Текст книги "Авантюристы Его Величества"

– Скажите, а с посыльным судном вы можете помочь?

– Да, вы говорили, но, к сожалению, нет, не могу. Умываю руки. С этими бывшими военными кораблями одна морока, какие-нибудь секретные детали и механизмы, еще продашь не то и не тому, потом греха не оберешься.

– Но мне необходимо такое судно, может, вы знаете, кто торгует подобными кораблями?

– Хорошо, я разузнаю, конечно, а как же. А вот и наши красавцы, – радостно сообщил Кац, энергично показывая на две довольно потрепанные лайбы.

Они поднялись на борт одного из судов, и покупатель начал придирчиво его осматривать. Кац следовал за клиентом неотступной тенью, нахваливая состояние судна.

Долинин подошел к правому борту и неожиданно спросил:

– А это что, разве не посыльное судно? Оно ваше?

– Какое судно? – как бы непонимающе спросил в свою очередь Кац.

– Вот это, – Долинин указал на соседнее судно. Оно было низким и узким, весьма напоминая своими очертаниями миноносец, хотя большая его часть была скрыта под брезентом.

– Ах, этот металлолом? Ему давно пора на слом.

– Так оно продается?

– Продано уже, продано, давайте осмотрим второе судно, – затараторил Кац, энергично вытирая покрывшийся испариной лоб.

– Осмотрим, – согласился Долинин. – А что, этот миноносец продан на слом?

– Не знаю, скорее всего. А куда еще?

– Однако, я вижу свежую краску, и потом, зачем так заботиться о металлоломе, бережно укрывая его?

– Не знаю, блажь клиента. Впрочем, судно должно уже уйти.

– А говорили, что военными кораблями не занимаетесь.

– Не занимаюсь, так, случайная сделка, я тут десятый посредник, имею только скромные комиссионные.

– И кто же покупатель?

– Ну, имен мы не раскрываем, коммерческая тайна.

– Некто Агис тоже хотел сделать свой маленький гешефт на миноносцах. Слышали о таком?

– Да, конечно, а как же. Я хорошо знал его. Он работал в конторе Митчелла, они помогали юридически правильно оформлять сделки по продаже. Иногда случаи были непростые, совсем непростые, но они справлялись. Это ужасно. Разрубили, за что, зачем?

– Так вот, если вы не хотите отправиться вслед за Агисом, то расскажете мне о том, сколько и кому вы продали миноносцев, – почти мрачно сказал Долинин, его обычно улыбчивое лицо стало каменным, и в живот господина Каца уперся револьвер. Кац понял, что с ним не шутят.

– Хорошо, а как же, я скажу. Вы, я вижу, человек порядочный, гарантируйте мне, что этот разговор останется между нами. У меня семья.

– Слово русского дворянина.

– Этого достаточно, я знаю, русские-люди чести. Вы можете убрать пистолет. Я скажу. Всего мы продали два миноносца, они старые, немецкие или французские, я толком не знаю, мы с Агисом работали по этой сделке вместе, как посредники. Я действительно не люблю иметь дело с военными кораблями, не мой профиль. Взялся только потому, что у меня объявился клиент, и мы работали под него. Всю работу, собственно, вел Агис. У клиента наметились проблемы с оплатой, и Агис решил предложить корабли еще кому-то, хотя клиент настоятельно рекомендовал ему этого не делать, объясняя, что трудности временные.

– Клиент-японец?

– Откуда вы знаете?

– Неважно. Вот этот? – Рачевский, а это был именно он, достал фотокарточку.

– Да, – недоумевая, подтвердил Кац.

– Куда должны уйти миноносцы?

– О, я не задаю лишних вопросов, а покупатель особо не распространялся.

– Когда ушел первый миноносец?

– Не знаю точно, дня три назад, по всей видимости, ночью.

– Вы видели команду?

– Нет, они как призраки. Людей не видно, но на кораблях что-то все время происходило.

– Ваши суда кто-то охраняет?

– А как же, конечно, был у меня старичок Мюллер, приглядывал, чтобы имущество корабельное не разворовали, но он который день уже не выходит. Пропал куда-то.

