Текст книги "Дети Эльцинда"

Более подробное знакомство с Большим

Вечером в трамвае утренняя мелодия снова как будто повторилась, жесткие гитарные риффы с примочкой «Дисторшн», сопровождаемые параллельной бас-гитарой и множественными ударами барабанщика по тарелке, сменились мягкими, вкрадчивыми переборами «акустики», следом за которыми шел вокал. Вадим в полусне пытался услышать этот голос, несущийся то ли изнутри, то ли издалека, звучащий то ли на русском, то ли на английском, только пол вокалиста он мог установить точно – это был мужчина, певший с характерной «сиэтлской» хрипотцой. Мелодия окружала Вадима, сжимала и поднимала его так, что он, сидя с закрытыми глазами в кресле трамвая, мог видеть себя откуда-то сверху стоящим на сцене с гитарой; вот заканчивается куплет, обрывается соло, бас с резких прямых нот уходит на чуть слышное бормотание, барабанщик «считает» палочкой по тарелке: 2-3-4 – «снаружи» это слышно как «тс-тс-тс»; и вот, наконец, снова со всей мочи двумя пальцами с прицелом по четвертой и пятой струне!..

Вадим приоткрыл глаза и покачнулся вперед, приглядываясь, т. к. ему показалось на миг, что часть песни он исполнил только что нечаянно для всех пассажиров трамвая. Убедившись, что его никто не слышит, и трамвай наполнен сонной пустотой, Вадим снова откинулся в кресле и продолжил внутреннее созерцание музыки.

В то же самое время сосед Вадима Иван Большаков, несмотря на закрытые глаза и усталый вид, тоже не спал. Отчасти в этом была виновата музыка. Однако спать Ивану не давала не только песня группы «Коловрат», прославляющая героев Русской Освободительной Армии, но и мысли. Тяжелые мысли наполняли его коротко обритую голову.

Большой в свои 22 года уже успел не только сходить в армию, но и жениться. Его избранницу звали Ларисой. Ваня и Лариса, или Лара, как он её обычно называл, были знакомы еще со школы, однако закрутили роман только год назад. Через полгода поженились, а месяц назад Лара объявила Ивану, что ждет от него ребенка.

Известие это Ивана, скорее, обрадовало: еще один белый русский человек появится в стране, которая и так скоро обеднеет людьми (говорят ведь, что даже целый план существует, как обезлюдить Россию). Но, несмотря на радость от сознания, что «нашему роду не бывать переводу», Ивана немного смущало отсутствие у него на тот момент постоянной работы.

Отсутствие работы еще не значит, что Ваня ничего не делал. Напротив, жизнь Большого была наполнена множеством событий. Например, он играл в рок-группе, точнее, в РАК-группе, то есть в группе, играющей РАК. Стиль этот, недавно пришедший к нам из Европы, прежде всего из Англии, наиболее полно отражал духовные поиски Ивана в мире, где «белому человеку уже поссать спокойно нельзя на чурекский ларек», как охарактеризовал сам Иван окружающее его бытие при составлении протокола за мелкое хулиганство, совершенное в состоянии сильного опьянения. Увы, группу White Aryans, бас-гитаристом которой Большой числился, преследовали в основном творческие неудачи и кризисы. За два года своего существования и вялых репетиций парни смогли лишь дважды выступить перед большой публикой, оба раза на сцене родного ДК имени Менжинского. Публика, представленная в основном родственниками и друзьями музыкантов, хлопала и ууукала, подбадривая выступавших и вселяя в них надежду на будущее. Однако, хоть потенциал White Aryans был, безусловно, еще не до конца исчерпан, последние полгода коллеги по РАК-группе почти не репетировали.

