Текст книги "Крылья"

– В смысле?

– В прямом. Ни аэродрома, ни самолета, вообще ни черта. Пустыня, песок и скалы. И солнце, сволочь, жарит как духовка.

– И что это было?

– Другой мир, Дима, – подняла на него взгляд девушка, – один из многих, но единственный, куда мы можем попасть с Земли.

– Мы?

– Проводники. Так нас называют. Нас таких немного, примерно один на десять тысяч. Причем способности у всех разные, да и открыть проход у каждого проводника получается при несхожих обстоятельствах.

– Например, каких?

– Ну, одному, скажем, нужно напиться в стельку. Другому – чтобы стукнули побольнее. Третий должен обязательно зайти в темное помещение…

– Ну а ты – спрыгнуть с самолета, – закончил за нее Дима.

– Не обязательно с самолета, но ход мыслей верный, – кивнула Анна. – Впервые такая способность проявляется спонтанно, и далеко не всегда опыт удается повторить. Нужно в точности воспроизвести все обстоятельства, при которых удалось открыть самый первый портал. Но если получилось во второй раз, будет получаться и дальше.

– Как же ты назад-то вернулась? – с недоверием посмотрел на нее Дима.

– Залезла на скалу осмотреться. Сорвалась. Ну и… Второй раз при падении даже руку сломала. Меня искали, нешуточный переполох поднялся. Сказала, что ветром снесло. Парашют, конечно, там остался…

– Похоже на какую-то дурацкую сказку, – покачал головой Дима. – Знаешь, я слышал в жизни всякое, но…

– Могу тебя туда провести, – с вызовом посмотрела на него девушка, – увидишь все собственными глазами.

– Предлагаешь сигануть с тобой за компанию с крыши?

– Не смешно. Ну, так что, согласен?

– Не раньше, чем ты объяснишь мне, при чем тут чертежи и самолет.

– Все проблемы из-за нефти, – вздохнула девушка, – впрочем, как и у нас. Около сотни лет назад в Центруме, так называется тот самый мир, произошла глобальная катастрофа. Никто ничего не знает о ее причинах, но нефти там с тех самых пор не стало. Пластмасса и синтетика у них тоже долго не живут, максимум через сутки пластик превращается в мерзкую сопливую кашу. Соответственно, техника там используется только самая примитивная, на уровне начала прошлого века.

– Постой, там, значит, люди живут?

– И люди, и не только… Обитаемых миров во вселенной множество, но они никак не пересекаются друг с другом, зато все имеют выход в Центрум.

Анна опустилась на корточки, подобрала валявшуюся на дороге ветку и начертила на гравии примитивный рисунок – так дети обычно изображают на своих картинах солнышко.

– Вот эти лучи – параллельные вселенные, – терпеливо пояснила она, затем ткнула веткой в середину, – а вот это – Центрум. Здесь сходятся все пути. Мы не можем самостоятельно проникнуть в другой мир, только в центральный, а жители тех, других «лучей» не могут прийти в наш. Без местного проводника, конечно.

Девушка выпрямилась, отбросила прочь уже ставшую ненужной ветку и, отряхнув ладони, продолжила:

– Мы, ну, то есть такие, как я, иногда таскаем туда-сюда разные полезные грузы…

– Логистика? – припомнив давешний разговор в кафе, с сарказмом поинтересовался Дима.

– Ага, она самая. Ты даже не представляешь, какие бешеные деньжищи там платят за всякую ерунду, которую тут можно взять за копейки в любом ларьке. А теперь вообрази, насколько ценным может оказаться работающий на спирту авиационный двигатель в мире, где нет нефти и бензина. Особенно с такими характеристиками, как ваш! В общем, три недели назад нам заказали добыть чертежи этого вашего самолета. Только, видимо, не одним нам… Либо заинтересованных сторон оказалось чуть больше, чем я думала.

