Текст книги "В калейдоскопе событий (сборник)"

Переворот сознания…
Фрагмент 4

Написав рецензию на повесть Станислава, я набрала номер сестёр. Трубку сняла Света, которая, видимо, ожидала моего звонка.

– Светочка! Это Ольга Максимовна. Я обещала позвонить и рассказать о молодом человеке из камеры хранения. Зовут его Станислав Давыдович. Как мы и предполагали, он, несомненно, временно работает в библиотеке. Для меня до сих пор непонятно, почему он выбрал такую работу. Да это и не суть важно. Главное, он написал хорошую, содержательную и зрелую повесть. Его, как мне кажется, ожидает большое будущее. Вот пока и всё, что я могу сообщить. Думаю, что мы не должны проявлять своё чрезмерное любопытство и беспокоить его по пустякам. Всего наилучшего, прощайте!

– Большое спасибо, Ольга Максимовна. Всего доброго!

Я положила трубку на рычаг и вдруг почувствовала, что очень устала.

Решив пораньше лечь спать, я разделась и легла в постель, но избыток ярких впечатлений от прочитанного никак не давал мне уснуть. Только в начале первого ночи я почувствовала, что мысли мои начинают путаться, и я, наконец, забылась во сне…

* * *

Через неделю, как и обещала, я вернула папку Станиславу со словами:

– Поздравляю вас, молодой человек! Повесть вам вполне удалась, подробности – в моей записке. Желаю, Станислав, вам успеха в вашей дальнейшей работе. Всего доброго! – и сразу же отошла, чтобы занять очередь в читальный зал.

– Огромное спасибо вам, Ольга Максимовна! – успел крикнуть мне вдогонку Станислав, принимая увесистый портфель из рук маленького лысого человечка в очках, не без интереса прислушивавшегося к нашему разговору…

Переворот сознания…
Фрагмент 5

И вот я уже снова сижу в читальном зале, но совсем не могу сосредоточиться на статье.

Повесть Станислава никак не выходит у меня из головы: «Как же всё-таки он сумел проникнуть в тайну моей жизни? Каким образом ему удалось с такой силой и точностью раскрыть эволюцию душевных переживаний молодой девушки и терзания старой девы? И почему он так часто делает акцент на моей фигуре, доказывая тем самым, что главной героиней его произведения являюсь именно я, а не какая-то другая женщина? Некоторые интимные подробности доказывают это», – я перевернула страницу начатой статьи, но всё еще не могла на ней как следует сосредоточиться.

«Ах, если бы я была на 15-20 лет моложе! Если бы могла вернуть магическую прелесть и привлекательность своей молодости и красоты! Тогда была бы надежда, что он полюбит меня, и я уж не стала бы больше колебаться. Я ответила бы ему всей силой прежнего обаяния и неудержимым трепетом страсти… Но какой смысл сейчас теребить память сердца, печалиться и сокрушаться по безвозвратно ушедшей молодости? Теперь у меня до конца дней останется лишь одна неуёмная и пламенная страсть – ЛИТЕРАТУРА. Уже и этого мне почти достаточно, чтобы считать себя счастливой!»

И я поняла, что не смогу сегодня работать над статьёй. Ибо мне просто необходимо пройтись по улице и как-то успокоиться. Я сдала книги и медленно пошла к выходу.

Переворот сознания…
Фрагмент 6

К камере хранения подошли трое: две девушки и парень. Совсем нетрудно было догадаться, что это брат и сестры, так как у всех похожий разрез глаз и курносые носы. Парень был горбат, и казалось, что ему стоит большого труда нести этот несколько необычной формы, слишком уж удлинённый чемодан. Он поставил его на барьер, вынул из кармана носовой платок и вытер им вспотевшее лицо.

– Чемодан не принимаем, молодой человек, – обратился к горбуну Станислав. – Несите его в автоматическую камеру хранения.

