Текст книги "Русские воеводы XVI–XVII вв."

Глава 5. Дмитрий Хворостинин

Портретную галерею выдающихся русских полководцев XVI столетия завершает Дмитрий Иванович Хворостинин, личность интересная во многих отношениях.

Полководцами Древней Руси и удельного периода обычно были сами князья, объединявшие в одном лице и военного, и государственного руководителя. Полководцы эпохи образования и укрепления Российского государства выдвигались, как правило, из самой верхушки господствующего класса. Например, Даниил Щеня был из рода Гедиминовичей, Иван Шуйский – Рюриковичей, Михаил Воротынский принадлежал к древнему роду владетельных князей Воротынских, имел высший чин «государева слуги», даже после образования централизованного государства сохранял свой наследственный «удел», собственное войско и служилых людей.

Дмитрий Иванович Хворостинин не относился к знати. Он происходил из самой младшей ветви ярославского княжеского рода, по «местническому счету» был намного ниже других воевод, возглавлявших полки. На самую вершину военной иерархии последней четверти XVI в. его выдвинула не знатность происхождения, а военный талант. Два обстоятельства сделали возможным такой невероятный подъем.

Во-первых, царь Иван Грозный, проводя в середине столетия военные реформы, отменил местничество в войске, что давало возможность менее знатным феодалам выдвинуться на высокие посты в армии. И во-вторых, учреждение в 1565 г. опричнины открывало большие перспективы для феодалов, попавших в опричный двор. Среди них оказались четверо князей Хворостининых. Дмитрий стал опричным воеводой, а трое его младших братьев – оруженосцами в свите царя.

Однако и при этих благоприятных условиях выдвижение Дмитрия Хворостинина было медленным и понадобились десятилетия верной службы, чтобы он занял, наконец, самостоятельные большие должности в войске. Буквально каждый заметный шаг по военной лестнице сопровождался протестами знатных феодалов. Получил Дмитрий Хворостинин в 1578 г. долгожданный пост первого воеводы в сторожевом полку, и тотчас же протест Михаила Тюфякина, второго воеводы: «Князь Михаила Тюфякин списков не взял за ним, за князем Дмитрием, что ему с ним быти невместно меньши князя Дмитрея». В 1584 г. Дмитрий Хворостинин был назначен первым воеводой в большом полку на «крымской украине». Князь Михаило Туренин пишет из Зарайска, что ему «менши» Дмитрия Хворостинина «быти немочно». Специальным царским указом князю велено быть «по прежней росписи», а после, «как служба минется», обещано «дата суд и счет». И так без конца…

В 1588 г. бьют челом царю, что «им менши князя Дмитрея быти немочно» сразу несколько знатных воевод: Михаило Туренин, Михаило Кашин, Михаило Салтыков, Андрей Хилков… Последовало гневное разъяснение царя: «До князя Дмитрея Хворостинина и дела им нет!» Но Михаило Туренин не успокоился, снова «бил челом государю на боярина на князь Дмитрея Ивановича Хворостинина о местех». Дело кончилось тем, что обидчивого воеводу было велено «в государеве опале взяти к Москве», на его место был назначен другой воевода. Но тем не менее местнические споры продолжались и в 1589, и в 1590 гг., т. е. до конца жизни воеводы.

Но Дмитрия Хворостинина неизменно брали под защиту и царь Иван Грозный, и его преемник на российском престоле царь Федор. Дело здесь, конечно, не в личных симпатиях. Опытный и верный воевода был нужен, военная и государственная целесообразность перевешивала традиционные местнические счеты.

Биография Дмитрия Хворостинина – это фактически военная история России в течение нескольких десятилетий.

Точных данных о рождении будущего полководца не сохранилось. Составители «Русского биографического словаря» писали неопределенно, что он родился в Москве в двадцатых годах. Сколько-нибудь заметную должность на «государевой службе» Дмитрий Хворостинин получил только в зрелом возрасте, видимо – после 30 лет. В разрядной книге он впервые упоминается только в 1559 г., когда ожидался набег крымского хана Девлет-Гирея. В самом конце списка значилось: «В Шатцком воевода Дмитрей княж Иванов сын Хворостинин».

