Электронная библиотека » Валентин Азерников » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 9 июля 2018, 11:40


Автор книги: Валентин Азерников


Жанр: Драматургия, Поэзия и Драматургия


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Николай Павлович. Да, а что?

Тип. Трое было бы.

Николай Павлович. Я пойду. Ошибся, наверное.

Тип. Да погоди ты. Пойду… пойду… Разошелся. Ты толком скажи – чего меняем-то. Может, я запамятовал.

Николай Павлович. Ничего себе, не помнить, что вы меняете квартиру.

Тип. Ах, квартиру… Так бы сразу и сказал.

Николай Павлович. Ну так что – вспомнили?

Тип. Вмиг.

Николай Павлович. Эта квартира?

Тип. Квартира.

Николай Павлович. Я понимаю, что квартира. Ее меняете?

Тип. На что?

Николай Павлович. На большую, на что.

Тип. На большую – эту? Не глядя.

Николай Павлович. Да нет, не глядя не выйдет. Я как раз хочу посмотреть.

Тип. Смотреть? Пожалуйста. Мы от людей ничего не скрываем, Все честно заработано. А костюм – мой. Хочу – ношу хочу – продал. А если она говорит, что…

Николай Павлович. А вторая квартира где?

Тип. Какая – твоя?

Николай Павлович. Где моя – я знаю. Я про вашу спрашиваю.

Тип. А у меня одна, кажись. Я не этот ведь, не рокфор… Нет, по-другому на пропеллер похож.

Николай Павлович. Рокфеллер?

Тип. Во. Он самый. Так вот, я не он самый.

Николай Павлович. Но написано в объявлении, что меняете вы две на одну.

Тип. Ну, раз написано… У нас зря не пишут. Бери обе, черт с ними. Зачем мне две?

Николай Павлович. Ну, а в каком районе вторая? Ее посмотреть надо бы.

Тип. Ну, раз надо… А где она?

Николай Павлович. Ну и набрался – даже не помнишь, с кем съезжаешься.

Тип. Ах, съезжаешься… Так бы и сказал. Ну, теперь все. Вспомнил. Съезжаюсь. Точно. А то, понимаешь, ездить ей, видишь ли, далеко.

Николай Павлович. А где она живет?

Тип. Клавка, что ль?

Николай Павлович. Я не знаю, с кем вы съезжаетесь.

Тип. Ишь ты какой – адрес ему… Я за Клавку – знаешь… Ты не гляди, что я такой спокойный, я в душе, знаешь, как этот… Как его? Гамлет. Нет, не Гамлет. Гамлет – он белый. А тот черный. Ну… Его еще играл этот… который после первой не закусывал.

Николай Павлович. Где не закусывал?

Тип. В кино.

Николай Павлович. В каком?

Тип. В другом.

Николай Павлович. В каком другом?

Тип. Ну этот, который ее там задушил, он здесь – не закусывал. После первой. И после второй тоже.

Николай Павлович. Отелло, что ли?

Тип. Во-во. Он. Вспомнил. Точно. У меня память знаешь какая? Будь-будь. Я в лицо кого увижу – все. Вот тебя если увижу…

Николай Павлович. Меня как раз вы больше не увидите.


ТИП уходит.


Николай Павлович (Галине Аркадьевне). Знаешь, у меня идея. Возьмем собачку.

Галина Аркадьевна. Собачку? Зачем? Мало нам друг друга?

Николай Павлович. Ты не понимаешь. Маме надо о ком-то заботиться. Я из-под ее опеки частично ушел. Так пусть хоть будет собачка.

Галина Аркадьевна. Вместо тебя?

Николай Павлович. Будете с мамой за ней ухаживать. Это вас сблизит.

Галина Аркадьевна. Ты уверен?

Николай Павлович. Конечно. Мама обожает животных. (Отходит, садится в кресло, играет поводком.)

