Текст книги "Несбывшаяся мечта, или…"

Естественными врагами птицы являются: коршуны, кречеты, совы, лисицы, хорьки, и много других. Поэтому век куропатки короток – она едва доживает до четырехлетнего возраста.

Сова – один из врагов куропатки.

Заканчивался июль, самое время для начала сбора всех ягод и грибов. В свободные дни августа мы с мамой уходили в тайгу. Пошли грибы, на нашем участке, который оформил на нас дядя Гоша, росли замечательные и разные грибы.

В средине августа поспела морошка. В этом году лето было жаркое, я уже писал об этом, и всё стало созревать пораньше. Хорошо ещё, что после жары пошли частые небольшие тёплые дожди. Мы с мамой всё успели, и осталась теперь только шишка кедровая. Но в этой работе нам помогли наши родственники, да Ефремыч на своём коне Савраске помогал нам вывезти и орех, и шишку из тайги. Начинаем готовиться в школу. В школу я пошёл в этом году в четвёртый класс, это начальная школа. Она была на Самарских горах, не очень далеко от нашего дома. За сентябрь мы в основном закончили добывать всё в тайге, даже основную кедровую шишку вывезли и обработали. Даже кое-какой орех продали на факторию, и мама купила там материала нам всем на бельё. В тот год осень и предзимок выдались тёплыми. Снегопады и метели начали свои карусели уже в октябре. Часто снег шёл целыми днями и даже неделями. Снежинки огромные, все правильной формы, как будто вырезанные из папиросной бумаги, что по сёлам готовят на ёлку к новому году, падали медленно кружась и казались такими тяжёлыми. На руке однако они сразу таяли, оставляя просто каплю воды.

К середине ноября всё кругом – лес, дороги, перелески, огороды, луга за рекой и деревня – всё было занесено снегом. Особенно снега было много на северных склонах и там, где места были защищены от ветра, в лесу. Огромные чёрные дома деревни далеко были видны на снегу. Но и снег делал своё дело. Чтобы пробиться к соседнему дому, не один раз приходилось потоптать в снегу тропу. Бабы совсем выбились из сил, нося воду от колодцев, от ключей. В некоторых местах снег скопился по пояс здоровому мужику.

По утрам после очередного снегопада мужики, чертыхаясь, вспоминая чуть не матом Степана с его прогнозом о зиме, брели к стайкам скотины, чтобы задать сена скотине. Из стогов тащили это сено кто на санках, кто на самокатных корзинах (это такие ивовые корзины, поставленные на лыжи), куда входила хорошая копна сена до 70 кг, а то и больше сена. Такой снег, как напасть, упал на тайгу, всё замело, засыпало.

Оставшуюся шишку на кедрах сбило на землю, подмяло снегом, забило, засыпало любую травинку, ягодники, заросли малины, смородины так засыпало снегом, что ни зверь, ни человек не мог к ним пробраться. Всем стало трудно. Белка, соболь, зайчишка, лоси, олени стали голодать. Даже куропаткам, которые питаются почками кустарников, и тем стало плохо. Накаркал Степан про зиму, про снежную зиму. Достанется ему от местных мужиков.

Зверь потянулся к жилью людей, на луга, где стояли стога сена. Были нарублены и сложены ветки ивняка к кучам мусора (шелухи), оставшегося после отшелушивания шишки на орех. Все тронулись из тайги к жилью, как будто прося защиты от этой напасти. Волки совсем обнаглели, начали даже шарить по деревне. Все хозяева даже собак забрали в дома, спасая их от волков. Пришлось ночами даже устанавливать дежурство мужиков на улицах деревни. Иногда по ночам слышались выстрелы на улицах, это дежурные мужики отгоняли слишком нахальных волков.

Но как начались неожиданно и рано снегопад, метели, так и закончились они неожиданно, негаданно. Подул ветер «северяк», ветер что надо. За одну ночь угнал куда-то тучи, и звёзды высыпали на небо, как горох из мешка по горнице избы, да такие яркие и как будто совсем рядом. За ночь похолодало. Солнце вышло малиновое, ровного цвета, к полудню побелело и давай пускать зайчиков в окна изб, в глаза, даже на топорах, когда кто-нибудь из мужиков готовил (рубил) дрова. Уже второй день стояла солнечная и ветреная погода, стало холоднее. Но в деревне все повесели. Даже собаки, и те затевали незлобную перебранку, барахтаясь в снегу. Только мы, малыши не очень-то радовались, теперь по такому морозу придётся идти пробиваться в школу, хорошо ещё, что пурга со снегом закончилась.

