Текст книги "КАРЕ"

– Подожди, не сдавай…

После чего обратился к мужчине, столь бесцеремонно

ворвавшимся в его игру.

– Послушай, друг, ты мне своими десятью баксами

всю игру ломаешь. Подожди с чуток, дай мне хотя бы этот

шафл одному доиграть. Видишь, два столика рядом сво-

бодны, поиграй пока там, убери свою ставку, прошу тебя… Гера посмотрел в сторону двух свободных для игры

в блек-джек столиков и только тут заметил, что в кази– но он был уже не один. Помимо него в казино находилось еще порядка двух-трех десятков человек, большая часть из которых толпилась вокруг единственной открытой к этому часу рулетки. Гера посмотрел на часы, часы показы– вали без четверти три.

– Почему я там должен играть?.. – задался вопросом мужчина. – Я за этим столиком хочу играть, мне здесь больше нравится…

Услышав это, Герман плотно сжал губы, проскрипел зубами и сказал крупье, еле сдерживая себя от гнева:

– Сдавай! Хрен с ним, пусть играет…

Крупье тут же отчеканил тринадцать карт на стол.

Десять для Градского с его пятью ante, две для мужчи-

ны с его одним ante и одну себе. Гера посмотрел на выло-

женные на стол карты и чуть было не пришел от этого

в бешенство. Недоразвитому имбецилу, который стоял

по правую от него руку, первой легла на стол шестерка.

Та самая, сука, шестерка, которая по идее (если бы толь-

ко этот кретин не сделал свою ставку и не влез в игру)

должна была неминуемо лечь к крупье. Теперь же перед

крупье вместо слабой шестерки лежала сильная картин-

ка, а именно король пик. У самого же Градского напротив

пяти его ante, с максимально возможной на них ставкой,

лежало черт знает что! Все, начиная от троек и двоек и

заканчивая восьмерками и девятками. Начало раздачи

было хуже некуда и не предвещало Герману ничего хоро-

шего. Худшего и придумать было нельзя, и это при таких-

то ставках? Гера добрал карты на каждом из своих ante и

замер в ожидании того момента, когда крупье выложит

себе вторую карту. Но перед этим должен был сделать

свой добор и мужчина, которого словно парализовало.

Увидев его нерешительность, Гера обратился к нему с

мольбой как в голосе, так и в глазах:

– Слышишь, браток? Только без обиды! На тебе сто

баксов, и вали отсюда, не бери сейчас вообще никакой

карты…

Мужчина словно не заметил этих слов Градского и обратился напрямую к крупье:

– Еще карту… – После чего решительно стукнул рукой о стол, потребовав тем самым себе карту.

Крупье мгновенно выложил перед ним пятерку, теперь у недоразвитого имбецила было уже двадцать одно очко. Увидев это, имбецил засиял от радости. Град– ский же смертельно побледнел сразу после того, как крупье выложил перед собой еще одного короля. Все! Все карты Градского были биты одним ударом, биты двумя королями, биты двадцатью очками крупье. Крупье выдал фишку в десять баксов мужчине, после чего сгреб к себе все фишки со всех остальных ante. Как вы уже, наверное, догадались, это были фишки Германа. Градский негодо– вал! Ему захотелось просто-напросто высморкаться, как об носовой платок, об этого урода, об этого имбецила, об эту, по сути дела, тварь. Прибить одним ударом кулака к столу этого навозного жука! «Если бы эта тварь не взяла карту, то у крупье был бы перебор! Ну и тварь», – с возму– щением подумал Градский и сгреб в одну кучу сложенные им из фишек столбики. «Все старания насмарку. Сколько времени потрачено на то, чтобы поймать волну? Сколь– ко трудов?! И вот из-за какого-то ничтожного подонка…» Словарный запас Германа Градского явно не позволял ему в этот момент выразить в полной мере все свои эмоции, выразить все то, что накипело у него внутри. «Убивать таких сук надо. Ну и скот! Ну не падла ли?» – подытожил свои размышления Герман и поставил после этого фиш– ку лишь на одно ante, понизив при этом свою ставку до минимальной. Решив тем самым просто доиграть шафл. Через пять раздач шафл, обещавший по началу стать для Градского победоносным, закончился. Подонок, лишив– ший Германа энного количества фишек, сразу же отвалил от столика, а сам Герман между тем с досадой посмотрел еще раз на часы. На часах было ровно пятнадцать ноль– ноль. К этому времени он так ничего и не отыграл из вче– рашнего проигрыша, но при этом и не проиграл ничего в довесок же к нему. Он был сегодня при своих. Герман подозвал к себе рукой официанта, который тут же и подо-

шел к нему. После чего услужливо поинтересовался:

– Что желаете?

