Текст книги "Православное понимание экономики"

Но вернемся к дореволюционной России, разделенной на две части, два народа. Со времен Петра I «русское государство все более и более изолировалось. Между Царем и народом возрос официальный государственный строй, работавший все время для отвлеченной идеи государства (курсив С. Шарапова) и никогда не имевший в виду живого народа. Сложились учреждения – органы этой государственной идеи, работавшие для нее с большим или меньшим успехом. Возникла обширная, разветвленная бюрократия, совершенно заслонившая собой русский народ».

Такое изолированное и самодостаточное существование государственной бюрократии было еще терпимо в России крепостной. После начала реформ Александра II все общество пришло в движение: «Насильственный, но привычный союз помещика с крестьянами лопнул, и каждая сторона должна была искать новых экономических форм для своего труда». Помещикам не оставалось ничего другого, как превращаться в предпринимателя-капиталиста. А крестьянин мог себя реализовать лишь как наемная рабочая сила. Но самостоятельно себя реализовать в новых условиях толком не мог ни помещик, ни крестьянин. И все это еще совпало с переворотом в области техники и промышленности: «Железные дороги, телеграфы, газеты, крупные фабрики, таможенная война, погоня более передовых в промышленности наций за новыми рынками, – все это обрушилось сразу на Россию и застало ее буквально врасплох».

Казалось бы, в этих условиях на помощь растерявшимся помещикам и крестьянам, становящимся на ноги российским предпринимателям, всему народу, нуждающемуся в железных дорогах и других достижениях технической цивилизации, должно прийти государство с его денежной казной, дешевым кредитом, защитительным таможенным тарифом, казенными заводами и компаниями, рабочим законодательством и т. д.

А что было на самом деле? Шарапов пишет: «Официальная Россия в ужасе замахала руками и под влиянием господствовавших теорий стала открещиваться от всякого вмешательства в народное хозяйство. Россия живая – крестьяне, помещики, горожане, промышленники, торговцы – была выдана с головой новому движению и должна была бороться и приспосабливаться, как умела».

Чуть ниже Шарапов отмечает, что русскую историю XIX века с точки зрения отношения государства к народному хозяйству можно разделить на два периода: а) дореформенный; б) послереформенный.

Первый период выражается «в покровительстве народному труду, пусть даже только механическом, – посредством высоких таможенных пошлин, высокого налога на путешественников, внешнего упорядочения государства, умной и бережливой финансовой политики». Особенно ярко такое государственное покровительство проявлялось при Николае I.

Второй период – «эпоха великих социальных и гражданских реформ, эпоха огульного и беспощадного отрицания всего прошлого. Вместе с либерализмом политическим воцарился либерализм экономический. Увлеченное бурным потоком прогресса, правительство делало лишь одно – противоположное идеалам и задачам минувшего тяжелого, но экономически умного царствования. Место серьезных министров-хозяев вроде Канкрина, Кисилева заняли совершенно легкомысленные люди, отрицавшие даже саму идею руководства народным трудом и хозяйством[72]72
  Отметим, в частности, что во время царствования Александра II министерство финансов возглавляли: Брок Петр Федорович (1852-1858); Княжевич, Александр Максимович (1858–1862); Рейтерн, Михаил Христофорович (1862–1878); Грейг, Самуил Алексеевич (1878-1880); Абаза, Александр Агеевич (1880-1881).


[Закрыть]. Управление перестало существовать».

В одной из своих поздних работ «Финансовое возрождение России» (1908) Шарапов еще раз с прискорбием констатирует, что сложившаяся в стране финансовая система построена на заимствованных теориях, которые не учитывают особенности русского человека: «Русская финансовая система взяла себе в основание не русскую науку, не данные русской психологии и экономии, а случайные теории, возникшие в странах иного экономического склада и на почве иных экономических данных»[73]73
  Шарапов С. Ф. Финансовое возрождение России (Доклад, прочитанный в заседании Русского Собрания в Петербурге 9 марта 1908 г.). // Сергей Шарапов. Россия будущего. М.: Институт русской цивилизации, 2011. С. 206.


[Закрыть]. Почему-то вспоминаются слова из рассказа Николая Лескова (1831-1995) «Железная воля»: «Что русскому хорошо, то немцу смерть; и наоборот». Не исключаю, что идея рассказа могла быть подсказана писателю окружающей жизнью, когда «благородные» сословия в России стали во всем подражать европейцам (хотя в центре его рассказа – немец, живущий в России).

Вот и сегодняшние наши реформаторы делают все «противоположное идеалам и задачам прошлого минувшего тяжелого, но экономически умного» периода нашей истории. Речь идет о минувшем советском периоде, когда экономическая функция государства была ярко выражена и проявлялась в планировании народного хозяйства, надежной защите советской экономики от хищных устремлений международных корпораций, регулировании цен и тарифов, освоении природных богатств Севера, Сибири, Дальнего Востока, поощрении научно-технического прогресса, поддержании военно-промышленного потенциала страны и т. п. Сегодняшние власти Российской Федерации стараются замалчивать опыт управления народным хозяйством в советский период, поскольку любое сопоставление того времени и нынешнего – не в их пользу.

В столице дореволюционной России, Санкт-Петербурге, министерств и ведомств расплодилось множество. При этом ни одно из них за народное хозяйство в целом, как пишет Шарапов, не отвечало: «В государственном механизме России не хватает малого: нет органа, которого прямой задачей являлась бы забота о народном хозяйстве, руководство народным трудом, защита национально-экономических интересов! Вести народное хозяйство, иметь ясный план русской промышленной деятельности, поднимать голос за русский национальный интерес – попросту оказывается некому, даже при том непомерном изобилии ведомств и начальств, которым поистине болеет Россия».

Вот и сегодня в Российской Федерации имеются различные министерства: финансов, экономики, промышленности и энергетики, сельского хозяйства, регионального развития и другие. Плюс к этому Банк России. Но за развитие в целом никто не отвечает. Одно ведомство «борется с инфляцией», другое – отвечает за «удвоение ВВП», третье – обеспечивает «инвестиционный климат» и т. д. А реальное отечественное производство гибнет, цены растут, безработица на высоком уровне, народ нищает, страну лихорадят постоянные кризисы. Уже не приходится говорить о том, что отсутствует «ясный план русской промышленной деятельности». И это при том, что у нас накоплен уникальный опыт средне– и долгосрочного планирования народного хозяйства в течение нескольких десятков лет[74]74
  Первый долгосрочный план был принят в декабре 1920 года. Это был план ГОЭЛРО, рассчитанный на 10-15 лет. Он был направлен на развитие не только электроэнергетики, но всего народного хозяйства страны. Таким образом советский опыт планирования экономики насчитывает более 70 лет. После Второй мировой войны многие экономически развитые страны (Германия, Франция, Япония, Голландия и др.) изучали и практически использовали этот опыт.


[Закрыть].

Вновь возвратимся к дореволюционной России. Шарапов отмечает, что отсутствие минимальной заботы о народном хозяйстве со стороны бюрократического государства привело к тому, что благополучие официальной (бюрократической) России оказалось под угрозой: «Наша финансовая политика, имеющая единственной задачей – отыскивать во что бы то ни стало средства для удовлетворения официальной России, становится в тупик. Средства истощены, плательщик разорен, долгов накопилось столько, что делать новые уже не имеет смысла. Русскому государству грозит то же истощение сил, которым страдает и русский народ; правительство пришло к сознанию, что заботу о народном хозяйстве сложить с себя нельзя, что волей-неволей нужно что-то сделать для народного труда и хозяйства». В общем, бюрократическое государство с ужасом увидело, что сук, на котором оно сидит, им же подрублен. Ситуацию надо срочно спасать. Напомним, что Шарапов об этом писал в 1885 году. Как же государственные чиновники стали спасать ситуацию (вернее, самих себя)? Они выбрали самый простой путь: привлекать в Россию иностранный капитал, который будет за правительство поднимать и развивать народное хозяйство. Не думая при этом о последствиях подобного привлечения в страну «капиталистических варягов». Бюрократическое государство ситуацию не спасло, а лишь отсрочило момент, когда сук, на котором оно сидело, обломился. Произошло это в 1917 году.

Сегодняшние наши власти, послушно и последовательно проводя политику экономического либерализма, делают то же самое: они привлекают иностранные инвестиции, то есть окончательно подрубают сук, на котором сидят. Как говорится, история учит, что она ничему не учит. В России это особенно справедливо в отношении тех, кто прилежно выучивает западные экономические теории.

