Текст книги "Авантюристы Его Величества"

Вадим Хитров
Авантюристы Его Величества

От автора

Уважаемые господа читатели!

Сие произведение написано в жанре исторического романа. Смею акцентировать ваше внимание на термине «роман». Один весьма умный человек как-то высказался в том смысле, что не надо изучать историю по художественным произведениям. Совершенно солидарен. Однако должен отметить, что все основные события, описываемые в романе, произошли на самом деле и в то самое время, а главные герои имеют вполне конкретных прототипов. Многие исторические личности выведены в романе под своими настоящими именами.

Засим разрешите откланяться, дабы не отвлекать от чтения.

Часть первая
Добро пожаловать в шпионы

Начало восьмидесятых годов девятнадцатого века. В российском обществе царят настроения, близкие к паническим. Кровавая волна терактов потрясает столицу и губернии. После убийства в марте 1881 года Александра Второго призрак «Народной воли» приобретает все более осязаемые демонические черты. В обществе нервозность! Общество расколото! Царь-освободитель убит во имя самих освобожденных, как это понять?

Самые просвещенные идеи и при этом самые варварские методы их воплощения. Ничто не свято: ни вера, ни царь, ни отечество. Это и притягивает, и отталкивает.

Машина политического сыска работает денно и нощно. Нужен результат, скорый и беспощадный, допустимы любые средства. Надо рубить головы гидре, пока она не окрепла, пока не осознала свое могущество, не завоевала сердца, не отравила наркотическим ядом вседозволенности мятежные, но еще не окрепшие юные души.

Секретная полиция, подгоняемая самыми высокими инстанциями, активно выявляет бомбистов и их идеологов, вербует агентов в потенциально опасной среде, устраивает самые изощренные провокации.

1 марта 1883 года. Санкт-Петербург

Георгий Порфирьевич Судейкин тоже не знал покоя и отдыха, со службы приходил поздно, усталый и нервный. Глядя на своего измученного супруга, жена ни словом не попрекала его за частые задержки, ночные отлучки, невнимание к себе и сыну. Вот и сегодня Георгий Порфирьевич появился дома в девятом часу вечера. Он грузно поднялся по лестнице, одним движением скинул шинель и фуражку прислуге. Сел в кресло перед камином, дал стянуть с себя сапоги, устало вытянул ноги, расстегнул форменный сюртук и так сидел неподвижно некоторое время в полной тишине, ожидая, пока позовут к столу. Полумрак нарушал только эполет, серебром поблескивавший в отсветах огня.

Из головы не выходил сегодняшний разговор с Директором департамента полиции. «Вот так взять и в одночасье отдать лучших, – с некоторой досадой думал полковник, – только все стало налаживаться. Хотя, справедливости ради, Плеве, скорее всего, прав. Русские радикалы слишком вольготно зажили в либеральной Европе, находя там и безопасный кров, и деньги, и все необходимое для подготовки акций на Родине».

Подошла жена, жалея взглядом, молча погладила супруга по голове, он поцеловал ей руку и позволил себе улыбнуться. Жену это приятно удивило, давно она не видела такой столь любимой улыбки на изрядно уставшем лице своего благоверного.

– Как Сережа? – произнес Судейкин первые за вечер слова.

– Хорошо, сегодня такую картинку нарисовал-просто прелесть какую. У него определенно талант.

– Это действительно хорошо. Надо развивать, может, что и выйдет, коли талант.

За дверью прислуга позвякивала столовыми приборами, наконец, дверь отворилась, горничная молча встала в проеме.

– Пойдем, Георгий, отужинаем. – ласково сказала супруга.

– Вот и славно, вот и пойдем, – сказал Георгий Порфирьевич и улыбнулся опять.

Свет из гостиной высветил еще совсем молодое лицо полковника. Да, руководителю Секретной полиции подполковнику Судейкину было всего тридцать два года. Для придания большей солидности ему даже приходилось носить окладистую бороду.

