Текст книги "Достоевский о науке, капитализме и последних временах"

Закончив с семейством Карамазовых, остановимся подробнее на Иване Верховцеве, о котором мы выше уже начали разговор. Вероятно, этот военный (подполковник, командир батальона) был уже не очень редким типом офицера в русской армии. Он совмещал военную службу с «деланием денег». В романе читаем: «…подполковник, дабы растить двух дочерей достойно и обеспечить им приданое, давал казенные деньги купцу Трифонову под проценты, и тот его, в конце концов, обманул, деньги присвоил – 4,5 тысячи». А дальше быстрое развитие событий, грозящее Ивану Верховцеву позором и судом: «Ну, так и сидит наш подполковник дома, голову себе обвязал полотенцем, <…> вдруг вестовой с книгой и с приказом: „Сдать казенную сумму, тотчас же, немедленно, через два часа“». Подполковник даже пытался застрелиться, только неудачно (самоубийство предотвратила его младшая дочь Агафья). Спасли подполковника от позора и суда Катерина Иванова и Митя Карамазов, Иван Верховцев после этого ушел в мир иной без пятна на мундире: «Когда прапорщик Карамазов растрату покрыл и покрыл „бескорыстно", подполковник на удивление всем благополучно дела сдал новому командиру-майору, тут же слег и через несколько недель умер от „размягчения мозга". Похоронили его с воинским почестями».

Теперь об Аграфене Александровне Светловой (Грушеньке), одной из главных героинь романа. Она – человек новой генерации, отвечающей вполне «духу времени». Она находилась на содержании и воспитании у купца Кузьмы Кузьмича Самсонова, жесткого и хитрого дельца, державшего в жестком повиновении своих сыновей и других членов семьи. Жить без Грушеньки Кузьма Кузьмич не мог, до поры до времени держал при себе. Но при этом не баловал, «.капиталу большого, значительного, он все-таки ей не отделил, и даже если б она пригрозила ему совсем его бросить, то и тогда бы остался неумолим. Но отделил, зато капитал малый, и когда узналось это, то и это стало всем на удивление. „Ты сама баба не промах, – сказал он ей, отделяя ей тысяч с восемь, – сама и орудуй, но знай, что кроме ежегодного содержания по-прежнему, до самой смерти моей, больше ничего от меня не получишь, да и в завещании ничего больше тебе не отделю". Так и сдержал слово: умер и все оставил сыновьям, которых всю жизнь держал при себе наравне как слуг, с их женами и детьми, а о Грушеньке даже и не упомянул в завещании вовсе. Все это стало известно впоследствии. Советами же, как орудовать „своим собственным капиталом", он Грушеньке помогал не мало и указывал ей „дела"».

И далее мы читаем: «И вот в четыре года из чувствительной, обиженной и жалкой сироточки вышла румяная, полнотелая русская красавица, женщина с характером смелым и решительным, гордая и наглая, понимавшая толк в деньгах, приобретательница, скупая и осторожная, правдами иль неправдами, но уже успевшая, как говорили про нее, сколотить свой собственный капиталец…»

Есть в романе герои, зарабатывающие нечистоплотными способами, но всячески пытающиеся представить себя в глазах публики «благородными» и «честными» людьми. Это в основном те, кто считает себя «образованными». Вот, например, Михаил Осипович Ракитин, молодой человек лет 22. В романе он фигурирует как «семинарист», «будущий богослов», «социалист», «журналист», «поэт»; «друг» Леши Карамазова; все надо ставить в кавычки, так как все «липовое». А его «липовая» природа произрастает из того, что он во всем ищет для себя выгоду, желательно быструю и денежную. Как об этом сказано в романе: «.был он человек серьезный и без выгодной для себя цели ничего не предпринимал.» Яркий пример – Ракитин продает своего «друга» Алешу Карамазова Грушеньке Светловой за двадцать пять сребреников (организует по просьбе последней за 25 рублей свидание с Алексеем).

