Текст книги "Молекула ветра"

Имена

 
Мы помним правду, но несем любовь в остывшие миры,
Следы биографий в углах фотографий,
Еще не брошенных в костры…
Мы разжигаем откровенья миг в залатанных мозгах,
От слов последних – итогов средних
В тринадцати шагах.
 
 
Отступит ночь, запомнив наши лица.
И городам не смогут больше войны сниться.
 
 
Будет вновь весна сеять имена,
Если не взойдут – в том не их вина.
Пропадет их след в безымянной мгле,
Кто рожден летать, не выживет в земле.
 
 
Упав мечтами в новое ничто, мы верим, что грядем,
Что безнадежны, но неизбежны,
И здесь наш общий дом.
И за собой оставив черный след сгоревших расстояний,
Пусть наш пепел летит над степью
Песнями без названий.
 
 
Мы вырваны из жизни, как страницы,
Но тишина не сможет вечно длиться.
 
 
Будет вновь весна сеять имена,
Если не взойдут – не ее вина.
Но в мирах иных – в городах пустых,
Там, где ветры спят, мы споем за них.
 
 
Осенним ветром улетают вдаль забытые миры,
Следы биографий в углах фотографий,
Еще не брошенных в костры.
 

Всадники на станции Роса

 
Рискуя выжить там, где стоило любить,
Перекрывая горизонтами мечты,
Во сне поверишь: это небо не забыть,
Но записать все наяву не сможешь ты.
 
 
Услышишь эхо, словно падая в росу,
Поймал стихов забытых радиоволну.
В письме на землю это время нарисуй,
Но на конверте не указывай страну.
 
 
Полночный траур в сердце бьется горячо,
Ожившим пламенем тревожат голоса.
А за окном взлетает осень кумачом,
И мчатся всадники на станцию Роса.
 
 
Легенда времени счастливых мастеров
Туманом ляжет на измятую траву,
Но мы вдохнем ее как памяти покров,
Не разрешив ей воплотиться наяву.
 
 
Дождливый город обещает рассказать,
Как пели раньше те, кто помнили слова,
Но горек праздник на чужих слезах,
И не вмещает столько песен голова.
 
 
И продолжения на картах не найти,
Застыл твой поезд по дороге в небеса.
Но ты ведь знаешь, что любовь уже в пути.
И мчатся всадники на станцию Роса.
 
 
Опять распят во сне веселый капитан,
В рассрочку продана последняя весна.
Кто поклоняется непризнанным мечтам,
Воскреснув никогда не вспомнит зла.
 
 
Кисельный берег – для судьбы твоей капкан,
В нем все желания увязли навсегда.
Косые ливни заливают котлован,
И окружают город детства холода.
 
 
И к месту действия вернутся корабли,
К безумью радость и к отчаянью глаза.
Но эти песни заберут тебя с земли,
Как будто всадники на станции Роса.
 

Фонарщик

 
Тьмой затопленный город со дна поднимал,
Чтоб поверить в предельность глубин,
Разворачивал сны да под голову клал
Тем, кто ночью остался один.
Стоя между дорог, в небо молча смотрел,
Перехватывал прошлого взгляд.
Пустота, что вокруг, заменила расстрел
На лишение редких наград.
 
 
Но если погасло время, ночь и планета пуста,
Пусть будет шанс увидеть свет у одного из ста.
Поверим, так будет вновь, вспомним, так было встарь –
Кто-то всегда должен зажечь хотя бы один фонарь…
 
 
Расцветает любовь под серебряным льдом
После ранней и долгой зимы.
Расскажи ему все, что придумал о нем,
Пусть забудет, что он – это мы.
Разлетаясь, как свет, по осенним мирам,
Оторвавшись листком городским,
Наступающий день зачеркнет себя сам,
Не поверив, что станет другим.
 
 
Но если погасло время, ночь и планета пуста,
Останется шанс увидеть свет у одного из ста.
Поверим, так будет вновь, вспомним, так было встарь –
Кто-то всегда сможет зажечь хотя бы один фонарь…
 
 
Впереди тишина, небо движется вспять,
И свободен от времени путь.
Только нам все сложней ночью день наверстать,
Без любви все сложнее уснуть.
За дорогами ночь, а за ночью – рассвет.
Мир увидит в который уж раз,
Как зажегся огонь через тысячи лет,
Вдохновив бесконечностью нас.
 
 
Пусть будет шанс увидеть свет у одного из ста.
Верим: так будет вновь, помним: так было встарь –
Кто-то всегда должен зажечь хотя бы один фонарь…
 

Через снега

 
Бросив сны на книжных полках,
Покидаем города.
Ночь сгорит, как уголь в топках,
Отправляясь в никуда.
 
 
Сквозь метели и заносы,
Сквозь экраны новостей,
Сквозь жестокие вопросы
Века новых скоростей.
 
 
На заснеженной дороге
Направленья не ясны.
Где все цели, где истоки,
Где несбывшиеся сны?
 
 
Но огонь разбудит ветер,
Стекла прошлым зазвенят,
Новый мир наполнят дети,
Оставляя взрослым ад.
 
