Текст книги "Русские воеводы XVI–XVII вв."

Войска были расположены так: воевода Михаил Воротынский с большим полком (свыше 8 тыс. человек) и «нарядом» встал в Коломне, чтобы закрыть прямую дорогу к Москве. Здесь же находился «гуляй-город» – передвижная крепость из толстых деревянных досок, заранее сбитых в щиты. В промежутке между стенами (обычно шириной 2–3 м) располагались стрельцы, которые через бойницы могли расстреливать наступающих татар. Были в «гуляй-городе» и пушки. Если «гуляй-город» стягивался кольцом, он мог сражаться в окружении, отбивая атаки со всех сторон; если деревянные щиты с бойницами растягивались в линию, «гуляй-город» мог прикрыть фронт от 2 до 10 км. В войнах с крымскими всадниками «гуляй-город» сыграл большую роль, взять его татары не могли…

В Тарусе был поставлен с полком правой руки (3590 человек) воевода князь Одоевский, на Лопасне – воевода князь Репнин с полком левой руки (1651 человек), в Кашире – князь Шуйский со сторожевым полком (2063 человека), в Калуге – воевода Хворостинин с передовым полком (4475 человек). Такая большая численность передового полка объясняется, видимо, тем, что Михаил Воротынский опасался обходного маневра хана, который в прошлом году прошел на Москву западнее «берега»: Дмитрий Хворостинин как раз и прикрывал эту «старую» дорогу. В его распоряжении находилась даже подвижная «судовая рать» – вятчане в стругах (900 человек).

Хан Девлет-Гирей, обойдя стороной сильную тульскую крепость, подошел к «берегу» 26 июля 1572 г. Передовые отряды татарской конницы пытались с ходу форсировать Оку по Сенькиному броду, выше Серпухова, но были отбиты стоявшей там заставой из полка Ивана Шуйского.

На следующий день к переправам подошел хан со всей ордой. Но туда уже подоспели и русские подкрепления. Перед «перелазами» через Оку спешно возводился «гуляй-город». Турецкие пушкари открыли огонь с другого берега, не причинивший, впрочем, большого вреда. Русские пушки пока молчали. Воеводы готовились к завтрашнему бою.

Но хан опередил. Глубокой ночью с 27 на 28 июля ногайская конница Теребердей-мурзы неожиданно перешла Сенькин брод, который охраняли всего 200 дворян, и захватила переправу. Вскоре переправились передовые отряды крымского войска во главе с Дивей-мурзой. И началась общая переправа орды Девлет-Гирея. Оборона «берега» была прорвана.

«Большой воевода» Михаил Воротынский, стоявший со своим полком в Коломне, узнал о захвате переправы только утром 28 июля, когда орда уже вышла на левый, московский берег. Тем временем ногайская конница Теребердея-мурзы продвинулась далеко на север, передовые разъезды его «круг Москвы отняли все дороги». Приходилось пересматривать весь план войны.

В этой сложной обстановке «большой воевода» принял единственно верное решение: фланговыми ударами задерживать продвижение хана к Москве, а главными силами догнать татар и навязать им сражение еще до подхода к столице. Такой план не имел аналогов в истории военного искусства: русские полки не преграждали дорогу к Москве, а вынуждали татар остановиться угрозой удара с тыла.

Первым подоспел к Сенькиному броду Дмитрий Хворостинин из Калуги, но главные силы Девлет-Гирея уже переправились через Оку. После короткой схватки воевода решил не продолжать бессмысленного сражения (он имел около 3 тыс. воинов без пушек и «гуляй-города» против 60-тысячного ханского войска) и отступил. Однако неожиданное появление на фланге русских ратников на какое-то время задержало хана.

Тем временем князь Одоевский и Шереметев из Тарусы совершили стремительный переход и заняли с полком правой руки позицию на реке Нape, опередив татарскую конницу. Подробности сражения неизвестны, разрядная книга отметила только, что «дело было большое». Остановить хана не удалось, да это было и невозможно, если вспомнить, что у Никиты Одоевского было всего 3500 ратников.