– Мы так и собирались сделать, – вмешалась в разговор девушка, которая была полнее и приземистее своей светловолосой сестры, стоящей рядом. – Но, во-первых, этих камер поблизости нет, а во-вторых, в них гигантские очереди. А мы очень спешим. В этом чемодане несколько пачек дефицитной финской бумаги для диссертации нашего брата. Еле-еле достали. Вы же знаете, наверное, какие сейчас трудности с хорошей бумагой? А на этой бумаге пишущая машинка очень хорошо печатает. И потом, нам бы оставить этот чемодан всего на несколько минут – наши книги уже заказаны в библиотеке и лежат на выдаче. Нам нужно их перелистать по-быстрому. И всё…

– Ничем не могу вам помочь, друзья мои. Вот, читайте, пожалуйста! – Станислав кивком указал на объявление у входа в камеру хранения. Однако было заметно, что когда он перевёл взгляд на высокую миловидную блондинку, он немного стушевался.

«Да, печальный случай: кажется, он сделал выбор не в мою пользу, – подумала Света. – И что мужики в этой Люське находят? Ведь на ней и платье висит, как на вешалке!»

Пока шла полемика, в камеру хранения выросла большая очередь. Горбатый молодой человек снял чемодан с барьера, и все трое отошли в сторону.

Прошло какое-то время, и очередь в камеру хранения иссякла, а трое с чемоданом всё ещё стояли неподалёку.

Вдруг Станислав быстро подошёл к ним, легко взял чемодан и, ни слова не говоря, поставил его в угол камеры, у окна.

– Огромное вам спасибо, молодой человек! – встрепенулась Света. – Мы сейчас, мы мигом.

Они прошли в читальный зал и постояли некоторое время в проходе, не рассаживаясь по своим местам.

– Минут через десять я спущусь в камеру хранения и поговорю с ним, – сказал горбун сёстрам. – А вы подойдёте к нам несколько позже. Согласны?

– А может быть, ты дашь нам какой-то условный знак, Саша? Если ситуация будет благоприятная. Ведь вполне может случиться, что мы потратим время впустую. Да ещё подведём молодого человека. Пожалеет, что связался с нами и нашим чемоданом! – Света посмотрела на часы.

– Мне же, если помните, вся эта затея с самого начала не понравилась, – откликнулась Люся.

– Ну, я пошёл, – сказал Саша и начал быстро спускаться вниз.

А у Люси учащённо забилось сердце: «Неужели удастся познакомиться с самым настоящим талантливым литератором? Мне всегда казалось, что пишущие люди обязательно должны быть какими-то необыкновенными. Как говорят, не от мира сего. И вдруг простой работник библиотеки написал повесть, которую уже одобрила известная писательница…»

– Ты что, Люська, нос повесила? – вывела её из задумчивости Света. – Пока что 1:0 в твою пользу. Но я не сдаюсь! Может быть, и мне ещё фортуна улыбнётся? Я хочу знать о Станиславе Давыдовиче всё-всё…

– Ну вот что, – решительно ответила сестра. – Надоела мне вся эта канитель. Разбирайтесь сами во всём этом, а я ухожу.

И она действительно пошла к выходу.

– Не дури, Люся! Всё пока идёт по плану. Выйдешь из игры немного позже. А сейчас ты ещё нам нужна. Вспомни, какими масляными глазками он на тебя смотрел. У меня от зависти прямо-таки дыхание спёрло!

Света поравнялась с сестрой, и они молча направились к камере хранения.

– Ну вот, я говорила, наш Сашка уже в своём репертуаре, – непроизвольно вырвалось у Люси.

«Да, рассказчик он отменный, – продолжала она уже про себя. – Стоит только ему рот открыть – и собеседник уже у него в плену. На любую тему может трепаться так, что слушатель по Сашиной воле или смеётся до слёз, или цепенеет от ужаса».

Вот и сейчас было видно, как Станислав Давыдович прямо-таки впился в Сашку взглядом, весь обратившись в слух…

Конфуз в электричке

При входе в вагон электрички на двух скамейках расположились шестеро: на одной – Саша (у окна) с двумя сёстрами Светой и Люсей; на другой – Станислав Давыдович (у окна) и молодая миловидная женщина с ребёнком.