В том же 1559 г. Дмитрий Хворостинин «по крымским вестям» был отозван к большому полку, но воеводской должности там не получил – был только командиром отряда «детей боярских». В 1560 г., по «разряду от поля», Дмитрий Хворостинин оказался в Нижнем Новгороде, опять вдали от основных военных событий – в это время уже шла Ливонская война. Только в 1562 г. разрядная книга вновь упоминает имя Дмитрия Хворостинина. Он вдруг оказывается воеводой в Юрьеве, и его вместе с другими воеводами отправляют «на литовские люди». Однако поход в Литву отложили, полки из Юрьева «ходили в ливонские немцы».

Но уже в 1563 г., когда состоялся «поход царя и великого князя к Полотцку зимою», Дмитрий Хворостинин назван в ближайшем окружении царя: ему было велено «за государем ездити». Поход на Полоцк стал одной из самых удачных операций Ливонской войны. После трехнедельной осады 15 февраля 1563 г. Полоцк пал. При взятии города Дмитрий Хворостинин отличился. Когда литовцы устроили вылазку, он с отрядом дворянской конницы отразил ее и одним из первых ворвался в город. Затем он служил воеводой сторожевого полка в Великих Луках, тоже на литовском рубеже.

В 1564 г. война возобновилась. Русские полки потерпели поражения в битвах на реке Уле (неподалеку от Полоцка) и под Оршей. Резко обострилась внутренняя обстановка, начались боярские измены. В январе 1565 г. царь Иван Грозный объявил о введении опричнины. Дмитрий Иванович Хворостинин стал опричным воеводой.

Осенью 1565 г. обострилась обстановка на «крымской украине». Хан Девлет-Гирей с многочисленным конным войском пошел к Волхову. Дмитрий Хворостин командовал отрядом из 200 всадников. Взять Волхов хану не удалось. Видимо, Дмитрий Хворостинин снова отличился, одним из немногих воевод он был награжден золотым. Еще раньше, когда Хворостинин «годовал» воеводой в Зарайске, он со своими людьми сумел перехватить крымцев, возвращавшихся из набега, разгромил их и освободил «полон».

В 1567 г. в походе Ивана Грозного «на литовского короля» Дмитрий Хворостинин был головой царского полка. В 1568 г. весной Дмитрию Хворостинину было велено стоять в передовом полку в Вязьме.

Затихли военные действия на «литовской украине», зато на южной границе было неспокойно, начался поход турок и крымских татар на Астрахань, и в 1569 г. новая «роспись от польские украины», в которой перечислены воеводы из опричнины, обязанные выйти с полками на «берег». Среди них в передовом полку в Калуге – Дмитрий Хворостинин. Затем он переведен еще ближе к Дикому полю, в Тулу, первым воеводой сторожевого полка. Тогда же воевода получил высокий титул опричного окольничего.

Грозной оказалась весна 1570 г. Крымский хан Девлет-Гирей с 50-тысячной ордой ворвался в Рязанскую землю. Главные силы русского войска были выдвинуты к Оке. Дмитрий Хворостинин, опять поставленный на самом опасном месте, перешел Оку и, не дожидаясь подкреплений, напал на татарские отряды. Его действия оказались настолько удачными, что орда отступила и царь имел возможность вернуться от войска в столицу.

В следующем году хану Девлет-Гирею удалось прорваться через оборонительную линию «берега» и опустошить окрестности Москвы. Царь обвинил в этой неудаче князя Мстиславского. Вместе с другими боярами и «детьми боярскими» за Мстиславского поручился собственной головой и имуществом окольничий Дмитрий Хворостинин, а залог был огромным по тем временам – 40 тыс. руб. Важный штрих для характеристики личности воеводы.