Большой также был членом фанатской группировки (или, как еще модно говорить, «фирмы») «Юрятинские волки», которая поддерживала местную футбольную команду «ШихСил». Сказать «был членом» – скорее, обидеть, поскольку, хотя фирма была организована задолго до прихода в нее Большого, он очень скоро заслужил в ней авторитет среди товарищей и стал кем-то вроде наставника для подрастающего поколения. «ШихСил» была старинной юрятинской футбольной командой, долго болтавшейся между вторым и третьим дивизионами и, наконец, недавно вышедшей в высшую лигу российского футбола. Название «ШихСил» появилось недавно (в советские годы клуб назывался всего-то «Труд») и вроде бы означало, хотя никто об этом не говорил прямо, «шихта и сильвинит», поскольку основными спонсорами футбольного клуба были предприятия горно-металлургического и нефтехимического комплексов. Противники «ШихСила» любили поиздеваться над «шихтой», являющейся составной частью названия. Слово это, в русском языке не самое благозвучное, фактически стало обозначением всех фанатов юрятинской команды. «Шихта! Шимпанзе!», – кричали фанаты из других секторов, завидев бело-зеленые шарфики шихсиловцев. «Мы шихта, а вы дерьмо!» – скандировали в ответ юрятинцы.

Ваня гордо носил футбольный шарф «ШихСила», ходил на все домашние матчи и отчаянно дрался с фанатами других клубов. О драках представители противоборствующих команд договаривались заранее, затем происходила мобилизация коллективов и, наконец, битва. Подобные мероприятия собирали от 10 до 50 человек с каждой из сторон и не всегда заканчивались успешно для «Юрятинских волков». Так что Большой иногда приходил домой с сильно оттопыренными ушами, расплющенным носом и синяками под глазами. Жена это увлечение Ивана вслух не одобряла, но про себя немного гордилась тем, что ее Ванечка «такой сильный».

Однако, как любил говорить отец Вани, «сильный еще не значит богатый». Понимая всю очевидную несправедливость данной пословицы, Иван вынужден был смириться с окружавшей его капиталистической действительностью и пойти искать работу.

Нельзя сказать, что Большой филонил и отлынивал, – нет, Иван уже много где попробовал свои силы: ему удалось некоторое время побывать и продавцом в магазине, и грузчиком на железнодорожном вокзале, и даже сотрудником группы быстрого реагирования при местном Управлении внутренних дел. Последняя работа нравилась Ивану более всего, она позволяла совместить приятное с полезным: возможность подраться и заработать денег. К сожалению, несмотря на все рвение, которое Иван проявлял во время задержаний хулиганов и алкоголиков, а может, как раз именно из-за оного, по истечении двух месяцев работы в органах Ваню оттуда попросили.

Вообще, почему-то Большой нигде, ни на одной работе дольше двух месяцев не задерживался. По окончании испытательного срока работодатели всегда отправляли его домой.

После милиции Иван пробовал свои силы в некоей канадской экспортно-импортной организации, опутавшей своими щупальцами в 90-е годы двадцатого века всю Россию. Сейчас, по прошествии лет, достаточно трудно со всей определенностью сказать, что организация эта вообще существовала, поскольку она, мало того что не имела названия (во всяком случае, никто его не помнит), у нее не было ни очевидной структуры, ни ярко выраженного руководства. Если организация была экспортно-импортной, то что и как она перемещала через границу? В конце концов, почему она была канадской? В чью же, интересно, канадскую голову пришла идея собрать со всех концов нашей страны тысячи молодых людей, чьей основной и единственной задачей было впаривать случайным прохожим втридорога ненужные им китайские вещи, ломающиеся в течение месяца со дня начала эксплуатации?

Утро в канадской экспортно-импортной компании начиналось с бодрой оперативки, которую проводил некий начальник по имени Семён, приветствовавший персонал впаривальщиков неизменной фразой: «Как дела?!». Отвечать надо было: «Зашибись!». Обязательно с восклицательным знаком и выражением дикого счастья на лице. Дальше следовало: «Как настрой?!» – от Семена и, соответственно, – «Отлично!» – от персонала. Ваня также со всеми орал, также излучал счастье от сопричастности к общему делу. Позже, вспоминая свою бытность в канадской экспортно-импортной организации, Большой замечал, что нечто похожее он видел в кадрах столь любимой им немецкой кинохроники военных лет, те же счастливые лица, те же короткие возгласы приветствий.