Станислав Давыдович, молодой человек лет тридцати, любезно согласился доставить тяжёлый чемодан по адресу далеко не сразу, а лишь под натиском сестёр, которые его довольно долго уговаривали. И не пожалел, что согласился. Ведь ему представилась возможность поближе познакомиться с мастером устного рассказа – Сашей.

Вот и сейчас он говорит без умолку, легко переходя с одной темы на другую. Только что говорил о политике, а теперь уже на очереди анекдот. И при этом ещё успевает полюбоваться миловидной белокурой мамочкой, которая сидит напротив.

Наконец эстафету рассказчика принял Станислав Давыдович. Он тоже оказался совсем неплохим собеседником. Девушки и дама с ребёнком прямо-таки пожирали его глазами, а Саше в это же самое время представилась возможность немного помечтать…

«У этой красивой женщины кольцо на левой руке – стало быть, она разведена. Как я был бы счастлив, если бы она разрешила мне за ней поухаживать. Я бы её просто боготворил, а ребёнок через короткое время во мне бы души не чаял. Ведь я так люблю детей! Но, видимо, мне суждено всю жизнь быть одному – проклятый горб! Неужто медицина совсем бессильна что-либо сделать? И самое ужасное в том, что эта милая женщина в самом лучшем случае может лишь пожалеть меня, но никак не полюбить! А я был бы согласен и на то, чтобы она разрешила хоть изредка выказывать ей какие-то признаки внимания. Ей самой и её мальчику, конечно. Я ловил бы эти мгновенья, как путник в пустыне, изнывающий от жажды и достигнувший наконец живительного источника. Эти долгожданные минуты общения с двумя милыми существами как-то скрасили бы моё одиночество, согрели мне душу и сердце…»

А Любовь Васильевна – так звали маму ребёнка – игриво смотрела сейчас на Сашу и задавала себе вопрос: смогла бы она влюбиться в этого юношу? Ведь она гораздо старше его…

«Вне всякого сомнения, я ему очень понравилась. Достаточно посмотреть, с каким вожделением и страстью он смотрит на меня… Но почему он сидит в такой неестественной позе? Очень скованно, как бы вписавшись в угол сидения у окна. Всё время разговора висящий на крючке плащ полностью закрывает его спину и спускается на колени. Ведь он должен, по-видимому, сильно мешать. А указывать ему на это как-то неудобно… Однако какой эрудированный молодой человек! Мой Петенька от него прямо-таки без ума. Счастлива будет его избранница – с таким мужем не пропадёшь!»

Тем временем Станислав Давыдович быстро поднялся, без особого труда снял с багажника тяжеленный чемодан Саши и направился к выходу, догоняя уже вышедших в тамбур Свету и Люсю.

Однако Саша чего-то медлил и умоляюще смотрел на Любовь Васильевну. Она, в свою очередь, с улыбкой одобрения глядела на него, как бы говоря: «Ну что же дальше, молодой человек? Теперь уже от вас больше, чем от меня, зависит, продолжим наше знакомство или нет».

И, как бы помогая ему найти нужные слова, она тихо попросила:

– Саша, мне выходить скоро – не могли бы вы снять с полки мою коробку с тортом?

– Да, да, конечно, – ответил он, понимая, как неотвратимо приближается момент его самоуничижения.

Ведь он не дотянется до багажника, даже если встанет на цыпочки.

Вдруг Саша вскочил и попытался быстрыми резкими движениями вытянутых пальцев, чуть прошедших через решётку багажника, продвинуть коробку к переднему краю, чтобы затем легче было её подхватить. Но, даже встав на носки ботинок и предельно вытянув свою маленькую горбатую фигурку, он не смог выполнить задуманное.

Только теперь Людмила Васильевна поняла всё:

«Оказывается, он горбун и поэтому забился в угол, прикрывшись плащом. Я ведь вошла в вагон, когда они все уже сидели на своих местах. И я, конечно же, не могла знать, что Саша – калека. А Петенька и я уже были так расположены к нему за всё время беседы…»

Она стремительно встала, легко сняла свою коробку и, густо покраснев, смущённо проронила:

– Извините меня, ради бога, я ведь не знала…

– Я сам во всём виноват, Людмила Васильевна. Всего вам наилучшего – вам и Петеньке. Прощайте!!!