Хан вышел на серпуховскую дорогу, ведущую прямо к Москве. Но ему пришлось отвести в арьегард отборную конницу во главе со своими сыновьями. Предосторожность была нелишней: в тот же день, 28 июля, полк Дмитрия Хворостинина догнал ханских сыновей на Молодях, в 45 верстах от столицы. Татарская конница была разгромлена. «Царевичи», бежавшие в стан хана, советовали прекратить движение на Москву: «К Москве итти не по што, московские люди побили нас здесь, а на Москве у них не без людей же». Однако Девлет-Гирей решил иначе. Он направил против Дмитрия Хворостинина свежие силы – 12 тыс. всадников. Но общая обстановка уже изменилась. К Молодям успел подойти из Коломны Михаил Воротынский и поставил «гуляй-город». Под огонь пушек и пищалей «гуляй-города» Дмитрий Хворостинин заманил ханскую конницу, ордынцы понесли огромные потери и отхлынули. Воины Михаила Воротынского, Дмитрия Хворостинина и других воевод начали укреплять позицию на Молодях, у речки Рожай. В центре, на холме, стоял «гуляй-город», за стенами которого укрылся большой полк и «наряд». Остальные полки выстроились неподалеку, прикрывая большой полк с тыла и с флангов. Михаил Воротынский считал, что Девлет-Гирей не решится продолжать движение на Москву, понеся в бою 28 июля большие потери и чувствуя у себя за плечами русское войско. Так и случилось.

Орда Девлет-Гирея перешла Пахру и остановилась примерно в 30 верстах от Москвы. Целый день простоял там хан, решая, что делать дальше. В конце концов он приказал повернуть обратно. Стратегический план Михаила Воротынского оказался правильным.

Девлет-Гирей по-прежнему сохранял большое численное превосходство. 30 июля татарская конница обрушилась на русские полки, стоявшие под Молодями под прикрытием «гуляй-города». Сильной пушечной и пищальной стрельбой большой полк отразил приступ. С флангов нападали конные отряды «детей боярских», которых Михаил Воротынский оставил «вне града». Во время одной из конных атак сторожевого полка суздальский дворянин Аталыкин взял в плен самого главнокомандующего ханского войска Дивей-мурзу. В плен попал и некий «астраханский царевич». Убиты были предводитель ногайской конницы Теребердей-мурза и три знатных мурзы. Сколько погибло простых татарских воинов, определить невозможно, но судя по тому, что Девлет-Гирей прекратил атаки и 2 дня приводил в порядок свое расстроенное войско, потери были весьма значительными.

Однако и положение Михаила Воротынского оказалось достаточно сложным. Поредели полки, всех ратников пришлось укрыть за стенами «гуляй-города». Русское войско гналось за Девлет-Гиреем налегке, без обозов. «В полках учал быть голод людям и лошадям великий», – отмечает летописец. Пришлось зарезать часть лошадей и питаться кониной.

2 августа хан Девлет-Гирей возобновил приступы. Татар водили на приступы «царевичи», которым было приказано во что бы то ни стало отбить Дивей-мурзу.

Девлет-Гирей спешил: московским воеводой князем Токмаковым была подкинута татарам ложная грамота, будто бы на помощь Михаилу Воротынскому «идет рать новгородская многая». Но военную хитрость нужно было подкрепить активными действиями, и к концу дня, когда натиск ордынцев начал ослабевать, Михаил Воротынский по дну лощины незаметно вышел из-за укреплений, обойдя с тыла ханское войско. В «гуляй-городе» был оставлен воевода Дмитрий Хворостинин с частью войска и всем «нарядом». По условленному сигналу он открыл пальбу из всех пушек и пищалей, а затем устроил вылазку. Одновременно с тыла напали на ошеломленных татар полки Михаила Воротынского. Двойного удара ханское войско не выдержало, к тому же разнесся слух, что это подошли большие полки царя Ивана Грозного. Девлет-Гирей поскакал со своими приближенными и телохранителями к Оке, подавая пример своему ошеломленному воинству. Но спаслись немногие. Среди убитых нашли ханского сына и внука, в плен попало множество крымских и ногайских мурз. Русская конница начала преследование. 3 августа на Оке была разбита 5-тысячная орда, прикрывавшая бегство хана. Такого сокрушительного разгрома еще не знали воинственные крымские ханы…