Изольда Тихоновна (подходит к Галине Аркадьевне). Слушайте, эта проклятая собака, кажется, съела мой чулок. Вы не видели мой чулок?

Галина Аркадьевна. Но как она могла съесть его? Она же еще маленькая.

Изольда Тихоновна. Ничего себе маленькая – три месяца. Она уже ест больше Коляши. Я не успеваю на нее готовить. Вы совершенно не считаетесь с моим возрастом.

Галина Аркадьевна. Но какая прелесть, вы только посмотрите, какая умница.

Изольда Тихоновна. Она, может, и умница. А я вот дура, что согласилась на эту авантюру. А то вы – на работу, Коля – на этюды, а я – ей на растерзание. Разве мне это под силу?

Галина Аркадьевна. Ничего, скоро лето, поедем на дачу, там вам легче будет.

Изольда Тихоновна. На дачу? Да вы что, я туда уже тридцать лет не езжу, на эту голгофу, и теперь не собираюсь.

Галина Аркадьевна. Но понимаете, песику хорошо бы летом побыть на природе, побегать. И вам, кстати, тоже.

Изольда Тихоновна. Побегать?

Галина Аркадьевна. Мы же с Колей помогать вам будем.

Изольда Тихоновна. Вот именно помогать. Значит, все основное я буду везти на себе. Спасибо, дорогая, если вам животное дороже человека, бегайте сами. Я хочу умереть своей смертью. Кстати, о смерти, – Николаша, ты молоко купил?

Николай Павлович. Нет еще.

Изольда Тихоновна. Конечно. Тебя за смертью хорошо посылать. Живодеры. А чем, интересно, я буду кормить этого крокодила? Ладно, если вам наплевать на молодое животное и на старого человека, сама схожу.

Галина Аркадьевна. Что вы, ни в коем случае, я пойду.

Изольда Тихоновна. Вы пойдете по своим делам. Вам надо поточную линию автоматизировать? Вот и идите и автоматизируйте ее. Если у нас уже нет мужчин, чтобы это сделать. А я вместо вас пройдусь с вашим песиком. (Подходит к Николаю Павловичу, берет у него поводок. Сюсюкает.) Что, моя сладенькая, что, моя дурашка лохматенькая, что, мой крокодильчик умненький…

Галина Аркадьевна. Почему это взрослые люди, как только начинают говорить с детьми или собаками, превращаются в каких-то прямо слабоумных.

Изольда Тихоновна. Могу себе представить, как вы разговаривали со своей внучкой. Как на производственном совещании, наверное. Бедный ребенок. Теперь за животное взялись. Между прочим, не гуляйте с ней перед домом, управдом мне сцены устраивает.

Галина Аркадьевна. А где же мне с ней гулять прикажете?

Изольда Тихоновна. В скверике, за домом.

Галина Аркадьевна. Это далеко. Мне некогда перед работой. И потом, тут все с собаками гуляют.

Изольда Тихоновна. Я не знаю, что он говорит другим собакам, но то, что он говорит мне как ответственному квартиросъемщику, я слушать не желаю.


Подходит ПДП.


Изольда Тихоновна. Почему вы все это мне говорите? Это не моя собака.

ПДП. Но невестка-то ваша.

Изольда Тихоновна. Вот именно. С меня и этого хватит. Сами с ней говорите. (Отходит.)

ПДП (подходит к Галине Аркадьевне). Между прочим, некрасиво.

Галина Аркадьевна. Что некрасиво?

ПДП. Культурный человек вроде. Ответственный работник.

Галина Аркадьевна. Что же в этом некрасивого?

ПДП. А оправляетесь возле дома.

Галина Аркадьевна. Я?!

ПДП. Вы – не знаю, не видел, не скажу. А собачку вашу видел. И скажу. И закрывать на это глаза не могу. Была б она тут одна. А то вас – целая стая. Глаз не хватит закрывать.

Галина Аркадьевна. Но ей же всего полгодика. Куда же мне с ней идти? А тут пустырь, тут никто не гуляет, не ходит.

