Текст книги "Секретный агент по морскому делу"

Глава шестая. Проныра

1767 год, апрель, Лондон

Через некоторое время, после ряда проволочек Плещееву официально дозволили встретиться с магистратом Боустритского суда сэром Джоном Филдингом.

Встреча была назначена на довольно раннее время. Плещеев вышел из особняка посольства заранее, дабы по дороге поближе познакомиться с британской столицей. Он шел по зажиточному Вест-Энду, но мало что видел. Промозглый лондонский туман мгновенно пробрался под одежду и заставил Плещеева поежиться. Запах нечистот, приносимый восточным ветром из бедных кварталов, смешиваясь с угольным чадом от множества каминов, неприятно щекотал ноздри.

Вид на собор Св. Павла в Лондоне (конец XVIII в.). Худ. Т. Гиртин

Плещеев шел не спеша, пытаясь получше разглядеть город. Вдоль узких улиц протянулись дома в несколько этажей. Несмотря на раннее время, улицы уже кишели людьми и транспортом. Ночи стояли еще холодные, и чумазые угольщики спешили пополнить домовые запасы главного лондонского топлива, поредевшие за вечер. Кэбы уже повезли первых клиентов. «Чай, кофе» – протяжно доносилось из тумана. Это торговцы горячими напитками и выпечкой выкатили свои тележки на булыжные мостовые. Плещеев тоже решил выпить чего-нибудь согревающего. Он подошел к такой передвижной кофейне и полез было за кошельком, однако тут же ощутил, что не только его собственная длань тянется к заветному мешочку. Он машинально схватил и вывернул чью-то маленькую руку. Ручонка показалась Плещееву настолько хрупкой, что он испугался, не вырвал ли ее с корнем, как тонкий росток из земли.

– Вы сломаете мне руку, сэр! – запищал детский голос.

Как оказалось, Плещеев схватил мальчишку. Он выглядел настолько щуплым, а лицо его столь давно не видело мыла и воды, что определить его возраст не представлялось возможным.

– А, ист-эндское отребье, уже с утра лазаешь по карманам добропорядочных граждан, – со злорадной улыбкой закричал лавочник. – Сэр, не отпускайте воришку, мы сейчас живо определим его куда следует. Пусть этого подлеца примерно накажут.

– Я сам разберусь, – отозвался Плещеев, глядя на тщедушное существо, одетое в сущие лохмотья.

Он отвел мальчишку несколько в сторону, прочь с глаз злобного торговца.

– Сэр, молю вас, не сдавайте меня, а то моей матери нечего будет есть, – жалобно пропищал малолетний оборванец.

– А где твой отец? – строго спросил офицер.

– Не знаю, сэр, я его никогда не видел.

– Мать что, немощная?

– Отчего же, сэр? Она вполне здоровая красивая женщина, у нее густые светлые волосы и отличная фигура.

Плещееву было странно слышать такую товарную характеристику матери со стороны сына.

– Так почему при таких достоинствах она не может обойтись без твоей помощи?

– А как же, сэр, она не уличная какая-нибудь, у нас есть своя хорошая комната. Я привожу к ней только порядочных мужчин, иногда даже джентльменов, чтобы ее не обидели и не заразили какой-нибудь гадостью. Есть и постоянные клиенты, – деловито рассуждал мальчишка.

– Так она… – догадавшись, начал фразу Плещеев и запнулся. – А по утрам ты, значит, обчищаешь карманы.

– Приходится, сэр, снимать комнату очень дорого, потом, на красивое белье и всякие другие женские штуки уходит много денег, мне почти ничего не достается, а есть одну картошку я уже не могу. Так вы не сдадите меня?

– Если сослужишь мне одну службу.

– Какую, сэр?

– Отведи меня на Боу-стрит.

– Надеюсь, не к Слепому лису?

– Именно к нему.

– А вы хитрец, сэр, хотите, чтобы я сам привел себя в застенок.

– Мне надо туда по своим делам, и ты тут совершенно ни при чем.

– Поклянитесь, сэр.

– Слово офицера.

– А вы не боитесь, что я просто сбегу?

– Конечно, ты можешь это сделать, но тогда потеряешь шиллинг.