– Еще один труп, – констатировал Рачевский.

– Почему именно труп?

– Не будьте идиотом, Кац. Вот что, отныне у вас будет сторож, совершенно бесплатный. Не возражаете? Ну, Кац, не надо такой работы мысли. Это же чистый гешефт.

– На какой срок?

– Другое дело, – сказал Рачевский и рассмеялся. – А что до сроков, то, по крайней мере, пока этот загадочный корабль находится здесь.

– Ладно, – тихо согласился Кац.

– Надеюсь, вы понимаете, что в данной ситуации вам крайне необходимо держать рот на замке.

– Конечно, а как же, – выдал Кац свое любимое выражение.

– Хорошо, господин Кац, на этом считаю наше знакомство исчерпанным.

– Ну почему же исчерпанным?

– Во-первых, потому что видеться нам более незачем, а во-вторых, подозреваю, что Агиса и вашего сторожа убили из-за сделки с этими миноносцами. Так что лучше вам исчезнуть. Прощайте. Дай бог здоровья вам и вашей семье.

Ближайшей ночью Рачевский занял место Мюллера. Конечно, не след было действительному статскому советнику работать ночным сторожем, но времени на другие варианты не было, а долг, как известно, превыше всего.

30 августа 1904 года. Гамбург

Ночь была лунной, но как ни всматривался Рачевский, почти ничего разглядеть не мог. Однако на судне явно шла какая-то работа. Раневский внимательно вслушивался в темноту. Постепенно он начал различать голоса. Советник услышал несколько слов на японском, и совершенно отчетливое «доннер веттер» по-немецки. Похолодало, фляжка с «Реми Мартин» заметно полегчала, однако Петр Станиславович держался.

Едва только забрезжил рассвет, как с судна на берег сошел человек европейского типа с чемоданчиком в руках и направился в город, а через минуту за ним последовал японец, явно желая оставаться незамеченным. Чуя недоброе, Рачевский направился за этой парочкой. Он нагнал их в темной безлюдной подворотне, в тот самый момент, когда японец угрожающе приблизился к европейцу. Тот с явным испугом обнаружил преследователя и в ужасе застыл. Думать было некогда, и Рачевский нанес японцу удар сзади тростью по голове. Надо сказать, что трость у Рачевского была не совсем обычной, в ее рукоять была влита добрая порция свинца. Японец беззвучно рухнул на землю. Из его ладони выпал шелковый шнурок.

Рачевский быстро обшарил карманы японца и забрал шнурок.

– Пойдемте, быстрее, – сказал по-немецки Рачевский остолбеневшему человеку, – не стойте как истукан, вам здесь оставаться нельзя. Он буквально потащил за руку незнакомца. Они выбежали на улицу, остановили фиакр.

– Где вы живете? – резко спросил Раневский.

– Кто вы такой? – ответил вопросом на вопрос неизвестный.

– В данный момент я ваш ангел-хранитель. Где вы живете, черт подери?

– Отель «Континенталь».

– Отель «Континенталь», быстро, плачу вдвое, – крикнул Раневский извозчику. – Слушайте внимательно, – обратился он в конец обалдевшему и испуганному молодому человеку-у нас нет времени, после я вам все расскажу. Я только что спас вам жизнь, но мне за это ничего не нужно. Вы просто ответите на ряд моих вопросов. Запомните, я друг, а ваша жизнь все еще в смертельной опасности. Мы сейчас приедем в гостиницу, пять минут на сборы, потом на вокзал. Вас очень скоро начнут искать весьма недобрые люди монголоидной внешности. Вы откуда приехали в Гамбург?

– Из Эльбинга.

– Вы там живете?

– Да.

– С семьей?

– Нет, я один.

– Это хорошо. В Эльбинге вам появляться нельзя, поедем вместе в Берлин ближайшим поездом, а оттуда вы отправитесь куда угодно прочь из Германии.

– Я решительно ничего не понимаю.

– Не переживайте, разберемся вместе.

Через час они сидели в вагонном купе экспресса Гамбург-Берлин и потягивали скотч.