Все чистились от снега, отгребая его от домов, бань, скотных дворов, торили дорожки к соседним домам. Всей деревней выходили на очистку ключей, они даже в этакую погоду играли себе на радость и людям. Декабрь вошёл в силу. Дни стали совсем короткие. Установились морозы. Да такие, что было слышно, как в тайге деревья потрескивают. Стреляют как из винтаря. Снег звенел под ногами, под полозьями саней, под валенками. Всему живому стало холодно, но весело, в домах не гасили печей, они топились круглые сутки. Ночи стояли звёздные, а дни были тихие, солнечные. Хотя это солнце совсем не грело. Деревня готовилась к встрече нового года. Этот год удивил своими причудами. Из тайги вдруг в деревню целыми стайками (группами) стали приходить зайцы. Мужики волков разогнали. Так теперь зайцы стали искать что-нибудь поесть в деревне. Люди даже стали оставлять на видных местах и на их следах кусочки хлеба, морковки (из подвалов), листья капусты. Собак всех закрыли по домам, чтобы не гоняли зайчишек. Никто из людей даже не подумывал их обижать. Иногда ночами приходил ветер, и зима стучалась ветром в окна домов, хлопая незакреплёнными ставнями, как бы прося людей пустить её в дома. Здесь на нашу эту зиму я написал такие строки.

 

Зимний день

Зима, от холода туман. Не слышно птичьих голосов.
Светает поздно по утрам. Дымятся печи по домам.
Мороз шагает по селу, стучит по окнам палкой.
Хватает избы за бока, хозяин в поле он пока.
И ветер гонит снег с утра. В полях бушует вьюга.
Закружит путника она, не даст доехать до села.
А там у леса на лугах душистые стога в снегах,
И мёрзнут на ветрах российские колокола из трав.
Колодец весь обледенел, сосульки наросли.
Сверкает лёд на журавле, как шапка Дед Мороза в январе.
А на реке у полыньи толпятся из деревни мужики.
Ругают холод и кричат, не могут с сетью справиться никак.
А в полдень вдруг переполох, из леса вышел к нам обоз.
Олени сбились в тесный круг, горит у них в глазах испуг.
Ревёт скотина во дворах, пора вести на водопой.
И Солнце завершает круг, пора и Солнцу на покой.
А Дед Мороз как будто ждёт, когда наступит ночь,
Расчешет бороду свою, и Вьюгу пригласит к столу.
Пируют старые друзья за леденёным столом.
Под песни Вьюги до утра не успокоятся друзья.
И снова день в дыму печей. Утро разгонит двух друзей.
В поля умчится Вьюга, забыв ночного друга.
А Дед мороз спешит в дома, лезет под шапки, шубы.
Румянит щёки малыша, хватает за нос старика.
Ах, милый дедушка Мороз, пора бы на покой.
Весна уже в пути, тебе пора уйти.
 

И чтобы ублажить Зиму, Вьюгу и деда Мороза, я ещё напишу следующее.

 

Причитания Зимы

Навалились, пришли холода, стучится
в окошко Старуха Зима.
Пустите погреться меня в дом.
Мне здесь одиноко у вас под окном.
Вы слышите песни мои по полям,
мне зябко одной по длинным ночам.
Мороз Старикашка совсем стал плохой, ох,
трудно старухе мне с вами одной.
Но я-то ещё поживу на Земле.
Метель позову-ка я в гости к себе.
И будем гулять мы всю ночь напролёт,
услышит Мороз и к нам в гости придёт.
Не любите, люди, моих вы друзей:
Метель, Снегопад, Буран, Дед Мороз.
Не впустите вы их в избу под окно,
мы знаем про это и знаем давно.
Придётся мне в гости вас пригласить,
накроем вам стол на широком лугу.
Морозцем, Снежком на колючем Ветру,
чтоб помнили бабку старуху Зиму.
Буянит бабушка Зима, стучится в окна, двери.
С Морозцем пляшет по ночам, под завывание метели.
И снег кружится под окном, ложится белым покрывалом,
Но знаю я, придёт Весна. Исчезнут все её друзья,
Исчезнет бабушка Зима.
 

Как только немного потеплело, мужики ушли в тайгу. Там у них ловушки, капканы, надо всё посмотреть. В этот год с осени никто не ушёл на заимки зимовать. В таком снегу погибнешь, от волков ни собаки, ни винтовка не спасут. Вечерами сильно вымораживало. Вернулись метели, за окнами на дворе выли жалобно и протяжно. Взмахивая своими косматыми руками, они пригоршнями бросали снег в окна и заметали пробитые дорожки в снегу.

Трудно мужикам было в тайге. Кое-кто стал возвращаться в деревню, а то пропадёшь в тайге в такую погоду. Не обогреться, костёр задувает, заносит снегом, холод, ночами темень. Постоянные избушки далеко, по такому снегу к ним не пробиться, и за неделю не дойти. В один из дней я увидел, как из ворот дома, где жил Ефремыч, он рано утром выехал на своём Савраске и поехал по дороге, что вела в Ханты-Мансийск. Савраска был впряжён в розвальни, на которых стояла специальная корзина для удобства возчика и перевоза его вещей. В этой корзине я заметил двух собак, которых Ефремыч прикрыл тулупом от ветра. Наружу из-под тулупа торчали только их морды. На Савраске была надета тёплая попона, которая защищала его брюхо от ветра и снега. В изголовье розвален я увидел его огромный чехол, в котором Ефремыч всегда возил свой винтарь. Без этой любимой вещи он никогда никуда не ходил, а тем более не ездил. Такое снаряжение в поездку походило, что он собрался на охоту, а может быть и ещё куда посерьёзней. Я тогда ещё подумал, что это ему приспичило в такую снежную круговерть ехать в Ханты-Мансийск?

Вечером, когда мама пришла с работы, я рассказал ей, что Ефремыч уехал в Ханты (так иногда у нас называли Ханты-Мансийск). Мама сказала:

– Если он не приедет завтра, то я схожу к тётке Матрёне. Может, ей что-нибудь надо. Она же не сможет в такую погоду даже по воду сходить.

С вечера опять запуржило, да так, что даже не видно было домов в деревне, и поднялся опять ветер. В этот раз он выл, как бешенный пёс. Где-то едет Ефремыч, как он в такую погоду пробьётся к дому? В следующий день он не приехал, не приехал он и ещё в следующий день. Раньше такого не случалось, чтобы он не был дома два дня. Мама в вечер второго дня пошла к тётке Матрёне посмотреть, как она там, да как там Костя. Вскоре она вернулась и стала рассказывать:

– Тётка Матрёна очень волнуется. Её сын никогда раньше без предупреждения, что он едет на два или три дня, не уезжал. А в этот раз ничего не сказал, просто уехал. И она уже думать не знает, что. В такую погоду уехал с собаками, винтовкой и до сих пор не вернулся. Стоит у икон на коленях и молит бога, чтобы с ним ничего не случилось.

В одной из половин дома, где по стенам стояли огромные лавки, покрытые шкурами медведей, в переднем углу под образами молилась старуха. Шамкая своим беззубым ртом, она уже в который раз твердила одни и те же слова:

– Господи, оборони моего сына Ефрема. Не дай, господи, погибнуть ему. Метель-то какая, батюшки. Спаси его, господи.

Закончив молитву, она ещё долго била поклоны. Лампадка перед образами, зажжённая ещё с вечера, стала гаснуть. Старуха, крестясь и охая, поднялась с колен и пошла в сенцы за маслом, чтобы долить масла в лампадку. Проходя мимо печи, она осторожно поправила сползший тулуп, из-под которого выглядывали ноги её правнука Кости. Сладко посапывая, он спал на печи. Возвращаясь с маслом, она опять увидала, что тулуп сполз и из-под него торчат ноги Кости, и опять поправила тулуп и поняла, что не спит пострелёнок. Высохшими дрожавшими руками она уже стала наливать масло в лампадки, когда на дворе раздался резкий и протяжный свист, который даже в вое метели бабка и Костя хорошо услышали. У неё ослабли колени, и она села на лавку и заплакала:

– Господи, спасибо тебе, услышал мою молитву.

Костя с криком «дед приехал» спрыгнул с печи прямо в огромные валенки деда, что стояли у печки, накинул на голое тело шубейку, задом отворил дверь, впустив клубы холодного воздуха в избу, и кубарем скатился с крыльца. Во дворе от мороза пофыркивал Савраска. Иней клочьями свисал и падал в снег с его морды, а Ефремыч распрягал лошадь. Здесь же, мешая, носились собаки. Сняв попону с коня, Ефремыч повёл его в стайку, где было его место, и стал там огромной волосяной щёткой растирать весь круп лошади.

