный опыт, в чём-то вполне могу ошибаться. Однако главным недостатком «цифры» считаю длительное и нервное для инструктора обучение использованию. Расскажи простому человеку про пакеты, телеметрию… То ли дело аналоговая рация – набрал частоту, нажал кнопку – и разговаривай!

В общем, повозки на конной тяге актуальны.

Кенвудовский трансивер исправно сканировал эфир и одновременно караулил сигнал от Екатерины. Запалив небольшую газовую плитку, я полез в шкаф, вытаскивая с полок всё необходимое для вечернего кофе с пряниками, чтобы быстро согреться и уж потом выйти на площадку.

Погода всё никак не успокаивалась. В какой-то момент молочно-серая пелена над головой вдруг опять наполнилась прослойками и завихрениями более тёмного цвета, потом всё вокруг почернело, откуда ни возьмись, словно из ничего, материализовались грозовые тучи, и их содержимое начало слаженно извергаться на сушу. По гулкой крыше снова застучали тяжёлые крупные капли. Минут десять назад шквалистые порывы ветра заставляли ливень бить ударами, натурально как из ведра. Пару раз меня короткими взрывами оглушил град ледяного гороха, который бомбил всё вокруг.

Видимость из окон ухудшилась, и я, наглухо зашторив их так, чтобы и щёлочки не оставалось, вышел за дверь, стараясь не дотрагиваться до неприятно мокрых перил и не высовываться под стекающие с крыши надстройки холодные струи.

Дикая открылась картина, мрачная.

Низкие свинцово-чёрные тучи, тянущие холодный к позднему вечеру ливень, всё ещё наползали с запада. Некоторые мутно-белые градины залетали и сюда, одна такая, большая и почти круглая, каталась под ветром по рифлёному листовому железу площадки. Река вблизи стала матовой. Ледышки, с огромной скоростью вылетая из чёрной тучи над головой, врезались в свинцовую воду Енисея, поднимая фонтанчики брызг высотой сантиметров двадцать и, вполне может быть, обстреливали не только речной погрузочный терминал, но и спешащий сюда катер КС-100, отскакивая после рикошета во все стороны… Проклятый дождь наверняка поднял воду. Окружающие горы добросовестно отдают её ручьям, и весь этот коктейль из грязи, воды и веток несётся в Енисей.

Инстинктивно втягивая голову в плечи, я обеими руками держал горячую кружку со второй порцией, стоял, осторожно отхлёбывал и наблюдал за буйством стихии. Плохо сейчас придётся шкиперу, не причалившему к берегу, тяжело ему будет.

Опять налетел порыв, поверхность воды вздыбилась белыми барашками, как бы настоящий шторм не поднялся! Катя наверняка торопится, знает, что запаздывает. А плавание на скорости даже в небольшой шторм это, прямо скажем, опасное дело. Я представил, как КС-100 прёт против течения, в сложных условиях заходит в повороты, рывком выворачивает на прямые участки, уткнувшись широким носом в очередной гребень. Катер бодает волну, завывая выдернутым из воды водомётом, а затем со злостью втыкается в новую преграду. Корпус постоянно встряхивает. Всё, что плохо закреплено на палубе, стремится выскочить за борт. Дождь постоянно заливает стекло, оно на КС-100 не имеет обратного скоса, а щётки не справляются с ливнем. Шкиперу кажется, что двигатель в любой момент может захлебнуться и оставить экипаж на волю волн и течения. Сплошные нервы.

– Хрен она пойдёт медленней, – вслух произнёс я.

Точно, тянуть не будет, паузу не возьмёт. Переживает.

Паузу взяла погода. Очередной шквал прекратился так же резко, как возник, затем и ветер почти спал, началась, похоже, смена стихий! Град кончился. Дождь всё ещё поливал промзону сплошной косой стеной, но уже слабее. Правда, пейзаж от этого радостнее не стал, при взгляде на нависшие тучи, от которых тянулись вниз серые ленты, настроение не улучшалось.

Признаков приближающегося судна не было. Что там случилось? На вызов не отвечает. Сигнал не проходит, что ли?

– Да где же ты?!