В последний день работы в канадской экспортно-импортной компании Иван распространял швабры. Отличие «канадских» швабр от швабр обычных было в плохо сделанном и постоянно заедающем механизме, с помощью которого можно было менять положение прикрепленной к швабре тряпки. Тряпка, сделанная из какого-то синеватого материала, напоминающего поролон, после недели использования по назначению начинала скатываться, т. е. покрываться мелкими катышками, и в скором времени приходила в полную негодность, заменить же ее на аналогичную не представлялось возможным, поскольку канадская компания специализировалась исключительно на одноразовых товарах и не имела комплектующих.

Стандартным набором фраз для привлечения внимания потенциальных покупателей Иван овладел быстро.

– Распродажа!

– Другого такого шанса уже не будет!

– А какая эргономика!

– Незаменимый помощник у Вас на кухне!

– НО И ЭТО ЕЩЁ НЕ ВСЁ!

Ваня смог продать только одну швабру очень торопившемуся мужчине средних лет, который слушал его вполуха, одновременно ведя диалог по сотовому телефону. Мужчину, похоже, интересовала только цена «этой хрени», как он выразился. Расплатившись, мужчина кивнул Ивану на прощанье, шепнул «пока-пока», схватил «хрень», кинул ее в багажник припаркованной рядом машины и, не прекращая разговора по телефону, уехал.

Эспланада и Амфитеатр. Юрятин. Вечер Того Самого Дня

Юрятинский красный трамвай выехал на эспланаду. Значение этого слова мало кто из местных жителей знал доподлинно, что не мешало юрятинцам использовать его в различных фразах типа: «встретимся в 12 на эспланаде у …», «завтра на эспланаде концерт», «подбросьте меня до эспланады» и т. п.

Эспланада тянулась 4 трамвайные остановки, которые трамвай проезжал по прямой, никуда не сворачивая. Бодрый голос Мисс Трэм возвестил название очередной остановки, трамвай дождался разрешающего сигнала светофора и выехал на открытое пространство (что, кстати, и означает «эспланада»), справа и слева загорелись далекие огни рекламы, окна квартир желтели теплым, домашним светом.

Вадим некоторое время любовался открывшейся панорамой вечернего города, потом посмотрел внутрь куртки на жмурящегося кота, достал из кармана наушники и нажал на кнопку плеера. «Wake … from your sleep…» – чуть слышно пропел Том Йорк, в то время как Вадим, наоборот, стал постепенно погружаться в сон.

Красный юрятинский трамвай бодро пересек пространство в четыре эспланадные остановки и выехал на перекресток около Амфитеатра. Так в городе называли памятник архитектуры конца 20-го века, недостроенное здание музыкального театра. Спроектированный в 60-е годы, он начал строиться в 70-е, затем уже в 80-е городские власти периодически то возобновляли стройку, то приостанавливали ее по причине нехватки средств в бюджете, пока в 90-е не было принято решение прекратить стройку окончательно. В итоге здание, масштабами и формой чем-то напоминавшее древнегреческие театральные сооружения, так и было прозвано в народе – «Амфитеатр». Помимо портиков, обрамлявших его со всех сторон, амфитеатр действительно имел внутри себя огромную, правда, недоделанную (как и все остальное) сцену, подобие зрительного зала, а также множество каких-то коридоров, лестниц и переходов. Вадим знал это, так как бывал там как-то с друзьями. Несмотря на то, что официально доступ в Амфитеатр был закрыт, а сам он обнесен высоким забором, знающие люди, молодежь в основном, а также местные бомжики, умели найти и дырку в заборе, и верную дорогу внутри сооружения.

Около Амфитеатра дорога шла вверх и резко поворачивала. Перед светофором в ожидании зеленого сигнала трамвай прижал тормозные колодки к рельсам, от чего стал похож на кошку, приготовившуюся к прыжку. От стука колодок о рельсы Вадим проснулся, вытащил наушники, увидел в окно Амфитеатр и задумался.

Знакомство с Михал Михалычем. Юрятин. Полтора месяца до Того Самого Дня

Почему-то в голове мелькнула мысль о том, что вся эта поездка с котом на другой конец города связана с Сотниковым, хотя Сотников-то тут при чем? Может быть, потому, что всё со всем в этом мире взаимосвязано, вот и появление Михал Михалыча, очевидно, запустило какую-то цепочку событий, которая как-то связана и с котом, и с Мэри, и с нацистом этим, который спит, слушая вроде бы Underworld. Композиция, конечно, хорошая, но как вот так можно врубить на всю катушку, что полтрамвая слышит, и при этом умудриться спать?! Так о чем это я? Да, о Михаиле Михайловиче Сотникове.

Человек этот сыграл огромную роль в жизни Вадима. Кто знает, как все повернулось бы, если бы не Михал Михалыч, как его все звали вокруг, или еще проще – Михалыч.

Несмотря на то, что Вадим считал себя вполне самостоятельным человеком, никому не обязанным, чем старше он становился, тем больше ощущал, что все сколько-нибудь значимые события в его жизни произошли во многом благодаря воздействию извне, благодаря чьему-то участию. Выбор детского садика и школы – привилегия родителей. Далее – экономический факультет университета, в который Вадим попал во многом благодаря программе взаимодействия университета со школой, из-за чего все ученики, сдавшие на «отлично» выпускные экзамены, позже стали студентами. Таким образом, выбор школы, осуществленный родителями, определил и будущую профессию Вадима, и косвенно – размер его зарплаты, круг знакомых и прочее.

Со всеми его подругами Вадима кто-то знакомил, так было и в случае с Мэри. Увлечение рок-музыкой Вадим подхватил у друга детства – Лёвы Хейфица, фаната «Битлз». Пойти на работу в банк по окончании университета его надоумил бывший научный руководитель, хороший друг кого-то из членов правления банка. Дальше было знакомство с Михал Михалычем, неожиданно повлекшее переход на другую работу. Вадим, считавший себя человеком, руководствующимся при принятии решений разумом, а не чувствами, вполне понимал людей, которые тратят уйму времени при выборе места будущей работы, обзванивая потенциальных работодателей, советуясь с друзьями, отвечая на вопросы на собеседованиях. Однако рационально мыслящему Вадиму для принятия решения об уходе из банка и вливания в трудовой коллектив, возглавляемый Михал Михалычем, потребовалось лишь несколько минут.

Первоначально речь шла всего лишь о «шабашке». Михал Михалычу необходима была помощь в написании бизнес-плана одного нового проекта – молочного завода, который он недавно купил. Шабашке Вадим был рад как возможности немного подзаработать и живо откликнулся на предложение преподавателя из университета, который порекомендовал Вадима своему приятелю – Михал Михалычу Сотникову. Первая встреча Вадима и Сотникова прошла крайне неинтересно, кратко и по-деловому: один чертил задание на листке старым желтым советским автоматическим карандашом с толстым выдвижным грифелем, другой – слушал и пытался понять задание. Никаких особых воспоминаний, кроме карандаша, в душе Вадима не осталось. Однако через неделю Вадим и Михал Михалыч встретились вновь, и этот короткий разговор, происходивший в кожаном салоне новенького «Гранд Чероки», круто изменил будущее Вадима, определив его на ближайшие пятнадцать лет.

Михал Михалыч вообще производил на своих современников сильнейшее, можно сказать, невероятное впечатление. Невысокого роста, коренастый, коротко стриженный, он не был особенно привлекателен, вряд ли взгляд выхватил бы его из толпы, однако, когда он начинал говорить, разговоры умолкали, сильные мужчины и красивые женщины затихали и слушали, слушали его. У каждого, кто знал Михал Михалыча, была своя, отличная от всех других, но в то же время в чем-то совершенно похожая на все остальные история знакомства с ним. Среди сотрудников холдинга «РосСельГаз» было принято собираться и обсуждать эти роковые истории, изменившие ход их жизни.

История же Вадима такова.

Вторую встречу Михал Михалыч назначил Вадиму через неделю после первой. В назначенный час Вадим вышел на стоянку и стал ждать Михал Михалыча, созерцая прохожих и наслаждаясь теплым августовским деньком кризисного Того Самого Года. Несмотря на кризис, девушки в Юрятине не перевелись и мило дефилировали по проспекту имени Ленина мимо здания банка «РосВенчурИнвест». После двадцати минут ожидания Вадим решил все-таки вернуться на рабочее место, где немедленно приступил к раскладыванию пасьянса «Косынка». Занятие это так увлекло Вадима, что он даже немного вздрогнул, когда вдруг зазвонил телефон, и секретарь Маша сообщила:

– Вадим, тебя мужчина ждет на «Гранд Чероки» у входа. Говорит, что вы договаривались, спрашивает, почему тебя нет.

– Я стоял там, ждал его полчаса.

– Давай живей, он говорит, что у него всего две минуты.

Вадим вытащил файл с бизнес-планом и рванул по направлению к стоянке, где его ожидал Михал Михалыч. Тот жестом правой руки предложил Вадиму открыть дверь автомобиля и зайти внутрь, в то время как левой рукой он держал мобильный телефон.

– Здравствуйте, Михаил Михайлович!

– А, да, привет, – Вадим не сразу понял, что Михал Михалыч обратился не к нему, а к невидимому собеседнику из телефонной трубки, – нет, по этим векселям подожди, еще не решили. Как ты там говоришь, назвал контору? Какой еще буж? – громоподобно вопрошал Михал Михалыч. – А что это? Ну, ладно. Так, давай обсудим позже, у меня встреча с о-о-очень достойным человеком, – Михал Михалыч покосился на Вадима, – все, пока-пока, Серёж. Здравствуйте, Вадим!

– Здравствуйте, Михаил Михайлович, – повторил Вадим, – вот ваш заказ. Я могу пояснить, если вдруг что непонятно, – начал Вадим и затих.

Глаза Михал Михалыча были обращены на пару красивых ног, видневшихся из-под красной юбки удаляющейся от них по тротуару юной жительницы Юрятина.

– Если что, – задумчиво повторил Михал Михалыч, – непонятно. Да, наверное, поймем, как-нибудь, ха-ха! Вадим, можно на «ты»? Парень ты молодой, позволишь.

– Конечно, Михаил Михайлович, – аккуратно разделяя звуки, произнес Вадим.

– Ты вот что, бизнес-план кинь туда, пожалуйста, – Михал Михалыч, дважды изогнув руку, показал на карман, расположенный позади своего сидения, – я потом посмотрю на досуге, изучу. Ты мне вот что скажи, как ты оцениваешь положение в сельском хозяйстве России?

– В смысле? То есть всего сельского хозяйства?

– Ну да, всего. Понимаешь, все кругом твердят, как попугаи, «кризис-кризис», но это не только кризис, но и возможности, понимаешь? Ага. Время сейчас такое наступает интересное, согласен?

Вадим кивнул, с интересом слушая речь Михал Михалыча.

– Вот, скажем, то же сельское хозяйство. Мы тут с ребятами прикупили колхоз один. Ну, как прикупили? Почти купили уже, но там сложности с оформлением, предприятие вообще-то государственное, и директор какой-то придурок, но мы ему зама порекомендовали. В общем, контролируем мы этот колхоз. И задача стоит вывести его на мировой уровень, производить нормальную линейку продукции. Это, конечно, начальный уровень, затем стоит задача взять целиком под себя производство всей молочки в области. С мэром Юрятина ведем диалог, с губернатором ведем диалог, с будущим замом губернатора, у него, кстати, фамилия Спасский, ты знаешь наверняка, с ним тоже ведем диалог.

«Почему это я должен знать его наверняка», – пробурчал про себя Вадим, хотя фамилию Спасский он, конечно, слышал, поскольку Григорий Аркадьевич Спасский являлся одним из учредителей их банка, и Вадим пересекался с ним несколько раз по работе.

– Интересные есть мысли по газовой тематике, по нефтяной, вообще по энергетике. Многое неправильно у нас, к сожалению. Многое надо менять. Я тут переговорил с одним человеком из Москвы, он предлагает написать концепцию развития энергетического рынка. «У вас, – говорит, – провинциалов, свежий взгляд, незашоренный». Надо ставить всё на рыночные рельсы, реформировать, хотя это и плохое слово, почти ругательное, иными словами – шире смотреть. В общем, если что, имей в виду. Что твой банк: сегодня есть, завтра сдуется из-за кризиса. Как, кстати, не сдулся еще? Ха-ха. Вот тебе визитка. Да, звони, если что надумаешь. Люди нам всегда нужны. Организация у нас растет и динамично развивается, даже не организация – хо-о-олдинг, как говорит наш юрист Сережа. Интересы у нашей группы огромные, не сегодня-завтра начнем потихоньку поглощать «Газпром», да, что ты усмехаешься, будем отъедать потихоньку, технологии нам все известны. Так! В общем! Мы на сколько с тобой договаривались по оплате за бизнес-план? Вот, держи. Все, да-а-а-вай, Вадим, извини, но мне надо бежать, у меня встреча с депутатом одним. Был бы хрен собачий, я бы тут с тобой потрещал еще, а это – народный избранник! Надо уважить, за него же люди голосовали.

Вадим во время монолога Михал Михалыча тщетно пытался засунуть файл с бизнес-планом в карман, расположенный позади водительского сидения, но файл никак не хотел засовываться, ему явно что-то мешало. Решив потихоньку вытащить это мешающее что-то, Вадим понял, что карман забит небольшого формата книгами.

– У Вас тут книги, я не могу никак засунуть…

– А, дак возьми себе пару штук.

Вадим вытащил одну книгу и после этого все еще с трудом, но втолкнул свой бизнес-план в карман позади сидения.

Выйдя из машины, Вадим опустил взгляд на только что обретенную книгу. «Михаил Сотников. Обратного пути нет» – гласил заголовок. Под заголовком располагалась картина, изображающая полуобнаженную девушку с невероятно тонкой талией и огромными голубыми глазами.

– Обратного пути нет, – задумчиво проговорил Вадим.

Через день после этого разговора Вадим ушел из банка и устроился в компанию Михал Михалыча финансовым директором. Примерно через полтора месяца после этого разговора Вадим ехал в трамвае с котом под мышкой по направлению к дому родителей.

В полуторамесячный промежуток между устройством на работу и поездкой на трамвае успело произойти множество интересных событий. Прежде всего, состоялось знакомство Вадима с трудовым коллективом «Российского Сельскохозяйственно-Газового Холдинга», точнее, несколькими молодыми людьми, работающими в ООО «РосСельГаз». Динамично развивающийся холдинг состоял из генерального директора – Михал Михалыча и нескольких его заместителей: по экономике, по производству, по правовым вопросам, по взаимозачетам, по газу, по молоку, теперь вот еще и по финансам. Единственным недиректором в этом коллективе была Голодова Наталья, главный бухгалтер.

Несмотря на обилие директоров и полное отсутствие в штате пролетариев или хотя бы каких-нибудь специалистов, работа в офисе кипела. Директора таскали свитки факсов, куда-то постоянно звонили, с кем-то постоянно встречались, сутками пропадали в каких-то командировках. Динамики в холдинге действительно было хоть отбавляй. Вадима встретили достаточно радушно, выделили ему стол с компьютером и сразу завалили работой.