Наконец, нашествие хана Девлет-Гирея и Молодинская победа 1572 г. Судя по разрядной книге, Дмитрий Хворостин находился в передовом полку в Калуге. Этот полк был одним из самых многочисленных (4475 ратников и 900 вятчан в стругах). Когда 28 июля крымцы прорвались через Оку по Сенькиному броду, первым подоспел Дмитрий Хворостинин. Ликвидировать прорыв он не мог, хан имел 15-кратное численное превосходство. Дмитрий Хворостинин нашел единственно правильное в этих условиях решение: не принимать сражения с главными силами хана, а следовать за ним и наносить тыловые удары. 28 июля он нагнал крымский «кош» в 45 верстах от Москвы, на Молодях, и обратил в бегство крымский арьергард. Преследуя бегущего неприятеля, он домчал до самой ханской ставки, приведя в смятение всю орду.

Когда навстречу полку Хворостинина выступили значительные силы крымской конницы, он, умело маневрируя при отступлении, подвел татарских всадников под пушечный и пищальный огонь «гуляй-города». В самом Молодинском сражении воеводе Хворостинину была поручена оборона «гуляй-города». Пока Михаил Воротынский совершал обходный маневр, Хворостинин не ограничивался пассивной обороной. Встретив наступавших крымцев сокрушительным огнем из пушек, он сам вышел из-за стен и обрушился со своими ратниками на смешавшегося врага. Удар воеводы Воротынского с тыла довершил разгром Девлет-Гирея. Историк Р.Г. Скрынников считает, что подлинным героем сражения на Молодях был не Воротынский, а молодой опричный воевода князь Хворостинин, формально занимавший пост второго воеводы передового полка. Даже если это преувеличение, важная роль опричного воеводы Хворостинина в событиях несомненна. Военный авторитет его необычайно высок. Он выдвигается в первый ряд русских полководцев, хотя личное положение после отмены в 1572 г. опричнины усложнилось: бывшие опричные воеводы поступали под начальство старших земских воевод, происходивших, как правило, из титулованной знати. В тех случаях, когда Дмитрий Хворостинин назначается на высокие военные должности, вспыхивают частые местнические споры. В результате он вдруг оказывается вторым или даже третьим воеводой второстепенных полков.

Во время похода в Ливонию в 1572 г., при «взятии Пайдинском», он – второй воевода полка левой руки, в походе «под немецкие города» – второй воевода передового полка. В 1573 г. на «берегу» Дмитрий Хворостинин – лишь второй воевода передового полка. Но и здесь он сумел отличиться. Крымцы двигались к Серпухову, но Дмитрий Хворостинин вышел им навстречу из Коломны, разбил орду под Воскресенском и погнал обратно. Осенью был «поход бояр и воевод в Муром для государева дела с казанскими людьми». Здесь Хворостинин просто назван в числе других окольничих, а перед походом «на казанские места» поставлен воеводой (опять вторым) сторожевого полка в Шуе. Два года, 1574-й и 1575-й, был на «берегу» в Коломне вторым воеводой сторожевого и передового полков. В 1576 г., во время царского похода «на берег против крымского царя Девлет-Гирея», был вторым воеводой в полку левой руки в Кашире. Когда в 1576 г. было решено «послать воевод в немецкую землю на зиму с нарядом» и «были воеводы под Колыванью», Дмитрий Хворостинин – второй воевода в передовом полку. 1577 г. – второй воевода в Коломне и Калуге, 1578 г. – второй воевода полка левой руки в «немецком походе», первый воевода сторожевого полка, второй воевода большого полка.

В 1579 г. Стефан Баторий перешел к активным военным действиям против России. Он взял Полоцк, осадил Великие Луки, угрожал Пскову и Новгороду. Хворостинин снова на северо-западном рубеже, в пограничном Пскове, но только третьим воеводой в передовом полку.