Тут за спиной тренькнул мелодичный зуммер вызова, и пока я бежал, оставляя на полу мокрые пятна, Екатерина уже успела чистым цифровым голосом выразить своё резко негативное отношение к текущей погоде.

– В канале! – заорал я у стола.

– Карат вызывает Самоеда, повтор-повтор. Лёша, ты там в порядке? Говорила тебе, что нужно другую антенну… Самоед, ответь. Будь вежлив, дама интересуется. В туалете сидишь, что ли?

В это время Самоед с матерными ругательствами поднимал с пола упавшее кресло.

– Контрольное время, между прочим! – не без язвительности напомнила она.

Я рухнул на сиденье, повернулся, бросая взгляд на наручные часы, пару раз шумно выдохнул и радостно поправил:

– Вот нетерпеливая! Второе контрольное время, родная, второе, первое ты пропустила. И где болтаетесь?

– А с чего ты решил, что я в чём-то виновата? – она тут же перешла в атаку, так, на всякий случай. – Были обстоятельства, у Бильбао задержались.

– Происшествие? – резко спросил я, сразу настораживаясь.

– Да нет, просто пулемёт заимела.

Что она сказала?

Услышав сообщение, я открыл рот. И закрыл его, только посмотрев в маленькое круглое зеркало, прикрученное проволочкой выше трансивера.

Она сказала пулемёт, я не ослышался?

– Ка… Кхе… Ка-кой пулемёт?

– Бедненький, ты там заикаешься, слышу! Не волнуйся так, Лёша, нормальный пулемёт. Системы Дегтярёва, ДПМ, так Бильбао сказал.

Рот открылся во второй раз. Получается, что пока я тут, как бешеный волк, шакалил по офисам разных фирм-дилеров и складам, девчонка добыла пулемёт?

– Подожди, ты не шутишь?

В общине Подтёсова имеются два пулемёта: ПКМ и «максим». Енисейские земли, как я и ожидал, оказались со времён Гражданской войны богаты схронами. Но добыл их не я, и не моя славная команда. Мутный барыга бандитский всё обещает достать, обещает, но воз и ныне там. Эти общинные машинки, считай, вообще не добывали, в привычном смысла слова, а выменяли или хитро выудили. Многоопытный староста подсуетился, расстарался после моих убеждений и пугалок. В случае с пулемётом Калашникова произошла именно мена, причём я подозреваю, что Храмцов давно знал о его существовании. А вот легендарный ветеран с водяным охлаждением ствола, знаменитым щитком и колёсным станком достался подтёсовцам в качестве вступительного взноса от одной большой и дружной семьи с таёжной речки Кас.

Увидев пулемёт Максима в кабинете старосты, я сразу вспомнил о гражданской версии этого оружия, пулемёт в своё время начали выпускать в качестве охотничьего, стреляющего одиночными выстрелами, анекдот! Теперь смех пропал, эту штуку можно дорабатывать. Вот только гражданскую версию «максима» найти, пожалуй, будет ничуть не легче, чем оригинал. Если гражданские версии и имелись в охотмагазинах района, то давно исчезли вместе со всем остальным оружием.

– Алексей!

Она что-то сказала, не расслышал от волнения.

– Ты не шутишь, Катя? – повторил я.

– С оружием не шутят, говорю вам, молодой человек, – повторно срезала меня Глебова, теперь я услышал и тихонько отплюнулся в сторону.

– И он вот прямо с тобой? – до сих пор не могу в такое поверить. – Ну дела! Сумасшедший где-то пулемёт откопал! Да это вообще бомба… Кого, интересно, из проходящих пороги бедолаг флибустьер так удачно ограбил?

– Не надо его так обзывать, Лёша, очень тебя прошу, – назидательный голос оборвал мою тираду. – Никакой он не сумасшедший, просто изменившийся. Сумасшедшие те, кто развязал всю эту бойню.

– С таким доводом не поспоришь, извини, вырвалось, чисто на эмоциях. Ошарашила ты меня, если не дуришь, – признался я.

– Ага, завидуешь! Не переживай, зачем мне тебя обманывать, вот он, в каюте лежит, весь в масле, красавец железный. Представляешь, целых три диска к нему есть, правда, пустых. Сам их набивать будешь, не женское это дело, – она хихикнула, уже без язвительности, просто и радостно.