Все это звучало настолько нелепо, что Дима даже почти поверил в только что услышанную историю. По крайней мере выстроенная Анной логическая цепочка доходчиво объясняла, кому и зачем могли понадобиться злосчастные украденные документы. А также проливала свет на способ, с помощью которого ей удалось скрыться через окно второго этажа и не поломать при этом ног. Хотя червячок сомнения все же продолжал шевелиться в Димином сознании.

– Что ты предлагаешь? – спросил он.

– Если твой отец еще жив, его следует искать там, в Центруме. Я помогу тебе туда попасть. А ты поможешь мне.

– Каким образом?

– Ты можешь восстановить чертежи?

Дима на мгновение задумался, а потом покачал головой:

– Чертежи планера воспроизвести не трудно, ты права, это и вправду почти «Стоул». А вот с двигателем сложнее. Отец трудился над ним много лет, переделывал разные узлы неоднократно. И тщательно документировал каждую модификацию. Полностью восстановить все бумаги сможет только он сам.

– Тогда остается единственный вариант: перегнать в Центрум самолет целиком, – решительно сказала Анна. – Заказчик выплатит тебе компенсацию, денег хватит, чтобы купить новый. Согласен?

– А ты сможешь открыть настолько большой проход? – с сомнением в голосе поинтересовался Дима.

– Портал, – машинально поправила его девушка. – Я не смогу. Но есть человек, который сможет.

* * *

Угнать самолет – не столь уж и сложная задача, особенно если этот самолет твой собственный. По большому счету, для полета по кругу над аэродромом не требовалось получать каких-либо разрешений или подавать флайт-план, а именно такой полет фактически и собирался сегодня выполнить Дима. Он совершенно не представлял себе, каким образом будет осуществлен переход из нашего мира в другой, если он вообще состоится, но Анна заверила, что это не должно его заботить вовсе. Следует просто сосредоточиться на пилотировании и делать все как обычно.

Вернувшись накануне домой, Дима почувствовал, что все сильнее и сильнее сомневается в правдивости услышанной от Анны истории. Какой-то Центрум, проводники, порталы… Чушь собачья. Девчонка, очевидно, играет в какую-то свою игру, цели которой пока еще совершенно не ясны. Дима даже начал собираться в дорогу, но потом решительно бросил эту затею – и без того ясно, что никаких параллельных миров не существует, а предполагаемый полет закончится там же, где и начнется, – на сельском аэродроме Покровка. Полетают, приземлятся, и он потребует объяснений от назначенного Анной «проводника». Потом придется все-таки заскочить на работу, написать заявление на отпуск. И начинать розыски отца – в поликлинике он так и не появлялся, в чем Дима убедился тем же вечером, а его мобильный телефон по-прежнему не отвечал. Впрочем, обзвон моргов и больниц тоже не принес никаких результатов, что вселяло некоторую надежду.

Утро выдалось прохладным и безветренным, в воздухе еще не развеялся влажный запах мокрой от предрассветной росы травы. Диме всегда нравилось это время – первые несколько часов после восхода солнца, когда природа словно замирает в ожидании нового дня, стряхивая с себя остатки сна. В такие минуты хорошо стоять возле открытого окна с чашкой горячего чая в руке, любуясь безмолвной зеленой листвой. Или подниматься в небо, касаясь крылом редких пушистых облаков.

Черная «Тойота» с примечательным номером «444», как и обещала Анна, ждала во дворе. Водитель, представившийся Стасом, оказался мрачноватым и неразговорчивым типом. Молча пожал протянутую руку, включил навигатор и прибавил громкости радиоприемнику, явно давая понять, что к беседам он не расположен.

Дороги в этот ранний час были еще практически пустыми, поэтому «Тойота» спустя уже десяток минут выскочила из города и покатилась по шоссе. В полях и низинах кое-где лежал клочковатый туман, мелькавшие за окнами загородные дома казались пустынными и вымершими. Свернув с трассы сразу после поворота на Покровку, машина запрыгала по колдобинам проселочной дороги и наконец замерла возле ржавого шлагбаума, перегораживавшего въезд на аэродром.