– Принеси мне кофе, большую чашку экспрессо.

– Будет сделано… – Официант отошел от столика,

Градский же остановил крупье, который было собрался

приступить к очередной раздаче.

– Не надо, не раздавай. Не буду пока играть…

Герман неспешно прихлебывал кофе и размышлял над

тем, что же ему теперь со всем этим делать. Ему не давал

покоя день рождения супруги. «В пять начнут собираться

гости. До дома отсюда ехать пятнадцать-двадцать минут,

значит, в запасе всего полтора часа. При таких раскладах

без рулетки точно не обойтись. Только на ней можно оты-

граться за столь короткое время». Гера с опаской посмо-

трел в сторону рулетки, на которой вчера оставил восемь

тысяч зелени, и у него затряслись коленки. Гера недолю-

бливал рулетку, хотя и считал ее самой демократичной в

казино игрой. И все потому, он так считал, что на рулетке

все было во власти математического ожидания. Для того

чтобы на ней постоянно выигрывать, нужно было всего

лишь иметь терпение, причем завидное. Которого у Гер-

мана Градского, к слову сказать, увы, и не было. Он боялся

рулетки как огня и подходил к ней только в безнадеж-

ных ситуациях и при крайних обстоятельствах. Сегодня

как раз и были такие крайние обстоятельства. Градский

допил кофе, встал из-за стола и двинулся робкими шаж-

ками в сторону рулетки. План его в этот раз был простым

до безобразия. Он решил дождаться нужного момента и

загрузить три раза подряд весь стол своими фишками, по

принципу чет-нечет и красное-черное. Присовокупив к

этому еще и дюжины. Он мысленно разбил фишки, кото-

рые были у него в карманах, на три части и стал дожи-

даться подходящего момента для того, чтобы вступить в

игру. Гера держал в своей руке карточку и помечал в ней

крестом те цифры, которые в это время одна за одной

выпадали на рулетке. От наблюдательного глаза Германа

не укрылось то обстоятельство, что крупье бросает шарик

по секторам, в три-четыре цифры. «С таким шутки плохи,

с таким ухо держи в остро», – отчего-то пришло ему на ум

после того, как он пометил в карточке очередную выпав– шую на рулетке цифру. Обстановка вокруг рулетки была наэлектризована до предела. Над ней стоял шум и гам, вперемешку с матом и табачным дымом. Кто-то выигры– вал, кто-то проигрывал. Кто-то жевал потухший окурок, кто-то грыз зубами ногти, кто-то – ручку. Кто-то хватался за голову и проклинал все на свете, кто-то ликовал и без– удержно радовался своей удаче. Лишь Герман Градский до поры до времени оставался в тени, оставался не у дел. Он терпеливо, как удав, ждал своего часа и наконец-то дождался. Последние семь круток шарик падал только на цифры, окрашенные красным цветом. Это был сигнал к действию. Градский перечеркнул крестом цифру семь и с силой сжал рукой фишки, лежавшие у него в кармане пид– жака. Пришло время Герману Градскому выйти на пер– вый план и затмить своими безумными ставками все и вся вокруг себя. Крупье в очередной раз выбросил шарик, игроки перестали сыпать на сукно фишки, рулетка оста– новилась, шарик и в этот раз выпал на красное, на циф– ру один. В восьмой раз подряд шарик выпал на красное, и второй раз подряд это была первая дюжина. Лучшего момента для того, чтобы вступить в игру, и быть не мог– ло. В свои права вступало математическое ожидание! Как только Герман это осознал, то сразу же и поставил тыся– чу долларов на черное, тысячу долларов на чет и тысячу долларов на третью дюжину. Крупье тронул рукой коле– со, улыбнулся Градскому и запустил в противоположную вращению колеса сторону легкий, как пушинка, шарик. Градский вздохнул, выдохнул и затаил дыхание. Взгляд у него в этот момент был цепкий, как у орла. Выражение же лица – как у изголодавшегося питона. Герман Градский смотрел на то, как вращается колесо, по которому пере– катывается шарик, и не замечал ничего вокруг себя. Уж больно сделанные им ставки были высоки. Колесо замед– лило свой ход, шарик начал притормаживать. Герман превратился в мумию. Стук, стук, стук… Шарик замер на одном месте. Герман не поверил свои глазам, опять крас– ное. После того как рулетка перестала вращаться, крупье объявил во всеуслышание:

– Пять, красное… – И поставил на цифру пять мар– кер долли. Окинул наметанным взглядом игровое поле и сгреб со стола проигравшие фишки, оплатив затем выи– гравшие.

Ни одна ставка Градского не сыграла в этот раз. При взгляде со стороны он был похож на человека, у которого только что со двора, да при всем честном народе, да пря– мо из-под носа увели корову. Герман повторил попытку. Он вновь загрузил стол тремя тысячами баксов по все той же комбинации. А именно: тысяча на чет, тысяча на чер– ное и тысяча на третью дюжину. Шарик возобновил свой бег по кругу. У Германа стучало в висках и гремело в ушах. С каждым новым мгновением шарик грохотал все силь– нее и сильнее, Градский не дышал. Зрачки его глаз рас– ширились, но не застыли на одном месте, а, точно как и шарик, бегали по рулеточному колесу вслед за ним, вслед за шариком. В ушах у Германа гремело, в голове звенело, шарик же начал притормаживать… Градский вцепился взглядом в двадцать шесть черное, пытаясь силой даро– ванного ему свыше магнетизма притянуть его как можно ближе к этой, столь им любимой, цифре. Колесо замед– лило движение. Шарик перекатился по кругу и, к пре– великой радости Градского, свалился именно на цифру двадцать шесть.

– Есть!.. – вскликнул Градский. К его лицу хлынула кровь, и он было поднял руки кверху в победном при– ветствии… Но тут же и увидел, как легкий, как пушин– ка, шарик непостижимым образом, уже перед тем как рулетка остановилась, подпрыгнул и перескочил с циф– ры двадцать шесть на цифру три, где и застыл на месте… Градский опустил руки. Ему стало не по себе. Он с тупым выражением лица смотрел на то, как крупье жадными своими руками сгребает под себя его фишки, и не ощущал в себе жизни. Наконец Градский обрел себя и прошипел, как змея, сквозь едва приоткрытый рот:

– Дрянь, сука такая, опять сделал меня…

Крупье в ответ на это виновато улыбнулся и развел

руки в стороны, не замедлив после этого оплатить выи-

грыш тем игрокам, которым и в этот раз повезло. Как

только игровое поле было полностью очищено от фишек, крупье произнес на весь стол дежурные и привычные слова:

– Делайте ставки, господа…

На Германа в этот момент было страшно смотреть. В

его в карманах осталось фишек на четыре тысячи баксов.

Градский стал машинально загружать ими стол, все в той

же комбинации. Но в этот раз он поставил на чет не тыся-

чу долларов, как в двух предыдущих случаях, а две. На

черное же и третью дюжину он поставил, как и прежде, по

тысяче долларов… Крупье выбросил шарик, подождал… и

провозгласил:

– Ставок больше нет…

Но Герман уже не слышал этих его слов, он ничего не

слышал. Он находился в коматозном состоянии. Зрачки

глаз Градского все так же бегали по колесу вслед за ска-

чущим по нему шариком. Градский смотрел сквозь шарик

на рулетку, и у него рябило в глазах от мелькающих перед

ним красных и черных цифр. Когда же шарик начал при-

тормаживать свой бег кругу, Градский, как лошадь, вытя-

нул вперед свою шею и стал буквально пожирать его

взглядом. В тот же момент, когда шарик в очередной раз

упал на красное, выражение лица Градского стало зве-

роподобным. Он смотрел на крупье, как на животное, и

пожирал теперь уже его, а не шарик, своим взглядом. Ког-

да же крупье начал в очередной раз грести под себя фиш-

ки Германа, то тот смертельно побледнел и разразился в

его адрес отборным трехэтажным матом. Так, что самому

крупье стало от этого несколько не по себе. Гера букваль-

но исходил слюной, извергая из себя поток бранных слов

в его адрес. Выплеснув из себя негативные эмоции, Гер-

ман достал из бокового кармана очередные десять тысяч

баксов и вне себя от охватившей его ярости швырнул их

на стол так, словно перчатку в лицо крупье выбросил.

– Разменяй все по лимону (по двести долларов – прим.

авт.)… – сказал приказным тоном Градский.

– Будет сделано… – произнес подрагивающим от

волнения голосом крупье и отсчитал трясущимися сво-

ими руками положенные Градскому фишки. Теперь уже

у крупье было смертельно бледное выражение лица. Вполне могло показаться, что он вслед за Градским вот– вот потеряет свое самообладание. Градский же рассовал половину фишек по карманам, а те, что остались у него в руках, свалил горстью на черное. Он поставил в этот раз на черное, сразу пять тысяч баксов!

– Извините… – начал было крупье, – но на этом столи– ке на цвета можно ставить не больше двух тысяч долла– ров.

– А мне срать на это! Я пять хочу поставить! Тебе понятно?.. – прорычал в ответ Градский.

Крупье огляделся по сторонам и жестом руки подо– звал к себе управляющего казино. Управляющий неза– медлительно подошел к столику, увидел фишки, стоящие на черное, понял, в чем дело, и не раздумывая разрешил крупье принять ставку к игре. После чего мило и пони– мающе улыбнулся Градскому. Крупье запустил колесо, помедлил, бросил взгляд на игроков, столпившихся у рулетки, и сказал, запинаясь от волнения:

– Делайте ставки, господа…

Но в этот раз никто ни откликнулся на его призыв,

никто, кроме Германа, не стал делать свои ставки. На

суконном поле стояло только его пять тысяч, и все на чер-

ное… Крупье выбросил шарик и произнес спустя считан-

ные секунды все тем же дрожащим от волнения голосом:

– Ставок больше нет…

Теперь уже все происходящее на рулетке напоминало

собой поединок между крупье и Германом. Никто из игро-

ков даже не попытался протянуть свою руку к игровому

полю, расчерченному прямоугольниками по серому сукну.

Градский смотрел в сторону вращающегося по кругу

шарика и повторял в уме одно и то же: «Одиннадцать раз

подряд красное. Одиннадцать раз подряд красное. Один-

надцать раз подряд красное…» Колесо все еще вращалось,

а вот шарик уже нет. Он застыл на месте. Герман не пове-

рил глазам. Шарик опять, теперь уже в двенадцатый раз

подряд, упал на красное, упал на цифру один, все из той

же первой дюжины.

– Один красное!.. – произнес крупье.

Градский посерел. У него уже не было сил ни ругать– ся, ни матерится, ни еще как-либо выражать свои эмоции. Он вошел в штопор, он находился в том самом критиче– ском для человека состоянии, которое зачастую предше– ствует умопомрачению, или же суициду. Крупье выставил на суконное поле долли и сгреб под себя фишки. После чего вновь тронул рукой колесо и обратился ко всем тем, кто стоял возле столика:

– Делайте ставки, господа…

Но и в этот раз никто из игроков, стоящих подле

рулетки, так и не пошевелил рукой и не стал делать свои

ставки. Все в полной тишине смотрели на обезумевшего

Германа. Герман же, не замечая никого вокруг себя, сог-

нулся над столом и стал доставать трясущимися руками

те последние фишки, которые все еще были рассованы у

него по разным карманам пиджака. У Градского дрожали

не только руки, но и губы. На нем лица не было. Он без

конца ронял фишки на сукно и лихорадочно двигал их

после этого не на черное, но на красное! В этот раз Герман

вопреки всякой логике, вопреки математическому ожида-

нию, вопреки здравому смыслу и своему же плану на игру,

сыпал фишками, точно сорил, на красное. Крупье выбро-

сил шарик. Пока шарик вращался, Градский лазал по

карманам и все так же сыпал фишки на красное. В тот же

момент, когда в его карманах не осталось ни одной фишки

и он разогнулся над столом, крупье произнес:

– Ставок больше нет!..

Градский отвернулся от рулетки, сделал шаг в сторо-

ну и прикрыл глаза, чтобы не видеть, как притормажива-

ет колесо, и не потерять рассудок еще до того, как шарик

застынет на одном месте. Он слышал, словно сквозь сон,

как гремит шарик, и видел, как сквозь туман, как он замед-

ляет свой бег по кругу. Он стоял спиной к столу и беззвуч-

но шевелил губами, повторяя про себя как заклинание:

«Только бы опять красное, только бы опять красное, толь-

ко бы красное…» Шарик гремел все звонче и звонче, и все

реже и реже. Стук, стук, стук… Градский замер, перестал

шевелить губами, раскрыл глаза, затаился, как мышь, и

навострил уши. Шарик перестал греметь. Стало совсем

тихо. Глаза Градского застыли на одном месте. Гробовую тишину зала нарушил раздавшийся из-за спины Германа голос крупье:

– Двадцать шесть черное!.. – Крупье, не раздумывая, выставил на цифру двадцать шесть маркер.

Мистика. Наваждение. Глюки… Стоило Герману пере– ставить свои фишки с черного на красное, так сразу же и выпало то самое черное, на которое он поначалу так надеялся и рассчитывал. Германа Градского переехал бульдозер! Он поплыл сознанием. Перед его лицом появи– лись мурашки, и у него потемнело в глазах. До его ушей стали доноситься с самого детства и до боли ему знако– мые жуткие звуки похоронного марша. Герман пригнулся, прикрыл уши руками, зажмурил глаза и, так и не пово– рачиваясь лицом к рулетке, сделал несколько шагов в сторону от нее… Сделал несколько шагов и чуть было не потерял сознание и не упал. Герман выставил вперед себя руки, открыл глаза… И сразу же увидел лежащего в дере– вянном гробу папу, которого он похоронил три года тому назад, и маму, которая пока была жива, но одной ногой все же стояла в гробу, но в другом, не в том, в котором лежал его отец, но в том, который стоял рядом и был заранее сколочен из досок для ее будущих похорон все еще и ныне здравствующим его старшим братом Робертом. Перед глазами Германа появился еще один, третий по счету и высеченный из гранитного камня заледенелый гроб. А вслед ему и еще четыре маленьких, один другого меньше, заколоченных и обтянутых нежной человеческой кожей гробика. Пока Герман с самым плохим предчувствием, со страхом и ужасом разглядывал четыре гробика, из треть– его гроба показалась иссушенная мумия. Мумия встала во весь рост, подбоченилась правой рукой, выставила вперед левую и начала вещать картавым голосом на все казино, тыкая пальцем в сторону Германа.

– Это ты детей погубил! Ты погубил, ты их убил! Это ты, иуда, свою душу дьяволу за тридцать тысяч продал. Ты продал, ты убил, ты погубил, ты убил…

Герман смотрел на стоящую во весь рост мумию, а в это время до его ушей доносилось со всех сторон:

– Ты убил. Ты продал, ты убил. Ты убил, ты продал…

– Все крупье и все собравшиеся в казино игроки смотре-

ли стеклянными своими глазами в сторону Германа и под

звуки похоронного марша дружно скандировали, прихло-

пывая себе в ладоши, эти страшные для него слова. При

этом остекленевшие зеленые глаза, которыми они смо-

трели в сторону Германа, вовсе были без зрачков.