ПДП. Это уже не пустырь. Это уже объект. Там спортплощадка запроектирована.

Галина Аркадьевна. Для кого?

ПДП. Для вас.

Галина Аркадьевна. Для кого, для нас?

ПДП. Для престарелых. Кто от инфаркта бегает. Без собак, конечно.

Галина Аркадьевна. Но до этого, пока не построят, почему же нельзя пользоваться пустырем?

ПДП. Вы где живете – знаете?

Галина Аркадьевна. Знаю, знаю.

ПДП. Плохо знаете. Вы в образцовом городе живете. А образцовому городу нужен образцовый порядок. А где я его возьму, когда тут собак поразводили? А потом мне же их на шею вешают. Так что давайте платите штраф, а собачку вашу – от греха подальше.

Галина Аркадьевна. Как это – подальше?

ПДП. Продайте или подарите кому-нибудь.

Галина Аркадьевна. Интересно. А им, значит, можно собак, в другом районе?

ПДП. А нас другой район не интересует. Каждый вносит свой вклад на своем месте. Вот я свой вклад внесу, а они пусть уж свой сами вносят.

Галина Аркадьевна. Знаете, я думаю: пока у нас за порядком следят такие блюстители, как вы, образцовым он не станет.

Николай Павлович (подходит). Что тут за прения?

ПДП. Говорят, у художников глаз – ватерпас. Что же вы не разглядели, змею пригрели. И еще без прописки. Ну, ничего, общественность, она среагирует, она создаст атмосферу нетерпимости. (Отходит, садится в кресло.)

Николай Павлович. Мерзкий тип.

Галина Аркадьевна. Как вы его терпите? Его гнать надо.

Николай Павлович. Смотри, оказывается, какая ты боевая! Никогда бы не подумал. А я тебя – все акварелью, акварелью. А тебя ведь надо – темперой.

Изольда Тихоновна (подходит). Я сейчас была в гастрономе, цыплят давали. Почти без очереди.

Галина Аркадьевна. Но ведь я вчера уже привезла цыплят из нашего буфета.

Изольда Тихоновна. Сравнили – из какого-то буфета или из гастронома. А цыплята мне все пригодятся, у меня в субботу день рождения, если вы еще не забыли. Конечно, это не для всех праздник.

Николай Павлович. Ма, ну что ты говоришь.

Изольда Тихоновна. Я знаю, что я говорю. И твоя жена тоже. (Отходит.)

Галина Аркадьевна. Это немыслимо. Надо размениваться.

Николай Павлович. Попробуй поищи что-нибудь около завода.

Галина Аркадьевна. А ты не можешь?

Николай Павлович. Что ты. Если мама узнает…

Галина Аркадьевна. Ну, конечно, – мне ведь терять нечего.


Николай Павлович отходит. Появляется женщина из Зюзина.


Женщина (Галине Аркадьевне). Смотрите, смотрите, конечно. Только чего смотреть – все едино. Коробка и коробка. С дыркой для света.

Галина Аркадьевна. Ну почему – планировка.

Женщина. Главное – чтоб отдельная, чтоб никого не видеть. За день столько перед глазами намелькает, к вечеру только и мечтаешь одной побыть.

Галина Аркадьевна. А вы кем работаете?

Женщина. Мы-то? Мы все больше продавцами. Не всем же спутники запускать.

Галина Аркадьевна. Вы так говорите, словно кто-то виноват в этом. Если вам не нравится ваша работа…

Женщина. Мне-то? Мне нравится. Это другим она не нравится, считают, что за прилавком одни жулики стоят. А я так думаю, что это еще неизвестно, где их больше – по какую сторону прилавка. Ладно, не обращайте внимания. Это я по горечи. Вы с кем разъезжаетесь – с мужем небось?

Галина Аркадьевна. Нет, с его мамой.

Женщина. Мужика, значит, не поделили. Тогда правильно. Так и надо. Свекровь, она все одно никуда не денется, а мужик – он и ручкой сделать может. Если сильно припечет.