Дима опасался столкнуться здесь с кем-нибудь из знакомых совершенно напрасно: в такую рань на аэродроме никого не было, только лохматый Батон, виляя хвостом, выбежал из своей будки в надежде получить от нежданных гостей чего-нибудь вкусного. Стас открыл багажник и извлек оттуда две заполненные под горлышко пластиковые канистры – спирт был прозрачным и, судя по всему, качественным, без добавления «синьки», которую часто доливали в технический этанол борцы с любителями пить все, что горит.

Укрывавший самолет брезентовый чехол еще не высох от росы. Дима быстро заправил машину, обошел вокруг, проверяя, все ли в порядке, забрался в кабину и помог своему немногословному спутнику разобраться с ремнями. Включил рацию, на всякий случай послушал эфир, но в нем царила полная тишина. Несколько раз нажал на подпружиненную кнопку ручного насоса, подкачав немного топлива в двигатель, и крутанул стартер.

– Ты на поле самолет сможешь посадить? – перекрикивая рев мотора, нарушил наконец молчание Стас.

– Если площадка ровная, то без проблем, – заверил его Дима.

Взревев двигателем, самолет покатился по стоянке в направлении взлетной полосы. Дима повертел головой, вглядываясь в залитое лазурью небо: сюда, бывало, долетали «частники» с расположенного в полусотне километров аэродрома Лукарево, при этом пилоты далеко не всегда утруждали себя сообщением по радио о прибытии.

Ни души. Выполнив короткий разворот возле торца взлетки, Дима поднял обороты на максимум и отпустил тормоза. Колеса весело застучали по бетонным плитам, миг – и земля, качнувшись, поплыла вниз, понемногу замедляя свой стремительный бег.

– Что дальше? – спросил Дима, закладывая пологий вираж с набором высоты.

Парень сидел, нервно вцепившись в сиденье правого кресла, на побледневшем лбу выступили крупные капли пота. Черт возьми, да он же боится летать!

– Можешь какую-нибудь фигуру выполнить? – нарушил наконец молчание Стас. Эти слова дались ему с явным трудом, настолько скованной, напряженной казалась его сгорбившаяся фигура. Пожав плечами, Дима синхронным движением ручки управления и педалей создал небольшой крен, вводя машину в разворот, а затем убавил тягу двигателя и направил капот машины к земле. Парень в правом кресле издал короткий булькающий звук и сдавленно застонал. Желудок подпрыгнул к самому горлу, в животе образовалась тянущая пустота. Навалилась перегрузка. Пыль, до этого прятавшаяся в щелях пола, поднялась к потолку кабины и затанцевала в воздухе. «Нужно будет влажную уборку сделать», – отметил про себя Дима, поглядывая на стремительно уменьшающиеся показания высотомера.

И тут самолет тряхнуло. До этого спокойная атмосфера словно сошла с ума: машину подхватил мощный порыв ветра, потянул в сторону, мигнула и погасла сигнальная лампа предельной перегрузки. Закрепленная над приборной панелью полусфера магнитного компаса, именуемого в простонародье «бычий глаз», ожила: картушка с градуированной шкалой начала медленно вращаться вокруг своей оси, словно кто-то приделал к ней электрический моторчик. Диме с трудом удалось погасить растущий крен, выровняв самолет на высоте около полусотни метров над высившейся посреди степи пологой сопкой, сплошь поросшей чахлым кустарником.

Сопкой? Окрестности Покровки – плоские как стол, тут нет и не может быть никаких возвышенностей! Прибавив обороты и переведя машину в устойчивый горизонтальный полет, Дима наконец осмотрелся.

Серая лента шоссе, только что тянувшаяся сквозь колхозные поля под правым крылом, куда-то исчезла. Исчезла и узкая речушка, петлявшая у самой околицы деревни, как, впрочем, и сама деревня. Внизу развернулась безжизненная холмистая степь, а далеко впереди, почти у самого горизонта, темнел горный кряж. Дима бросил взгляд на своего пассажира: впервые с момента их короткого знакомства тот улыбался.