Победа русского оружия при Молодях в 1572 г. перечеркнула планы турецкого султана и крымского хана установить свое господство в Восточной Европе, вернуть Среднее и Нижнее Поволжье. В этом ее политическое значение. Битва при Молодях была одним из самых значительных событий военной истории XVI столетия, и имя «большого воеводы» Михаила Ивановича Воротынского по праву занимает почетное место в ряду выдающихся русских полководцев…

Глава 4. Иван Шуйский

Ливонская война (1558–1583) начиналась для России удачно. В январе 1558 г. русские войска перешли ливонскую границу, весной того же года была взята Нарва, летом – Дерпт (Юрьев, Тарту). Ливонские рыцари терпели поражение за поражением. В 1559 г. Ливонский орден перешел под «патронат» польского короля Сигизмунда II Августа, остров Эзель был захвачен датчанами, а рыцари Северной Эстонии присягнули на верность шведскому королю. Теперь в Прибалтике России противостоял союз сильных держав: Польша и Литва, Швеция, Дания. В начале шестидесятых годов главным противником стали Литва и Польша, объединившиеся в единое государство – Речь Посполитую.

Но и в этой сложной обстановке военное счастье сопутствовало России. 15 февраля 1563 г. после трехнедельной осады пал Полоцк. Но затем главные силы русского войска были отвлечены на борьбу с Крымским ханством и Турцией, попытавшимися в 1569 г. захватить Астрахань. Только блестящая победа в Молодинской битве над крымским ханом Девлет-Гиреем позволила возобновить наступление в Прибалтике.

Русские войска взяли острова Эзель, Даго, Моон, города Гапсаль, Пернов, Гельмет и др. В 1577 г. 5-тысячное русское войско осаждало Ревель, летом того же года Иван Грозный ходил с войском в «польскую» (Южную) Ливонию. Один за другим сдавались города и рыцарские замки: Мариенгаузен, Люцен, Режица, Динабург, Вепден…

Казалось, в войне наступает, наконец, перелом.

Но успех не удалось закрепить. Страна была истощена войной, внутренняя обстановка была очень напряженной. В это время у Ивана Грозного появился опасный противник – новый король Речи Посполитой Стефан Баторий, один из видных полководцев Европы. Он деятельно готовился к реваншу. Королевское войско было перестроено по западноевропейскому образцу, вместо шляхетского ополчения создана регулярная кавалерия, значительно усилена пехота. Стефан Баторий нанимал солдат из всех стран Европы.

Первый свой поход в 1579 г. Стефан Баторий направил на Полоцк, с тем чтобы отрезать русские войска, сражавшиеся в Прибалтике. После трехнедельной упорной обороны Полоцк пал. «Московит не такой противник, не такой противник, которого можно было бы недооценивать…» – так оценил Стефан Баторий героизм защитников крепости.

Второй поход был предпринят осенью 1580 г. на Великие Луки. У Стефана Батория была 35-тысячная армия с сильной артиллерией против гарнизона в 6–7 тыс. Защитники города сражались до последней возможности, а когда королевские солдаты ворвались за городские стены, взорвали все пороховые погреба, оставив врагу одни развалины. Это был еще один урок королю. Он надеялся на внутренние противоречия в России, на недовольство политикой Ивана Грозного, но просчитался. Иноземцы с удивлением писали о русских: «Должно заметить, что народ не только не возбуждал против него (царя Ивана Грозного. – В.К.) никаких возмущений, но даже высказывал во время войны невероятную твердость при защите и охранении крепостей, а перебежчиков было вообще мало». Неудивительно, что к третьему походу – на Псков – Стефан Баторий готовился особенно тщательно: была собрана огромная армия – около 100 тыс. человек.