Когда Саша выходил в тамбур, от его глаз не укрылось, что многие в вагоне были невольными свидетелями этой драматической развязки.

«И так будет всегда!» – с отчаянием подумал он, с некоторым усилием закрывая дверь вагона…

Уже из тамбура Саша бросил прощальный взгляд в сторону Людмилы Васильевны. Она безутешно плакала, закрыв лицо руками, а сын испуганно смотрел на неё: он, конечно же, не знал, как успокоить свою мать…

Потенциальный Бальзак

Летним воскресным днём я медленно шла в глубокой задумчивости по узенькой тихой улочке, когда вдруг услышала позади себя торопливые шаги. Резко обернувшись, я почти столкнулась лицом к лицу со Станиславом.

– Здравствуйте, Ольга Максимовна! Как же давно я вас не видел. А мне так много хотелось вам рассказать, поделиться своими творческими планами…

– Я готова вас выслушать, Станислав.

Не сговариваясь, они повернули в парк и теперь шли по аллее, густо покрытой тополиным пухом.

– Ваш отзыв на мою первую повесть, Ольга Максимовна, прямо-таки окрылил меня. Я уже заканчиваю новую повесть и скоро, если вы, конечно, не возражаете, покажу её вам. И мне кажется, что она получилась намного лучше первой.

– Такими темпами вы лет через десять будете конкурировать с самим Бальзаком! Кстати, как на духу, вы ведь хотите стать профессиональным литератором? И если да, то распрощаетесь наконец-то с камерой хранения.

– Да, заманчиво, конечно, стать настоящим писателем. Появится возможность ездить в творческие командировки, встречаться с интересными людьми и набираться свежих впечатлений… Что же касается моей нынешней работы, то она мне очень по душе и даже здорово меня выручает. Во-первых, я всё время на людях и могу за ними наблюдать, создавать различные образы и обобщать свои впечатления. Во-вторых, врачи советовали мне как можно меньше сидеть, больше двигаться и получать различную мышечную нагрузку. В-третьих…

– Да, что же в-третьих? Интересно узнать! – перебила я его.

– В-третьих, я, конечно же, не могу не замечать, что очень многие интересуются, почему я торчу в камере хранения. И все они мне сочувствуют, если не сказать – жалеют меня. Но не надо меня жалеть! Ведь я имею возможность наблюдать за людьми, не опасаясь, что кто-то будет меня стесняться и утратит искренность и непосредственность при общении со мной. Хоть я и контактирую с клиентами, только когда принимаю или выдаю им сумки, дипломаты, портфели. Кроме всего прочего, здесь у меня достаточно времени, чтобы поразмыслить о жизни, пофилософствовать, помечтать… И последнее – мне осталось учиться в институте около двух лет. Поэтому для меня сейчас не столь важно, где и кем работать. Лишь бы хватило денег на пропитание.

– А о чём, если не секрет, ваша новая повесть?

– Пока могу сказать только, что она будет продолжением моей первой работы. Но давайте сразу договоримся, Ольга Максимовна, что я принесу её и отдам на ваш суд дней через десять. Тогда вам и будет всё ясно и понятно.

– Ну что ж, договорились! А сейчас я с вами попрощаюсь – я уже почти дома…

– Всего доброго, Ольга Максимовна, – ответил Станислав и быстро пошёл к выходу из парка.

А я продолжала свой путь со смешанными чувствами. Мне было снова прямо-таки до слёз жалко самоё себя за неудавшуюся личную жизнь. И в то же время меня не покидала надежда, точнее смутная догадка, что Станислава что-то безудержно влечёт ко мне. Мне очень хотелось верить, что он хоть на какое-то время скрасит мою обыденную, серую действительность.

Вместе с тем я очень остро ощущала, что с каждым днём мне становится всё более и более необходимо видеть его и слышать его голос… Ведь он для меня был как бы идеалом мужчины, созданным моим воображением. И потому я сетовала на судьбу, что мы встретились так поздно.