В 1580 г. возобновились нападения крымских татар. Хворостинин переведен в Калугу вторым воеводой передового полка. Король Стефан Баторий пришел в Витебск. Воеводу Хворостинина тут же переводят во Ржев, в большой полк, но опять – вторым воеводой. Под Шкловом он разгромил литовское войско, одержав очень нужную в той обстановке победу. Осенью Хворостинин в Можайске, где собиралось войско для похода «на короля». Получил в награду еще один золотой. Подробности, к сожалению, неизвестны.

В 1581 г. по записи разрядной книги «марта в 17 день стояли воеводы в Можайске, да из Смоленска ходили в Литовскую землю под Могилев и иные города войною». Дмитрий Хворостинин – второй воевода в большом полку, фактический руководитель похода. Опустошены окрестности Дубровны, Орши, Шклова, Могилева. Это был успех. Но главные события разворачивались не здесь. Стефан Баторий начал свой поход на Псков. И тут же велено было «окольничему князю Дмитрию Хворостинину итти в Новгород». Но снова среди новгородских воевод Хворостинин поименован третьим.

Выстоял град Псков, король начал переговоры о перемирии. Но с севера наступали шведы.

В 1582 г. объявлен «зимний поход на свейские немцы». Полкам велено собираться в Великом Новгороде. Дмитрий Хворостинин наконец-то назначен первым воеводой в передовом полку. Русская рать вошла в Водскую пятину, захваченную шведами. Под Лялицами произошло сражение. Шведы теснили русский строй, но Хворостинин быстрым и смелым ударом своей конницы переломил ход битвы. Шведы в беспорядке бежали.

Новая «роспись» воеводам «на берегу и по украинам». Хворостинин на юге, в Калуге, вторым воеводой в передовом полку. Зимой – Муром, где собиралось войско «по казанским вестем, что казанцы заворошилися». Дмитрий Хворостинин – в большом полку, поименован сразу за известным полководцем Иваном Михайловичем Воротынским, причем ему царем «меньшой наказ тайной дан».

1583 г. снова южный рубеж, «берег», должность второго воеводы передового полка. Однако в ноябре новое назначение – в Муром, где собирается войско для казанского похода. «В правой руке окольничей и воевода князь Дмитрий Иванович Хворостинин». Первый! Подходят в Муром остальные полки. И вот многозначительная запись разрядной книги: «А грамоты от государя писались окольничим и воеводам Федору Васильевичу Шереметеву да князю Дмитрию Ивановичу Хворостинину с товарищи». Хворостинин уже не полковой воевода, а один из двух военачальников всей рати. До самостоятельного командования остается совсем немного…

Наконец 1584 г. «…ноября по нагайским вестям государь царь и великий князь Федор Иванович всеа Русии указал[7]7
  Если царь присутствовал в войске, все объявлялось от его имени, хотя конкретные решения принимались опытными воеводами, советниками царя – таков был обычай.


[Закрыть] послати на Рязань с Москвы боярина и воеводу князя Дмитрея Ивановича Хворостинина», первым воеводой в большом полку. В 1585 г. князь посылается «на Рязань наместником», которому надлежит фактически возглавить всю оборону юга. «Наказом» предусматривалось, что все остальные «большие воеводы», которые будут прибывать на «украину» в случае крупного вторжения крымского хана, должны Дмитрию Хворостинину помогать.

Это назначение было очень своевременным. Крымцы резко активизировали военное давление на русские рубежи. В 1585 г. татары напали на Рязанщину, однако Дмитрий Хворостинин вовремя сумел выдвинуть войска к Шацку и вынудил их к отступлению. В 1586 г. крымцы и ногайцы предприняли совместное выступление. И снова неудача: из Коломны выступил навстречу передовой полк и разгромил ордынцев…

В 1587 г. в пограничные области России вторглось до 40 тыс. ордынцев. Но Дмитрий Хворостинин успел переправиться через реку и сосредоточиться неподалеку от Тулы. Ордынцы пограбили окрестности и, не решившись на «прямой бой», отступили.