Нет, Георгий Судейкин не был чьим-то сынком или лизоблюдом, положившим все на алтарь успешной карьеры, хотя честолюбия молодому дворянину было не занимать. В 1877 году Судейкин перевелся из армии в Отдельный корпус жандармов и двадцатисемилетним штабс-капитаном начав новую карьеру в Киевском губернском жандармском управлении, а уже через четыре года заправлял политическим сыском в столице. К тому времени о нем слагали легенды. Георгий Судейкин действительно продвинулся, нет, не продвинулся, а взбежал по служебной лестнице до самых высоких чинов, но вовсе не благодаря протекциям, а исключительно своим незаурядным способностям и служебному рвению.

Заняв свою первую должность, Георгий Судейкин быстро понял, что «Народная Воля» и есть ключ к его карьерному успеху. В некотором смысле он благодарил Бога за существование столь одиозной организации. Судейкин начал действовать, благо его начальник, генерал Павлов, будучи в годах и с ленцой, счел за лучшее не мешать молодому штабс-капитану.

И тогда жандармский офицер, переодевшись в партикулярное платье, что в общем-то не приветствовалось, начал встречаться со студентами и разночинцами. Благодаря уму и личному обаянию он довольно быстро находил общий язык с молодыми людьми, – почти такими же молодыми, как и он сам. В этих многочисленных встречах Судейкин понял, что, с одной стороны, среди студентов и даже самих народовольцев масса душ еще не определившихся, мятущихся, много людей, зачастую несправедливо обиженных властью просто в силу своей национальной или классовой принадлежности. С другой же стороны, в этой среде много персоналий энергичных, склада авантюрного, жаждущих чего-то острого, живого, настоящего. Далеко не все тянулись к террористам, не все грезили высокими мечтами об освобождении от оков самодержавия и народном благоденствии. Вот среди этих юнцов авантюрного склада, а вовсе не профессиональных агентов Судейкин и нашел самых эффективных своих помощников. Он применил единственно надежное и по-настоящему убийственное оружие против террористов. Провокаторы – так называлось это безотказное оружие. Ощущение реального риска, серьезные деньги, возможность сделать головокружительную карьеру, – именно эти факторы ковали тайную армию Судейкина.

За довольно короткое время штабс-капитан сплел паутину, в которую стали попадаться ненадежные элементы. Некоторых из них вербовали, некоторых арестовывали, а кто-то и бесследно исчезал.

Среди жандармских офицеров Судейкин выискивал таких же амбициозных, честолюбивых молодых людей, как и он сам. Близкие по складу характера провокаторы и жандармы быстро находили общий язык и начинали работать вместе.

Одним из таких несомненно талантливых жандармских офицеров был Петр Станиславович Рачевский, происходивший из довольно древнего, но мелкопоместного и обедневшего шляхетского рода. Образование его было неясным, но благодаря своему живому уму и энергии Рачевский, будучи чиновником одного из самых низших разрядов, по почтовой части, обратил на себя внимание Судейкина. Почтовое ведомство и департамент полиции весьма близко сотрудничали. Вскрытие подозрительной корреспонденции было делом обычным.

Однако физически невозможно перлюстрировать все почтовые отправления, да и без надобности. Вот Рачевский и выявлял в потоке писем те, которые, по его мнению, могли заинтересовать жандармов. Делал он это с удивительной точностью. Такого рода эпистолы всенепременно попадали на стол Судейкину. Судейкин, отметив это, попросил главу почтового ведомства поблагодарить старика Горюнова, начальника «черного кабинета», как его в шутку называли. «Черным кабинетом» на полицейском жаргоне и называлось то помещение, где производилась перлюстрация. Однако вскоре узнал, что Антон Павлович Горюнов, получив «Владимира» с надписью «35 лет», – имелось в виду 35 лет беспорочной службы, – вышел в отставку по возрасту и состоянию здоровья, а его место занял совсем молодой губернский секретарь Петр Рачевский.

Судейкин решил встретиться с толковым чиновником.