Стайка была огромная, здесь жила ещё корова Верка, боров Гришка и куры с петухом по кличке Барин. На стайке для утепления было наметено сено, почти как маленький стог, да ещё в стайке была небольшая печь, которую топили в большие морозы, чтобы было теплее её жителям, да ещё на ней варили для Гришки и кур всякую еду. Я как-то спросил у Кости, что за такие имена даны вашим животным.

– А это всё дед им всем всегда даёт такие разные имена. Вот, например, боров Гришка, это по имени одного знакомого мужика у деда. Он, этот мужик, такой же толстый, ленивый и ест много. А вот петуха он назвал Барином потому, что тот не несёт яиц, только ест и топчет кур, зараза. Да ещё на меня нападает. Один раз так клюнул в ногу, что до сих пор шрам не зажил, зараза. Вот как будет старый, я его точно пущу на суп.

Костя с криком бросился было в стайку за дедом, но уже почти пробежав розвальни, вдруг повернулся к ним лицом. То, что он увидел в розвальнях, заставило его остановиться. В самом конце, где у розвальней есть лавка для человека, возле неё лежали два мёртвых волка. Костя побежал обратно в дом, вбежав в дом, он закричал:

– Бабушка, бабушка, смотри, что наш дед натворил, – схватил свою прабабку за руку и все кричал: – Пойдём скорее. Вот что ты увидишь там, тебе и не снилось.

Бабка, ворча какие-то слова, пошла за ним из дома. Возле розвальней они остановились и стали смотреть на этих мёртвых волков, забыв даже про мороз. И вдруг бабке стало непонятно, почему собаки всё это время пытались носами приподнять полушубок (тулуп), что лежал в розвальнях. Она подошла к тому концу розвальней, где эти собаки хотели или стащить, или приподнять тулуп. Медленно она стала приподнимать конец тулупа, а потом резко опять его опустила и крикнула на собак. Собаки после её крика отпрыгнули от розвальней и залезли под крыльцо, на своё летнее место. Улеглись там, прижавшись друг к другу, и стали смотреть на бабку, Костя тоже смотрел на бабку и не мог понять, что это она взъелась на собак. Она поманила его к себе рукой, и когда он подошёл к ней, она приподняла край полушубка, и Костя там увидел двух зайцев.

«Вот это да, дед привёз двух мертвых волков и двух живых зайцев, как это может быть, – подумал он. – Такого чуда у нас дома ещё не было». Он об этом сказал бабке, и они пошли в стайку к деду.

На следующий день после приезда Ефремыча, когда мама пришла с работы, к нам пришла тётя Матрёна. Она нам всё и рассказала о том, что произошло с её сыном.

– Когда он уезжал в прошлый раз, мы с Костей ещё спали, и он, уходя, не стал будить нас. Он думал вернуться в этот же вечер того дня. Но так повернулись его какие-то в Ханты-Мансийске дела, что необходимо было заночевать, чтобы на следующий день эти свои дела закончить. А где он будет ночевать с конём? Родственники наши, что живут в городе, они живут не в частном доме. Где поставить на ночь коня и чем его кормить? Вот он и поехал к вашим родственникам, к дяде Гоше, хорошо, что они знакомы уже давно. У них есть лошади, есть где поставить Савраска, да и кормом его не обидят. Вот первую ночь он и ночевал там. Утром следующего дня снова уехал по своим делам и опять в тот день не закончились эти дела. Что за такие у него дела в городе, я не знаю. Вот и вторую ночь пришлось ночевать ему и Савраске у дяди Гоши. Выехать сумел в следующий день, рано утром, как он говорил, очень рано.

Сначала всё шло хорошо, но примерно на полпути, на подъёме, там, где в этой части дороги тайга подходит прямо к дороге, он увидел, что позади его розвальней бегут по дороге зайцы. Они выскочили из маленького овражка, что примыкал к дороге, и во все лапы (ноги) бегут за розвальнями. Я, говорит он, подумал, что зайцы очумели, что ли, что бегут за нами. Я даже стал придерживать Савраска, чтобы понять, что будут дальше делать эти зайцы. И тут я увидел, что из того же овражка, откуда только что выскочили зайцы, вдруг выскочили три волка и бросились тоже по дороге за этими зайцами. Я почти остановил Савраска, он пошёл шагом и заржал. Так звонко, он почуял волков. В этот момент эти зайцы запрыгнули ко мне в розвальни и забились под скамейку, немало даже напугав меня. Но теперь-то я всё понял. Крикнул Савраске, тот пошёл сразу крупный рысью. А волки и не думали отставать. Ну что, подумал я, придётся мне вас наказать за то, что в такую трудную зиму не даёте покоя малышам, которые так напуганы, что вскочили в мои розвальни. Двух волков я убил сразу, третьему удалось прыгнуть с дороги в тайгу и удрать. Я остановил Савраску, набросил зайчишек тулуп. Развернул коня и подъехал к моим волкам. Оба были мёртвые. Хорошо я попал из винтаря. Уложил волков поближе к моим ногам в розвальнях и вот приехал домой. Зайчишки пусть живут у нас до весны, а с волков снимем и выделаем шкуры, сдадим на факторию и купим кое-какие припасы для винтаря, да и для дома. Вот и вся история. Да там в сенцах я положила вам две рыбы, которые дядя Гоша передал вам с моим сыном. По-моему, это муксун и огромная щука, обе рыбы замороженные. Вот и вся история с этим моим мужиком, – сказала она строго. Но мы-то с мамой видели, что она гордится своим сыном. Зайчишек спас, да ещё и волков добыл.

Остальная часть зимы прошла без приключений. Я закончил четвёртый класс и на следующий учебный год пойду учиться в Самарскую среднюю школу, это уже в приречной части Самарово. Вот какой друг у меня появился, и он все эти годы помогал нам и мне, и даже иногда мы работали с ним в паре. Об этом в этой книге есть рассказ «Медведь». Вот они эти волки.

Вот такую рыбу муксун предал нам дядя Гоша с Ефремычем. Замечательная рыба, деликатес Севера. Мне тоже приходилось ловить эту рыбу, но сетями.

Северный горбатый сиг, так окрестил муксуна Даль, относится к рыбам полупроходным, а значит, как только ледоход закончится, далеко вверх, за тысячу километров против течения рек устремляются косяки муксуна на нерест. Но на место нерестилища он придет только к середине осени (к концу сентября, началу октября), выбрав подходящее место с течением стремительным и галечным дном.

Рыба муксун представляет отряд «лососевые», род «сиговые» и подсемейство «сиговые». Муксун – это ближайший родственник байкальского омуля.

Муксун обладает не только незабываемым вкусом, но и неповторимым запахом, несвойственным рыбе. Все это благодаря уникальному химическому составу мяса. Оно является уникальным источником энергии для спортсменов, разрешается к употреблению даже людям с больными почками.

А теперь о второй рыбе от дяди Гоши, о щуке.

Мясо щуки содержит 1–3 % жира и является диетическим продуктом, особенно если рыба поступает в розничную торговлю в живом виде.

В продажу щука поступает в живом, охлаждённом, замороженном и консервированном виде. Мясо костистое, иногда пахнет тиной; диетическое, т. к. содержит около 18,4 % белка, 1,1–3 % жира. Большую и среднюю щуку чаще всего используют рубленой (для рыбных котлет, фрикаделек) и фаршированной, мелкую (массой около 200–300 г) отваривают в пряном отваре: на 1 кг рыбы – 0,75 л воды, по 1 морковке, петрушки, сельдерея, 1 луковица, 3 горошины чёрного и 1 горошина душистого перца, 1 лавровый лист; всё вместе варится 5–7 минут, затем в отвар кладут рыбу и варят до готовности (примерно 20 минут), обязательно на слабом огне, не допуская сильного кипения, затем рыбу вынимают шумовкой, выкладывают на разогретое блюдо, посыпают зеленью петрушки и подают с отварным картофелем и сливочным маслом. Мелкую щуку можно также жарить или использовать для ухи. У англичан в середине XX века щука считалась самой вкусной и дорогой рыбой. В некоторых странах и по сегодняшний день блюда из щуки считаются деликатесными.

Вот так моя мама, да и все в нашей деревне готовили для еды щук. Тётя Нюра особенно любила делать фаршированную щуку, и когда я по разным делам бывал у них, то этой фаршированной щукой прямо объедался, да она ещё всегда, когда я уходил домой, давала кусочки, чтобы я отнёс Гале и Петру.

Наш президент России Владимир Владимирович Путин в Туве на рыбалке поймал щуку весом больше 20 килограммов, по-моему, это было в 2018 году.