Неспокойно было и на западных рубежах. После смерти Ивана Грозного Стефан Баторий отказался подтвердить перемирие и начал готовить новую войну с Россией. В Можайске уже собирались русские войска для отражения нашествия, но в 1586 г. король умер. Внутренние распри в Речи Посполитой помешали войне.

Неурегулированными оставались и отношения со Швецией. В 1586 г. «по свейским вестям» стало собираться русское войско в Новгороде, но прибытие шведского посольства остановило поход. В 1587 г. снова было решено послать полки на шведского короля. В Новгород отозван с юга боярин князь Дмитрий Иванович Хворостинин, и вновь поход не состоялся. Но война явно надвигалась. Россия не могла смириться с тем, что шведы закрыли выход к Балтийскому морю. Для воеводы Дмитрия Ивановича Хворостинина приближалась главная в его жизни война.

В 1589 г. шведский король Юхан III послал свой флот в Ревель. На берег высадилась 10-тысячная армия. Но Юхан III надеялся не только на свои силы: королем Речи Посполитой стал его сын Сигизмунд III. Они выступили с далеко идущей политической программой: заставить Россию уступить Швеции и Речи Посполитой города Новгород, Псков и Смоленск, «Северскую землю». Фактически речь шла об утрате всего, чего Россия ценой огромных усилий добилась в течение XVI столетия. Короли надеялись, что Россию можно будет заставить выполнить их требования даже без большой войны. Для этого Юхан III потребовал, чтобы русское правительство послало для переговоров к реке Нарове (Нарве) «великих послов».

Но пока шел обмен грамотами, определялось, где и когда встретятся посольства, общая ситуация изменилась. Королю Сигизмунду III не удалось поднять польско-литовскую шляхту на войну с Россией, родственные симпатии двух королей не сумели преодолеть традиционного соперничества Речи Посполитой и Швеции из-за Ливонии. Король Юхан III остался один. Русские послы не только не согласились уступить шведскому королю, но выдвинули встречные требования. Царский «наказ» гласил: «Говорить с послами по большим, высоким мерам, а последняя мера: в государеву сторону Нарву, Ивангород, Яму, Копорье». Шведские послы уже готовы были отказаться от своих первоначальных претензий и заключить мир – перспектива в одиночку воевать против России вовсе не устраивала Юхана III. Но русские послы проявили твердость, заявив: «Государю нашему, не отыскав своей отчины, городов Ливонской и Новгородской земли, с вашим государем для чего мириться? Теперь уже вашему государю пригоже отдавать нам все города, да и за подъем (за военные расходы. – В.К.) государю нашему заплатить, что он укажет!»

Такого оборота дела король Юхан III явно не ожидал. На прямое обращение царя Федора Ивановича он ответил высокомерным отказом: «Пришла к нам твоя грамота, написанная неподобно и гордо; мы на нее не хотим больше отвечать, а полагаемся на волю божию. Хочешь у нас земель и городов – так попытайся отнять их воинскою силою, а гордостию и спесивыми грамотами не возьмешь». Война стала неизбежной.

Исконно русские города: Ивангород, Яма и Копорье, захваченные Швецией после Ливонской войны, не только составляли важнейшие звенья обороны Новгородской земли, но и открывали доступ к Финскому заливу.

Теперь настало время возвратить исконно русские города.

Весну и лето 1589 г. Дмитрий Хворостинин провел в Туле – центре обороны южной границы государства.

Но когда решился вопрос о войне со Швецией, прославленный воевода был тут же послан в Новгород, где собиралось русское войско для предстоящей зимней кампании. Воеводы с полками стали в Пскове, Орешке, Ладоге, Гдове, Себеже, Опочке, Острове, Изборске, Ржеве, Торопце, Великих Луках. На всякий случай усилили и гарнизон Смоленска. Военные приготовления велись очень серьезно.

Наконец был объявлен «поход государя царя и великого князя Федора Ивановича всеа Русии на непослушника своего на свейского короля на Ягана к городам к Ругодиву и к Ивангороду, да к Копорье, да к Яме». Царь «пошол с Москвы в свою отчину в Великий Новгород для своего дела и земского декабря в 14 день» и прибыл в Новгород «генваря в 4 день», в самые первые дни 1590 г. Вместе с ним приехал фактический правитель России, «дворовый воевода, конюшей и боярин Борис Федорович Годунов». Одно это свидетельствует о том, какое значение придавалось походу.

Была проведена новая «роспись» полкам. Формально во главе войска встали князья Мстиславский и Трубецкой. Воевода Дмитрий Хворостинин получил довольно скромное назначение в передовой полк. Видимо, это было сделано, чтобы избежать лишних местнических споров: главная роль в войне, судя по развитию событий, принадлежала именно Хворостинину. Именно передовой полк, где он был воеводой, одержал наиболее впечатляющие победы, решившие исход всей кампании.

Первой целью похода была крепость Ям, на речном пути по Луге к Ивангороду и Нарве. 6 января 1590 г. было велено «послати в посылку к Яму городу голов Ортемия Колтовского да Ивана Бибикова для языков», т. е. для захвата пленных и разведки. 11 января передовые отряды дворянской конницы были направлены для нападений на пограничные шведские владения, «в свейскую землю в войну голов Ждана Сабурова да Ивана Мелюкова, да Тимофея Грязнова с товарищи». Главные силы выступили из Новгорода 18 января. На следующий день от них отделилась рать, направленная на север, к Финскому заливу, – «к Копорью на осаду». 24 февраля «з Грезенского Яру» в помощь передовым отрядам, действовавшим в окрестностях Яма, царь «отпустил к Яме городу посылку: своего полку голов князя Ондрея Трубецкова да Ивана Салтыкова». Осажденный шведский гарнизон продержался недолго. «Генваря в 26 день государь… город Яму взял…» Оставив гарнизон в Яме и блокировав еще занятое шведами Копорье заранее посланным отрядом, русское командование обеспечило тылы наступающего на Нарву войска. Артиллерия для осады Нарвы была в это время сосредоточена в Пскове. Чтобы уберечь ее от возможных диверсий со стороны шведов, 30 января конная рать была послана «встречю наряду, с которым нарядом идут изо Пскова».

А воевода Дмитрий Хворостинин со своим передовым полком находился уже возле Ивангорода. В районе Нарвы и Ивангорода был сосредоточен 4-тысячный шведский корпус, который прикрывал подступы к этим главным крепостям на шведском рубеже. Не ожидая подхода главных сил, передовой полк атаковал шведов. Упорное сражение продолжалось с 2 часов дня до вечера, шведы были вынуждены отступить за реку Нарову. Путь к Ивангороду был открыт для русского войска, которое подошло 2 февраля.

Шведское командование, опасаясь, что войско может быть блокировано русскими полками в Нарве и дорога к Ревелю останется незащищенной, отвело конницу и часть пехоты к Раковору. В Нарве осталось около 1600 солдат, но шведский гарнизон укрывался за мощными каменными стенами и башнями, имел многочисленную артиллерию. Кроме того, со стороны Раковора можно было ожидать наступления шведских войск. Правда, русские воеводы постарались обезопасить себя от неожиданного удара, были «посланы для языков по раковорской дороге» конные отряды, «в войну в Раковорский уезд» устремились служилые татары.

Начались приготовления к осаде и штурму. Обстрел крепости из больших пушек продолжался 2 недели, с 6 февраля; шведские пушкари ничего не смогли противопоставить сокрушительному огню «осадного наряда». В западной и северной стенах Нарвы образовались большие проломы. Наконец, «февраля в 18 день государь царь и великий князь Федор Иванович всеа Русии указал послати воевод и с ними людей к приступу к городом к Ругодиву и к Иванюгороду».

По этой «росписи» вырисовывается сложная тактика штурма сильной крепости, которую обороняет многочисленный и хорошо вооруженный гарнизон. Главные штурмующие колонны направляются к проломам, сделанным в стенах осадной артиллерией. Одновременно другие рати с лестницами приступают к уцелевшим стенам и башням, чтобы оттуда не могло подойти к проломам шведское подкрепление. Это вообще было особенностью русского осадного искусства, доказавшего свою эффективность еще при штурме Казани: штурмовать крепость сразу со всех сторон. Под Нарвой приступ был и со стороны реки Наровы, и «от дороги от раковорския», и «по колыванской дороге», и «с ыванягородецкие стороны». Штурмующие колонны поддерживались пушечным огнем, для чего специально выделялись воеводы у «наряда». Опять, как при штурме Казани, при одновременном давлении на город со всех сторон, на направлении главного удара (в районе Русских ворот) были сосредоточены большие силы: 5230 человек, в том числе 1850 стрельцов, 1000 казаков и других ратных людей, 2380 боярских холопов.

Штурм начался на рассвете 19 февраля и продолжался несколько часов. В различных местах русским ратникам удалось ворваться в проломы, забраться по лестницам на стены, но удержаться там они не смогли. Однако с вечера началась подготовка к новому штурму.

Видимо, стали проявлять активность шведские войска, отступившие ранее к Раковору, и тогда же было велено послать подкрепление заслону, прикрывавшему русское войско с этой стороны. В передовом полку «в посылку к Раковору» был первым воеводой князь Дмитрий Хворостинин. Помощи извне защитники Нарвы не получили, и это решило судьбу войны. Шведский гарнизон понес во время штурма большие потери, восполнить которые возможности не было. Шведский главнокомандующий Горн обратился с просьбой о перемирии.

Согласие на переговоры было дано, пушечная канонада прекратилась. Русские представители потребовали, чтобы шведы «отдали государевы городы Ругодив, Ивангород, Копорью, Корелу». Шведы же просили прекратить военные действия, пока они не «сошлются» с королем, который будто бы «учнет миритися». Эта наивная хитрость никого не ввела в заблуждение, шведских парламентеров отправили с берега реки Наровы обратно в город, и «по городу из наряду бити стали».

Огонь русских пушек был сокрушительным, и шведы вновь «говорили з града, чтоб часов пять-шесть по городу из наряду бити не велел», чтобы они могли посоветоваться о сдаче. «И Борис Федорович часы три и четыре из наряду по городу стреляти не велел, а велел над немцы смотрити и тово, чтоб они проломных мест не заделывали, а учнут заделовать проломные места, по городу из наряду попрежденму бити велел».

Переговоры возобновились. Шведы, уже не ссылаясь на необходимость получить согласие своего короля, предложили отдать «государеву вотчину Ивангород». Русские представители повторили свои прежние требования. «И били из наряду по городом тот день и ночь всю безпрестанно», – отмечает разрядная книга.

И снова шведы выдержали только до середины дня 21 февраля: «Немцы кликали з города воеводам, чтоб Борис Федорович выслал к ним ещо поговорить». Снова «съезжалися на реке Нарове», и снова не достигли согласия, отложив дальнейшие переговоры на 22 февраля.

«И по городом воеводы из наряду учали бити», – снова сообщает разрядная книга. «И немцы приказали з города, чтоб из наряду не били, а они ещо съедутся». Шведские представители пошли на дальнейшие уступки – настолько впечатляющим было «слово» русской артиллерии. На этот раз они заявили, что согласны отдать «Ивангород да Копорью, а Ругодива им и Корелы никако не отдавывать, в том волен бог да государь, а им болши тово говорити нечево и помереть они готовы».