– Итак, молодой человек, давайте разъяснять нашу запутанную ситуацию. Чтобы предотвратить лишние расспросы, скажу, что меня зовут Петр Рачевский, и я работаю на Российское правительство. Я следил за всем, что происходило на давешнем миноносце, поскольку наша страна, как вам известно, находится в состоянии войны с Японией. Таким образом вы и попали в поле моего зрения. Я понял, что вас сейчас станут убивать, и, собственно, предотвратил это убийство, – Рачевский красноречиво выложил на столик шелковый шнурок. – Теперь хотелось бы знать, как величать вас?

– Клаус Дитрих, я инженер.

– Очень хорошо, господин Дитрих. Я вам расскажу некую историю, а вы меня будете поправлять, если я в чем-либо допущу неточность. Хорошо?

– Ладно, – смиренно ответил молодой человек, которому, скорее всего, было не более тридцати.

– Итак, вы работаете на одной из крупных верфей, скорее всего, инженером по каким-либо системам вооружения.

– Да, я работаю на верфи «Шихау» как специалист по минному вооружению.

– Вот видите, пойдем дальше. У вас случились какие-то затруднения по материальной части.

Молодой человек округлил глаза от удивления и кивнул.

– Мы с Гердой хотим пожениться, но ее отец считает меня несерьезным, потому что у меня нет капитала. Я вырос сиротой, с большим трудом получил образование и место получил недавно, так что никакого капитала, конечно, составить еще не успел.

– Ага, и тут-то вам некий японец по фамилии Акаси предложил неплохо заработать.

– Вы ясновидящий какой-то.

– То ли еще будет, мой дорогой господин Дитрих.

– Да, так он себя назвал. Я не знаю, почему он обратился именно ко мне.

– Зато эта лиса все пронюхала и отлично знала о ваших проблемах, уверяю вас.

– Но откуда?

– Он шпион, и шпион самой высокой пробы. Я сейчас не склонен читать лекции на тему о предварительной подготовке к вербовке, скажу одно-это часть работы. Так в чем была суть его предложения?

– Он сказал, что является военным агентом японской миссии.

– Это сущая правда, смею вас заверить. И далее?

– Акаси объяснил, что для нужд японского флота закуплены два миноносца и минное вооружение. Им надо было быстро его смонтировать на кораблях. Я сказал, что это надо делать официально, на верфи, и только после получения соответствующих разрешений.

– На что Акаси сказал вам, мол, идет война, и некогда заниматься формальной стороной вопроса, пускаясь в бюрократические дебри. После чего он подкрепил свою аргументацию такой суммой, от которой отказаться было весьма затруднительно, при этом предложил неплохой задаток сразу.

– Вы что, слышали наш разговор?

– Нет, – сказал Рачевский и улыбнулся. – Продолжим. Вы согласились, взяли отпуск и выехали в Гамбург.

– Так и было, – подавленно сказал молодой инженер.

– Расскажите мне подробнее о кораблях и их командах.

– Один-миноносец второго класса водоизмещением 85 тонн немецкой постройки примерно 1889 года, старый, однотрубный, орудий никаких нет. Второй, скорее всего, англичанин, несколько новее, порядка ста тонн, две трубы, орудий тоже нет. Минных аппаратов всего было три, два однотрубные, под 350-миллиметровую мину Шварцкопфа, очень старые, сейчас такие не ставят, и один новый, двухтрубный, английский, под мину Уайтхеда. Из двух немецких аппаратов я фактически собрал один. Зачем такая рухлядь японцам, я так и не понял. Людей на миноносцах было мало, или я их не видел, я, в общем-то, ничего не видел. Мне отгородили место на палубе, на баке, где должен был устанавливаться минный аппарат, там я и работал. Контактировал я только с неким господином Сато, он довольно сносно говорил по-немецки.

– Акаси появлялся?

– Нет, ни разу его более не встречал.

– А тот из подворотни?

– Это и есть господин Сато.

– Ах, вот как? Вы сделали работу, и этот самый Сато с вами расплатился.

– Да.

– И вы, довольный собой, расслабившись, с кругленькой суммой в чемодане пошли себе, ничего вокруг не замечая.

Дитрих смущенно кивнул головой.

– Ладно, молодой человек, все хорошо, что хорошо кончается, как говорят русские. Однако, на самом деле вы совершили государственное преступление, вооружая неизвестные корабли, чья мощь непонятно против кого в дальнейшем будет направлена. И не надо говорить, что вы невинно поддались уверениям в законности происходящего. Вы же неглупый человек, к тому же сами работаете на кораблестроительном предприятии, а посему знаете цену такого рода уверениям. Не правда ли?

– Так что же мне делать? Может, пойти в полицию, вернуть деньги и признаться во всем?

– И потерять всякую надежду на семейное счастье с любимой девушкой? Зачем такие крайности?

– Я не знаю, я запутался-получилось, что, с одной стороны, я изменник, а с другой-меня хотят убить, – беспомощно говорил Дитрих.

– Давайте успокоимся. Вы же мужчина, Дитрих, не распускайтесь. Во-первых, никто, кроме меня и японцев, не знает о вашем приработке на миноносцах. Японцы уж точно не станут болтать о случившемся.

– А вы?

– Я тоже не склонен распространяться, но при определенных условиях, о которых скажу несколько позже. Во-вторых, у вас есть деньги. Кстати, сколько?

– Примерно мое жалованье за год.

– Недурственно. Я вам могу дать столько же при определенных условиях, о которых, как я уже говорил, сообщу чуть позже. Таким образом, у вас будет сумма, вполне достаточная для обустройства на новом месте. Как вы думаете, если вы объясните ситуацию своей избраннице, упомянув о деньгах, но опустив некоторые детали, она поедет к вам? Я знаю немецких девушек, они весьма сентиментальны, но в то же время очень практичны,

– Думаю, Гер да приедет, она любит меня.

– Очень хорошо. Теперь о моих условиях. Вы даете мне письменное подтверждение того, что с такой-то по такую-то дату выполняли тайную работу по установке минных аппаратов на неизвестных миноносцах с японской командой. Впоследствии вы будете выполнять некоторые мои поручения за весьма приличное вознаграждение.

– Вы этой бумагой свяжете меня по рукам и ногам, а ваши поручения попахивают шпионажем и изменой родине.

– Перестаньте валять дурака, Дитрих, вы уже изменили родине, когда согласились на эту работу, и завязли по уши. Бумага же от вас мне нужна как гарантия того, что вы по молодости не начнете делать глупости. Впрочем, вы можете не согласиться, но тогда я не смогу гарантировать сохранение ваших похождений в тайне. Увы. Пусть вами занимается полиция, Акаси я тоже не стану препятствовать в вашем поиске, и тогда молите бога, чтобы первой вас разыскала полиция. Ну, я жду вашего решения.

– Согласен, – выдохнул из себя молодой инженер.

– Вот и славно, – широко улыбнувшись, сказал Рачевский. – Поверьте, много людей сотрудничает с нами, и я вас уверяю, еще никто об этом не пожалел. А теперь, пойдемте в вагон-ресторан и перекусим. Я угощаю. Надо же отметить ваш день рождения.

– У меня уже был день рождения в этом году.

– Ну, ну, всего несколько часов назад вы родились заново и в рубашке, а я, так сказать, принимал роды при помощи своей трости.

– Что значит «в рубашке»?

– Это русская поговорка, означает, что вы счастливчик.

– Да уж, счастливчик.

– А что, вы фактически вышли сухим из воды в сложившихся обстоятельствах. У вас есть деньги и серьезный, о, я вас уверяю без излишней похвальбы, весьма серьезный покровитель в моем лице. Впереди у вас свадьба и счастливая семейная жизнь. Все, что с вами произошло, через какое-то время будет казаться вам не более чем неприятным сновидением.

– Хорошо, – сказал Дитрих и впервые за весь день улыбнулся. – Пойдемте, я признаться, очень голоден.

1 сентября 1904 года. Копенгаген

Инспектор криминальной полиции Нильсен зашел в кабачок поблизости от того причала, где стояло судно «Плавучий маяк семнадцать», с тем, чтобы задать бармену пару вопросов о деле, которое вел.