Герман упал пред всеми на колени, воздел руки, рас-

топырил пальцы и с испугом силился открыть рот и про-

кричать: «Уймись картавый, уймись! Я не убивал своих

детей! Я не продавал свою душу дьяволу…» Герман надры-

вался от бессилия, тряся перед посиневшим лицом рука-

ми, но так и не мог произнести вслух ни единого слова в

свое оправдание. У Германа Градского в эту самую страш-

ную для него минуту была отнята воля к каким-либо

словам. А оттого-то он и чувствовал себя нагим и ничтож-

ным, трусливым и беспомощным…

Мелодия похоронного марша смолкла, и все разом

смолкли. Из-за спины Германа, в полной тишине, трижды

прозвучал заупокойный голос управляющего.

– Гроб для Германа! Гроб для Германа! Гроб для Гер-

мана… – Сказав это, управляющий трижды хлопнул в

ладоши.

После третьего по счету хлопка послышались шаги.

Перепуганный до смерти Герман обернулся… и увидел,

как четверо широкоплечих крупье уже несут на сво-

их плечах в его сторону: узкий, длинный, прозрачный и

наполовину наполненный водой гроб. Повеяло прохла-

дой. Градский спинным мозгом ощутил на себе смертель-

ный холодок, почувствовал себя утопленником и онемел.

– Не верь им, сынок! Не верь картавому! Не верь

душегубу!.. – прокричала Герману, выставив руку вперед,

его мама. – Беги скорей отсюда, сынок, спасай свою душу,

гробы пустые, в них нет твоих детей!..

Герман посмотрел на все еще живую свою маму, из

правого глаза которой текла кровавая слеза, посмотрел

на мумию, голову которой покрывала кепка, вскочил с

колен и вне себя от страха бросился со всех ног к выходу…

Герман миновал охрану и оказался на улице, в этот же

миг видения покинули его разум. Герман шел по троту– ару в сторону подземного перехода, и в его жилах стыла кровь. Он покачивался из стороны в сторону, как скелет, и ощущал себя приговоренным к эшафоту ходячим мерт– вецом, у которого палач, перед тем как отрубить голову, не только отобрал все ценные вещи, но и высосал всю без остатка кровь. Гера находился в состоянии транса, он спу– скался вниз по ступенькам подземного перехода – точно на эшафот всходил – и только что и делал, что сокрушал– ся в сердцах: «Боже, что я наделал? Почти тридцать тысяч баксов просадил! Боже! Почти тридцать тысяч баксов просадил! О Боже, тридцатку засадил, тридцатку про…» Перейдя на другую сторону Арбата, Градский подошел вплотную к проезжей части дороги и вытянул поперек нее руку.

Солнце уже скрылось за крышами домов и уверен– но клонилось к горизонту. Майский вечер вступал в свои права, предвещая собой скорые сумерки, и это было без– возвратное событие. Чего никак нельзя было сказать про сегодняшний проигрыш Германа, которого, вне всяких сомнений, можно было избежать. Сегодня жене Германа Градского исполнилось тридцать четыре года. Сегодня же Герман проиграл в казино в довесок ко вчерашнему проигрышу еще двадцать тысяч зелени. День, обещав– ший стать для Градского торжественным и праздничным, превратился для него в кошмарный. Теперь уже Герману было не до праздника и не до торжеств. Градский сел в притормозившее напротив него такси и обозначил води– телю маршрут своего дальнейшего передвижения.

– Шеф, в Кунцево за пятьсот.

– Лады…– ответил ему водитель.