12 марта 1882 года. Киев. Губернское жандармское управление

Рачевский вошел в кабинет высокого полицейского чина, некоторая сконфуженность читалась на его лице. Добавило ему-щения и то, что полицейский начальник выглядел отнюдь не старше его самого.

– Добрый день, Петр Станиславович, присаживайтесь, – как можно мягче произнес Судейкин, понимая робость Рачевского.

– Добрый день, ваше благородие, – сказал Рачевский и присел на стул.

– Меня зовут Георгий Порфирьевич, и впредь попрошу называть меня именно так. Хорошо?

– Хорошо, – тихо вымолвил Рачевский.

Судейкин некоторое время разглядывал своего визави, составляя первое впечатление, которое впоследствии, как правило, оказывалось верным.

Высокий, слегка дородный, с округлыми, располагающими к себе чертами лица. Пышные усы, живые черные глаза, с иногда проскальзывающей чертовщинкой. Интуиция подсказывала Судейкину, что толк будет.

– Итак, я вызвал вас, чтобы поговорить о вашей дальнейшей карьере. Я с некоторых пор наблюдаю за вами. Признаюсь честно, мне импонирует, то, как вы относитесь к своей службе. Ваши доклады к подозрительным почтовым отправлениям составлены логично и грамотно.

– Спасибо, ва…, извините, Георгий Порфирьевич, – зардевшись, произнес Рачевский и позволил себе улыбнуться. Улыбка эта оказалась магически завораживающей.

– В своем последнем докладе вы обратили внимание на письма некоей юной особы Бабичевой, казалось бы, не вызывающие никаких подозрений. Однако мы проверили эту переписку, и ваши подозрения подтвердились. Несмотря на свое дворянское происхождение, эта студентка явилась активной участницей одной из незаконных и весьма опасных организаций. Объясните логику ваших рассуждений. Почему вы обратили внимание на эти письма?

– Видите ли, причин было несколько. Я заметил, что писем рассылалось очень много, география их была довольно широка, и адресаты находились в тех городах, где особенно сильны революционные настроения.

– Так, так, весьма интересно. Продолжайте.

– Если даже предположить, что девушка имеет многочисленных родственников и, несмотря на свой юный возраст, успела обзавестись широкими дружескими связями в разных губерниях, то письма эти не похожи на девичьи. Девицы обычно пишут письма пространные и изрядно сдабривают их духами, отчего те выглядят эдакими ароматическими подушечками. Здесь же совсем другая картина. Письма короткие, скорее похожие на записки, да, и еще написаны на разной бумаге. Юные особы обычно пользуются листочками из одной и той же тетради или альбома.

– Как вы определяете, что письма написаны на разной бумаге?

– На ощупь. Если слегка потеребить конверт, то бумага гнется и шуршит по-разному. Я предположил, что письма на самом деле написаны разными людьми, а Бабичева их только подписывает.

– И оказались правы. Очень хорошо, – довольно произнес Судейкин. – Знаете ли, я ознакомился с вашим досье и был несколько удивлен. Сейчас очень модно ругать полицию, и упаси боже иметь с ней хоть какие-то контакты, я уж не говорю о том, чтобы служить в ней. Вы же, как я понял, весьма лояльно относитесь к нашей службе. Более того, из вашего неформального подхода видно, что вы искренне желаете помочь нам. Или я неправ? Не стесняйтесь, говорите, как есть, в данном случае, ваше мнение не будет иметь для вас каких-либо дурных последствий.

– Искренне скажу, почтил бы за честь служить в Департаменте полиции.

– Почему? Только не говорите мне о патриотических чувствах и любви к государю императору.