– Туда рули, – указал он рукой направление, ориентируясь по каким-то одному ему ведомым приметам – компас тут не работает, спутников тоже нет.

Дима послушно сменил курс. Холмистая пустошь, укрытая пятнами бедной растительности, выглядела неоднородной: в почве тут и там виднелись провалы, часть которых напоминала неглубокие овраги, часть – давно заброшенные карьерные выработки с осыпавшимися каменистыми склонами, за которые цеплялись сухими корнями чахлые деревца. Под крылом проплыли развалины масштабного сооружения, похожего не то на бывший ангар, не то на полуразрушенный заводской цех, сквозь провалившуюся крышу тянулись ввысь циклопические бетонные опоры, точно выбеленные ветрами и слегка обглоданные ребра поверженного великана. А вдалеке, меж холмами, сверкнул и погас яркий солнечный блик. Река? Нет, это узкая, тонкая стальная нить, разрезающая надвое унылый грязно-бурый пейзаж. Железная дорога!

– Мы на месте, – снова подал голос Стас, – посмотри налево.

Небольшое здание из красного кирпича, огороженное высоким забором, пара похожих на сараи построек поменьше, вышка, смахивающая на пожарную каланчу. На флагштоке вяло болтается неразличимое отсюда в деталях светлое полотнище. То, что болтается, а не полощется на ветру, – это хорошо, меньше проблем на посадке. Недалеко от ворот вроде бы просматривается относительно ровная площадка с твердым грунтом, на которую вполне можно попробовать умоститься.

Приземлить самолет в незнакомом и не подготовленном для этого месте – задача непростая, хоть и выполнимая. Диме пару раз доводилось сажать машину буквально «перед собой», когда отказывал двигатель из-за некачественного или разбавленного топлива. Сейчас мотор работает ровно, так что можно не торопиться. Он плавно уменьшил обороты до трех тысяч, контролируя при этом показания высотомера, затем привычным движением рычага выпустил закрылки. Прямо перед площадкой обнаружилась небольшая кочка, которая будет мешать посадке, так что угол глиссады придется выдерживать побольше, а выравниваться из-за этого предстоит чуть раньше, чтобы скомпенсировать высокую вертикальную скорость. Что ж, попробуем.

Вновь взревел двигатель, винт слился в сверкающий диск, и машину ощутимо потянуло вверх. Дима качнул ручку управления в сторону, рассчитывая выполнить широкий круг перед окончательным заходом. Стас завозился в правом кресле, вновь вцепился в сиденье, аж костяшки пальцев побелели. Ничего, потерпит.

Из здания меж тем стали выбегать люди в камуфляже, привлеченные шумом кружащего над их обиталищем самолета. Трое мужчин, все вооружены. Худощавой девичьей фигурки нигде не видно, хотя Анна и обещала встретить его на месте. Возможно, ждет в здании или куда-то отлучилась ненадолго. Как бы то ни было, разглядывать высыпавшую из ворот делегацию было уже некогда: земля стремительно приближалась.

Обороты, закрылки, скорость. Тон поющего свою протяжную песню мотора чуть изменился, стало слышно, как снаружи упруго свистит ветер, обтекая фюзеляж. Бурая поляна с клочками жухлой травы замелькала под крылом: Дима потянул ручку управления на себя, создавая посадочное положение, и тут же ощутил спиной мощный гулкий удар – колеса коснулись земли. Поверхность только сверху казалась ровной: самолет весело подпрыгнул на одной кочке, потом на другой, снова попытался взмыть в небо, однако пилот уже убрал газ до малого и осторожно нажал на тормоза. Теперь главное не переборщить, иначе шасси заблокируются, и машину непредсказуемо занесет. Прокатившись почти до самой границы пустыря, обозначенной густыми зарослями колючего кустарника, Дима развернул самолет по направлению к воротам и выключил мотор. Троица в камуфляжных куртках, поднимая тяжелыми подошвами башмаков целое облако пыли, уже торопливо бежала к ним навстречу.