Такие грандиозные приготовления вполне объяснимы: Псков был ключевым пунктом всей обороны северо-западной границы России, он прикрывал дорогу на Новгород, давний объект захватнических устремлений Литвы. Стефан Баторий, решив взять Псков во что бы то ни стало, допускал даже неудачу первого штурма и возможность длительной осады.

Псковский гарнизон насчитывал не более 12–15 тыс. стрельцов, дворян и вооруженных горожан. Стены были старые, сложенные из мягкого камня-известняка, неспособного выдержать удары тяжелых осадных орудий, а частью даже деревянные.

Неприятель должен был преодолеть 4 мощные оборонительные линии: каменные крепостные стены Большого города, Среднего города, Довмонтова города и, наконец, кремль – Кром, как его называли псковичи. Деревянная стена тянулась только вдоль реки Великой, но здесь путь к городу преграждали водная преграда и береговые кручи: Довмонтов город возвышался над уровнем реки на 10 м, а Кром – на 17. Стена Большого города (именно здесь разворачивались главные события обороны Пскова) простиралась на 10 км, имела 37 башен и 48 ворот. Башни были многоярусными, с удобными переходами на стены и подземными ходами, позволяющими маневрировать силами.

Но все это были, если так можно сказать, материальные предпосылки для успешной обороны. Общий же ее успех могло обеспечить только умелое военное руководство, и для его осуществления в Псков были посланы лучшие воеводы: князья Василий Скопин-Шуйский и Иван Шуйский, воевода Никита Очин-Плещеев, князь Андрей Хворостинин, Владимир Бахтеяров-Ростовский и Василий Лобанов-Ростовский, дьяк Пушечного приказа Терентий Лихачев (он командовал «нарядом»), псковские государевы дьяки Сульмен Булганов и Афанасий Викулин…

Руководителем обороны Пскова был боярин и воевода князь Иван Петрович Шуйский. Он был потомком суздальско-нижегородских князей, ведущих начало от среднего сына Александра Невского – великого князя Андрея Александровича. Дед воеводы князь Иван Васильевич Шуйский в конце 30-х – начале 40-х гг. (в малолетство великого князя Ивана IV) возглавлял боярскую группировку и фактически был правителем государства. Потом, в 1547 г., было торжественное «венчание на царство» 17-летнего Ивана IV и опала бывших правителей – Шуйских. А затем началась опричнина, жестоко ударившая по Шуйским и их родственникам. Так что первое самостоятельное воеводское назначение Иван Шуйский получил только в 1570 г. В разрядной книге было записано: «В Донкове князь Иван Петрович Шуйский».

Разрядная книга назвала Ивана Шуйского «украинным воеводой» и в случае крымского нападения ставила его во главе войска, выдвинутого за реку Оку.

По «росписи» 1571 г. Иван Шуйский оказывается уже среди «береговых воевод», во главе полка левой руки. В 1572 г. он возглавил сторожевой полк в Коломне, затем в Кашире, отличился в войне с ханом Девлет-Гиреем. Небольшой полк Ивана Шуйского оборонял Сенькин брод, а потом участвовал в сражении при Молодях, прикрывая с фланга «гуляй-город». В 1573 г. воевода Иван Шуйский возглавил сторожевой полк во время похода в Ливонию, тогда же впервые стал псковским наместником. В 1574 г. он получает чин боярина.

Скупые записи разрядной книги не сообщают никаких подробностей этих походов, остается только догадываться о причинах столь стремительного возвышения недавно опального князя. Видимо, Иван Шуйский проявил себя талантливым полководцем. Во всяком случае, в 1576 г., во время очередного царского похода на «берег» против крымского хана, Иван Шуйский значится в «разряде» среди бояр и воевод первым.

1577 г. – новый немецкий поход Ивана Грозного, и снова «в большом полку псковский наместник Иван Петрович Шуйский». В 1579 г., во время похода «на немецкую на Ливонскую землю», Иван Шуйский остается с царем в Новгороде, а воюют другие воеводы. Создается впечатление, что князь стал военным советником царя.

В 1580 г. Иван Шуйский стал псковским наместником, но в записи разрядной книги оговаривалось, что если «король придет к Смоленску», то Шуйский должен поспешить «на сход к ржевским воеводам» и возглавить большой полк.

В Пскове заканчивались последние приготовления к обороне. По окрестным селам были разосланы грамоты, повелевающие жителям сжигать свои дома, запасы фуража и продовольствия и уходить в укрепленные города. За фуражом и продовольствием «королевские люди» вынуждены были ездить за 100–150 км, где их поджидали конные отряды «детей дворянских», казаков и служилых татар.

Все воеводы и головы были «расписаны» по стенам и башням, на которые поставили пушки и пищали. Русские воеводы правильно определили главное направление приступа – юго-восточное, стену Большого города между реками Великой и Псковой, где к городу примыкало большое поле. Именно здесь были поставлены две «великие» пушки – «Барс» и «Трескотуха». Они посылали ядра более чем на версту – дальнобойность по тем временам очень большая, для поляков это оказалось полной неожиданностью.

Примечательно, что с самого начала к обороне были привлечены все горожане, способные владеть оружием.

18 августа «государевы дети боярские», которые «на заставе были» на реке Черехе (в 5 км южнее города), сообщили воеводам, «что уже литовские первые люди на Череху пришли», и велено было в городе «в осадный колокол звонить». Передовые отряды королевского войска отогнали вылазкой. Важно отметить, что с самого начала оборона Пскова носила активный характер, воевода не только защищал стены города, но и постоянно наносил удары противнику.

26 августа основные силы королевского войска подошли к Пскову. Стефан Баторий приказал «град объехать и осадить». Но это не удалось, помешал сокрушительный пушечный огонь со стен. Королевское войско несло большие потери. Король первоначально выбрал место для стана неподалеку от города, у погоста Любятова, на Московской дороге. Что случилось дальше, рассказывает автор «Повести»: «Бояре и воеводы не велели по ним днем стрелять, но весь наряд на них днем приготовить. Когда же многие шатры поставили, ночью повелели по ним ударить из большого наряда; на утро ни одного шатра не увидели и многих, сказывали языки, панов добрых тут побили». Ночной артиллерийский налет был новинкой в военном деле, король такой операции не ожидал. «Сие видев, – добавляет русский книжник, – король побежал к Черехе реке и там стал своими станами за высокими горами, на Промежице».

Активные действия защитников Пскова и сильный огонь со стен заставили королевскую армию перейти к трудоемким фортификационным работам, которые позволили бы приблизиться к городу и установить осадные орудия. Воевода Иван Шуйский выигрывал время…

1 сентября множество «королевских людей» начали рыть траншеи, чтобы по ним безопасно подобраться к стенам. Все траншеи вели к Покровской и Свиной башням – этот участок стены около реки Великой был выбран Стефаном Баторием для генерального штурма. Земляные работы продолжались три дня. Ночами ставили туры, насыпали их землей. Но русские воеводы нашли средство противодействовать и ночным работам. «Русские зажгли какую-то деревянную башню, поставленную внутри за стеною… При помощи этого освещения русские вплоть до полуночи осыпали наши окопы ядрами и пулями, чем сильно затрудняли работу», – пишет секретарь королевской канцелярии ксендз Пиотровский.

Воеводы точно определили направление будущего штурма. Не прошло мимо внимания воевод и то, что противник ставит туры, места для артиллерийских батарей. Пока шли осадные работы, защитники города имели возможность значительно укрепить опасное место.

Стефан Баторий планировал штурм хорошо укрепленного города на одном узком участке – чуть больше версты. Для опытного полководца это непростительно, однако это была не ошибка, а вынужденное решение. Сокрушительным огнем со стен и активными действиями «вне града» воевода Иван Шуйский не позволил королевским полкам приблизиться к городу без больших инженерных работ. Всему королевскому войску потребовалось несколько дней для того, чтобы выкопать 5 траншей и поставить туры и батареи против Покровской и Свиной башен. Провести такие же осадные работы вокруг всего города противнику было просто не под силу.

Русский автор так описывал дополнительные оборонительные меры воевод у опасного места: «…повелели против того места всякими укреплениями стены подтверждать. Против же каменной стены деревянные стены делать и всякие крепости приготовить. И наряд поставили, и детей боярских и стрельцов, и псковских посадских стрельцов на том же месте поставили, если от Покровских ворот приступу быть». Здесь же находились лучшие воеводы.

В русском стане все было готово к отражению штурма.

Наступило 7 сентября – первый день общей бомбардировки, причинившей большие разрушения городу.

День 8 сентября был «не очень благоприятным» для поляков. О потерях королевского войска было «не велено говорить». Русский автор указывал, что «всяких градоемцев у Пскова побитых более пяти тысяч», не считая раненых. Потери защитников Пскова в этот день составили 863 убитых и 1626 раненых.

Попытка Стефана Батория взять Псков одним штурмом провалилась.

Защитники Пскова не ограничились тем, что «сбили со стены» противника, но сами устроили вылазку, преследуя «королевских людей».

Массовый героизм и мужество простых жителей всегда удивляли иноземцев при осадах русских городов. В сражении за Псков принимали участие и женщины. Одна из глав «Повести о прихождении Стефана Батория на град Псков» неизвестного русского автора так и называется – «От жен пособие».

После отражения штурма начались работы по восстановлению укреплений. С их помощью были отбиты следующие литовские приступы, причем «королевские люди» больше ни разу не смогли «взойти на стены».

Сами осажденные постоянно совершали вылазки, «многие языки литовские во град хватали и королевское и его первосоветников умышление доведывались и против умышлений их готовились». Так Иван Шуйский узнал о готовившейся против Пскова минной войне. Отчаявшись взять город прямыми приступами, Стефан Баторий решил устроить подкопы и взорвать стены. Иван Шуйский немедленно распорядился рыть «слухи» (встречные подземные галереи). Вскоре русские воеводы получили точные сведения о литовских подкопах. Из королевского лагеря бежал в Псков «прежде русский, полоцкий стрелец именем Игнашь». Он рассказал «против коего места ведут» подкопы, «со стены на места указуя». Контрминные работы были ускорены, и «сентября в 23 день русские слухи с подкопами литовскими сошлись», два подкопа – против Свиной и Покровской башен – были взорваны, остальные обрушились сами. Минную войну Стефан Баторий тоже проиграл.

Иван Шуйский превосходно использовал передышку: возвели дополнительные укрепления, постоянными вылазками истощили королевское войско. Разыскивая продовольствие, литовцы несли тяжелые потери.

Тогда Стефан Баторий решился на новый штурм. На этот раз батареи были поставлены на левом берегу реки Великой, где деревянная стена казалась менее прочной. Зима подгоняла.

Тяжелые орудия, стрелявшие с другого берега Великой, разрушили часть стены, но успеха не добились. «За этою стеною находится другая, деревянная, толщиною в сажень, и набитая землею: русские хорошо укрепляются!»

28 октября начался новый приступ. Венгерская пехота по льду перешла реку, подступила к стене. «Венгры кирками, лопатами и чем попало разбивают фундамент стены и уже так вкопались в стену, что их не видно; русские не могут отогнать этих молодцов ни стрельбою, ни кипятком, который льют сверху». Это был, пожалуй, один из самых опасных дней осады. Но воевода Иван Шуйский и в этом случае нашел выход.

По словам автора «Повести», «Государевы же бояре и воеводы повелели против них частые окна провертеть сквозь стену, и из тех окон из ручниц стрелять и копьями колоть. Литовские же гайдуки из-под стены бежали». На тех «литовских градоемцев», которые глубоко закопались в стену, воеводы «повелели великие кнуты на шесты навязать, по концам привязывать железные крюки, и теми острыми крюками из-под стены выдергивали, стрельцы же из ручниц телеса их клевали». Почти все «приступавшие» были перебиты.

Но Стефан Баторий снова и снова посылал свое воинство на приступ. «Из наряда по граду пять дней били, и во все те пять дней крепкими приступами к городу приступали». Особенно сильный приступ был 2 ноября, когда осадные орудия «стену от Великой реки сбили». Но и этот приступ русские воины отбили, «понуждаемых» королем «гайдуков и ротмистров» огнем из пушек «как мост по льду положили… И так, и того дня спасен был великий град Псков! – завершает свой рассказ автор „Повести“. -…ноября в 6 день, все литовские ротмистры с гайдуками из ям вышли и наряд из всех туров отволокли».

Король Стефан Баторий перешел к «тихому облежанию» Пскова, надеясь сломить горожан блокадой и голодом. Но это было безнадежным делом: осаждающие больше терпели лишений от морозов и недостатка продовольствия, чем осажденные.

В армии началось массовое дезертирство. В начале декабря большой конный отряд немцев, не получив жалованья, покинул лагерь и ушел домой.

Иван Шуйский проводил активную оборону города, предпринимал постоянные вылазки, нанося противнику значительные потери. Продолжались обстрелы польского лагеря дальнобойными орудиями.

Последнюю и самую большую вылазку (всего их было 46) псковичи сделали 4 января 1582 г., в ней участвовало несколько тысяч конных и пеших воинов. Множество жолнеров и гайдуков, более 80 «добре славных именитых панов» были убиты, захвачено много «языков нарочитых» и богатейшая добыча.

Актом отчаяния явилась попытка гетмана Яна Замойского вероломно убить главного руководителя псковской обороны. 9 января из литовского лагеря в город пришел «русский полоняник» и принес Ивану Шуйскому «велик ларец». От имени «королевского дворянина» Гансумелера в сопроводительной грамоте было написано, что тот собирается перебежать в Псков и посылает «казну», «и ты бы, государь, князь Иван Петрович, тот мой ларец у полоняника взял и казну один посмотрел, а иным бы не давал смотреть». На самом деле в ларце была не казна, а «адская машина» с большим пороховым зарядом.

Однако вражеская хитрость была разгадана. Воевода велел «добыть таких мастеров, которые ларцы отпирают, и далеко из воеводской своей избы вынести, и отомкнуть, всячески бережась». В ларце оказались «двадцать четыре самопала, занаряженных на все четыре стороны, на верх же взсыпано с пуд зелья», с хитроумным «самопальным замком», который должен был «запалить» пороховой заряд, как только приоткроют крышку.

«Такое было канцлерово умышление и подручных его лукавый совет над государевым, царя и великого князя боярином и воеводою, князем Иваном Петровичем Шуйским, за его праведную государеву службу и за его непобедимое воеводство, и за его благоразумный разум в государевых делах против государевых недругов и всех королевских умышлений, и всего литовского войска гордости».

В этих словах автора «Повести» – обобщенная военная характеристика боярина и воеводы Ивана Петровича Шуйского, признание его выдающихся ратных заслуг…

А через неделю в Псков приехал «великого князя сын боярский Александр, именуемый Хрущев», и сообщил, что в Запольском Яме, местечке неподалеку от города, «государевы послы по государеву приказу с королевскими послами мир учинили». Военные действия прекратились.

Но не этот день автор «Повести» считает концом обороны Пскова, а 4 февраля 1582 г., когда последние литовские отряды ушли из-под города и псковичи открыли, наконец, городские ворота, которые были на запоре 5 долгих месяцев осады…

Дальнейшая военная судьба Ивана Шуйского тоже была связана с Псковом. По «росписи» 1583 г. он упомянут среди воевод «по осадам от немецкой и от литовской украины».

Затем он был воеводой в Новгороде, после чего в 1584 г. снова возвратился в Псков. Царь Иван Грозный перед смертью включил прославленного воеводу Ивана Шуйского в состав «регентского совета» при молодом царе Федоре. Город Псков, который Иван Шуйский отстоял от «королевского взятия», был пожалован ему «в кормление». Там он и остался наместником в последующие годы, отлучаясь из пограничного города только для походов против шведов и по московским «государевым» делам.

Два «больших воеводы» – Михаил Воротынский и Иван Шуйский – как бы олицетворяли два фронта борьбы Российского государства в XVI столетии: «крымскую украину» и «литовскую и немецкую украину». Много сотен верст от одной «украины» до другой, но на памятнике «Тысячелетие России» их изображения помещены рядом.