Галина Аркадьевна. Дело не в «ручке». Просто тяжело все это. Меж двух огней.

Женщина. Правильно, правильно. Вы молодец, вы мужика-то берегите. А то потом спохватишься – поздно будет. Я раньше тоже так думала, как все, – подумаешь, делов-то. Раньше, бывало, соберемся после смены – чайку попить или чего покрепче, и начинается – а у меня, а мой – и пошло-поехало. Послушать, так выходит, все с бегемотами живут, не иначе. Чего, спрашивается, живут, если так плохо. А попробуй отними этого бегемота – горло перегрызут. Что ты! Правда, потом, когда годиков-то поприбавилось, поутихли немного. А может, чего понимать больше стали. Я раньше своего и вовсе не понимала – сидит себе и сидит. Тихо так сидит и куда-то в себя смотрит, будто видит там чего. Я злилась, конечно, чего это он там, в себе, разглядывает, чего я не знаю. Он у меня ведь вообще такой – из интеллигентных. У него отец доцент и мать тоже – переводчица. И они, конечно, против меня были жутко как. Когда он со мной сошелся, они вроде как от дома его отлучили, не разговаривали. Ну кто я – продавщица простая, разве пара ему. А у меня ведь еще и ребенок от первого мужа, мальчуган. А он взял да назло им и говорит: давай, говорит, распишемся и ребенка, говорит, давай усыновлю. А я же вижу, что он просто назло им, по горячке, и не соглашаюсь. Живи, говорю, так, чем тебе плохо. А он – да нет, говорит, не плохо, но по-свински получается, не люблю я, мол, этого. Он не любит. Но я держу характер, ни в какую, значит. А он еще больше распаляется, в азарт вошел. Ну и хорошо, думаю, ну и пусть, крепче любить будет. Да честно говоря, даже и не знаю теперь, хотела ли штамп ставить. И хотела вроде, и боялась. Сглазить боялась. У нас и так все хорошо было. Всю дорогу. И чем дальше, тем все лучше. А потом вдруг как гром… Ну, побаливало немного, думали, может, аппендицит какой или там язва. А тут как раз вызывают в поликлинику. Я сначала не поняла – куда и зачем, написано, кабинет такой-то. Прихожу, а это онкологический. Вы, спрашивают, жена такого-то? А я и не знаю, что сказать. Какая, говорю, жена, мы не расписаны. А он назвал вас, говорят, как жену. Ну, говорю, раз назвал, значит, так и есть. Ну она и выкладывает все мне. И говорит – без операции никак. Да и с операцией. Запущено больно. Но все равно, говорит, попробовать надо. Шанс, говорит, есть. Помогите нам уговорить его, он не хочет ложиться в больницу. Они ж ему не сказали полностью, в чем дело. Сказали, мол, просто какая-то киста безобидная. Мол, чик ее – и все. Но он понял, конечно, все, он у меня вообще очень про все понятливый. Я сначала проревела сутки, отгул даже взяла, его к себе отправила, у него своя квартира, чтоб не видел, в каком красивом я виде. А на другой день завела вроде бы так, к слову, разговор про больницу, и так все – шуткой, шуткой, вроде бы я тоже думаю, что просто пустяки все это, а не операция, как родинку удалить. Говорю ему – хочешь, я тоже за компанию лягу, у меня под лопаткой родинка большая. А он и говорит – я, говорит, лягу в клинику при одном условии – если ты со мной распишешься и обменяешь две наши квартиры на одну. Я ему говорю, что, если не дай бог что, то мне ничего и не надо. Мне и раньше ничего твоего не надо было, кроме тебя самого. А он мне: непутево жил с тобой, хоть после жизни от меня какой толк будет… Это утром было, а с обеда мне на работу. Пришла, а руки, веришь, дрожат так, что держать ничего не могу. Режу колбасу там, сыр, а перед глазами – как его будут резать. И такое чувство – будто этим самым ножом. Чувствую – не могу больше, или палец себе сейчас отхвачу, или еще что сделаю. А тут, как назло, тип одни – порежь ему четыреста грамм отдельной, да потоньше. Ну ты подумай. Сжала зубы, режу. А он – я ж потоньше просил, а вы нарочно ломтями. Это я, значит, нарочно. Ну что я ему могу сказать, разве ответишь им что. Ведь каждый из них меня минуту видит – и привет. Ему же все равно, в каком я состоянии, что у меня на душе, он же не на меня – на весы смотрит, чтоб не обвесили, не дай бог. Не выдержала я тут и сказала все, что думаю. Про всех про них. Он – к заведующей да в книгу жалобную. А я бросила все – и домой. И так больше и не пошла. Они приезжали, уговаривали, продавцов-то ведь нет, никто работать не хочет. А я говорю – увольняйте, как хотите, сейчас работать не могу. Сил нет. Они говорят – мы тебе за свой счет дадим, напиши, будто по семейным обстоятельствам. А я спрашиваю – почему же это будто, разве они не семейные, эти самые обстоятельства. А они говорят – вы, мол, не расписаны. Ах так, говорю, ну так ладно. И на другой день – в загс. А там свои дела, там очередь на три месяца вперед. А разве ему можно ждать три месяца? Я к заведующей, объясняю все. Она говорит – я, конечно, понимаю вас и даже сочувствую и все такое, но права не имею распорядок нарушать. Я говорю – ну хотите, я справку из поликлиники принесу, что жених мой – это они его так называли – жених, надо же, пять лет живем, жених все, – так вот, говорю, хотите, я справку принесу, что он нуждается в срочной операции. Она говорит – ладно, принесите… Ой, господи, как вспомню все это…

Галина Аркадьевна. Но если вам тяжело…

Женщина. Да нет, ничего, выговорюсь – легче, может, станет… Словом, пошла я в поликлинику, объясняю им что и как, они тоже в растерянности, странная справка получается, жутковатая какая-то, но дали все-таки. Расписали нас, значит. Пришли мы домой, гостей никого не звали, какие там гости, а вечером его родители пришли. Снизошли вроде бы как. Сначала натянуто все очень. То, се, где ваш мальчик, как он. А я его к сестре отправила, чтоб уж не сразу доконать родственничков-то новых. Мой, конечно, старался, как мог, острил, танцевал с матерью – она хоть и пожилая, а танцует здорово, почище молодой. А потом она зашла на кухню, когда я чай заваривала, подошла ко мне и, ничего не говоря, молча так, обняла сзади. И постояла так. Я повернулась, хочу сказать что, а в горле – не могу. И она не выдержала. И проревели мы с ней так часа полтора. Мужчины даже не заходили, поняли, наверное, что и как. И верите – о чем говорили тогда, не помню. Вроде бы я извинялась, вроде бы она тоже прощенья просила – не помню. Помню только духоту – чайник все кипел…

Галина Аркадьевна (после паузы). А потом?

Женщина. А потом – что. Он в клинику лег, на обследование вначале, а я вот ищу обмен, слово дала. А уж что дальше – один Бог знает. Все едино – хоть режь, хоть облучай. Ладно, вы простите меня, что я вам на голову все это, вам все это чужое.

Галина Аркадьевна. Что вы, если хоть капельку…

Женщина. Да кто его знает. Говорят, выговоришься – облегчишь душу. Да разве ее чем облегчишь, особенно словами. А сделать – что я могу. Могла бы – сама легла вместо, я – что, кто мою смерть заметит, а он – у него голова светлая, он мог бы еще много понаделать всего.

Галина Аркадьевна. Но подождите, может, все еще обойдется.

Женщина. А я жду. Надеюсь. Чего ж мне еще остается. Только это и осталось… Ладно, вы квартиру-то так и не посмотрели, заморочила я вас.

Галина Аркадьевна. Да нет, я уже все увидела. Вы же сами говорите – коробка с дыркой.

Женщина. Вторую, его – будете смотреть?

Галина Аркадьевна. Да, если можно.

Женщина. Можно, отчего ж нельзя. Нужно даже. Только там нет никого, надо договориться, чтоб я или мать его приехали.

Галина Аркадьевна. Ну, вы скажите, когда вам удобно.

Женщина. Знаете что, возьмите ключ. Посмотрите сами, после привезете.

Галина Аркадьевна. А вы не боитесь так – незнакомому человеку все-таки?

Женщина. Это я раньше боялась бы. Когда не знала, чего бояться надо. Нате (протягивает ключи), привезете вечером, я по вечерам всегда дома, он звонит оттуда. (Уходит.)


Пауза. Галина Аркадьевна садится за стол и некоторое время сидит одна. Постепенно к ней подсаживаются остальные. Справа – Николай Павлович. За ним, в центре стола, – Изольда Тихоновна. Вслед за ней – ПДП. Еще дальше Лида и Игорь.


Игорь (встает). Я хочу сказать тост. Можно? (Изольде Тихоновне.) Прежде всего разрешите поздравить вас и пожелать крепкого здоровья. Я не помню своей бабушки, но мне кажется, вы очень на нее похожи. Во всяком случае, я бы очень хотел, чтобы у меня была такая бабушка. (Садится.)

Изольда Тихоновна. Спасибо, дорогой, спасибо. Я бы тоже очень хотела иметь такого внука. Вообще мне на старости лет вдруг стало везти на родственников.

ПДП (встает, говорит с легким акцентом). Позвольте теперь мне. Да?

Николай Павлович. Рубен Ованесович, прошу.

ПДП. По праву, так сказать, старого друга. Должен вам сказать…

Изольда Тихоновна. Ничего ты не должен. Не преувеличивай.

ПДП.Что за человек, да? Я знаю эту женщину – страшно даже сказать сколько.

Изольда Тихоновна. За кого тебе страшно? За меня?

ПДП. Ну? Ну, все видят, что я от тебя терплю. Так вот я хочу сказать, что готов терпеть все это еще много-много лет.

Лида. Красиво.

ПДП. Более того…

Изольда Тихоновна. Вот более – не надо.

ПДП. Слушай, почему ты никогда не даешь мне слова сказать?

Изольда Тихоновна. Из любви к ближним.

ПДП. Но ты же не знаешь, что я хочу сказать.

Изольда Тихоновна. Надеюсь, что знаю.

ПДП. А если ошибаешься, ну?

Изольда Тихоновна. Очень жаль тогда. Мне бы не хотелось, чтобы ты уже не хотел это сказать.

ПДП. Ну так почему же тогда…

Изольда Тихоновна. Отдохни, Рубенчик.


ПДП садится.


Галина Аркадьевна (встает). Может, я тогда скажу? Этого уж точно не знает никто. Даже Коля.

Изольда Тихоновна. Так. Какая-то неприятность, не иначе.

Николай Павлович. Ма, ну что ты говоришь, почему обязательно неприятность?

Изольда Тихоновна. Я знаю, что я говорю. Так издалека хорошее не сообщают.

Галина Аркадьевна. Но на этот раз, дорогая свекровь, вы ошиблись. Я хочу вам сделать подарок по случаю дня вашего рождения. Вы уже немолоды, и вам тяжело обслуживать нас с Колей.

Изольда Тихоновна. И собаку.

Галина Аркадьевна. И собаку. Поэтому я долго взвешивала этот шаг, но все-таки решила.

Изольда Тихоновна. Кухонный комбайн – я так и знала. Я же совсем с ним погибну.

Галина Аркадьевна. И не угадали.

Лида. Стиральная машина.

Изольда Тихоновна. Типун тебе на язык. Чтоб я портила белье…

Игорь. Я понял. Домработницу решили взять.

Изольда Тихоновна. Уйду из дома. В сей момент. В ночь уйду. В никуда.

Галина Аркадьевна. Не угадали.

Изольда Тихоновна. Перестаньте мучить, говорите уже. Николаша, дай валидол.

Галина Аркадьевна. Ладно, не томитесь. Я решила, чтоб иметь возможность помогать вам и Коле, уйти с работы.


Пауза.


Изольда Тихоновна. Я же чувствовала. Я же знала. Я сегодня во сне сырое мясо видела.

Николай Павлович. Позволь, ты что – не довольна?

Изольда Тихоновна. Две хозяйки у одной плиты?

Галина Аркадьевна. Вы не поняли, я хочу вас освободить.

Изольда Тихоновна. От чего освободить?

Галина Аркадьевна. От всего.

Изольда Тихоновна. От жизни.

Галина Аркадьевна. Нет, только от хозяйства.

Изольда Тихоновна. А что я тогда буду делать? Ждать участкового врача?

Николай Павлович. Ма, ну что ты говоришь.

Изольда Тихоновна. Я знаю, что я говорю. Я в этом доме всю жизнь была хозяйкой. Сначала с папой, потом с тобой, потом с вами. И вы все получали из моих рук. И вы, и, кстати, ваша собака. А теперь что вы прикажете мне делать – идти в лифтерши? Я отстала от жизни для этой работы – я не знаю, кто с кем живет. (Отходит, садится в кресло.)


ПДП идет за ней.


Лида. Так, интересно. Значит, для нас ты не хотела бросить работу. Ни для меня, ни для внучки. Нам помочь ты не могла, а для совершенно чужого человека…

Галина Аркадьевна. Лида!


Николай Павлович встает, отходит.


Тебе не стыдно перед Николаем Павловичем!

Лида. А тебе, тебе не стыдно перед Игорем? С нами ты была незаменимый работник, на тебе держалась вся московская промышленность, а сейчас ты уже не командир производства, ты просто женщина. Вдруг. Вспомнила.

Галина Аркадьевна. Да. Вспомнила. Вспомнила. А что я могла с вами вспомнить? Кастрюли? Пеленки? Магазины? Разве только в этом – женщина? Ты хотела мне оставить только этот ее удел и хотела, чтобы я за это еще и спасибо тебе говорила. Нет, дорогая. У нас есть еще и другое предназначение. И оно не заказано ни одной из нас. Ты скажешь – в моем возрасте это, мол, смешно. А я скажу – не смешно. Может быть, немного грустно. Что так поздно. Что так мало осталось. Молодость эгоистична, и тебе этого сейчас не понять. И я бы очень хотела, чтобы ты никогда этого не поняла. Чтоб никогда не осталась одна, не отвыкла от местоимения «мы». Иди, детка, и постарайся вырастить свою дочку так, чтобы никогда не услышать от нее всего, что я от тебя услышала. (Отходит, ложатся на диван.)

Игорь. Кажется, ты не очень удачно выступила.

Лида. Я не хотела.

Игорь. Не ври – хотела. Только это было нехорошее желание. Пойди к ней, извинись.

Лида. Черт меня за язык дернул. (Подходит к Талине Аркадьевне, садится около, обнимает ее.)

Игорь. Кажется, я знаю, чем это все кончится.

Изольда Тихоновна (подходит). Так я вам скажу, чем все это кончится: мы будем меняться.

ПДП (подходит). Как меняться, слушай? Что говоришь!

Изольда Тихоновна. Я знаю, что говорю. Трое неработающих в одном месте? Не считая собаки? Нет, нет – меняться.

ПДП. В Ереван?

Изольда Тихоновна. Нет, здесь.

ПДП. Ну, здесь тоже можно что-то подобрать.

Изольда Тихоновна. А, что можно подобрать, когда все хорошее давно уже подобрали другие?

ПДП. Почему все? Меня еще никто не подобрал.

Изольда Тихоновна. По-прежнему хочешь насмешить людей?

ПДП. Почему насмешить, слушай? Два человека столько лет – не знаю, как сказать – дружат, да? – что здесь смешного?

Изольда Тихоновна. Вот именно. Плакать надо.

ПДП. Обязательно крайности, да? А спокойно пожить нельзя? С внутренним достоинством.

Изольда Тихоновна. С достоинством? И чтоб меня Изольдочкой звали?

Галина Аркадьевна. Или просто – она.

Игорь. И к этому легко привыкаешь.

Галина Аркадьевна. В этом даже что-то есть.

Лида. Это подчеркивает ваше особое положение в семье.

Николай Павлович. Мне кажется, в этом – уважение пополам со страхом.

ПДП. Ну? А что еще нужно женщине?

Изольда Тихоновна. Я не знаю. Я должна подумать.

ПДП. Сколько можно думать, слушай? Тридцать лет думаешь, ну. Шесть пятилеток.

Изольда Тихоновна. К тому же я твоей матери всегда не нравилась.

ПДП. Теперь это практически неважно. Мама плохо видит.

Изольда Тихоновна. Представляю, что скажут мои новые родственники.

Лида. Это замечательно. На худой конец всегда можно поменяться.

Галина Аркадьевна. Поздравляю. Между прочим, есть один человек, скажете, что вы от тети Зины.

Игорь. Вы молодец. Вам, кстати, связать ничего ненужно?

Николай Павлович. А почему опять разговоры о разъезде? Хватит разъезжаться. Давайте наоборот – съедемся. Все вместе. Одной семьей. А?

ПДП. Это выдающаяся идея. Мама очень обрадуется.

Николай Павлович. Нет, вы подумайте, как это здорово. Пять поколений под одной крышей. Хочешь мудрого совета – пожалуйста. Не хочешь – все равно пожалуйста. Хочешь немного детского лепета – круглые сутки. Хочешь на стадион – тоже есть с кем пойти. Правда, некогда. Хочешь один побыть – в конце концов тоже можно устроиться. Если дождя нет. Ну? По-моему, я здорово придумал. А вы как считаете?


Все рассаживаются как на старинной фотографии. В центре – пустой стул. Слева – Изольда Тихоновна, за ней – Николай Павлович. Справа от стула – ПДП и Галина Аркадьевна. Сзади стоят Лида и Игорь. Впереди группы – детская коляска, на ней висит поводок. Говорят, не меняя позы.


Галина Аркадьевна. У меня сегодня конференция, буду поздно. (Отходит.)

Лида. У меня семинар вечером, девочку покормите. (Отходит.)

Игорь. Я после работы – в библиотеку, с собакой не забудьте выйти. (Отходит.)

Изольда Тихоновна. У нас в жэке лекция, деньги на продукты на столе. (Отходит.)

ПДП. Вечером в «Севане» встреча ветеранов, телевизор не оставьте опять на ночь включенным. (Отходит.)

Николай Павлович. Я тоже… Это… Закат рисую. (Отходит.)


На авансцене остается пустой стул, к нему подходит ПДП.


ПДП (стулу). Извините. (Отставляет его в сторону. В зал.) Вот видите. Я же говорил. Почему-то когда в семье возникают сложности, кажется, что проще всего разъехаться. И раньше так было, и сейчас. Да, наверное, это и правда проще. Но вот лучше ли? Может, для начала, прежде чем менять площадь, попытаться поменять что-то в себе? Скажем, сменить раздражение на терпимость? Или упрямство на снисхождение? А? Может, тогда не придется делить мебель, под которую мы когда-то ходили пешком? Не надо будет увязывать книги, которые нам читали по слогам? Можно будет не пересчитывать ложки, с которых нас, помните, кормили – за мамино здоровье, за папино… Конечно, это не всегда легко: в жизни, в отличие от арифметики, сложение дается нам всегда труднее, чем деление… Но, может, стоит попробовать?..


Занавес


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации