Текст книги "Наследие предков. Том 1. Горы будут молчать"

Глава 6. Бой у заброшенной штольни

После короткого разговора с полувменяемым дозорным диверсант явно кавказской наружности, облаченный в грязный маскировочный халат, негромко присвистнул и обернулся по направлению к схоронившимся в зарослях сообщникам. Однако никаких движений в течение нескольких часов в округе видно не было. Все это время горцы о чем-то мирно беседовали, по крайней мере, так казалось со стороны. Судя по всему, такие странности в поведении дозорного, как вялая речь и общая заторможенность, несильно удивили бывшего выходца с непокорного Кавказа, а ныне непримиримого борца с советским режимом в рядах доблестной военной разведки вермахта. Да и чему тут удивляться, если дозорный просидел на своем посту несколько суток голодный и спавший лишь урывками.

Все это время бойцы спецотряда НКВД вглядывались в ближайшие горные пролески, стараясь выявить «лежки» остальных диверсантов. И вот перед самым заходом солнца неожиданно из-за камней показалась фигура одного из фашистских гостей, более похожая на внезапно ожившую гору опавшей листвы, и короткими перебежками направилась к входу в штольню. Осмотревшись по сторонам, диверсант не стал приближаться к своему сообщнику и к дозорному, а занял боевую позицию чуть выше по склону, очевидно для прикрытия своих. Остальные диверсанты, которых казаки насчитали двенадцать человек, подтянулись только с наступлением темноты. С одной стороны, наступившая темнота значительно облегчала задачу по добыче «языка», с другой стороны, никто и предположить не мог, что диверсантов окажется так много и что они сразу же начнут оборудовать оборонительные позиции возле входа в штольню.

Казаки, никоим образом себя не проявлявшие при приближении неприятеля, терпеливо ждали приказа атамана Самохвалова, но тут один из ночных гостей вплотную приблизился к позиции Кольки Косенко, и тот был вынужден атаковать неприятеля первым. Невесть откуда прилетевший из кромешной тьмы приклад пистолета-пулемета системы Шпагина мгновенно потушил сознание фашистского диверсанта, попутно расколов ему челюсть в нескольких местах. Колька ловко подхватил падающее тело, но из руки фашиста вылетела саперная лопата, которой тот только что собирался окапываться, не учтя того момента, что предполагаемое место боевой позиции окажется занятым кем-то еще. Неожиданный звон ударившегося о камни металла привлек внимание сразу же нескольких находящихся рядом сообщников неудачливого агента вражеской военной разведки, которого гостеприимный казачок Колька надолго отправил в недружелюбные объятия Морфея. Ждать далее уже не позволяла ситуация, и в ближайшие несколько секунд более половины абверовцев попадали, словно скошенные, от прилетевших в их адрес пуль и метательных ножей. Остальная половина диверсантов весьма технично и слаженно отступила к входу, открыв огонь во все стороны и забросав гранатами близлежащую территорию. Несколько казаков бросились наперерез отступающим фашистам, но были прижаты шквальным огнем к земле. Неожиданно из входа в штольню показался Степаныч, который вместе с Ваней Самохваловым организовал засаду внутри входа, и начал вести автоматный огонь по приближающейся группе, сразив очередью сразу двоих гитлеровцев. В ответ в его сторону полетели гранаты, и он чудом успел укрыться в расщелине между большими камнями.

Воспользовавшись неприкрытым входом, четверо фашистских диверсантов сумели проскочить и скрыться в кромешной темноте тоннеля.

Казаки осторожно подошли с боевых позиций к месту боя. Весь склон горы возле входа в старые штольни дымился от недавних взрывов гранат. Преследование неприятеля не имело уже никакого смысла: бой в темноте в узком разветвленном тоннеле с учетом наверняка уже поставленных мин – не самый удобный способ самоубийства.

Из результатов боестолкновения напрашивался неутешительный вывод: казаки потеряли в бою Ваню Самохвалова, еще один казак был сильно контужен и посечен осколками гранат. Из числа фашистов шестеро были мертвы, трое тяжело ранены. Причем один из них, вырубленный прикладом Кольки Косенко, в ближайшие несколько недель вряд ли смог бы что-то вразумительно поведать, так как его лицо было похоже на футбольный мяч от массивного отека переломанной и вылетевшей из суставов челюсти. Дозорный чеченец вообще валялся без головы на месте своего боевого поста. Но тут ситуацию еще более усугубил выкинутый одним из раненых диверсантов фортель: в то время как казаки пытались привести его в чувства и разговорить, тот, словно голодный пес, вцепился в расстегнутый воротник своей гимнастерки, хрустнул зубами и захрипел. Изо рта пошла обильная пена, тело забилось в страшных судорогах и затем словно окаменело в руках ошарашенных пластунов. В воздухе повис четко ощущаемый запах миндаля.

– Держите пасть другому, придурки! Это цианид! – заорал во всю глотку разъяренный атаман Самохвалов. – Отравился, змееныш! Вот гад!

Через некоторое время, рассмотрев внимательнее трупы неприятелей, стало понятно, что из убитых диверсантов только трое имели европейскую внешность, остальные были выходцами с Кавказа. Единственный из оставшихся в живых абверовцев, тоже кавказец, уже вполне пришел в себя и в ответ на русскую речь что-то бубнил по-чеченски, явно пытаясь выдать себя за невладеющего интернациональным языком трудового народа, но неожиданное появление увечного Саламбека и заданные им в адрес диверсанта несколько вопросов на его родном языке отбили всяческое желание играть в интуриста.

Гитлеровец вполне сносно на русском языке рассказал, что зовут его Лом-Али и что ему было известно не так уж и много про эту специальную операцию. Отряд представлял собою сводную группу батальона особого назначения «Бергманн» – специального диверсионного подразделения абвера, укомплектованного в основном выходцами с Северного Кавказа и Закавказья из числа военнопленных, изъявивших желание служить рейху, и прочих предателей и перебежчиков. Остальную часть личного состава батальона составляли немцы, хорошо владеющие русским языком. Операцию возглавлял обер-лейтенант Клаус Шпигель, трупа которого не обнаружилось среди перебитых гитлеровцев; по всей видимости, он прорвался в шахту с тремя другими диверсантами. Методом исключения Лом-Али определил, что вместе со Шпигелем удалось уйти лейтенанту Фрицу Клюге и еще двум кавказцам: обер-ефрейтору и рядовому. Целью операции было соединение с мятежным отрядом Хасана Исраилова и проникновение в систему тоннелей внутри горы. Дальнейшие инструкции ему как обычному ефрейтору не давали, и всю картину операции знать было не положено. Неожиданно разговорчивый Лом-Али, утонувший в черном омуте ужасающего взора Самохвалова, особо обратил внимание, что в случае, если группе удастся соединиться с проводниками из местных и проникнуть в шахту, необходимо заминировать за собой все входы и, отойдя внутрь горы, осуществить подрыв. Самохвалов несколько раз переспросил чеченца насчет этого подрыва, явно сомневаясь в правильном изложении диверсантом секретной информации. Но, несмотря на наведенный на чеченца «морок», тот вполне ясно твердил одно и то же: «заминировать и подорвать входы».

– Ну что братцы, надо идти внутрь, иначе не успеем, – обреченно проговорил атаман.

– Да ты что, бать! Они ж нас на входе положат, как пить дать! – возразил ему Степаныч.

– Не положат, их уже давно нет здесь, они утопали вглубь. В общем, так, Степаныч, с тобой четверо. Берете пленного, Ваньку тоже заберите и топайте в точку, вас там встретят. Расскажешь все, как было. Мы с Колькой и Шичко пойдем за фрицами.

Колька посмотрел на угрюмого снайпера Володю Шичко, вообще никак не среагировавшего на такой поворот событий, и нервно закурил самокрутку. Ему очень не хотелось лезть в эти мрачные штольни, в которых не так давно исчезло четверо опытных диверсантов, имевших очень странный, если не сказать больше – явно сумасшедший – приказ, который они, судя по всему, вот-вот должны были выполнить.

Попрощавшись с товарищами, трое казаков во главе с атаманом Самохваловым осторожно пошли к входу в штольню, соорудив самодельные факелы из кусков маскировочных халатов убитых фрицев, намотанных на палки и пропитанных найденным в рюкзаках у неприятелей керосином.

У самого входа атаман подал знак товарищам остановиться. Колька с Володей, несмотря на опасность задачи, ясно понимали, что атаман не бросит их просто так на верную смерть, и очень надеялись, что козырей в рукаве у батьки припасено немало. Что дальше стало происходить с Сергеем Харитоновичем, было по большей части неведомо для них. Точнее сказать, загадкой были внутренние процессы, которые начались у атамана. Тот, подойдя вплотную к входу, вдруг странно вытянул макушку вверх, опустил взгляд вниз, заметно присел, чуть расставив руки в стороны, развернул обе ладони, как бы намереваясь загрести что-то в охапку, и словно поплыл по направлению к зловещей темноте тоннеля. Губы атамана чуть заметно шевелились, бормоча какие-то непонятные слова то ли молитвы, то ли заговора. Через секунду от его тела в разные стороны пошла вполне осязаемая волна, похожая на дуновение теплого ветра. У товарищей атамана было ощущение, что его тело вдруг приобрело огромные размеры и заполнило все вокруг на десятки метров.

Когда силуэт Самохвалова полностью исчез во мраке, вслед за ним осторожно пошли Володя с Колькой, забросив ППШ и снайперский карабин за спину и держа в обеих руках пистолеты ТТ. Казаки не раз вживую наблюдали, как атаман входил в подобное состояние, начиная видеть и чувствовать даже те предметы и людей, которые были скрыты от взора. Володя, будучи снайпером, часто в одиночку пробиравшийся забавы ради в тыл противника подстрелить какого-нибудь важного фрица и навести шороху в рядах неприятеля, хоть и обладал отменной интуицией, не раз спасавшей ему жизнь в суровых переделках, но подобных навыков даже близко не имел. А вот молодой Колька унаследовал весьма хорошие задатки, при должном развитии которых, он вполне смог бы даже превзойти умения атамана. Мало того, что Колька мастерски мог навести «морок» на окружающих так, что те часто вообще забывали, кто они и что вокруг происходит, кроме этого он еще частенько, даже не взглянув в сторону врага, мог безошибочно определить его месторасположение, несмотря на то, что враг находился в нескольких верстах. Имевший весьма яркую внешность – высокий, чернявый, широкоплечий, с озорным взором и болтливый до ужаса – Колька не пропускал мимо ни одной юбки. Да и чего уж греха таить, эти самые юбки, отвечали ему взаимностью даже тогда, когда, казалось бы, окружающая обстановка ну никак не способствовала воспоминаниям о заложенном матушкой-природой основном инстинкте.

Так однажды в сентябре 1941 года Колька со Степанычем, возвращаясь из вражеского тыла, забрели в захолустном городке в штаб какой-то дивизии, спешно эвакуируемый ввиду массированного отступления доблестной рабоче-крестьянской Красной армии. Офицеры штаба, понимая, что прорвавший оборону на данном участке фронта противник вот-вот окажется на пороге, в панике метались по зданию, пытаясь не забыть впопыхах секретную документацию. Во всей этой суматохе Колька вдруг заметил молоденькую смазливую радисточку с роскошной черной шевелюрой и весьма выразительной филейной частью фигуры. Зиночка, судя по заверению пьяного, а поэтому единственного никуда не спешившего в этом столпотворении усатого старшины, руководившего процессом погрузки секретной документации в грузовой ЗИС, оказалась «занятой» самим начальником штаба дивизии полковником Трухановым, а потому практически недосягаемой для претензий остальных защитников Родины, свято чтивших воинский устав и соблюдавших субординацию. Но в виду того, что Колька помимо избыточных и с трудом сдерживаемых чувств к прекрасному полу имел еще и стойкую апатию к уставным взаимоотношениям, подчиняясь исключительно начальнику спецотряда НКВД Самохвалову, информация об имеющих место неуставных отношениях между красавицей-радисткой и начальником штаба никоим образом не смогла повлиять на пламенный порыв молодого казака.

Как и чем заморочил Колька голову прелестной брюнетке, история умалчивает, но менее чем через час взносившийся, словно смерч, полковник Труханов, в суматохе потерявший из виду объект своего натужного воздыхания, ворвался в запертую ленинскую комнату. Сказать, что от увиденного полковника хватил шок – это ничего не сказать. Его дорогую Зиночку на столе рядом с бюстом товарища Сталина, отчаянно любил, − кто бы мог подумать! − сам командир дивизии генерал-майор Кречетов, да еще и ехидно улыбаясь начштабу прямо в глаза. По крайней мере, именно такая картина представилась взору обомлевшего полковника с лицом цвета накрахмаленной простыни. «И это в такой вот ситуации – немец на пороге! А генерал-то, ведь он же вообще баб ненавидел. Да у него кроме усов и не стоит-то ничего еще с гражданской, он сам по пьяни сколько раз признавался. А Зинка, как она могла? Она ж ненавидела Кречетова!» – именно такая кавалькада мыслей разом обрушилась на воспаленный мозг горемычного начальника штаба. Полковник лишь сдавленно промычал: «Извиняюсь!» – и выпрыгнул из комнаты как ошпаренный.

Озорник Колька, закончив чесать похоть, вежливо удалился через окно, а сладострастную Зиночку в полном беспамятстве вынесли из кабинета вместе с бюстом товарища Сталина офицеры, последними покидавшие штаб. Мстительный начальник штаба впоследствии добился ее перевода в другую часть. А вот с генералом Кречетовым, ни о чем не подозревавшим, он более не пил, а обходился чисто уставными формальностями в отношениях, потому как настолько сильно ошибаться в людях орденоносному полковнику Труханову до сих пор не доводилось.

Вот такими талантами обладал озорник Колька Косенко, осторожно пробиравшийся сквозь сырой мрак заброшенной штольни вслед за атаманом Самохваловым.

Пройдя ощупью метров двадцать от входа по наклонному сырому тоннелю, Володя с Колькой услышали шепот атамана, присевшего на корточки прямо перед разветвлением тоннеля:

– Ребят, здесь есть кто-то за углом. Он один и ранен. Кровь чуете?

– Не-а. Атаман, а мины где? – послышалось в ответ.

– Не успели они заминироваться. Наверняка он сам с взрывчаткой сидит. Ладно, приготовьтесь: по моей команде посветите фонариками вон на ту дальнюю стену, только не пугайтесь того, что там увидите. Не реагируйте никак.

– А он не взорвет себя? – Казаки, уже вполне обвыкшиеся в темноте, вытащили карманные фонарики и приготовились.

– Не бойсь, ребята, не взорвет! – еле слышно промолвил атаман.

Через несколько секунд Самохвалов хлопнул по бедру Кольку, давая знак начинать. Густой сумрак штольни вдруг пронзили фонарные лучи, освещая дальнюю мрачную стену тоннеля, возле которой вдруг появился только что убитый во время заварухи фашистский диверсант. Вот только образ его был немного мутноватым и каким-то смазанным. Молодой худощавый немец стоял и смотрел за угол туда, где, по мнению атамана, должен был находиться раненый диверсант в засаде.

Колька с Володей, увидев образ абверовца, просто обомлели. Несколько минут назад они своими руками резали его маскировочный халат себе на факелы, фриц был мертвее всех мертвых, а теперь вот стоит и смотрит куда-то в сторону – бред какой-то. Молодые казаки еле сдержали себя, чтобы не начать палить по этому призраку. А вот атаман Самохвалов, чьими силами и был организован этот мистический спектакль с фантомом убитого немца, вдруг резко выскочил вперед за угол и несколько раз выстрелил из пистолета в голову затаившегося в засаде раненого диверсанта. Взору подошедших Кольки с Володей предстал труп молодого кавказца, лежащего на полу с кучей каких-то проводов в руках. Остекленевшие глаза абверовца так и остались смотреть на место, где несколько секунд назад в свете фонарей он увидел вдруг ожившего командира. Секундное замешательство горе-подрывника и позволило атаману не допустить соединения проводов детонатора.

Дальнейшие несколько сот метров передвижения по лабиринтам штольни заняли у казаков более часа времени. Проявляя осторожность, пластуны обследовали каждый закоулок и тоннель на наличие мин и растяжек. Штольня имела постоянный уклон вниз и, судя по всему, уходила на многие сотни метров вглубь горы. Неожиданно в отдаленном коридоре в свете факелов Самохвалов вдруг увидел зияющую дыру провалившегося пола, возле которой на мокрой земле были видны отчетливые следы сапог и профессионально закрепленный альпинистский страховочный трос. Посветив факелом в темноту, казаки не смогли оценить глубину провала – дна видно не было. Эхо от удара брошенного камушка вернулось через несколько секунд, что говорило о весьма приличной глубине колодца.

– Ну что, рискнем? – спросил младших товарищей атаман.

– Давай я первым пойду, – сходу вызвался Колька, спешно облачавшийся в альпинистское снаряжение и на всякий пожарный закрепивший другой трос рядом.

Минут через пять атаман с Володей увидели слабый мигающий луч фонарика внизу – Колька давал знак, что можно спускаться.

Оказавшись на самом дне огромной пещеры, казаки принялись обследовать местность на предмет удравших фрицев, но никаких признаков жизни в окружающем пространстве не угадывалось. И лишь только запалив факелы, казаки поняли, что находятся не в природной пещере, а огромном зале с идеально гладкими гранитными полом и стенами, уходящими на десятки метров вверх так, что и потолка не было видно.

– Бать, это чо такое? Где мы? – пробубнил ошарашенный Колька.

– Я откуда знаю! – отозвался не менее удивленный атаман. – У компаса вон стрелка по кругу вращается.

– Да тут не по себе как-то, – прохрипел еле держащийся на ногах Володя, – тошнит что-то.

Пройдя еще несколько десятков метров, казаки поняли, что полностью оценить размеры гигантского помещения они не смогут, только ширину – около сотни метров. В мерцающем свете факелов на полу вдруг показался огромный, более двадцати метров в диаметре, металлический круг с барельефом из каких-то непонятных геометрических узоров. Металл был похож на давно окисленную бронзу, да только вот нож не оставлял ни малейшей царапины на нем, как ни усердствовал любопытный Колька. А впереди показалась стена с идеально круглым тоннелем в ней, в который запросто мог пройти железнодорожный состав. Неожиданно Володя упал на колени, его нещадно тошнило.

– Атаман, он дальше не пойдет, ему совсем плохо, – сказал Колька, взваливающий на спину боевого товарища.

– Давай двигай к месту спуска, лезь наверх, а я его обвяжу и вытянем вдвоем.

Казакам кое-как удалось вытянуть Володю. Колька дотащил его до выхода из штольни на свежий воздух и стал приводить в чувство. Самохвалов, поняв, что никакой опасности для жизни товарища нет, сказал:

– Коль, я пошел обратно, организуйте засаду и сидите молча. В бой ни с кем не вступайте. Если через сутки не приду, то уходите.

Атаман обнял Володю с Колькой на прощание и больше не вернулся – ни через сутки, ни через трое. Возвратившиеся на четвертый день после данных событий казаки обнаружили все входы в заброшенные штольни взорванными.

К месту постоянной дислокации спецотряд НКВД под руководством старшего лейтенанта госбезопасности Самохвалова не вернулся. Есть сведения, что оставшиеся в живых казаки ушли на оккупированную немцем территорию в свой родной хутор. В октябре 1942 года в оккупированном Новочеркасске прошел казачий сход и началась организация казачьих формирований в составе вермахта. Как известно, никто из «самохваловских» к немцам служить не пошел. Сколько ни пытались чекисты их отыскать, это им не удалось сделать ни в 1943 году после освобождения Кубани, ни в апреле1945 года, когда в Австрии были взяты в плен ушедшие с семьями вместе с отступающими немцами более двадцати тысяч казаков. «Самохваловские» казачки словно испарились.

– Такие вот дела, ребята, – сказал Семёныч, закончив это длинное повествование о временах более чем полувековой давности. – Давайте ложиться спать, а то уже светает.

– Андрей Семёнович, прошу прощения, но откуда такие подробности вам известны стали, если казачки пропали, а атаман сгинул в штольне? – спросил Альберт, сильно впечатленный живописным монологом рассказчика.

– Ну, на самом деле, все намного запутаннее и сложнее. Мне же удалось лично познакомиться с участником всех этих событий. Скоро и вы все его увидите. А теперь спать!