– А где Анна? – спросил Дима, обернувшись к своему провожатому. Стас непристойно срифмовал слово «где», расстегнул непослушный замок привязного ремня и не терпящим возражений тоном распорядился:

– Вылезай, приехали.

Группа встречающих разделилась: двое остановились в десятке шагов, направив на вновь прибывших стволы автоматических карабинов, третий приблизился почти вплотную и замер, заложив руки за спину. Был он невысок ростом и уже не молод, смуглая обветренная кожа ярко контрастировала с белоснежной сединой волос и пушистыми, густыми, седыми же бакенбардами, делавшими их обладателя похожим на забавного мультяшного льва. Пожалуй, он выглядел бы смешно и даже комично, если бы не острые, колючие глаза, изучавшие сейчас Диму с отстраненным интересом и даже скрытой иронией.

– Меня зовут Всевед, – представился носитель роскошных бакенбардов, – добро пожаловать на тринадцатую заставу пограничного корпуса территории Клондал.

Голос у него тоже был мягкий, обволакивающий, тягучий, как патока. Говорил старик с каким-то легким акцентом, но Дима, как ни старался, не смог с ходу придумать четкую характеристику этому нюансу произношения.

– Я…

– А вы – нарушитель пунктов восемнадцать точка три и двадцать два точка один всеобщего таможенного уложения Центрума. То есть преступник. Будьте добры, покажите запястье правой руки.

Дима замялся в полной растерянности. Пограничный корпус? Застава? Клондал? Куда он, черт возьми, попал?

– Делай что говорят, – пробасил у него за спиной Стас. Дима неохотно закатал рукав. Видимо, удовлетворившись результатами осмотра, старик кивнул.

– Я вынужден вас задержать, – бархатисто и ласково протянул он, словно не сообщал об аресте, а предлагал дорогому гостю выпить чаю с конфетами, – надеюсь, это ненадолго.

Глава 3

Окна здесь были узкими, как бойницы, и потому пропускали слишком мало света. Собственно, порой им и приходилось выполнять именно такую функцию, о чем красноречиво свидетельствовали многочисленные небрежно замазанные известью выбоины на кирпичном фасаде заставы. Сейчас за стеклом и вовсе клубилась серая мгла: над пустошью бушевала песчаная буря, по словам пограничников – явление в этих широтах нередкое.

– Клорион валдарринг дол саурлен…

– Ден саурли, – поправил Диму Всевед, – это прошедшее время.

Сурганский, с его чудовищным количеством времен и артиклей, давался Диме с трудом в отличие от клондальского, откладывавшегося в памяти на удивление легко. Даже несмотря на то, что в первые дни после прохода Вратами у любого человека обостряются способности к обучению и запоминанию, в чем его клятвенно заверил начальник заставы. Грех не воспользоваться такой замечательной возможностью.

– Давай заново, – сварливо произнес старик и протянул Диме раскрытую почти посередине книгу.

– Клорион валдарринг…

Самолет пограничники не без труда закатили в дальний сарай, который Всевед почему-то называл амбаром, – поместился он туда впритык, пришлось даже временно снять ворота. Затем Димины биографические данные занесли в толстый журнал, заставили заполнить анкету на трех листах и подписать бумагу о том, что он ознакомился с таможенным уложением и впредь обязуется свято его чтить.