– Шиллинг? Нет, сэр, тогда я точно не сбегу и отведу вас самой короткой дорогой.

– Тогда давай знакомиться. Как тебя зовут?

– Все зовут меня Проныра.

– А меня все зовут Раш.

Плещеев рассмеялся, ему стало забавно, что оба они, как настоящие шпионы, не назвались настоящими именами.

– Слушай, Проныра, ты вроде ловкий парень, а одет как последний оборванец.

– Это вы верно приметили, сэр, так я одет по утрам. Это на горячий случай.

– Что значит горячий?

– Когда хватают за руку. Вам же стало жалко несчастного худющего мальчишку, одетого в рванину, а вечером я должен выглядеть прилично и хорошо пахнуть, иначе со мной никто и разговаривать не станет.

Плещеев опять рассмеялся.

– Читать умеешь?

– Не очень, только по слогам.

– Значит, и писать не можешь.

– Ничего, сэр, зато я отлично умею считать и всегда отличу фальшивую монету от настоящей.

Через полчаса они дошли до Боу-стрит, довольно широкой улицы в центре Лондона, действительно изогнутой, как добрый английский лук, что вполне соответствовало ее названию.

Плещеев честно расплатился и спросил.

– Ты смышленый парень, могу я рассчитывать на тебя, если необходимо будет исполнить некоторые поручения?

– Какие? – насторожившись, спросил Проныра.

– Ну, отнести что-нибудь, проследить за кем-нибудь.

– Надеюсь, это хорошо оплачивается, сэр?

– Не сомневайся.

– Только по вечерам я занят.

– Это я понимаю. Так где тебя можно найти?

– Флит-стрит, паб «Три подковы», там всегда знают, где я.

– Хорошо, бывай, Проныра.

– До свидания, сэр, вообще-то меня зовут Джек, Джек Портер.

«Вот и первая вербовка в Лондоне», – подумал Плещеев и рассмеялся в третий раз за это утро.

Глава седьмая. Слепой лис

1767 год, апрель, Лондон

Когда мистеру Лоу доложили о прибытии русского офицера, тот решил сам встретить Плещеева на величественной лестнице своего департамента. Он подумал, что, с одной стороны, это будет неким проявлением сдержанной вежливости, а с другой, позволит ему смотреть на посетителя сверху вниз, как и положено истинному представителю Британской империи.

Действительно, навстречу ему поднимался молодой офицер, держа в руках приличных размеров корзинку.

– Добрый день. Как поживаете, мистер Лоу? Разрешите представиться, лейтенант Плещеев, – на чистом английском поздоровался офицер.

– Добрый день. Странно, но мне сказали, что прибыл уполномоченный из Санкт-Петербурга, – несколько удивленно ответил инспектор, сохраняя при этом довольно надменное выражение лица.

– Все верно, а что вас так удивляет? Моя молодость, мой английский или то, что я не бородатый дядька в собольей шубе до пят? – с улыбкой вопросил Плещеев.

У Лоу была привычка продолжать говорить, как бы пропуская мимо слова собеседника.

– Пойдемте, сэр Джон ожидает вас, – уже не так пафосно произнес он.

Они двинулись по широкому, длинному, темноватому коридору, вдоль которого тянулись ряды массивных дверей. Навстречу попадались деловито озабоченные, неулыбчивые особы исключительно мужского пола, одетые во все черное.

Они вошли в приемную, и Лоу вновь обратился к Плещееву.

– Знаете ли вы, что сэр Джон не совсем хорошо видит?

– Насколько мне известно, он не видит совсем.

– В связи с этим у него довольно своеобразная манера знакомиться и общаться, – невозмутимо продолжил Лоу. – Если это окажется для вас неприемлемым, то разговор не состоится.

– Не волнуйтесь, разговор должен состояться, и он состоится.

– Я не волнуюсь.

– А я вот несколько переживаю.

– Это обычное состояние посетителей сэра Джона. Что у вас в корзине?

– Подарок.

– Сэр Джон категорически неподкупен, так что корзину лучше оставить здесь, в приемной, – довольно строго настаивал Лоу.