Наиболее важной частью западной экономической науки, по мнению Шарапова, является финансовая наука. Финансовая наука современности подобна военной науке. Обе изобретают новые орудия борьбы. Та финансовая наука, которую взяли на вооружение российские молодые финансисты, была, однако, предназначена не для укрепления позиций России, а наоборот, для того, чтобы Запад сумел одержать победу над нашей страной. В «Бумажном рубле» Шарапов писал: «В экономике, основанной на борьбе, часть ее, финансовая наука, является совершенно последовательным орудием борьбы. Подобно тому как военные техники с величайшей быстротой изобретали в последнее время все ужаснейшие орудия разрушения, западная финансовая наука, развиваясь неумолимо последовательно в одну сторону, выковывала наиболее совершенное орудие для экономической борьбы, переводила эту борьбу с маленького единоборства какого-нибудь сапожника с потребителем или ростовщика с должником на борьбу Ротшильда с целым человечеством, на борьбу мира англосаксонского с германским из-за рынков для мануфактур или на борьбу Америки с Россией из-за золота и пшеницы».

Мысли Шарапова о военной функции западной финансовой науки перекликаются с размышлениями близкого к славянофилам русского предпринимателя Василия Кокорева. В своей книге «Экономические провалы» (1887)[75]75
  Современное издание книги: Кокорев В.А. Экономические провалы: по воспоминаниям с 1837 года. М., 2005. Указанная работа размещена в интернете. В сокращенном варианте работа имеется также в следующем источнике: Платонов О. А. Русская экономика без глобализма. М.: Алгоритм, 2005.


[Закрыть] он писал о славной русской истории и говорил, что Петр I сначала на поле боя терпел поражения, но затем смог, «к удивлению всей Европы, заявить такой исполинский рост военной силы, что после присоединения Крыма и побед на Альпах, в Польше и Финляндии, через сто лет от времени Нарвского поражения мы вступили в Париж победителями и даровали всей Европе мир и освобождение от порабощения Наполеоном I. Мы вырастали в военном деле на почве незыблемого сознания своего будущего великого назначения и на силе духа, верующего в народную мощь; но в деле финансов после каждого поражения мы, наоборот, падали духом и наконец до того приубожились, что во всех действиях наших выражалось постоянно одно лишь рабоподражательное снятие копий с европейских финансовых систем и порядков (курсив мой. – В. К). Продолжая идти этим путем, мы утратили уважение к самим себе и веру в самих себя»[76]76
  Платонов О. А. Русская экономика без глобализма. М.: Алгоритм, 2005. С. 329.


[Закрыть]. «Финансовая война против России настойчиво ведется Европою с начала 30-х годов; мы потерпели от европейских злоухищрений и собственного недомыслия полное поражение нашей финансовой силы», – развивает свою мысль Кокорев[77]77
  Платонов О. А. Русская экономика без глобализма. М.: Алгоритм, 2005. С. 328.


[Закрыть].

Итак, едва Россия пришла в себя от войны с Наполеоном, как Европа опять ополчилась против России, причем оружие было применено совершенно новое, неизвестное русскому человеку и даже государственным мужам. Это и неудивительно: к этому времени Европа уже полностью встала на путь капитализма, всем правили короли биржи и банкиры-ростовщики, а у них главным орудием борьбы были не пушки и снаряды, а кредиты и деньги. Говоря о собственном недомыслии, Кокорев имели в виду прежде всего легкомысленное восприятие государственными деятелями России западных финансовых теорий, предназначенных не для укрепления, а для ослабления государственной мощи нашей страны.

Справедливости ради следует отметить, что Кокорев на несколько лет раньше, чем Шарапов, стал громко и энергично обличать западную экономическую и финансовую науку. Не исключено, что именно Кокорев, которого называли экономическим славянофилом, подвиг Шарапова на размышления о том, какой должна быть денежная система в русском самодержавном государстве. Кокорев особенно акцентировал внимание на том, что западные финансовые теории загоняли Россию в долговую кабалу западным ростовщикам. Кокорев отмечает, что «новые финансисты» эпохи Александра II «сговорились с нашими западными завистниками и стали соединенными силами… проводить идею… о невозможности верховной власти разрешать – без потрясения финансов – печатание беспроцентных денежных бумажных знаков на какие бы то ни было производительные и общеполезные государственные потребности… Мы могли бы на эти деньги построить дома у себя все нужные для железнодорожного дела заводы; но мы неизвестно почему и зачем не решились отступить от исполнения чужеземного догмата, вовсе не подходящего к образу всероссийского правления, и всецело подчинились указаниям заграничных экономических сочинений… Теперь… мы взвалили на народную спину такой долг по платежу, который поглощает почти треть из общего итога государственных приходов… Вот вам и теория, вот вам и плоды каких-то иностранных учений и книжек!.. извольте-ка теперь тянуть лямку платежей, в которую запряжена русская жизнь лжемудрою теорией на целые полвека (курсив мой. – В. К.)»[78]78
  Платонов О. А. Русская экономика без глобализма. М.: Алгоритм, 2005. С. 332.


[Закрыть].

Ядовитые плоды применения в России западной финансовой науки стали созревать достаточно рано. Шарапов пишет: «Финансовая наука выдвигает свои законы, а жизнь им совершенно противоречит. Финансовая наука на основании своих умозрений рекомендует те или иные меры, жизнь их отвергает. Наконец, финансовая наука предсказывает явления, вычисляет их и соображает, а в действительности получается совсем другое, иногда прямо противоположное».

По мнению Шарапова, и за пределами России были умы, которые предлагали альтернативные модели финансового устройства, но в России их теории (и даже имена) замалчивались либо оплевывались. В числе экономистов и государственных и общественных деятелей, которые приближались к пониманию того, как должна быть построена финансовая система, Шарапов в «Бумажном рубле» называет: финансиста-практика XVIII века Джона Ло (сочинения которого плохо поняты и почти полностью забыты и облик которого даже в современной РФ демонизирован и искажен)[79]79
  Кое-что о Дж. Ло можно найти в моей книге «О проценте: ссудном, подсудном, безрассудном» (Книга 1. С. 187–188).


[Закрыть]; некоторых социалистов-утопистов (без упоминания конкретных имен); немецкого экономиста Фридриха Листа (как впервые признавшего великую роль нравственного начала в экономической науке); Адольфа Вагнера (специально посвятившего России огромный труд, «долгое время считавшийся чем-то вроде финансового у нас Евангелия»); Робертуса («к сожалению, только наметившего истинные законы денежного обращения в своей знаменитой книге «Исследования в области национальной экономии классической древности», но отнюдь их не разрешившего»).

В «Бумажном рубле» Шарапов пишет: «Если бы кто-нибудь вздумал действительно научным образом изложить и осветить западные финансовые теории, он убедился бы с первого шага, что на Западе денежной теории вовсе нет, а есть теоретические рассуждения о золоте как деньгах и о замещающих их суррогатах».

Шарапов заостряет внимание читателей «Бумажного рубля» на золоте, поскольку указанная работа преследует двоякую цель: с одной стороны, представить проект здоровой денежной системы для России; с другой стороны, предотвратить переход страны к золотому рублю, который готовил тогдашний министр финансов С. Ю. Витте. В этой связи Шарапов и анализирует господствовавшие в Европе финансовые теории, которыми со временем заразились правящие круги России, и приходит к выводу, что это не научные теории, а всего лишь средства одурачивания и закрепощения народов теми, кто сосредоточил золото в своих руках.

Шарапов делает очень парадоксальное утверждение (парадоксальное для тех, кто учился по общепринятым учебникам экономики): золото – лишь товар, но не деньги; в полном смысле деньгами золото никогда не было. Это заявление диаметрально противоположно принятому в финансовой науке мнению о том, что самыми лучшими деньгами является золото: «С самых отдаленных времен, после перехода античного мира с его натуральным хозяйством к хозяйству денежному, лучшими и почти единственными деньгами считалось золото. Оно действительно с большим удобством исполняло роль денег. Но в сущности это были не деньги, а был “всем нужный товар”, разделенный на точные весовые количества. Понятие о деньгах, совершенно отвлеченное, было привязано, воплощено в металлическом кружке такого-то веса. Таким оно осталось и в наши дни: отвязать, освободить его не пыталась вовсе западная финансовая наука.

При всех неудобствах золота, при явной кабале, в которую только ради золота впадают иногда целые государства, оно давало единственную, но очень важную гарантию: прибавить по произволу золота было почти нельзя, в природе его немного, наличное все размещено в чью-либо собственность – следовательно, никакое злоумышление правительства не может нарушить естественного уровня цен; накопивший золото всегда богач, ибо невероятно, чтобы вдруг были открыты слишком обширные залежи золота и оно, сразу прибавившись в количестве, упало бы в цене.

Все это соображения очень веские, но с наукой ничего общего не имеющие».

В этом отрывке важными являются слова накопивший золото всегда богач. Это соображение действительно не имеющее отношения к науке, но практически важное. Можно сказать, что золото – богатство номинальное или потенциальное. Само по себе золото реальным богатством не является (вспомним историю про царя Мидаса) и нового реального богатства не создает. Но в руках тех, кто его накопил, золото становится средством перераспределения уже созданного реального богатства в свою пользу. Такова тайна золота, и те, кто ее не знает, становятся рабами тех, кто обладает золотом (Шарапов пишет о том, что целые государства впадают в кабалу только ради золота). Если тайна будет раскрыта, то золото потеряет свою силу. Вот хозяева золота и создают финансовую науку. Наука, которая всем людям внушает, что самое истинное богатство – золото, а государствам, что самые настоящие деньги – золотые.

Шарапов приводит в «Бумажном рубле» пространную выдержку из книги И. Кауфмана «Кредит, банки и денежное обращение» (СПб., 1873), посвященную описанию золота (на трех страницах). Коротко об авторе. Кауфман Илларион Игнатьевич (1848-1915) – российский экономист, профессор финансового права Петербургского университета. Как член совета Государственного банка участвовал в разработке денежной реформы Витте. Многие авторы считают Кауфмана основным разработчиком реформы. Современный исследователь дореволюционной экономической мысли пишет, что период творчества Кауфмана «совпал по времени с очередной волной российских либеральных реформ. Этот виток “перестройки” можно назвать буржуазным… Это, конечно, не могло не сказаться на его творчестве… В этом либеральном процессе И. И. Кауфману досталась роль “агитатора и пропагандиста” капиталистических отношений»[80]80
  Базулин Ю. В. Двойственная природа денег. СПб.: Русская симфония, 2005. С. 238–239.


[Закрыть].

Итак, приводим начало указанной выдержки: «Богатство, принявшее форму золота и серебра, воплотившееся в драгоценно-металлическом теле, может всего более сохраняться, всего менее бояться разрушительного влияния времени, всего менее ему подчиняться и, напротив, само всего более над ним господствовать. Но золотое и серебряное тело сверх того имеет то преимущество, что оно одинаково предлагает свои услуги большому и малому богатству: золото и серебро почти до бесконечности делимы и потому могут в себе воплощать богатства самых разнообразных размеров…» Кончается эта пространная цитата следующим: «Драгоценные металлы ставят обладателя ими в центральное положение, равно удаленное от всех пунктов, к которым ведет экономическое движение, и, стало быть, дающее возможность достигнуть с наибольшей скоростью… Всякий, кто обменивает свои товары или оказываемые им услуги на драгоценные металлы, становится через то в центр самого обширного круга, в котором он скорее всего может достигнуть каждого из его периферических пунктов». Примерно в том же восторженном духе писали о золоте и драгоценных металлах авторы других российских учебников по деньгам и кредиту во времена Шарапова[81]81
  Да что там дореволюционные учебники! Мне пришлось в конце 1960-х годов учить политическую экономию капитализма по известному старшему поколению учебнику Э. Я. Брегеля. Там про золотые деньги говорилось примерно то же самое, что и у Кауфмана. Хотя золотой стандарт (в его усеченной, золотодолларовой модификации) доживал уже последние годы.


[Закрыть].

Шарапов называет это описание поэтичным гимном золоту, выражающим отношение евреев к желтому металлу: «Если мы припомним историю еврейского народа после его рассеяния, его психологию с основной чертой грубой утилитарности и стремлением к грубому же материальному владычеству над всем остальным человечеством, мы поймем своеобразную поэзию этих великолепных строк (строк из книги Кауфмана. – В. К)».

Золото, денежная система, основанная на золоте, по мнению Шарапова, – средство реализации стратегических устремлений еврейского народа, которое способствовало нравственному падению всего человечества: «Вот оно, уже не только деловое, но чисто философское выяснение роли и значения золота (речь идет о «гимне золоту», содержащемся в книге Кауфмана. – В. К). Безграничная свобода и, прибавим, безграничная власть капитала, – капитала, не знающего ни родины, ни нравственных законов, – таков еврейский миродержавный идеал. И этот идеал, эта власть путем основанной на золоте денежной системы открыто провозглашены и могущественно легли над миром». Фактически в этих строках Шарапов раскрыл духовно-религиозные корни современного капитализма[82]82
  Через 9 лет после «Бумажного рубля» Шарапова вышла книга немецкого социолога Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма» (1904), в которой была предпринята попытка раскрыть духовно-религиозные корни капитализма. Вебер связывал происхождение капитализма с протестантизмом, что является достаточно поверхностным объяснением. С нашей точки зрения, Шарапов в лаконичной форме дал более глубокое объяснение происхождения капитализма.


[Закрыть].

Мысль Шарапова о еврейском авторстве «гимна золоту» позднее была развернута и углублена его последователями. В частности, русским монархистом Н. Е. Марковым: «Но все, что исходит от еврейства, неизменно сохраняет особый – чисто еврейский дух – одностороннего расового утилитаризма. Даже отвлеченные понятия о добре и зле в еврейском представлении претворяются в утилитарные понятия пользы и вреда… пользы и вреда для евреев. Это до того верно, что в еврейском языке вовсе нет слов “добро” и “зло”, а те слова, которые должны выражать эти понятия, по существу означают “польза” и “вред” (курсив мой – В. К). Хорошо все то, что полезно для еврейства, и наоборот – таков склад еврейского ума и еврейской совести»[83]83
  Марков Н. Е. Русские деньги // Марков Н. Е. Войны темных сил. Статьи 1921-1937. М.: Москва, 2002. С. 421.


[Закрыть].

Соответственно экономическая (и финансовая) наука, навязанная человечеству мировыми ростовщиками (носителями еврейского духа), оперирует понятиями пользы и вреда, выгоды и убытка, коммерческой эффективности и рентабельности и начисто лишена понятия добра и зла, апеллирует к эгоистическому чувству, а не к совести. Марков фактически подтверждает мысль Шарапова о том, что пришедшая в Россию так называемая финансовая наука абсолютно чужда духу русского человека: «В области обмена ценностей, торгового оборота и в особенности в области финансовых ухищрений евреи всегда обладали выдающимися знаниями и талантами и чрезвычайной изобретательностью. Поэтому и финансовая наука вообще, и учение о деньгах в особенности почти всеми своими главными положениями своими и принципами обязаны еврейскому уму, еврейской указке»[84]84
  Марков Н. Е. Русские деньги // Марков Н. Е. Войны темных сил. Статьи 1921-1937. М.: Москва, 2002. С. 421.


[Закрыть].

Современник С. Шарапова Г. В. Бутми сделал очень важное наблюдение: почти вся российская профессура, занимавшаяся вопросами денег, финансов, права, выступала за золотой рубль. В чем причина такого единодушия? Очевидно, что от введения золотого рубля выигрывали банкиры, потому что деньги становились дорогими, соответственно все их финансовые активы (требования) становились более весомыми. Банкиры выигрывали, а люди труда проигрывали, ибо им для покрытия своих обязательств перед банкирами (погашения долгов) надо было произвести и продать больше товаров. Исключение, как отмечал Бутми, составляла интеллигенция: «Интеллигенция больших городов состоит главным образом из лиц, получающих определенное денежное содержание. Вздорожание денег доставляет им больше товаров за те же деньги – выгодно для них. Представители кафедральной науки стоят ближе к интересам городской интеллигенции, среди которой они живут, чем к интересам промышленности и земледелия, с которыми они знакомы лишь теоретически. И представители кафедральной науки за немногими выдающимися исключениями защищают золотую валюту, дающую и им самим больше удобства за те же деньги»[85]85
  Бутми Г. Золотая валюта. К пониманию макроэкономики государства и мира. СПб., 2000. С. 27.


[Закрыть]