Текст книги "Код всего живого"

Глава 1: Код Всего – Жизнь

Вне Земли: Переживание Бога

Эволюция разумна!

* * *

Через ночное небо светили звезды. Только освещали не Землю, а некий космический остров, покрытый маленькими озерами, больше похожими на лужи. То ли прототип нашей планеты, то ли ее зеркальное измерение. Казалось, что законы движения, атмосферы и времени тут проявляются иначе. Присутствуют, при этом ни на что не влияют. Некое подобие лаборатории. Где каждый предмет скорее в пробирке, чем на свободе. Словно под стеклянным колпаком были собраны всевозможные земные существа. Из которых неземными выглядели только двое – Творец и другой, меньший по росту. Они не суетились, не спешили. Плавно перемещались между замершими существами – полной коллекцией жизни с Земли. Последние – словно в музее Мадам Тюссо. Только реально живые. С близкого расстояния можно было увидеть моргание век, увидеть движение грудных клеток, а очень чуткий наблюдатель мог даже услышать биение сердец. Все их механизмы функционировали отлично. Даже рыбы вне воды. Даже птицы вне полета. Некий сюрреализм. Матрица. Похожая на реальность.

Передвигаясь между земными существами, Творцы останавливались возле некоторых и что-то с ними делали. Без особых приспособлений: ни металлических, ни электрических. Вырезали, вставляли, копировали. Неразборчивыми движениями черпали из озер жидкость, или те по волшебству сами отдавали небольшие сгустки. Лепили из жидкости. Словно маги, управляли водой. Их действия не вызывали ни волн, ни движения на поверхности. Можно было заметить, что результатом каждого было появление небольшого торнадо. Иногда одиночного. Иногда нескольких сразу. Словно закручивали спирали, на которые позже похожим образом надевали уже более плотные и заметные случайному наблюдателю части костюма-тела. Костюма для жизни на Земле.

Творец, вся под влиянием мыслей, с которыми прервала существование прошлого вида людей, разочарованно ошеломлённая, но не сбитая с толку рядом ударов от агрессивной среды выбранной планеты, скоро и грубо ещё недавно следовавших друг за другом, желала ясно взглянуть на то, что сделала. Отстранившись, вернулась в лабораторию, окунулась в обучение своего дитя. Добавляя в картину, словно художник со свойственным ему стилем и почерком, просто красивых, не опровергающих никоим образом эволюцию, при этом таких умилительных ее нраву разнообразных существ. Ей будто нужно было ещё и ещё – позже – дотронуться своими руками до знакомых генов, чтобы опять поверить в то творение, которое требовалось переделать в очередной раз, передавая во власть законов суровой обители и земной изменчивости.

Она не предавала свою логику, не забыла, как разен человек в умыслах и делах, как громко начинает он и как скромно выполняет свои программы, как добры его порывы и уничтожительны воплощения. Как наивен он в подражании своему Создателю. Как сильны его мышцы, и слабы извилины.

* * *

Невидимой рукой ведомая, избитыми копытами вырывая куски плоти из почвы и пустые страницы из собственной летописи, мчалось подобие лошади. Грациозный силуэт – без покрова кожи – восторгал связанными воедино хитросплетениями мириад жизни – поддерживающих каналов. Без головы еще – носителя главного органа, который следовало довершить. К обрывающейся строке приближалась круг за кругом, распыляя остатки жизненных сил. Заскорузлой розгой жернова ног взбивали землю в пыль, а потоки турбулентности завихряли крупицы в туманное облако позади нее. Словно плыла в гипнотическом сне невообразимая, невидимая.

– Какой прекрасный костюм! Насколько правильное получилось сочетание силы и скорости. Эту лошадь так легко вести! – разговаривали двое. Со стороны могло показаться, что взрослый и ребенок.

На предельном аллюре лошадь вырисовывала циркулем предпоследний восьмой круг. Каждое движение словно зеркало отражало ключевые свойства тела, которые Творец желала вложить в свои живые существа. На удивление, они совпали с главами нашей книги. В этом не было ничего хорошего и ничего плохого. Лошадь бежала словно закодированная. При этом – со знанием дела. Сексуально играя мышцами. Филигранно переставляя ноги. Музыкально отчеканивая такты копытами. Мозговито передавая сигналы от нервных окончаний к центру, которые, не достигая адресата, улетучивались. Стояла тишина, словно в космическом вакууме. Ни холода, ни тепла от соседствующих звезд. Ветер не дул в этом месте. Или его не существовало вовсе.

– Красивая. Но безмозглая.

– Почему она не останавливается?! Разве не может сама остановиться?! – толика жалости стала проявляться в голосе ребенка. Это животное особо нравилось младшему. В своих порывах он желал, чтобы мать-Творец выбрала лошадь основным носителем мозга на твердой поверхности. Не человека. Склонял ее к иному исходу. В воде выбор пал на дельфина, в воздухе – на ворона. Теперь борьба шла между лошадью и человеком. Не в земном понимании борьбы, когда равняются массой силы мышц. Или скоростью их удара. Скорее борьба была похожа на интеллигентную игру – ближе к шахматной партии. Где количество аргументированных доводов на шаги вперед в примеси с соблюдением незыблемых законов игры и каплей азарта оправдает творение надежды или падет жертвой вирусов, холода, не выдержит давление отбора и будет съедено животными, отравлено растениями, не насыщено пищей – создают бульон, который в конечном счете понравится всем без исключения, и никто никому не будет больше перечить. Останется наблюдать за исходом. Творцы находились на первом этапе – этап аргументированных доводов, когда младший еще мог склонить к выбору в пользу лошади. В его словах не было ревности. Лишь бесконечная мера любви. К жизни.

Остатки сил ртутными капельками скатились в кончики копыт, в готовности оставить костюм-тело. Остановись они, со временем растеклись бы назад по телу, возможно, через один сон; одного сна было бы достаточно, чтобы восстановиться. О, не судьба гнала ее, ноги.

– А как ты думаешь?! Может. Не я гоню, чтобы я останавливала. Это ее выбор. Вон их сколько, а нас всего лишь. Ну, и ты мне помогаешь. Нервные окончания, плотный скелет, кожа и законы. Вот наши как бы ниточки.

– Она мне очень нравится. Больше, чем первая. Может, подаришь им? – невольно качнув головой в сторону то удаляющегося, то приближающегося уже почти завершённого существа. Детская наивность вопрошала старшего.

– Нет, конечно. В следующий раз посмотрим, как с головой справится.

– Без головы они на Земле не могут управлять выбором?!

Первая осечка; от огромной скорости – мгновенно вторая, и могучее, крепкое творение замертво полетело, сделав пару кувырков через себя, ломая кольчугу из ребер и питательные каналы позвонков под тушей собственного веса.

– Верно, – рука как бы погладила голову ребенка. – Лошади не нужен выбор! Три магнита будет для нее достаточно.

– Люди с мозгом не сильны в использовании четвертого. Так еще и слабы. Даже обезьяны жизнеспособнее. У первых – медузы и трилобитов* (класс вымерших морских животных периода Палеозой, 3–5 млн лет назад) тоже есть магниты? – младший усваивал уроки старшего Творца.

– Они первопроходцы. Они проще. Без особого выбора. Бесправные звенья матрицы. А теперь вот как далеко ушли, – указал на бездвижное хрупкое тело.

– Давай добавим уже голову лошади! И можно с красивыми волосами?! Не просто, чтобы защищали… – то ли кожа, то ли прозрачная оболочка; волосы отсутствовали у малыша; крупные глаза искрами закаляющейся стали сеяли любопытство и интерес ко всему вокруг. Сторонний наблюдатель не смог бы сразу различить количество рук, ног или конечностей у него – «то ли два человека в одном – две головы, четыре руки и ноги».

Способности детально описать дитя хватило бы ли страстному иконописцу, который не чтит указание из Библии «не рисовать облик неземной», либо комиксописцу, который точно не стремился бы вложить корыстный религиозный смысл в этот образ.

«Миленький такой, – с доброй игрой собственного воображения мог подумать сторонний наблюдатель. – Наверное, девочка!»

– Человеческую голову?! – наконец улыбнулась Творец шутливо. – Такую глупую несовместимость они придумают сами. Не исключаю, что еще и наделят божественными способностями. Фантазировать – не наш удел. Творить, творить, трудиться…

Небольшая поляна рядом с перепаханным копытами кругом цвела пушистыми растениями роридула. Лишь самый опытный естествознанец смог бы угадать на поляне наличие сразу двух из существующих на Земле ее видов. Многие маленькие жучки-слепни, бегающие по стволам и листьям, придавали поляне вид переливающейся черной волны, возбуждая ее оживлением.

– Ты что-то новое хотел показать мне? – спросила Творец, переключая внимание от тела своего создания. Словно в лаборатории изучали существ. – Все еще заигрываешь со своим всезнающим Дарвином? – добавила.

– Да, он мой друг. Я создаю загадки, а он разгадывает, – лепетал ребенок, провожая Творца к поляне с растениями. То ли шли, то ли плыли.

– Ты ему столько дал загадок … он уже разгадал, что нас двое!

– Может, вспомнил?!

– Их мозг каждый раз новый, он не запоминает прошлые жизни.

– Поэтому мне и нравится создавать растения. Их не нужно каждый раз учить заново. Один раз запрограммировал, и дальше сами живут. Смотри, что у меня получилось…

– Это же всего лишь растение – зачем так сложно ты их закодировал? И растение, и жучок, связанные вместе. Таак…

– Они прекрасны. Я их создал, а значит, они мне очень нравятся. И раз уж души летят на землю, я хочу, чтобы их пребывание было как можно красивее и разнообразнее.

– Как пожелаешь. Надеюсь, твои чудные растения не будут мешать душам обучаться?

– У них не так много времени будет, чтобы за жизнь одного костюма все успеть.

– Верно. Планета сразу стремится уничтожить живое, что мы создаем – всю жизнь, всю природу. Уравнивает планету с соседними. Все же Земля самая добрая в этой части вселенной. Хорошо, что она встретилась нам. Марс и Венера тоже подошли бы. Все же Земля мягче. Люблю ее. Отдаю ей все безвозмездно. Хоть она и сопротивляется. Пытается стереть наши творения со своей поверхности.

– А я ее обхитрил.

– Интересно, как?!

– Роридуле и слепню не нужно бороться с планетой. Не нужно искать пропитание, развивать любовь, выживать. Их союз и является тем смыслом, за который твои высшие существа борются каждый день. И как ты говоришь, чаще проигрывают.

– Не зря одно из имен, которое Дарвин придумал тебе – Христиан, – улыбнулась Творец.

– А что оно значит?

– Добрый волшебник!

– Но я не волшебник. Я Творец. Как ты! Разве с Земли этого не видно? Все расставлено на своих местах идеально. Не то что на других планетах. Этого разве недостаточно им?

– Люди часто придумывают волшебников себе. Словно пример для всего человечества, к чему стремиться. Им совсем не легко на той планете, вот и придумывают образы, которые как бы вытягивают их за волосы в случаях непреодолимой грусти, упадка, потери любви, трагедии. Чаще всего люди не могут договориться, чтобы был один пример, подходящий для всех. Поэтому люди на разных континентах придумывают разных неземных спасителей. Еще выбирают царей, чтобы те служили символом спасения, защиты. Наивные очень. А ты говоришь, что лошадь безмозглая.

– Но если бы они не выбирали старшего или духовного такого, и все были бы равны, то смогли бы выжить? На кого тогда ориентировались?

– Только на себя. Но, видимо, на Земле так легче выживать. Если перекладывать ответственность на избранного.

– Но ведь он обычный человек. С теми же шансами на выживание, что и любой. По какому принципу выбирается главный.

– Я и сама не понимаю еще. Возможно, принципа-то и нет.

– Мне не нравятся люди. А значит, и это имя тоже не нравится, – недовольно перебил младший.

– Может, тебе понравятся другие имена? Предок… Творец … Эволюция … Природа или Конструктор. Благодаря твоему Дарвину у нас появилось еще больше имен. То он верит в нас – в науку, то в выдуманного людьми идола. Поначалу даже с офицерами вступал в спор. И не боялся насмешек. Потом же начал сомневаться. Но тот факт, что он пришел к признанию твердых законов, говорит, что следующим его умозаключением будет то, что законы сами по себе не появляются. Как и правила существования жизни в целом.[2]2
  Во время плавания на «Бигле» я был вполне ортодоксален – напишет Дарвин, – вспоминаю, как некоторые офицеры (хотя и сами они были людьми ортодоксальными) от души смеялись надо мной, когда по какому-то вопросу морали я сослался на Библию как на непреложный и авторитетный источник. Полагаю, их рассмешила новизна моей аргументации. Однако в течение периода, т. е с 1836 до 1839 года, я постепенно пришел к сознанию того, что Ветхий Завет – с его до очевидности ложной историей мира, с его Вавилонской башней, радугой в качестве знамения и с его приписыванием Богу чувств мстительного тирана – заслуживает доверия не в большей мере, чем священные книги индусов или верования какого-нибудь дикаря… Хотя над вопросом о существовании Бога как личности я стал много размышлять в значительно более поздний период моей жизни, приведу здесь те неопределенные заключения, к которым я с неизбежностью пришел. Старинное доказательство существования Бога на основании наличия в Природе преднамеренного плана, как оно изложено у Пейли, доказательство, которое казалось мне столь убедительным в прежнее время, ныне после того, как был открыт закон естественного отбора, оказалось несостоятельным. Мы уже не можем более утверждать, что, например, превосходно устроенный замок какого-нибудь двустворчатого моллюска (по законам числа Фибоначе или золото-го сечения) должен был быть создан неким разумным существом, подобно тому как дверной замок создан человеком. По-видимому, в изменчивости живых существ и в действии Эволюции (Естественного отбора) не больше преднамеренного плана, чем в том направлении, по которому дует ветер. Все в природе является результатом твердых законов… (Ч. Дарвин. Дневник работы и жизни. Глава: Новые материалы к биографии Чарльза Дарвина. с. 95–97.)


