Текст книги "Секретный агент по морскому делу"

Глава девятая. Идя по следу

1767 год, май, Лондон

Плещеев снова явился на Боу-стрит, дабы уладить формальности касательно тела Квашнина.

Подписав ряд бумаг, в раздумье он вышел на улицу, собираясь направиться в российское посольство, и тут сработали уроки Финка. Лейтенант краем глаза приметил маленького человечка, следующего за ним.

В лондонском пабе. Гравюра неизв. художника, 1775 г.

«Вот как, сэр Джон, филера приставили, хотя, может, это и не он, а тот самый загадочный департамент?» – пронеслось в голове Плещеева, и он, приняв решение, двинулся в сторону, прямо противоположную своему изначальному направлению. Офицер шел, не таясь, периодически останавливаясь и расспрашивая о чем-то у прохожих, не делая никаких попыток скрыться от преследования.

Через минут сорок Плещеев оказался в пабе «Три подковы». Он спокойно подошел к стойке и заказал пиво. Шпик крутился на противоположной стороне улицы, боясь войти в заведение и обнаружить себя.

– Мне нужен Проныра, не могли бы вы помочь разыскать его? – спросил Плещеев толстого бармена совершенно неопределенного возраста, накачивавшего в кружку пенного напитка.

– Вас действительно интересует он сам или прелести Линды Портер? – ухмыляясь, поинтересовался бармен.

– Мне объяснили, что по поводу Линды надо договариваться с мистером Пронырой.

– Совершенно верно, но еще рановато, сэр. Он спит где-нибудь.

– Так вы можете помочь?

– Ладно, раз уж так приспичило, Линда и впрямь чертовски хороша.

– Гарри, – крикнул бармен куда-то вглубь паба, – найди Проныру и два пенса твои, скажи, что пришел хороший клиент.

– Меньше никак нельзя, – обратился он уже к Плещееву.

Кто-то невидимый отправился на поиски мальчишки.

Шпик решился войти и тоже заказал пива, после чего уселся подальше.

Вскоре явился мистер Портер.

– А, это вы, – не очень-то приветливо буркнул мальчишка.

– Разбудил?

– Ночью спать не приходится.

– Есть работа.

– Я слушаю, сэр.

– Говори потише, попроси свою мать спуститься вниз, пусть она сама проводит меня к себе, как важного клиента. За твоей спиной, только сейчас не оборачивайся, сидит человек. Как только я поднимусь наверх, он, скорее всего, уйдет. Надо проследить за тем, куда он направится, – объяснил план действий Плещеев. – Шиллинг, – добавил он для веса.

– Хорошо, сэр. Вы знаете, сколько мы берем за час?

– Слушай, сейчас меня не интересуют плотские утехи. Как только ты отправишься за своим подопечным, я тоже уйду. Через два часа я буду обедать в заведении «Лев и корона», это рядом с местом нашей первой встречи.

– Знаю, – сказал мальчишка и отправился наверх.

Через четыре часа Симолин и Плещеев опять сидели в известном кабинете.

– Итак, к этому моменту нам известно, что за вами следил шпик из ведомства мистера Стефенса. То есть получается, что полиция не ведет это дело вовсе не потому, что ей нет дела до русских, а потому что этим занимается морская разведка. Мои люди следят за домом Блэксмита, и он до сих пор не появился, и боюсь, что не появится еще долго, если появится вовсе. Труп вам осмотреть не дали, хотя из протокола осмотра следует, как я и говорил ранее, что рана была нанесена меж ребер. Насколько она серьезна, мы судить не можем. Ох, темнит Слепой Лис, ох, темнит. Так какой вывод мы можем сделать из всего вышеперечисленного? – рассуждал Симолин.

– Мне кажется, что Блэксмит и являлся тем источником информации, для которого требовал деньги Квашнин.

– И поэтому его убрали. Так, хорошо. Дальше.

– Хотя мы и не видели тела, судя по обломку, что мне удалось рассмотреть, думаю, что рана не могла быть смертельной. А самое главное, такой укол не мог вызвать столь большое кровотечение.

– Откуда же столько крови? – задался вопросом Симолин.

– Я изучал яды и теперь припоминаю один из них, весьма эффективный, но нечасто используемый вследствие его дороговизны. Причем действие этого яда сильно зависит от концентрации в напитке. Если малая доза сначала вызывает возбуждение, а затем действует, как сильное снотворное, с последующим помрачением памяти и тяжелой мигренью, то большая доза приводит к летальному исходу. К тому же, этот яд в высокой концентрации вызывает обильное кровотечение горлом. Все это объясняет и поведение Касатонова, и смерть Квашнина, и окровавленную рубашку. Только вот соблюсти нужные пропорции и правильно подмешать может только большой дока в таких делах.

– Именно такие мастера и служат в ведомстве Стефенса. Что ж, отлично. Выходит, они отравили агента, но при этом инсценировали смертельный удар шпагой. Но как они могли предвидеть такой ход событий? Нет-нет, не предвидеть, но создать его, – озаренный догадкой, сделал вывод Симолин.

– Кто-то другой, пользуясь состоянием Касатонова, взял подпиленный клинок и нанес удар уже умирающему Квашнину, – уверенно сказал Плещеев.

– Совершенно верно. А обломок шпаги в руках Касатонова должен был превратить его в пьяного убийцу и отвести подозрения от истинных причин произошедшего.

– Но кто это мог сделать? Лубянов или кто-то из паба? А что если Касатонов пару дней последит за входом в здание морской разведки, может, узнает кого из входящих туда?

– А ну как сбежит по дурости?

– Куда ему бежать? Тем более я буду с ним.

– И то верно. Ладно, шансов, конечно, мало, но давайте попробуем, – скорее от безысходности согласился Симолин.

Напротив особняка морской разведки находились кафе и пара пабов. Периодически меняя дислокацию, Касатонов и Плещеев следили за главным входом. Буквально через несколько часов Касатонов оживился и стал пристально разглядывать очередного посетителя особняка.

– Черт, – выругался он, – это же он разливал эль за стойкой.

– Вы уверены?

– Еще как уверен, у него родимое пятно на пол-лица. Такого не перепутаешь.

– Нам повезло, Касатонов, – весело сказал Плещеев, – а еще больше повезло вам. В прошлый раз вы сказали, что когда выпивали за стойкой, подошел Квашнин с предложением отправиться домой.

– Верно, так и было.

– А Квашнину что-нибудь наливали в этот момент?

– Да, Лубянов сказал, что давайте, мол, на посошок.

– А наливал кто?

– Да этот же и наливал, ну, который с пятном.

– Ладно. Теперь пошли отсюда, а вечером я загляну в этот злосчастный паб и потолкую с помеченным слугой Бахуса.

Однако вечером за стойкой расположился совершенно другой человек.

– Ты кто? – изображая изрядно подвыпившего щеголя, спросил посетитель.

– Я Картер, – невозмутимо ответил полный человек за стойкой, протирая кружку. Видимо, за свою жизнь он повидал всякого клиента и уже ничему не удивлялся. Был он почти лысый, и только густые бакенбарды несколько компенсировали отсутствие волос на голове.

– Да? А где этот?

– Кто этот?

– Ну, забыл, как его там, Джим, кажется, я тут был не так давно и славно отметил одно важное событие в моей жизни, а он мне в этом весьма помог. Славный парень.

– Не понимаю, о ком вы говорите, сэр.

– Да? Не дури меня, у него еще пятно такое, на лице, я помню.

– Не знаю я никакого Джима с пятном, сэр.

– Ладно, хорошо, не хочешь не говори, плесни-ка мне лучше красного эля.

– Вот это другой разговор, сэр, я с удовольствием налью вам кружечку.

Через какое-то время Картер собрался отойти. Выйдя на задний двор, он подошел к отхожему месту, и только было начал оправляться, как совершенно неожиданно давешний выпивоха оказался рядом с ним. В живот Картеру уперся трехгранный клинок, а в глаза смотрел совершенно осмысленный взгляд, и взгляд этот не предвещал ничего хорошего.

– Стой спокойно, без крика, и слушай очень внимательно, – тихо, но внятно прошипел Плещеев. – Либо ты сейчас мне расскажешь все, что знаешь об этом человеке с пятном, либо, клянусь, я проткну тебя до самого позвоночника, и ты встретишь свой конец в этой вонючей выгребной яме. Веришь мне?

– Верить-то я верю, но если я расскажу, то окончу свой век немногим лучше.

– Никто не узнает, если сам не станешь болтать, мне же огласка ни к чему.

– Отчего я должен вам верить?

– Есть варианты?

– Ладно, пришли двое, дали денег, велели сказаться больным и держать язык за зубами.

– Зачем? Как объяснили?

– Да никак, сказали только, что они на королевской службе и ловят опасного преступника.

– На какой именно службе, они, конечно, не уточнили.

– Нет, не уточнили.

– И все же, они как-то представились?

– Чего представляться, у меня глаз наметан, сразу видно, люди непростые и дела у них серьезные.

– Про убийство в вашем пабе слышал?

– Да, конечно.

– Ты видел, что здесь произошло в тот вечер?

– Нет, как я мог видеть. Я же объясняю, что мне велели сказаться больным и здесь не показываться.

– Заплатили много?

– Грех жаловаться.

– Эти двое имен не называли?

– Нет.

– Ладно, возвращайся и разливай свое пиво, как ни в чем не бывало. Держи рот на замке и останешься жив.

– Конечно, сэр, вы все очень доходчиво объяснили.

– Вот и ладно, хозяйство можешь заправить, – сказал Плещеев и исчез.

Однако далеко он не ушел и стал наблюдать за игорным домом. Через некоторое время давешний бармен скорой походкой куда-то отправился.

«Значит, своих нанимателей он боится больше, чем меня», – промелькнуло в голове Плещеева. Он слегка присвистнул, и за барменом шмыгнула маленькая фигурка.

Через час Плещеев и Проныра встретились в «Трех подковах».

– Тебя не заметили? – спросил лейтенант.

– Нет, конечно, а если и заметили, то я для них никто, просто малец, которого надо при случае хорошенько пнуть, чтобы не путался под ногами, – с ухмылкой ответил Проныра.

– Это верно, – усмехнулся Плещеев. – Он встретился с кем-нибудь?

– Угу. В пабе «Корона и якорь».

– Человек с пятном?

– Да, а вы откуда знаете?

– Продолжай.

– Они ругались, стараясь не повышать голос, но я подобрался близко. Толстый выговаривал пятну. Сейчас покажу.

Проныра подбоченился и стал изображать диалог в лицах: «Я за такие деньги свою шкуру подставлять не собирался, мне приставили нож к горлу, понимаешь».

«И ты уже обделался», – это уже пятно с ехидцей сказал и продолжил, – «что ты ему успел выложить?»

«Ничего, сказал, мол, хоть режь меня».

«Опиши его», – это уже «пятно» попросил. И толстый описал вас.

«И что ты хочешь?» – спросил пятно.

«Прибавки».

«Хорошо, пойдем».

Они скрылись за дверью, та, что за стойкой. И местный бармен за ними пошел, имя у него Палмер, так его называли. Через минут пять этот Палмер вернулся, но уже один и все свои здоровенные ручищи обтирал о фартук. Фартук-то грязный, в пятнах весь, замасленный, не по чину.

– Дался тебе этот фартук.

– Это я к тому говорю, что когда он за «пятном» пошел, то никакого фартука на нем не было. Думаю, он им закрывал что-то. Боюсь, толстому не поздоровилось.

– А куда делся «пятно»?

– Там второй выход наверняка имеется.

– Такое впечатление, что все бармены тут шпики.

– Так и есть, сэр, а еще дворники и половина уличных девок.

– Заврался мистер Картер, – как бы разговаривая сам с собой, сказал Плещеев, – нож был приставлен вовсе не к горлу, а к его толстому брюху, и говорил он, как грешник на исповеди. Думаю, «пятно» оказался такого же мнения, и мистера Картера мы больше не увидим. Ну да ладно. Спасибо, Проныра, ты сегодня отлично поработал, оплата по двойному тарифу.

– Благодарствуйте, сэр.

Плещеев немедленно разыскал Симолина и рассказал ему о последних событиях, а от него, в свою очередь, узнал, что Мусин-Пушкин получил официальную бумагу с предписанием лейтенанту Плещееву убыть в Глазго для дальнейшего прохождения службы на фрегате «Гермес».

– Ну, вот и все, Сергей Иванович, жаль отпускать вас, но делать нечего. Вы-то, небось, рады.

– Чувства мои двоякие. Дело не доведено до конца. Вы проследите за барменами.

– Обязательно проследим, и могу вас заверить, клубок сей размотаем обязательно. И все же, давайте подведем некоторый итог. Итак, в деле замешана морская разведка, – начал было Симолин.

– Боже мой, как же я сразу не догадался! – вдруг прервал его невольным выкриком Плещеев.

– Что случилось? – недоумевая, спросил Симолин.

– Пряжки!

– Что «пряжки»?

– Я все время думал, при чем здесь эти злосчастные пряжки. Это же и есть тот белый металл. Блэксмит так передал его Квашнину, понимаете?

– Теперь понимаю и вижу, что граф Чернышев в вас не ошибся.

– Шпага тоже занимала мои мысли. Не могло быть у Касатонова такой шпаги, никак не могло. Только если ее не подложили. Но кто? У кого вообще могла быть такая шпага?

– Ни у кого, среди учеников на верфях нет ни одного гвардейца, я просматривал весь список.

– А Лубянов? – задал вопрос Плещеев.

– Что же, надо проверить, не служил ли в гвардии он сам или кто-либо из его семьи, литеры на эфесе могут помочь. Хорошо, я сделаю запрос в Петербург, – ответил Симолин.

– Помните, Касатонов говорил, что Лубянов жалованье задерживает? Очень он мне подозрителен.

– За сей персоной мы следим внимательно.

– Что будет с Касатоновым?

– Его отправим домой, от греха, показательно, в кандалах, да так, чтобы и Лубянов это видел, равно как и господа из британской морской разведки.

– Жалко парня.

– А чего его жалеть, в Россию приедет корабельным мастером. Аттестацию я ему лично дам. Молодой, все перемелется, мука будет. И это ему урок на будущее, по кабакам не шляться, дабы в истории не встревать. Жалко другое, не добыли мы ни вара, ни металла, ни способов все это готовить, только человек зря погиб. Ладно, Сергей Иванович, у вас два дня на сборы, завидую вам, честное слово, свежий ветер, морские волны.

– При всем моем уважении, корабельной службы вы не знаете, – с некоторой усмешкой сказал лейтенант.

– Да, не знаю, Сергей Иванович, так, рассуждения человека, несведущего в морских делах, вы уж простите старика, – согласился Симолин.

– Ничего, а море я действительно полюбил, там все как-то проще, честнее что ли.

– Вот и ладно, а я отправлюсь, пожалуй, в Италию, есть у меня одна идейка относительно того, как подобраться к Лубянову.

– Это как-то связано с его итальянской подружкой?

– Хватаете прямо на лету, да, есть некоторые предположения, но они требуют проверки. Вы же отправляетесь на свой фрегат, на коем будете не только практиковаться в морской службе, но и выполнять задание. Граф Чернышев, скорее всего, уже говорил вам об этом, но я для пользы дела напомню о том, что флоту нашему не хватает толковых офицеров. Присмотритесь, аккуратно поговорите, может, кто из ваших сослуживцев не прочь пойти в русскую службу. Вот, к примеру, ваш капитан, возможно, хороший кандидат.

– Не думаю, он с мостика «Гермеса» не сойдет. Хотя, полагаю, вы не просто так заговорили о капитане, не правда ли?

– Вы правы, я навел некоторые справки, надеюсь, это вам поможет. Оказывается, в жилах нашего бравого капитана течет самая настоящая королевская кровь, он потомок шотландского принца Грегора Макальпина и при этом не дворянин. Дело в том, что в самом начале прошлого века король Роберт Брюс проклял клан Макальпинов. Причиной тому послужила древняя кровавая вражда Макальпинов с кланом Кемпбеллов, вражда, почище чем у Монтекки с Капулетти. Якобы когда-то эти Кемпбеллы путем подлога документов отобрали законные земли у предков Крейга. Резня, учиненная Макальпинами, была столь жестокой и стоила жизни стольким шотландцам, что впав в сильный гнев, король повелел жестоко наказать клан зачинщика усобицы и даже лишить его родового имени. Всем Макальпинам без исключения пришлось под страхом смерти принять другие фамилии, многие покинули Шотландию навсегда или ушли в океаны, став моряками. Так что жизнь разные кренделя выделывает.

– Я что-то подобное, правда, без подробностей, слышал от лейтенанта Скотта. Кемпбелл, вы говорите, я, кажется, где-то уже встречал эту фамилию, не помню где.

– Ну, еще вспомните. Так что присмотритесь к Крейгу повнимательнее. Кстати, вы за ним ничего особенного не замечали?

– Нет, собственно, правда, в каюте у него почти во всю стену глаз изображен.

– Что за глаз?

– Просто глаз, а сверху как будто инструмент, на землемерный похож. Все это заключено меж двух колонн бутафорских.

– А перстень он часом не носит?

– Носит, золотой, без камня, на нем такое же изображение имеется. Я подумал, что это родовой герб.

– Всевидящее око и сдвоенные колонны, да нет, это вовсе не герб, – задумчиво произнес Симолин, – да уж, как говорится, яблоко от яблони недалеко падает. Вот что, в разговоре с капитаном насчет службы, ежели таковой состоится, намекните, что вы знаете о его принадлежности к братству, и главное, упомяните, что в России есть ложи и действуют они свободно.

– К какому братству, какие ложи, причем тут яблоки? – недоуменно спросил Плещеев.

– Это долгая история, как-нибудь расскажу, повторюсь, вы только намекните, вверните что-нибудь про вольных каменщиков, изобразите побольше таинственности. Все, ступайте с богом, авось свидимся. Как там у вас говорят, семь футов под килем?

– Так точно.

– Прощайте, лейтенант, долгие проводы не для мужчин, и помните, агенты Британской секретной морской службы есть везде.

Глава десятая. Новоиспеченный кают-юнга

1767 год, июнь, Лондон

Серый день плавно перешел в не менее серый вечер. Шел моросящий, очень мелкий, противный дождик. Выйдя из миссии, Плещеев поглубже запахнулся в епанчу и пошел, перескакивая через лужи, но тут же остановился, услышав знакомый голосок, более похожий на отчаянный мышиный писк. Он обернулся, но никого не увидел, голос доносился из ближайшей подворотни. Лейтенант аккуратно вошел под арку и увидел Проныру, которого лупцевал какой-то здоровяк, он тряс его так, что казалось, душа мальчишки сейчас выскочит и брякнется в грязную жижу. Проныра пытался кричать, но только попискивал.

– Вот ты и попался, гаденыш! – гневно закричал Плещеев.

– Это вы о ком? – обернувшись и продолжая держать мальчишку в своей здоровенной лапе, хрипло произнес детина.

– Да вот об этом сорванце, вчера он украл мой кошелек, – на повышенных тонах заявил Плещеев, изображая возмущенного джентльмена.

– Так, значит, ты и вчера тут промышлял, а сам сказал, сегодня первый раз в жизни покусился на чужое! – свирепея, зарычал здоровяк.

– Давайте сдадим его патрулю, сэр, – с наивным выражением лица предложил Плещеев.

– Какой там патруль! – брызгал гневом незнакомец.

– Ну как же, неужто вы отпустите его?

– Отпущу, когда он испустит дух.

– Но так нельзя, сэр.

– Послушайте, мистер, шли бы вы куда идете.

– Не знаю, сэр, чем вам досадил этот воришка, но вы явно пытаетесь избавиться от него. Согласитесь, попав за решетку, он вряд ли скоро появится на лондонских улицах, – уже без эмоций сказал Плещеев.

– Откуда я знаю, может вы с ним заодно.

– Помилуйте, сэр, взгляните на меня, что нас может связывать, кроме украденного кошелька? – ответил Плещеев и как бы невзначай слегка распахнул епанчу, под которой мелькнули шпага, стилет и пистолет.

– Пожалуй, – поняв степень возможной угрозы, сказал детина.

– Ты работал этого джентльмена? – несколько ослабив хватку, спросил он мальчишку.

– Да, там было-то пара фунтов.

– И три шиллинга, – вставил Плещеев.

– И три паршивых шиллинга, – подыгрывая, согласился мальчишка.

– Ладно, по правде сказать, мне неохота тратить время на этого паршивца. Если хотите, занимайтесь им сами, каторга по нему плачет, – примирительно сказал здоровяк.

– А ты, – обратился он к Проныре, одновременно связывая ему руки, – если думаешь, что легко отделался, то глубоко ошибаешься, я позабочусь, чтобы ты, будучи за решеткой, вспоминал меня постоянно.

На том троица и рассталась.

– Тебе не кажется, что твоя карьера карманника, мягко говоря, не задалась? – с иронией спросил Плещеев, когда они убрались из злосчастной подворотни.

– Хорошо, что вы появились, сэр, – всхлипывая, произнес мальчишка.

– Да уж, кажется, где-то там, наверху, меня определили в твои ангелы-хранители. А ты все время подкидываешь мне работы, – констатировал Плещеев, освобождая Проныру от пут. – Скажи, что ты здесь делал в столь неурочный для себя час? Впрочем, что ты делал – понятно, но почему?

– Ничего я такого не делал, я искал вас и ждал, пока вы выйдите.

– Надо же, какое совпадение, я ведь тоже собрался тебя разыскать. Однако ты не ответил на поставленный вопрос.

– Мать умерла, – выдавил из себя Проныра и разрыдался.

– Вот так номер, прими мои соболезнования. Ты теперь круглый сирота. Как это случилось? Хотя можешь не рассказывать, если тебе тяжело.

– Она сама привела клиента, без меня, вернее он сам пришел, я отлучился буквально на полчаса. Он не в первый раз, вот она его и пустила. Но он был сильно выпивши, тряс кошельком, сказал, что озолотит, ну, она и не сдержалась. Я таких никогда не пускал, говорил, что мать занята или вовсе сегодня не работает. От джина люди таких дел творят, что не приведи господь. Они и до комнаты не успели дойти, что-то ему не понравилось, он ударил ее. Мать упала с лестницы, и все.

– Бог ты мой.

– Я прибежал, но его уже взяли, будут судить.

– Но тебе от этого не легче.

– Нет, сэр. Комнату забрали, платить нечем, ночую под лестницей в «Трех подковах», пока хозяин по старой памяти не гонит.

– И ты вновь обратился к воровскому ремеслу.

– Да чего там обратился, всего-то обработал одного зеваку, пока вас ждал, и тут меня Бык Гарри прихватил, его это территория, у него целый выводок парней вроде меня, девки, барыги.

– Так и шел бы к нему.

– Угу, знаю я, как на него работать. Отбирает почти все, кто попался, ему наплевать, новых найдет. Если кто хоть монетку утаил, дознается обязательно, искалечит или того хуже. Да и вообще, это доля собачья. Я вот к вам пришел, думал, работа какая есть.

– Подытожим. С деньгами у тебя плохо, жилья нет, а в перспективе недобрая встреча с этим Гарри или чего хуже, с парнями Слепого Джона. Что собираешься делать?

– Не знаю, – слезы с новой силой потекли из глаз Проныры.

– У меня к тебе деловое предложение.

– Слушаю, сэр, – глаза мальчишки мгновенно просохли.

– Мне нужен кают-юнга.

– Это что такое?

– Говоря понятным языком – слуга, но только на корабле.

– Идти в море? Да я плавать не умею.

– Ничего, дело поправимое.

– Сколько платите?

– Ну, ты что тот еврей, который на плахе с палачом торгуется, – рассмеялся Плещеев, – платить будут, как положено, не обидят, к тому же форменная одежда, довольствие и тысячи миль от лондонских быков, лис и другого зверья. Согласен?

– Согласен, – не думая ни секунды, ответил мальчишка.

– Только ты должен поклясться в одной вещи.

– В какой?

– Никогда, ни у кого из своих товарищей моряков ты не украдешь и крошки со стола, иначе я сам, слышишь, сам выброшу тебя за борт на съедение акулам. Ну?

– Я, Джек Проныра, клянусь всеми святыми, что не стану красть, – тихо произнес парень.

– Э нет, с этой минуты никакой ты не Проныра, ты Джек Портер, кают-юнга славного фрегата «Гермес». Послезавтра к шести утра прибыть с пожитками и документами, если таковые имеются, к русской миссии, ждать не буду.

– Есть, сэр, – громко отрапортовал Джек и впервые за долгое время на его лице появилась по-детски искренняя улыбка.