– У меня нет никакого повода для дачи взятки. По русскому обычаю я не могу явиться без подарка, тем более что презент этот не от меня, а от одной высокопоставленной особы, и отказаться от выполнения данного поручения я просто не могу, – решительно ответил визитер.

– Что же, я вас предупредил, пеняйте на себя.

Лоу на секунду скрылся за другой дверью, но быстро вернулся и пригласил Плещеева войти.

В кабинете Филдинга царил полумрак, однако Плещеев разглядел сидящую за массивным столом грузную фигуру магистрата. Крупные черты его лица были под стать фигуре, а круглые глазницы, почти полностью затянутые кожным покровом, выдавали полную слепоту.

– Разрешите представиться, – начал было Плещеев.

– Сейчас представитесь, подойдите ко мне, – неспешно произнес низким голосом Филдинг и начал медленно подниматься.

Офицер подчинился и подошел, поставив корзинку на пол.

Филдинг ощупал руками лицо, плечи и руки посетителя, потом наклонившись к нему совсем близко, начал буквально обнюхивать его.

Плещееву стало не по себе, но он выдержал.

– Вы молоды, а лицо сильно обветрено, морщинки, и в них будто очень давно и навсегда въелась морская соль, запах моря, руки натруженные, крепкие. Ступаете вы необычно, так, как будто сначала ищете опору под ногой. Так ходит и мой племянник, думаю, что вы моряк, как и он.

– Лейтенант Филдинг образцовый офицер, сэр.

Лицо сурового полицейского начальника несколько размякло.

– Вы встречались с Ричардом? – почти тепло спросил он.

– Никак нет, не довелось, но я служу на британском фрегате и слышал о Ричарде Филдинге самые лестные отзывы от его сослуживцев. Наш круг довольно узок, молва о том или ином офицере распространяется достаточно быстро.

Невольная улыбка расползлась по лицу Филдинга.

– Однако я чувствую сторонний запах, очень слабый. Вы что-то принесли с собой?

– Это подарок для вас, сэр.

– Подарок? – с некой настороженностью переспросил Филдинг.

– Сэр, о вашей неподкупности ходят легенды, однако в свое время ваши подчиненные буквально вырвали из рук злодеев особу, которая очень значима для одного весьма высокопоставленного вельможи, и он, таким образом, пользуясь случаем, благодарит вас. Я только исполняю его весьма настоятельную просьбу.

– И что же это за вельможа, и что это за особа?

– Имя дамы я назвать не могу, потому как мне его, по понятным причинам, не сказали, а презент вам от графа Чернышева, вице-президента Адмиралтейств-коллегии, он особо приближен к ее императорскому величеству.

– Чернышев, Чернышев, помню, он здесь состоял на дипломатической службе, и казус этот помню, и даму, – произнес Филдинг.

– Кроме того, граф благодарит за ваше живое участие в деле Квашнина.

– Но помилуйте, мы же ничего толком не расследовали.

– Вот именно. Вы не предприняли скоропалительных действий, не сделали поспешных выводов и деликатно предоставили возможность нам самим разбираться в этой непростой ситуации.

С этими словами Плещеев поставил корзинку на стол и откинул крышку. Филдинг запустил руку внутрь, где нащупал два живых комочка, умильно смотревших на него. Лицо старого собачника приняло едва ли не такое же щенячье выражение.

– Это что, русские борзые? – мягко спросил он.

– Вы знаток, сэр. Скажу вам, что кроме всего прочего, граф отличный заводчик, так что за породу можете не сомневаться.

– Я весьма польщен, однако это слишком.

– Пустяки, в России это считается знаком внимания и хорошего тона. Отказываться никак нельзя, сэр.

– Что же, передайте мою искреннюю признательность графу.

– Всенепременно.

– Не изволите ли чего-нибудь? Скотч?

– Не откажусь.

Инспектор сам разлил виски по бокалам и передал один из них собеседнику так, как будто он был зрячим.

– Да, порадовали старого охотника, – произнес Филдинг, пригубив благородного напитка.

Плещеев деликатно промолчал.

– Понимаю, вы думаете, как он может охотиться, будучи в таком положении. Доложу вам, что у человека, потерявшего зрение, в стремлении выжить весьма обостряются другие чувства. Я, конечно, не обладаю таким нюхом, как добрая охотничья собака, но смею вас заверить, что любой, даже самый тонкий запах, даже самое легкое дуновение ветра дают мне столько информации, что однажды я свалил оленя одним выстрелом. Конечно, не обошлось без доли охотничьего фарта, но факт остается фактом. Вы удивлены?

– Действительно, это по-настоящему поразительно и говорит в вас о многом.

– Что же, пожалуй, перейдем к нашему предмету, – произнес Филдинг, вернув визиту деловой характер.

Плещеев начал разговор по существу.

– Итак, во-первых, не решен вопрос выдачи тела убиенного для препровождения его на родину, во-вторых, честно скажу, наше следствие практически зашло в тупик, у нас больше вопросов, чем ответов, и если вы не поможете, то у меня лично будут неприятности.

– Отчего же именно у вас?

– Мне поручено прояснить некоторые детали по делу Квашнина, а мне скоро убывать к месту службы. Я никак не могу опоздать к выходу корабля.

– Несомненно. А отчего поручено именно вам?

– Так уж сложилось, я прибыл из отпуска, доложился в миссии, а тут такой казус, оказалось, что здесь вести дела подобного рода просто некому, а ждать человека из России долго, вот на меня и навесили это расследование, благо я владею английским и пока у меня есть некоторое время. Вот такая ситуация.

– Что ж, тело мы можем выдать, но, думаю, оно просто не доберется до места назначения в нужной кондиции.

– Да уж, любой капитан взвоет, получив такой груз. Могу ли я осмотреть тело?

– Зачем же? Боюсь, что оно уже не в том состоянии, чтобы его осматривать, и потом, есть самое подробное заключение от патологоанатома Перкинса, копию я вам передам.

– Сэр, могу ли я задать несколько вопросов?

– Несомненно.

– Был ли найден в теле посторонний предмет, кончик шпаги, например?

– На теле колотая рана, во всяком случае, так утверждает Перкинс, обломок шпаги имеется и приобщен к делу.

– Возможно ли его получить?

– Формально дело не закрыто, а это вещественное доказательство, так что отдать его мы не имеем права.

– А хотя бы взглянуть?

– Я предвидел такое желание, оно законно. Пожалуйста, в углу стола, слева от вас желтый конверт.

Плещеев открыл конверт и некоторое время рассматривал его содержимое.

– Вы удовлетворены? – спросил через некоторое время Филдинг.

– Вполне. Я знаю, что у потерпевшего пропали некоторые вещи.

– Да, шпага, кажется, запонки и серебряные пряжки с ботинок, – подтвердил Филдинг.

– Серебряные?

– Скорее всего. В показаниях свидетелей говорилось о некоем белом металле.

– А почему туфли просто не сняли?

– Некоторые бандиты считают это плохой приметой, а пряжку легко переплавить в слиток серебра.

– Эти ботинки в карты проиграл некий Блэксмит, я хотел поговорить с ним, но не смог найти. У вас есть сведения о нем? Вы допрашивали его?

– Дело Блэксмита выделено в отдельное делопроизводство, к сожалению, ничего не могу сказать, тайна следствия, к тому же дело это передано другому департаменту, – вдруг очень сухо заговорил Филдинг, весь напрягшись. В голосе его прозвучали официальные нотки. – Боюсь, что более не могу чем-либо помочь вам. Мне необходимо ваше решение относительно тела в течение ближайших суток. В противном случае мы будем вынуждены похоронить его сами, правда, по самому низшему разряду. Однако если ваша сторона пожелает оплатить похоронные хлопоты, то разряд может быть повышен.

Слепой Джон давал понять, что аудиенция исчерпана.

Плещеев чуть было не спросил о том, что это за другой департамент, но вовремя осекся, осознав, что более ничего из этого английского чинуши не вытянет. Понял он и то, что Блэксмита искать бесполезно.

Лейтенант взял конверт с заключением, попрощался и собрался было уходить, но тут Филдинг несколько наклонился вперед и, понизив голос, произнес: – Вот что, молодой человек, вы мне симпатичны, в вас чувствуется подлинное благородство и настоящая мужская воля, а я это очень ценю. Мой вам совет, не ваша это стезя, копаться в здешних темных делишках, отправляйтесь поскорее на свой корабль и пусть свежий морской бриз выветрит из вашей головы серый лондонский туман.

– Благодарю, сэр, я всенепременно прислушаюсь к вашему доброму совету, – с этими словами Плещеев покинул резиденцию Слепого Джона.

Глава восьмая. Предателей никто не любит

1767 год, май, Лондон

В мрачном подвале здания Боустритского суда отдавало пронизывающе холодной затхлой сыростью. Стефенс не любил появляться здесь, дышать этим спертым, нездоровым воздухом. Однако в этот раз он не забрал подозреваемого к себе, надеясь, что столь отвратная обстановка и устрашающего вида пыточные инструменты сделают того разговорчивее. К тому же, предвидя тяжелый допрос, он надеялся на некую помощь, которую мог получить только здесь.

Стефенс тяжело смотрел на Блэксмита, обрюзгшее, покрывшееся неопрятной щетиной лицо которого поблескивало в неровном свете факелов. Антураж помещения и вид затравленно стреляющего колючим взглядом допрашиваемого одновременно угнетали и раздражали шефа морской разведки, но все же он старался держать себя в руках.

Стефенс некоторое время молча вертел в руке пряжку от ботинка.

– Это ваше? – начал он допрос, показывая на ботинок, стоявший на столе, и пряжку.

– Мое, кажется, – нехотя ответил Блэксмит.

– Кажется? А вот сапожник Ламб показал, что именно вы просили сделать ему башмаки без пряжек, но с местами для их крепления, чем немало удивили старого мастера, отчего тот отлично запомнил и вас, и туфли, – продолжил Стефенс.

– Тут темно, я не могу разглядеть, потому и сомневаюсь, – отрывисто, зло отвечал Блэксмит, как бы отбрехиваясь, на собачий манер.

– Перестаньте, вы не узнаете сплав, который делали сами? – напирал Стефенс.

– А откуда у вас это? Ведь пряжки забрали грабители.

Филипп Стефенс (конец XVIII в.). Неизв. художник

– В вашей ситуации весьма неразумно задавать подобного рода вопросы. Так вы узнаете пряжки? – теряя терпение, спросил Стефенс, поскольку холод начал пробирать его, а дело не двигалось.

– Ну да, взял я немного этого металла, сам пряжки и сделал, на золото у меня средств нет.

– И отдали этот секретный материал русскому, – логично закончил Стефенс.

– Проигрался, вот и отдал, он вообще подумал, что это серебро.

– То есть вы утверждаете, что с вашей стороны никакого злого умысла не было?

– Нет, не было, да и что толку, без формулы, без способов изготовления – бесполезный кусок металла.

– То есть никаких секретов сплава вы русскому не передавали?

– Не передавал.

– А как давно вы знакомы с Квашниным?

– Да как он на верфи появился, с тех пор и знакомы.

– Означает ли это, что вы общались только на верфи?

– Да.

В это время дверь в подвал заскрипела, туго открываясь. Появившийся на небольшой лестнице человек с факелом не освещал путь, а размахивал им, отгоняя перед собой крыс. За человеком, закутанный в накидку с меховым подбоем, медленно следовал сам сэр Джон Филдинг, это и была та помощь, на которую рассчитывал начальник морской разведки.

Слепой Лис подошел к Блэксмиту.

– Встаньте, – спокойно, но повелительно произнес он.

Блэксмит подчинился. Как и в случае с Плещеевым, Филдинг, почти припав к щеке арестованного, ощупал его лицо и плечи, одновременно принюхиваясь.

– Металл и женщины, редчайшее сочетание, – загадочно произнес он. – Чего не сделаешь ради своих детей, не правда ли? Три дочери – это не шутка, – шепотом произнес сэр Джон прямо в ухо ошарашенного Блэксмита.

– Не понимаю.

– А я как раз понимаю. Присаживайтесь, разговор будет долгим. Я тоже могу пойти на многое ради своих близких. Хотя вряд ли вы ожидали, что отцовская любовь заведет вас в это жуткое место, где сами стены плачут, дрожа от холода, и крысы размером с откормленного домашнего кролика жаждут вашей плоти, а ступени, ведущие из этого подвала, могут стать началом вашего пути на эшафот. Ведь наш король весьма суров, когда дело заходит о предательстве государства, а значит, и его самого. Еще я понимаю, то, что вы сейчас рассказывали мистеру Стефенсу, не является правдой. Я почувствовал это, ваша кожа мелко вибрирует, и вовсе не от холода, а от того, что вы лжете и боитесь этой лжи. Ведь вы считаете себя добропорядочным христианином. Распятие на вашем нательном кресте почти стерлось, оттого что вы часто прикладываетесь к нему, теребите его в руках, вероятно, во время частых молитв. Я хочу дать вам возможность очиститься, сказать все как есть, – вкрадчивым тоном произнес Слепой Лис.

– Я уже все рассказал, – буркнул арестант.

– Знаете, Блэксмит, мы можем не доводить дело до королевского суда, с обвинителями, адвокатами и другими актерами представления под названием «Британское правосудие», а удавить вас прямо здесь. Очень многие бесславно закончили жизнь в этом подвале, бесследно исчезнув для всех своих родных и знакомых, в том числе для дочерей, – продолжил свою речь Филдинг, давя на самые болевые точки.

– Это незаконно, – пытался огрызнуться Блэксмит.

– Ах, вы вспомнили о законе. Да, закон в Англии существует и действует даже в отношении самого гнусного уголовного элемента, в том числе кровожаднейших убийц, но не предателей, Блэксмит, не предателей, – назидательно подняв палец, почти торжественно произнес Филдинг.

– Вы ничего не докажете, – с вызовом выкрикнул подозреваемый.

– Видимо, местная сырость все-таки проникла в ваши мозги. Кому доказывать, Блэксмит? Мы с мистером Стефенсом ни в каких доказательствах не нуждаемся, нам все понятно.

– К чему тогда весь этот разговор, раз вам и так все ясно?

– Мы прежде всего хотим узнать, что вы успели передать, насколько государственные секреты находятся в опасности. Кроме того, необходимо выявить других русских шпионов и проникнуть в их планы, – вступил в разговор Стефенс.

– И что будет далее? Предателям нет пощады, вы сами это только что сказали.

– Если вы будете искренни с нами, то мы дадим вам возможность искупить вину, – ответил Стефенс.

– Каким образом?

– Будете работать на нас, и работать очень усердно. В этом случае вам, возможно, даже удастся погулять на свадьбах дочерей. К тому же вы настоящий мастер в своем деле и можете принести Британии еще много пользы, – привел доводы Стефенс.

– Я вам не верю.

– Мы вам тоже. Впрочем, вместо поисков компромиссного соглашения можно применить наш богатый инструментарий для дачи правдивых показаний. Вы этого добиваетесь? – с убийственным спокойствием спросил Филдинг.

– У меня нет выхода, я все расскажу, – после некоторой паузы мрачно ответил Блэксмит.

– Вот и славно, – опять же спокойно произнес Филдинг, – хотите виски?

– Хочу.

Сэр Джон не спеша достал откуда-то из недр своих мехов небольшую фляжку.

Блэксмит жадно приложился к ней и осушил в один момент.

– Спрашивайте, – несколько расслабившись, произнес он.

– Начните рассказ сами, – предложил Филдинг.

– Хорошо. Квашнин несколько раз заходил ко мне в мастерскую, живо интересовался нашей работой, да и вообще любил поболтать. Говорил он скверно, но просил поддерживать разговор, как он объяснял, с тем чтобы улучшать свой английский. Надо сказать, что за несколько месяцев он здорово продвинулся. Я расспрашивал его о России, он охотно рассказывал. Однажды Квашнин предложил мне зайти в паб. Мы крепко выпили, настроение в тот вечер у меня было паршивое, моя любимая средняя дочь Тереза с неделю как помолвлена, а денег на приличное приданое отчаянно не хватало. Квашнин заметил, что я не в своей тарелке, начал расспрашивать, ну я ему и выложил свои печали. Он удивился тому, что такой большой мастер не может скопить денег, дабы достойно выдать замуж дочь, и сказал, что в России мое жалованье было бы не в пример здешнему, и добавил, что уже многие корабелы из разных стран работают в Петербурге. Мы встречались еще пару раз, и он убедил меня, что я заслуживаю много большего и что надо ехать в Россию, где меня будут ценить по достоинству, и он, мол, уже получил из самых высоких инстанций соответствующее распоряжение касательно переезда меня и моей семьи. Однако для начала он предложил, в качестве жеста доброй воли, передать ему образцы нового сплава для обивки днища кораблей, впрочем, не безвозмездно. При выходе с верфи нас досматривают, вот я и придумал этот трюк с пряжками. Но все пошло не так.

– Конечно, не так, мы следили за Квашниным, и это он привел нас к вам, – вставил Стефенс, – скажите, только вы знаете секрет нового сплава?

– Нет, конечно, я не один его изобретал, потом металл – это далеко не все. Важен не только сам состав, но и процесс изготовления, понимаете? Кроме того, металл нельзя просто так накладывать на дерево, нужен специальный вар, которым предварительно промазывают днище, тут больше мастера Гаскин и Робертс приложили руку

– Таким образом, металл вы передали, но состав и способ приготовления Квашнину не раскрыли, предполагая, что эти знания будут вам хорошим подспорьем, чтобы зарекомендовать себя в России и подстраховаться, – резюмировал Филдинг.

– Так и есть, – невесело подтвердил Блэксмит.

– С кем еще из русских вы контактировали? – спросил Стефенс.

– Ни с кем.

– А с Симолиным? – поинтересовался Стефенс.

– Я не знаю, кто это.

– Лейтенант Плещеев? – на всякий случай спросил Филдинг.

– Нет.

– Ладно, я исчерпал свои вопросы. Пока что мы вынуждены оставить вас в камере на некоторое время, поскольку не можем просто так выпустить сию минуту. Все должно быть официально оформлено и выглядеть натурально, но заверяю, что скоро вы покинете это негостеприимное подземелье, – сказал Филдинг, грузно поднялся и пошел на выход.

– Насколько я понимаю, работы по производству листов и обивке кораблей пока могут быть продолжены и без вашего участия? – как бы невзначай напоследок спросил Стефенс, тоже поднимаясь.

– Да, вполне, – покладисто согласился Блэксмит.

Он не заметил, как, обернувшись, Филдинг слегка качнул головой, и как только дверь за вышедшими закрылась, стоявший за спиной Блэксмита охранник накинул ему удавку на шею.

Через некоторое время джентльмены, пытаясь согреться, уже попивали виски в гораздо более приятной атмосфере кабинета Филдинга.

– Русские пытаются давить на меня, прислали ко мне молодого морского офицера, – произнес сэр Джон.

– Морского?

– Представьте. Им просто некого было больше послать.

– Так уж и некого? Симолин хитер. Он сейчас в Лондоне. Может, этот офицер служит вовсе не на флоте.

– Нет уж, мой дорогой Стефенс, офицер он действительно морской, и я в этом совершенно уверен. Он служит на британском корабле и со дня на день снова уйдет в море. Так что трогать его не надо, пусть себе служит.

– Однако я должен навести о нем справки.

– Как вам будет угодно.

– Его имя?

– Лейтенант Плещеев.

– Кажется, это о нем вы спрашивали Блэксмита?

– Совершенно верно, – подтвердил Филдинг.

– Да, припоминаю, я в свое время просматривал списки прибывших из России практикантов. По-моему, его направляли на фрегат «Гермес».

– Кстати, лейтенант этот должен завтра зайти, подписать бумаги касательно тела Квашнина.

– Приму к сведению.

– Скажите, Стефенс, такая уж была необходимость убивать этого русского?

– Спасибо, сэр, вы сегодня оказали мне большую услугу, однако мне нужно идти, – откланялся Стефенс, не ответив на вопрос и тем давая понять Филдингу, что тот лезет не в свое дело.

– Что же, прощайте, всегда рад принимать вас.

Тем временем Блэксмит, вернее его тело, как и обещал Филдинг, покинуло известный подвал. Предателей нигде не любят.