Выше мы рассказали историю Ивана Верховцева и упомянули его партнера по коммерческой деятельности, купца Трифонова. Дмитрий Карамазов вспоминает об этом купце, рассказывая брату Алексею историю своего знакомства с Катериной Ивановной Верховцевой: «Только я вот что досконально знал по секрету и даже давно: что сумма, когда отсмотрит ее начальство, каждый раз после того, и это уже года четыре сряду, исчезала на время. Ссужал ее подполковник вернейшему одному человеку, купцу нашему, старому вдовцу, Трифонову, бородачу в золотых очках. Тот съездит на ярмарку, сделает какой надо ему там оборот и возвращает тотчас подполковнику деньги в целости, а с тем вместе привозит с ярмарки гостинцу, а с гостинцами и процентики. Только в этот раз (я тогда узнал все это совершенно случайно от подростка, слюнявого сынишки Трифонова, сына его и наследника, развратнейшего мальчишки, какого свет производил), в этот раз, говорю, Трифонов, возвратясь с ярмарки, ничего не возвратил. Подполковник бросился к нему: „Никогда я от вас ничего не получал, да и получать не мог“, – вот ответ…» Ну а дальше мы знаем продолжение истории: прапорщик Карамазов выручил командира – дал на покрытие растраты пятитысячный билет, когда пришла за ним самолично младшая дочь подполковника, Катерина Ивановна.

Таким же неприятным, как купец Трифонов, персонажем является некто Трифон Борисович. Персонаж эпизодический, хозяин постоялого двора в Мокром (куда Митя Карамазов в день убийства отца умчался с Грушенькой и где он «прогулял» три тысячи рублей, которые «позаимствовал» у Катерины Ивановны Верховцевой). Трифон Борисович представлял собой откровенного хапугу, бессовестного дельца, который, вероятно, руководствовался принципом «подличать, так подличать»:

«Этот Трифон Борисыч… имел деньжонки значительные, но мечтал и о высшей роли неустанно. Половина с лишком мужиков была у него в когтях, все были ему должны кругом. Он арендовал у помещиков землю и сам покупал, а обрабатывали ему мужики эту землю за долг, из которого никогда не могли выйти. Несмотря на приобретенные уже тысячки, Трифон Борисыч очень любил сорвать с постояльца кутящего и, помня, что еще месяца не прошло, как он в одни сутки поживился от Дмитрия Федоровича, во время кутежа его с Грушенькой, двумя сотнями рубликов с лишком, если не всеми тремя, встретил его теперь радостно и стремительно, уже по тому одному, как подкатил ко крыльцу его Митя, почуяв снова добычу.»

Трифон Борисович в ту последнюю ночь устроил Мите Карамазову кутеж по полной программе (с музыкой и пением). И клялся ему в вечной дружбе. В угаре Митя денег не считал, а хозяин двора хорошо заработал. При этом он прикарманил оброненную Митей «радужную бумажку» (100 рублей). Примечательно, что, когда под утро в Мокром появились следователи (после ночного убийства Карамазова-старшего), он показал против Дмитрия все то, что хотели следователи. А когда Дмитрия увозили в город, то демонстративно не захотел с ним попрощаться.

В рабочих тетрадях к «Дневнику писателя» за 1876 год (ноябрь-декабрь) Достоевский пишет: «Купец есть лишь развратный мужик. Он всегда готов соединиться с жидом, чтоб продать всю Россию» (Том 24, с. 281). Может быть, такое суждение чрезмерно резко (на что указывали писателю при жизни некоторые его оппоненты), но, наверное, в отношении упомянутых выше героев романа купцов Трифонова и Трифона Борисовича это не выглядит преувеличением. О подобного рода купцах современный исследователь В. П. Бойко пишет: «Так, вот негативные качества российского предпринимательства здесь проявляются сполна – кодекс купеческой чести по этим поступкам не напишешь, но главное, что подмечено Достоевским в купцах, у них не отнимешь – страсть к обогащению, подчинение этой страсти всей своей жизни, перешагивание через моральные и этические нормы, утеря совести и человеколюбия. Если одного начинающего предпринимателя писатель называет по имени и отчеству – Трифон Борисович, то другого только по фамилии, и получается единый по своей сути образ – Трифон Борисович Трифонов»[29]29
  Бойко В. П. Ф. М. Достоевский о российском предпринимательстве: художественный образ и реальная характеристика // Вестник Томского гос. ун-та. 2012, № 359.