При этом разница в десять лет, наверное, даёт мне основание испытывать к нему скорее материнские чувства. А пора любви для меня, судя по всему, уже прошла. И на красивых мужчин я должна смотреть теперь лишь как на произведения искусства и природы, причём они у меня теперь уже не на первом (как в юности и молодости) месте.

И даже не на втором, и не на третьем… Следовательно, я должна испытывать к Станиславу лишь платоническую материнскую любовь!

Но ведь я могу ему помочь стать хорошим писателем и поддержать его в трудную минуту. Это теперь моя святая обязанность и моё предназначение на всю оставшуюся жизнь…

Тем более что я надеюсь увидеть в ЕГО творчестве и воплощение СВОИХ так и не сбывшихся надежд…

Его выбор пал на меня!

И вот передо мной лежит ещё не распечатанный объёмистый конверт с новой повестью Станислава. Я быстро вскрыла его и некоторое время не решалась приступить к чтению – меня охватило непонятное волнение. Я встала и начала ходить по комнате взад-вперёд, заложив руки за спину. Мне вдруг очень захотелось отгадать, о чём он пишет.

И вдруг меня пронзила мысль: «Если это продолжение той, первой повести, значит, она снова обо мне. Сейчас проверим, насколько хорошо у меня развита интуиция!»

Теперь уже быстро и уверенно я подошла к столу, взяла рукопись и села в кресло. И с этой минуты забыла обо всём на свете.

Часа через два я снова стала делать челночные переходы по ковровой дорожке. Но на сей раз этого метания по комнате для меня было мало. Я накинула на плечи плащ на случай дождя и опрометью выскочила из дома. Мне сейчас было всё равно, куда идти. Главное – чтобы никто не мешал думать, анализировать. И как всегда в таких случаях, я инстинктивно пошла по тихой безлюдной улочке, ведущей к парку.

Как я и предполагала, повесть снова была обо мне или о моём двойнике, созданном воображением Станислава. Но теперь это был скорее роман, чем повесть, и в нём обе части органично сливались воедино. Не было и в помине никаких следов шва, которые частенько бывают у начинающих литераторов, когда они стыкуют совершенно автономные произведения, написанные в разное время.

Прочитав это новое произведение Станислава, я не только узнала, как складываются сейчас взаимоотношения Светы, Люси и Саши со Станиславом – об этом меня подробно и регулярно информировала по телефону Света; главное было совсем в другом: он самым подробнейшим образом рассказал, что будет дальше.

Из его повествования получалось, что между Светой и Люсей произойдёт острое соперничество. А точнее, эта борьба между сёстрами уже шла наяву, а не только в произведении Станислава. Ведь они с самого первого дня были в него страстно влюблены. Правда, проявлялось это чувство по-разному. Света не скрывала своей любви и старалась привлечь его к себе весёлым нравом, модной одеждой, всегда восторженным и тёплым взглядом, если не сказать заискиванием перед ним. Люся же, наоборот, держалась и одевалась предельно скромно и вслух никогда не выражала своих чувств и эмоций. В то же время были моменты, когда Станислав ловил на себе её задумчиво-лукавый взгляд. И тогда ему казалось, что она, подобно рентгену, видит его насквозь и как бы раздевает своим взглядом.

Однако выбор молодого человека пал не на Свету и даже не на Люсю, а… на МЕНЯ. И он, продолжая читать мои мысли и грёзы, описывал нашу взаимную любовь с такой художественной силой и страстью, что у меня мучительно сжималось сердце всякий раз, как об этом шла речь в романе. Приходится, правда, отметить, что Станислав в своём произведении свёл нашу разницу в возрасте до пяти лет. А может, я и выглядела для него всегда моложе своего возраста? Не знаю… Но одно было теперь для меня совершенно ясно: он далеко не сразу выбрал такую оригинальную форму признания в любви. Видимо, он долго пытался преодолеть своё чувство ко мне. Ибо он понимал, что знаем мы друг друга пока не очень хорошо, что у нас существенная разница в годах, что было бы пределом наивности для парня из камеры хранения рассчитывать на взаимность известной писательницы. И потому, опасаясь моего отказа при очной встрече, он мастерски раскрыл свои чувства в романе. При этом ждал теперь не только рецензии на свою рукопись, но и ответа на главный вопрос – люблю ли я его?