[Закрыть]

«Христиан» скривился, имя явно не радовало его. – Мне бы понравилось имя Лука[3]3
  Luca – last universal common ancestor – наиболее недавняя популяция организмов, от которой произошли все ныне живущие организмы на Земле. Общий предок всей жизни на Земле. Ископаемых остатков luca не сохранилось, его изучают посредством сравнения геномов. В 2016 году был определен набор из 335 генов, точно имевшихся у luca. Вероятнее всего, список дополнится со временем.


[Закрыть].

– Мои творения пусть называют этим именем. А твои – как-то иначе!

– Сами решат, я же не знаю их примитивных языков.

– А как понимаешь молитвы?! Еще отправляешь знаки и знания?! – настаивал Лука.

– Конечно!.. Знаки! И другие рычаги использую. Особенно мне нравится обращаться через Люси Принглс рисунками, через Лукреция знаниями, через Казиника музыкой, словами людей не научить. Они еще настолько просты и наивны, не понимают друг друга. Не то чтобы меня услышать.

Каждый язык столь скуден, могут только сочинять выдумки.

– Помогают знаки?

– Не особо. А молитвы они для себя читают. Укрепляют энергетическое поле. Когда доберутся до генов и ДНК, начнут их видеть, наконец, поймут и знаки. Людей нужно подтолкнуть к некоторым изобретениям…

– Какие изобретения им помогут?! Они в себе не могут разобраться, в энергии любви, в предназначении. Другой человек для них загадка. Рождающие особи еще могли бы на примере своих детей узнать истины, но мужские особи им этого никогда не позволят. Самцы лошадей намного заботливее о своем потомстве. Твоим людям даже чувства – наши ниточки, как говоришь, не помогают. Считаешь, изобретения помогут?!

– Они должны изобрести микроскоп и интернет. Нужно помочь в этом. Микроскоп поможет проникнуть в истину Земли. Интернет – в истину мозга.

Лука спокойными аргументами, безэмоционально, как следовало бы рассуждать всем людям на Земле, склонял мать-Творца к тому, что люди не лучший выбор, чтобы быть носителями мозга.

– Твои люди раньше уничтожат самых умных – ведунов, ученых в первую очередь. Как потом узнают, что появились на Земле от нас?

– Нам не нужна их благодарность. Не для того мы создаем их. Ты лучше сам учись. Создавай сначала простые растения. Мелких насекомых.

– Мои творения – корм для твоих высших. У меня есть замысел создать что-то очень большое. Тебе, думаю, понравится. Скоро увидишь.

Маленькая мошка вырисовывала в полете фарватер бесконечности. Кружилась меж Творцов. Тянулась к создателям.

– Кто это такой сел на тебя? – спросила Творец. Лука закрутил головой, не понимая. Старшая наклонилась. Белый лист, который долгое время держала в одной руке, наблюдая за перевоплощением лошади, положила на землю. Лист, на котором собирала гены основных творений. Земные, водные, летающие; разделяла по видам; сохраняя основу, изменяя детали. Кодировала, вырезала, вставляла, копировала. Словно писатель со свойственным ему неизменным стилем. Код всего живого. Освободившейся рукой аккуратно сняла с ноги ребенка миниатюрную мошку – дрозофилу. Та, повинуясь, не сорвалась в безудержный побег, как поступают все насекомые. И не потому, что не могла, а потому, что не боялась. Ее портрет еще не был закончен. Инстинкт ощущения изменяющихся волн воздуха еще не был подарен ей. Короткий период жизни, как наивно считается – в один солнечный день – стал бы еще короче для величайшего творения.

– Это пчела? – спросил малыш. – Как в нее помещается мозг?

– В полной мере, конечно, не помещается. Часть только. Будет опылять любимый код красоты. Но это не она. Не пчела. Другое очень важно творение. Расскажи лучше о своем и жучках.

«С тобой мы продолжим позже. – Веретено мыслей увлекало в путешествие. – Как наделить мушку величайшим даром носителя минимальной капли жизненной энергии? Как вместить гены? Знания? Даже если все перестанет быть живым, из мертвого она появится снова – возродится»[4]4
  Мы не в состоянии признать в одном виде родоначальника другого модифицированного вида, как бы тщательно мы их ни изучали, если в нашем распоряжении нет большинства промежуточных звеньев; а вследствие неполноты геологической летописи мы не имеем никакого права рассчитывать на нахождение столь многочисленных звеньев. Дарвин «Происхождение видов». Глава 15.


[Закрыть]. – Дарвин хочет написать книгу «Insectivorous plants» – «Насекомоядные растения». О моем растении … и я помогаю ему.

– Еще мне помогаешь, – погладила ребенка.

– Значит, я соединил растение и немного от животного, одну маленькую способность только взял, – детским языком младший формулировал глубокие мысли. – Оно умеет как бы переваривать мушек.[5]5
  Я полагаю, что животные происходят самое большее от четырех или пяти родоначальных форм, а растения – от такого же или еще меньшего числа. Аналогия заставила бы меня сделать еще один шаг – допустить, что все животные и растения происходят от одного общего прототипа. Но аналогия может иногда быть неверным путеводителем. … «Происхождение видов». Глава 10. Пределы применения теории естественного отбора.


[Закрыть]

– То есть я создаю мошек, а ты их ловишь …

– Ну… они немного кушают. Давай посели его вдалеке. Чтобы никому не мешало…

– Хорошо, хорошо, – дразнил. – И что, оно прямо-таки само может переваривать?! Ты уже умеешь создавать такие растения?!

Ребятёнок мило пожал плечами.

– Их планета любит все расщеплять и смешивать, поэтому нужно быть аккуратным с соблюдением границ.

Л: Только ее цель не создавать новые виды, как мы делаем. А расщепить на первозданные элементы и прогнать со своей поверхности.

Т: Верно. Не может из лошади или обезьяны появиться человек. Мы должны изменить код, изменить органы.

Из-за спин Творцов вылетела большая разноцветная птица, приземляясь прямо перед ними. На землю. Острый конец клюва врезался в землю, отрывая ломтики чернозема. Проглатывая их, ела почву, набиралась сил. На Земле люди назовут ее попугаем ара. Антропологи, фантазируя, проследят цепочку от молекулы прошлого общего предка. Священники, фантазируя, нарекут птицу удивительным творением.

Узкая нора в земле, не от клюва ара, зашевелилась, появились усики и массивное тело насекомого. Примитивность языков и привычка все сравнивать приведет к названию этого насекомого – муравьиный лев.[6]6
  Дарвин, обнаружив в Австралии это насекомое с повадками животного, удивившись схожести с подобными насекомыми в Европе, запишет в дневнике: «Now what would the disbeliever say to this? Would any two workmen ever hit on so beautiful, so simple & yet so artifcial a contrivance? It cannot be thought so. – Te same hand has surely worked throughout the universe.» – «Могли ли два творца прийти к одной и той же выдумке – столь простой и одновременно оригинальной и красивой? Нет, это решительно невозможно. Всю вселенную, несомненно, создала одна и та же рука». Январь 1836 г.


[Закрыть]

– А что за жучки бегают по твоим растениям? – присмотрелась. – Похожи на моих.

– Немного другие … они могут только на роридуле жить. Специально так сделал … Чтобы не перепутались, – гордо выпрямился маленький. Я еще сделал так, чтобы они медленно двигались, чтобы не могли убежать. Растение будет ловить мушек, а жучок будет высасывать из них сок. Он потом переваривает в себе и посыпает корни. Так они только вместе будут жить. Друг без друга умрут. Ведь на земле все должны сливаться в пары…

– Получается, жучки все-таки переваривают, а не само растение!

– Ну да…

«Как правильно замкнул весь круг! Уже такой способный!» – горделиво довольствовалась.

– И что твой Дарвин думает про это растение? Все еще верит, что они сами появляются?.. Как это он там у себя называет? …

– Естественный отбор, – подсказал. – Нет, он уже начинает понимать[7]7
  Есть величие в этом воззрении, по которому жизнь с её различными проявлениями Творец первоначально вдохнул в одну или ограниченное число форм; и между тем как наша планета продолжает вращаться согласно неизменным законам тяготения, из такого простого начала развилось и продолжает развиваться бесконечное число самых прекрасных и самых изумительных форм.


[Закрыть]. Происхождение видов. Глава 15. Последняя.

– А давай я тебе помогу, и ты сделаешь настоящее растение-животное!

Ребенок улыбнулся. Комически широко раскрытые глаза и удивленная гримаса быстрым импульсом всколыхнули нежные чувства в родителе и трепетное предвкушение интересного труда бок о бок со своим чадом.

– Ты же говорила, что растения не могут накапливать жизненную энергию! Как же они ее смогут забирать?! Я не умею еще так делать.

– Ничего страшного. Ты же хочешь удивлять своего друга?! Вот я и научу …

– Да, ра… ру…ро…ри… И ты моему растению, – ребенок медлил, перебирая в головке новые названия для своего творения, – подаришь настоящий мозг?!

– А как ты думаешь? – малыш пожал плечами, понимая, что ответ будет «нет». – Нет, ему не подарю. Так не получится. Но мы сделаем, чтобы растение само переваривало, без помощи жучков. Как настоящее животное.

– Надо еще так посадить его, чтобы Дарвин нашел. Он путешествует на корабле и постоянно меняет места.

– Значит, создадим вместе, а потом я сама перенесу на Землю. Чтобы твой друг точно заметил подарок.

– К тому времени, как Дарвин найдет его, растение не изменится!

– Не успеет! Эволюционирует – очередное замысловатое слово. Даже по мелодике звуков – фонетически, как сказали бы на Земле – эээоооууулллььь…. Звучит смыто и расплывчато. Как и его смысл. Так они называют у себя изменение. Да и меняться ему некуда. Оно ведь самое простое.

– Это растение-животное будет само ловить и само переваривать?! – радостному удивлению ребенка не было границ.

– Ловить ты придумал уже как, а переваривать оно будет… – Творец размышляла. Думала. Смотрела на чадо, потом на поляну. – Не стоит добавлять к земным условиям что-то новое. Цикл существует уже. Не стоит беспокоить их равновесие. Хватит того, что эволюция вычудит с ними. Понимаешь меня?!

– Понимаю, конечно … Ты уже столько раз повторяла… – взгляд опустился вниз. Шорох манил любопытство. Молох – мини-динозавр прополз медленно, пересекая границу песочной поверхности на черноземную. – … Я помню… ты записала код, – воображение малыша представило белый лист бумаги, который прежде старшая не выпускала. – Он зашит в сжатой, при этом длинной спирали* (днк). Закрученная такая. И связана канатиками. Прочные, неизменные. Лишь прыгающие гены меняют свое положение. Остальные зацементированы. Бессознательные, бесчувственные. На Земле ими нельзя управлять. Не может в коде отпасть какое-то одно звено. Чтобы хвост сначала стал короче на полсантиметра. А потом у всех подобных еще немного короче. Не для этого мы создаем их, чтобы сами себя могли изменять.

– У материальных существ есть выбор, а у кода его нет. Поэтому чтобы одни существа отпадали себе хвост, а другие удлиняли – от выбора – спирали не будут им подчиняться. В них нет нервных окончаний. Но они присутствуют в каждой клетке, под каждым нервом, – повторила очередной урок Творец. – Нет судьбы, прописанной для людей. Судьба прописана для растений. Они запрограммированы. Люди же обличены специальными инстинктами – словно воины в обмундировании перед турниром – посланы мной на Землю делать работу. И хоть они должны для этого размножаться – у них есть выбор не поступать так, не делать этого. То, что люди называют судьбой – изредка разгадав код, всего лишь на две цифры. Интуитивное предвиденье мозга инерции.

– Насколько же идеален твой мир. Все на своем месте. От убийства до рождения. От кончика нерва с одного края до приемника на другом конце. От исчезновения в одной точке и появления в другом месте.

– Ты тоже скоро научишься создавать высших существ…

Лука замечтался: «Если бы мне хоть ненадолго достался лист с кодами… я создал бы самых огромных существ… и планета никогда не смогла бы победить их… они легко сопротивлялись бы всем ее законам и опасностям…» Некий созидательный план созревал в юном, но уже смелом разуме.