Бармен, он же хозяин заведения, толком ничего не смог прояснить, и Нильсен, намотавшись за день, присел в угол с кружкой пива.

– Добрый вечер, господин Нильсен, разрешите перекинуться с вами парой слов? – обратился подошедший к столику слишком прилично одетый для местной публики мужчина.

– Кто вы?

– Меня зовут Арнолд, я интересуюсь делом Ларсена.

– Вы хроникер из какой-нибудь газетенки? – устало спросил Нильсен, но, окинув незнакомца опытным взглядом, добавил, – хотя непохоже.

– Вы правы, я не журналист.

– Тогда, господин Арнолд, почему вас так интересует судьба смотрителя маяка, он ваш родственник, знакомый? – спрашивал инспектор Нильсен у этого странного иностранца. Инспектор был человеком опытным и обычно сходу определял национальность собеседника, по внешнему виду, акценту, какому-то определенному выражению глаз. Он приобрел эту способность, много лет работая в самом криминальном портовом районе Копенгагена, где свидетелями, преступниками и потерпевшими становились самые разнообразные личности со всего света. В данном случае Нильсен находился в некотором замешательстве. Перед ним сидел мужчина возрастом лет около сорока или чуть за сорок, приятной наружности, хорошо одетый, во внешности его было что-то семитское, вьющиеся темные волосы, острый подбородок, характерно крючковатый, хотя и небольшой нос, но серо-голубые славянские глаза никак не вязались с образом еврея. Говорил он мягким баритоном по-французски с каким-то акцентом, но каким? Может быть, бельгийским?

– Я веду некоторые дела семьи де Рикс, к которой с момента своего замужества имеет самое прямое отношение дочь несчастного господина Ларсена.

– У вас есть соответствующие документы?

– Да, конечно, – сказал Арнолд, однако никаких документов не достал.

– Что же вы хотите?

– Информацию о ходе расследования.

– Как представитель закона, я обязан хранить тайну следствия.

– Поэтому я и не пришел к вам в кабинет, а сидим мы в этом портовом кабачке, и встреча наша, как вы понимаете, совсем не случайна. Вы пришли сюда за информацией, я тоже. Я уже довольно много знаю об этом деле и скорее хочу найти подтверждение раздобытой мною информации, чем узнать что-то новое. Я готов заплатить за ваше содействие.

– Вы пытаетесь меня подкупить?

– Какая мне выгода вас подкупать? Я лицо наемное, и с этого дела лично ничего не имею, кроме своего жалованья. Я просто удовлетворяю желание своего работодателя, а именно дочери покойного. Кроме того, я, в свою очередь, готов поделиться некоторыми результатами собственного расследования. Это будет весьма кстати для вас, поскольку, следствие, насколько я понимаю, буксует.

– Каким образом вы могли добыть эту информацию?

– Скажем так, у семьи де Рикс широкие финансовые возможности, и в данном случае они не скупятся. Например, мне известно, что третьего дня примерно в девять вечера тело несчастного смотрителя упало с маяка на палубу и при падении практически разделилось на две части в районе поясницы.

– Ну и что? Это мне, конечно, тоже известно.

– Не сомневаюсь. Ларсен, видимо, полез наверх, чтобы осмотреть или протереть внешнее стекло маячного прожектора, но наверху всегда ветер, и довольно холодно, смотритель был одет в толстый свитер.

– Еще на нем была телогрейка из овчины.

– Вот видите, при такой экипировке тело в результате падения подобных повреждений получить не может.

– Почему не может? Это плавучий маяк, там полно металлических конструкций и деталей. Он упал с довольно большой высоты. Впрочем, мы ждем результатов экспертизы.

– А если это убийство, вы представляете себе оружие, которым могла быть нанесена такая рана?

– А вы представляете?

– Да, я представляю.

– И чем же могла быть нанесена такая рана?

– Мы договорились?

– Хорошо, договорились.

– Рана была одна?

– Да, если его ударили, то ударили один раз, удивительно, знаете, как режут головку сыра струной. Позвоночник тоже практически перерублен.

– Что еще вы накопали?