[Закрыть]. Вот этот собирательный образ «Трифона Борисовича Трифонова» и есть тот самый «развратный мужик», о котором писал Достоевский в своих записках к «Дневнику писателя».

Достоевский о ростовщичестве. Роман «Идиот»

Все знают, что Достоевский писал о ростовщичестве. Но почему-то в этой связи вспоминают только роман «Преступление и наказание». Одним из героев романа является старуха-процентщица Алена Ивановна, которую убивает Родион Раскольников. Но других ростовщиков в романе нет. Алена Ивановна – далеко не главный герой, и ее внутренний мир для нас остался «вещью в себе» (в отличие от внутреннего мира убийцы старухи-процентщицы Раскольникова, которому писатель посвятил многие страницы романа).

Гораздо больше интересного о ростовщичестве и ростовщиках мы узнаем из другого романа Достоевского – «Идиот». Как я уже отмечал в предыдущей статье, почти все герои этого романа (события происходят в Петербурге в 60-е годы позапрошлого века) погружены в мир денег, думают о деньгах, мечтают о деньгах, делают деньги или, наоборот, их транжирят. И важной составной частью этого мира является ростовщичество. Все герои так или иначе соприкасаются с ростовщичеством: одни как ростовщики, другие – как их клиенты, третьи – как мечтающие стать ростовщиками, четвертые – как беспристрастные наблюдатели этого феномена.

Наиболее ярко выписанным ростовщиком в романе является Иван Петрович Птицын: «один молодой и странный человек, по фамилии Птицын, скромный, аккуратный и вылощенный, происшедший из нищеты и сделавшийся ростовщиком». А вот еще о Птицыне: «Это был еще довольно молодой человек, лет под тридцать, скромно, но изящно одетый, с приятными, но как-то слишком уж солидными манерами. Темно-русая бородка обозначала в нем человека не с служебными занятиями. Он умел разговаривать умно и интересно, но чаще был молчалив. Вообще он производил впечатление даже приятное. <…> Известно, впрочем, было, что он специально занимается наживанием денег, отдачей их в быстрый рост под более или менее верные залоги».

С ним так или иначе соприкасаются почти все герои романа: Ганя Иволгин, генерал Епанчин, князь Мышкин, купец Парфен Рогожин и другие. Так, читаем: «С Ганей он был чрезвычайным приятелем.»

А когда Парфен Рогожин вошел в раж и обещал положить к ногам Настасьи Филипповны сто тысяч рублей, то призвал на помощь Птицына: «Сегодня же сто тысяч представлю! Птицын, выручай, руки нагреешь!

– Ты с ума сошел! – прошептал вдруг Птицын, быстро подходя к нему и хватая его за руку: – ты пьян, за будочниками пошлют. Где ты находишься?

– Спьяна врет, – проговорила Настасья Филипповна, как бы поддразнивая его.

– Так не вру же, будут! К вечеру будут. Птицын, выручай, процентная душа, что хошь бери, доставай к вечеру сто тысяч; докажу, что не постою! – одушевился вдруг до восторга Рогожин».

То есть Рогожин дал понять ростовщику, что готов заплатить большие проценты за громадный, а главное срочный кредит. И что удивительно, в короткий срок Птицын собрал эту баснословную сумму, и Рогожин ввалился на празднование дня рождения Настасьи Филипповны с грязной пачкой обещанных денег.

Друг ростовщика Гаврила Ардалионович (Ганя) в разговоре с князем Мышкиным раскрывает тайну первоначального накопления капитала Иваном Петровичем: «Птицын семнадцати лет на улице спал, перочинными ножичками торговал и с копейки начал; теперь у него шестьдесят тысяч, да только после какой гимнастики!»

Ганя, который сам мечтал стать «Ротшильдом» и «королем Иудейским», постоянно удивлялся, почему Птицын так осторожен и сдержан в своих планах и мечтах. Ганя «сердился, например, и на то, что Птицын не загадывает быть Ротшильдом и не ставит себе этой цели. „Коли уж ростовщик, так уж иди до конца, жми людей, чекань из них деньги, стань характером, стань королем Иудейским!"»