Ревность, неотъемлемый элемент махрового мужского шовинизма, цыганской иглой кольнула в сердце. Женщина смогла, а я нет.

– Так, товарищ Глебова, – я изо всех сил старался взять себя в руки и вернуть законную командирскую роль. – Вы где сейчас идёте?

– Железногорск недавно оставили, уже близко.

– Там кто-то был на берегу?

– Наверняка следили. Но сигнал не дали.

– Видишь вообще что-нибудь?

– Плоховато, Лёша, дождь сильно мешает, – честно призналась женщина, способная добывать пулемёты. – Ходовые огни пока горят. Радар работает, помогает.

– Эхолот?

– За дурочку не держи, а? – спокойно попросила она.

Глебова уже опытный судоводитель, найдёт верный курс, лавируя в мутно-коричневом течении, проплывая мимо порой неузнаваемых после катастрофы берегов и полузатопленных судов, их здесь хватает. Чёрт, как быстро темнеет! Берег реки, а тем более разные препятствия возле причалов будут видны плохо, тут даже с включённым курсовым прожектором непросто подходить.

– Катя, может, есть смысл остановиться на ночь? Зачем в темноте рисковать, да ещё и в такую погоду?

Ночью в нынешние времена вообще не стоит по реке ходить, чаще всего в таком подвиге и необходимости нет. Спутниковая навигация отсутствует, по треку не пройдёшь.

– Поздно уже, полчаса назад я ещё колебалась, а теперь… Тут осталось километров тридцать от силы, места хорошо знакомые.

– Тогда не гони, прошу, сбрасывай скорость, иди спокойно, вдумчиво.

– Я и сейчас с тобой говорю на холостых, катер течением сносит.

– Хорошо. Кто с тобой, Потупчик?

– Нет, Игорь в посёлке, со мной Саша Васильев.

Ага, это наш стажёр, курносый мальчишка пятнадцати лет, отчаянно мечтающий стать боевым речником и полноценным членом моей плавгруппы. У парня неплохой водномоторный опыт, имеется своя «обушка» под мотором «Судзуки», причём не отжатая после катастрофы, а законная, оставшаяся ещё с мирных времён. Старается, слушается, учится. Я его вижу матросом на одном из судов.

– При подходе выйду на берег, маякну фонарём.

– Приняла, – откликнулась Екатерина. – У тебя какие итоги? Всё добыл.

– Всё, – ответил я без особого энтузиазма.

Пулемёт! После такого известия вообще трудно разговаривать, мысли летели в другую, не практическую, а мечтательную сторону.

– Генеральный груз здесь, чётко по списку, до последней позиции.

– Какой же ты молодец! – не слишком искренне на этот раз, как мне показалось, воскликнула она. – Приключений много было?

– Средне, как обычно. Может, чуть побольше среднего, – а что мне ещё оставалось сказать, не прямо же сейчас расписывать в деталях эпизоды рейда!

– Устал, бедненький, да? – на этот раз вполне участливо осведомилась Глебова, окончательно посылая подальше все правила радиообмена. Но ничего, разговор шифруется, и наше воркование никто не услышит.

«Что ты всё бедненький да бедненький! Придумай уже что-нибудь другое!» – захотелось мне выпалить. Удержался.

Вот же, ёлки! По-хорошему, мы с ней ещё позавчера должны были под венцом отстоять всё положенное в храме и теперь трудолюбиво обретать опыт семейственности. Но… Непутёво как-то получается. Постоянно пикируемся, ругаемся по мелочам, и я всё откладываю, на главный шаг никак не решусь, мысленно прикрываясь то оперативными задачами, то очередной ссорой, то какие-нибудь другие причины находятся… Боюсь сделать ей предложение, если говорить прямо. Так и представляется: вот, допустим, предложу я ей руку и сердце, решительно, сам нарядный такой, с новой гармонью синего цвета и цветком в петлице, чуб наружу, а она возьмёт и откажет! И что потом делать, а?

Дурь какая-то, детский сад.