– Я достаточно умен и честолюбив, однако влиятельных патронов и состоятельных родственников у меня нет, пришлось идти куда взяли. Поскольку батюшка сам служил в Херсонской губернии по почтовому ведомству, то и сделал мне ту протекцию, которую смог. А какую карьеру при всем своем усердии я могу сделать на почте? Перебраться из младших сортировщиков в старшие? Сами понимаете. Но мне вовсе не чужды идеи патриотизма, и к Его Величеству я отношусь со всем почтением. А методы господ народовольцев и иже с ними не воспринимаю. Глупо как-то, страшно и кроваво, – вполне серьезно и с убеждением ответил Рачевский.

Судейкин взял паузу и опять стал внимательно разглядывать молодого человека. Взгляд его, казалось, проникал в самые дальние уголки души собеседника.

– Вот и договорились, Петр Станиславович. Что же, думаю, синий мундир будет вам к лицу, – сказал Судейкин и слегка улыбнулся. А первым вашим заданием станет вербовка госпожи Бабичевой.

– Но как же? У меня нет никакого опыта.

– В почтовых делах у вас тоже не было никакого опыта, однако вы справляетесь много лучше вашего предшественника. Мне кажется, что это задание вам под силу, дерзайте, проявите себя. У каждого человека есть слабое место, та ниточка, тот нервик, за который нужно дернуть. Самое главное – нащупать его. Госпожа Бабичева не революционерка, она в силу своей эксцентричности и некоторой авантюрности следует за модными тенденциями, хочет быть на пике и в гуще событий, однако не осознает всех последствий. Особа она впечатлительная, сюда и бейте, действуйте решительно. Времени на особые вникания нет. Пора жаркая, вы сами изволите видеть, что террористы весьма активны. Общество вполне справедливо ждет от правоохранительных органов положительных результатов. Так что завтра явитесь в почтовое ведомство и начинайте оформлять свое расставание с данным учреждением. Дабы не было проволочек, ваше руководство получит соответствующие распоряжения сегодня же. Засим прощаюсь с вами и до скорой встречи.

– До свидания, – в некотором замешательстве попрощался Рачевский и покинул кабинет своего нового начальника.

Георгий Порфирьевич не ошибся в своем выборе. Природная интуиция не подвела. Рачевский оказался толковым офицером, который поразительно быстро вошел в курс дела. Петр Станиславович начал ковать свою карьеру на новом поприще и при этом служил Отечеству.

Вскоре, при участии уже и поручика Рачевского, была разгромлена одна из наиболее опасных ячеек «Народной Воли», готовившей в Киеве ряд политических убийств и террористических актов.

Главным агентом Георгия Порфирьевича в этом деле стала, как ни странно, Ирина Михайловна Бабичева. Госпожа Бабичева, действительно, была подвержена всем новомодным идеям сразу, потому как хотела быть девушкой самой современной. Она очень интересовалась идеями феминизма, эмансипации, демократии, но более всего была неравнодушна к французской моде и эксцентрическим молодым людям. Заприметив данную особу и наведя некоторые справки, Судейкин начал действовать решительно.

3 июня 1882 года. Киев. Губернское жандармское управление

Этим солнечным днем Бабичеву без лишних свидетелей просто взяли под белы рученьки, посадили в закрытую карету и привезли в жандармское управление.

Далее весьма напуганную дамочку привели в кабинет Георгия Порфирьевича.

Судейкин тем временем находился в кабинете Раневского.

– Петр Станиславович, сейчас не до экспериментов, посему все ж таки первый разговор с нашей новой подопечной проведу я. Вы будете присутствовать при этом и учиться, впитывать как губка. Пойдемте, не будем заставлять даму ждать.

Они направились в кабинет Судейкина.

Георгий Порфирьевич решительно прошел к своему столу, рядом с которым сидела симпатичная молодая особа. Даже испуганное состояние не портило приятные черты ее лица, а припухшие чуть полноватые губки и налившиеся слезами карие глаза так и вовсе вызывали сочувствие и желание проявить галантность.

Рачевский скромно присел несколько поодаль.

– Ну-с, Ирина Михайловна, давайте знакомиться, – бархатным тенорком почти приветливо обратился к задержанной офицер довольно приятной наружности, – меня зовут Георгий Порфирьевич. Я имею честь служить в жандармском управлении, где мы сейчас и находимся. Прошу сразу извинить за моих нукеров, они бывают несколько грубоваты. Может, повелите подать чаю?

Под воздействием этого вкрадчивого голоса и вежливого обращения первый испуг прошел. Бабичева стала рассматривать офицера и нашла его весьма недурственным в этой красивой синей форме с серебряными эполетами. Девушке очень нравились мужчины в мундирах.

– Отчего я здесь? – несколько с вызовом спросила девушка.

– Давайте я все же велю подать чаю, и мы спокойно побеседуем. Вам с лимоном?

– Да, с лимоном.

– Вот и ладно.

Судейкин вызвал дежурного и сделал необходимые распоряжения.

Вскоре чай подали.

– Так вот, Ирина Михайловна, по роду своих занятий я довольно близко познакомился очно и заочно с рядом радикально настроенных молодых людей, с которыми общаетесь и вы.

– Я никого выдавать не стану, – резко бросила Бабичева.

– А я не стану от вас этого требовать. Более того, о том, что вы здесь, ваши товарищи не знают и никогда не узнают, если вы сами не обмолвитесь об этом казусе.

– Тогда зачем вы меня похитили?

– Ну, это можно назвать похищением с большой натяжкой, вас тайно вывезли-для вашей же безопасности. Согласитесь, не мог же я назначить вам встречу в городе, в этом случае наша беседа могла быть замечена вашими знакомыми, что могло бы повлечь за собой весьма печальные для вас последствия. А побеседовать просто необходимо. Дело в том, что ваши друзья попали в поле зрения полиции, и у нас заведены досье на многих из них.

– И на меня?

– Да, конечно, и на вас тоже. Так вот, смею вас заверить, что я знаю этих людей несколько больше, чем вы, поскольку наши источники информации весьма серьезны, а вы пользуетесь только личными впечатлениями.

– Не пытайтесь очернить моих товарищей, они люди честные и благородные.

– Конечно, конечно. Но давайте обратимся к фактам. Я сейчас не стану называть фамилий, но скажу следующее. Среди ваших знакомых есть, по крайней мере, два убийцы. Мы пока не можем это доказать, но, уверяю вас, это дело времени. Кроме того, нам доподлинно известно, что готовится несколько терактов. Могут пострадать не только те, против кого направлены эти акции, но и случайные люди, как это было два месяца назад в Одессе. Погибли гимназистка, просто проходившая мимо в то время, когда случился взрыв, и кучер, управлявший пострадавшей пролеткой. У кучера, между прочим, остались двое малолетних дочерей, а он был единственным кормильцем в семье. Что их теперь ждет, панель?

– Это ваши домыслы. Почему я должна вам верить?

– А какой мне смысл лгать вам, Ирина Михайловна? Разве ваши товарищи не обсуждали при вас будущие убийства? Убийство, Ирина Михайловна, – всегдаубийство, какими бы благими помыслами оно ни прикрывалось. Мы сейчас говорим с вами только потому, что я никак не могу понять, что вас, родовитую дворянку, связывает с этими людьми, низкими как по происхождению, так и по делам своим. Ваши предки и ныне здравствующие родственники отдавали и отдают себя служению Отечеству. Я мог бы назвать немало славных имен, да вы и сами их прекрасно знаете. А если завтра злодейство будет направлено против ваших близких? Ведь любой из них может быть признан сатрапом, служащим не Отечеству своему, а ненавистному режиму. А ваши друзья вовсе не безгрешные ангелы небесного воинства. Я открою вам маленькую тайну, основными нашими успехами в борьбе с организациями, подобными «Народной Воле», мы обязаны предателям из числа членов этих сообществ. Да, да, за деньги, или с целью выместить нанесенную обиду, или же в силу авантюрного склада характера, они выдают своих соратников. Каков будет удар по вашим добропорядочным родственникам, ежели они узнают, с кем вы так легкомысленно связали судьбу свою? А может, вы решили порвать родственные узы, в силу, так сказать, своих новых жизненных убеждений?