Птицын, предпочитающий держать синицу в руке, нежели ловить журавля в небе, отвечает Гане: «Ротшильдом не буду, а дом на Литейной буду иметь, даже, может, и два, и на этом кончу». И далее: «„А кто знает, может, и три!" – думал он про себя, но никогда недоговаривал вслух и скрывал мечту».

В четвертой части книги писатель уже от себя добавляет: «Природа любит и ласкает таких людей: она вознаградит Птицына не тремя, а четырьмя домами наверно, и именно за то, что он с самого детства уже знал, что Ротшильдом никогда не будет. Но зато дальше четырех домов природа ни за что не пойдет, и с Птицыным тем дело и кончится…»

Что очень важно, Птицын считает себя в высшей степени приличным и нравственным человеком: «Птицын был скромен и тих; он только улыбался, но раз нашел даже нужным объясниться с Ганей серьезно и исполнил это даже с некоторым достоинством. Он доказал Гане, что ничего не делает бесчестного, и что напрасно тот называет его жидом; что если деньги в такой цене, то он не виноват; что он действует правдиво и честно и, по-настоящему, он только агент по „этим“ делам, и наконец что благодаря его аккуратности в делах он уже известен с весьма хорошей точки людям превосходнейшим, и дела его расширяются».

C конца 1850-х годов, действительно, в обществе возникает удивительная «толерантность» по отношению к ростовщичеству. Время старых ростовщиков и даже старух-процентщиц (типа Алены Ивановны) постепенно стало уходить в прошлое. На смену им приходили вполне «приличные», благообразные ростовщики типа Птицына. И на момент завершения романа «Идиот» в России появились первые коммерческие банки, которые выглядели тем более «прилично». А ростовщиков стали величать «банкирами». В этой связи на память приходят слова русского писателя Николая Лескова: «Дозволение ростовщикам действовать гласно привело к тому, что теперь многие приучились смотреть на ростовщичество, как на простое коммерческое дело, и такое мнение случается не раз слышать от очень порядочных людей».

Впрочем, в «Идиоте» фигурируют и совсем мелкие процентщики типа Алены Ивановны. Время от времени в романе упоминается некая Марфа Борисовна Терентьева. Кто такая? «„Капитанша", мать Ипполита Терентьева (один из важных героев романа, молодой человек лет 17–18, умирающий от чахотки. – В. К.), „подруга" генерала Иволгина (о нем скажем чуть ниже. – В. К.), вдова бывшего его подчиненного. Пьяный генерал затащил князя Мышкина к ней „познакомить". Это оказалась „дама, сильно набеленная и нарумяненная, в туфлях, в куцавейке и с волосами, заплетенными в косички, лет сорока". У нее, кроме Ипполита, трое маленьких детей, видимо, уже от генерала – две девочки и мальчик. Выясняется… что эта „куцавеешная капитанша" от генерала деньги „получает да ему же на скорые проценты и выдает"».

На втором плане в романе еще фигурируют такие ростовщики, как Киндер и Бискуп которые участвовали вместе с Птицыным в сборе необходимой сотни тысяч рублей для купца Рогожина. Выражаясь современным языком, кредит для Парфена Рогожина получился «синдицированным», т. е. совместным. «Навар» (проценты) был таким, что вслух об этом даже не говорили: «И однако все-таки сто тысяч ходячими деньгами, о которых мимолетно, насмешливо и совершенно неясно намекнула Настасья Филипповна, успели составиться, за проценты, о которых даже сам Бискуп, из стыдливости, разговаривал с Киндером не вслух, а только шепотом».

Еще упоминается мельком такой ростовщик, как отец Парфена Рогожина. Настасья Филипповна, оказавшись в доме Рогожина и увидев портрет покойного папаши Парфена, говорит купцу: «А так как ты совсем необразованный человек, то и стал бы деньги копить и сел бы, как отец, в этом доме с своими скопцами; пожалуй бы, и сам в их веру под конец перешел, и уж так бы ты свои деньги полюбил, что и не два миллиона, а, пожалуй бы, и десять скопил, да на мешках своих с голоду бы и помер, потому у тебя во всем страсть, все ты до страсти доводишь». Да, Парфен не пошел по стопам своего папаши. Занялся торговлей. По мнению Настасьи Филипповны, это делает ему, Парфену, честь. Хоть «необразованный», но ума хватило не стать процентщиком.