Когда я путешествовал по Туве, об этом и других путешествиях есть мои книги, мне тоже удавалось на спиннинг ловить щук.

Ссыльные люди

Ссыльные люди (по словарю В. Даля) делятся на каторжников и поселенцев.

Я расскажу о поселенцах, с которыми познакомился в детстве в Сибири.

Эти люди были посланы (поселённые по словарю В. Даля) в Сибирь на поселение, или сосланы в Сибирь на поселение. Они были не каторжниками. Вообще поселением зовут место, заселённое ссылочными, а поселённый – это ссылочный, ссыльный (словарь В. Даля).

Наша деревня была обычной сибирской деревней. Это было не ссылочное поселение, но вот именно в нашу деревню были привезены эти люди, ссыльные люди. За что их сослали, я не знал тогда, да и не стремился это узнать. Они были люди, как все люди. Это сейчас я могу предполагать, за что можно было попасть в ссылку в те времена. И я думал, да так все и говорили, раз их привезли сюда, в нашу глухомань, в ссылку, значит, было за что.

Шёл 1951 год. Лето этого года выдалось очень жарким. Мне в этом году было 14 лет, когда однажды в конце лета, где-то в середине августа, в нашу деревню приехали неожиданные люди. Деревенька моя, глухая сибирская деревенька, недалеко от впадения реки Иртыш в реку Обь, сроду не видела ничего подобного. В тот день было очень жарко, наверное, больше 30 градусов тепла. Всё в деревне замерло. Всё живое спряталось, где кто мог, только бы нашлась хоть какая-либо тень. Коровы, что не ушли со стадом в луга, лежали где-нибудь в тени. Не было видно ни одной собаки.

Свиньи на окраине деревни залегли в маленькие озерца, что образовались у бивших там ключей. Не кричали петухи, не кудахтали куры. Как будто в деревне всё вымерло. Тяжёлая духота накрыла деревню.

Люди и те сидели по избам, никто не хотел выходить на улицу без надобности.

Наш дом стоял на краю деревни, ближе всех к дороге, которая приходила к нам из Ханты-Мансийска. Окна нашего дома из кухни смотрели на эту дорогу. Я часто сидел в большой кухне, и мне хорошо была видна часть этой дороги, именно та часть дороги, которая заворачивала к нам в деревню. Кухня была у нас большая, удобная, и вся наша семья любила сидеть в ней. Я даже там делал уроки, когда зимой ходил в школу. Зимой в кухне было тепло, всегда пахло чем-нибудь вкусным и всегда что-нибудь можно было съесть. Хорошая была у нас кухня. А моя мама была прекрасный повар, и в доме у нас всегда была вкусная еда. Конечно, без всяких разносолов, но вкусная сибирская еда. Много было ягод, всякой рыбы, соленой и копченой, солёных грибов, квашеной капусты, солёного свиного сала и мяса, солёных огурцов, молока, творога, сметаны. Были и пироги со всякой нашей начинкой. А какая у нас в деревне росла картошка. Рассыпчатая, вкусная. Намнешь бывало отварную картошку в тарелке, прибавишь туда маслица от нашей коровы, достанешь солёных грибков, рыжиков, отрежешь кусман копчёной свинины, и наворачиваешь всё это. Жаль только, всегда было мало хлеба. Каждый кусочек всегда делили всем поровну. Да и пироги были только тогда, когда в доме появлялась мука, а это было не очень часто. Хорошая была у нас кухня. Мама старалась из всего что было приготовить нам вкусную еду. И ещё у нас был огород, в котором каждую весну работала вся наша семья, а этом огороде чего только не росло. Капуста, картошка, морковь, репа. Очень вкусна большая репа, с кулак большого дядьки. Росли огурцы, свёкла, лук. Да мама сажала всякую траву, которую сушила, и зимой ею лечились от всяких простуд.

В этот день, примерно после обеда часу в третьем, я, как обычно, сидел на кухне у окна и что-то там строгал ножом. По-моему, вытачивал поплавки для моей рыболовной сети. Рядом со мной сидела моя собака. Звали её, эту собаку, Алтай. Так всегда у нас называли наших собак, так называл собак наш отец, а потом и мы.