– Теперь ваша очередь.

– Хорошо, такой удар можно нанести только катаной.

– Что это?

– Японский самурайский меч.

– Японский? Причем здесь японцы?

– Вот и я этого не могу понять. Но заметьте, европеец, скорее всего, взял бы малозаметный нож или револьвер. Ведь маяк пришел в Копенгаген поздно вечером и встал в отдалении от ближайших жилых домов, к тому же в ту ночь штормило, и удары волн легко заглушили бы выстрел.

– А он большой, этот меч?

– Я бы не сказал.

– Тем не менее, мне кажется крайне неудобным таскаться с таким оружием.

– Это нам неудобно, а им очень даже удобно, и прячут они его получше, чем ваши урки свои финки. Ищите японца, инспектор Нильсен, их здесь не так много.

– Не понимаю, чем смотритель мог так не угодить какому-то японцу, что тот полез на маяк его убивать? Впрочем, японцы, насколько я знаю, небольшого роста. Один свидетель, правда, он был довольно пьян, утверждает, что видел, как от судна отбегал коротышка в черном. Это совпадает по времени с моментом преступления. Но каков мотив? Самое противное-это когда мотив непонятен. Я склоняюсь к несчастному случаю.

– Да, непонятен. Хотя и среди японцев есть просто уголовники, инспектор, а с этой братией вы хорошо знакомы и умеете разбираться, вне зависимости от их расовой принадлежности. У вас тут весь глобус собрался. Кстати, ограбление вы исключаете?

– Ничего не пропало, по правде говоря, и брать-то особо было нечего.

– Вы допросили других членов экипажа?

– Да, конечно. В момент совершения преступления механик был дома, а радист и два матроса всю ночь пропьянствовали в кабаке, куда отправились, как только маяк ошвартовался у причала. Они не могли совершить преступления просто ввиду своего состояния. И потом, если бы произошел какой-то конфликт, то гораздо проще было бы разрешить его в море. Смыло за борт-и все.

– Скажите, а приход судна был плановым?

– Нет, они пришли немного раньше положенного срока. Их несколько побило во время шторма, и Ларсен решил от греха подальше вернуться.

– Ладно, дай-то бог, чтобы это был несчастный случай, нас это всех устроит. Не правда ли? – умиротворенно сказал Арнолд. – Действительно, давайте дождемся результатов экспертизы. Вот вам небольшой гонорар, – Лартинг украдкой передал конверт, – дайте мне знать, когда получите эти результаты. Я живу в гостинице «Феникс». Господина де Рикса очень волнует безопасность его семьи. Я, в свою очередь, готов поделиться ходом собственного расследования. Но пообещайте мне одно, – неожиданно очень серьезно и почти шепотом произнес он, – если вдруг произойдет подобный несчастный случай еще с кем-нибудь из членов экипажа судна «Плавучий маяк семнадцать», то вы начнете искать японца. Имею честь откланяться.

– Хорошо. До свидания, – устало произнес инспектор.

Нильсен остался наедине со своей кружкой и только сейчас сообразил, что ни одного документа, подтверждающего личность и полномочия своего собеседника, так и не увидел. Оценив же содержимое конверта, он решил, что это гораздо лучше любых документов.

Лартинг приехал в Копенгаген по приказанию Рачевского с целью обеспечения прохода эскадры адмирала Рожественского через воды Северного моря и должен был поставить задачу двум агентам, и вот, здравствуйте, одного из них убивают. Ларсена завербовали два года назад, старик вырастил дочь один, жена умерла, когда Марии было всего четыре годика. Ларсен служил на необычном судне, так называемом плавучем маяке, и почти все время торчал в море, ребенка фактически воспитывала мать Ларсена. Время пролетело быстро, и вот уже минуло три года с тех пор, как дочь вышла замуж за состоятельного бельгийца и покинула отца. Ларсен любил женщин, но боялся заводить серьезные романы, чтобы не расстраивать маленькую дочь. В конце концов дочь уехала, а мать умерла, он остался один, но возраст, чертов возраст, уже мешал налаживать любовные связи с молоденькими красавицами. Нужны были деньги, много денег, но дочь как-то не очень помогала отцу. Сказать по совести, и вовсе его забыла.