 
Через снега – в замерзшем вагоне,
Теряя в зимних туманах печаль,
Туда, где время тебя не догонит,
В цветную явь и в забытую даль –
Через снега…
 
 
Песни инеем покрылись,
Стерся номер на груди.
Здесь мечты не пригодились,
Лишь реальность впереди.
 
 
Режет ночь разбитой фарой
Тишины бесцветный штиль.
Этот мир еще не старый,
Но уже повсюду пыль.
 
 
Недочитанные книги
Улетают пеплом – пусть
Догорят слова великих,
Осветив безвестным путь.
 
 
Не признает мир конец свой,
Не поверит в пустоту
И последним летом детства
Допоет твою мечту.
 
 
Через снега – в замерзшем вагоне,
Теряя в зимних туманах печаль,
Туда, где время тебя не догонит,
В цветную явь и в забытую даль –
Через снега…
 

Венеры и ангелы

 
На стенах праздничные блики,
В календарях пустые дни.
Как в толпах гениев безликих,
В чужих вселенных мы одни.
 
 
В страницах ложного завета
Все тот же мир – но мы не те.
И смысл скрыт в потоках света,
Как в бесконечной суете.
 
 
Любовь и автор на засове,
И не поверит им судья,
Вся правда в их последнем слове,
Но будет жесткая статья.
 
 
Их не простят за то, что любят –
Без смысла, целей и причин.
Скульптурам лишнее отрубят,
Но не согнут бескрылых спин.
 
 
Разгадывая ненависти трюки,
Любовь наш мир спасала, как могла.
У всех венер обломанные руки,
У ангелов отбитые крыла.
 
 
И войнам вечная помеха
Спешит обратно в тишину,
Фрагментом каменного эха,
Обломком мрамора ко дну.
 
 
Была когда-то знаменита,
Но в чьих грядущий мир руках?
Любовь, как статуя разбита,
С землею смешан прекрасный прах.
 
 
Разгадывая ненависти трюки,
Любовь наш мир спасала, как могла.
У всех венер обломанные руки,
У ангелов отбитые крыла.
 

Северное солнце

 
Вдоль седых границ тяжелый лай,
По замерзшему этапу в рай.
По разбитым перегонам,
По закрашенным иконам
Рвется обреченность зимних стай.
 
 
Навсегда запомнишь этот бег –
По подземному тоннелю вверх.
Ночь живым вцепилась в горло,
Утро с неба время стерло,
Отправляя мертвых в новый век.
 
 
Бледный ветер запоет над городами,
Разметав надежды по стране.
И взойдет, как нарисованное пламя,
Северное солнце в вышине.
Северное солнце…
 
 
Наскоро прочитанные дни
В суете страниц переверни.
На небесных пересылках,
В запечатанных бутылках
В будущее письма сохрани.
 
 
В ледяной заоблачной глуши сквозь
Замерзших песен виражи
Пронеси надежд бессилье,
Отстегнув чужие крылья,
И глазам открыться прикажи.
 
 
Ночь вернется и усталостью коснется,
Словно снег, ожогов на руках.
И, как прежде, одиночеством проснется
Северное солнце в облаках.
Северное солнце
Одиночества…
 

За последней чертой

 
Покоряясь весне дикой,
Удивляясь, как мир непрочен,
Смерть украсив черной гвоздикой,
Удаляюсь со всех обочин.
 
 
И опять на краю неба,
Обдирая луной колени,
Просыпаюсь вакциной бреда,
Каплей лжи в израненной вене.
 
 
Объясните ночным звездам,
Почему им должны верить.
Соль земли – это их слезы,
Их свет только болью мерить.
 
 
Я ломаю вокруг стены,
Невзирая на их чувства.
Много знать для любви вредно –
И там, за стенами, тоже пусто.
 
 
За холодной рекой,
За последней чертой –
Свобода да неба покой.
 
 
То ли клоун, то ли философ,
Быть забытым иль быть воспетым –
В этом мире пустых вопросов
Ни на что не хочу быть ответом.
 
 
Но зажмурившись от восторга,
В жизнь ворвавшись перед рассветом,
От родильной палаты до морга –
Как дойти, но не стать поэтом?
 
 
Как родиться цветком в городе,
Как любовью – на поле брани?
Как быть первым в своем роде,
Но последним глотком в стакане?
 
 
В небо не получив визу,
Я сгораю от космоса трения,
Поклоняясь звездам снизу,
Как чиновникам вдохновения.
 
 
За холодной рекой,
За последней чертой –
Свобода да неба покой.
 

Глава #27

 
Джон был последний небожитель,
Кто в небе что-то понимал.
Свою нью-йоркскую обитель
Семейным фото украшал.
 
 
Шутил про бога зло и тонко,
Расизм и войны презирал,
Любил художницу-японку,
Которой песни посвящал.
 
 
Он верил: сил надолго хватит,
Был гениален и смешон.
Знал, жизнь на ерунду не тратит,
Знал, что прекрасен мальчик Шон.
 
 
Раздал хипповские наряды,
Слез с героина, говорят.