– Поставь Сашку на бак, пусть смотрит в оба. Нечего в тепле сидеть, у парня глаза зоркие, пусть на холодке работает. Тепловизор дай. Дверь в рубку открой, чтобы слышать. И малым ходом, Катя, поняла? Малым! После моста ходовые огни отключай… Хотя нет, лучше после Ермолаева. Приём.

– Ясно.

Зараза, здесь нельзя засвечиваться. В темноте ночного Красноярска любой огонёк, даже слабый, заметен издалека. Дождь стихает, в тучах появились разрывы, видимость скоро будет нормальная. Уж фонариком-то я любимой женщине обязательно посвечу, пусть там хоть заново польёт водопадом.

Пулемёт добыла, надо же! Да ещё какой! Напрасно расспрашивать, каким образом речной пират с туера «Енисей», удивительным образом умеющий находить общий язык даже с синяками, смог достать такой раритет. Мало ли, кто мимо него мотается, истории могут быть самые разные.

И тут меня наконец-то прорубило:

– Подожди! Карат! Ты в канале? Катя? Екатерина! Я что-то не понял, а как он тебе его отдал, почему не рассказываешь?

Она откликнулась тут же:

– Авансом. Расплата на обратном пути.

– Ну?

– Что, ну? Лёша, давай позже, я просто не хотела тебе говорить раньше времени, – в её голосе слышалось смятение, и мне это очень не понравилось.

– Колись!

– Байк! – громко выпалила она в эфир.

– Какой байк? – мой рот открылся в третий раз.

– Тот самый, красный, что в гараже стоит. Бильбао сам предложил махнуться.

– Что-о?! – взревел я раненым моржом. – Как так байк? Мой байк?! И вообще, откуда он про него знает, а?

– Игорь ему, оказывается, рассказал. Похвастался вместо тебя, когда мы продукты передавали. Вот пират и предложил поменяться, говорит, есть у меня, милая Катенька, пулемётик лишний, завалялся, как-то… Самому на фиг не нужен. Сказал, что с детства сильно хотел завести себе крутой мотоцикл, да всё никак не складывалось. Прямо как ты, представляешь! А я и прикинула: подумаешь, байк!

– Подумаешь? Не, ну ты молодец… – кое-как выдохнул я, правой рукой сжимая подлокотник до боли в суставах. – Твою же душу, Катя, ты прямо в сапогах по сердцу! Меня сперва могла спросить?

– Не спрашивают при таких предложениях! Хватают сразу.

– Это же мечта, можешь это понять?

– Стоп! С ума не сходи, Исаев! Мальчишкой не будь! – крикнула Глебова. – Думай о сравнениях, что важнее? Мотоцикл ты ещё найдёшь, если уж так припёрло, не менее красивый, понтовый и тоже красненький. А пулемёт ДПМ отыщешь в своих гаражах? Ну, может, и отыщешь, если все красноярские закоулки обыщешь. Успокойся, взвесь всё!

Я попытался сказать в ответ что-нибудь по-настоящему весомое, без рефлексий, но смог только промычать, ярко представив, как вожделенное чудо техники будет перегружаться на борт «Енисея» с помощью ручных синяков пирата. Куда этот сумасшедший флибустьер на нём собрался ездить? Если только не по палубе «Енисея», неужели он оставит судно без присмотра? Да не верю я в это, не оставит! Голова у него повреждена, но Бильбао отлично понимает: на суше суровая действительность его мигом в муку перемелет. Но разве влезешь в голову ненормального!

– Ладно, Екатерина, права ты во всём. Сейчас успокоюсь.

– А я знала, что ты молодец и сразу всё поймёшь! И похвалишь.

– Похвалю, а как же, – буркнул я, после чего торопливо прихлопнул на шее уже успевшего насосаться кровью комара и вытер ладонь о край столешницы снизу, там уже много багровых полосок накопилось, наверное. Сволочи зоркие, для пеленга цели им хватает даже слабого света настольной лампы на светодиодах. Летят один за другим. И дверь закрывать нельзя, не люблю я в такой ситуации взаперти сидеть.

– Давай, родная, до подхода.

– Конец связи, милый.