И теперь я была почти на сто процентов убеждена в том, что Станислав будет ожидать лишь моего письменного ответа, будет избегать встречи со мной, а следовательно, навсегда уйдёт из камеры хранения…

Бегство от любви

На следующий день я не шла, а прямо-таки летела в библиотеку сломя голову. В камере хранения уже стояла пожилая полная женщина. Когда я спросила о Станиславе, она молча передала мне сложенную вчетверо записку. Я медленно развернула её. В записке был указан лишь его новый почтовый адрес: «Что же мне теперь делать с его рукописью? Выслать по указанному адресу? Но ведь он туда, видимо, ещё не приехал…»

Я ещё раз прочла записку. Станислав просил писать ему в Свердловскую область; название указанного города или посёлка мне ни о чём не говорило. Я даже не вполне была уверена, что он есть на карте. «Да и зачем мне торопиться с отправкой рукописи? – вдруг подумалось мне. – Пусть полежит пока у меня». Ведь в первый момент рукопись подействовала на меня ошеломляюще. Теперь нужно какое-то время, чтобы я могла прийти в себя и хоть немного успокоиться.

Итак, теперь я уже не смогу узнать от самого Станислава, как ему стали известны обо мне такие интимные психологические и физиологические подробности. Ведь не может же быть, что буквально всё, что показано в романе, является чистым вымыслом – плодом буйного воображения автора? Уж слишком много невероятных совпадений у лирической героини со мной! Да и потом, какое мне до всего этого дело, в конце концов? Что-то я стала в последнее время проявлять чрезмерное любопытство к тому, что меня не касается – мало ли бывает в жизни совпадений у каждого человека?

И как всё-таки хорошо, что моё рабочее место здесь, дома! Свободный режим – это мечта многих и многих людей. Но пока что далеко не все представители даже и творческих профессий имеют такую счастливую возможность. Было время, когда мне казалось, что стоит только вступить в Союз писателей, и сразу же всё образуется и встанет на свои места – у меня будет масса свободного времени, которого мне всегда не хватало. А стало быть, можно будет строчить повесть за повестью, роман за романом…

Однако всё оказалось не так просто. Да, действительно, появилась счастливая возможность писать когда угодно и о чём угодно. Но этого для творчества совершенно не достаточно. Ибо всё то сырьё в виде дневников и разрозненных беспорядочных записей, которые я копила многие годы, оказалось совершенно непригодным для будущих моих книг. Из-под пера выходили какие-то вымученные серые и банальные строки, лишённые живой мысли и сколько-нибудь интересного забавного или драматического сюжета. Видно, не успела я ещё набраться сочных и достоверных впечатлений, вычленить из жизни наиболее интересные для читателя события. А додумать, досообразить то, что не смогла взять из жизни, оказалось слишком сложным делом. Я бы даже сказала, непосильным для меня. Может быть, и не хватило природного таланта…

Вот так и получилось, что, вступив в СП и выпустив пару книг, я совершенно выдохлась и не представляла, о чём ещё можно писать.

Только теперь, по крайней мере, мне самой стало ясно, что невольно я делала ставку на Станислава, надеялась при этом, что судьба как-то всколыхнёт меня после знакомства с ним, наделит мою жизнь новыми яркими красками, даст новый импульс и так необходимый мне сейчас заряд бодрости и любви. Надеялась, что после получения всего этого у меня откроется второе дыхание (как принято говорить в спорте).

Но, как видно, моим надеждам теперь так и не суждено сбыться! И я чувствовала себя сегодня совершенно опустошённой и ни на что серьёзное не способной. Во мне как будто что-то оборвалось, надломилось, и все системы моего организма полностью расстроены. И я сейчас, как никогда раньше, ощущала всеми фибрами души, что являюсь никем иным, как просто-напросто слабой, увядающей и уставшей от жизни женщиной… Женщиной, которая, уподобившись поезду, медленно, но неуклонно сползает с огромного холма в сумрачную низину…