Шли дни, обстрелы города перемежались переговорами, шведы стояли на своем. Обстановка начала меняться не в пользу русского войска. Как говорили воеводы на военном совете, войско «под Ругодивом и под Иванемгородом поизстоялося. А путь зимний приходит последней, река Нарова портитца, сверх леду появилася вода великая. А в загонех кормов конских уже не добывают и людем и лошадем в кормех нужа ставитца великая». Необходимо было на что-то решаться, тем более что «немцы в городе сидели жестоко и проломные места учали задеваловати и кликали з города воеводам, что они, взяв на свои головы, отдают государю два города, Ивангород да Копорью», а об остальных городах следует говорить с королем…

Наконец перемирие сроком на 1 год было заключено. 25 февраля «ругодивский воевода Карл Индриков с товарищи приезжали в государеву в суконную избу, а поставлена была государева суконная изба на иванегородцкой стороне у пристани, и записи договорные, что учинити перемирье на год, подписали», отдав в знак сдачи Ивангорода «иваногородцкие ключи», и «государевы люди» беспрепятственно въехали в Ивангород. Передано было русским воеводам и Копорье (крепость Ям была взята русскими полками еще в начале похода). Везде встали русские гарнизоны. Поход закончился.

Успех зимней кампании 1590 г. определили несколько факторов. Во-первых, быстрые удары ликвидировали или блокировали шведские опорные пункты, из которых могли быть нанесены тыловые удары русскому осадному войску (Ям, Копорье). Во-вторых, воевода Дмитрий Хворостинин в полевом сражении разбил шведское войско, прикрывавшее Ивангород и Нарву, что позволило главным силам русских беспрепятственно подойти к этим крепостям и сразу начать осадные работы. В-третьих, были надежно закрыты «колыванская» и «раковорская» дороги (что сделал опять-таки Дмитрий Хворостинин), шведский гарнизон в Нарве оказался в изоляции, помощи он не получил. И в-четвертых, решающим при осаде Нарвы было явное превосходство русской артиллерии, именно стрельба из «наряда» сокрушила оборону и заставила шведов начать переговоры. Шведы пошли на серьезные уступки. Россия вернула себе морское побережье между Наровой и Невой, города Ивангород, Копорье, Ям вновь вошли в состав Российского государства.

Шведский король Юхан III не желал примириться с потерей важных в стратегическом отношении крепостей. Ему удалось заключить военный союз с крымским ханом Казы-Гиреем, около русских границ начала сосредоточиваться 18-тысячная шведская армия под командованием К. Флеминга. Но летом 1591 г. 100-тысячная орда Казы-Гирея потерпела поражение под Москвой и поспешно отступила, а осенью армии фельдмаршала Флеминга удалось только разграбить окрестности Пскова. В свою очередь, в январе 1592 г. русские полки подошли к Выборгу, фельдмаршал Флеминг, армию которого русские воеводы «втоптали» в крепость, вынужден был смириться.

Военные действия затихли, начались мирные переговоры. В 1595 г. в Тявзино русские послы подписали «вечный мир» со Швецией, по которому шведы возвращали все захваченные ими после Ливонской войны русские земли, в том числе и Корелу с уездом.

Но до этого боярин и воевода Дмитрий Иванович Хворостинин не дожил: он умер 7 августа 1591 г.

Воевода, стоявший по местническому счету намного ниже своих соратников, поднялся благодаря полководческому таланту и верной службе на благо Отечества до самых вершин тогдашней военной иерархии. Он был воеводой большого полка, возглавлял оборону южной границы, получил боярский чин (что удавалось далеко не всем высокородным князьям!), заседал «в большой лавке» при приеме иноземных послов, был одним из десяти бояр, входивших в ближнюю царскую тайную думу. Взлет, непонятный многим современникам. Недаром с Дмитрием Хворостининым столько раз спорили «о местех» его знатные подчиненные!

Но истинное место Дмитрия Ивановича Хворостинина сразу понял сторонний наблюдатель, английский посол Джилз Флетчер, который побывал в Москве в 1588–1589 гг. Он записал в своем сочинении «О государстве русском»: «Теперь главный у них муж, наиболее употребляемый в военное время, некто князь Дмитрий Иванович Хворостинин, старый и опытный воин, оказавший, как говорят, большие услуги в войнах с татарами и поляками…» Если бы Флетчер задержался в Москве еще на один год, он бы, конечно, добавил к татарам и полякам – шведов…