* * *

Теперь дождь полил мелко и противно, грозовой фронт постепенно уходил всё дальше на восток, сиреневые молнии вспыхивали вдалеке, наверху успокоилось, если это не временное затишье. Чувствую, что фронт протяжённый и глубокий, не в последний раз ударил.

Прохладненько! Холодок упал на всю ночь, потеплеет только к утру, с восходом. Я снял с самодельной вешалки, сделанной из арматурного прута, тёплый водолазный свитер крупной и толстой вязки, быстро надел, и сразу стало уютнее.

Монотонный шум дождя усыплял.

Поджав под себя ноги, я сидел в кресле перед трансивером, смотрел через приоткрытую дверь на взбитый дождем участок подкрановых путей и старательно боролся с внезапной сонливостью. Веки потяжелели, глаза предательски смыкались, и разлепить их было совершенно невозможно. Я встряхнул головой, пытаясь начать думать о чём-то целенаправленно, и тупо вперил взгляд прямо перед собой, сфокусировавшись на подкрановых путях. Рядом пролегали обычные железнодорожные рельсы, ведущие в тупик, перед барьером которого стояли две грузовые платформы.

Вот! Железная дорога! Ржавые рельсы, никак не желающие блестеть от дождя.

Время завиральных идей почти прошло, народ отрезвел, нашёлся, переоценил свои возможности, часто завышенные и, наоборот, заниженные, и старается жить на месте либо перемещаться сугубо рационально. Но эта идея периодически ко мне возвращается.

Непросто стало перемещаться по автодорогам между населёнными пунктами, даже если они оказывались целыми и невредимыми. Дело в том, что именно возле автомобильных магистралей сохранились малочисленные анклавы уцелевших любого вида, что вполне естественно, людям нужны пути сообщения. И обитатели таких деревень и посёлков порой ведут себя агрессивно, даже иррационально. То импровизированные блокпосты поставят, на которых местные огольцы нагло требуют мзду за проезд, могут вообще трассу перекрыть без всяких понятий. Дорожный бандитизм процветает до сих пор, несмотря на то, что уже почти никто не хочет ездить по асфальту далеко за пределы разведанных и хоть как-то контролируемых участков.

Я давно понял, что отныне наше всё – водные артерии. Вот только великие реки, чаще всего текущие в России меридионально, сильно ограничивают сектор возможного перемещения. Попасть из Енисея в Лену невозможно без утомительных волоков, а кому сейчас интересны такие тяготы пути? Нужна альтернатива, точнее, дополняющий транспортный вариант. И вот как-то, глядя на очередной участок железнодорожной магистрали правобережья, я подумал, что тем, кто до сих пор не передвигается по рекам, на которых есть простор, обзор, пресная вода и белковая пища прямо под килем, а упрямо норовит ограничить зону действий сушей, имеет смысл использовать железные дороги страны, перемещаясь на дрезине. Революционная героиня Ксанка из старого советского фильма «Корона Российской империи», помнится, на такой повозке легко догоняла паровоз. А если без шуток, то вариант достоин рассмотрения.

Остановка производств и артерий происходила постепенно, процесс заморозки длился достаточно долго. Аварии на дорогах случались, наверняка от вируса страдали бригады локомотивов, но ведь это не авиация… Ни один самолёт ещё не остался висеть в воздухе, так или иначе все воздушные суда нашли свою землю. В случае с железной дорогой, как я понимаю, к месту происшествия срочно высылались аварийные бригады, и эта работа прекратилась лишь по прямым распоряжениям. Главы местных администраций пытались срочно обособиться сами или по приказу свыше, повсеместно начали вводиться карантины, соответственно, руководители транспортников, не желая терять личный и подвижной состав, останавливали артерии более-менее организованно. Ведь никто не представлял, чем весь этот кошмар может закончиться! Все рассчитывали, что местные и федеральные власти, с помощью МЧС и армии, справятся с очередной кризисной ситуацией, как справлялись они в привычных случаях с таёжными пожарами или затоплениями, и нужно просто остановить движение, дожидаясь лучших времён и распоряжений…

По крайней мере я ещё ни разу не встретил на путях бесхозного железнодорожного состава, все они остались в депо или застряли на станциях, где есть возможность для маневрирования.

Так что железнодорожные пути не должны быть забиты. А засады и скучающие местные беспредельщики там маловероятны, кого на железке караулить-то? По рельсам-шпалам нормальному человеку двигать клешни сложно, а уж синякам такое путешествие вообще не нужно. Надо лишь грамотно выбрать подходящее транспортное средство. Может, найти что-то комбинированное, с возможностью замены или оперативной перестановки обычных автомобильных колёс на колёсные пары нужной колеи? В своё время подобные экспериментальные модели выпускались. Мне представилось, как я неторопливо качу на какой-нибудь дизельной дрезине или вообще на переделанном джипе. Впереди убегают к очередному повороту рельсы, мой ход их оживляет, стряхивая с поверхности накопившуюся ржавчину, и они, радостно подрагивая от снова появившейся нагрузки, вскоре начинают блестеть от дождевых капель… Как же это красиво!

Бум! Дремота побеждала, проваливая меня в мягкий омут, голова клонилась всё ниже, и я очнулся, лишь уронив голову на стол, нежный лоб егеря Арктической бригады спасла общая тетрадь, служившая журналом, куда я дисциплинированно записывал все связи по рации.

Чуть не уснул, ёлки! Не, так дело не пойдёт.

Надо срочно чем-то заняться в ожидании катера, час у меня точно есть.

Я резко встал из кресла, сразу сделав пять приседаний.

Придумал! Стечкин! Новый пистолет так и не проверен. В принципе я слышал, как байкер пальнул из него пару раз по товарищам-преследователям, так что изделие работает. Да и меня он пошёл убивать очень смело и уверенно. И всё равно в работоспособности личного оружия нужно убедиться самому, это закон.

Дождь чуть усилился, но теперь, благодаря безветрию, он создавал ровный фоновый шум, правда, в этом месте довольно сильный. Металлоконструкций вокруг много, контейнеров. Ну и отлично, такой громкий шелест неплохо приглушит звуки выстрелов.

В гараж вошёл, стараясь не смотреть на преданный мотоцикл… Мол, и не замечаю вовсе. Чуть сбоку от проёма въездных ворот стоял дощатый щит, сколоченный из поддонов и предназначенный для таких забав, там как раз двадцать пять метров. Стрелять решил из помещения наружу, так шуму будет меньше. Один из магазинов набил полностью, проверяя пружину, а затем, удерживая пистолет двумя руками, из фронтальной стойки отработал три серии-троечки одиночными. И три короткими очередями, всё по три же выстрела, что как раз на грани контролируемости без приклада. Пистолетных патронов у меня с собой мало, а ведь нужно и для ПМ что-то оставить.

АПС мне нравится, это самый приятный в стрельбе пистолет из линейки советских моделей. Очень устойчив при достаточно свободном удержании рукоятки. При выстреле ствол немного уходит на час-полтора, потом снова практически точно встает на исходную линию прицеливания. Отдача чувствуется слабо, спуск у АПС мягкий и приятный. В моей широкой лапе пистолет сидит удобно, тяжесть не беспокоит.

Пули серий одиночных выстрелов легли кучно. С очередями без приклада было хуже. Быстрые короткие очереди с контролем возврата на линию прицеливания терялись после второй. При таком варианте автоматической стрельбы очень важна сноровка, привычка и сильная кисть с врождённо крепкими сухожилиями. Если это имеется, то итоги работы сериями по три будут удовлетворительными. По вертикали пули рассыпались. Переносом с мишени на мишень очередью я стрелять не попробовал, зная, что тут быстро не выйдет, потренироваться нужно.

Ясно, что морально устаревший патрон 9х18 слаб, но такое было время и таковы были задачи, поставленные перед конструкторами, чего сетовать? И АПС устарел, хотя красавец с двадцатью патронами в магазине достаточно эффективен именно в пистолетном режиме работы. Я не пистолетчик, на это дело нас не натаскивали. Стрелял из всех советских и из восемнадцатого «глока», так что короткостволом не избалован. Он мне нужен для возможного решения чисто аварийных задач, основным оружием всегда были и будут автомат или винтовка.