Она у меня появилась, когда мы переехали из города Салехарда сюда, в эту деревню. Её, эту собаку, мне щенком подарил дядя Гоша, это муж маминой сестры тёти Нюры. Тётя Нюра была самой старшей в семье моей мамы. У моей бабушки и моего дедушки было 19 детей, мама была восемнадцатая. Вот это была бабушка! Все выжили и выросли. Так вот, эту собаку щенком и подарила нам мамина сестра тётя Нюра и дядя Гоша.

Подняв в очередной раз голову и взглянув в окно, я увидел, что со стороны Ханты-Мансийска по дороге к нам в деревню едут двое конных людей и две телеги, запряженные двуконно. Эту группу коней и людей заметила и моя собака, она их заметила через окно, у которого на кухне сидели мы. Она выскочила из кухни к главным дверям дома, которые открывались на улицу, и стала тихонько повизгивать, как будто говоря: «Что ты здесь сидишь, что, не видишь, что к нам едут чужие люди?»

Конные были милиционеры. Ехали они шагом, друг за другом. Видно было, что лошади очень устали, в такую жару только в погребе сидеть да квас пить, а они разъезжают, коней им не жалко, подумал я. Да ещё донимали коней оводы. Лошади отбивались хвостами, даже на ходу дёргали ногами, чтобы отбиться от них. Да разве от них отобьёшься в такую жару. Единственное спасение от этих оводов – забраться скотине в речку по самую голову. Но здесь-то не было речки.

Я выпустил собаку и вышел сам.

Милиционеры уже были пожилые мужики, наверное, лет по 50 каждому. Мне-то тогда было 14 лет, и дядьки старше меня мне все казались пожилыми. Но на вид были крепкие дядьки. На каждом была гимнастёрка, такие синие брюки, на голове у каждого была фуражка. Эх, мне бы такую фуражку, подумал я, все бы мальчишки от зависти умерли, но где её, такую фуражку, возьмёшь. Вырасту, обязательно куплю себе такую фуражку. На более молодом милиционере были кирзовые сапоги, на другом милиционере были хромовые сапоги. Как потом говорили мужики, что этот, что в хромовых сапогах был, как бы главный офицер, то есть старший среди них.

Гимнастерки, сапоги да и лошади милиционеров все были в пыли. Жара, дороги просохли и пылили.

За плечами у каждого висел настоящий карабин. Я это знал точно. Такие карабины были у наших мужиков, самых лучших охотников. Потом, когда я ближе увидел их карабины, я тогда подумал, вот бы мне такой. Я бы мог с ним добыть лося, а мог бы даже идти на медведя. Настоящий был карабин, весь блестел.

Каждый милиционер был подпоясан широким кожаным ремнём, только вот пряжки у каждого из них были разные. Я впервые видел такие пряжки. У того, кто был в кирзовых сапогах, пряжка была цельная, из куска какого-то жёлтого метала, и на ней была большая звезда. Хоть милиционер был весь в пыли, но звезда его так и поблёскивала.

Может, эта пряжка из золота, подумал я. Вот если это так, то сколько же муки можно купить на эту одну пряжку. Этот милиционер, наверное, богач.

Пряжка у другого милиционера была другая. Это была такая глухая скоба и в квадратике были такие два металлических язычка, которые, когда застёгивали ремень, входили в два отверстия на широком кожаном ремне.

У деда Прокопия, это у нас самый старый человек в деревне, на такую застёжку застёгивалась подпруга у лошади. Хорошая была подпруга. Все ребята мечтали её спереть у деда Прокопия, чтобы сделать из неё ремни на лыжи. Спёрли бы, но было жалко деда, да и если бы узнали, кто это сделал, то его вожжи хорошо бы походили по спине этого мальчишки. Поэтому мы только мечтали о таких ремнях.

Поясной ремень у этого милиционера поддерживался кожаной лямкой через плечо. Точно такие лямки, только из холстины, была у меня на штанах. У меня даже сохранилась фотография, на которой мой отец, мама, сестра и я стою в штанах, которые держатся на таких лямках через плечо. У меня даже есть стихотворение про эту фотографию. Я его запишу на следующей странице. У каждого из них на поясе, на ремне, висела кобура. Это такая штука, в которой они возят наганы. У нашего милиционера, что иногда приезжает в нашу деревню, тоже на поясе висит всегда такая штука. Это он нам, мальчишкам, сказал, что эта штука называется кобура. Кобура, это как кожаный специальный мешочек для хранения нагана.

Я тогда подумал: наверное, этот милиционер не главный, не может быть главный с лямкой на штанах. Главный, наверное, тот, у которого на ремне сверкает звезда.

Конные милиционеры ехали друг за другом. Лошади постоянно махали хвостами, отгоняя надоевших им оводов. Этих оводов, что мучили и наш скот, да и нам доставалось, в тот год, в такую жару, было видимо-невидимо. Совсем эти оводы замучили всех, хоть бы скорей приходили холода, одно спасенье от них.

 

Фотография

На фотографии четыре человека.
Отец и мать, сестра и я.
И смотрим все мы в объектив,
Дыханье затая.
 
 
Отец косовороткой рубаха,
С большою бритой головой.
Его огромная рука
Мою ладошку нежно обняла.
 
 
И под ремень косоворотка,
А брюки, чёрный коверкот,
Из хромовых сапог легли навыпуск,
И на ногу заброшена нога.
 
 
Глаза открыты, нос прямой и губы сжаты.
Глядит фотографу в глаза,
Как будто видит там такое,
Что больше не увидит никогда.
 
 
А мама, мама, с краешка на стуле,
Присела, смотрит прямо, не дыша.
И только нежная её рука прикрыла
Вторую ручку малыша.
 
 
У мамы кофта чёрный бархат.
И змейкой пуговки бегут.
И тоже чёрные сапожки,
И видно, что они ей ножки жмут.
 
 
А за спиной у мамы в белом платье
Стоит моя сестра.
И смотрит не фотографу в глаза,
А смотрит на меня, на малыша.
 
 
А я стою в горох рубаха,
С двумя лямками штаны.
Здесь мне всего четыре года,
Вот-вот упасть штаны должны.
 
 
И это все здесь понимают.
Вот-вот раздастся смех.
Фотограф нам кричит: «Снимаю»,
И сразу поздравляет всех
 
 
На фотографии четыре человека.
Отец и мать, сестра и я.
Теперь их нет, остался я да эта
Единственная с ними фотография моя.
 

Эту фотографию можно найти в моём архиве. Вот такая же лямка на штанах была и у милиционера.

За конными милиционерами тащились две телеги, каждая была запряжена о двуконь. Лошадей, махая прутами, подгоняли возницы, которые сидели на переднем краю телеги (передке), слева по ходу телеги. На телегах сидели какие-то люди, много людей.

Сначала я подумал, что кто-то едет дальше через нашу деревню из города Ханты-Мансийска. Но почему тогда их сопровождают милиционеры, да ещё с оружием?

На телегах, кроме возниц, сидело четверо дядек, четверо тёток и двое детей. Как только конные милиционеры и телеги проехали мимо нашего дома дальше в деревню, я побежал за ними.

Конные милиционеры и телеги проехали прямо к центру деревни, где стоял большущий амбар. Этот амбар был нашей главной достопримечательностью. Когда и зачем появился у нас этот амбар, точно знал только дед Прокопий. В этот год деду исполнилось 75 лет. Амбар был сложен из лиственницы. В длину лежали четыре бревна по шесть метров. В ширину амбар был в два бревна по шесть метров каждое. С одного конца амбара, что был ближе к нашему дому, был сделан прируб к амбару. Прируб в длину был в полтора шестиметровых бревна, а в ширину был как сам амбар, в два бревна по шесть метров каждый. Весь амбар был перегорожен стенами из сосны на четыре части. Каждая часть амбара на лицевой стороне, что смотрела на деревню, имела двери. Задняя часть амбара, что смотрела в лес, имела две огромные двери. Двери были срублены тоже из сосновых плах, и едва ли мы, мальчишки, смогли бы их открыть, но это отдельный разговор. Все нижние венцы сруба амбара лежали на огромных камнях, которые, видимо, когда-то привезли из тайги лошадями. Камней было 18. Под каждым стыком бревна лежали эти огромные камни. Камни были заглублены большей своей частью в землю. Проёмы между нижними венцами до земли были заложены мелкими камнями, образуя каменную круговую стенку. Чтобы удобно было заезжать в амбар на телегах, к каждой двери передней и задней стенок были сделаны из полубрёвен, крытых досками, широкие сходни. Высота дверей была такая, что лошадь под дугой, запряженная в телегу, свободно входила в амбар. Я уже говорил, что к амбару примыкал прируб. Дед Прокопий говорил, что это была баня. Над крышей этого прируба и сейчас стояла труба. Но уже давно никто не входил в этот прируб, и никто там не топил баню.