Текст книги "Православное понимание экономики"

Василий Кокорев об образовании как «экономическом провале»

Мне не раз случалось посещать лекции политической экономии в Москве и Казани, и эти посещения вполне убедили в том, что слушатели ничему научиться не могут, а сбить себя с толку (если будут верить в лекции, не относясь к ним критически) могут до такой степени, что потом между ними и народною жизнью образуется неисправимое непонимание друг друга.

Василий Кокорев

К теме экономической и финансовой науки тесно примыкает другая тема – отечественного образования. Мы уже отметили, что проникновение ложных и разрушительных экономических и финансовых идей в Россию во времена Кокорева осуществлялось по двум основным каналам – через печать и университеты.

Печать – это газеты, журналы, книги. Об этом канале Кокорев почти ничего не говорит.

А вот интересные мысли об университетах и образовании в XIX веке мы у него находим. Василий Александрович не имел систематического образования, но всю жизнь занимался самообразованием. В том числе, как выясняется, посещал лекции по политической экономии. О том, что творилось в университетских аудиториях, он знает не понаслышке:

«Мне не раз случалось посещать лекции политической экономии в Москве и Казани, и эти посещения вполне убедили в том, что слушатели ничему научиться не могут, а сбить себя с толку (если будут верить в лекции, не относясь к ним критически) могут до такой степени, что потом между ними и народною жизнью образуется неисправимое непонимание друг друга. А сколько таких сбитых с толку людей попало впоследствии на влиятельные финансовые места? И начали эти люди направлять экономическую жизнь России по указаниям Мишелей Шевалье, Адамов Смитов и т. п., и зарыдали наши Трифоны, Прохоры, Матрены и Лукерьи и т. д., а затем надели на себя суму и пошли смиренно по миру питаться подаянием».

Здесь Кокорев упоминает двух светочей европейской политической экономии – Адама Смита и Мишеля Шевалье. Про Адама Смита (1723-1790) – одного из столпов английской политической экономии и автора знаменитой книги «Исследование о природе и причинах богатства народов» (1776) – мы уже неоднократно говорили. Он обосновал учение о рыночной экономике, невидимой руке рынка, экономическом человеке, приоритете частной формы собственности и т. п. Что касается второй фигуры, то о нем сегодня редко вспоминают, но во времена Кокорева имя Мишеля Шевалье (1806-1879) было у всех на слуху. Этот француз стал известен благодаря своей книге «Материальные интересы Франции» (1837). Мишель Шевалье преподавал политическую экономию, через которую активно пропагандировал идеи французского социалиста-утописта Сен-Симона. Вероятно, Кокорев ограничился именами двух европейских политэкономов для того, чтобы показать, что в российских университетах сосуществовали два идеологических течения – капиталистическое и социалистическое. Те студенты, которые заражались капиталистическими идеями, затем пополняли ряды столичной бюрократии и российского предпринимательства. А те, кто заражались социалистическими идеями, становились со временем революционерами или сочувствующими им[53]53
  Во времена Кокорева марксизм как идейное и политическое движение еще только зарождался в России. Позднее (после смерти Василия Александровича) он вытеснил в России идеи утопического социализма.


[Закрыть]. Впрочем, было немало таких молодых людей, в сознании которых капиталистические и социалистические идеи причудливым образом сочетались. В любом случае, народ России стал рыдать отрешений и действий вчерашних студентов, вдохновившихся идеями Адама Смита и Мишеля Шевалье.

Справедливости ради следует признать, что в умственном развращении молодой элиты России участвовали не только отечественные университеты. В самом начале XIX века кафедр политической экономии было в России еще мало (Петербургский университет, Московский университет, Петербургский педагогический институт)[54]54
  В Московском университете, например, кафедра была создана в 1804 году и первоначально называлась кафедрой дипломатии и политэкономии.


[Закрыть]. Молодежь из аристократических кругов предпочитала ездить «просвещаться» в Европу. Вспомним роман Пушкина «Евгений Онегин». Его герой – Владимир Ленский – получил образование в Германии, откуда привез «учености плоды»:

 
Он из Германии туманной
Привез учености плоды:
Вольнолюбивые мечты,
Дух пылкий и довольно странный,
Всегда восторженную речь
И кудри черные до плеч.
 

Ленский учился в Геттингенском университете – одном из самых либеральных в Европе – и поклонялся Канту, чья философия в официальных кругах России считалась опасной и вредной, враждебной христианству. Ленский многозначительно охарактеризован как «поклонник славы и свободы», его отличает благородное «волненье бурных дум», ему свойственно «негодованье, сожаленье, ко благу пылкая любовь». Все это иносказательное обозначение гражданских настроений, о которых в черновой редакции романа говорилось более откровенно: «Крикун, мятежник и поэт».

О вредном влиянии кафедр политической экономии власти России впервые задумались в ходе допросов декабристов. Царь Николай I с удивлением узнал, что, оказывается, мятежники находились под сильным влиянием идей английской политэкономии. Были попытки закрыть кафедры политической экономии, однако они не удались. Кафедры перешли в «спящий режим», а «проснулись» и резко активизировались лишь через три десятка лет, когда начались реформы Александра II.

Кокорев пишет о вредном влиянии кафедр политической экономии на хозяйственную жизнь уже в период реформ. Так, в заключительной части «Экономических провалов» он пишет:

«Мы видели, как чествовали в Москве, сердце России, поставщика хлопка в сырце и устроителя бумагопрядильных фабрик. Это чествование было бы понятно в Лодзи или Дерпте, но и там на это не решились, а в Белокаменной, возле стен старейшего университета, вредоносную деятельность торговца хлопком возводили в заслугу России. К чему же после этого существуют кафедры политической экономии и статистики?»

Чуть ниже Кокорев продолжает ту же тему:

«Все политико-экономические многоглаголания с кафедр, уклоняющиеся от вышеизложенных простых начал, наполняют головы слушателей такими финансовыми и экономическими знаниями, из которых, как мы видели во всем настоящем повествовании, происходят деятели, вовсе не знакомые с потребностями русской жизни и при занятии ими высших должностей могущие повторить ошибки своих предшественников. Кажется, пора убедиться в том, что в России нет политико-экономической науки, выращенной на русской почве, и оттого все наши финансовые деятели, которые явились в 60-х годах пионерами преобразований, хотя трудились добросовестно, с уверенностью, что они преобразовывают русскую жизнь к лучшему, но последствия показали, что труды их незаметно для них самих клонились к ниспровержению общественного благосостояния и порядка».

Итак, Кокорев констатирует, что в России «нет политико-экономической науки, выращенной на русской почве». А из этого вытекает два вывода.

Во-первых, такую науку надо срочно создавать. Мы уже отмечали, что в заключительной части «Экономических провалов» Кокорев ставит задачу «написать руководящую книгу о русской экономической науке».

Во-вторых, пока такой русской экономической науки нет, вовсе прекратить преподавание европейской политической экономии молодежи, а занять ее изучением русской жизни, чему в университетах не уделялось должного внимания. Развивая указанную мысль, Василий Александрович пишет в заключении к «Экономическим провалам»:

«Было бы сто раз полезнее заменить их (кафедры политической экономии. – В. К.) кафедрою изучения русской избы и разъяснить простой вопрос, что если деревня богата своими домовными произведениями, тогда и волость богата, а когда все волости богаты, тогда – и только тогда – богата и вся Россия».

Кокорев с ходу предлагает ряд тем и наглядных пособий для обучения студентов на таких кафедрах русской жизни. Вот первая тема лекции:

«Крестьянская семья, питающаяся милостыней и обливающаяся слезами о расстройстве жизни по случаю увеличения кабаков, представляет собою живую государственную лекцию (гораздо более поучительную, чем все наши экономические лекции), к которой надобно бы было приложить внимательное ухо власти более двадцати лет тому назад».

А вот вторая тема лекции:

«Помещичья семья, вытесненная из своего гнезда бескредитным удушьем и разрушением мелких винокурен и скитающаяся по белу свету уже четверть столетия, составляет вторую государственную лекцию».

Третья тема лекции:

«Кружок людей, умолявший властных лиц не учреждать Главного французского общества железных дорог, а образовать вместо этого русскую деятельность, составляет своего рода поучительную, также государственную, лекцию. Другой кружок, составившийся из 92 патриотических лиц и ходатайствовавший об отдаче Николаевской дороги, выражал собою живой родник чистых струй народной деятельности; но этот родник засыпали разным сором теоретических чужеземных воззрений и т. д. и т. д.».

«Экономические провалы» Кокорева содержат немало полезного материала для подготовки лекций по указанным выше темам. И по многим другим. Кстати, и сегодня, в XXI веке, было бы полезно закрыть бесчисленные кафедры экономической теории, макроэкономики, политической экономии, на которых студентам почти ничего не рассказывается о России и нашей цивилизации. А вместо них учредить кафедры русского хозяйства или русской жизни.

Примечательно, что Россия как великая держава и империя складывалась на протяжении многих веков, не прибегая ни к каким экономическим и финансовым теориям. Хозяйственная жизнь в России процветала благодаря смекалке русского человека, христианской этике, трудолюбию. В России до начала XIX века даже технических учебных заведений почти не было[55]55
  Первое техническое учебное заведение – Горное училище при Берг-коллегии – было учреждено Екатериной II в 1774 году.


[Закрыть]. Жизнь держалась на Кулибиных. Кокорев, в частности, приводит в пример добычу соли из рассолов в России. Этот вопрос Василий Александрович знает досконально, т. к. свою предпринимательскую карьеру начинал на предприятии в Солигаличе (Костромская губерния), где соль добывалась из подземных источников. Еще задолго до европейцев русские люди научились бурить скважины для извлечения из недр соляных растворов:

«И в то время, когда еще Россия не имела солей астраханской, крымской и илецкой, русское народонаселение питалось несколько столетий одною пермскою солью; и все это было создано силою русского простонародного ума в то время, когда еще не было в России ни горного института и никаких технических учебных заведений».

В работе «Путь севастопольцев» Кокорев как специалист с увлечением раскрывает тему добычи соляных растворов из недр, где русские имели несомненный приоритет перед иностранцами:

«А приписанное иностранцам открытие артезианских колодцев давно известно на Руси. В Сольвычегодске, Тотьме, Балахне, Яренске, Солигаличе земля пробуравлена на сто сажень и более в глубину. Способ буравления и инструменты и ныне можно видеть в Тотьме. Там и ныне употребляют бур для получения рассола на выварку соли, и остатки старых стосаженных колодцев, называемых трубами, видны на многих местах. Старики не помнят, когда их буравили; но есть одна труба, называемая Феодосиевскою, потому что буравление ее было производимо преподобным Феодосием Тотемским чудотворцем. И до сих пор по передаче из рода в род сохранились еще многие инструменты, употребляемые по различию пород при буравлении. Названия их, кажется, такие: долота, венки, тюреки, желонки, трезубцы и проч. Сам я видел, как местные кузнецы ковали эти инструменты, а главными мастерами буравления были Жданов и Новожилов, из коих последний помер в великой бедности. Значит, эти люди могли бы устроить нам колодцы для пресной воды в Новороссии и везде, где нужно?»

Кокорев, будучи сам выходцем из народа, не отравленным туманом европейской науки, очень высоко ценит творчество и смекалку русского человека. В статье «Взгляд русского на европейскую торговлю» он пишет:

«Часто бывало и будет, что сотня неграмотных простецов высказывает такие вещи, которые в применении к жизни выходят умнее всякой кабинетной мудрости».

Конечно, Василий Александрович не враг образования. Он считает, что Россия должна быть поголовно грамотной. А наиболее способные должны учиться не только в приходских школах и гимназиях, но и продолжать образование в специальных училищах. Но это «продвинутое» образование должно иметь преимущественно практическую, прикладную направленность, не обременяться европейскими экономическими и финансовыми науками. В статье «Взгляд русского на европейскую торговлю» (1858) Василий Александрович излагает проект создания крупной компании с условным названием «Муравейник». Компания, по замыслу Кокорева, призвана мобилизовать лучших молодых людей страны, которые бы занялись организацией торговли России с Европой на взаимовыгодных началах. Кокорев представляет достаточно подробный план работы «Муравейника». Большое внимание в нем уделяется образованию молодых сотрудников компании. Вот фрагмент этого плана:

«Промышленный словарь России, написанный на местах тех городов и селений, кои войдут в описание.

Чтение лекций о политической экономии и торговле и прикладной химии и механике.

Издание особого журнала о действиях компании с помещением в нем практических статей о промышленности.

Училища для образования детей всех членов… компании в том направлении, какое нужно для пользы дела и развития гражданства.

Клуб промышленности с библиотекой, выставкою картин русских художников и музеем образцовых изделий и товаров, открытым для безденежного входа всем.

Постоянное отправление молодых людей за границу для изучения всего полезного».

Заметим, что этот план был набросан Кокоревым в 1858 году. Для того времени такое внимание к образованию и профессиональной подготовке сотрудников компании было делом неслыханным не только в России, но и в Европе.

Предлагаемые Кокоревым меры по кардинальному реформированию образования в России можно назвать программой-максимумом. Программой-минимумом является прекращение в России зловредного распространения западных лжеучений. В своей статье «Мысли русского, порожденные речью Бисмарка» (1888) Кокорев еще раз формулирует эту задачу-минимум:

«При этом первою заботою должно быть освобождение будущей России, то есть всего нашего юношества, от гнета бедности и от всех вредных влияний, навеянных на него отчаянием и лжеучениями последнего времени».

В предыдущих статьях я уже говорил, что продолжателем кокоревской темы «экономических провалов» можно считать Сергея Федоровича Шарапова. В том числе он продолжил тему «провалов» в сфере образования. Сергей Федорович вспоминает, что еще во времена его молодости наука стала превращаться для молодежи в религию, которая постепенно вытесняла веру в Бога:

«При переходе в высшие школы мы были сплошь материалистами по верованиям… “Наука” была нашею религиею, и если бы можно было петь ей молебны и ставить свечи, мы бы их ставили; если бы нужно было идти за нее на муки, мы бы шли»[56]56
  Шарапов С. Молодежь прежде и теперь // Шарапов С. Россия будущего. С. 592.


[Закрыть].

Кроме того, Шарапов подметил особый интерес молодежи к таким новоиспеченным наукам, как социология и политическая экономия. Что касается второй науки, то это уже была политическая экономия не Адама Смита, а Карла Маркса:

«…Большинство (студентов. – В. К) набросилось на политическую экономию и социологию. Трудно поверить, с каким прилежанием одолевали люди дубовый “Капитал” Маркса, да еще по-немецки. Свежие головы просто трещали от невообразимой путаницы в изложении этого столпа социальной науки, даже и не подозревая, что венцом его трудов будет нечаянное признание самого Маркса, что он “меньше всего марксист сам”. За Марксом следовали более толковый и страстный Лассаль, Огюст Конт, Милль, Спенсер. Этими последними зачитывались»[57]57
  Шарапов С. Молодежь прежде и теперь // Шарапов С. Россия будущего. С. 593.


[Закрыть].

Неудивительно, что после постижения таких наук молодые люди становились космополитами, любовь к России сменялась у них неприязнью и даже ненавистью ко всему русскому, университетская молодежь пополняла ряды анархистов, социалистов и других революционеров, боровшихся с «режимом»:

«В молодежи неведомо откуда появилась злая струя, нам совершенно чуждая. Мы были розовые космополиты, но на всю Россию смотрели снисходительно; здесь вдруг появилась яркая ненависть ко всему русскому. Мы мечтали о конституции и кричали “ура” Александру II, а из этой молодежи анархисты вербовали динамитчиков»[58]58
  Шарапов С. Молодежь прежде и теперь // Шарапов С. Россия будущего. С. 601.


[Закрыть].

Для понимания глубинных причин наших «провалов» в образовании в XIX веке есть смысл обратиться к святителю Феофану Затворнику, который жил примерно в то же время, что и Василий Кокорев. Феофана Затворника очень тревожил процесс отделения светского образования от духовного. Светское образование, не освященное светом Евангелия, наносило, по его мнению, непоправимый ущерб молодежи. В высшей школе зачастую давалось уже не чисто светское образование, а образование, которое было направлено на дискредитацию христианства. Чаще всего в закамуфлированной, но оттого еще более опасной форме. Из стен российских университетов стали выходить вольнодумцы, протестанты, атеисты и даже революционеры (с формальной отметкой в паспорте: «православный»):

«Они прошли все науки в наших высших заведениях. И не глупы и не злы, но относительно к вере и Церкви никуда негожи. Отцы их и матери были благочестивы; порча вошла в период образования вне родительского дома. Память о детстве и духе родителей еще держит их в некоторых пределах. Каковы будут их собственные дети? И что тех будет держать в должных пределах? Заключаю отсюда, что через поколение, много через два, иссякнет наше православие»[59]59
  Феофан Затворник, святитель. Письма о христианской жизни. Поучения. М., 1997. С. 138–139.


[Закрыть].

Впрочем, по мнению святителя Феофана, данный процесс не является фатальным. У русского человека тогда (во второй половине XIX века) еще было время одуматься и изменить свою судьбу:

«Что общего у христианства с характером времени, в которое оно зачалось? Оно засеменено несколькими лицами, которые не были порождением необходимого течения истории; оно привлекало желающих, крепко расширялось и стало общим делом тогдашнего человечества, а все-таки оно было делом свободы. То же и в худом направлении: как развратился Запад? Сам себя развратил: стали вместо Евангелия учиться у язычников и перенимать у них обычаи – и развратились. То же будет и у нас: начали мы учиться у отпадшего от Христа Господа Запада и перенесли в себя дух его, кончится тем, что подобно ему отшатнемся от истинного христианства. Но во всем этом ничего нет необходимо определяющего на дело свободы: захотим – и прогоним западную тьму; не захотим – и погрузимся, конечно, в нее»[60]60
  Феофан, епископ. Мысли на каждый день года по церковным чтениям из Слова Божия. М., 1991. С. 187–188.


[Закрыть].

Обратим внимание: святитель Феофан говорит о западной тьме. В его времена это были, конечно, и многочисленные секты, приходившие из Европы и развращавшие русского человека; и католицизм, который со времен Александра Невского не оставлял надежды поставить Святую Русь под свой духовный и политический контроль; и забрасываемые из-за границы всевозможные ереси, призванные разложить православие изнутри. Но у святителя не меньшее внимание уделяется так называемым науке и светскому образованию, особенно высшему (через которое и происходило заражение наших верхов западными экономическими и финансовыми теориями).

Тучи западной тьмы, о которой говорил Феофан Затворник, опять нависли над Россией. В частности, это проявляется в том, что в нашей высшей школе наблюдается засилье западной экономической и финансовой науки. Я об этом много раз писал. Но внедрять идеи этой науки в сознание студентов пропагандистам «вашингтонского обкома партии» становится с каждым годом все труднее. Первостепенной задачей борьбы за Россию является перестройка экономического образования в нашей высшей школе. Это условие не только экономического, но и духовного возрождения России. Мы должны понимать, что нынешние программы и курсы экономического образования не просто искажают реальность, не просто обслуживают чьи-то материальные интересы, но и имеют мощную антихристианскую направленность, духовно уничтожают русский народ. Одним из важных ориентиров при создании новой, истинно русской системы экономического образования должны стать идеи экономических славянофилов В. А. Кокорева и С. Ф. Шарапова.

Василий Кокорев о созидающей силе русского человека

Каждое государство выражает свою силу по-своему, сообразно географическому положению. Сила Англии – окружающий ее океан, сила Германии, находящейся в средине Европы, – 2 млн войск, но сила России совсем особая и вовсе не сходная с силою других государств. Ее сила – в сохранении своей силы под спудом. Ее могущество – сто миллионов народа с самодержавным царем во главе.

В. Кокорев

Не политико-экономические витийства, не парламентские хитросплетенные речи и не разновидные конституции дадут нам разум для благоустройства и возвеличения России, а живущее в простых чистых сердцах Слово Божие.

В. Кокорев

Кокорев пытается исследовать анатомию экономических провалов на уровне не только государства, отдельных сословий, но и простого человека. Василия Александровича интересует, чем живет русский человек, каковы его сильные и слабые стороны, какие изменения стали с ним происходить, можно ли «подкорректировать» этого человека таким образом, чтобы российское государство начало укрепляться.

Надо сказать, что основная часть размышлений Кокорева о русском человеке содержится в его работе «Путь севастопольцев». Свои мысли Василий Александрович умело в плетает в разговоры участников встречи севастопольцев в Москве, которые возвращаются поездом в Петербург.

Кокорев уверен, что основа мощи русского государства – чувство долга русского человека. Это чувство, в свою очередь, имеет еще более глубокую основу – самозабвение и общелюбие. Это христианские добродетели, которые русский человек впитал с молоком матери:

«Вместе с русской мощью славные наши предки передавали из рода в род и саму основу ее. Как определить ее? Как назвать причину спасительных движений Донского, Ляпунова, Пожарского, Минина и Сусанина? Современные Пожарские, Минины и Сусанины, т. е. все наши славные морские и сухопутные защитники Севастополя, называют все свои подвиги простым исполнением долга. Вот в этом-то простом исполнении долга, смысл коего так многозначен и обширен, и заключается русская мощь. Стремление к этой обязанности – исполнению долга – доступно лишь только тем, кто преисполнен чувством любви ко всем, кто в личных своих успехах, наносящих вред другому, видит общее зло, а в успехах человечества – собственный рост. Поэтому славное наследство, полученное нами от предков, мы должны назвать: самозабвение и общелюбие».

Вот если выйти на этот клеточный уровень, тогда становится понятно, что именно здесь начались мутации русской жизни: стали угасать любовь к ближним и самозабвение; на их место пришло себялюбие; вместо упования на Бога появилась вера в себя – самонадеянность. А вслед за этим повредился ум человека. Это помутнение человеческого рассудка – результат гнева Божия. Иначе говоря, экономические провалы России имеют глубинные духовные причины:

«Тяжело стало нашему корыстному и мельчающему веку хранить это священное наследие: чувство общелюбия начало угасать, а затем последовала утрата самозабвения. Опустелые места нашего сердца заменились заботой о самих себе, и ум стал опираться на шаткую подпору самонадеянности. Произошло явление, столь же естественное и столь же простое, как исполнение долга; но между этими двумя простотами оказалась великая разница в последствиях. Произошло вот что: самые отголоски самозабвения и общелюбия сделались нам сначала неприятны, потом укоризненны и наконец несносны; мы начали обнаруживать на них вражду.

Умолк всякий глагол, исходящий от сердца. Все получило другие очертания, другие побуждения; самый склад русского человека стал изменяться.

Оказалось… но что оказалось? Вот общее определение: беден бедный человек с его бедными надеждами на один свой бедный ум, действующий без помощи практического и сердечного сотрудничества.

Между тем как мысли наши, лишенные прав гражданства, блуждали в какой-то пустыне бесплодия, вдруг грянул гром, севастопольский гром, принимаемый земной суетой за последствие дипломатических недоразумений, а христианским созерцательным смирением объясняемый явлением гнева Божия».

В «Пути севастопольцев» участники разговора в вагоне наперебой приводят примеры сострадания и готовности оказывать помощь ближнему. Вот один из них:

«Идут, например, арестанты через какую-нибудь бедную деревню, идут и гремят своими железными оковами; а к ним выступают из бедных, полусгнивших хижин старики, жены, дети; выносят хлеб, квас, и кроме того подают: кто грош, кто пятак. Что же движет людьми? Идут, говорят, несчастные, но не наше дело осуждать, а поможем им для утешения горькой их доли».

Далее разговор переходит к таким качествам русского человека, как доверие и честность. При этом многие примеры относятся к деловой жизни. Они свидетельствуют о том, что русские купцы и их партнеры живут по правилу: «Уговор дороже денег»:

«Пойдемте мыслями на север, в глушь, в северные уезды Вологодской губернии, там вы увидите чудо: замков нет, все амбары и кладовые притворены только дверью и завязаны веревочкой, чтобы скотина не вошла; все стережет значение древнего русского слова: “Да будет стыдно вору”. Сила этого слова резко проявляется в Архангельской губернии: тамошние крестьяне продают оленьи шкуры галичанам, отдают их без денег, которые должны заплатить покупщики на будущий год, по продаже оленьих шкур, и полученные ими расписки при прощании с купцами отдают им же, говоря: береги у себя, чтоб тебе знать, сколько надо привезти денег, – и ни разу не было случая неисправного платежа, несмотря на то что доверие не оформлено ни гербовой бумагой, ни маклерской книгой. Что же скрепляет дело с той и другой стороны? Опять древняя пословица: малое неправедное большое праведное измещет.

Слыхали ли вы про никольского купца Грибанова, которому со всего Никольского уезда (Вологодской губернии) свозят крестьяне свои хлебные избытки в его амбары, не говоря о цене и даже не требуя иногда денег? Он им платит их по продаже хлеба в Архангельске; так дело ведется слишком пятьдесят лет; значит, все довольны.

Есть еще в Шадринске, Пермской губернии, купец Фетисов, которому с пяти уездов – Шадринского, Ялуторовского, Камышловского, Челябинского и Ирбитского продают богатые крестьяне хлеб и сало, предоставляя определить цену ему самому по продаже этих продуктов; а следующие за них деньги оставляют у него, говоря: храни у себя дома, целее будут; но только запиши в книгу, сколько ты мне должен.

Много есть Грибановых и Фетисовых! Стоит только поискать, найдутся в каждом уезде своего объема подобные люди».

Смелость, удаль и выносливость – и это качества русского человека. И примеры участников разговора бесчисленны. Вот вам описание того, как осуществляется сплав леса по северным рекам:

«Подобная отвага и смелость бывает при сплаве бревен в С.-Петербург по рекам Олонецкой губернии. Бревна плывут не плотами, а вроссыпь; на круглой поверхности плывущих и вертящихся бревен стоят люди, поддерживая равновесие руками, чтобы не упасть в воду, и в то же время направляя баграми ход всех плывущих бревен, так чтобы они не могли где-нибудь сгрудиться. Бревна проплывают через мельничные плотины, в растворенные шлюзы, где вода от стеснения образует водопад. Тут бревно идет передним концом вниз, и стоящий на нем человек погружается по пояс в воду; потом потонувший конец выскакивает стремительно вверх, и человек с ним, держась на бревне единственною способностью не терять духа. Прибавьте к тому, что сплав делается в апреле месяце, вслед за льдом, когда ноги нельзя обмочить, не схвативши простуды, а крепкая русская натура, привыкшая оттерпливаться от всего, переносит влияние холода, не подвергаясь простуде».

А наши охотники, которые зимой отправляются на многие дни в леса! Разве это не отвага и выносливость?

«А что за чудеса производят звероловы вологодские и сибирские, отправляясь в леса на зиму, с одним топором за поясом и сухарями в сумке!»

Русский человек, совершая каждый день подобные подвиги, не кичится этим, не ищет славы; у него все буднично. Некоторые случаи заслуживают того, чтобы о них знали все в России и даже за ее пределами. Но об этом знают лишь сами герои и узкий круг свидетелей. Вот лишь один такой подвиг, о котором надобно было бы вспоминать в учебниках русской истории:

«А какова беспримерная решимость кемского купца И. Я. Богданова отправить мореходное судно в июле 1852 года Белым морем и Северным океаном в реку Печору?

– Как в Печору? Куда никто не достигал, кроме П. И. Крузенштерна, несмотря на многие попытки!

– Но Богданову удалось достигнуть: его судно было в Печоре и, взяв там 850 пудов семги, благополучно возвратилось в Кемь 25 сентября. Об этом писали в “Коммерческой газете” в ноябре того же года, но только очень кратко. А любопытно бы знать все подробности этого замечательного плавания, как, например: что видели на устье Печоры? Сами ли ловили семгу или купили? У кого купили? Как миновали плавающие льды? И прочее. Особенной награды заслуживают за этот подвиг не только Богданов, но и все находившиеся на его судне. Каковы должны быть молодцы, сделавшие тихомолком, без всякого тщеславия, такое славное дело!»

Говорили в поезде и о других достоинствах русского человека – сметке, чутье, способности быстро перенимать чужое ремесло. Русский мужик ничего на веру не берет, ему надо все обмозговать. Его на мякине не проведешь. Ради приличия он не будет спешить согласиться с другим человеком:

«Все исчисленные нами доказательства смирения и удали русского человека составляют менее чем единицу от сотни его достоинств, еще не открытых, не подмеченных. А сколько других светлых сторон: например, русская сметка, русское чутье, из коих можно бы составить особую науку, для особой русской дипломатии. Стоит только поразглядеть да пораскусить.

А какова способность перенимать всякое ремесло и улучшать его!

Весьма замечательно. Русский крестьянин слушает рассказы о новых предметах, передаваемых ему для исполнения. Всмотритесь в его физиономию, выражающую совершенное нежелание поверить сказанному на слово: он старается отыскать в своей голове или убеждение в вероятности, или свои способы применения. Когда действие мысли усиливается, он невольно чешет голову, крепко думает и все молчит.

Бессознательной веры нет, не ждите от него одобрения, пока он не понял, пока его мысленное око не увидело возможности исполнить; а если вы станете надсаждать его доказательствами и хвалить свое предложение, как бы добиваясь его одобрения и утверждения в неопровержимой пользе нововведения, тогда он закупоривается, и вы услышите короткий ответ: всяко бывает».

А с какой любовью Кокорев пишет о русских умельцах! В каждой губернии, в каждом городе и уезде свой «левша». Причем часто русский умелец делает что-то удивительное, что коммерческой прибыли не приносит, его творчество может быть далеко не утилитарным: