Текст книги "Дракула"

Теперь началась подготовка к коронации, которая проходила в архиепископской церкви в Куртя-де-Арджеш, построенной отцом Дракулы. На ее привратной башне он укрепил свою эмблему – резное изображение дракона. Состоявшаяся в октябре или начале ноября 1456 года коронация проходила по старинному византийскому обряду, описание которого сохранилось в митрополичьем манускрипте 1705 года. Сначала собравшиеся бояре, воины и простой народ вышли из церкви к помосту, с которого митрополит объявил им: «Воевода Владислав умер! Кого вы хотите вместо него?» Все закричали: «Никого, кроме Влада, сына воеводы Влада!» После этого все вернулись в церковь во главе с новым князем, который преклонил колена перед алтарем и митрополит совершил над ним ритуал миропомазания. Священное миро для церемонии доставлялось из Константинополя и готовилось из смеси оливкового масла, бальзама и более чем тридцати благовоний.

Вслед за этим новый воевода трижды входил в алтарь и выходил из него, и каждый раз митрополит, священники и все собравшиеся пели ему «Аксиос» – «Достоин есть!». После этого его облачили в парадное одеяние, надели на голову золотую корону и вручили символы власти – знамя, скипетр (буздуган), меч и копье. Затем он сел на трон, и все присутствующие, начиная с митрополита, подошли поцеловать ему правую руку. День закончился пиром, а наутро во дворе той же церкви князь принимал от всех пришедших присягу на кресте и Евангелии. Часто это была уже вторая присяга – первую господарь, едва захватив власть, наспех принимал от придворных и «старших бояр», чтобы хотя бы теоретически избежать предательства с их стороны. Дракула так и сделал в 1448 году, но провести коронацию не успел. Теперь он почувствовал себя, наконец, полноправным господарем и мог править страной – конечно, с одобрения бояр, как все его предшественники.

До нас дошли четыре грамоты Государственного совета за 1457–1461 годы со списками их участников – ценнейшие документы, позволяющие судить о расстановке сил в валашской элите. Тем более что имена в списках расставлялись не по рангу, а по реальному месту бояр в системе власти. Правда, есть предположение, что списки эти неполные: в них всего по 10–12 имен, хотя позже в заседаниях Госсовета участвовали 30–40 человек, включая представителей высшего духовенства, чьи имена в грамотах времен Дракулы отсутствуют вовсе. Возможно, тогда господарь для экономии времени собирал не большой совет, а более узкий, куда входили только самые влиятельные сановники.

В списке совета 16 апреля 1457 года первые места занимают советники прежнего господаря Владислава, – «большие бояре» Маня Удриште, Драгомир и Кодря. Появление их на вершине власти было связано с переворотом 1446 года, стоившим жизни отцу и брату Дракулы, и тот не собирался этого прощать. Из списков следующего совета, состоявшегося 5 марта 1458 года, все трое исчезли. Зато появились новые лица – комис Гергина, пахарник Стойка и страторник Петру, из которых Гергина сохранял высокое положение до конца правления воеводы, а вот двое других быстро исчезли. Некоторые участники Госсовета 1457 года сохранили и даже упрочили свое положение: к ним относились Войко Добрица, Казан, сын Сахака, Стан, сын Негре, и особенно Иова, который из конца списка перекочевал в начало, заняв важный пост вистерника.

Здесь необходимо объяснить, что означают эти загадочно звучащие термины, большинство которых пришли в румынский язык из греческого. Логофет был главой княжеской канцелярии, отвечавшим за составление, отправку и хранение всех важных документов. Ворник, изначально «дворник» или министр двора, отвечал за безопасность и благополучие дворца и всей столицы, где исполнял также роль главного судьи. Спэтар (от греческого «спафарий») был командующим конницей, а часто и всей армией; когда помимо «малого войска» созывалось «большое», для управления ими назначались два спэтара. Стольник при валашском дворе делал то же, что и при русском – обеспечивал князя и его придворных питанием, а иногда сам пробовал готовые блюда. Пахарник (кравчий) отвечал за поставку ко двору вин и других напитков.

Важное положение занимал вистерник или казначей: он контролировал доходы и расходы казны, сбор налогов, а также поставку одежды, мехов и обуви для княжеского гардероба. Страторник или постелник, как и русский постельничий, отвечал за состояние жилых помещений князя во дворце и в разъездах. Комис или конюший занимался конным парком князя и придворных, следя, чтобы для них всегда были наготове свежие лошади; он также ведал доставкой срочных сообщений и дани туркам. Еще три категории чиновников не входили в Госсовет: это были пыркэлабы – военные губернаторы столицы и других укрепленных городов, – грэмэтики (секретари) и, наконец, армаши, отвечавшие за исполнение приговоров, в том числе сажание на кол. К этим категориям принадлежали не бояре, а представители других сословий, для которых усердная служба была единственным способом выбиться в люди. Именно они были самыми усердными и нерассуждающими исполнителями приказов господаря, его глазами и руками. По мнению P. Флореску и P. Макнелли, среди них было много иноземцев – венгров, сербов, цыган, даже турок и татар. Это вполне вероятно: не имея в Валахии родни и друзей, они не знали никакой жалости к ее жителям. Можно вспомнить, что и среди опричников Ивана Грозного было немало иноземцев.

На первых порах Дракуле пришлось мириться с властью «больших бояр» – прежде всего Мани Удриште и его сына Драгомира (которого не следует путать с верным соратником воеводы Драгомиром Цакалом). Старый Удриште заседал в Госсовете с 1432 года и имел большие владения недалеко от столицы, в долине Праховы. Тогда же начал свою придворную карьеру Казан, сын Сахака – потомок армянского рода, служивший канцлером при Александру Алде. Ему, одному из немногих, удалось пережить политические бури времен Дракулы и его преемников и досидеть в Госсовете до 1478 года.

На Госсовете, состоявшемся 20 сентября 1459 года, произошли новые изменения: в первых строках списка появились жупан Стефан Туркул (Турок) и некий Братул, стольником вместо Буды стал Токсаба, а недавно назначенные Гергина и Стойка перекочевали из начала списка в самый его конец. Следующий Госсовет 10 февраля 1461 года отмечен дальнейшим обновлением состава: ворником вместо Стана Негре стал жупан Галеш, спэтаром – Бурю, а стольником – Линарт. Первые позиции по-прежнему занимали Войко Добрица и логофет Казан Сахак; кроме них, с 1457 года в Госсовете остался только вистерник Иова. Конечно, это не значит, что все исчезнувшие из списка были посажены на кол; их могли просто лишить должности и отправить «на пенсию», то есть в родовые поместья. Были и случаи возвращения из политического небытия: например, боярин Опря, занимавший в 1457 году важнейший пост логофета, в следующем году не участвовал в совете, но потом появился снова, уже как пахарник.

Надо сказать, что с самого начала Дракуле покорились не все «большие бояре» – некоторые, особенно близкие к его предшественнику, предпочли бежать в Брашов и другие саксонские города, куда заранее успевали перевести накопления. Это, например, произошло с Михаем, занимавшим при Владиславе должность логофета. Дракула не раз обращался к брашовянам, требуя его выдачи, но в итоге изгнанник погиб от рук убийцы или в бою при очередной попытке свергнуть Влада. В 1460 году король Матьяш Корвин велел городскому совету Брашова передать имущество Михая – вероятно, немалое – в венгерскую казну. Еще одним беглецом стал Пахуля или Пахом, вистерник Владислава – он увез в Брашов чуть ли не всю валашскую казну, сильно затруднив этим дела господаря.

Но и те бояре, что остались при дворе, не проявляли особого почтения к новому князю. Шпионы, которые уже завелись у Дракулы, передавали их слова, сказанные без особой оглядки: «Если змееныш покусится на наши права, с ним будет то же, что с его драконьей породой – отцом и братом». Слыша это, Дракула до крови кусал губы: сразу после прихода к власти он велел вскрыть могилу Мирчи в Тыргшоре и убедился, что тот, во-первых, был ослеплен – кости пустых глазниц еще хранили следы огня, – а во-вторых, перевернулся в гробу, что доказывало ужасный факт погребения заживо.

Влад умел хитрить и выжидать: внешне смиряясь, он готовил удар – и нанес его. Пасха в 1457 году пришлась на 17 апреля, и похоже, что именно в этот день случилось первое из легендарных кровопролитий Дракулы. По давней традиции, господарь пригласил на праздничный пир во дворец знатнейших бояр со всей страны вместе с их семьями. P. Флореску и P. Макнелли так описывают это впечатляющее зрелище: «Некоторые бояре нарядились по обычаю венгерской или центральноевропейской знати, другие предпочитали более пышный византийский стиль. Купцы и ремесленники были одеты проще, некоторые из них носили крестьянское платье, почти не изменившееся до наших дней. Многие мужчины были в дакийских костюмах: вышитая рубашка, штаны с широким кожаным поясом, расшитый узорами жилет с шерстяной подкладкой и мягкие кожаные туфли. Боярские жены собрались в небольшие кружки в соответствии с их рангом или придворными должностями, усевшись на принесенных с собой персидских коврах. Цыгане-скрипачи играли вовсю, развлекая собравшихся»[37]37
  Florescu R., McNally R. In Search of Dracula. Greenwich (CT), 1972. P. 86.


[Закрыть].

Бояре и все прочие увлеченно пировали за длинными столами, ломящимися от снеди, осушая кубок за кубком; часа через два те, кто постарше, уже клевали носом, а молодежь закружилась в танце. Никто не обращал особого внимания на молодого князя, который почти не появлялся за столом – все больше мелькал по краям двора, на котором были накрыты столы, отдавая какие-то приказы своим людям. Потом внезапно он вышел в центр и попросил слова. Все ждали, что он произнесет еще один веселый тост – их в тот день прозвучало немало, – но он вдруг стал спрашивать бояр, скольких господарей они помнят на своем веку. Оказалось, что даже самые молодые пережили не меньше семи, а старики – целых два десятка. В самом деле, за полвека в Валахии сменилось 22 правителя – учитывая, что многие правили по несколько раз. Дракула вкрадчиво спросил, почему же их было так много. Бояре разошлись во мнениях: одни уклончиво говорили «так уж сложилось», другие замечали, что многочисленные отпрыски рода Басарабов никак не могут поделить власть. Слушая это, Влад хмурился все больше и наконец в гневе воскликнул: «Нет, это вы виноваты! Вы лишаете власти любого, кто мешает вам грабить страну. Вы изгнали из Валахии закон и порядок, из-за вас ее считают гнездом разбойников. И вы ответите за этот позор!»

О том, что было дальше, легенды говорят по-разному. Бехайм уверял, что всех присутствующих, а именно пять сотен человек, тут же посадили на кол:

 
Рек Дракул: «А по чьей вине
сменилось в бедной сей стране
властителей так много,
как это было до сих пор?
За этот гибельный позор
судить вас нужно строго».
Старейших и юнейших,
всех без изъятья осудил;
на колья Дракул посадил
пятьсот мужей знатнейших.
 

Румынские предания же утверждают, что воевода заставил вызвавших его гнев бояр строить крепость Поенари: «Захотелось Воде Цепешу иметь крепость на вершине горы. Так и сделали и назвали эту крепость Поенары. В тот день, когда началось строительство крепости, царские слуги приводили группами всех схваченных на качелях в день пасхи и заставляли их работать. Все были разодеты в новую и чистую одежду, как и полагалось на пасху. Можно было видеть рядом со стариком девушку, а возле тетушки мальчугана. Мужья с женами и детьми таскали известку, кирпичи, камни. Слугам дела не было до того, кто кем был, всех заставляли работать, всех щекотали розгами. Кормили их так, что только душа держалась в теле. Никто не ушел оттуда, пока не построили крепость. И никто не сменил одежду. Когда их отпустили, больно было смотреть на них. Одежда износилась, и все вернулись домой оборванные и ободранные, в страшном виде – наполовину голые и наполовину одетые»[38]38
  Повесть о Дракуле. С. 195.


[Закрыть].

Историк XVIII века Константин Кантакузин писал: «Воевода Влад построил замок Поенари и святой монастырь Снагов. Он также наказал жителей Тырговиште, узнав, что бояре в этом городе закопали живьем его брата. На Пасху, когда все они веселились и плясали, он схватил их без всякого предупреждения. И всех стариков города он посадил на кол, а молодых вместе с женами и детьми, мальчиками и девочками, отправил в Поенари прямо в праздничной одежде, и они работали там, пока одежда на них не истлела, а от них самих не остались кожа до кости. По этой причине его прозвали Цепелуш»[39]39
  Istoria Ţării Romîneşti 1290–1690. Letopisul Cantacuzinesc. Bucureşti, 1960. P. 4–5.


[Закрыть].

Кантакузин перепутал Цепеша и Цепелуша; второе прозвище, означающее «маленький колосажатель», носил Басараб IV, представитель рода Данешти, недолго правивший Валахией после гибели Влада. Он также преувеличил размах репрессий: никто из современников не утверждал, что воевода покарал всех жителей столицы, речь шла только о боярах и их семьях. Но другое сообщение историка может быть правдой – Дракула наказал бояр не за слишком хорошую память, а за причастность к смерти его любимого старшего брата. Это обвинение господарь и бросил застигнутым врасплох боярам перед тем, как его воины окружили их и, тыча в спину древками копий, погнали за 70 километров от столицы, к подножию Карпат.

Там, согласно легенде, воевода обратился к толпе измученных пленников – возможно, их и правда было пятьсот, как пишет Бехайм, – с речью: «Бояре, боярыни и дети боярские! Дела ваши заслуживают казни, но я помилую вас, если за год, к следующей Пасхе, вон на той скале, где сейчас нет ничего, кроме орлиных гнезд, появится крепость с крепкими стенами и башнями. Запомните это и принимайтесь за работу!» Делать нечего – пришлось боярам, сгибаясь под тяжкой ношей, таскать в гору кирпичи и камни, складывать стены, прорубать бойницы. Жили они в землянках у подножия горы, кормили их впроголодь и охраняли так зорко, что за весь год ни один человек не смог убежать. Многие сорвались с горных круч, став поживой для волков и стервятников, многие умерли от непосильного труда. Но через год на назначенном месте возвышалась грозная крепость. Всех бояр, доживших до завершения работы, господарь отпустил восвояси – он был человеком слова.

Крепость Поенари – точнее, ее развалины – до сих пор возвышается на крутом утесе над рекой Арджеш. На самом деле ее выстроили еще в XIV веке при господаре Раду Негру, но Дракула заново отстроил ее и считал своим оплотом. Следы его работы хорошо видны – если основа крепости выстроена из камня, то остальная часть сложена из красного кирпича, остатки печей для обжига которого еще сохранились у подножия горы. Из пяти крепостных башен уцелели две, включая главную, поднимающуюся на высоту 10 метров. Местные жители утверждают, что из крепости в пещеры под ней ведет подземный ход – по нему воевода бежал от турок, о чем будет сказано в свой черед. Таких пешер в крутом склоне Арджеша несколько; одну из них называют «Пивницей», уверяя, что в ней Дракула всегда держал запас вина.

Крепость почти неприступна – сегодня к ней можно подняться по 1480 деревянным ступенькам, но остается загадкой, как наверх поднимали материалы для строительства. В окрестностях до сих пор живут легенды о сооружении Поенари – в том числе популярная баллада о мастере Маноле, которому дьявол пообещал помочь в постройке крепости, если мастер принесет ему в жертву – замурует в стену – первого человека, который подойдет к лагерю строителей. Конечно же, это оказалась жена Маноле, которая несла мужу завтрак. Правда, этот случай относят также к строительству старинной Епископской церкви в Куртя-де-Арджеш и других известных сооружений. И вообще мастер, продавший душу дьяволу ради создания шедевра и жестоко поплатившийся за это – слишком известный фольклорный сюжет, чтобы привязать его к Поенари.

* * *

Многое в истории «кровавой Пасхи» 1457 года вызывает сомнения, начиная с ее даты – часть историков переносит это событие на год 1459-й. Для этого есть причины: только что придя к власти, еще не завоевав сторонников, Дракула вряд ли мог решиться на массовые репрессии. С другой стороны, он всегда показывал себя приверженцем нестандартных решений, которые нередко оказывались самыми эффективными. Перед его глазами стояли два примера; первым был его добрый молдавский дядя Богдан, который оставил при дворе бояр, близких к его сопернику, и поплатился за это жизнью. Второй – турецкие султаны, которые при восшествии на престол убивали всех своих братьев, а провинившихся придворных без суда и следствия отправляли на плаху или, ослепив, бросали до конца жизни в каменный мешок. Второй пример, хоть и далекий от христианского милосердия, нравился Владу гораздо больше. Поэтому он вполне мог одним ударом обезглавить боярскую оппозицию – да так жестоко, чтобы надолго отбить у нее охоту устраивать заговоры. Скорее всего, именно тогда закончили свою жизнь «большой боярин» Маня Удриште и ворник Кодря, как и другие участники заговора против Влада Дракула.

Конечно, сажание на кол было самым впечатляющим способом казни, способным устрашить всех потенциальных врагов. Эта страшная кара давно вышла из употребления, но суть ее хорошо известна. Казнимого связывали и валили на землю, вставляя ему в задний проход длинный заостренный кол, смазанный маслом для лучшей проходимости. Потом кол поднимали и устанавливали вертикально, человек под тяжестью собственного веса насаживался на него все глубже и умирал мучительной смертью от разрыва внутренних органов. Вся операция была длительной и сложной – чтобы посадить на кол одного человека, требовалось семь-восемь других людей и не менее получаса времени. К тому же было очень мало «специалистов», способных ввести кол так, чтобы человек не умер сразу – это лишило бы смысла все усилия, поскольку главной целью колосажания всегда было устрашение. Впервые эта казнь зафиксирована еще в Древнем Египте и на протяжении веков практиковалась во многих странах Старого и Нового Света. Но в Валахии ее прежде не знали, поэтому произведенный ею эффект был особенно сильным.

У колосажания было несколько особенностей, которые делали его особенно страшным для жертв. Многие средневековые казни были чрезвычайно мучительными, но сажание на кол и среди них выделялось своей длительностью – с ним могло сравниться только распятие, которое в Европе не применялось из-за связи с крестными муками Христа. Страдания казнимого могли продолжаться несколько дней, причем они были не только физическими. Колосажание (как и распятие в древнем мире) считалось позорным, рабским видом казни, и человек знатный страдал вдвойне, когда оно применялось к нему. Страдал от унижения, от насмешек толпы, от публичного обнажения, которое тогда было совершенно недопустимым. Известно, что Дракула запрещал убирать трупы казненных в течение многих месяцев. Похоже, их и потом не хоронили – не только из страха, но и потому, что оставшееся на колах мало годилось для христианского погребения. По тогдашним поверьям, душа, не нашедшая покоя, была обречена вечно скитаться по земле. Такое дополнение прижизненных мук посмертными заставляло даже самых мужественных людей дрожать при мысли о том, что их могут посадить на кол.

Не исключено, правда, что в начале своего правления Влад еще не применял этот вид казни. Об этом говорит весьма интересный документ – письмо валашского ворника (министра двора) Нягу городскому совету Брашова, написанное летом 1459 года: «Помните ли вы, кто начал первым сажать на кол? Наши изгнанники и вы, принявшие сторону Дана. Только после этого воевода Влад разгневался и принес вам много зла, сажая на кол людей и сжигая дома». Быть может, это правда – как уже говорилось, в Трансильвании сажание на кол было обычным делом, и его могли перенять валашские беженцы во главе с Даном III, а потом и их враг Дракула. Вполне возможно, что на «кровавую Пасху» старших бояр не сажали на кол, а прикончили более простым способом – что обеспечило нужную господарю быстроту и внезапность. Только потом, прочно утвердившись на троне, он смог осуществлять масштабные, тщательно разработанные церемонии казни, наподобие тех, о которых с ужасом писали западные дипломаты при дворе Ивана IV.

По многим свидетельствам, Дракула проявлял в колосажании удивительную изобретательность. Он использовал колы разной высоты, цвета и формы в зависимости от статуса жертвы. Расставлял их в виде геометрических фигур, на которые любовался сверху, с вершины холма или башни. Велел втыкать кол в разные точки тела – в живот, грудь, промежность. Женщинам «из милости» кол вводили во влагалище, и они уже через несколько часов умирали от кровопотери в страшных мучениях. В обычае были коллективные казни, когда подлинных или мнимых врагов господаря сажали на кол целыми семьями от мала до велика, и они испытывали дополнительные страдания, видя муки своих ближних. При этом чаще использовались не острые колы, а тупые, которые продлевали агонию. Иногда на колу устанавливалась горизонтальная перекладина, которая не давала телу сползать слишком низко, чтобы кол не дошел до сердца и других жизненно важных органов. В этом случае смерть наступала не от увечий, а от жажды, голода, жары и укусов мух, которые целыми тучами вились над местом казни. Обычно жертвам связывали руки, что делало их легкой добычей не только насекомых, но и ворон, которые стаями слетались на место казни и первым делом выклевывали своим жертвам глаза. Методы колосажания тоже были разными: иногда кол забивали в задний проход деревянной кувалдой (как описано в романе Иво Андрича «Мост на Дрине»), а иногда люди или лошади тянули лежащего человека за ноги, постепенно насаживая его на острие.

Из страшных историй о Дракуле можно заключить, что он хватал и сажал на кол всех подряд. На самом деле его жертвами становились в основном три категории людей: 1) политические противники, 2) иностранцы и иноверцы, 3) те, кто, по его мнению, нарушал закон и нормы поведения. В вину валашскому господарю можно поставить прежде всего то, что нарушение закона он понимал чересчур широко и карал за него чересчур свирепо, проявляя при этом чернейший юмор – русская повесть недаром называет его «зломудрым», то есть изобретательным во зле (тот же эпитет нередко применялся к дьяволу). Вот отрывок из немецкого памфлета: «Увидев работника в короткой рубашке, он спросил его: “Есть ли у тебя жена?” Тот ответил: “Да”. И Дракула сказал: “Приведи ее сюда ко мне”. Потом он спросил ее: “Что ты делаешь дома?” Она сказала: “Я стираю, готовлю, пряду шерсть и прочее”. Он же велел посадить ее на кол за то, что она не сделала мужу рубаху подлиннее, чтобы не был виден его срам. Дракула тотчас дал работнику другую жену, приказав ей сшить ему длинную рубаху, иначе она тоже будет посажена на кол»[40]40
  Цит. по: Cazacu M. Dracula. P. 314.


[Закрыть].

В другом варианте истории рубаха была просто рваной, что делало вину нерадивой хозяйки более наглядной. Вот как обыграл этот сюжет Федор Курицын: «Однажды ехал Дракула по дороге и увидел на некоем бедняке ветхую и разодранную рубашку и спросил его: “Есть ли у тебя жена?” – “Да, государь”. – отвечал тот. Дракула повелел: “Веди меня в дом свой, хочу на нее посмотреть”. И увидел, что жена бедняка молодая и здоровая, и спросил ее мужа: “Разве ты не сеял льна?” Он же отвечал: “Много льна у меня, господин”. И показал ему множество льна. И сказал Дракула женщине: “Почему же ленишься ты для мужа своего? Он должен сеять, и пахать, и тебя беречь, а ты должна шить мужу нарядные и красивые одежды; ты же и рубашки ему не хочешь сшить, хотя сильна и здорова. Ты виновна, а не муж твой: если бы он не сеял льна, то был бы он виноват”. И приказал ей отрубить руки и труп ее посадить на кол»[41]41
  Цит. по: Сказание о Дракуле-воеводе / Пер. О. В. Творогова. В кн.: Памятники литературы Древней Руси: Вторая половина XV века. М., 1982. С. 558.


[Закрыть]. Румынское предание завершает историю моралью: «Хорошо, что в наши дни не княжит какой-нибудь Цепеш! Большой понадобился бы расход колов, чтобы избавить мир от лентяек, зря топчущих землю».

У разных авторов повторяется и другая история: «Однажды ко двору Дракулы пришли двое странствующих монахов из ордена святого Бернарда и начали просить подаяние. Спросив их, хотят ли они быстрее попасть из сей юдоли на небо, он получил утвердительный ответ и тут же распорядился посадить обоих на кол. С монахами был осел, везший их поклажу, который вдруг начал реветь, и тогда Дракула приказал и его посадить на кол рядом с его хозяевами»[42]42
  Цит. по: Cazacu M. Dracula. P. 313.


[Закрыть]. На сей раз жестокость воеводы представляется особенно дикой: ни монахи, ни тем более их осел не нарушили никаких законов и моральных норм. Их вина (если, конечно, история не выдумана – всегдашняя оговорка, когда дело касается Дракулы) могла заключаться только в том, что они – монахи, а не осел, – были немцами, которых господарь особенно не любил и вполне мог казнить просто так, без всякой причины.

В памфлетах немало говорится о черном юморе воеводы. Например, о человеке, приведенном на суд к Дракуле и горячо уверявшем, что он не совершал преступления, в котором его обвиняют. «Значит, ты виноват в чем-то другом!» – не растерялся воевода. «Что вы, господин! Вся округа знает меня как честнейшего человека, не способного ни на какое зло». «Что ж, – сказал Дракула, – тогда я велю отрубить тебе голову и выставить в церкви, чтобы ей поклонялись как святыне». Можно вспомнить и историю о том, как господарь приказал обезглавить нескольких бояр, а в их черепах велел посадить капусту. «Впоследствии, – повествует один из манускриптов «бенедиктинской рукописи», – он пригласил к себе друзей казненных и угостил их этой капустой, сказав после этого: “Вы только что съели мозг ваших друзей”. И тут же велел посадить их на кол».

В варианте этого сюжета говорится о том, что господарь откармливал трупами своих жертв раков в дворцовом пруду, а потом кормил этими раками друзей казненных:

 
Надумал Дракул-хлебосол
Тех самых раков им на стол
Подать, спросив лукаво,
Каков на вкус для друга друг,
И тут же все на кольях вдруг.
Забава так забава!
 

Тут снова возникает параллель с Иваном Грозным – в источниках (естественно, тоже западных) говорится, что он со своими опричниками питался рыбой, выловленной в дворцовом пруду, куда бросали тела казненных. Велик соблазн предположить, что русский царь и в этом подражал своему валашскому коллеге, но скорее всего это просто совпадение. То же касается и сажания на кол, которое при Иване IV применялось весьма широко – как и Дракула, он сажал на кол бояр и простолюдинов, татар и немцев, не только живых, но и мертвых (так были казнены посмертно ливонцы из Вендена, упорно защищавшие свой город от русских войск). Царь научился этому способу расправы с врагами не у валахов, а у татар, которые занимались колосажанием еще во времена Батыя. Но сходство между двумя государями глубже, чем совпадение излюбленных ими методов казни. Историк Руслан Скрынников считал, что Иван Грозный первым в русской истории сделал террор сердцевиной государственного управления. То же самое Дракула совершил в Валахии, и все его благие и разумные начинания были скромпрометированы в глазах потомков (да и современников) тем, что их проводили в жизнь при помощи жесточайших репрессий.

Еще одна история, тоже фольклорная, повествует, как Дракула – опять-таки подобно другим вошедшим в легенды правителям – одевался простолюдином и обходил в таком виде улицы и рынки. Во время одной из таких прогулок к нему в толпе подобрался вор, который срезал с его кафтана несколько пуговиц, сделанных из драгоценных камней. Воевода, никогда не терявший бдительности, повернулся и мгновенно отсек жулику нос. «Что ты делаешь?!» – завопил тот. «Ты же отрезал у меня пуговицы», – хладнокровно напомнил Дракула. «Вот, забери твои пуговицы обратно!» – сказал вор. «Что ж, тогда и ты возьми назад свой нос», – ответил воевода.

Сажанием на кол дело не ограничивалось – Дракуле приписывали самые изощренные казни и пытки, заимствованные, вероятно, его обличителями из описания мучений христианских святых. Самый ранний их список приведен в «Истории воеводы Дракулы» 1463 года: «Он творил ужасные, пугающие и неописуемые мучительства. Он распинал матерей вместе с младенцами и детей возрастом год, два и старше. Он отрывал детей от матерей и матерей от детей. Он также отрезал матерям груди и вкладывал в раны головы их детей, а потом сажал их на кол. Творил он и многие другие казни. Никто из жестоких тиранов и преследователей христиан – Ирод, Нерон, Диоклетиан и прочие язычники – не причинил столько зла и боли, не сделал столько людей мучениками, как этот безбожный тиран»[43]43
  Цит. по: Cazacu M. Dracula. P. 312.


[Закрыть].

Еще красноречивее в описании зверств воеводы оказался Михаэль Бехайм:

 
Людей приказывал терзать,
носы и уши отрезать,
срамные также части;
злодею сердце веселя,
служили камень и петля
кровопролитной страсти.
Вбивать в глаза и в уши
велел он гвозди, а тела
живые, чтобы кровь текла,
разделывать, как туши.
И жечь, и резать, и колоть
людскую страждущую плоть
дал Дракул полномочья.
Своим псарям он делал знак
и сам науськивал собак,
чтоб разрывали в клочья.
 

В наше время эти перечни зверств вызывают не только тошноту, но и чувство нереальности, словно их творили существа с иной планеты. Но следует помнить, что на рубеже нового времени жизнь европейцев была гораздо более жестокой, они постоянно наблюдали казни и сами становились их жертвами. Принятая в 1532 году «Каролина» – правовой кодекс императора Карла V – назначала смертную казнь за 29 видов преступлений от умышленного убийства до совершения аборта. Из способов казни там перечислялись обезглавливание мечом, утопление, сожжение, колесование, повешение на веревке или цепи, четвертование с последующим выставлением частей тела напоказ, сажание на кол и погребение заживо (эта казнь, как и на Руси, применялась только к женщинам). Специалист по средневековому праву Раду Константинеску, изучив правовые тексты того времени – например, «Кодекс Альтенбергера», названный в честь судьи из Сибиу, – пришел к выводу: «Мучая и подвергая пыткам саксонцев в Трансильвании и своих румынских подданных в Амлаше и Фэгэраше, Влад не причинял им ничего такого, что не было бы записано в их собственных законах»[44]44
  Цит. по: Cazacu M. Dracula. P. 283.


[Закрыть].

Особый сюжет – «сокровища Дракулы», которые он якобы велел прятать в тайных местах, а тех, кто это делал, убивал. Такое поведение приписывалось множеству злодеев от Аттилы до капитана Флинта (а в России – Степану Разину и тому же Ивану Грозному). Дьяк Федор Курицын пишет: «Изготовили мастера для Дракулы железные бочки, а он наполнил их золотом и погрузил в реку. А мастеров тех велел казнить, чтобы никто не узнал о его коварстве, кроме тезки его – дьявола». Румынские легенды уточняют, что воевода прятал государственную казну во время нашествия турок – то ли в лесу близ крепости Поенари, то ли на дне озера Снагов. Правда, и в этом случае говорилось, что рабочих, закапывавших клад, казнили, чтобы они не выдали тайну захватчикам. Немецкие памфлеты усугубляют вину воеводы, указывая, что он заставлял прятать сокровища невинных детей и закалывал их прямо над кладом для сотворения с помощью их крови особых охранных чар. Такое поведение уже прямо указывает на связь с дьяволом и вполне приличествует вампиру.