– Нет, я вовсе не собиралась рвать со своими родственниками и со своей семьей-несколько обескуражено ответила юная революционерка. – Вы что же, предлагаете и мне стать предательницей?

– Перестаньте, отрезвитесь, коли уж вы попали в эту среду и вам вскружили голову новомодные идеи, подумайте, какую судьбу эти якобинцы уготовили в том числе и вам. К чему приведет эта вакханалия? Приведет она только к хаосу и уничтожению России изнутри, чем очень поможет нашим иностранным недругам, коих число, поверьте мне, немало. Я хочу помочь вам разобраться в сложившихся обстоятельствах. Поймите, вы уже взрослый человек, а бомбы и револьверы-это не игрушки, и спрос с вас будет соответствующий. Если вы находитесь в этом кабинете, значит, материал на вас уже есть.

– Так что же мне делать? – растерянно спросила юная особа, готовая расплакаться.

– Послужить Отечеству, Ирина Михайловна!

– Как?

– А вот это, Ирина Михайловна, я вам расскажу при нашей следующей встрече. Сейчас вы в другом кабинете подпишете несколько бумаг, после чего вот этот молодой офицер скрытно отвезет вас в безопасное людное место. Знакомьтесь, его зовут Петр Станиславович Рачевский. Он тоже будет с вами работать.

– Хорошо, – всхлипывая, произнесла Бабичева.

– Я рад вашим слезам, Ирина Михайловна, ибо это слезы очищения.

Вызванный дежурный проводил заплаканную дамочку.

– Браво, я бы не поверил, если бы не видел это собственными глазами, честное слово – невольно вырвалось у поручика.

– Спасибо, – спокойно сказал Судейкин – Однако необходимо понимать, это только первый шаг. Агент должен работать, давать информацию постоянно, всю без остатка, нельзя отмахиваться ни от чего. Наша же задача сосредотачивать внимание агента на главном, старательно принимать и анализировать все, что от него поступает, даже самые мелочи, самые, на первый взгляд, незначительные факты, раскладывать все это по полочкам и делать выводы. Агент должен всегда находиться в поле зрения, иначе у него могут возникнуть фривольные мысли, глупые идеи о том, чтобы, например, вырваться из наших тисков. Ну ладно, проводите даму.

Вскоре Ирина Михайловна стала выполнять все задания Рачевского, а, значит, и Судейкина.

Надо сказать, что господ террористов дворянка Бабичева интересовала в основном, как приятная, хлебосольная владелица большой и, как они считали, надежной квартиры, где под видом безобидных светских вечеринок можно было обсуждать революционные планы.

Теперь Судейкин был в курсе всех событий. Благодаря талантливым докладам своего нового офицера и собственной фантазии, он как будто сам участвовал в собраниях южного подразделения «Народной Воли». Судейкин не подгонял ситуацию, а, как опытный охотник, ждал своего момента, и этот момент не преминул случиться. Однажды агент в юбке сама запросила встречу, да еще в неурочный час.

Судейкин был несколько взволнован этими обстоятельствами.

Он приказал Рачевскому встретиться с Бабичевой незамедлительно.

2 августа 1882 года. Киев. Конспиративная квартира Управления полиции

– У нас была сходка, – дрожа от волнения, резко бросила Бабичева.

– По поводу? – спросил Рачевский, стараясь говорить в успокаивающей манере.

– Трое наших вернулись из деревни. Они хотят поднять крестьянский бунт.

– И всего-то? Успокойтесь, не далее как месяц назад сами крестьяне сдали нам парочку агитаторов.

– Вы не понимаете, Дейч придумал сказочку про «Золотую грамоту». Якобы крестьяне могут забирать помещичьи земли, а местные власти скрывают наличие такой грамоты. Нашим удалось внести смуту. Они уже договорились с питерскими о том, чтобы те прислали оружие.

– Погодите, во-первых, питерские с южными в больших разногласиях по поводу способов ведения борьбы. Питерские как раз менее склонны ко всякого рода вооруженным бунтам, им более свойственны пропагандистские методы. Во-вторых, у питерских нет денег, так что речь может идти о нескольких револьверах, ничего серьезного.

– Нашим удалось уговорить питерских, они согласились, что в данном случае сложилась благоприятная ситуация. Искры факела на юге могут разжечь пожар и на распропагандированном севере, включая столицу. Насчет состояния финансов я не знаю, но речь идет о нескольких ящиках револьверов, патронов, бомб и чего-то еще.

– Ого, откуда же деньги? – удивленно произнес жандармский офицер.

Бабичева только пожала плечами.

– И потом, – задумчиво продолжил Раневский, – ящик оружия еще надо где-то взять. Впрочем, это уже вопросы не к вам. Спасибо большое. Держите меня в курсе всех событий. Я готов к встрече с вами в любое время дня и ночи. Теперь вы, надеюсь, понимаете, куда бы могли привести ваши увлечения? Участие в организации вооруженного бунта-это виселица, моя дорогая.

Очередная срочная депеша отправилась в Петербург.

В напуганной тревожной цепью событий столице к донесению из Киева отнеслись весьма серьезно. Тем более что в Петербурге недавно уже взяли партию оружия, предназначенную для террористов. По этому делу шло серьезное расследование.

Благодаря своей активности Судейкин незамедлительно сделал шажок в собственной карьере. Вскоре жандармский офицер был вызван в Санкт-Петербург, где неожиданно узнал, что назначен инспектором Секретной полиции, которую, фактически, и должен создать. Оказалось, что за успешными действиями Киевской жандармерии пристально наблюдали, и назначение Судейкина готовилось.

Так что непосредственное руководство операцией по пресечению поставки оружия легло на Рачевского.

3 сентября 1882 года. Петербург

После солнечного и нарядного Киева столица показалась Судейкину слишком строгой, серой и дождливой. Влажный ветер пронизывал до костей. Тем не менее, прием был оказан вполне радушный.

– Здравствуйте, здравствуйте. Премного наслышан о вас, – приветствовал Судейкина сам Директор департамента полиции Вячеслав Константинович Плеве, которому в ту пору было тридцать пять лет. Был он несколько тучноват, несмотря на возраст, уже пробивалась седина, а пышные усы и вовсе уже были седыми. – Ну, как вам столица, мои шер?

– Европа, – уклончиво ответил Судейкин, пожимая протянутую холеную руку, – да я толком и не разглядел, выше превосходительство, только рассветать начало, а я прямо с вокзала в управление и приехал.

– Ну, до Европы нам далековато, но что-то есть, несомненно, есть. Прямо с вокзала? Так-с, сейчас подадут завтрак, а затем вы отправитесь на квартиру. Это одна из наших конспиративных явок, там вполне комфортно, или вы предпочли бы гостиницу?

– Спасибо. Меня вполне устраивает ваше предложение.

– Хорошо. А потом и квартирку вам подберем.

Тем временем подали румяные булочки, нежнейший паштет, ноздреватый сыр, сливочное масло и стерляжью икру. Рядом на столике взгромоздился отливающий начищенными боками, пышущий самовар.

– Ну-с, уважаемый Георгий Порфирьевич, приступим.

Оба некоторое время с аппетитом закусывали.

– Наливайко, – крикнул Плеве.

В дверях появился и вытянулся по стойке смирно усатый, дородный унтер-офицер.

– Ты братец, налей нам чайку, а прежде по стопочке сооруди-ка.

Унтер исчез, но через минуту чинно вошел, неся на подносе две стопки с водкой.

Офицеры оскоромились.

– Молодец, ну и фамилия у тебя, очень для нас правильная, только в конце «о» на «а» исправить, и все, – развеселился Плеве. – Спасибо, братец, чайку налей и ступай.

Вячеслав Константинович начал уютно похлебывать чай.

– Так вот, Георгий Порфирьевич, ситуация сложилась вполне критическая, – с некоторой ленцой в голосе сказал Плеве. – Да-с, мода какая-то на теракты. Хотя об этом после. Ну-с, вы пока отдохните, а вечером ко мне, к ужину, супруга будет рада. Завтра же мы вместе поедем к месту вашей новой службы. Это на Гороховой, совсем недалеко от вашего временного пристанища. Там нынче и располагается наше «Отделение по охране общественной безопасности и спокойствия», вы станете заведовать агентурным отделом и одновременно отбирать кадры для Секретной полиции, инспектором которой вы должны стать в скором времени. Ну, да об этом завтра.

«Ситуация вполне критическая. А какой ей еще быть при таком подходе? Болото какое-то!»-с раздражением думал Судейкин, едва начав знакомиться с состоянием дел.

Невооруженным взглядом было видно, что дело в столице поставлено из рук вон плохо, а проблем на порядок больше. Теперь Киев казался ему тихой гаванью. Пришлось погружаться в дела сразу и самым серьезным образом. Рачевский, Бабичева, Дейч и иже с ними на некоторое время отошли на второй план. Даже собственная семья, через месяц переехавшая в столицу, к которой обычно Георгий Порфирьевич относился с большой нежностью, была обделена вниманием. Со свойственной энергичностью и упорством Судейкин стал организовывать работу политического сыска. Ставилась задача координации работы всех губернских охранных отделений. Широта полномочий инспектора Секретной полиции была такова, что его распоряжения выполнялись на местах с той же неукоснительностью, как приказы самого Плеве. Катастрофически не хватало агентов, а те, что были, вели себя либо пассивно, либо вообще непонятно на кого работали, то ли на охранку, то ли на бунтовщиков. Судейкин не понимал, на кого опереться. Тогда он поставил перед собой конкретную задачу по срыву доставки оружия в Киев. По крайней мере, здесь ему в помощь были киевские связи. Впрочем, изучая папки по подобным операциям в Петербурге, Судейкин несколько раз наткнулся на фамилию агента Гаккеля, кличка «Рахиль». Гаккель был студентом Петербургского университета, на вербовку пошел сам, и благодаря его стараниям год назад взяли партию оружия, поступившую для эсеров.

Они встретились на конспиративной квартире.

6 ноября 1882 года. Санкт-Петербург

Судейкин, поздоровавшись и представившись, по обыкновению некоторое время рассматривал вошедшего в комнату человека.

«Еврей с голубыми глазами, крови намешано, от этого можно ожидать чего угодно. Видно, не дурак. Только суетливый какой-то, ишь как пальцы ходят в каком-то бесцельном поиске. Может, нервничает перед лицом нового начальства? Ну что же, на безрыбье, как говорится».

– Учитесь вы хорошо, Аркадий Михайлович. Как удается совместить это с участием в революционном движении и работой в нашем департаменте?

– Не знаю, получается как-то, – несколько удивленный таким вопросом ответил Гаккель.

– Я не стану расспрашивать, как отцу удалось выправить документы для вашего поступления в университет. Однако подозреваю, что денег ему это стоило немалых и спрос с вас соответствующий.

– Вы правы.

– Отчего тогда такой риск?

– Будем откровенны, с моим происхождением надо рисковать. Высшее столичное образование – это мечта не только моей семьи, но и моя собственная. Я хочу сделать это для отца, я хочу доказать всем, что это возможно, хотя понимаю, что и в дальнейшем мой крючковатый нос будет мешать двигаться вперед. Вы правы, отец сделал все, что мог, но он не в состоянии содержать меня всю учебу, а от революционных идей я далек.

– То есть вы рассматриваете службу в охранке как свой маленький гешефт? Но вы сдаете своих однокашников. А как же юношеская дружба? Высокие идеалы студенческого братства? И потом, среди господ революционеров есть и евреи.