Наконец, писатель намекает на то, что в Петербурге множество так называемых «скрытых» процентщиков. Кто это такие? – Состоятельные чиновники и генералы, которые «дружат» с легальными ростовщиками. Первые дают тайком деньги под проценты вторым. Это то, что сегодня называется размещением денег на банковских депозитах. В то время, когда писатель создавал роман «Идиот», коммерческие банки с их депозитными операциями только-только зарождались. Поэтому чиновники и генералы тайно «дружили» с процентщиками. Наверняка, «дружил» и один из богатых героев – генерал Епанчин. В четвертой части романа Достоевский пишет о генералах и чиновниках, которые фактически не служили, а жили, не тужили и добро наживали: «И в самом деле: посредственно выдержав экзамен и прослужив тридцать пять лет, – кто мог у нас не сделаться наконец генералом и не скопить известную сумму в ломбарде? Таким образом, русский человек, почти безо всяких усилий, достигал, наконец, звания человека дельного и практического».

Вторая категория героев – те, кто являются клиентами ростовщиков. Выше я уже упомянул двух таких «клиентов». Во-первых, генерала Иволгина, который выйдя в отставку, стал быстро терять свой статус, беднеть, а еще вдобавок ко всему приобрел вредную привычку винопития. Во-вторых, Парфена Рогожина, который бросился к Птицыну за срочным кредитом в сто тысяч рублей и получил его. Можно дополнительно сказать про генерала Иволгина, что его «роман» с процентщицей Марфой Борисовной закончился для него не очень хорошо: «…Что же касается до генерала Иволгина, то с ним. случилось одно совсем непредвиденное обстоятельство: его посадили в долговое отделение. Препровожден он был туда приятельницей своей, капитаншей, по выданным ей в разное время документам, ценой тысячи на две. Все это произошло для него совершенным сюрпризом, и бедный генерал был „решительно жертвой своей неумеренной веры в благородство сердца человеческого, говоря вообще"».

Третья категория героев – те, кто мечтают стать ростовщиками или, по крайней мере, завидуют им. Вероятно, наиболее ярким представителем этой категории оказывается Ганя Иволгин. Во-первых, он завидует Ротшильдам и равняется на Ротшильдов. А они, как известно, были, в первую очередь, ростовщиками. Во-вторых, напомню, Настасья Филипповна на своем дне рождения в лицо говорит своему бывшему жениху, что тот из кожи вон лезет, чтобы стать ростовщиком: «И добро бы ты с голоду умирал, а ты ведь жалованье, говорят, хорошее получаешь! Да ко всему-то в придачу, кроме позора-то, ненавистную жену ввести в дом! (потому что ведь ты меня ненавидишь, я это знаю!) Нет, теперь я верю, что этакой за деньги зарежет! Ведь теперь их всех такая жажда обуяла, так их разнимает на деньги, что они словно одурели. Сам ребенок, а уж лезет в ростовщики! (курсив мой. – В. К.)».

Наконец, еще одна категория героев – те, кто выступают в качестве наблюдателей и рассуждают на тему ростовщичества. Среди них можно выделить гимназиста Колю Иволгина (сына генерала Иволгина и младшего брата Гани). Ему всего лишь 13 лет. «Коля был мальчик с веселым и довольно милым лицом, с доверчивою и простодушною манерой…» Как можно понять, Коля, в отличие от своего брата Гани, вирусом ростовщичества не поражен. И это дает ему возможность достаточно трезво смотреть на мир этого самого ростовщичества. Вот, например, разговор Коли с князем Мышкиным, который сообщил мальчику, что решил пойти на день рождения Настасьи Филипповны без приглашения. Слова Коли:

«Ну, по какому именно, это пусть будет как вам угодно, а мне главное то, что вы там не просто напрашиваетесь на вечер, в очаровательное общество камелий, генералов и ростовщиков. Если бы так было, извините, князь, я бы над вами посмеялся и стал бы вас презирать. Здесь ужасно мало честных людей, так даже некого совсем уважать. Поневоле свысока смотришь, а они все требуют уважения; Варя (Варвара Ардалионовна Птицына – сестра Коли и Гани Иволгиных и жена ростовщика Птицына. – В. К.) первая. И заметили вы, князь, в наш век все авантюристы! И именно у нас, в России, в нашем любезном отечестве. И как это так все устроилось – не понимаю. Кажется, уж как крепко стояло, а что теперь? Это все говорят и везде пишут. Обличают. У нас все обличают. Родители первые на попятный и сами своей прежней морали стыдятся. Вон, в Москве, родитель уговаривал сына ни перед чем не отступать для добывания денег; печатно известно. Посмотрите на моего генерала (отца Коли генерала Иволгина. – В. К.). Ну что из него вышло? А впрочем, знаете что, мне кажется, что мой генерал честный человек; ей богу, так! Это только все беспорядок, да вино. Ей-богу, так! Даже жалко; я только боюсь говорить, потому что все смеются; а ей-богу, жалко. И что в них, в умных-то? Все ростовщики, все сплошь до единого! Ипполит ростовщичество оправдывает, говорит, что так и нужно, экономическое потрясение, какие-то приливы и отливы, чорт их дери. Мне ужасно это досадно от него, но он озлоблен. Вообразите, его мать (Марфа Борисовна Терентьева. – В. К.), капитанша-то, деньги от генерала получает, да ему же на скорые проценты и выдает; ужасно стыдно! (курсив мой. – В. К.)».

Вот как неиспорченный взгляд тринадцатилетнего отрока воспринимает петербургский свет: «очаровательное общество камелий, генералов и ростовщиков». И метаморфозы в жизни света, когда ростовщики оказались рядом с генералами (а фактически даже над генералами), были почти мгновенные: «И как это так все устроилось – не понимаю. Кажется, уж как крепко стояло, а что теперь?» «Уважаемыми» стали не только ростовщики, но и их жены (Коля говорит о своей сестре Варваре). И, что удивительно, «образованному» обществу быстро сумели «запудрить» мозги и обосновать, что, мол, ростовщичество «полезно». Коля упоминает умирающего молодого человека Ипполита, свято верившего разного рода экономическим и социальным «теориям», которые стали приходить из Европы и отравлять сознание русского человека.

А разве слова тринадцатилетнего Коли не приложимы к сегодняшней ростовщической России? Такое же «очаровательное общество камелий, генералов и ростовщиков». Только сегодня Коля сказал бы уже не «ростовщиков», а «банкиров». А разве сегодня он не мог бы сказать: «И как это так все устроилось – не понимаю. Кажется, уж как крепко стояло, а что теперь?» Еще тридцать лет назад была мощная страна (Советский Союз), где не было никакого ростовщичества, а о нем люди знали только из художественной литературы («Венецианский купец» В. Шекспира, «Гобсек» О. де Бальзака, «Мальтийский жид» английского поэта К. Марло, «Скупой рыцарь» А. Пушкина, «Портрет» Н. Гоголя, наконец, романы Достоевского). А сегодня мы сталкиваемся с тем, что современные ростовщики, прикрывающиеся вывесками микрофинансовых организаций, выдают кредиты под один процент в сутки. Ростовщики Бальзака и Достоевского, как говорится, «отдыхают».

А разве мало у нас сегодня своих ипполитов, которые с умным видом говорят об общественной «пользе» ростовщичества? Только Ипполит из романа «Идиот» был совсем молодым еще человеком, не сумевшим разобраться в лукавом мире нежданно нагрянувшего на Россию капитализма. А сегодня в этой «пользе» нас убеждают солидные профессора из разных вузов типа Высшей школы экономики (ВШЭ). Думаю, что в таких «храмах науки» Достоевский с его антикапиталистическим и антиростовщическим пафосом уже стал persona non grata. Читайте Достоевского, пока его не запретили!