Как только машина тронулась с места, Градский

посмотрел на часы и улыбнулся с грустью в своих гла-

зах. На часах было начало восьмого. Оказывается, Гер-

ман потерял счет времени и простоял возле рулетки в

ожидании нужной ему комбинации больше трех часов! А

ему-то самому казалось, что не больше часа. Судя по все-

му, гости уже сидели за праздничным столом и отмеча-

ли день рождения Стеллы. А что до того, что творилось в

это время в душе у самой Стеллы, так Герману было не до этого, поскольку у него самого было тошно на душе, и ему было в этот момент не до излишних сантиментов. Маши– на переехала через Москву-реку и въехала на Кутузовский проспект. И тут Германа Градского пронзило! Именно в этот момент своего прозрения он осознал всю чудовищ– ность своего поступка, всю чудовищность той ситуации, в которой он оказался. Герман понял, в какой угол сам себя загнал. В нем проснулась совесть, и до него, до тупо– го, наконец-то дошло, какой же он все-таки по отноше– нию к супруге подлец! Как же на самом деле он нехорошо поступил по отношению к близким себе людям. «Боже! С какими глазами я появлюсь сейчас дома? Что скажу жене и детям? Что я им совру насчет хлеба, что выдумаю насчет цветов, за которыми ушел восемь часов назад? Я им в оче– редной раз совру, а они в очередной раз не поверят мне, но сделают вид, что поверили. Кошмар! Тридцатку мень– ше чем за сутки проиграл, это же ужас». Герман от этих своих мыслей побелел и не заметил того, как и Давыдково осталось за его спиной. После всего того, что с ним сегод– ня произошло, он действительно не знал, как ему в этот вечер появиться перед своими домочадцами. «Какими глазами я посмотрю им в лицо, что скажу Стелле? Бессты– жие мои глаза», – подумал Герман и уставился бесстыжи– ми своим глазами на дорогу…

– Командир, говори куда дальше ехать? Уже Кунцево… Герман прикрыл глаза, откинулся на спинку сиденья,

вздохнул и произнес, изнывая от душевных ран.

– На улицу Красных Зорь. А оттуда снова на Арбат. Я

тебе еще одну пятихатку добавлю.

– Лады… – донеслось до ушей Градского.

Герман ехал в офис за деньгами. Ставки были им сде-

ланы. Других вариантов на сегодняшний вечер он для

себя не видел. И это были уже не шутки. Вместо того что-

бы сесть одиннадцатого мая года одна тысяча девятьсот

девяносто шестого вместе с женой, детьми и гостями в

пять часов вечера по московскому времени за празднич-

ный стол, Герман решил устроить себе в этот день Ватер-

лоо. Герман зашел в офис, открыл сейф и, не раздумывая,

положил в карманы пиджака пятьдесят тысяч долла– ров. Закрыл сейф, закрыл офис, вышел на улицу и сел в машину. Через пятнадцать минут машина притормози– ла напротив казино «Тропикана», которое находилось в начале Арбата, в двухстах шагах от казино «Метелица». На часах было без пятнадцати восемь, вечер для Градского обещал быть томным. Градский решил сменить обстанов– ку, а заодно и собраться с мыслями, он всегда так посту– пал в критических для себя ситуациях. «Только не бухать, только не бухать, только не бухать…» – повторял про себя Градский, поднимаясь на второй этаж здания, в котором располагалось казино «Тропикана». А нервы-то были на пределе! Но перед тем как сесть за игровой стол, Герман решил подкрепиться в здешнем ресторанчике. Ресторан примыкал к игровому залу, был уютным и рассчитан при– мерно на десять-двенадцать столиков. За одним из столи– ков Герман разглядел сидевшую в одиночестве Кристину, которая, увидев его издали, подняла в приветствии руку и пригласила к своему столу, прокричав на весь ресторан:

– Привет, Гера! Что, перекусить решил? Подсаживайся ко мне, вместе поужинаем…

Герман, не раздумывая, направился в сторону столи– ка, за которым расположилась Кристина. Он еще на подхо– де к казино разглядел среди множества авто ее «Бентли», а потому и знал наперед, что непременно встретит ее сегодня здесь. Кристина была топ-менеджером одной из крупных нефтяных компаний. И в силу того, что име– ла склонность к игре и была одинока, зачастую коротала свое свободное время то в «Метелице», то в «Тропикане». Выглядела она впечатляюще, одевалась стильно, ходила на каблуках, на вид же ей было под сорок лет. Познако– милась же она с Градским за игровым столом, за который подсела после того, как обратила на Геру внимание. Зна– комство же меж ними, как это обычно и бывает средь игроков, было шапочным и носило, как представлял себе Герман, поверхностный и ни к чему не обязывающий характер. Как только Градский подошел к столику и при– сел за него, Кристина поинтересовалась у него с милой улыбкой на лице:

– Привет, Гера, проголодался?

– Привет, Кристина! Да есть немного, со вчерашнего

вечера крошки во рту не было.

– Что, сутки играешь?

– Да почти, с перерывом на сон.

– И как?

– Лучше не спрашивай, полная засада. Почти на

тридцатку лечу, пришлось два раза за деньгами в офис

ездить…

К столику подошла официантка и поинтересовалось

у Германа:

– Что желаете?

– Жаркое и овощной салат… – сходу ответил Герман.

Приняв заказ от Германа, официантка тут уже удали-

лась, оставив Германа и Кристину наедине. Герман прово-

дил взглядом сексапильную официантку и посмотрел на

Кристину, которая в этот момент не сводила с него глаз.

Судя по всему, от нее не укрылось то, каким аппетитным

взглядом пожирал Гера стройную и все еще молоденькую

девушку, когда та только отходила от столика. Кристина

улыбнулась и поинтересовалась у него:

– Понравилась?

– Кто?

– Кто, кто? Официантка, не я же… – Кристина широко

улыбнулась и обнажила два стройных ряда белоснежных

зубов.

– Да брось ты, Кристина. Какое мне до нее дело, мне

сейчас только что и остается, что об официантках думать.

Я же тебе говорю, что на тридцатку лечу…

Вскоре официантка вернулась к столику и принесла

Градскому сразу и салат, и жаркое. В этот раз Гера не толь-

ко в ее сторону бровью не повел, но даже и слова в знак

благодарности вслух не выразил. После того как офици-

антка в очередной раз отошла от столика, внимательная

и ко всему наблюдательная Кристина похвалила Градско-

го в шутливой форме:

– Молодец, Гера, исправляешься…

Герман в ответ на это натянул на лицо улыбку, скло-

нился над тарелкой и принялся с удвоенной энергией

пережевывать попавшую ему в рот пищу. Все это время пока Градский кушал, Кристина непринужденно потя– гивала через соломинку коктейль и внимательно, как завороженная, разглядывала его со стороны. Градский почувствовал на себе ее взгляд и оторвался от тарелки. И тут же увидел перед собой задумчивый и грустный взгляд одинокой женщины. Он уже давно замечал то, что Кристина зачастую украдкой посматривает в его сторо– ну в те моменты, когда он играет за покерным столом. Он уже несколько раз ловил на себе ее робкие и застенчивые взгляды, но в суматохе и в пылу азарта тут же забывал про них, не придавая им особого значения. Герман ходил в казино именно что играть и не шуры-муры с кем-либо заводить. Вот и в этот раз он, скорее всего, тоже бы не придал значения взгляду Кристины в свою сторону. Но…

Кристина отставила в сторону фужер и обратилась к

Герману, все так же поигрывая взглядом.

– Гера! Я через десять дней в Монако на гран-при уез-

жаю, не хочешь со мной туда за компанию смотаться?.. –

Услышав это, Градский поджал губы, откинулся на спинку

стула и так ничего и не ответил Кристине… – Что мол-

чишь, Гера? Предложение мое не нравится? Или дружбу

водить со мной не хочешь?.. – Градский все так же молчал,

не находя нужных слов. После сегодняшнего проигрыша

в «Метелице» предложение, прозвучавшее из уст Кристи-

ны, показалось ему неуместным. Именно в этот момент

он почему-то вспомнил о Стелле. Вспомнил и, не задумы-

ваясь, ответил.

– Кристина, ты же знаешь, что у меня семья и четверо

детей. Что я жене скажу?

– Жене?! – Кристина произнесла слово «жене» с таким

удивлением, что можно было запросто подумать, что

она в этот момент увидела перед глазами именно то, что

раньше в своей жизни никогда не видела.

– Да, жене! Ты же в Монако, как я понимаю, не на один

день летишь.

– Ну ты даешь, Гера! Прямо как маленький… – Кри-

стина в недоумении пожала плечами и спросила Германа:

– А что ты своей жене обычно говоришь, когда сутками

в казино пропадаешь? Вот что ты ей сегодня, например, сказал, когда сюда поехал?

– Сегодня?

– Да, сегодня?..

Герман помедлил, размышляя над тем, стоит ли

посвящать в семейные тайны вовсе не знакомого челове-

ка, но все же решился ответить, как игрок игроку:

– Сказал, что за цветами и за хлебом пошел.