Первая неприятность случилась с Димой уже спустя пару часов пребывания в чужом мире – стоило ему усесться на стул, как в наступившей тишине раздался неприятный треск, и джинсы, которые он надел еще на Земле, выходя из дома, буквально расползлись по швам. Краткое исследование показало, что скреплявшая куски ткани нить была, по всей видимости, синтетической – она рвалась от малейшего прикосновения и рассыпалась в черный порошок, напоминающий толченый графит. Аналогичная участь постигла и пуговицы на рубашке: пластмасса стала вязкой, как пластилин, текла и пачкала руки. Вторая неприятность тоже не заставила себя долго ждать: стоило Диме подняться на ноги, как он ощутил, что шагает по холодному полу босиком: отклеившиеся подметки ботинок остались лежать на полу, причем, скукожившись и искривившись, они приняли такую причудливую форму, что вернуть их в исходное состояние, наверное, не взялся бы даже профессиональный сапожник. Всевед, бормоча себе под нос невнятные ругательства, порылся в подсобке и вручил ему бесформенные штаны темно-серого цвета. Ткань оказалась грубой, с жесткими и неудобными швами с внутренней стороны, а сами штаны сантиметров на десять короче, чем нужно. Зато ботинки из грубой кожи с подкованным деревянным каблуком пришлись впору, правда, издавали при ходьбе такое громкое цоканье, что со стороны казалось, будто по комнате скачет как минимум небольшой табун лошадей. Подходящей рубашки в хозяйстве у старика не нашлось, однако хлопчатобумажная ткань, даже утратив все до единой застежки, рассыпаться в прах покамест вроде бы не собиралась. Получив пригоршню разномастных металлических пуговиц, иглу и нить, Дима принялся портняжничать.

Можно смело сказать, что ему повезло: попытка переправить целый летательный аппарат в Центрум расценивалась по местным законам как экспорт запрещенных технологий, то есть преступление высшей степени тяжести. На жаргоне контрабандистов это называлось неприглядным термином «тухляк», и будучи пойманными на подобном они вполне могли поплатиться за свой проступок жизнью. Как говорится, без суда и следствия: безымянных могил на просторах высушенных солнцем пустошей Клондала хватало. Диму спасло лишь то, что контрабандисты решили использовать его втемную, не предупредив о возможных последствиях, а сам он никакого преступного умысла не имел. Ему даже не пришлось убеждать в этом Всеведа: по словам начальника заставы, пограничники давно следили за этой группой, в которую помимо Анны и внедренного агента Стаса входили еще несколько человек. Правда, раньше они запрещенными к ввозу в Центрум технологиями не интересовались вовсе, предпочитая зарабатывать по мелочам. Собственно, именно поэтому до поры до времени пограничники и закрывали глаза на их активную деятельность. Дима даже подозревал, что не безвозмездно. А вот то обстоятельство, что кто-то сумел опередить эту команду и забрать из квартиры чертежи, прихватив с собой заодно и их создателя, очень сильно расстроило и разозлило старика.

– Сурган, – неохотно начал тогда свой рассказ Всевед, – это такое государство на востоке отсюда. Индустриально развитое и с большими амбициями. Есть у меня стойкое подозрение, что твоя подруга-контрабандистка планировала переправить чертежи именно туда. Хорошо, что нам удалось сорвать эту сделку. Плохо, что кому-то повезло больше, чем ей. Если бумаги или сам конструктор попадут через границу туда, быть беде.

– Почему?

– Грядет война, – вздохнул начальник заставы, – большая война, парень. Сурганцы сейчас активно скупают технологии по всем мирам, не только у нас. Правда, не все им продают. А время играет против них. Если тамошним инженерам удастся в сжатые сроки построить по готовым лекалам мощный и легкий авиационный двигатель, топливо для которого не разлагается в Центруме, баланс сил заметно изменится. Сурган получит подавляющее преимущество, такое, что и представить сложно. Это будет мощь, которую противникам не сломить.

– Причем вы всеми силами желаете этого не допустить, – закончил за него Дима.

– А для чего мы тут, по-твоему, сидим? – хохотнул старик. – Если все начнут свободно шастать с полными рюкзаками барахла туда и обратно, порядка не жди. Недоглядишь – и к нам домой такое притащат, Хиросима с Чернобылем безобидными вечеринками покажутся.

Всевед посерьезнел, немного помолчал и добавил:

– Без нормальной авиации сурганцам в грядущей заварушке ой как несладко придется. Она им нужна, причем позарез. Вот и крутятся, как умеют…

По всему выходило, что Диме на какое-то время лучше остаться здесь. Всевед предложил ему ровным счетом два варианта на выбор: убраться на Землю прямо сейчас, чему он с нескрываемой радостью был готов поспособствовать, или же присоединиться к пограничному корпусу, написав заявление о приеме на службу. Правда, для этого кандидатуру должны были утвердить в штабе после всех проверок и формальностей, что, по словам старого пограничника, обычно занимает некоторое время. Корпус, если верить старику, постоянно испытывал дефицит толковых кадров, только принимали на службу далеко не всех.

Возвращаться не имело никакого смысла: раз уж в деле замешаны иные миры, в существовании одного из которых Дима только что убедился на собственной шкуре, полиция ему вряд ли поможет, да и дорога обратно в Центрум будет для него закрыта навсегда. Значит, начинать поиски нужно здесь. В то, что к похищению отца пограничники никоим боком не причастны, он поверил даже быстрее, чем в сам факт возможности путешествий из одной вселенной в другую: этим парням уж точно было бы выгоднее прикончить старика на месте, чтобы не множить проблем. Даже если бумаги не доберутся до покупателя, отец без труда восстановит чертежи или построит еще один образец двигателя. Как с досадой заметил Всевед, теперь им самим предстоит приложить усилия, чтобы разыскать изобретателя во что бы то ни стало. На Земле или в Центруме. Живого или мертвого. Дима надеялся, что все-таки живого. Больше всего во всей этой истории он беспокоился о здоровье отца – больное стариковское сердце могло и не выдержать подобных приключений. Нет, лучше не думать об этом.

Иными словами, альтернатив хитроглазый пограничник ему вроде бы и не оставил. Вздохнув, Дима попросил перо и бумагу. «Молодец, – одобрительно хлопнул его по плечу Всевед, – походишь пока в рекрутах, да и ребятам к тебе присмотреться надо. Все одно потом характеристику писать. В общем, осваивайся помаленьку». На чем, бишь, он там остановился? Клорион валдарринг…

Хлопнула дверь, и в помещение шагнул Стас в сопровождении второго пограничника, представившегося Диме по местной традиции кличкой Стылый. Давний знакомец поставил в угол карабин, снял и встряхнул куртку, избавляясь от забившегося под воротник мелкого песка. Стылый тут же протопал подкованными подошвами в общую гостиную, завозился возле стоявшего у стены буфета. Звякнуло стекло, забулькало.

– Ни хрена, – подвел итог их короткому походу Стас. – Паровозники говорят, не было таких пассажиров.

– И по другим заставам ничего, – шумно отдуваясь и занюхивая выпитое рукавом, добавил Стылый. – Может, в Штаб телеграфировать?

– Это успеется, – ответил Всевед. Порылся в ящике стола, достал оттуда свернутый в трубку бумажный лист, раскатал перед собой, прижав по углам чернильницей и пустым стаканом. На свет явилась испещренная множеством мелких значков и линий карта. – Значится, так, – склонился над столом старик, – мы находимся вот тут. Из нашего мира, из местности, откуда исчез отец этого молодого человека, попасть можно только сюда, в пустоши возле границы с Цадом…

Всевед обвел на карте пальцем небольшой круг.

– Отсюда похитители могли переправить его поездом вот сюда, в Антарию, или сюда, в Гранц. Однако железнодорожники утверждают, что в последние дни никого, похожего по описанию, туда не возили. Выводы?

– Я бы на их месте потащил его кратчайшим путем в Цад, – мельком взглянув на карту, произнес Стылый. – Граница тут проходит через пустошь, так что, считай, и нету ее, той границы. Если их ждали… Ну, например, вот здесь… По прямой получается меньше дня ходу. Дорог там нет, лишних свидетелей – тоже. И паровозникам платить не придется.

– Значит, там и нужно искать, – резюмировал Стас.

Всевед бережно свернул карту, убрал ее обратно в стол и обвел присутствующих внимательным колючим взглядом.

– Ну что, друзья-голубчики, придется вам вдвоем скататься в Лирмор. Стас, будешь за старшего, а мы с Рыбаком, как только он вернется, тут на хозяйстве останемся.

– А я? – подал голос Дима.

– Хрен от муравья, – в тон ему ответил давешний попутчик. – Мы со Стылым вдвоем справимся, на кой ляд еще и тебя багажом везти? Опыта никакого, языков не знаешь, Врата открыть не в состоянии.

– Там может быть мой отец, – упрямо мотнул головой Дмитрий. – И я хочу его найти.

– Стас дело говорит, – вступился за своего соратника Стылый, – только мешаться будешь.

– Всевед, ну объясните вы им! – умоляюще посмотрел на начальника заставы Дима. Тот ответил ему ехидным взглядом.

– А и вправду, мальчики, возьмите паренька прогуляться, – елейным голосом произнес старик и улыбнулся одними уголками губ, – заодно и опыта наберется, глядишь, толк какой с него выйдет.

Стас бросил на Диму испепеляющий взгляд, но промолчал.

– Пристрелят – сам будешь виноват, – обнадеживающе сообщил ему Стылый и дружески хлопнул по плечу. – Пойдем, подберем тебе кой-чего из снаряги.

Песчаная буря улеглась столь же быстро, как и началась несколько часов назад. Белесое солнце, словно приколоченное к зениту, жарило так, что с Димы ручьем лил пот, да и провожатые, видимо, в отместку за проявленную инициативу, нагрузили его рюкзаками, как вьючную лошадь. Воздух казался ужасно сухим и драл глотку, что твой наждак, пристегнутая к поясу фляжка уже опустела наполовину, но Дима решил во что бы то ни стало терпеть жажду, чтобы сэкономить воду.

Знаменитые пустоши Клондала полностью оправдывали свое название – вокруг было именно что пустынно, тоскливо и неуютно. Каменистая, с шелестом осыпающаяся под грубой подошвой почва, низкий колючий кустарник, чахлые кособокие деревца, из последних сил цепляющиеся за свою никчемную жизнь. Трава здесь почти не росла, только в тени камней местами стелилась какая-то узколистая, похожая на лишайник поросль, при виде которой на ум Диме приходило кривобокое слово «ягель». Кое-где бурая глина перемежалась серыми каменистыми выступами да осыпями красноватого песчаника, напоминавшего издалека куски застывшей лавы. Наверное, именно так должен был выглядеть типичный марсианский пейзаж в представлении литераторов конца девятнадцатого века.

Хуже всего было то, что ландшафт то нырял в пологую низину, то резко забирал вверх: ноги на подъеме вязли в перемешанном с глиной песке, точно в болоте, сбивали дыхание, выжимая вместе с потом остатки сил. Широкополая панама цвета хаки, прикрывавшая глаза от обжигающих солнечных лучей, уже давно стала мокрой. Дима, стиснув зубы, терпел.

– Если поднажмем, до заката будем на месте, – бросил ему Стылый, взбираясь по сыпучему склону очередного холма. Стас, очутившийся наверху чуть раньше, внезапно замер на месте, предостерегающе подняв руку, Дима от неожиданности едва не налетел на его коренастую спину. Пограничник вскинул карабин, приник к оптическому прицелу, чуть поводил стволом из стороны в сторону. Стылый, последовавший было его примеру, хмыкнул, опустил оружие и вдруг протянул его Диме. Показал заскорузлым пальцем направление.

Сначала в непривычном для глаза окуляре он не различил ничего. Те же камни, песок, приземистый кустарник. Потом меж двух округлых валунов ему почудилось какое-то движение, и он наконец разглядел в прицеле… нечто.

Большая собака или гиена. Шерсть серая, с бурой подпалиной, почти сливающаяся по цвету с окружающим пейзажем. Нет, все-таки для собаки движения какие-то странные: встревоженно застывая, существо опускалось на четвереньки, но как только решало вприпрыжку перебежать на другое место среди камней, все же принимало почти вертикальное положение. Сначала Дима разглядел длинный подвижный хвост, а потом существо оглянулось, прежде чем окончательно сгинуть в близлежащем овраге. Мордочка у него была живая, почти разумная, обезьянья.