Текст книги "Секретный агент S-25, или Обреченная любовь"

Валентин Лавров
Секретный агент S-25, или Обреченная любовь

Я еще не видел такого человека, который понимал бы русский народ.

Великий князь Александр Михайлович

В основу этой книги положена подлинная история. Она произошла в конце Первой мировой войны. О ней тогда с восторгом говорили и друзья, и враги России.

Так, исследователь работы секретных служб Роберт Букар в 20-х годах писал о герое нашей книги: «Агент S-25 был человеком колоссального роста, храбрый и исключительно энергичный. S-25 обладал выдающимися знаниями языков. Когда он с доброй улыбкой протягивал свою здоровенную ладонь и заявлял: „Я попытаюсь справиться с этим делом!“ – сомнений не было: его усилия увенчаются блестящим успехом. Этого великана не пугали никакие опасности. Он лишь говорил: „Если я не вернусь, позаботьтесь о моих жене и ребенке!“ Эту фразу он произнес и тогда, когда под видом изменника родины и дезертира должен был проникнуть в логово врага…»

Исследователь признался, что ему неизвестно подлинное имя агента S-25. Что ж, нам повезло больше! Он наш земляк, он герой многих наших книг. Более того, нам известен и тот замечательный человек, который присвоил герою это агентурное имя – S-25.

Книга первая
Агентурное имя

Тайна государя

Если в этом мире есть что-нибудь удивительное, так это сцепление случайностей, которые, подобно волшебной шестеренке, таинственным образом поворачивают наши судьбы самым неожиданным, даже мистическим образом.

23 декабря 1916 года, Царское Село. В это солнечное морозное утро началась одна из самых потрясающих историй времен мировой войны. Согласно обычаю, в девять часов государь со своей августейшей семьей и с несколькими приближенными в Розовой гостиной Александровского дворца завершил завтрак. Он направился в свой кабинет, дабы начать прием посетителей.

В те же дни в Петрограде находился знаменитый атлет-красавец граф Соколов. Как всегда, гений сыска остановился в роскошной «Астории». Теперь она кишела шпионами, контрразведчиками, дорогими проститутками, агентами наружной службы, крупными биржевыми спекулянтами и прочими романтическими личностями.

Того же 23 декабря граф Соколов, стоя в исподнем перед распахнутым окном, в которое клубами врывался морозный воздух, заканчивал утреннюю гимнастику. Атлет подбрасывал двухпудовку и мягко принимал ее на могучую спину – вполне цирковой номер. Было жалко, что нет восторженных свидетелей этого блестящего трюка.

И не ведал атлет, что именно в этот момент в царском дворце была решена его судьба.

* * *

Двумя днями раньше, 21 декабря, сразу после похорон несчастного Распутина, Соколов отправился в забитую просителями приемную Главного штаба. Соколов подал на имя военного министра Шуваева прошение о направлении его в действующую армию.

Не обладая даром терпения и зная проволочки российских бюрократов, Соколов уже на другое утро устроил набег в приемную министра.

– Как мое ходатайство?

Дежурный офицер по фамилии Воробьев, молодой человек из провинциалов с погонами поручика и пробором посредине, окруженный толпой просителей, раздраженно посмотрел на Соколова:

– Быстро скачут лошади пожар тушить! Извольте запастись терпением.

Соколова рассердил столь неучтивый ответ. Он удивленно поднял бровь.

– Любезный, как ты смеешь грубить? Какой такой «пожар»? – и, к веселью томившихся в приемной, стал трепать розовое, свежевымытое ухо поручика.

– А-а! – закричал поручик от боли, а еще больше от оскорбленного чувства достоинства. – От-пус-тите! Вы ответите… Я вызываю вас…

Соколов наконец освободил посрамленного юнца, пылавшего краской стыда, и назидательно произнес:

– Не мечтай! Стреляться с тобой не буду, ты еще недостоин! А еще раз дерзость услышу, так набью физиономию и попрошу министра отправить тебя в действующую армию. Бог даст, вернешься приличным человеком.

Соколов вдруг услыхал за спиной голос:

– Аполлинарий Николаевич, кого фронтом пугаете?..

Соколов оглянулся. Перед ним стоял невысокий, хорошо упитанный человек со звездами на генеральской форме, плотно сидевшей на квадратной фигуре. Человек сиял улыбкой и обширной лысиной. Соколов с легкой иронией произнес:

– Ба, сам дворцовый комендант Воейков! Персона влиятельная, важными делами заправляющая. А я, скромный проситель, униженно прошу меня в окопы отправить.

Воейков удивился:

– Что, правда? Впрочем, на вас такое безрассудство похоже. – Махнул рукой. – Ведь вы, граф, не на пост премьер-министра посягаете? А под пули – сколько угодно! – Нынче комендант спозаранку успел договориться о выгодной поставке двору массандровских вин, затем он дегустировал эти продукты и два ящика получил в подарок. По этим важным причинам Воейков находился в благодушном расположении духа. Винные пары размягчили душу царедворца. – Я вам буду протежировать. Где, граф, ваш рапорт?

Соколов кивнул на дежурного. Воейков повернул круглую голову.

– Поручик, дайте сюда рапорт. – Хмыкнул, хотел хлопнуть Соколова по плечу, но вовремя одумался. – Зачем вам к министру идти?

– А к кому? К дворнику, что тротуар чистит?

Воейков пропустил грубость мимо ушей. Он взял Соколова под руку, отвел в сторону и задышал в ухо.

– Помните, в ноябре министр неудачную речь в Государственной думе произнес? Так вот, государь им недоволен. На ниточке повис Шуваев. – Прижал палец ко рту. – Только, граф, вы об этом – ни-ни! – И далее уже громко, на всю приемную, торжественным тоном: – Господин полковник, о вашем благородном желании на передовой служить отечеству я доложу государю.

– Это мой долг! – ответил Соколов.

– Это хорошо, очень хорошо! – отвечал Воейков, одергивая генерал-майорский мундир. Он не верил в слова о долге перед родиной и считал их какой-то приправой к разговору, как, скажем, горчица к обеду. И, желая попасть в тон Соколову, грубовато пошутил: – Была бы шея, а кусок веревки с обмылком всегда найдутся. Ха-ха! Можете, граф, быть уверенным: без дела не останетесь. Как здоровье батюшки? Кланяйтесь ему. Не исключаю, вас еще до Нового года известят о назначении. О’ревуар! – Помахал короткой пухлой ручкой и скрылся в кабинете министра, в который был вхож без доклада.

На другой день, в пятницу 23 декабря, сразу после завтрака, в девять часов пятнадцать минут утра Воейков был на аудиенции у государя.

Дворцовый комендант изложил круг вопросов, связанных с празднованием предстоящего Рождества. Государь высказал свои пожелания и выразительно посмотрел на большие напольные часы.

Воейков заторопился. Уже раскланиваясь, вдруг выпалил:

– Ваше императорское величество, – и неожиданно для самого себя довольно громко усмехнулся: – Известный вам Аполлинарий Соколов домогается отправки на фронт, словно здесь, в тылу, не осталось важных дел. Кругом шатание и непорядки. Одна история с убийством Распутина чего стоит! Вот его рапорт. – И Воейков почтительно протянул пакет. – Кстати, Соколов безобразничал в приемной Шуваева…

Рука Воейкова повисла в воздухе. Государь пакет не принял и недовольно нахмурился.

Всякое упоминание об убийстве старца ему было крайне неприятно, ибо в преступлении были замешаны члены царской фамилии – Феликс Юсупов и двоюродный брат самого Николая – великий князь Дмитрий Павлович. И еще он невольно испытывал чувство жалости и непонятной вины своей перед семьей Распутина. Подумал: «Надо сказать Ане Вырубовой, чтобы дочерей Григория на Рождество пригласила».

Воейков понял свою оплошность. Теперь, в ожидании разрешения покинуть кабинет, он покраснел и неловко переминался с ноги на ногу, при этом всячески ругал себя: «Ах, какой я неловкий, какую глупость сморозил! Зачем я связался с графом? Еще мой покойный батюшка вразумлял: хочешь нарваться на неприятности – сделай ненужному человеку доброе дело!»

Государь задумчиво смотрел на сереющее за окном утро. Он уже было собрался сказать: «Рапорт передайте в приемную военного министра!» – только при упоминании Соколова вдруг вспомнил важный разговор, случившийся тремя днями раньше. Государя озарила остроумная мысль. Он вдруг улыбнулся и оживленно сказал:

– Владимир Николаевич, спасибо, оставьте рапорт Соколова. Я обязательно сегодня же его рассмотрю.

Памятуя, что в одиннадцать следует принять Барка, управляющего Министерством финансов, протянул руку Воейкову:

– Я вас не задерживаю!

Итак, тремя днями раньше, во вторник 20 декабря 1916 года, случился важный разговор. На утреннем приеме у государя был адъютант английского короля Георга полковник Берн. Среди прочих вопросов, которых коснулся англичанин, речь зашла о подводной войне. Король Георг желал, чтобы Россия активизировала свои силы в борьбе с германскими субмаринами. И теперь Берн начал хитрую игру. Он сказал:

– Германские хищники нападают на судовые госпитали, на торговые и пассажирские суда, вполне беззащитные. Так, с января пятнадцатого года по нынешний декабрь потоплено более пятисот британских судов.

– Господи! – воскликнул государь. – Более полутысячи судов! Воображение отказывается понять этот кошмар.

– Мой король уполномочил довести, государь, до вашего сведения следующее. Особенной жестокостью отличается подводная лодка нового типа UN-17 – «Стальная акула». Эта хищница – последнее слово техники. Она отличается небывалой надводной и подводной скоростями, сильным вооружением, большой автономностью плавания.

Государь, с особым интересом относившийся ко всему, что связано с флотом, слушал внимательно. Берн продолжал:

– Прежде «Стальная акула» пиратствовала в Средиземном море. Она напала без предупреждения и потопила наши госпитальные суда «Куин Элла» и «Гленарт», большой океанский пароход «Виктория» со всеми пассажирами, уничтожила несколько торговых судов. Когда терпящие бедствие садились в спасательные лодки или держались на плотиках, немцы безжалостно расстреливали их из пулеметов. Не жалеют ни детей, ни женщин.

Государь печально покачал головой:

– Сочувствую вам, это невиданная жестокость!

Опоздавший к началу встречи и вошедший минутой прежде военный министр Шуваев заметил:

– Фон Тирпиц именно Англии объявил неограниченную подводную войну! Но мы тоже успели пострадать. – И министр блеснул отличной памятью: – Пароход «Киев» был взорван в сентябре прошлого года, как и госпитальное судно «Вперед», потопленное девятого июля. Из радиоперехвата наши установили: это жертвы «Стальной акулы».

Берн согласно мотнул головой:

– Да, никаких принципов!

Государь задумчиво посмотрел на английского гостя:

– Что мешает уничтожению злосчастной «Стальной акулы»?

Берн вздохнул:

– Ваше императорское величество, мы устроили настоящую охоту за UN-17. Так, с большой точностью определяли район действия лодки, устраивали засады, забрасывали бомбами с гидросамолетов, но она, словно невидимка, уходит от погони. Ведь, по ходовым данным, по продолжительности пребывания под водой – это вершина в развитии субмарин. Радиус действия «Стальной акулы» около десяти тысяч миль. После уничтожения «Виктории» известный неустрашимостью капитан третьего ранга Гордон Кембл устроил судно-ловушку.

Государь заинтересовался:

– Что это такое?

– Специально переоборудованный для борьбы с подводными лодками пароход-угольщик. В начале декабря мы получили сведения, что UN-17 пиратствует возле острова Вальхерен. Судно-ловушка прибыло вовремя. Уже на второй день своего патрулирования она была вдруг атакована. Командир вовремя заметил торпеду, шедшую по направлению судна. Он в самый последний момент положил руля, и торпеда попала в кормовое отделение. Судно на две трети наполнилось водой. Команда изображала панику, часть ее пересела на шлюпки. Подводный хищник все еще находился в погруженном состоянии, метров с двухсот подозрительно наблюдая в перископ за происходящим. Затем, желая, видимо, удостовериться, что угольщик скоро пойдет ко дну, лодка направилась прямо на него и прошла совсем рядом, в каких-то саженях двадцати. – Берн все маневры, для большего впечатления, показывал руками. – Кембл прочитал на рубке название лодки – UN-17 и увидал множество белых крестов, изображенных краской, – победных знаков. Командир готов был ликовать, но, как скоро выяснилось, радость была преждевременной. Обогнав судно метров на сто, UN-17 стала всплывать. Ее задача была очевидна: спокойно расстрелять команду угольщика.

– И что дальше? – Глаза государя горели подлинным интересом.

Берн развел руками:

– Опытный Кембл на сей раз допустил промашку. Опасаясь, что немцы первыми откроют огонь, он не дал возможности отдраить люки на субмарине, что она наверняка сделала бы. Кембл приказал атаковать. Моментально взвился английский военный флаг, заградительные щиты упали, и пушки открыли стрельбу. Любая другая лодка тут же пошла бы ко дну, но корпус UN-17 оказался необыкновенно прочным. Стрельба, которая велась практически в упор, казалось, не причинила лодке ни малейших повреждений. Более того, «Стальная акула» в считаные секунды забрала балласт и спряталась в морских глубинах. Кембл провел бомбометание, но безуспешно.

Помолчали. Государь вопросительно взглянул на Берна:

– И что Англия намерена предпринять?

Тот неопределенно пожал плечами:

– Остается полагаться на счастливый случай: UN-17 или наткнется на боевые суда союзников, или подорвется на мине. – С притворным огорчением вздохнул: – Впрочем, у нас есть сведения печального рода. Как нам сообщили надежные информаторы, «Стальная акула» с наступлением весны должна перебазироваться в Северное море. Именно тут субмарина собирается вести активную охоту на союзнические суда, и в том числе на ваши, государь.

Маневр военного дипломата был прост: начав охоту за одной подводной лодкой, русские невольно активизируют тотальную войну на море. Этого англичане давно добивались.

Время визита закончилось.

Государь пожал Берну руку и, провожая его до дверей, заверил:

– Придет час, и мы рассчитаемся со «Стальной акулой».

Берн, словно ожидая этого обещания, воскликнул:

– Вы намерены в ближайшее время уничтожить UN-17? Я могу сообщить об этом королю Георгу?

– Есть намерение, а это уже немало! – уклонился от прямого ответа государь, уже жалея о нечаянно вырвавшейся фразе.

Берн бульдожьей хваткой уцепился за это обещание:

– Громадное вам спасибо, ваше императорское величество! Ваши моряки – мужественны и умелы. Им вполне по силам справиться с любым врагом. Король Георг и английское правительство будут признательны вам.

Государь испытал неловкость. У него не было конкретного плана по уничтожению подводной лодки. И до сегодняшнего дня он ничего не знал об этой проклятой субмарине. Однако заверил:

– Примем безотлагательные меры!

– Непременно, ваше императорское величество, сегодня же отправлю королю Георгу шифрованную телеграмму…

Хотя государь был сильно загружен делами, он то и дело возвращался мыслью к разговору с адъютантом английского короля. Человек долга, Николай понимал исполнение обещания как дело чести. После обеда он пригласил к себе вице-адмирала Рейценштейна – члена Адмиралтейского совета, и министра Шуваева. Государь хотел знать их мнение по поводу просьбы Берна. Мнение было единодушным: «На субмарине невозможно осуществить эффективную диверсию. Однако если у разведки есть к тому малейшая возможность, ее следует использовать».

Шуваев долго жал руку государю. В его глазах светилась надежда: «Может, пост министра за мной сохранят?» Нет, не сохранил. Зато после захвата большевиками власти Шуваев верой и правдой служил в Красной армии. Жизнь закончил обычным образом для того замечательного времени: в 1937 году, после издевательств и пыток, был расстрелян.

* * *

Вечером, закончив прием последнего посетителя – статс-секретаря, обер-гофмейстера Танеева, государь решил действовать. Он подошел к телефонному аппарату, покрутил рычаг, снял трубку, сказал:

– Барышня, соедините меня с полковником Батюшевым.

Через минуту услыхал знакомый голос и сказал:

– Иван Тимофеевич, я прошу вас прибыть ко мне в это воскресенье, двадцать пятого декабря, к девяти пятнадцати утра. И пригласите Аполлинария Соколова. Разговеемся, Рождество Христово – мой любимый праздник. Заодно поговорим о войне с вражескими подлодками.

– Есть, ваше императорское величество! – отвечал руководитель российской разведки. Он тут же отправился в морской отдел, дабы освежить в памяти все, что касается германских субмарин, и изучить последние агентурные сводки.

* * *

Точно в назначенное время государь принял Батюшева – крупного, полноватого господина с коротким бобриком рыжеватых волос, одетого в штатский костюм, и Соколова. Царь находился в приподнято-праздничном состоянии духа, поздравил гостей с Рождеством, выпил с ними по рюмке-другой крымского вина. Обратился к Соколову:

– Как здоровье вашего батюшки? И что ваш сынишка, растет в отца – богатырем?

Соколов отвечал кратко, ибо понимал: сегодня всех интересуют иные, более важные вопросы.

Наконец незаметно перешли к главной теме: созданию Германией подводного флота. Батюшев сказал:

– Ваше императорское величество! Немцы хранят в строжайшей тайне место строительства лодок. Известно лишь, что в начале девятьсот второго года некий д’Эквиле, человек неизвестной национальности – то ли француз, то ли испанец, по профессии инженер, одержимый страстью к субмаринам, приехал в Эссен. Никто не знает, где этот д’Эквиле учился, где он получил практические знания, где проводил эксперименты. Зато мы знаем, что он добился встречи с Фридрихом Круппом и сумел убедить главу грандиозной фирмы воспользоваться его научными изысканиями по постройке подводных лодок. В девятьсот втором году Крупп приобрел верфь «Германия» в Гаардене, это недалеко от Киля.

Государь недовольно поморщился:

– Иван Тимофеевич, все это очень интересно, однако мне давно известно. Могу добавить нечто курьезное: именно в девятьсот втором году на верфи «Германия» под большим секретом соорудили первую крупповскую лодку. И она во многом повторяла субмарину «Жимнот», построенную по проекту француза Гюстава Зедэ еще в 1888 году. И по своим ходовым качествам была крайне слабой. Ее радиус действия был чуть больше четырех миль при трех с половиной узлах скорости. Батюшев с восторгом воскликнул:

– Государь, я поражен: вы великолепно разбираетесь в этом вопросе! И какая изумительная память, помните мельчайшие детали.

Государь тоном лектора продолжал:

– Эта лодка в сентябре девятьсот третьего года провела демонстрационный пробег перед германским императором, и даже сам юный кронпринц Генрих Прусский, любитель опасных приключений, сделал на ней переход. Более того, в этом переходе участвовал наш дорогой Аполлинарий Николаевич. Помните ли, граф, об этом?

– Как не помнить, ваше величество! Поверьте, сильное ощущение – наблюдать изнутри морское царство. Кстати, на другой год мы приобрели у немцев эту лодку, она стала называться «Форель» и была направлена на театр боевых действий с Японией.

Государь с легкой усмешкой сказал:

– Мне припоминается русская поговорка: «На всякого мудреца довольно простоты». Именно мудрый адмирал Тирпиц первоначально противился развитию подводного флота. В начале века он как-то мне сказал: «Субмарины – это оружие оборонительное, а Германия по конфигурации своих берегов и по географическому расположению портов в подводных лодках не нуждается!» Эту же мысль Тирпиц повторил и в рейхстаге. Я не стал разубеждать этого морского волка, но позже он и сам понял свое заблуждение.

Батюшев согласно закивал:

– Да, государь, нынешняя война показала: подлодки – грозное оружие. Они открыли новые возможности ведения войны на море, значительно изменили все ее способы. Полагаю, ваше императорское величество, что в будущей войне подводная лодка, наряду с авиацией, явится наиболее действенным оружием в борьбе на водных просторах. Немцы наконец это поняли. На море они не уступают англичанам. Но наша промышленность тоже интенсивно развивает строительство субмарин. И разведка, государь, не стоит в стороне. Агентурные сведения дали немало ценных материалов.

– А разве я не указывал на необходимость развивать военный флот? Мы обязаны на море стать самыми сильными.

Батюшев закивал головой:

– Да-да, государь, вы говорили об этом давно, еще до войны с Японией. Но как быстро пролетело время…

Государь, медленно смакуя вино рубинового цвета, согласился:

– Да, время бежит стремительно! – и обратился к Батюшеву: – Давно ли, Иван Тимофеевич, мы наслаждались жизнью в Ялте, бороздили Черное море на «Штандарте», пили замечательные вина Массандры… Кажется, что это было в другой, счастливой жизни. Но минуло менее трех лет, то было весной четырнадцатого года! Впрочем, господа, сегодня я пригласил вас, чтобы обсудить важный вопрос, связанный с подводной войной и престижем России.