Лартингу же наблюдатель в должности смотрителя маяка и капитана судна был как нельзя кстати. В общем, они нашли друг друга. Переговоры прошли быстро, и сделка состоялась, тем более что Ларсену не предлагалось работать против родной Дании. Российского агента интересовали совсем другие страны. Ларсен оказался очень толковым и полезным агентом. Со своего боевого поста он отмечал все интересовавшие русских суда и перевозки. Кроме того, маяк был снабжен радиосвязью. По настоянию и при помощи русской разведки Ларсен освоил это современное оборудование и вовсю пользовался служебным положением. Так что Лартинг в некотором смысле чувствовал себя осиротевшим. Однако делать было нечего. Надо было выяснить все обстоятельства этого преступления и в то же время выполнять поставленную задачу.

«Обезвреживали русского агента или случайного свидетеля какого-то события, или и то, и другое?» – ломал голову Лартинг, идя по набережной. Он искал злополучный плавучий маяк. Одиноко стоящее судно он увидел издалека. Оно выделялось своим красным цветом и необычной высокой надстройкой. Лартинг хотел зайти на судно, но трап был убран, и пришлось довольствоваться только внешним осмотром. Судно действительно было потрепано, о чем говорила довольно внушительная вмятина в носовой части по левому борту, которая даже несколько достигла форштевня, слегка свернув его набок. Глядя на эти повреждения, Лартинг опять представил изуродованное тело своего агента. Мысль о катане пришла ему почти сразу, как только удалось узнать некоторые подробности о совершенном преступлении. С началом войны европейская пресса стала проявлять повышенный интерес ко всему японскому. На страницах газет и журналов появилась масса статей на эту тему. Особенно много материалов было посвящено загадочным самураям и их почти мистическому оружию. Русский агент, изучая врага, читал все это и еще много другого, в том числе и секретную информацию, приходившую с Дальнего Востока, так что мог считать себя вполне подкованным. Кроме этого, однажды наблюдая в Гулле за морскими японскими офицерами, которые прибыли принимать новые корабли, он видел, как они упражнялись со своим холодным оружием. Впечатление это произвело сильное.

Так, погруженный в свои мысли, Лартинг дошел до гостиницы. Было уже довольно поздно.

– Добрый вечер, – устало бросил он администратору на стойке и протянул руку за ключом.

– Вам записка, господин Арнолд.

Лартинг развернул листок.

«Надо встретиться. 21.00, бар напротив гостиницы. Н-н»

«Я, кажется, завербовал нового агента» – подумал Лартинг и усмехнулся.

– Добрый вечер, скажу сразу, у меня новостей пока нет, но я с удовольствием послушаю ваши, – приветливо обратился Лартинг к инспектору и протянул руку.

– Добрый вечер, – ответил Нильсен, – новости, действительно, есть. Откуда вы знали, а, господин Арнолд?

– О чем вы?

– Вы какой-то недобрый пророк.

– Да?

– Дело в том, что четыре часа назад мы выловили из воды радиста.

– Очень интересно. Его тоже разрубили?

– Нет, он просто утонул. Прямо напротив кабака, где пьянствовал.

– Вы и это спишете на несчастный случай?

– А почему нет? Полно свидетелей, которые запомнили эту веселую троицу. Они прилично набрались, даже затеяли небольшую потасовку с английскими рыбаками. Потом двое ушли со шлюхами, а радист, его фамилия Петерсен, вышел освежиться.

– И освежился.

– Да. Во всяком случае, то, что он еле держался на ногах, это бесспорный факт.

– Как и то, что в этот момент его можно легко было пустить немного поплавать. Не так ли?

– Возможно и так.

– Вы все-таки не верите в мою версию?

– Честно говоря, я не знаю, что и думать. Знаете, сколько таких красавцев мы вылавливаем? Но два члена одной команды-просто чудовищное совпадение.

– Так вы проверяли японцев?

– Проверить я ничего не успел. Однако мы смогли установить японцев, официально проживающих сейчас в Копенгагене. Их оказалось немного, однако заметно прибавилось в последнее время.

– И кто же они?

– Сейчас в гостиницах Копенгагена проживают два коммивояжера, один инженер-химик, морской агент и какой-то еще дипломат. Сколько сейчас в порту матросов родом из Японии, не знает никто.

– Инженер-химик?

– Да. Мне тоже стало интересно. Он приехал изучать способы приготовления рыбного масла. Зовут его Казабуро Шиба, так, кажется, произносится. Впрочем, вот вам список, занимайтесь сами, если хотите. Скажу честно, по мне это всё-несчастные случаи, коих с пьяными моряками происходит великое множество. У меня и без того полно работы, только за последние сутки два вполне реальных убийства. А что еще принесет эта ночь?

Нильсен замолк, тяжело вздохнул и вопросительно посмотрел на Лартинга.

Лартинг усмехнулся и достал очередной конверт. Однако не сразу отдал его.

– И еще список оставшихся членов команды и их адреса.

– Пожалуйста, только учтите теперь, если будет еще один труп, вы тоже попадете в подозреваемые.

– Однако список захватили, – рассмеялся Лартинг. – Возьмите наличные, здесь сумма, с лихвой покрывающая оба списка и мое алиби.

«Нашелся наш японец! Надо сообщить Рачевскому», – подумал Лартинг, просматривая список.

2 сентября 1904 года. Копенгаген

Лартинг из посольства передал шифровку в Париж своему шефу, где кратко изложил складывающуюся ситуацию.

Вернувшись ранним вечером в гостиницу, Лартинг вместе с ключами получил от портье телеграмму следующего содержания:

«Господин Арнолд.

Руководство компании обеспокоено состоянием переговоров с нашими контрагентами в Дании. В помощь к вам прибудет помощник директора господин Барле и при необходимости заместитель директора компании господин Радовский».

«Вот за это спасибо, филёры мне точно понадобятся», – подумал Лартинг. Очень хотелось есть. Ларинг поднялся в номер, принял душ, заказал ужин и начал изучать списки, переданные Нильсеном.

В дверь постучали, принесли еду. Лартинг спрятал бумаги и открыл.

Когда дверь за официантом закрылась, Лартинг снова достал списки, еще несколько минут изучал их и, видимо, приняв какое-то решение, убрал их снова, наспех перекусил, оделся и покинул отель.

В окнах дома, где проживал матрос Ларе Соренсен, горел свет.

Арнолд позвонил в колокольчик.

– Кто там? – нетрезво пробасили за дверью.

– Моя фамилия Арнолд, я из профсоюза, надо поговорить с вами.

– Какого черта я должен говорить с вами? Я никого не хочу пускать.

– Послушайте, если вы не последний идиот и не хотите отправиться вслед за капитаном и радистом, то впустите меня и выслушайте несколько дельных советов.

– Почем мне знать, может, после разговора с вами я к ним и присоединюсь.

– Кажется, вы, действительно, идиот. Зачем мне стучаться в дверь, ведь соседи могут запомнить меня. Не проще ли подкараулить вас в каком-нибудь укромном месте, когда вы, набравшись по ватерлинию, еле ползете из кабака, как это было с радистом. Да вы и не сообразите, что вас уже убили.

Дверь со скрипом открылась.

Лартинг оказался в плохо освещенной небольшой прокуренной комнате.

– Наконец-то, здравствуйте, – брезгливо поморщившись, но потом, приветливо улыбнувшись, сказал он здоровому детине лет сорока с широким лицом, обрамленным шкиперской бородкой. – У меня совершенно нет времени, да и у вас тоже, речь идет о вашей жизни. Подчеркиваю, о вашей, а не о моей. Поэтому садитесь и слушайте, – неожиданно строго начал разговор Лартинг. – Итак, Соренсен, членов вашей команды целенаправленно убивают, и вы вполне может быть следующим. Предложение мое простое. Вы не выясняете, кто я такой, отвечаете на ряд моих вопросов, получаете за это хорошие деньги и совершенно бесплатный дельный совет, как выбраться из этого незавидного положения. Идет?